CC BY
159
УДК 329.14.(091):94(47).083
Горлов А.В.,
старший преподаватель кафедры «Философия и история» ФГОУ ВПО «Госуниверситет - УНПК»
ЭСЕРОВСКИЙ ИДЕАЛ СИСТЕМЫ ГОСУДАРСТВЕННОГО УПРАВЛЕНИЯ: ДРЕЙФ ОТ СОЦИАЛИЗМА К ЛИБЕРАЛИЗМУ
Какое место занимала партия социалистов-революционеров (ПСР) на российской политической сцене начала ХХ века? Согласно мнению большинства исследователей этого вопроса, ПСР, безусловно, была слева. Однако анализ эсеровской идеологии, проведённый автором статьи, позволяет утверждать, что уже в первые годы своего существования ПСР имела не столько социалистическую, сколько либеральную окраску, и, следовательно, серьёзных оснований для того, чтобы считать эту партию левой, нет.
Ключевые слова: эсеры, идеология, социализм, либерализм.
В 1902 г. народники, которые не пожелали быть анархистами или социал-демократами, объединились в партию социалистов-революционеров (ПСР). На первый взгляд в эсеровской интерпретации заветная цель народничества (переход к социализму с опорой на крестьянскую общину) не претерпела каких-либо существенных изменений, но это не так. Занявшись по примеру марксистов тщательной разработкой экономических вопросов переустройства России, теоретики ПСР незаметно для самих себя так скорректировали народнический идеал государственного управления общественными делами, что его окраска вместо социалистической стала либеральной.
Эволюция эсеровской идеологии в сторону либерализма делала разногласия между лидерами международного социалистического движения и ПСР всё более острыми. В.М. Чернов, главный идеолог партии социалистов-революционеров, приложил недюжинные усилия, чтобы, с одной стороны, затушевать эти разногласия, а с другой — обосновать необходимость создания для Российской империи, экономика которой в отличие от экономики передовых стран Запада имела преимущественно аграрный характер, особой социалистической теории.
Ещё до образования ПСР в брошюре, написанной от имени «Аграрно-социалис-тической лиги», Чернов, признавая важную роль марксистских организаций в деле социалистического воспитания рабочего класса, пеняет им за их пренебрежительное отношение к крестьянам. Для российских социалистов, убеждает автор брошюры, это огромный минус. Они «пробуют опереться на всевозможные общественные элементы», но оставляют в стороне «многомиллионное русское крестьянство. В деле возрождения революционной работы остаётся сделать ещё этот последний шаг — возобновить работу среди крестьянства, воспользовавшись всеми указаниями опыта русского революционного «хождения в народ», равно как и попыток вести агитацию и пропаганду в крестьянской среде со стороны социалистических рабочих партий Западной Европы»1.
А в конце брошюры — весьма примечательная фраза: «В рабочем люде деревни так же, как и в рабочем люде города, таится много здоровых, свежих жизненных сил, и эти силы взывают о помощи»2. Примечательно в этой фразе то, что крестьяне приравниваются к рабочим, — дескать, и те и другие — «рабочий люд». Согласно Чернову, трудовое крестьянство — это главный отряд российского рабочего класса, его «громаднейшая часть»3. Между тем в капиталистическом обществе крестьянин (не важно, труженик он или кулак) — частный собственник, а рабочий — нет. И это нельзя не учитывать при определении классовых интересов того и другого.
Чернов считает иначе. В 1905 г. доказательству отсутствия принципиальных различий между интересами крестьянства и пролетариата он посвятил объёмную статью, изданную в виде брошюры сначала в Житомире4, а потом (с незначительными изменениями) в Москве5. «Говорят, — пишет в ней Чернов, — что понятие «народа как совокупности трудящихся классов» не может более оставаться во главе угла современного миросозерцания, что оно слишком широко и неопределённо, что оно должно быть заменено другим понятием, более узким, но зато и более определённым понятием «пролетариата». Самая огромная
общественная группа, занимавшая центральное место в прежнем понятии «народа», именно крестьянство, класс непосредственных производителей-земледельцев, совершенно оттесняется, исключается... Единственно интересы труда, уже отлучённого от средств производства, признаются заслуживающими положительного отношения; все остальные интересы признаются лишь постольку, поскольку они совпадают с интересами отлучённого от средств производства труда, с интересами чистых пролетариев.
Действительно ли нужна эта поправка? Действительно ли следует предпочесть старой широкой формулировке более узкую?»6 На этот вопрос Чернов отвечает отрицательно. В обоснование своей позиции он ссылается, в частности, на немецкого социал-демократа и ревизиониста Г. Фольма-ра, согласно которому крестьяне, не нанимающие батраков, отличаются от пролетариата лишь тем, что имеют собственные средства производства. Но эта их собственность, по мнению Фольмара, не является капиталистической, а вторжение капитала в аграрную сферу ведёт к тому, что крестьянин теряет самостоятельность и опускается на уровень пролетария. «Таким образом,
— одобрительно резюмирует Чернов, — для Фольмара различия между крестьянами и рабочими — различия, в значительной степени чисто внешние, формальные,
— кажутся малосущественными, существенно же сходство их социологического места в современном хозяйственном строе, отношение этого строя к их нуждам и потребностям»7.
Фольмаровское отождествление крестьянина-труженика и пролетария, которое, с точки зрения Чернова, является научно обоснованным, на самом деле не более чем результат крайне поверхностного или откровенно недобросовестного экономического анализа. В условиях капиталистического рынка крестьянин может оставаться реальным собственником средств производства только в той мере, в какой его хозяйство представляет собой капиталистическое предприятие, т.е. предприятие, нацеленное на получение максимальной прибыли, а значит, и на расширение производства за
счёт подключения наёмного труда. Если же крестьянин не может или не хочет быть буржуазным предпринимателем, он неизбежно разоряется и пополняет ряды пролетариата. Вот почему для определения социального статуса производителя в капиталистическом обществе очень важно установить, является ли он собственником средств производства или нет.
Выражая точку зрения всех социалистов-революционеров, В.М. Чернов ставит в заслугу старому народничеству то, что оно заметило отсутствие у русских крестьян «традиций частной собственности, традиций, которые веками прививались к западноевропейскому крестьянству и так затруднили доступ социалистическим идеям в европейскую деревню»8. «Наше крестьянство, — заявляет Чернов, — практиковало, хотя и изуродованные вмешательством государства, формы уравнительного пользования землёй под верховным контролем всего «мира»; оно, в связи с этим, готово было смотреть на землю, как на «ничью», как на общее достояние трудящихся. И если во всех прочих отношениях Россия оказывалась отставшей, обделённой судьбой, то как же было не прилепиться душой хоть к этому благоприятному историческому наследию?»9
Эти цитаты из брошюры, посвящённой памяти одного из главных идеологов народничества Н.К. Михайловского, — красноречивое свидетельство явной идеализации русского крестьянства, свойственной народникам всех поколений и всех оттенков. То, что частная капиталистическая собственность представляет собой чуждый для крестьян социальный институт, который искусственно «прививается» им со стороны, а сами они всячески отбиваются от этой буржуазной «прививки», опровергает вся история крестьянской жизни в новое время и, в частности, история России. С падением крепостного права сразу же пошло резкое расслоение российских крестьян на сельских предпринимателей (кулаков) и сельский пролетариат, а в результате проведения столыпинских реформ оно приобрело ещё больший размах. Отметим, что царское правительство никогда не навязывало крестьянам предпринимательской деятельности, более того, в течение долгого
времени (с 1861 г. по начало XX века) оно, действуя в интересах дворянской бюрократии и помещиков, препятствовало разложению сельской общины, и всё-таки кулачество росло, а его представители в массе своей вовсе не испытывали духовного дискомфорта в связи с возникшими у них традициями частной собственности.
Разумеется, далеко не все крестьяне Российской империи, даже в период столыпинских реформ, проявляли стремление к выходу из общины на простор предпринимательской деятельности, но такое пассивное, с буржуазной точки зрения, поведение объясняется не какой-то природной или традиционной склонностью к социализму, а отсутствием в царской России экономических и политических условий для массового создания крестьянами капиталистических предприятий. Позднее, когда такие условия стали складываться — а это произошло в конце гражданской войны 1918—1920 годов, — большевикам стоило большого труда, чтобы обуздать тягу крестьянства к частной собственности, совершенно не свойственную ему, по мнению народников.
Чтобы придать солидности эсеровской теории социализма, В.М. Чернов попытался представить в качестве её союзников основоположников марксизма. В брошюре «К вопросу о капитализме и крестьянстве» Чернов, опираясь на «Капитал» К. Маркса, показывает, что при капитализме организация крупных аграрных предприятий неизбежно встречает огромные трудности, связанные со специфическими особенностями сельского хозяйства. «Не потому, — справедливо констатирует автор брошюры, — туго подвигается вперёд крупное производство в земледелии, чтобы оно само по себе было невыгодно, а потому, что капиталистическая форма крупного земледелия заключает в себе тормозы для его развития»10.
Потерпев неудачу в деле превращения || сельского хозяйства, по примеру промыш- 0-ленности, в сферу крупного, обобществлён- р ного производства, капитализм, отмечает ^ Чернов, способствовал появлению социа- — листической теории народничества: в этих ^ условиях «естественно было искать других ^ путей обобществления труда в земледелии, < — раз такое обобществление признавалось ^
в конечном счёте неизбежным. Те, кто верили в конечное торжество крупного производства над мелким, обобществлённого над раздробленным и не видели пути к этому в капитализме, признавали необходимость другого пути обобществления, не сверху, а снизу. Сознательно или бессознательно, хорошо или плохо формулированная идея эта лежала, однако, в основе всех передовых демократических программ русской интеллигенции, начиная с 60-х годов и кончая нашим временем»11.
Далее Чернов, «во избежание всяких возможных недоразумений», заявляет, что он и другие эсеры в вопросе о роли общины при переходе России к социализму стоит «совершенно на точке зрения К. Маркса, как она выражена была им приблизительно за год до смерти, в предисловии к одному из изданий второго коллективного труда Маркса — Энгельса»12. Имеется в виду предисловие ко второму русскому изданию «Манифеста Коммунистической партии», но заключительная — ключевая для понимания позиции основоположников марксизма по отношению к русской общине — фраза этого предисловия преподносится в черновской брошюре весьма своеобразно, в народнической редакции: «Если изменение народнохозяйственной системы в России произойдёт одновременно с аналогичным изменением на Западе, так что оба они пополняют друг друга, то современное русское землевладение может явиться исходным пунктом высшего общественного развития»13.
Для сравнения возьмём правильный перевод цитаты из предисловия к русскому изданию «Манифеста»: «Если русская революция послужит сигналом пролетарской революции на Западе, так что обе они дополнят друг друга, то современная русская общинная собственность на землю может явиться исходным пунктом коммунистического развития»14. То, что именно такую, а не народническую версию перевода следует считать правильной, подтверждает оригинальный текст: «Wird die russische Revolution das Signal einer proletarischen Revolution im Westen, sodas beide einander erganzen, so kann das jetzige russische Gemeineigenthum am
Boden zum Ausgangspunkt einer kommunistischen Entwicklung dienen»15.
Впрочем, всего через год после брошюры «К вопросу о капитализме и крестьянстве» вышла в свет другая, более солидная книга В.М. Чернова на ту же тему, «Марксизм и аграрный вопрос»16, и в ней злополучная цитата из Маркса и Энгельса уже не содержит каких-либо искажений. Однако талантливый эсеровский публицист не только не счёл нужным покаяться или хотя бы просто извиниться перед читателями за свою прошлогоднюю ошибку, но ещё и выказал неумеренный пыл в изобличении подобных же ошибок со стороны Г.В. Плеханова.
В книге «Марксизм и аграрный вопрос», несмотря на все её недостатки, Чернов, в отличие от более ранних его работ, предстаёт перед нами как несомненный мастер взвешенного, детального и тонкого анализа теоретических взглядов своих оппонентов из социал-демократического лагеря. Он уже не спешит записывать Маркса и Энгельса в народники, как делал это в брошюре «К вопросу о капитализме и крестьянстве», — напротив, мы видим честную попытку выяснить действительное отношение основоположников марксизма к народничеству и разобраться, почему оно не такое, как у эсеров.
Не скрывая, что Маркс и Энгельс всегда рассматривали крестьянскую общину как пережиток первобытного общества, Чернов показал эволюцию их отношения к ней от крайне отрицательного к нейтральному и даже положительному. Поздний Маркс, справедливо отмечает автор книги «Марксизм и аграрный вопрос», «был далёк от мнения Бельтова, что общинное землевладение для народа "бесполезно"»17, а Энгельс незадолго до своей смерти призывал социал-демократов агитировать крестьян «в пользу объединения ими снизу, по собственной инициативе, собственности и хозяйства, в пользу создания ими ... разного рода коопераций» — «и не только после установления пролетарской диктатуры, а теперь же», и притом именно потому, что такая агитация «привлекает крестьян к коллективизму уже как крестьян, указывая им возможность миновать фазис пролетаризации»18. Однако, уточняет Чернов, Энгельс был «большим скептиком в вопросе о
том, насколько в действительности преуспеют социалисты в этих своих — вполне целесообразных — стремлениях. И таким скептиком он был потому, что слишком высоко ценил мощь сельскохозяйственного капитализма и слишком низко — жизнеспособность мелкого крестьянства. Он верил в закон концентрации»19.
«Мы видим, — пишет далее эсеровский теоретик, — что жизнь совершенно не подтверждает предположения Энгельса о гибели мелкого крестьянского хозяйства. Но мы вполне согласны с ним, что не дело социалистов стремиться сохранить и увековечить мелкую крестьянскую собственность. Единственный выход из этого для социалистов ясен. Мы должны бороться с образованием в крестьянстве собственнических идей, мы должны, агитируя на почве его современной земельной нужды и пользуясь его традиционными взглядами на землю, пропагандировать ему социализацию земли и на почве социализации развитие крестьянской кооперации и общинного хозяйства. Эта кооперация и это общинное хозяйство ещё тоже не есть социализм, это тоже только новый шаг вперёд в пределах существующего порядка, но шаг, облегчающий и приближающий общественное преобразование на началах социализма»20.
История ХХ века показала, что, по большому счёту, оказался прав не Чернов, а Энгельс, и вовсе не потому, что «верил в закон концентрации», а потому, что изо дня в день наблюдал действие этого закона в реальной жизни, видел, что этот закон, несмотря на все противоборствующие ему тенденции, безраздельно господствует в буржуазном обществе, неотвратимо приближая его к глобальному капитализму.
Все плюсы и минусы теоретической позиции В.М. Чернова по вопросам собственности нашли своё отражение не только в его личных литературных произведениях, но и в официальной литературе его партии, включая партийную программу, принятую на первом съезде ПСР в 1906 г. Черновско-му характеру этого документа удивляться не стоит, ибо его основной автор — не кто иной, как Чернов.
Главная, теоретическая часть эсеровской программы (вступление и программа-макси-
мум) занимает в «Сборнике платформ всех русских политических партий», изданном перед выборами в I Государственную думу, шесть с половиной страниц21. Весь этот текст
— от начала до конца — выдержан в духе марксистских документов, а точнее — в духе социал-демократической литературы II Интернационала. Термин «крестьянство» мы встречаем здесь всего лишь дважды, зато термины «пролетариат» и «рабочий класс»
— 9 раз, что создаёт впечатление, будто ПСР при всей своей заботе о сохранении сельской общины не столько крестьянская, сколько рабочая партия.
Эсеры, судя по теоретической части их программы, выступают за «полную победу рабочего класса» и даже — «в случае надобности» — за его временную диктатуру, причём собираются следить за тем, чтобы «политика частичных завоеваний не заслоняла от рабочего класса его конечной, основной цели»22, но по программе-минимум, которую они выдвигают, хорошо видно, что их партия — не рабочая и даже не крестьянская, а мелкобуржуазная.
Что обещает эта программа-минимум пролетариату и крестьянству? Описание реформ рабочего законодательства, за которые выступает ПСР23, выполнено откровенно небрежно, грешит расплывчатыми формулировками. Вот характерные примеры: «возможно большее сокращение рабочего времени в пределах прибавочного труда» (Что означает — «возможно большее»?), минимальная зарплата — «по соглашению между органами самоуправления и профессиональными союзами рабочих» (А если соглашение не получится?), «достаточный непрерывный еженедельный отдых» (Достаточный — это какой?).
Что касается аграрных реформ, предусмотренных эсеровской программой-мини-мум, то здесь опять же возникают серьёзные вопросы. Главный аграрный проект || эсеров — «социализация всех частновла- 0-дельческих земель», т.е. «изъятие их из ча- р стной собственности отдельных лиц и пе- ^ реход в общественное владение и в распо- — ряжение демократически организованных ^ общин и территориальных союзов общин ^ на началах уравнительного пользования»24. < Этот проект предполагает, что крестьянам ^
частная собственность на землю не нужна, а нужна только общинная, причём «на началах уравнительного пользования».
Однако характерная для общины уравнительность хороша лишь там, где необходима коллективная борьба за выживание. Эсеровская «социализация», ликвидируя помещичью, кулацкую и чиновничью эксплуатацию общинного крестьянства, устраняет проблему его выживания и тем самым делает для него обузой не только уравнительность землепользования, но и весь общинный характер его хозяйствования, т.е. создаёт условия сначала для единоличного или семейного ведения хозяйства, а потом и для возрождения частной собственности. «Когда говорят: «из уравнительного передела ничего не выйдет», — писал по поводу эсеровского проекта «социализации» В.И. Ленин, — то марксист должен понимать, что это «ничего» относится исключительно к социалистическим задачам, исключительно к тому, что капитализма это не устранит. Но из попыток такого передела, даже из идеи такого передела очень многое выйдет на пользу буржуазно-демократического переворота»25.
Если в области рабочего и аграрного законодательства эсеровские инициативы страдают расплывчатостью и двусмысленностью, то «в политической и правовой области», т.е. там, где основная тема — либеральные свободы, всё как раз наоборот: здесь преобладают чёткость, решительность и деловитость. Программа ПСР требует радикального преобразования системы государственного управления, и эти требования таковы: «Установление демократической республики, с широкой автономией областей и общин, как городских, так и сельских; возможно более широкое применение федеративного начала к отношениям между отдельными национальностями;
признание за ними безусловного права на самоопределение; прямое, тайное, равное, всеобщее право голосования для всякого гражданина не моложе 20 лет, — без различия пола, религии и национальности; пропорциональное представительство; прямое народное законодательство (референдум и инициатива); выборность, сменяемость во всякое время и подсудность всех должностных лиц; полная свобода совести, слова, печати, собраний, рабочих стачек и союзов; полное и всеобщее гражданское равноправие; неприкосновенность личности и жилища; полное отделение церкви от государства и объявление религии частным делом каждого; установление обязательного равного для всех общего светского образования за государственный счёт; равноправие языков; бесплатность судопроизводства; уничтожение постоянной армии и замена её народным ополчением»26.
При всей своей радикальности социально-политические требования эсеров не являются социалистическими, они предполагают революционное преобразование государственного строя на основе последовательно осуществляемых принципов либерализма. Такое положение вещей позволяет характеризовать эсеров как либералов, воображающих себя социалистами.
К 1917 г. эволюция ПСР в сторону либерализма зашла так далеко, что ориентация на социализм у лидеров этой партии сохранилась лишь внешне, на вербальном уровне. Будучи боевым отрядом российских либералов, его главной ударной силой, ПСР активно противодействовала РСДРП, и немецкий историк М. Хильдермайер имел все основания утверждать, что «единственными и настоящими противниками социал-демократии» были не кадеты и не октябристы, а эсеры27.
1 Очередной вопрос революционного дела. Лондон, 1900. С. 6.
2 Там же. С. 28.
3 Р.Р. Социализация земли. Одесса, 1906. С. 4.
4 Чернов В.М. Крестьянин и рабочий как категории хозяйственного строя. Житомир, 1905.
5 Чернов В.М. Крестьянин и рабочий как экономические категории. Москва, 1905.
6 Там же. С. 7-8.
7 Там же. С. 9.
8 Гарденин Ю. Памяти Н.К. Михайловского. 1904. С. 12.
9 Там же.
1 Чернов В.М. К вопросу о капитализме и крестьянстве. Нижний Новгород, 1905. С. 8.
11 Там же. С. 13.
12 Там же. С. 14.
13 Там же.
14 Маркс К., Энгельс Ф. Избранные произведения. В 3-х т. Т. 1. М., 1983. С. 98.
15 Karl Marx Friedrich Engels Gesamtausgabe (MEGA). Erste Abteilung. Band 25. Text. Berlin, 1985. S. 296.
16 Чернов В.М. Марксизм и аграрный вопрос. СПб., 1906.
17 Там же. С. 211.
18 Там же. С. 241.
19 Там же.
20 Там же. С. 241-242.
21 Полный сборник платформ всех русских политических партий. СПб., 1906. С. 19-25.
22 Там же. С. 25.
23 Там же. С. 26.
24 Там же. С. 27.
25 Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Т. 16. М., 1979. С. 260.
26 Полный сборник платформ всех русских политических партий. СПб., 1906. С. 25-26.
27 M. Hildermeier. Die Sozialrevolutionare Partei Russlands. Agrarsozialismus und Modernisierung im Zarenreich (1900-1914). Koln, Wien, 1978. S. 221.
Gorlov A.V., e-mail: [email protected]
THE SOCIALIST REVOLUTIONARY IDEAL OF SYSTEM STATE MANAGEMENT: DRIFT FROM SOCIALISM TO LIBERALISM
What position did the party of socialists-revolutionaries (P.S.R.) occupy on the Russian political stage in the beginning of the 20th century? According to the opinion of the majority of researchers of this question, the party was certainly at the left. However the analysis of P.S.R. ideology, made by the author of the article, allows approving, that from the very first years of P.S.R. existence the orientation of the party was not so much socialist as liberal, and, hence, there is no good reason to consider this party as left.
Key words: socialists-revolutionaries, ideology, socialism, liberalism.
