CC BY
492
Раздел I. Пленарные доклады
Братусь Б.С. (Москва) ЕСТЕСТВЕННОНАУЧНАЯ И ГУМАНИТАРНАЯ ПАРАДИГМЫ В ПСИХОЛОГИИ: ПРЕЕМСТВЕННОСТЬ ИЛИ СКАЧОК?1
Начну с недавнего впечатления. Весной этого (2005) года состоялась значимая научная конференция, посвященная 120-летию Московского психологического общества. В ряду основных мероприятий было запланировано два круглых стола, которые должны были состояться параллельно в одно и то же время, но в разных помещениях славного Психологического института РАО. Один под названием «Естественнонаучная парадигма в современной психологии», другой - «Гуманитарная парадигма в современной психологии». К назначенному вечернему часу на первый («естественнонаучный»), кроме уважаемых авторитетных ведущих, пришло не многим более десятка участников, тогда как второй («гуманитарный») собрал целиком Большую аудиторию Психологического института.
Увидев столь разительное несоответствие, руководители конференции сочли за благо соединить оба круглых стола в один под общим названием «Естественнонаучная и гуманитарная парадигмы в современной психологии». В результате оба в этот вечер были, на мой взгляд, испорчены. Вместо профессионального разговора о специфике и перспективах каждого подхода все, по сути, свелось к ненужному пререканию, к высказыванию обиды со стороны, в основном, естественнонаучного подхода, к доказательству его единственной истинности и научности. Аргументация при этом была от строгой и точной до аффективной: один из выступавших напомнил, что если ударить палкой по голове, то все гуманитарное сознание исчезнет вмиг, потому надо изучать нейронные основания психики, а не заниматься в психологии гуманитарными рассуждениями, столь легко рассыпающимися от простого физического удара.
Мне вспомнилась эта ситуация потому, что она отразила некоторые действительные тенденции во взаимоотношениях рассматриваемых парадигм. Отметим, по крайней мере, две из них. Первая - это явно выраженная притягательность гуманитарного подхода для психологической публики, его превалирование в этом плане над подходом естественнонаучным. Вторая - невыясненность отношений между ними и, прежде всего, достаточно выраженная тревога со стороны естественнонаучноориентированного крыла за дальнейшую судьбу психологии, которая, по мнению этих ученых, и наукой в строгом смысле может перестать быть, если возобладает гуманитарный подход. Думаю, описанный случай лишний раз подчеркивает значимость и актуальность обсуждения гуманитарного подхода, испытания, постановки его под вопросы, в том числе и те, которые слышаться со стороны заслуженного и столь долго превалирующего естественнонаучного подхода: сможет ли психология в рамках гуманитарной парадигмы оставаться наукой, отвечать ее требованиям; как изменится при этом круг рассматриваемых проблем; появятся ли новые термины и понятия, что произойдет со старыми; будут ли новые критерии истинности, валидности; за что теперь, в конце концов, следует присуждать ученые степени,
1 Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ, проект 04-06-00274.
если эксперимент и прежние способы обработки данных в гуманитарном подходе не предполагаются? Вот лишь самые первые на ум приходящие вопросы, круг же их, разумеется, может стать куда более широким. В данном сообщении, однако, ограничимся самым общим методологическим обзором, памятуя, что мы в начале пути и сейчас важен не спор о подробностях и деталях (при всей их, разумеется, важности), а выбор определяющего направления («куда нам плыть?»).
Начнем поэтому с того, что выйдем из сиюминутности и попытаемся увидеть ситуацию в целом не на пяточке коллизий современной жизни и требований дня, а в более широком культурологическом пространстве. Воспользуемся при этом для экономии рассуждений хрестоматийно известной классификационной схемой Б.М. Кедрова, предложенной им еще в 1966 году на 19-м Международном психологическом конгрессе в Москве. Напомню, что это так называемый треугольник наук, один угол которого (пусть вершина) - науки философского цикла (не забудем, что в прежние времена поблизости располагалась теология, коей философия считалась служанкой). Угол основания справа - науки естественного цикла, слева - гуманитарного. Открытие, эвристика Кедрова в докладе на Международном конгрессе в Москве состояла в том, что вместе с присутствующим в зале А.Н. Леонтьевым и Ж. Пиаже он пришел к выводу, что психология занимает совершенно особое, уникальное место в этой схеме - она помещается в середине так очерченного поля наук.
Философия
Гуманитарные Естественные
науки науки
Зафиксируем этот взгляд, эту исходную для наших рассуждений позицию, в которой, обратим внимание, снято само противопоставление гуманитарной и естественнонаучной парадигм в психологии, ибо ей отводится все пространство внутри «треугольника наук», это подразумевает как равноудаленность, так и равно-приближенность ко всем углам. Повторим - речь об открытии 1966 года Кедрова, Леонтьева и Пиаже, но до этого тяготения психологии, ее связи (зависимости) с науками мыслились иначе. Чтобы схематично показать это, впишем схему в научно-исторический контекст последних двух веков. Начнем с конца XVIII века, основополагающего для всего поля европейской науки труда И. Канта «Критика чистого разума». Там определено и место психологии, но, надо сказать, оно весьма маргинально, неустойчиво. С одной стороны, психология привычно для того времени числится при философии, как ее часть, с другой стороны, Кант говорит, что она здесь «пришелец», за неимением своего дома здесь проживающий, но в будущем она должна найти себе место в «естественно-ориентированной антропологии», то есть, если воспользоваться схемой Кедрова - в другом углу, при естественных науках.
Последующее столетие действительно ушло на осуществление этого кантовского предписания, и к концу XIX века психология стало естественнонаучноориентированной, демонстративно, как все тогда естественные науки, порывающей с философией. На вопрос «Кому и как разрабатывать психологию?» И.М. Сеченов во второй половине XIX века твердо отвечает: отныне не философу, но физиологу, а первый Международный конгресс по психологии, проходивший в Париже в 1899 году и созванный по инициативе русского врача Охоровича, получил название Конгресса физиологической психологии.
Ясно, что от прежней философско и теологически ориентированной психо-
логии эта новая, естественнонаучноориентированная отличалась принципиально, образ психологии изменился неузнаваемо. (Есть рассказ о посещении митрополитом Макарием в начале XX века лекции по психологии не где-нибудь, а в Московской духовной академии. Митрополит был потрясен, что речь на лекции шла вовсе не о душе («душа по боку»), а о многочисленных экспериментах «с проводками, молоточками, волосками, электродами и прочее»). И чтобы различить эти две непохожие психологии, «философскую» обозначим на нашей схеме как «психологию первую №), а естественнонаучноориентрованную как психологию вторую» (¥2).
Однако сразу же отметим, что при всем различии их объединяет одна общая, причем существенная, черта: главные основания, аксиоматика, априорные позиции в обеих психологиях идут не от них самих, но от тех направлений, к которым они прилепляются. Иными словами, психологии эти не самостоятельно вырабатывают, закладывают свои основания, но заимствуют их из других, в данное для них время материнских или опекающих наук.
Зафиксируем этот момент и продвинемся еще на один век вперед, к нашим уже годам, коим мы свидетели - концу XX века. Психология ныне у всех на слуху, она из редкой стала массовой профессией, число тех, кто называет себя психологами, неуправляемо растет. На Западе этот психологический вал обозначился к концу 70-х годов, у нас - на 15-20 лет позже. Напомню, что в 1966 году появляются первые два небольших факультета психологии - один при Московском, другой -при Ленинградском университетах, зато теперь число выпускающих психологов вузов перевалило за 400, в одной Москве их около пятидесяти, не считая многочисленных полулегальных контор и курсов.
Думаю, не надо тратить время на аргументацию, что психология вновь качественно изменилась по своей структуре, функциям, инструментам, областям применения. Образ психолога ассоциируется уже не с лабораторным работником, экспериментатором, не с университетским ученым, а с практикующим психотерапевтом, имиджмейкером, консультантом. С последней трети двадцатого века обозначился кризис или, как говорит Ф.Е. Василюк, «схизис» - расщепление психологии: на устаревшую, по мнению многих, университетскую (классическую) и на новую, связанную с психотерапией, консультированием, разнообразными психологическими практиками. Последняя психология уже часто не находит общего языка с первой, да, в общем-то, и не ищет его - за исключением тех случаев, когда надо подделаться под принятые требования, чтобы защитить диссертацию и получить соответствующую ученую степень. И хотя этот разрыв произошел как бы стихийно, под напором внешних обстоятельств, появления сначала на Западе, потом у нас общества потребления и т.п., но мы можем усмотреть в нем уже некий закон, скажем мягче, закономерность: речь идет об очередном парадигмальном сдвиге, о смене материнской, опекающей области, о рождении новой - гуманитарноориентированной психологии, которую, если вернуться к схеме, можно обозначить как «психология третья» (¥3).
Философия (Конец XVIII века)
Сам термин «гуманитарная психология» впервые, наверное, обозначился у нас пятнадцать лет назад, в начале 1990 года. Могу сказать столь точно, потому что тогда шла конференция, на которой должна была быть утверждена первая в России Ассоциация гуманистической психологии. И в моем докладе на этой конференции прозвучало настоятельное предложение изменить название - организовать Ассоциацию гуманитарной психологии. Я аргументировал тем, что «гуманистическая психология» - устоявшееся западное, в основном, североамериканское течение с определенной и достаточно ограниченной платформой, тогда как необходима куда более широкая и полная платформа всего гуманитарного спектра как адекватная почва для создания нового направления российской психологии. Это предложение большинством участников учредительной конференции было отклонено. Ассоциация названа гуманистической (хотя меня тогда и избрали первым ее президентом). Со временем, однако, как мы видим, термин «гуманистическая психология» выжил, закрепился, стал признаваемым.
Подведем некоторые предварительные итоги нашего экскурса в истории.
Первое. Психология в силу своего особого места и специфики всегда зависела в своих исходных основаниях и подходах от главенствующих направлений в науке, последовательно сменяя в качестве этих направлений философию, естественные науки и теперь тендируя к гуманитарной области. В результате, с известной долей условности, конечно, можно говорить, по крайней мере, о трех типах психологического знания в зависимости от его ориентации на основные направления научной мысли.
Второе. Выявленные типы психологического знания не отменяют и не подменяют друг друга, но отражают, по преимуществу, разные аспекты, углы рассмотрения, уровни психологической жизни.
Третье. Гуманитарный тип психологии или гуманитарная психология складывается пока что достаточно стихийно и фрагментарно, поэтому актуальной задачей становится внятное определение ее специфики, принципов, возможностей.
Как уже говорилось, нас сейчас занимают не подробности, но определяющий взгляд. Что же с такой точки зрения представляет собой гуманитарный подход в психологии? В наиболее обобщенном виде его можно сформулировать как постоянную отнесенность психологических знаний к человеку. Но, - скажут разочарованно, - эка новость, ведь любая психология, даже психология животных - зоопсихология - отнесена к человеку (недаром последняя имеет и иное название - сравнительная психология, а сравнение, в конечном итоге, с кем - опять же с человеком). В.И. Слободчиков, наиболее последовательно отстаивающий антропный принцип в психологии, предлагает уточнение - с человеческим в человеке, с тем, что делает его собственно человеком.
Но можно ли такой предмет увидеть, зафиксировать, взвесить, применить? При попытках ответа у любого психолога, воспитанного в естественнонаучной традиции (а мы все пока таковы), твердая почва сразу начинает уходить из-под ног, и мы оказываемся в иной - уже умопостигаемой, а не строгоопределяемой области. Лозунг Галилея - «все измеряемое измерить, а неизмеряемое сделать измеряемым» - здесь уже малоприемлем, и мы должны выверять свои конструкции другими способами, каковые, с позиции прежнего подхода, по сути, безосновны. Мы оказываемся в состоянии, типическом для кризиса: прежняя опора не удовлетворяет, но покидать ее страшно, ибо новой надежной не видится, а на прыжок в неизвестность решимости нет. Поэтому достаточно многие влекутся сейчас к этому краю, но затем отступают от него, возвращаясь к привычному. Мне приходилось, скажем, в последнее время рецензировать ряд диссертаций, посвященных теме ценностей и смыслов личности. Обычно они распадаются на две части. В первой - философия и психология ценностей и сути человека с яркими цитатами Бахтина, Бубера, Бердяе-
ва, Франкла, Мамардашвили, ныне живущих отечественных ученых. Диссертант смело выходит к новым для психологии рубежам и... поворачивается на 180 градусов - начинается часть вторая: репродукция прежних подходов. Например, применяются стандартизированные опросники с вопросами типа: «куда вы пойдете в свободный вечер: в клуб, на дискотеку, в библиотеку» и т.п. (выявление ценностей досуга) или «Вы решили сменить свой имидж и пойти в парикмахерскую. Кому вы будете больше доверять: а) парикмахеру, б) своей подруге, в) будете решать все сами» (это из диссертационного исследования самодетерминации личности). Далее следуют математическая обработка данных, выявление факторов, корреляционных связей и другие подобные выводы, которые, по замечанию И. Ялома, тем точнее, чем тривиальнее выделяемые параметры.
Эти подходы к краю, экскурсии к провалу, после которых происходит возврат к обжитому дому корреляций и факторов, достаточно симптоматичны для сегодняшней психологии. С одной стороны, они говорят о некой тяге, моде, стремлении к новому пониманию, с другой - свидетельствуют о неготовности до конца следовать ему. Заметим - неготовность не только инструментальную вследствие неразвитости гуманитарного подхода, но и личностную: надо ведь выйти из защищающей позиции отстраненного, измеряющего, исчисляющего исследователя и стать не просто со-глядатаем, но со-участником, со-автором происходящего, способным верить и ориентироваться на то, что нельзя измерить.
Ведь то, на что ориентируется гуманитарная психология - «сущность», «человеческое в человеке» - определяется не в модусе наличного (налично предъявляемого, наблюдаемого, измеряемого), а в модусе возможного и должного (умопостигаемого, конструируемого, берущегося во многом решимостью, верой). Между ними - то расширяющийся, то сужающийся в жизни зазор человеческой свободы, или - лучше сказать - свобода есть безоглядное пространство, только приоткрывающееся, проглядывающее в этом зазоре (как мы чуем манящую нас громаду моря, дающую о себе знать промельком сквозь прибрежные сосны).
Высокая задача гуманитарной психологии состоит, таким образом, в изучении места и роли психики (психического аппарата) в обеспечении и реализации свойства человека транцендировать, преодолевать наличное, принудительное, устремляясь к должному, возможному, заданному. Подчеркнем: новость не вообще в обращении к человеку (любая психология, как говорилось, обращена к нему), а в повороте к «человеческому в человеке», ценностно-смысловому, должному, превышающему наличное, делающему его больше, чем он есть.
Повторю вопрос, слышанный мною не один раз от В.И. Слободчикова: «Как возможен человек в свете наших сегодняшних психологических представлений?». Если отвечать с позиций естественнонаучноориентированной психологии, то это человек с обеспеченными (только изученными) психологическими механизмами памяти, внимания, восприятия, мышления, эмоций, мотивации и т.п., но лишенный, или -скажем мягче - не соотнесенный с такими собственно человеческими проявлениями, как милосердие, вера, надежда, любовь, мудрость, смирение. Самих понятий этих давно уже нет (или частота их ничтожна) в словаре психологов. Задача гуманитарной психологии - вернуть полноту, целостность, включающую и то метафизическое пространство, которое срезается, отсекается прежним подходом. Не потому, что он плох (его значимость и успехи грандиозны), но потому, что он в силу своего инструментария и позиции не затрагивает, не подразумевает определенные уровни.
И здесь возникает парадокс, который не часто осознается: естественнонаучноориентированная психология, обладая бесценным корпусом сведений и знаний, сама ими до конца воспользоваться не может, ибо соотнесение этих знаний с бытием и назначением человека подразумевает привнесение уже других принципов и
форм, которые из естественнонаучных не вытекают. Если воспользоваться введенным А.Н. Кричевцом термином «многоэтажная психология», то речь, по сути, идет об определенных этажах знания психологии, которые до этого не принимались в расчет. Трудно, но надо смириться с тем, что объяснительные возможности каждого «этажа» ограничены. И когда они исчерпываются, появляется ощущение повторов, репродукции, а то и просто тупика, стенки. На деле же это часто не глухая (немец скажет «слепая») стена, но не сразу видимое основание ступени, поднявшись на которую мы открываем новое пространство понимания, преобразующее и наш пройденный путь.
Специально заметим в заключении, что предполагаемый подход к гуманитарной психологии отнюдь не растворяет ее в теологии, философии или литературоведении. Речь идет - еще раз - о том, возможен ли (и если да, то как) целостный человек (в том числе, верующий, философствующий, творящий) в сете наших наличных психологических представлений, способна ли психология встроиться, соотнести, соразмерить себя с этими масштабами человеческого бытия и свободы.
Карпова Н.Л. (Москва) ОТ ГУМАНИСТИЧЕСКОЙ К ГУМАНИТАРНОЙ ПСИХОЛОГИИ И ПСИХОТЕРАПИИ1
В 1997 году в издательстве «Смысл» вышел интересный сборник - «Психология с человеческим лицом: гуманистическая перспектива в постсоветской психологии», в котором был представлен достаточно широкий «спектр гуманистически ориентированных подходов» в русле уже сложившихся с ориентацией на западную психологию отечественных научных школ. Один из авторов и редакторов сборника ДА. Леонтьев отмечал, что «историко-научный контекст советской психологии 1980-х гг. создал крайне благоприятную почву для развития гуманистической психологии, причем не как движения протеста, а как конструктивного движения, не противопоставляющего себя другим школам и направлениям, а стремящегося преобразовать, изменить существующие подходы, в большей степени повернув их лицом к человеку».
Но оформившемуся в начале 90-х годов движению гуманистических психологов, участники которого разработали достаточно продуктивные принципы и критерии своей деятельности, не суждено было их осуществить: российская действительность тех лет главной для всех выдвинула проблему выживания, а не развитие профессиональных научных сообществ.
С тех пор прошло 15 лет, во многом изменились и внешние, и внутренние условия в нашей стране, стали более тесными и многочисленными контакты с западными психологами, которые принесли в Россию множество образовательных программ, но Ассоциация гуманистической психологии, несмотря на прекрасные замыслы, так и не возродилась как единое целое. Речь не идет о том, что требуется единомыслие -уже оформились и много лет существуют различные направления профессионалов -онтопсихология, психодрама, христианская психология, НЛП и другие, действуют институты психоанализа, экзистенциальной психологии и жизнетворчества. Имеется и профессиональное сообщество всех психологов - РПО со своими региональными подразделениями, которое проводит большие общие съезды и различные конференции, но, на наш взгляд, в отечественной психологии все более оформляется одно из
1 Работа выполняется при поддержке РГНФ, грант 04-06-00269а
