CC BY
82
АФРИКА. БЛИЖНИЙ И СРЕДНИЙ ВОСТОК
ЕЩИЛЬТАШ М., ЁНДЖЕЛЬ Р. БЕЗОПАСНОСТЬ, ОБОРОНА И ВООРУЖЕНИЕ НА БЛИЖНЕМ ВОСТОКЕ. (Реферат).
Ключевые слова: безопасность Ближнего Востока; оборонная политика; вооружение; Саудовская Аравия; Иран; Ирак; Египет; Турция; Израиль; США; Россия; Китай.
YE§ILTA§ M., ÖNCEL R. Ortadoguda güvenlik, savunma ve silahlanma. - Istanbul : SETA Kitaplari, 2020. - Aralik. - 384 р. (Summary).
Keywords: Middle East security; defense policy; weapons; Saudi Arabia; Iran; Iraq; Egypt; Turkey; Israel; USA; Russia; China.
Для цитирования: Кудаяров К.А. [Реф.] // Социальные и гуманитарные науки. Отечественная и зарубежная литература. Сер. 9: Востоковедение и африканистика. - 2022. - № 1. - С. 38-54. - Реф. кн. : YE§IL-TA§ M., ÖNCEL R. Ortadoguda güvenlik, savunma ve silahlanma. - Istanbul : SETA Kitaplan, 2020. - Aralik. - 384 р. DOI: 10.31249/rva/2022.01.02
Коллектив авторов под руководством Мурата Ещильташа (Анкарский университет социальных наук, Турция) и Рыфата Ён-джеля (Ближневосточный технический университет, Турция) в рамках проекта турецкого фонда SETA (некоммерческой организации в области политических, экономических и социальных исследований) предпринял попытку провести обзор политики государств Ближнего Востока и глобальных акторов (США, России и КНР) в сфере безопасности и оборонной политики ближневосточного региона. В работе рассматриваются стратегии национальной безопасности целого ряда ближневосточных государств, играющих важную роль в архитектуре региональной безопасности, а также роль и влияние США, России и Китая в их выстраивании.
Оборона, безопасность и вооружение на Ближнем Востоке : основные концепции, стратегические тенденции и акторы
Вводный раздел представлен сотрудниками дирекции фонда SETA Муратом Ещильташем (Анкарский университет социальных наук, Турция) и Рыфатом Ёнджелем (Ближневосточный технический университет, Турция), представивших общую картину оборонной политики государств региона.
С углублением сирийского кризиса геополитическая конкуренция в регионе Ближнего Востока стала более жесткой. Наряду с распространением внутригосударственных конфликтов также усиливается и межгосударственная напряженность, вовлекшая почти всех основных субъектов региона в сирийский конфликт. Быстрый рост негосударственных вооруженных групп превратил всех региональных игроков в акторов, которые стали больше инвестировать в безопасность и оборону. Конкуренция в обеспечении безопасности в регионе, ужесточившаяся с окончанием «американской од-нополярности», по-прежнему способствует сохранению зависимости стран региона от военной помощи США. Хотя достижение египетско-израильского мира и последующая определенная стабилизация арабо-израильского конфликта снизили уровень региональной угрозы, Исламская революция в Иране (1979) и революционная политика нового иранского режима привели к радикальной трансформации архитектуры региональной безопасности. Изменение позиции Ирана в региональной стратегии США и размещение его на антиамериканской геополитической оси также потребовали переформатирования региональных геополитических и геостратегических моделей. Стремясь сохранить региональный статус-кво, Саудовская Аравия оказала значительную финансовую и военную поддержку администрации Багдада в ирано-иракской войне, начавшейся сразу после революции в Тегеране. Однако попытки Саддама Хусейна, выигравшего войну с Ираном, переместить Ирак в положение регионального гегемона, установив контроль над нефтяными ресурсами Ближнего Востока, снова изменили оборонительные отношения и привели к прекращению сотрудничества с Саудовской Аравией [p. 13].
Военные доктрины государств региона начали меняться в связи с распространением асимметричных угроз, таких как терро-
ризм. Как подчеркивают авторы, стоит обратить внимание, что в выборе государствами определенных военных доктрин важную роль играет баланс атаки и обороны, который представляется как отношение количества силы, необходимой для захвата агрессором определенной территории, к силе, необходимой для ее защиты. Таким образом, когда выгодна атака, легче уничтожить армию противника наступательной операцией и захватить его территорию, чем защитить себя. В случае, когда выгодна защита, легче оставаться на месте и защищаться. Баланс атаки и обороны обеспечивает связь между силой и военным потенциалом соответствующего государства, что раскрывает способность государства выполнять военные операции. Из-за неправильной оценки этого баланса государства могут применять ложные доктрины или силовые методы. Измерение баланса атаки и обороны может быть совсем не простым в зависимости от развития военных технологий. Самым большим препятствием для этого является универсальная структура использования современных военных платформ. Многие системы вооружения, разработанные сегодня, могут использоваться как для наступательных, так и для оборонительных целей. К примеру, передовые системы воздушной и противоракетной обороны, разработанные в основном для защиты воздушного пространства, также могут использоваться для атаки вражеских сил [р. 26].
Вторая проблема, возникающая при измерении баланса атаки и защиты, - неправильные расчеты участников в системе. Ошибочно оценивая значения атаки и защиты систем вооружения в инвентаре своих соперников, государства могут проводить политику, которая повысит региональную напряженность. Ярким примером такой ошибки является развязывание Первой мировой войны. До ее начала лица, принимающие решения, считали, что баланс был в пользу атаки, но в ходе военных действий стало понятно, что защита намного перевешивает атаку.
События после 11 сентября 2001 г., приведшие к активизации ближневосточной политики США (война в Афганистане 20012014 гг., оккупация Ирака в 2003 г.), заставили всех региональных субъектов ближневосточного региона скорректировать свои позиции в отношении военной мощи и оборонительной политики. Однако выстраивание новой архитектуры безопасности, спровоцированной «арабской весной», переместило всех крупных игроков в
направлении атаки в балансе обороны и атаки. Присутствие Ирана в Ираке, Сирии и Йемене, активная наступательная позиция Саудовской Аравии сначала в Сирии, а затем в Йемене, военное участие Турции в Сирии, а также политика Израиля в Сирии показывают тенденцию движения региональной геополитики в направлении атаки. Этот факт также влияет на степень вооружения Ближнего Востока в целом (Саудовская Аравия и ОАЭ входят в пятерку крупнейших стран - импортеров оружия в мире). Рост региональных кризисов и конфликтов, размер материальных ресурсов, выделенных на экспорт оружия, и желание стать более независимыми в политике внешней безопасности побуждают страны региона создавать свою собственную оборонную промышленную инфраструктуру. Учитывая, что Турция и Израиль достигли нынешних показателей в развитии отечественного оборонного производства в результате десятилетий инвестиций, время покажет, с какой скоростью будет происходить развитие оборонной промышленности в других странах региона [р. 42].
Турция: восходящий региональный игрок
Мурат Аслан (Башкентский университет, Университет им. Хасана Колйонджу, Турция), рассматривая региональную политику Турции в XXI столетии, полагает, что в вопросах региональной безопасности Анкара поначалу предпочитала прибегать к пассивной защите, основанной на дипломатии (2001-2011), нежели на военной активности. Однако при решении вопросов внутренней безопасности она всегда проводила довольно жесткую политику. Турецкая оборонная стратегия формировалась в соответствии с приоритетом, ориентированным на внутреннюю безопасность. События в Египте и Ираке, а также уход США из Афганистана и Ирака, породившие неопределенность в отношении сохранения стабильности на Ближнем Востоке после вывода американских войск, вызвали большое беспокойство в Турции, побудившее Анкару пересмотреть свою политику безопасности. В связи с этим сирийская ветвь Рабочей партии Курдистана (РПК), получившая поддержку США в Сирии, была воспринята как приоритетная угроза. Вдобавок к этому растущая деструктивная и сепаратистская деятельность террористической организации фетхуллахистов
(FETO - Fethullahçi Teror Orgutu) и РПК в Турции с 2013 г., нападения на городские центры в 2015 г. и попытка государственного переворота 15 июля 2016 г. превратили первоначальную политику безопасности в агрессивную оборонительную стратегию [p. 58].
С восстановлением экономики и политической стабильности (с приходом к власти Партии справедливости и развития) Турция начала проводить более активную оборонную политику в отношении прямых угроз, исходящих от террористических организаций как внутри страны, так и за рубежом. В отличие от предыдущих лет, постоянные воздушные и наземные антитеррористические операции Турции требовали бесперебойной поставки вооружения, что поставило перед государством задачу производить сборку или совместное производство вооружений в Турции, нежели покупку готового оружия. Принятие необходимых мер и последующее развитие отечественного оборонного комплекса вывело производство авиационной техники, средств связи, радаров и бронетехники в разряд приоритетных направлений оборонной промышленности Турции.
В настоящее время Турция нацелена на производство сложных военных технологий с использованием своих национальных возможностей, и в этом контексте она предпринимает шаги по превращению проектов по производству национальных боевых самолетов, лазерного оружия, электромагнитных пушек, ракетных двигателей в широкомасштабное производство. Свидетельством успехов Турции в данном направлении может служить то обстоятельство, что по состоянию на 2020 г. в рейтинг оборонных промышленных компаний, объявленный изданием «Defense News», попали семь турецких компаний - «Aselsan», «Tusaç», BMC, «Roketsan», STM, FNSS, «Havelsan» [p. 76]. При этом оборот национальных оборонных предприятий Турции увеличился по сравнению с прошлыми годами и достиг 8,7 млрд долл. в 2018 г. Однако если сравнивать их с годовым оборотом американской фирмы «Lockheed Martin» (47,9 млрд долл.) или «Raytheon» (23,5 млрд долл.) [p. 78], то станет понятно, что Турция еще находится в «зачаточной» стадии в этой области и настоящее развитие ей еще предстоит.
Иран: революционный прорыв и асимметричная защита
Сайяд Садри Алибабалу (Университет Сакарья, Турция) анализирует иранскую политику в сфере обеспечения безопасности. Автор говорит о том, что сразу после окончания ирано-иракской войны иранские военные элиты предприняли шаги по развитию оборонной промышленности наряду с выработкой новой военной доктрины, чтобы впредь не допускать перемещения зоны конфликта на свою территорию. Нехватка вооружения, вызванная санкциями США (1984) в период восьмилетней войны с Ираком и обошедшейся Тегерану в 52 млрд долл., не могла не подтолкнуть страну к созданию собственной оборонной промышленности [р. 100]. Первым шагом в этом направлении стала реструктуризация и модернизация вооруженных сил Ирана и создание ракетного вооружения. Упор, сделанный на развитие ракетных технологий, позволил Ирану использовать ракеты собственного производства в ирано-иракской войне уже в середине 1980-х годов. После окончания войны Иран продолжил их производство, стремясь непосредственно нанести удар в возможной войне с Израилем. Первой из ракет, разработанных в этом направлении, является «Shahab-1», построенная методом обратной инженерии ракеты «Скад-Б» в результате реализации ракетного проекта в 1988-1994 гг. В начале 2000-х годов были произведены ракеты «Shahab-2» (с дальностью полета 750 км) и «Shahab-3» (2 тыс. км). На сегодняшний день в Иране производится большое количество ракет малой и средней дальности. К их числу относится «Fateh-110» (дальность полета 300 км), «^аЬе^313» (500 км), «2и1Гщаг» (750 км), «Khorramshahr» (2 тыс. км) и другая ракетная продукция [р. 103].
Вторжение США в Афганистан и Ирак побудило иранскую военную элиту принять военную доктрину «мозаичной защиты», согласно которой иранские вооруженные силы будут использовать нерегулярную, гибкую и ударную тактику, направленную на ослабление сил врага в сухопутных войнах, заманивая атакующего противника в городские районы и зоны засады [р. 108]. Таким образом, Иран пытается избежать серьезных угроз недорогими шагами, оптимизируя свою военную деятельность за счет ведения асимметричной войны, поскольку иранский военный бюджет весьма ограничен по сравнению с возможностями конкурирующих
стран. Политика сдерживания также является одной из составных частей военной доктрины Тегерана. Она направлена на предотвращение возможных внешних угроз и сбалансирование наступательных и иных возможностей оппонента с собственным военным потенциалом. Этим во многом объясняется иранское присутствие в различных зонах нестабильности. К примеру, стремясь играть более активную роль в региональной политике, Иран проводит политику сдерживания талибов (сотрудничающих с геополитическими конкурентами Ирана - Саудовской Аравией и Пакистаном), поддерживая силы Северного альянса в войне в Афганистане.
Израиль: от восприятия экзистенциальной угрозы до большой стратегии
Мерве Серен, сотрудница Анкарского университета им. Ба-язита Молниеносного (Ankara Yildinm Beyazit Universitesi), и ее коллега из Газиантепского университета Юсуф Озер утверждают, что с момента своего создания государство Израиль рассматривало арабские государства и мусульманские общины как приоритетную угрозу и формировало стратегию национальной безопасности в соответствии с этими угрозами. В качестве наиболее важного и функционального инструмента этой стратегии является ядерное оружие Израиля, наличие которого не отрицается и не подтверждается.
Согласно военной доктрине Израиля, Армия обороны Израиля (ЦАХАЛ) выполняет такие задачи, как обеспечение безопасности Западного берега реки Иордан, борьба с терроризмом как внутри границ Израиля, так и в приграничных районах и обеспечение потенциала сдерживания, который предотвратит военные действия против него. Зоны обороны ЦАХАЛа обозначены как Центральный, Южный, Северный и Гражданский. Центральный фронт отвечает за безопасность береговой части и Западного берега в центре страны, Северный фронт отвечает за безопасность границ Ливана и Сирии на севере, южный фронт отвечает за безопасность региона Арава, Негев и Эйлат на юге. Гражданский фронт обязан защищать гражданских лиц в чрезвычайных ситуациях [p. 136].
Для обеспечения своей безопасности Израиль стремительно развивает свою оборонную промышленность, которая заметно
укрепилась с созданием военной, оружейной и авиационной промышленности. Успехи Тель-Авива в данном направлении позволяют ему в настоящее время входить в группу ведущих мировых стран-производителей и экспортеров оружия. На долю продукции оборонного сектора приходится около 10% от общего объема экспорта Израиля. Министерство обороны также поощряет развитие местных фирм оборонной промышленности при поддержке отдела развития бизнеса Сибата (Управления международного оборонного сотрудничества Министерства обороны Израиля) местным малым и средним предприятиям. В настоящее время насчитывается около 1200 компаний, работающих в области исследований и разработок, инженерии, консультирования по борьбе с терроризмом, безопасности и разведки [р. 137]. Таким образом, развитие оборонной политики Тель-Авива в соответствии с вызовами его безопасности и геополитическими условиями региона превратили Израиль в самое военизированное государство в мире, способное эффективно противостоять внешним угрозам.
Саудовская Аравия: преобразование в непрерывности
Исмаил Акдоган (Университет Сакарья), делая обзор саудовской оборонной политики, утверждает, что в течение первого десятилетия после окончания холодной войны (1989-1999) оборонная политика Саудовской Аравии была построена на контроле над Ираком, определяемым Эр-Риядом как угроза ее национальной безопасности [р. 189]. Стратегическая цель Саудовской Аравии заключалась в том, чтобы Ирак как региональная держава не обладал достаточно сильным военным потенциалом, способным бросить вызов региональному балансу сил, но в то же время не был слишком слаб в военном отношении, чтобы изменить региональный баланс сил в пользу Ирана. С момента окончания холодной войны США радикально реструктурировали свою политику на Ближнем Востоке, приняв стратегию чрезмерного участия в выстраивании политики безопасности региона. Этот шаг Вашингтона нарушил многополярное региональное равновесие на Ближнем Востоке. Учитывая тот факт, что любое государство, претендующее на изменение регионального баланса сил, рассматривается как угроза национальной безопасности Саудовской Аравии, США
начали восприниматься Эр-Риядом как таковая (1999-2009) [р. 198].
В последующем, отказавшись от стратегии чрезмерного участия на Ближнем Востоке (с 2009 г.), Соединенные Штаты приняли стратегию пассивного участия в регионе, предполагавшую избегание американской ответственности в поддержании баланса сил и установлении безопасности. Эта новая американская стратегия привела к тому, что ближневосточные державы вступили в ожесточенную региональную конкуренцию между собой. Региональной державой, выделявшейся в этой конкуренции, был Иран, проводивший активную внешнюю политику в Ираке, Сирии, Йемене, Ливане, Палестине и Бахрейне. Столь оживленная внешнеполитическая деятельность Тегерана всерьез насторожила Саудовскую Аравию, которая начала воспринимать Иран как главную угрозу региональной безопасности. Ответным действием Саудовской Аравии стало, с одной стороны, увеличение своего оборонного потенциала (затраты на который возросли с 53 млрд долл. в 2009 г. до 88 млрд долл. в 2015 г.) [р. 212], а с другой стороны, заключение стратегического союза с Турцией, Египтом и странами Персидского залива. Таким образом, в рассматриваемый период (1989-2019) политика безопасности Саудовской Аравии была основана на сохранении многополярного регионального распределения власти на Ближнем Востоке [р. 220].
Египет: поиск баланса на маятнике США и России
Проливая свет на региональную политику крупнейшего арабского государства региона в отношении глобальных акторов, Ахмет Хусрев Челик (Мармаринский университет, Турция) считает, что и Соединенные Штаты, и Россия исторически играли и продолжают играть важную роль как для Египта, так и для ближневосточного региона в целом.
Сближение Египта и СССР при Г.А. Насере началось в середине 1950-х годов и сопровождалось поставками вооружения из Чехословакии [р. 241]. В 1960-е годы страны Восточного блока твердо удерживали лидерство в торговле военными материалами с Египтом. Национализация крупных промышленных и иных инфраструктурных объектов в Египте рассматривалась странами за-
падного блока как серьезный «крен» Каира в сторону развития социализма в стране. В 1970 г. со смертью Насера и приходом к власти Анвара Садата внешняя и внутренняя политика Египта смещаются в сторону развития отношений с США и его союзниками в ущерб развитию советско-египетских отношений. Дальнейшее охлаждение двустороннего партнерства привело к тому, что в 1972 г. Египет вывел советский воинский контингент со своей территории. Кэмп-Дэвидские соглашения, заключенные в 1979 г. между Египтом и Израилем, ликвидировали влияние СССР в Египте в пользу США [р. 247].
В дальнейшем, в 30-летнюю эпоху правления Хосни Муба-рака египетско-американское партнерство в области обороны и безопасности продолжало развиваться, хотя и отношения с Россией не были полностью разорваны.
Одним из важных моментов египетско-американского сотрудничества при Х. Мубараке явился 1988 г., когда Египет получил статус союзника США, не входящего в НАТО, что позволило руководству Каира получить новое американское технологическое военное оружие. Власть Мубарака, обеспечивавшая непрерывность «статус-кво» в этот период, закончилась с революцией 2011 г., когда начались радикальные изменения в отношениях Египта как с глобальными акторами - США и Россией, - так и с другими субъектами региональной политики. Приход к власти исламиста Мухам-мада Мурси в результате выборов после революции 2011 г. ясно дал понять, что приоритеты Египта в плане архитектуры безопасности на Ближнем Востоке не совпадают с приоритетами США. Военный переворот 2013 г. и установление власти военных во главе с Абдул-Фаттахом Ас-Сиси в 2014 г. привели к улучшению отношений с Россией и росту египетских закупок российского вооружения, что способствует укреплению позиций России в Египте и регионе [р. 255]. Каиру удалось нормализовать отношения и с Вашингтоном, свидетельством чего является восстановление традиционной экономической и отчасти военной помощи Египту со стороны США.
Ирак: изменение политики безопасности от хаоса до поиска порядка
Ферхат Пиринччи (Университет Бурса Улудаг, Турция) полагает, что в настоящее время оборонная политика Ирака соответ-
ствует своей исторически сложившейся тенденции, формируясь в основном исходя из внутренних угроз, без учета возможных внешних вызовов безопасности государства.
Так уж сложилось, что в 1920-1932 гг. Великобритания играла роль гаранта безопасности Ирака от внешних угроз. Однако с получением независимости этого арабского государства в 1932 г. Лондон прекратил заниматься обеспечением его безопасности. Созданная Британской империей иракская армия планировалась прежде всего как защитница внутренней стабильности. Свержение монархии в Ираке в 1958 г. в результате военного переворота, попытки государственного переворота и вызванные ими контрнаступления, а также политизация иракских вооруженных сил неизбежно увеличили интерес армии к внутренней политике и выявили приоритетность внутренних угроз [р. 268]. Усилиями Саддама Хусейна Ирак со временем разработал политику безопасности и обороны также против внешних угроз. Благодаря союзу с СССР Ирак смог стать региональным актором, обладающим значительным военным потенциалом. В период с 1970 по 1979 г. иракская армия преимущественно состояла из советских истребителей, танков и бронетехники (более 93%) [р. 268]. В оборонной политике Ирак эпохи Саддама опирался на три составляющие: 1) модернизация и создание новых разведывательных и охранных агентств в Ираке; 2) закупка обычных вооружений (в рамках финансирования оборонной политики); 3) производство собственных баллистических ракет.
Претензии Багдада на региональное лидерство и реакция на них со стороны государств региона (прежде всего Саудовской Аравии) привели к тому, что Ирак как влиятельная региональная сила была ликвидирована США в 2003 г. В условиях, когда новые государственные институты, отвечающие за оборонную политику и безопасность страны еще не были сформированы, Багдад столкнулся с серьезными трудностями в отражении внутренних (и внешних) угроз. Это прервало и изменило историческую преемственность Ирака в оборонной политике и политике вооружений в период после 2003 г. Лишь к 2009 г. американцам удалось создать новую иракскую армию [р. 279]. Однако с тех пор Ирак больше не является государством с серьезным военным потенциалом. Слабость Ирака, как полагает автор, создает высокую вероятность его
превращения в арену соперничества между Саудовской Аравией и Ираном либо Израилем и Ираном на региональном уровне, а на глобальном уровне она способствует потенциальному становлению Ирака в качестве площадки для противоборства между США и Ираном. События 3 января 2020 г. в Багдаде, когда США ликвидировали командующего силами Ирана в Иерусалиме Касима Су-леймани и ответные меры Ирана в виде ракетных ударов по американским базам в Ираке являются тому подтверждением [p. 291].
США: основной актор архитектуры безопасности и обороны Ближнего Востока
Сотрудник турецкого издания в области оборонно-промышленного комплекса и военного дела «Global Savunma» Хакан Кы-лыч отмечает, что Соединенные Штаты как сверхдержава являются неотъемлемой частью ближневосточной архитектуры безопасности, выступая также как один из основных гарантов безопасности региона. Основной целью американской политики на Ближнем Востоке является обеспечение свободного доступа к ближневосточной нефти Соединенным Штатам и их союзникам. Попытка любой внешней силы взять под контроль регион Персидского залива (и таким образом поставить под угрозу поставки нефти) рассматривается как посягательство на жизненно важные интересы США, предполагающая незамедлительный ответ, не исключая и применение военной силы. На протяжении многих лет Вашингтон также является одним из наиболее важных участников процесса вооружения и проектов оборонной промышленности в ближневосточном регионе, что делает его особым (исключительным) актором в решении вопросов обороны и безопасности Ближнего Востока. Тем не менее военное присутствие США на Ближнем Востоке в последние десятилетия не способствовало укреплению региональной безопасности. К примеру, американское вторжение в Ирак в 2003 г. лишь усугубило проблемы обеспечения безопасности, приведя к росту влияния террористических организаций, гибели 4500 американских военных и более 1 млн иракцев во время иракской кампании, а также превращению в беженцев 7 млн иракцев [p. 310]. Автор также отмечает, что эффективность Соединенных Штатов в деле уничтожения террористических организаций на
Ближнем Востоке нивелируется попутным уничтожением гражданских целей и увеличением риска возникновения конфликтов с другими странами.
Китай: новый актор на Ближнем Востоке
Обеспечение стабильности и безопасности на Ближнем Востоке для Пекина важно в той мере, в какой оно способствует развитию торговых отношений с регионом, что крайне необходимо для экономики Китая, полагает сотрудник Анкарского университета общественных наук Гюроль Баба. Политика реформ и открытости, проведенная в КНР в конце 1970-х годов, выявила важность Ближнего Востока во внешней политике Китая. С 1980-х годов Пекин стал уделять большое внимание данному региону, что объясняется стремительно увеличивающейся потребностью китайской экономики в энергоресурсах. Это привело к активному развитию отношений Пекина с Эр-Риядом и Дамаском.
Гюроль Баба считает, что в теоретическом и общем наррати-ве Ближний Восток имеет четыре основных значения для КНР: представляя собой конкурентную площадку великих держав; важнейший источник поступления энергоресурсов; стратегическую зону расширения влияния Китая, а также один из важнейших геостратегических перекрестков мира [р. 346].
Изменение конкурентной системы великих держав в XXI в. (особенно с подъемом Поднебесной) привело к трансформации структур экономических и военных альянсов ближневосточных государств. Автор полагает, что Китай в какой-то мере занимает место России в этой трансформации и даже привлекает союзников США к сотрудничеству в стратегических областях. Регион рассматривается Пекином как стратегическая зона для расширения китайского влияния, поскольку существует возможность оказания воздействия со стороны ближневосточных радикальных движений и группировок на безопасность и стабильность Китая посредством его мусульманского населения. Прежде всего это связано с безопасностью КНР в контексте Синьцзяно-Уйгурского автономного района. Китайцев всерьез беспокоит иностранная поддержка, оказываемая уйгурам на основе исламской солидарности, не в последнюю очередь исходящая из стран Ближнего Востока. Поэтому
одним из важных приоритетов китайской оборонной политики является устранение угроз, исходящих из Ближнего Востока и способных повлиять на внутреннюю политику КНР при принятии решений в области оборонной политики. Для этого Пекин использует развитие экономических и стратегических отношений с государствами региона, в которых инициатива «Одного пояса, одного пути» играет немаловажную роль. Основной площадкой для многосторонней и многовекторной китайской дипломатии в регионе является созданный в 2004 г. Форум китайско-арабского сотрудничества. Аналогичная политика выстраивается и в отношении Совета сотрудничества стран Персидского залива. Чтобы показать, что китайская администрация небезразлична к проблемам региона, она внесла предложение по урегулированию палестино-израильского конфликта, поддерживая создание палестинского государства в пределах границ, существовавших до 1967 г. Оборонная политика КНР также предполагает и военно-стратегическое сотрудничество с государствами региона, с отдельными представителями которого оно ведется уже несколько десятилетий (Ираном (с 1970-х годов), Египтом (с 1950-х годов), Саудовской Аравией (с 1980-х годов) и другими странами) [р. 348]. Автор полагает, что этот вид партнерства является лишь продолжением китайских инвестиционных, торговых и энергетических отношений с регионом.
Китайские власти всерьез обеспокоены нестабильностью и хрупкостью режимов в так называемом «регионе нестабильности», который простирается от Центральной и Южной Азии до средиземноморского побережья Северной Африки, порождая такие угрозы, как терроризм, религиозный экстремизм и т.д. Тем не менее военное присутствие Китая в регионе (например, флот КНР в Аденском заливе) объясняется в основном защитой китайских торговых судов от возможных угроз (например, в территориальных водах Сомали).
Увеличение торговых возможностей и сфер торгово-экономического сотрудничества с регионом является основным фактором, определяющим также и экспорт китайского вооружения на Ближний Восток. Это подтверждается многими примерами, в частности китайско-иранским партнерством в рамках схемы «оружие в обмен на нефть». В период с 2010 по 2017 г. китайский экс-
порт оружия в регион достиг 468 млн долл., или 3,7% от общего экспорта китайского вооружения [р. 353]. Этот показатель является довольно скромным по сравнению с аналогичными поставками США, России и европейских стран. Тем не менее у Китая имеется довольно большой потенциал для увеличения своих военных поставок.
Россия: бывший игрок, новая роль
Арда Мевлютоглу (эксперт в области оборонной промышленности) дал оценку российской оборонной политике на Ближнем Востоке, охарактеризовав ее как эффективное использование нестабильности в регионе (сирийский кризис) для модернизации своих вооруженных сил и приобретения боевого опыта [р. 381]. Основными центрами военного присутствия России в Восточном Средиземноморье являются военно-морская база в г. Тартус вместе с авиабазой Хмеймим. Как полагает автор, Россия доказала, что она обладает эффективной, современной и сдерживающей огневой мощью с помощью стратегических бомбардировщиков, подводных лодок и ракет большой дальности, активно используемых в ходе военной антитеррористической операции в Сирии. Своими действиями Кремль показывает, что в технологической гонке он не отстает от США и НАТО и может успешно использовать передовые технологии и сложную тактику. Присутствие России на ближневосточном рынке вооружений в этот период показало большой рост, выразившись в том, что Египет, Ирак, Саудовская Аравия и Кувейт становятся крупными потребителями российской военной продукции, заключая заказы на поставки танков Т-90, истребителей МиГ-29, самолетов Су-35, систем ПВО С-400 и другой продукции оборонно-промышленного комплекса России [р. 379].
Мевлютоглу подчеркивает, что ближневосточный регион рассматривается как один из важнейших областей влияния Российской Федерации вместе со Средней Азией и Азиатско-Тихоокеанским регионом. Снижение российского присутствия в этих регионах в новообразованной многополярной международной среде приведет к ослаблению позиций России в мире как глобальной державы.
Поддержка Западом действий, направленных на свержение политических режимов во время «арабской весны», и нестабильность, вызванная этим процессом, подпитывает радикальные религиозные движения, создающие угрозу безопасности для Российской Федерации. Начало гражданской войны в Сирии радикально изменило отношение кремлевской администрации ко всему процессу «арабской весны», которая стала рассматривать арабские события как версию «цветных революций» в странах бывшего СССР. Демонстрации российских оппозиционеров в ходе парламентских и президентских выборов 2011 г. в России вызвали опасения, что аналогичная попытка смены власти предпринимается Западом и в отношении Российской Федерации.
Основной целью политики России на Ближнем Востоке является всестороннее развитие отношений с государствами региона и ее активное присутствие в качестве одной из глобальных держав, участвующей в процессе обеспечения мира и стабильности в регионе. Россия пытается извлечь выгоду из политики региональной безопасности, чтобы сохранить свои притязания на глобальное лидерство и вывести свою борьбу с Западом за пределы своих границ [р. 381]. В этом плане успешные операции России против террористических формирований «Аль-Каиды», ИГИЛ и «Джебхат ан-Нусры» в Сирии показали мировому сообществу силу российского оружия и военный потенциал, вызвавшие живой интерес к военному сотрудничеству с Москвой у целого ряда ближневосточных государств. Тем временем США и его союзники не прекращают попыток нивелировать успехи России на Ближнем Востоке, видя в российском присутствии в регионе угрозу своим национальным интересам.
Заключение
Проблемы региональной безопасности и стабильности остро стоят на повестке дня с момента создания современного Ближнего Востока. Кризис безопасности, возникший после вторжения США в Ирак и достигший своего пика во время событий «арабской весны», сделал регион более милитаризованным, еще больше обнажив сложнейшие вопросы региональной безопасности. Крах государственных структур, вакуум власти и распространение терроризма
являются одними из характерных черт сложившейся в последнее десятилетие ситуации на Ближнем Востоке. Периодическая региональная борьба за власть и соперничество в сфере обеспечения безопасности в оккупированных, распавшихся или ослабленных государствах сделали традиционные международные отношения на Ближнем Востоке более нестабильными, чем раньше. Гражданская война в Йемене, ликвидация Касема Сулеймани в Ираке, авиаудары Ирана по американской базе в Ираке и многие другие события указывают на отсутствие стабильности в регионе в краткосрочной перспективе. Одним из отличительных моментов региона является частое применение военных средств практически при полном игнорировании попыток решения вопросов безопасности возможностями дипломатии. Тенденция на усиление закупок вооружения и связанная с ней высокая напряженность и конфликто-генность в отношениях между государствами превращают регион в мировой полигон для испытания новых оружейных систем. Попытки создать инфраструктуру для собственной оборонной промышленности, несмотря на успешные примеры Израиля, Турции и Ирана, в целом не принесли ощутимых результатов. Создание стратегических военных союзов в партнерстве с глобальными акторами отличается как большей эффективностью, так и усилением конкуренции между США, Россией и КНР, структурно либо тактически вписавшихся в оборонные стратегии государств региона. Данное обстоятельство может способствовать усилению напряженности в ближневосточном регионе в краткосрочной перспективе, что серьезным образом может сказаться на стабильности и безопасности государств региона.
К.А. Кудаяров*
* Кудаяров Каныбек Акматбекович - кандидат исторических наук, научный сотрудник отдела Азии и Африки Института научной информации по общественным наукам РАН.
