CC BY
213
Зарубежная история
В.В. Макашова
«Если кто назовет другого уродом...». Историческая роль речевых запретов в юридических памятниках
В статье изучена историческая роль речевых запретов (наказания за речевые правонарушения) в законодательстве разных народов и стран. Особое внимание уделено речевым запретам в юридических памятниках Древней Руси и России. Сделан вывод, что в российской правовой мысли к середине XIX в. сложились предпосылки для понимания речевого действия как состава правонарушения. Ключевые слова: речевые запреты, речевые правонарушения, законодательство, юридические памятники Древней Руси и России.
Проблемы квалификации речевых правонарушений волновали человечество с древнейших времен. Первые упоминания таковых мы находим уже в правовых памятниках Древнего Востока. Сводом законов (судебником) вавилонского царя Хаммурапи (ок. 1760 г. до н.э.) предусматривалось наказание в виде смертной казни за ложное обвинение в убийстве и чародействе, а также за лжесвидетельство: «Если человек станет обличать под клятвой человека, бросив на него обвинение в убийстве, и не докажет этого, то обличавшего его должно убить» (§1) «Если человек бросит на человека обвинение в чародействе и не докажет этого, то тот, на которого брошено обвинение в чародействе, должен пойти к Реке и броситься в нее. Если Река овладеет им, то обличавший его может забрать его дом; а если Река этого человека очистит и он останется невредим, то того, кто бросил на него обвинение в чародействе, должно убить; бросавшийся в Реку получает дом обличавшего его» (§2); «Если человек выступит в судебном деле для свидетельствования о преступлении и не докажет сказанных им слов, то, если это судебное дело
о жизни, этого человека нужно убить» (§3). Менее суровое наказание законы Хаммурапи предусматривали за косвенное обвинение соседей без указания конкретного лица и за обвинение женщины.
Среднеассирийские законы (XV в. до н.э.) устанавливали наказание за богохульство для женщины (Таблица III А, §2: «Если женщина, будь то жена человека, будь то дочь человека, скажет возмутительное слово или впадет в богохульство, то эта женщина должна нести свое наказание; к ее мужу, ее сыновьям и ее дочерям нельзя предъявить требований за ложные / бездоказательные обвинения в прелюбодеянии для жены человека и мужеложстве для мужчины»).
Книга III «Область деятельности судей (Джармастха) Артхашастры Каутильи» (321-297 гг. до н.э.) в главе 3-й («Правила, связанные с браком: о повиновении, содержании, оскорблении, ненависти, поступках и о запрещении услуг и сделок») воздерживала мужа от употребления отдельных слов в общении с женой («Уча [жену] послушанию, муж не должен употреблять таких слов, как "испорченная" и "падшая", "калека" и "без отца", "без матери"), в главе 11-й устанавливались правила привлечения свидетелей в делах об оскорблении. Особо Джармастха уделяла внимание оскорблению словом: глава 18-я определяла его как поношение, посрамление [и] угрозу. Признание в том, что угроза была осуществлена в гневе, опьянении или умопомрачении, учитывалось при определении наказания. Особо устанавливалась ответственность за оскорбление страны и деревни, касты и объединения, богов и святынь. Глава 19-я наказывала за оскорбление действием, т.е. прикосновение, замахивание, удары, обливание нечистотами, плевки, хватание за одежду, волосы.
В древности люди придавали слову огромное значение. В Законах Ману (II в.) - наиболее авторитетной дхармашастре - в главе IV сказано: «Все вещи определяются словом, имеют основанием слово, произошли от слова; кто же нечестен в речи, тот нечестен во всем» (256); «Кто говорит добродетельным людям о себе противное истине, тот в этом мире самый крайний злодей; он - вор, обкрадывающий самого себя» (255). В главе УШ указано 18 поводов, по которым царь должен решать дела людей, в числе которых - клевета и оскорбление действием (6); здесь же определено наказание за оскорбление словом в зависимости от принадлежности к касте. Отдельно прописана ответственность для оскорбляющего мать, отца, жену, брата, сына, гуру (275), для оскорбившего действием: «279. Тот член, каким человек низший ударит высшего, - а именно он у него должен быть отрезан - таково предписание Ману». «280. Подняв руку или палку, он заслуживает отрезания руки; лягнувший в гневе ногой заслуживает отрезания ноги». «282. У плюнувшего по наглости [на
и ¡3
ш з
к высших] надо приказать вырезать обе губы, у облившего мочой - детородный орган, у испортившего воздух - задний проход». «283. У хватаю-^ щегося за волосы, ноги, бороду, шею, промежность надо заставить отре-¡ зать обе руки».
Ц Древние римляне считали, что слово обладает магической силой. Они ™ были убеждены, что всякое слово, обещание, угроза или заклятье способны воздействовать на человека, с помощью слова можно было вызвать, например, плодородие или неурожай. Неслучайно основным сакрально-правовым институтом гарантии договоров и обязательств является честное слово (fides), связанное с произнесением сакральной клятвы (iusiu-randum), обрекавшей клятвопреступника на смерть. В Древнем Риме сурово наказывалась клевета: существовал обычай отрезания клеветнику языка. Впоследствии появился закон об ответственности за клевету (Rex Remmia), согласно которому на лбу клеветника выжигалась буква «С» (от calumma).
В Законах XII таблиц (451-450 гг. до н.э.) используется термин iniu-ria - оскорбление чести и вообще личное оскорбление. Смертная казнь грозила за дурное заклинание (malumcarmen - «злая песня». В архаическом Риме заклинание произносилось нараспев, поэтому поэты, по убеждению римлян, обладали магической силой), а также тому, кто пропел или сложил песню, которая наносит другому бесчестие или клевету (табл. 8, 1b), т.е. за насмешливые стихи и пасквили (famosa или malacarmina). Существовала ответственность за оскорбление действием: виновник наказывался посредством justalio (принципа равного возмездия за совершенное преступление) или штрафом в 25 ассов. Преторский эдикт изменил эти определения и ввел для всех iniuriae -actioiniuruarum, по которой обиженный получал денежное вознаграждение, размер которого определялся судьей. При императорах за всякую iniuria могла быть подана или уголовная, или гражданская жалоба. Смертной казнью наказывался тот, кто подстрекал врага к войне (табл. 9, 5. Марциан. Диг., 48. 4. 3). В Дигестах Юстиниана (530-533 гг.) встречается упоминание о законе Юлия об оскорблении величия (кн. 48, титул IV), под которым понимается преступление против римского народа или его безопасности, заговор, измена, возмущение солдат, склонение их к беспорядкам.
Во времена римского права возникло понятие диффамации: разглашение позорных фактов сводилось к ложному доносу как виду преступления против чести. Существовало понятие гражданской чести (existi-matio), означавшее состояние незапятнанного достоинства. Правдивые сообщения, позорящие чью-либо честь, не считались преступными. На
гражданскую честь мог претендовать только человек с незапятнанным ^ „ достоинством, если же сведения соответствовали истине, защита чести х § становилась невозможна [1, с. 6]. ш J
Десять заповедей, данные согласно Пятикнижию Богом Моисею, i содержали речевые запреты. В значимых документах основных рели- * гиозных конфессий также находим упоминания речевых правонаруше- s ний. Например, в Евангелии от Матфея Нового Завета Иисус учит своих учеников: «Кто скажет брату своему "рака" (пустой человек), подлежит синедриону, а кто скажет "безумный", подлежит геенне огненной» (5:22). Сура 24 Священного Корана гласит: «Тех, которые возведут навет на целомудренных женщин, но при этом не приведут четырех свидетелей, секите восьмьюдесятью [ударами] плети и никогда не берите их в качестве свидетелей, ибо они - преступающие закон».
Проблематика речевых правонарушений развивается в Средние века. В Салической правде - одной из самых древних «варварских правд» (V-VI вв.) - было предусмотрено наказание тому, кто обвинит перед королем безвинного человека (XVIII). В ней же предусматривалось наказание за оскорбление словами (XXX): «§1. Если кто назовет другого уродом, присуждается к уплате трех сол. §2. Если кто назовет другого грязным, присуждается к уплате 120 ден., что составляет три сол. §3. Если кто - мужчина или женщина - назовет свободную женщину блудницей и не докажет этого, присуждается к уплате 1800 ден., что составляет 45 солидов» и т.д.
Под влиянием германского понятия Guter Leumund в средневековом, а затем в новом законодательстве укоренилось представление о праве каждого гражданина на доброе имя. Разглашение позорных фактов, сводившееся к ложному доносу, постепенно расширялось, охватывая сообщения, направленные на унижение чести.
Ответственность за правонарушения, совершенные посредством речевых действий, предусмотрена в законодательных памятниках Древнерусского государства. Так, в «Русской Правде» (XI в.), содержащей развитый «кодекс чести», присутствуют нормы, устанавливающие наказание за оскорбление действием, за обиду («Аще утнеть мечом, а не вынем его, либо рукоятью, то 12 гривне за обиду»). Документ содержал перечень предметов, удары которыми считались оскорбительными для мужчины (чащей, рогом, мечом в ножнах или рукоятью меча и т.д.). За оскорбление действием предусматривался высокий штраф - 12 гривен. Обнажение меча без применения, т.е. угроза им, также рассматривалось как оскорбление и наказывалось штрафом в 1 гривну. Ответ мечом на оскорбление действием не являлся преступлением и не подлежал наказа-
к нию. Оскорбительным считался удар, нанесенный холопом свободному.
Особо выделялось оскорбление, выражавшееся в повреждении бороды и ^ усов. Например, подобная норма встречается в Уставе князя Ярослава о | церковных судах, в Псковской Судной грамоте. В 1174 г. князь Мстислав Ц Ростиславович намеренно оскорбил Андрея Боголюбского, приказав пос-™ тричь его послу голову и бороду, после чего Андрей объявил ему войну. В ст. 9 мы находим запрет угрозы обнажения мечом.
В пространной редакции «Русской Правды» нами обнаружены положения о поклёпе (ложном обвинении). Для отведения ложного обвинения в убийстве обвиняемому необходимо было выставить не менее семи послухов (свидетелей доброй жизни). Если же он не мог найти послухов, то должен был пройти испытанием железом, полем. При обвинении в краже ценностей обвиняемому присуждалась вода. Если ему удавалось доказать безосновательность обвинения, клеветник наказывался штрафом. В дальнейшем термин клеплеть, клепати (в значении «возводить несправедливые обвинения») используется в Псковской Судной грамоте (XV в.). Редакция содержала дополнительную статью «О бесчестии», которая представляла собой запись о размерах и формах денежного возмещения за оскорбление, которые зависят от родовитости потерпевшего. Размер возмещения определялся правом двух поколений предков потерпевшего по женской линии (матери и бабушки) получать его в золоте или серебре.
В актах позднефеодального правотворчества наметились две тенденции в развитии правового запрета угрозы, которых уголовное законодательство России придерживается до сих пор. Во-первых, угроза убийством постепенно входила в составы преступных деяний против собственности в качестве одного из способов совершения преступлений. Во-вторых, угроза убийством приобрела значение деяния, имеющего как предупредительное воздействие в случае возможного приведения угрозы в исполнения, так и самостоятельное в случае причинения вреда человеку, его здоровью [2, с. 31].
Устав князя Владимира Святославовича о десятинах, судах и людях церковных (Х-Х1 вв.) приводит перечень поступков, которые стали являться преступлениями с точки зрения церковного права. В числе их -урекание (оскорбление бранным словом и клеветой; наговор, нарекание, осуждение наговором, клеветой). В Археографическом изводе указано три вида уреканий: бранным словом (бляднею), обвинением в изготовлении зелий и в еретичестве. Данные поступки стали рассматриваться как преступные лишь после того, как на них стала распространяться юрисдикция церкви. Связано это было с тем, что церковь пресекала внебрачные связи и заботилась о монополии влияния. Устав князя Ярослава о
церковных судах устанавливал ответственность за оскорбление чужой жены словом, которое расценивалось как позорящее («Аже кто зоветь чужу жену блядию великих бояр, за сором еи 5 гривен золота, а епископу 5 гривен золота, а князь казнить» и т.д.).
Обратим внимание на то, что «оскорбление словом» не предусматривалось «Русской Правдой» (по принципу «брань на вороту не виснет»), оно возникло в княжеских уставах и уставных грамотах, охранявших честь замужней женщины, в связи со вступлением Руси в христианскую эпоху, усилением института семьи и возникновением в праве ряда преступлений, предусматривающих наказание «за блуд». Размер штрафа определялся сословным характером потерпевшей (что указывает на связь с нормами рабовладельческого и поздних этапов первобытнообщинного строя). Между замужней женщиной, матерью семейства и женщиной свободного поведения проводилось различие, в отношении мужской части населения указанные нормы значения не имели. Публично отнести уважаемую замужнюю женщину к числу женщин легкого поведения значило тяжело оскорбить не только ее, но и ее мужа, всю ее семью. С этим связаны значительные суммы возмещения потерпевшей и штрафы в пользу церковной власти [4, т. 1, с. 200].
Примечательно, что Псковская Судная грамота предусматривает наказание за нанесение побоев сторонами (истцом или ответчиком) на суде, что рассматривалось как оскорбление и каралось штрафом и возмещением ущерба.
При анализе законодательства необходимо учитывать, что в период образования российского государства и распространения влияния православной церкви политика в отношении слова складывалась как политика цензуры, направленная на борьбу с отступлениями от церковных догматов и священных текстов, ересью и расколом, на укрепление государственности и церкви посредством достижения единомыслия. Инициативы власти в отношении слова во многом являлись политическими, правовая норма есть инструмент цензуры.
В первом крупном общероссийском законе, Судебнике 1497 г., как состав преступления появляется ябедничество, т.е. ложный донос, злостная клевета, имевшая целью обвинить невиновного («А доведут на кого татбу, или разбой, или душегубство, или ябедничество, или иное какое дело, и будет ведомой лихой, и боярину того велети казнити смертною казнью, а истце повелети доправити изь его статка, а что ся устатка останеть, ино то боярину и диакону имати себе»). Таким образом, впервые в русском законодательстве появляется наказание в виде смертной казни за клевету. Впоследствии данные нормы переходят с некоторыми
и ¡3
ш з
к уточнениями в Судебник 1550 г. Судебники вводят новый термин для оскорбления словом - лай. Они допускали возможность примирения по ^ делам, непосредственно не затрагивающим интересы государства, в т.ч. | при обвинении в лае. В случае прекращения дела стороны уплачивали Ц судебному приставу пошлины; мировое соглашение считалось действи-™ тельным только после утверждения его судьей.
Оскорбление словом, ябедничество наказывались и церковью. В Стог-лаве - сборнике постановлений церковно-земского собора, состоявшегося в 1551 г. в Москве, - осуждалось непристойное поведение мирян, в частности, дурная привычка православных грубо оскорблять друг друга («.. .и лаются без зазору всегда всякими укоризнами неподобными, скаредными»), сквернословить («и богомерзкими речами, иже не подобает хрестьяном»).
Проблематика речевых правонарушений системно звучит в «Соборном уложении» царя Алексея Михайловича (1649). В главе 1-й («О богохульниках и о церковных мятежниках») законодатель уделяет внимание преступлениям против веры. Поношение, оскорбление словами или действием, а также неверие являлись посягательством на основы христианского вероучения. Ст. 1 вводит понятие богохульства (богохуления), которое позволяло подвести под него любое, враждебное православию, религиозное и общественное движение или учение и вносило в определение состава преступления целенаправленный политический смысл [3, с. 199]. Богохульство наказывалось квалифицированной смертной казнью - через сожжение, независимо от того, являлся ли богохульник православным или иноверцем («Будет кто иноверцы, какие ни буди веры, или и русской человек, возложит хулу на господа бога и спаса нашего Иисуса Христа, или на рождяшую его пречистую владычицу нашу богородицу и приснодеву Марию, или на честный крест, или святых его угодников, и про то сыскивати всякими сыски накрепко. Да будет сыщется про то допряма, и того богохульника обличив, казнити, зжечь»). Такие дела не подлежали церковному суду и производились преимущественно в Сыскном и Судном приказах, даже если обвиняемыми были духовные лица [4, т. 3, с. 259]. Ст. 3, 6 и 7 предусматривали наказание в виде торговой казни (публичное наказание «на торгу» - батоги) за оскорбление (непристойные речи) священнослужителей во время церковной литургии. Оскорбление присутствующих в церкви (мирян) каралось месячным тюремным заключением с выплатой бесчестья (денежного возмещения в пользу оскорбленного).
Глава 2-я («О государьской чести, и как его государьское здоровье оберегать»), определяющая составы государственных, политических
преступлении, предусматривала наказание в виде смертной казни тому, «кто каким умышлением учнет мыслить на государьское здоровье злое дело». Уложение не дает толкование злого дела - это умышление на здоровье государя. Например, в 1689 г. было заведено дело о волхве Дорош-ке и его сообщниках, которые обвинялись в том, что хотели пустить заговорные слова по ветру на государя Петра Алексеевича и на мать его Наталью Кирилловну [4, т. 3, с. 261].
К злому делу относилась неподобная, или непристойная, речь в адрес государя. Высшая степень непригожих слов, изобличающая особенную злостность умысла, именовалась на приказном языке как «невмести-мое слово», т.е. «чего не только сказать, а и помыслить невозможно». В 1608 г. томский воевода доносил царю, что «говорил на тебя, государя, казак Осокин, невместимое слово, чего в ум взять нельзя, будто тебе на царстве не многолетствовать, а быть недолго на царстве» [Там же].
Помимо невместимых слов различались непристойные речи, т.е. бранные, оскорбительные слова в адрес государя («за царское бесчестье, кто говорит про него за очи бесчестные или какие поносные слова, бив кнутом, вырезывают язык»). В целом нарушение порядка, оскорбления на царском дворе рассматривались как действия, направленные против государя. С начала XVII в. в практику вошло выражение «злое дело» -слово и дело, обозначающее преступление, выражающееся в оскорблении верховной власти и в стремлении к ее умалению. Людям всех чинов вменялся в обязанность извет (донос). Недоносительство расценивалось как заговор и жестоко каралось. Закон предусматривал за недоносительство смертную казнь безо всякой пощады. Так, стольник князя Юсупова в 1648 г. был присужден «к конфискации всех поместий, вотчин, животов и к ссылке в дальние сибирские города за то, что, услышав от своего человека непристойное слово, будто царь Алексей Михайлович не прямой государь, таил четыре месяца неведомо для какой причины» [4, т. 3, с. 265].
Глава 3-я («О государеве дворе, чтоб на государеве дворе ни от кого никакого бесчиньства и брани не было») определяла составы преступлений против порядка управления. В ст. 1 и 2 предусматривались тюремное заключение и выплата бесчестья за оскорбление кого-либо словом или действием на царском дворе: «Будет кто при царском величестве, в его государстве дворе и его государьских палатах, не опасаючи чести царского величества, кого обесчестит словом, а тот, кого он обесчестит, учнет на него государю бити челом о управе, и сыщется про то допряма, что тот, на кого он бьет челом, его обесчестил, и по сыску за честь государева двора того, кто на государеве дворе кого обесчестит, посадити в
и ¡3
ш з
к тюрму на две недели, чтобы на то смотря иным неповадно было впредь
так делати. А кого он обесчестит, и тому указати на нем бесчестье». ^ Данные нормы схожи со ст. 6 и 7 главы 1-й об оскорблении в церкви. | Эти же составы преступлений, но совершенные вне церкви и царского Ц дома, влекли за собой лишь выплату бесчестья. Глава 10-я была посвя-™ щена основным вопросам судопроизводства, включала ст. 18-19 о пок-лепном иске (т.е. явно недобросовестном). Термин «поклеп» в большинстве случаев в XVII в. означал клевету, наказуемую в уголовном порядке (реже использовался термин «лихое дело»).
Ст. 27 главы 10-й открывает большой раздел об оскорблениях (ст. 27-99). Она предусматривает наиболее тяжкий случай - оскорбление патриарха («обесчестит словом»). Субъектами преступления становятся представители верхушки господствующего класса (боярин, околничей или думной человек). Статья предусматривала наказание в виде уплаты штрафа или головою - кому платить нечем. Ст. 28-82 были посвящены оскорблению различных духовных лиц, т.е. различались оскорбление церкви и религии и оскорбление представителей духовенства (физических лиц). Приводилась подробная дифференциация наказаний за оскорбление, отражающая иерархию, существовавшую в Русской православной церкви, где имело значение не только должностное положение лица, но и географическое положение монастыря, его значение [4, т. 3, с. 293]. Под бесчестьем понималось оскорбление словом, в ряде статей (84-99) об этом говорилось прямо, в остальных - подразумевалось. Бесчестьем именовалось также денежное возмещение, взимаемое за оскорбление. Уложение дифференцирует наказание за бесчестье в зависимости от социального положения оскорбленного, что отмечается еще в Уставе князя Ярослава по отношению к оскорблению женщин.
Наказание зависит также от положения оскорбителя. Меры наказания за бесчестье разнообразны: битье батогами, заключение в тюрьму, торговая казнь. Уголовное наказание сочетается с денежным возмещением в пользу потерпевшего. За оскорбление верхушки феодалов, духовенства применяется уголовное наказание. Оскорбление средних слоев ограничивается уплатой бесчестья: если оскорбитель не в состоянии выплатить положенное возмещение, его ставят на правеж, т.е. ежедневно бьют батогами до тех пор, пока он не договорится с оскорбленным о погашении долга. Уложение фиксирует сумму бесчестья духовных лиц, сумма бесчестья служилых людей определяется указом государя. Особо выделяется сумма бесчестья для «имянитых людей» Строгановых - вдвое больше, чем для самых крупных купцов («по стурублев человеку»). Особо Уложение охраняет женскую честь: за оскорбление женщины
возмещение взыскивается вдвойне, девушки - вчетверо, честь несовершеннолетнего поповича или мальчика защищается половинным возме- х § щением. щ |
Специальные нормы, касающиеся оскорбления суда, содержатся в ста- 3 тьях 105-107. Закон предусматривает всякого рода нарушения порядка | в суде («отвечати вежливо и смирно и не шумко, и перед судьями ника- 2 ких невежливых слов не говорити и межь себя не бранитися»), при этом виновные несут двойную ответственность: за неправомерные действия другого лица и за нарушение порядка в суде. Очевидно, что эти статьи также связаны со ст. 26 Судебника 1550 г., где речь идет об оскорблении кормленщиков, которые участвовали в суде на местах. Уложение специально разбирает казус с оскорблением суда и судьи («судью обесчестит непригожим словом»).
При Петре I группа речевых действий, образующих составы преступлений, закрепляется в уголовном законодательстве. Особое внимание им уделяет Артикул воинский 1715 г., как бы дополняющий соответствующие статьи Соборного уложения. Главы 1-я и 2-я посвящались преступлениям против веры, в т.ч. за богохуление. Наказанию подлежал причастник богохуления («живота или своих пожитков лишен быть»). В случае богохуления по легкомыслию преступитель, впервые или повторно провинившийся, «четырнадцать дней в железа заключен быть и жалование его на месяц в шпиталь вычтено, или гонянием шпицрутен наказан...». Помимо светского наказания предусматривалось и церковное покаяние. В артикулах речь идет о преступлениях, совершаемых военнослужащими или лицами, связанными с армией. Но на практике эти артикулы применялись и к гражданскому населению [6, с. 91-92].
Глава 3-я содержит составы государственных преступлений, в числе которых оскорбление царя, осуждение его действий или намерений («Кто против его величества особы хулительными словами погрешит, его действо и намерение презирать и непристойным образом о том раз-суждать будет, оный имеет живота лишен быть, и отсечением главы казнен» (артикул 20)). Толкование существенно дополняет содержание артикула («Ибо его величество есть самовластный монарх, который никому на свете о своих делах ответу дать не должен»), устанавливает наказание за те же действия, совершенные против супруги и детей царя. В артикуле 21 устанавливается наказание за оскорбление высших воинских начальников: «непристойными и насмешливыми словами поносить -однако ж не такие слова, которые чести касаться не будут». Глава 17-я устанавливает ответственность за тяжкое государственное преступление - возмущение и бунт, организованные «многими людьми». Артикул
к 135 говорит об ответственности за провоцирование подобных выступлений «словом, или делом, или письмами». ^ Интерес представляет глава 18-я («О поносительных писмах бранных | и ругательных словах»), целиком посвященная речевым правонарушени-Ц ям. Она устанавливает ответственность за распространение клеветничес-™ ких измышлений в письменной (пасквиль) или устной форме, за оскорбление словом. Артикул 149 возлагает ответственность за написание и распространение анонимных писем, содержащих обвинение какого-то лица в совершении преступления. Пасквилянт наказывался как за то преступление, которое он вменял обвиненному им человеку. Кроме того, требовалось сожжение палачом анонимного письма под виселицей. Содержание анонимного письма подлежало расследованию. В случае подтверждения правильности содержащегося в нем обвинения «клеветник» нес более легкое наказание.
К числу нововведений Александра I относился первый «Устав о цензуре» (9 июля 1804 г.). Следует отметить принцип преемственности документов в XIX в.: каждый последующий цензурный Устав включал в себя многие цензурные положения предыдущих. Так, например, в цензурном Уставе 1890 г. присутствует более 180 статей (из более чем 300) из текста Устава 1828 г. Кроме цензурных Уставов принималось немало текущих решений, касающихся печати: решения Цензурных комитетов, императорские Указы, которые впоследствии также включались в текст очередного цензурного Устава.
В Уставе 1804 г. и последующих цензурных уставах проблематике речевых правонарушений отводится значительное место: «18. Если в Цензуру прислана будет рукопись, исполненная мыслей и выражений, оскорбляющих личную честь гражданина, благопристойность и нравственность; то Цензурный Комитет, отказав в напечатании такого сочинения, объявляет в то же время причины сего запрещения тому, кто прислал оное; а самое сочинение удерживает у себя и т.д.».
В задачи цензуры при рассмотрении книг и сочинений входило наблюдать, чтобы «ничего не было в оных противного закону Божию, Правлению, нравственности и личной чести какого-либо гражданина».
Характеризуя законодательство первой половины XIX в., следует отметить преемственность правовых традиций, в т.ч. в части, касающейся речевых правонарушений. В 1821 г. был издан «Систематический свод существующих законов Российской империи», обобщивший уголовные законы о государственных и общественных преступлениях. Тема речевых преступлений заняла в нем центральное место, очевидно перекликаясь с нормами Уложения 1649 г. В главе 1-й («О наказаниях за пре-
ступления против святой православной веры») различались умышленное богохуление и богохуление по легкомыслию. Тот, кто «умышленно воз- х § ложил хулу», наказывается смертной казнью. Недоносительство рассмат- щ | ривалось как соучастие и наказывалось смертной казнью либо лишением 3 чина и конфискацией имения (§1). Наряду с естественной казнью при- * менялась казнь политическая (состоящая в «строжайших и позорных 2 наказаниях»). Богохуление по легкомыслию влекло телесное наказание, во второй раз наказание увеличивалось с добавление церковного покаяния. В третий раз богохуление рассматривалось как умышленное (§2). Глава 2-я («Об умысле против особы его императорского величества, и о государственной измене и бунте, или о первых двух пунктах») включала Отделение I о наказаниях за оскорбление императорского величества.
При Николае I было создано Третье отделение собственной Его Императорского Величества канцелярии, появился новый цензурный Устав, названный современниками «чугунным» (1826 г.). Данный документ открывал цензуре широкие возможности для запрещения фактически любого произведения. Так, цензоры должны были «наблюдать, чтобы в статьи не вкрадывалось личное оскорбление и чтобы они не обращались в бранную, совершенно бесполезную для читателей переписку» (§153). Запрещению подвергались «всякое произведение словесности, не только возмутительное против Правительства и постановленных от него властей, но и ослабляющее недолжное к ним почтение» (§166); «всякое сочинение или перевод, в котором прямо или косвенно порицается Монархический образ правления» (§168); «всякие рассуждения, в которых говорится без надлежащего уважения о Государях, Правительствах и политических властях вообще, или в которых предлагаются неуместные наставления какому бы то ни было Правительству» (§171) и т.д. Вместе с тем распространенный в российском законодательстве запрет на действия «крамольника», «возмущение и бунт», «смуту» в силу широты понятий охватывал деяния, ставшие далеким историческим прообразом действующей ныне ст. 282 УК РФ. Кроме того, Устав предполагал за отдельные случаи наступление ответственности по закону.
Таким образом, к середине XIX в. в российской правовой мысли сложились предпосылки для понимания речевого действия как состава правонарушения.
Библиографический список
1. Земскова С.И. Судебная экспертиза диффамационных материалов. М., 2013.
2. Лукьянова И.В. Угроза как преступление: социальная обусловленность криминализации и проблемы ответственности. Калуга, 2004.
3. Маньков А.Г. Уложение 1649 года - кодекс феодального права России. Л., 1980.
4. Российское законодательство Х-ХХ веков: В 9 т. Т. 1. Законодательство Древней Руси. М., 1984. Т. 3. Акты Земских соборов. М., 1985.
5. Систематический свод существующих законов Российской империи с основаниями права из оных извлеченными. Право уголовное. Т. 1 // Россия. Законы и постановления и т.п. СПб., 1821.
6. Шорохов А.П. К вопросу о применении Воинских артикулов Петра I 1715 г. в обшдх (гражданских) судах // Актуальные вопросы правоведения в общенародном государстве. Томск, 1979. С. 90-95.
