CC BY
249НАРОДЫ
Этапы и источники формирования славянского населения Казахстана в XVIII — начале XX века
Виктор Алексеенко
В последние годы в историографии всех постсоветских государств распространился морализирующий подход к истории. Но чем больше страсти в оценку прошлого вкладывают его представители, тем, как правило, ниже оказывается их профессиональный уровень. Строгий научный анализ подменяется эмоциональным накалом, а это, по едкому замечанию П. Я. Чаадаева, приводит к «патриотизму лени»1. Широко практикуется упрощенное деление индивидуальных и коллективных субъектов исторического действия на «своих» и «чужих». Тут явно сказывается наследие методологии истории КПСС, только на место классового критерия оценки ставится этнический. Фактически на путях исторического мифотворчества создается «очищенная» или «правильная» истории, весьма далекая от истории подлинной.
Опасность простых и общепонятных исторических схем отмечал в свое время М. К. Мамардашвили, когда следующим образом определял марксистскую теорию общественных формаций: «До предела упрощенная концепция, предназначенная исключительно для того, чтобы запихнуть весь мир в самую маленькую головку, в полуатро-фированный мозг человека, не желающего сделать даже усилия, чтобы попытаться думать»2. Если мы хотим остаться на научной почве, необходимо отказаться от публицистически-вкусовых оценок в академических работах, от того, чтобы ориентировать исторические
Виктор Николаевич Алексеенко, заведующий кафедрой истории древнего мира и средних веков Евразийского университета им. Л. Н. Гумилева, Астана, Республика Казахстан.
исследования на «самые маленькие головки». Как справедливо подчеркивает казахстанский историк Ж. Б. Абылхожин, «с претензией обывателя, “человека с улицы” на то, что он должен с ходу, не имея специального образования и подготовки, понять любую монографию, любую научную статью, не всегда следует соглашаться»3.
Сказанное в полной мере относится и к изучению процесса переселения славян на окраины империи в XVIII — начале XX века, в том числе на территорию казахской степи. Представляется, что как в российской, так и в новейшей казахстанской историографии трактовка этой проблемы в целом носит упрощенный характер. В суждениях историков, в особенности историков, предпочитающих заниматься идеологизированной квазиисторической публицистикой, господствуют две точки зрения: одни настаивают на том, что славяне-переселенцы играли «цивилизаторскую» роль, другие упирают на «колониальный» захват и эксплуатацию. В итоге все опять сводится не столько к анализу, сколько к аксиологии, к якобы научному обоснованию примитивных оценок по шкале «хорошо—плохо».
Прежде чем судить о прошлом, надо его знать. Прошлое же славянского населения Казахстана не может быть определено как хорошо известное, всесторонне изученное. Необходимо исследовать юридическую базу пребывания славян-переселенцев: их права, обязанности, органы управления и самоуправления, формализованные и неформальные принципы отношений с местным населением. В бюрократической Российской империи все эти моменты были прописаны в законах, указах, инструкциях. Занимаются ли ими историки-морализаторы, историки-публицисты? До сих пор недостаточно изучены (и обойдены вниманием творцов «правильной» истории) и весьма обстоятельные данные хозяйственной статистики и демографии, особенно конца XIX — начала XX века. А они, между прочим, позволяют глубоко проанализировать не только профессиональный и социальный состав славянского населения, его половозрастную структуру, но и эффективность хозяйственной деятельности, суть и масштабы ее воздействия на экологию и экономику кочевого хозяйства...
Только опираясь на корпус этих и подобных им источников, можно перевести в научную плоскость рассмотрение различных аспектов проблемы переселения. В данной статье исследуются два взаимосвязанных аспекта — этапы и источники формирования славянского населения Казахстана в XVIII — начале XX века.
Периодизация переселения
Многонациональный состав населения сформировался в Казахстане задолго до Октябрьской революции. При этом среди некоренного населения первое место по численности занимали представители восточнославянских народов — русских, украинцев, белорусов. Как и всякая другая, периодизация их прихода, расселения и укоренения носит в известной мере условный характер — хотя бы потому, что в реальной исторической жизни признаки, по которым один период отделяется от другого, всегда «смазаны» и нередко заявляют о себе не систематическим образом, а дискретно. Однако при отражении прошлого научной мыслью эти неопределенности и неясности отступают на задний план, а на передний выходит тот или иной признак (или совокупность признаков), позволяющий провести примерную разграничительную линию между разными периодами. Применительно к процессу славянского переселения в Казахстан таким признаком представляется смена существенных этносоциальных характеристик самих переселенцев, то есть, по существу, ведущих субъектов колонизации. Его в значительной мере дополняет два других — преимущественная локализация переселенцев на определенных территориях и отличительные особенности государственной политики освоения этих территорий. Если руководствоваться именно данной совокупностью признаков, то тогда этапы формирования славянского населения выглядят следующим образом.
XVI век — 20-е годы XVIII века. Период стихийной казачьей колонизации Западного Казахстана, образования прочно укорененной, устойчивой общности яицких казаков. Он заканчивается подчинением в 1720 году яицких (уральских) казаков астраханскому губернатору и Военной коллегии; до этого события роль государства незначительна.
20-е годы XVIII — начало XIX века. Период организуемой государством военно-пограничной колонизации, с переносом центра ее тяжести на северо-восток Казахстана. В это время активно строятся пограничные линии, Россия как бы отгораживается от степи. Пограничную службу несут солдаты регулярной армии и казаки, командированные из других регионов. Население — нестабильное, «подвижное», может быстро уйти с мест проживания в любое время. Привлекательность жизни на линиях — крайне низкая. Отсюда всевозможные проекты сибирского начальства по обживанию пограничных территорий: создание казенного казачьего землепашества,
привлечение к землепашеству каторжан, полунасильственное крещение джунгар и казахов.
20-е — 60-е годы XIX века. По субъектам и направлениям колонизации этот период во многом напоминает предыдущий. Отличие же заключается в том, что с проведением административно-территориальной реформы 1822—1824 годов совершается переход от погранично-линейной тактики взаимодействия со степью к проникновению в степь. Однако в это время экспансия в основном носит военнополитический характер, поскольку отсутствуют материальные и людские ресурсы для ее социально-экономического «подкрепления».
Конец 60-х годов XIX — начало XX века. Период политико-административной интеграции всего будущего Казахстана в состав Российской империи, сопровождающийся оформлением областного деления присоединенных территорий. После освобождения крестьян от крепостной зависимости и вследствие нарастания аграрного перенаселения в Европейской России образуются «избыточные» людские ресурсы. Государство проявляет все большую заинтересованность в их расселении на окраинах империи — в Сибири, на Дальнем Востоке, а также в Казахстане. В результате происходит смена основного субъекта колонизации: вместо казаков и других служилых людей — крестьяне-переселенцы.
Как видим, до середины XIX века главной социальной группой в составе славянского населения были казаки. На территории Казахстана они были сгруппированы в три казачьих войска: Уральское, Сибирское и Семиреченское. Ниже предлагается их краткая характеристика.
Казачьи войска
Уральское казачье войско. Территория среднего и нижнего течения реки Урал (Яик) начала заселяться казаками с конца XVI века. В начале XVII века яицкие казаки признали себя служилыми людьми Русского государства, но долго сохраняли значительную автономию. Она была ограничена только Петром I. В 1734 году была образована Нижне-Яицкая оборонительная линия, охрана которой была поручена яицким казакам. В 1744 году войско было переведено в состав Оренбургской губернии, после чего принимается решение о заселении казаками всего течения Яика ниже Яицкого городка. В дальнейшем яицкие казаки активно участвовали в крестьянской
войне под руководством Емельяна Пугачева, за что были лишены остатков самостоятельности и переименованы в уральских.
Население войска неоднократно пересчитывалось уже в XVIII веке. Первая перепись, проведенная в 1723 году, показала 5 722 души мужского пола4. Затем переписи проводились в 1746, 1763 и 1803 годах. С 1835 года численность уральского казачества отражалась во Всеподданнейших отчетах наказного атамана. На основе данных станичных атаманов казахстанский историк М. Н. Сдыков рассчитал динамику роста уральского казачества: с 1723 по 1801 год оно увеличилось в 1,8 раза (с 16 203 до 29 588 человек), с 1801 по 1852 год — в 1,9 раза (до 57 803 человек) и с 1852 по 1897 год — в 2,1 раза (до 119 595 человек)5.
В первой половине XIX века население войска увеличивалось в основном за счет естественного прироста, приток извне был незначительным. В соответствии с происхождением делилось оно на две категории — войсковое и невойсковое (иногороднее). В 1868 году иногородним было разрешено приобретать недвижимость на территории войска, что способствовало заметному увеличению их доли. Уже к 1870 году они составляли 21% всего населения войска, в 1897 году — 29,9%6. В 1914 году войсковое население достигло 161,5 тыс. человек, размещалось оно по среднему и нижнему течению реки Урал7.
До середины XIX века уральское казачество было фактически открытым сословием. Нельзя согласиться с утверждением современного казахстанского исследователя М. Ж. Абдирова, будто «никогда яицкие казаки не принимали в свои ряды своих кровных врагов — казахов»8. Не только казахов, но и каракалпаков и представителей других азиатских народов было разрешено принимать в казацкое сословие специальным указом от 14 августа 1848 года. Из башкир в середине века было сформировано целое отделение войска. По переписи 1897 года из 114 166 человек, числившихся в сословии войсковых казаков, тюрков было 6479 человек, или 5,7%9. Собственно казахами указали себя всего 163 человека10 Но не надо забывать о том, что в то время религиозная идентификация значила куда больше этнической: крестившись, тюрки как бы исчезали в массе православных. Поэтому действительный удельный вес и тюркского, и казахского по происхождению компонента войска был более существенным, чем показывают данные переписи.
Сибирское казачье войско. Оно, в отличие от Уральского, было создано государством, направлявшим служилых людей на пограничные со степью линии.
До начала XVIII века русские владения были отделены от казахских кочевий Ишимской пограничной линией. В царствование Петра I начинается проникновение на юг, в зону степей. Толчок ему дало донесение сибирского губернатора кн. Гагарина о том, что в районе города Эркети (Яркенда), тогда подчиненного джунгарам, имеются золотые россыпи. На поиски пути в Яркенд были направлены две военные экспедиции: подполковника Бухгольца и гвардии майора Лихарева. Однако из-за активного противодействия джунгар они потерпели неудачу. Зато с постройкой в 1715 году Ямышевской крепости, в 1716 — Омской, в 1717 — Железинской, в 1718 — Семипалатинской, в 1720 — Усть-Каменогорской и с постановкой в каждой из них гарнизона из пехотных солдат и драгун верховья Иртыша присоединяются к Российской империи.
В 1725 году сибирский губернатор кн. Долгорукий обращается в Сенат с ходатайством о выделении особого штата из 785 крепостных казаков для иртышских крепостей11. Эту дату можно взять за точку отсчета в истории образования Сибирского войска.
Казаки командировались из сибирских городов сроком на год. Штат при этом заполнялся плохо: спустя двадцать лет после обращения Долгорукого в иртышских крепостях числилось всего 489 крепостных казаков вместо испрашивавшихся 785 человек12. Относительная краткосрочность пребывания не способствовала появлению у командированных желания обзавестись собственным хозяйством. Поэтому необходимый провиант доставлялся по Иртышу из городов Сибири. Только с середины 1740-х годов ситуация, под давлением внешне- и внутриполитических обстоятельств, начинает меняться. В 1744 году джунгары разорили рудник Чарышский, а в 1747 году Алтайские рудные заводы переходят от Демидовых к государству. Как следствие, пересматривается пограничная политика, принимается решение о строительстве целой цепи укреплений, протянувшейся через весь Рудный Алтай. Так появляется Колывано-Кузнецкая пограничная линия. Следом за ней сооружаются Новоишимская или Пресногорьковская (Горькая), Иртышская и Бухтарминская линии.
«В техническом отношении, — писал историк сибирского казачества Ф. Усов, — пограничные линии и их крепости отличались простотой и патриархальностью устройства; выражение “крепость” означало в то время просто поселение, огражденное бревенчатым частоколом, рвом и рогатками. Только немногие крепости: Омская, Семипалатинская, Ямышевская, Усть-Каменогорская и Петропавловская были устроены с земляными валами»13.
К концу XVIII века прекратилась практика прикомандирования казаков, стали использоваться иные источники пополнения гарнизонов линий. Одним из них явились джунгары. После разгрома Джунгарского ханства Китаем в 1756—58 годах они в большом количестве прибывают в русские пограничные крепости. Коменданты крепостей получили приказ принимать только тех, кто изъявит желание креститься. Таковых оказалось немало — лишь в августе 1757 года в одном Усть-Каменогорске были крещены 277 человек14. Приняв русские имена, новообращенные, естественно, быстро растворялись в казачьем сообществе. В казаки записывались и казахи, принявшие крещение. Некоторые из них делали то и другое добровольно. Но гораздо чаще крещение и перевод в казачество носили вынужденный, даже насильственный характер.
Еще одним источником пополнения сибирского войска были лица, сосланные в Сибирь по политическим мотивам либо по причине совершения ими уголовных преступлений. Кроме того, в казачество зачислялись и так называемые «выписные казаки» из приграничных крестьян. Они совмещали службу с крестьянскими занятиями.
До середины XIX века на сибирских линиях ощущалась острая нехватка женщин. Поэтому во второй половине XVIII века был принят ряд указов об отсылке преступниц в Сибирь на жительство. Другие указы касались порядка обмена и покупки детей у кочевников. Широкие масштабы получает также практика похищения девушек-казашек. Она всячески поощрялась местным начальством. В результате к концу века только 46% замужних женщин являлись урожденными казачками15.
Сами методы комплектования сибирского казачества показывают, что оно долгое время оставалось открытым сословием, не пользовавшимся какими-либо льготами и привилегиями. Рост его обеспечивался в основном административно-волевыми решениями властей, состав был чрезвычайно разнообразен. В особую и четко организованную общность оно стало превращаться лишь после утверждения 19 августа 1808 года первого штата Сибирского линейного казачьего войска. Тогда сибирские казаки получили особое управление, сословные права и преимущества, был четко определен порядок несения ими воинской службы. После этого сибирское казачество начинает быстро обособляться от остального населения, обретает черты замкнутого, закрытого сословия. Положение 1846 года закрепило сословные повинности казаков, но также наде-
лило их лучшими пахотными землями и угодьями, которые предоставлялись войску в исключительное пользование и по значительно большим нормам, чем крестьянам.
На конец XVIII века историки сибирского казачества (кроме Ф. Усова, здесь следует упомянуть еще Н. Путинцева и М. Хорош-кина) насчитывают на всех линиях около 3 тыс. казаков. Правда, в эту цифру не входят временно прикомандированные; с их учетом, общее количество казаков, находившихся в пределах пограничных линий, было оценено Хорошкиным примерно в 6 тыс. человек16. Затем, вплоть до 1869 года, Сибирское войско растет довольно быстрыми темпами: 1835 год — 43 541 человек, 1846 год — 47 779 человек, 1856 — 84 208 человек, 1866 год — 108 793 человек. Спустя десять лет численность казаков сокращается до 90 125 человек17 Объясняется это тремя причинами: часть казаков были переведены во вновь образованное Семиреченское казачье войско; казаки нескольких станиц были возвращены в крестьянское сословие; в 1869 году было дано разрешение на выход из казачьего сословия офицеров, отставных и неслужилых казаков. Однако спад был непродолжительным, и к 1897 году численность сибирских казаков увеличилась до 103 424 человек, а в 1914 году она составила 169 829 человек18
Семиреченское казачье войско. Это войско отпочковалось от Сибирского. Начиная с 1847 года правительство методами принуждения и поощрения побуждало сибирских казаков переселяться в Семиречье. За двадцать лет удалось переселить 14 648 человек19. В новое войско зачислялись отпускные солдаты, мещане и крестьяне-переселенцы. В 1857 году специальным Положением Сибирского комитета генерал-губернатору Западной Сибири было предписано поощрять к переселению в пределы войска крестьян из управляемого им края. Благодаря этим мерам население Семиреченского войска, еще в 1870 году насчитывавшее всего 17 111 человек, к 1897 году выросло до 33 757 человек. В 1914 году численность его составила 54 350 человек20.
Крестьянская колонизация
Первые русские крестьянские поселения появились на территории
нынешнего Казахстана в Прииртышье в первой половине XVIII ве/п ____ <-» _
ка. С помощью крестьянской колонизации российское правительство рассчитывало решить задачу продовольственного снабжения
пограничных линий и горнозаводского населения Колывано-Вос-кресенских заводов.
В 1760 году издается указ Сената «О занятии в Сибири мест от Усть-Каменогорской крепости по реке Бухтарме и далее до Телец-кого озера; о построении там в удобных местах крепостей и заселении той стороны по рекам Убе, Ульбе, Березовке, Глубокой и прочим речкам, впадающим в оные и в Иртыш реку, русскими людьми до двух тысяч человек» 21. Предполагалось насильно не принуждать, а селить только желающих, причем добровольцы на три года освобождались от податей. Однако замысел этот потерпел неудачу. После того как в 1760 году началась приписка крестьян к заводам Рудного Алтая, число добровольцев резко сократилось. Тогда правительство переходит к испытанным методам феодального государства — принудительному набору и ссылке.
Указ 1760 года разрешал помещикам ссылать своих крепостных на поселение. Со ссыльными отправляли их жен и детей. Тот же указ предусматривал, что для удешевления поставок провианта в пограничные крепости следует расселять ссыльных по Иртышу и Бухтарме и использовать их для сплава судов с хлебом. Через два года Сенат издал другой указ, которым предписывалось селить ссыльных в местах по направлению к Бухтарме и рядом с Усть-Каменогорской, Ямышевской и Омской крепостями. Ссыльнопоселенцам отводилась земля под посевы и покосы, выдавалась ссуда семенами — с условием ее обязательного возврата. В том же 1762 году появился еще один сенатский указ о переселении раскольников. Согласно ему, всем бежавшим в разное время от религиозных преследований в Польшу разрешалось вернуться в Россию. Добровольно возвратившимся давалось освобождение от всех государственных податей и повинностей сроком на шесть лет, после чего они, наравне с другими старообрядцами, обязывались платить двойной податный оклад, установленный еще Петром I. Места под поселения «поляков» отводились в разных районах империи, в том числе на территории Восточного Казахстана, куда и прибыла их большая часть.
Вольная колонизация развернулась в долине реки Бухтармы, куда бежали горнозаводские рабочие с Колывано-Воскресенских заводов, приписные крестьяне и солдаты. Образовав здесь небольшие поселки, они занимались хлебопашеством, охотой, рыбной ловлей. Попытки сибирской администрации уничтожить эти поселки с помощью воинских команд успеха не имели. Убедившись, что силой бух-тарминскую вольницу не искоренить, командующий Сибирскими
укрепленными линиями Г. Штрандман пошел на переговоры с беглыми «каменщиками», как их называли. По его представлению, указом 1792 года бухтарминские беглецы были возвращены в российское подданство на правах «инородцев» — с вытекающим из такого статуса обязательством платить ясак мехами22.
Массовые крестьянские переселения, повлекшие за собой большие изменения в составе славянского населения Казахстана, начались после отмены крепостного права. Они протекали с подъемами и спадами, но фактически на протяжении всего пореформенного периода.
В первые десятилетия после 1861 года попытки крестьян к переселению пресекались. «Уложением о наказаниях уголовных и исправительных» предусматривался арест на срок от двух недель до трех месяцев только за подготовку к переселению. «Подстрекательство» к переселению каралось еще более строго — лишением прав и имущества, заключением в смирительные дома, сдачей в исправительные арестантские роты23. Но, несмотря на все эти меры, самовольное переселение продолжалось. В конце концов, власти почли за лучшее регулировать, а не запрещать переселенческое движение. В 1881 году были утверждены «Временные правила о переселении крестьян на свободные казенные земли», узаконившие переселение некоторой части крестьян. А 13 июля 1889 года был опубликован куда более объемный документ, подводивший под переселение прочную юридическую базу — закон «О добровольном переселении сельских обывателей и мещан на казенные земли и порядке переселения лиц означенных сословий, переселившихся в прежнее время»24.
В 1896 году было учреждено Переселенческое управление, которое начало разрабатывать и публиковать данные о масштабах переселенческого движения за Урал. За предыдущие годы официальных данных такого рода нет. Однако пробел может быть отчасти восполнен по материалам Первой всероссийской переписи 1897 года, поскольку в ходе ее собирались сведения о распределении всего наличного населения областей и губерний по месту рождения. По областям Степного края получается следующая картина. В Акмолинской области числилось 116 594 человека пришлого населения, из них 66 872 человека или 57,4% были уроженцами Полтавской, Самарской, Черниговской, Пермской и Саратовской губерний25 (здесь и далее губернии перечисляются в порядке убывания количества вышедших из них переселенцев). В Уральской области неместного населения было учтено 57 587 человек, причем 43 084 человека
или 74,8% прибыли из поволжских губерний — Самарской, Астраханской, Казанской, Нижегородской и Симбирской26. В Тургайской области, где переселенцев в первом поколении насчитывалось всего 30 194 человека, 20 784, то есть 68,8%, были выходцами из Самарской, Оренбургской, Воронежской, Пермской и Тамбовской губерний27. Наконец, в Семипалатинской области из 16 126 человек учтенного переписью пришлого населения 7 040 или 43,7% переселились сюда из Воронежской, Таврической, Казанской, Вятской и Пензенской губерний28.
Пять губерний, давших наибольшее число новоселов, включают Самарскую губернию (43 747 человек, 19,8% от общего притока людей на территорию Казахстана), Полтавскую (23 360 человек и 10,6%, соответственно), Оренбургскую (13 670 человек, 6,2%), Пермскую (11 559 человек, 5,2%) и Саратовскую (11 096 человек, 5,0%)29. Они представляют различные регионы Российской империи — от Украины по пограничного со степными областями Оренбуржья. Впрочем, надо иметь в виду, что эти цифры не дают полного представления о масштабах переселения и маршрутах основных переселенческих потоков, так как наряду с надлежащим образом оформленным переселением, получавшим отражение в официальной статистике, широко было распространено и самовольное переселение, плохо поддававшееся статистическому учету.
Наибольшим наплывом крестьян-переселенцев отличается период столыпинских реформ. Если за 36 предшествующих ему лет, с 1870 по 1906 год, в Степной край переселились 521 тыс. человек, то за 9 лет, с 1906 по 1914 год включительно, — уже 714 тыс.30. При этом кардинально меняется структура выхода. В 1910 году из общего числа неместных уроженцев Акмолинской области в 439 749 человек, 229 983 человека, или 52,3%, пришли сюда из Полтавской, Екатери-нославской, Самарской, Харьковской и Киевской губерний31. В Тургайско-Уральском регионе, при общей численности пришлых в 169 992 человека, 111192 человека, или 65,4%, прибыли из Полтав-
(J т~1 (J Л/ (J Т7" (J г | 1 и
ской, Екатеринославской, Херсонской, Киевской и Таврической губерний32. В Семипалатинской области — почти тот же набор высылающих губерний-лидеров: 36 801 человек из 73 003 человек прибыли сюда из Таврической, Полтавской, Екатеринославской, Харьковской и Черниговской губерний33.
Очевидно, что поволжские и уральские губернии, занимавшие прежде доминирующее положение по числу приходивших из них в Казахстан переселенцев, уступили его губерниям Малороссии и
Новороссии. Пять губерний, обеспечивших наибольший приток, выглядят теперь так: Полтавская (113 383 человека, 16,6% пришлого населения), Екатеринославская (81 752 человек, 11,9%), Харьковская (54 477 человек, 7,9%), Таврическая (53 917 человек, 7,8%) и Киевская (53 099 человек, 7,7%). Вместе они дали 52,2% притока34.
Из материалов переписи 1897 года автором статьи выбраны и обработаны данные по Акмолинской, Уральской, Семипалатинской, Семиреченской, Тургайской, Сыр-Дарьинской областям (табл. 1 и 2).
Хорошо видны различия между Акмолинской, Семипалатинской, Тургайской и Уральской областями, изначально входившими в состав Степного края, с одной стороны, Семиреченской, переданной в Степной край из Туркестанского в 80-е годы XIX века, и Сыр-Дарьинской, всегда подчинявшейся ташкентскому генерал-губернатору, с другой35. В городах первых четырех областей, образованных в традиционном ареале кочевого хозяйства, славянское население повсюду составляло более половины населения. Объясняется это тем, что само появление здесь городов напрямую связано с продвижением власти империи в степные районы. Города четырех областей
Таблица 1
Абсолютная численность и удельный вес славянского населения в общей численности всего населения, в численности сельского и городского населения, 1897 г.
Область В общей численности населения В уездах В городах
тыс. % тыс. % тыс. %
Акмолинская 225,6 33,1 171,5 28,2 54,1 72,4
Уральская 163,9 25,4 118,0 20,0 45,9 82,8
Семипалатинская 68,6 9,9 39,0 6,2 29,4 53,9
Семиреченская 95,5 9,7 66,7 7,2 28,7 45,6
Тургайская 35,0 7,7 20,1 4,6 14,9 76,2
Сыр-Дарьинская 44,8 3,0 19,0 1,5 25,8 12,5
Составлено и подсчитано по: Первая всеобщая перепись населения Российской империи 1897. СПб, 1904. Т. 81. Акмолинская область. С. 64—65; Т. 88. Уральская область. С. 60—61; Т. 84. Семипалатинская область. С. 68—69; Т. 85. Семиреченская область. С. 66—67; Т. 87. Тургайская область. С. 48—49; Т. 86. Сыр-Дарьинская область. С. 78-83.
Таблица 2
Сравнительная характеристика уровней образованности славянского населения по областям, 1897 г. (%)
Область Образование
в целом по области в уездах в городах
началь- ное выше начального началь- ное выше начального началь- ное выше начального
Сыр-Дарьинская 36,8 6,4 23,9 0,6 46,4 10,7
Уральская 30,0 1,3 27,4 0,3 36,7 3,8
Семипалатинская 24,9 2,2 20,5 0,6 30,9 4,3
Семиреченская 20,5 1,5 16,4 0,6 29,9 3,6
Акмолинская 12,4 1,6 15,1 0,2 30,2 7,8
Тургайская 11,6 0,6 12,1 0,3 22,7 1,1
Составлено и подсчитано по тому же источнику, что и в табл. 1.
возникали прежде всего как военно-административные единицы, как центры управления и крепостные узлы пограничных линий. При этом некоторые крепости, например, Железинская и Бухтар-минская, сыграв свою роль, к концу XIX века пришли в упадок; другие переросли свои первоначальные функции и превратились в относительно крупные экономические и культурные центры — такие как Омск, Петропавловск, Семипалатинск.
В сельской местности славянское население повсюду было в меньшинстве. Его рост в уездах четырех областей и в меньшей степени в Семиречье ускорится уже после переписи с началом столыпинской реформы. До того его концентрация была наивысшей в Уральской и Акмолинской областях. В южных районах, либо отчасти тяготевших к традиционной зоне поливного земледелия (Семиречье), либо непрерывно и органично в нее входивших (бассейн Сыр-Дарьи), славяне были в абсолютном меньшинстве и в городах, и в сельской местности. В то же время во всех областях Степного генерал-губернаторства абсолютная численность сельского славянского населения превышала численность славян, проживавших в городах. В присоединенной же только в 1860-х годах густо заселенной местным земледельческим населением Сыр-Дарьинской области
соотношение сельского и городского славянского населения было прямо противоположным.
Поскольку к моменту проведения переписи крестьяне в славянском населении Казахстана уже преобладали, образовательный уровень населения был невысоким (см. табл. 2). Заметной была и разница в уровне грамотности мужского и женского населения. На 1000 грамотных мужчин в Акмолинской и Тургайской областях приходилось 255 женщин, в Семиреченской — 259, в Семипалатинской — 269, в Сыр-Дарьинской — 307 и в Уральской — 61236. Но если взять данные об уровне образования выше начального, то ситуация меняется и на 1000 мужчин приходится 1142 женщины в Семипалатинской области, 662 — в Сыр-Дарьинской, 630 — в Тургайской, 618 — в Семиреченской и 501 — в Уральской37. Объясняется это тем, что такое образование имели в основном представители дворянства и чиновничества, а в их среде родители стремились дать хорошее образование детям обоего пола.
К 1917 году славянские переселенцы и их потомки образовали крупный массив населения, резко изменив этническую структуру степи. Больше всего их было в Акмолинской области (882,3 тыс. человек), за нею по числу проживающих славян следовали Уральская область (385,0 тыс. человек), Тургайская (321,2 тыс. человек), Семипалатинская (196,5 тыс. человек) и Сыр-Дарьинская (153,8 тыс. человек) 38. При этом в Омском, Петропавловском, Кустанайском и Уральском уездах Степного края они образовывали большинство населения39. Соответственно в 1914 году на их долю приходилось 56,7% всего населения, проживавшего в первой из вышеперечисленных областей, 40,8% — во второй, 37,5% — в третьей, 24,0% — в четвертой и 6,2% — в пятой. В Семиреченской области доля славян составляла 23,5 %, а в населении всего Казахстана — 29,9%40.
* *
*
Проведенный анализ динамики заселения нынешней территории Казахстана пришлым славянским населением, преобладающих социальных и культурных характеристик этого населения позволяет утверждать, что в подавляющем своем большинстве оно составилось из простых тружеников, из русских и украинских крестьян, которые по роду своих занятий и образу жизни не были и не могли быть главным субъектом собственно колониальной эксплуатации казахов.
Казачество, на первых этапах колонизации являвшееся главным источником формирования славянского населения, утрачивает свое прежнее преобладающее значение после того, как с начала XIX века становится закрытым привилегированным сословием, военнослужилой опорой колониального режима. Но до этого превращения оно послужило своеобразным котлом, в котором «варились» представители самых разных этносоциальных групп, нивелировались их этнокультурные различия. Число чиновников и дворян было невелико, и проживали они главным образом в административных центрах.
Таким образом, мощное переселенческое движение славянских народов на территорию нынешнего Казахстана не может быть сведено к простому эпизоду колониального наступления российского государства на казахские земли. Не было оно и чем-то исключительным, обрушившимся на одних только казахов. Широкая экспансия земледельческих культур в ареалы кочевых — общая тенденция развития мировой истории, начиная с Нового времени. Кочевой образ жизни сохраняется на территориях, мало пригодных для земледелия. Так происходит в Турции, Иране и Афганистане, в окраинных провинциях Китая, в Африке в зоне Сахеля. Иначе говоря, мы имеем дело с глобальным, долгосрочным и, самое главное, во многом стихийным процессом. Для кочевников он безусловно обернулся тяжелыми историческими травмами; но вряд ли оправданно считать причиной его возникновения и утверждения в глобальном масштабе одну лишь злую волю «колонизаторов» или какую-то особую агрессивность народов, вступавших на путь внутренней и внешней колонизации экстенсивно используемых земель.
Тем более, что сами эти народы подчас платили не меньшую цену за хозяйственное освоение новых территорий, чем вытеснявшиеся ими кочевники. Громадное пространство Российской империи, а затем и СССР — так называемые «бескрайние просторы Родины» — долгое время рассматривалось как безусловное благо. Между тем до сих пор недостаточно изучен вопрос о негативном влиянии активной колонизации Сибири, Казахстана, Дальнего Востока на социально-экономическое и политическое развитие Европейской России. Развитие «вглубь», по которому шли в XVII—XX веках страны Западной Европы, в России подменялось растеканием «вширь». То же значение имели и движение по освоению целинных земель в середине 50-х годов XX века, и последующие мобилизации трудовых мигрантов на крупные стройки в восточных регионах, окончательно обескровившие российскую деревню.
При всем трагизме былых миграционных процессов на евразийском пространстве, они не могут быть втиснуты в узкие рамки однозначной морализирующей оценки. Впрочем, то же самое следует сказать и в отношении постсоветских миграций. Конечно, можно трактовать происходящее сейчас возвращение миллионов этнических славян на их историческую родину только как восстановление исторической справедливости для народов, в свое время потесненных переселенцами. Не надо, однако, забывать, что оно оборачивается множеством личных трагедий, разрывами в социально -профессиональной структуре населения стран исхода, серьезными экономическими потерями. Но оно же может помочь России выйти из кризиса и совершить рывок в XXI веке. Ведь значительная часть из возвращающихся — квалифицированные специалисты. С другой стороны, отток русскоязычных будет, скорее всего, способствовать установлению более ровных, прагматических, не обремененных этническими проблемами отношений между Россией и бывшими союзными республиками. Примером тому служит опыт трансформации других великих империй недавнего прошлого.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Чаадаев П. Я. Сочинения. М., 1989. С. 150.
2 Мамардашвили М. К. Мысль под запретом // Вопросы философии, 1992. № 5. С. 103.
3 Абылхожин Ж. Б. Очерки социально-экономической истории Казахстана. XX век. Алматы, 1997. С. 3.
4 Сдыков М. Н. Формирование населения Западного Казахстана в XVII—XIX вв. Алматы, 1996. С. 79.
5 Там же. С. 81.
6 Там же. С. 209.
7 Алексеенко Н. В. Население дореволюционного Казахстана (численность, размещение, состав, 1870—1914). Алма-Ата, 1981. С. 55.
8 Абдиров М. Ж.История казачества Казахстана. Алматы, 1994. С. 44.
9 Первая всеобщая перепись населения Российской империи 1897 г. СПб., 1904. Т. 88. Уральская область. С. 116—117.
10 Там же.
11 Усов Ф. Статистическое описание Сибирского казачьего войска. СПб., 1879. С. 10.
12 Там же.
13 Там же.
14 Петров В. И. К вопросу о социальном происхождении сибирского казачества (XVIII — первая половина XIX вв.) // Экономика, управление и культура Сибири XVI-XIX вв. Новосибирск, 1965. С. 209.
15 Там же. С. 211.
16 Хорошкин М. Казачьи войска. Опыт военно-статистического описания. СПб., 1881. С. 38.
17 Там же. С. 72.
18 Алексеенко Н. В. Население дореволюционного Казахстана... С. 58.
19 Леднев Н. З. История Семиреченского казачьего войска. Верный, 1908. С. 202.
20 Алексеенко Н. В. Указ. соч. С. 64.
21 Там же. С. 60.
22 Полное собрание законов Российской империи. Собрание 3-е (далее ПСЗ-ІІІ. — В. А.). Т. XV. № 11166.
23 Уложение о наказаниях уголовных и исправительных. СПб., 1871. С. 286.
24 ПСЗ-ІІІ. Т. IX. № 6198.
25 Первая всеобщая перепись... Т. 81. Акмолинская область. С. 24—25.
26 Первая всеобщая перепись... Т. 88. Уральская область. С. 22—23.
27 Первая всеобщая перепись... Т. 87. Тургайская область. С. 18—19.
28 Первая всеобщая перепись... Т. 84. Семипалатинская область. С. 26—27.
29 Рассчитано по вышеуказанным материалам переписи.
30 Алексеенко Н. В. Население дореволюционного Казахстана... С. 69.
31 Рассчитано по: Турчанинов Н. Характерные черты русского переселения до проведения Сибирской железной дороги и в последующий за ее сооружением период // Вопросы колонизации, 1912. № 11. С. 234—237.
32 Там же.
33 Там же.
34 Там же.
35 Национальные окраины Российской империи: становление и развитие системы управления (отв. ред. С. Г. Агаджанов и В. В. Трепавлов). М., 1997. С. 339—340.
36 Рассчитано по материалам переписи, указанным в примечании к табл. 1.
37 Рассчитано по тому же источнику.
38 Бекмаханова Н. Е. Многонациональное население Казахстана и Киргизии в эпоху капитализма (60-е гг. ХІХ в. — 1917 г.). М., 1986. С. 172.
39 Бекмаханова Н. В глубь казахских степей. Волны колонизации в Центральной Азии // Диаспоры, 1999. № 2—3. С. 109.
40 Алексеенко Н. В. Указ. соч. С. 85.
