Еще раз об односоставных предложениях Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

УДК 81-2

И. В. Космарская, Е. Н. Цветаева

Космарская И. В., кандидат филологических наук, доцент, профессор каф. русского языка и теории словесности МГЛУ; e-maiL: [email protected]

Цветаева Е. Н. , кандидат филологических наук, доцент, заведующий каф. лексикологии и стилистики немецкого языка МГЛУ; e-maiL: [email protected]

ЕЩЕ РАЗ ОБ ОДНОСОСТАВНЫХ ПРЕДЛОЖЕНИЯХ

Статья посвящена рассмотрению одного из основополагающих разделов русского синтаксиса - односоставным предложениям. Проанализирована семантика односоставных предложений, особое внимание уделено безличным. Безличные предложения часто приводятся в пример как неопровержимое доказательство исключительных черт русского характера, таких как пассивность, склонность к фатализму, неконтролируемость и т. д. Выявлено, что синтаксическая безличность не уникальное «русское» явление, предложения с тем же смысловым результатом есть и в других языках. Этот вывод ставит под сомнение утверждение об уникальных национальных чертах, основанное на самом факте существования безличных конструкций. Показана необходимость полного функционально-семантического анализа всех типов односоставных предложений. Результаты этой работы будут очень полезны в практике преподавания русского языка переводчикам, журналистам и др.

Ключевые слова: односоставные предложения; синтаксическая безличность; безличные конструкции; национальный характер.

I. V. Kosmarskaia, E. N. Tsvetaeva

Kosmarskaia I. V., PhD (PhiLoLogy), Assoc. Prof.,

Prof. at the Department of Russian, MSLU; e-maiL: [email protected]

Tsvetaeva E. N., PhD (PhiLoLogy), Assoc. Prof.,

Head of Department of LexicoLogy and StyListics of German, MSLU;

e-maiL: [email protected]

MORE ON ONE-MEMBER SENTENCES

The articLe considers one of the basic sections of the Russian syntax - one-member sentences. With reLiance on the syntactic concept of GaLina ZoLotova the authors anaLyze the semantics of singLe-component sentences, paying speciaL attention to the category of the impersonaL. ImpersonaL sentences are often regarded as an irrefutabLe proof of the exceptionaL features of the Russian character, such as passivity, propensity for fataLism, uncontroLLabiLity, etc. However, syntactic impersonaLity is not a typicaLLy "Russian" feature, as the phenomenon in question can be registered in other Languages, especiaLLy, in South SLavic, Like BuLgarian, and aLso in German, ItaLian,

etc. The functional, and the communicative approaches to the study of one-member proposaLs open up new perspectives for their interpretation that is free both from the dominance of morphoLogy and Logics and from the ungrounded tendency to connect syntactic structures with "exceptional" quaLities of a nationaL character.

Key words: one-member sentences; syntactic impersonaLity; impersonaL sentences; nationaL character.

Характеристика каждой единицы определяется взаимообусловленностью ее формы, значения и функции. Этот комплексный критерий, более объективно отвечающий сущности языковых явлений, позволяет переориентировать грамматику от классификационных задач к задачам объяснительным. Вместо ответа на вопрос, под какую классификационную рубрику подводится то или иное явление, следует искать ответы на более содержательные вопросы: что выражено (о значении), как, чем выражено (о форме), зачем (о функции). И на этой основе - почему (о выборе, значит, о смысловых, стилистических, культурных предпочтениях говорящего).

Обратимся к материалу одного из основополагающих разделов курса синтаксиса «Односоставные и двусоставные предложения». Учебники дают почти всегда однозначное определение этих терминов, учителя и преподаватели требуют от своих школьников и студентов, чтобы они легко и точно определяли, односоставно предложение или двусоставно, а если односоставно, то какое именно: определенно-личное? неопределенно-личное? обобщенно-личное? безличное? номинативное? И при этом знают, что подведение под ту или иную классификационную рубрику большинства односоставных предложений весьма условно, а иногда противоречит логике и здравому смыслу. Например, предложение Мне грустно - односоставное безличное? Почему? Оно же сообщает о состоянии лица. А как разобрать предложение Подарков гора? Почему предложение Он нездоров трактуется как двусоставное, а Ему нездоровится уже как односоставное безличное?

Эти вопросы стоят давно. Их ставили А. М. Пешковский, Д. Н. Овсян-нико-Куликовский, еще в 1870 г. в книге «Нерешенные вопросы в грамматике» В. И. Классовский, сопоставляя пары предложений типа Он не здоров и Ему нездоровится, писал: «.... с первого взгляда уже видно, что: 1) словами он и ему говорится об одном и том же лице и 2) лицу этому в обоих случаях приписывается один и тот же признак. Даже

априори странно, что соответствие подлежащего только именительному падежу, а именительного падежа только подлежащему возведено в закон разума» [Классовский 1870, с. 37].

За прошедшие почти 150 лет лингвистика всё глубже осмысляла связи высказывания с сознанием, коммуникацией, текстом, образом говорящего и последовательно преодолевала зависимость от диктата логики и морфологии.

Многие из спорных синтаксических вопросов нашли свой ответ в концепции Г. А. Золотовой, изложенной ею в «Очерке функционального синтаксиса русского языка», в «Коммуникативных аспектах русского языка» и «Коммуникативной грамматике русского языка», написанной в соавторстве с Н. К. Онипенко и М. Ю. Сидоровой.

Г. А. Золотова выдвинула идею принципиальной двусостав-ности предложения как коммуникативной единицы и показала, что так называемая односоставность не является характеристикой модели предложения, не принадлежит области типового значения модели, а является либо знаком особой семантико-синтаксической модификации модели (например, по линии субъекта: неопределенно-личность, обобщенно-личность; инволюнтивность), либо реги-строво обусловленным вариантом модели (например, номинативные предложения интерпретируются как особая синтаксическая структура, предназначенная для репродуктивно-описательного или репродуктивно-повествовательного типа текстов).

Современная грамматика понимает предложение как выражение речемыслительного акта, приписывающего некий признак его носителю, это значит, что отличительный признак предложения - коммуникативность, его способность быть средством общения. Предложение как коммуникативная единица не может состояться без сопряжения субъектного и предикатного компонентов. А это и означает принципиальную двусоставно сть предложения. Сообщение всегда состоит из того, о чем сообщают, и из того, что сообщают. Другими словами, смысловая структура предложения держится на сопряжении предикативного признака с именем его носителя, они могут предстать в разном, но всегда - во взаимообусловленном оформлении. Субъект предложения в определенных условиях может быть не выраженным вербально, но неназванность его синтаксически значима и обнаруживает связь, системную связь, с исходной моделью. Двусоставная

конструкция есть исходный вариант предложения, а конструкции с неназванным субъектом - варианты, текстово или регистрово обусловленные. Другими словами, речь идет о разных типах субъекта предложения: определенном, неопределенном, обобщенном. И, следовательно, о различных модификациях исходного варианта по линии субъекта.

Определенно-личная субъектная модификация предложения выражает действие первого или второго лица, на которые указывает личное окончание глагола:

Люблю тебя, Петра творенье (А. С. Пушкин).

Не поеду, пока не закончу (В. Аксенов).

Займись английским, наконец (В. Токарева).

Неопределенно-личная субъектная модификация предложения выражает действие третьего лица, не участвующего в коммуникации, которое не названо - либо по неведению говорящего, либо за ненадобностью:

Анну Андреевну позвали к телефону (Л. Чуковская).

Его любят (В. Токарева).

Школу здесь не построят (Е. Орлов).

Авторы вполне могли бы сказать, кто позвал к телефону, кто любит, кто не построит школу, но не делают этого намеренно, потому что главное в этих предложениях - это как раз неопределенность субъекта. Внимание приковано не к нему, а к событиям, оценкам, последствиям: неважно, кто позвал к телефону, важно, что нужно идти к телефону; неважно, кто любит, важна характеристика героя (он любимчик); неважно, кто не построит школу, важны причины или последствия.

Обобщенно-личная субъектная модификация предложения сообщает о действиях, которые могут быть отнесены к любому лицу. Здесь важно, что говорящий как бы объединяется со всяким, кто мог оказаться на его месте (фактически субъект этого типа предложений я, и ты, и ты, и ты...). Степень обобщенности субъекта может быть максимальной, в этом случае она реализуется в предложениях пословичного типа:

Маслом каши не испортишь.

Без труда не вытащишь и рыбку из пруда.

Другие разновидности регистрово обусловлены, как, например, предложения типа:

Заходишь в лес, вдыхаешь глубоко и думаешь, как же всё-таки

хорошо на природе (повествовательно-узуальный тип).

Второе лицо глагола, лицо собеседника, безусловно «смягчает», «утепляет» текст и максимально приближает читателя к автору. Предложения типа: С тобой каши не сваришь содержат оценку, основанную на отрицательном опыте говорящего и / или других лиц: предыдущие попытки что-либо сделать совместно с собеседником были безуспешными по причине его ненадежности, необязательности, безответственности, будущие попытки также обречены (оценочно-характеризующий тип).

Перейдем к тому ряду модификаций, которые в традиционной грамматике называются безличными. Термин очень спорный, не один раз подвергался критике, и действительно, его трудно хоть как-то обосновать.

Большая часть безличных предложений сообщает о состоянии человека или окружающей среды, ср.:

Мне холодно. На улице холодно. В доме холодно. Знобит. Смеркается.

Студентам скучно. Светало. и т. д.

Есть ли субъект в этих предложениях? Да. В них говорится о различных состояниях человека (Мне холодно. Знобит. Студентам скучно.) и окружающей среды, природы, места (На улице холодно. В доме холодно. Смеркается. Светало.). Они и являются субъектом этих предложений. И значит, в так называемых безличных предложениях также обнаруживается два состава - субъект состояния и признак, ему приписанный. Гносеологическая суть этих предложений заключается в том, чтобы сообщать о состояниях, только о состояниях. Они имеют общее инвариантное грамматическое значение -независимость предикативного признака от воли субъекта, или ин-волюнтивность, и созданы языком исключительно для того, чтобы сообщать о явлениях и состояниях от нас не зависящих. Причина таких состояний не познана нами и представляется непознаваемой, поэтому позиция субъекта не заполняется вовсе или заполняется не именительным падежом - падежом активного субъекта, а любым другим.

Остановимся на безличных предложениях подробнее, поскольку они оказались в центре внимания исследователей русского национального характера и часто приводятся в пример как неопровержимое доказательство его (характера) исключительных черт, а именно: неконтролируемости действий и намерений, склонности к пассивности, нежелания брать на себя ответственность и т. д. Как справедливо заметила Е. Ю. Иванова, выявление национальной специфики во многих работах последних лет напоминает «охоту за лингвистическими фактами», которые должны подтвердить именно эти «исключительные» черты.

Бесспорно, утверждение о том, что всякий язык в самой своей структуре воплощает определенную точку зрения на мир. Позволим себе цитату из одного из исследований А. Вежбицкой: «В наиболее полной мере особенности русского национального характера раскрываются и отражаются в трех уникальных понятиях русской культуры. Это - душа, тоска и судьба. Анализ этих понятий приводит к выделению смыслового универсума русского языка, проявляющегося в следующих признаках национального характера: 1) эмоциональность - ярко выраженный акцент на чувствах и на свободном их изъявлении [....]; 2) иррациональность - подчеркивание ограниченности логического мышления, человеческого знания и понимания, непостижимости и непредсказуемости жизни; 3) неагентивность - ощущение того, что людям неподвластна их собственная жизнь, что их способность контролировать жизненные события ограничена; склонность русского человека к фатализму, смирению и покорности; 4) любовь к морали и к крайним категоричным моральным суждениям» [Вежбицкая 1997, с. 134]. Основанием для приведенного умозаключения является наличие в русском языке большого блока безличных предложений. Еще одна цитата: «Богатство и разнообразие безличных конструкций в русском языке показывают, что русский язык отражает и всячески поощряет преобладающую в русской культурной традиции тенденцию рассматривать мир как совокупность событий, не поддающихся ни человеческому контролю, ни человеческому уразумению» [там же, с. 137].

Вызывает некоторое недоумение и сама эта мысль, и ее активная поддержка среди лингвистов, изучающих национальную специфику русского языка. Только ли в русском языке есть категория синтаксической безличности? Есть ли в других языках конструкции с тем же

семантическим результатом, что и безличные в русском? Действительно ли русские безличные предложения уникальны и в грамматическом, и в культурном отношении?

Люди, независимо от того, на каком языке они говорят, знают, что не все в их жизни подвластно им, они знают, что есть непознанные ими и, быть может, непознаваемые вообще явления, которые влияют на их жизнь, поступки и решения. Они знают, что жизнь конечна, но когда и при каких обстоятельствах наступит конец - не знают. Они знают, что главное свойство жизни (и в этом, видимо, главная интрига) - ее неопределенность (никто не знает, что будет через год, через пять и даже завтра). А это значит, что все люди признают, что не могут контролировать все события своей жизни, все состояния - они подвластны не им, а каким-то другим силам. Есть все основания предполагать, что синтаксическая безличность имеет выражение во всех языках. В пределах этой работы, заручившись научной поддержкой коллег, мы можем утверждать, что категория синтаксической безличности имеет очень широкую сферу распространения в южнославянских языках, в частности в болгарском, а также в немецком и в итальянском языках. Алла Градинарова утверждает, что безличные конструкции в болгарском языке распространены очень широко, а некоторые из них значительно превосходят по употребительности аналогичные русские: «Если особенности грамматической системы болгарского языка не препятствуют адекватному выражению смысла посредством безличной конструкции, то такие структуры не только используются в нем, но и значительно превосходят по своей употребительности и сферам распространения русские соответствия» [Градинарова, с. 68]. Наблюдаемые межъязыковые различия в составе безличных конструкций, формах их выражения, продуктивности объясняются исключительно типологическими особенностями русского и болгарского языков. В частности, болгарский язык, в отличие от русского, полностью утратил именное склонение, сохранив лишь отдельные падежные формы личных местоимений, следовательно, некоторые виды безличных с падежными формами в болгарском невозможны.

В немецком языке безличность, неопределенность, обобщенность и т. п. выражаются весьма многочисленными и самыми разнообразными средствами [Duden. Die Grammatik... 2005; Schendels 1988]. При этом наличие в предложении формального подлежащего реализует

лишь морфосинтаксические «потребности» немецкого предложения. Подробное рассмотрение всех возможных средств этого явления было бы невозможно в заданных рамках. Остановимся лишь на некоторых наиболее показательных аспектах.

В немецком языке осадки и другие связанные с ними природные явления описываются исключительно с помощью безличных глаголов, являющихся производными от соответствующих существительных. Например, Regen «дождь» - regnen, Blitz «молния» - blitzen, Donner «гром» - donnern (также о снеге, солнце, граде и т. п.). Соответственно, синтаксически предложение оформляется с помощью безличного местоимения, заполняющего обязательный субъект в немецком предложении и имеющего исключительно формальную функцию - предикат, выполняя свою синтаксическую роль должен получить соответствующие морфологические показатели. Ср.:

Es regnet. - Идет дождь.

Es blitz. - Сверкает молния.

Es donnert. - Гремит гром.

Те же функции выполняет безличное местоимение и в ряде клишированных глагольных конструкций. Например, es gibt... (есть, имеется) соответствует приблизительно англ. there is..., однако требует после себя существительного в винительном падеже, место подлежащего занято местоимением):

Es gibt in dieser Gegend viele Gärten. - В этой местности много садов.

Выражения es geht um., es handelt sich um... (речь идет о.) также демонстрируют в своем составе так называемый псевдоактант, который также заполняет (обязательную к заполнению) лакуну. И эти глаголы довольно многочисленны в немецком языке. Обратим внимание на то обстоятельство, что в русском этим конструкциям как правило соответствуют двусоставные предложения с подлежащим, выраженным существительным.

Отдельно следует упомянуть пассивные конструкции. Пассивный залог в немецком языке могут образовывать лишь переходные глаголы. Как известно, в таких предложениях происходит смена формальных субъектно-объектных отношений:

Die Arbeiter bauen das Haus. - Рабочие строят дом.

Das Haus wird von den Arbeitern gebaut. - Дом строится рабочими.

Однако наиболее употребительной конструкцией является двучленная пассивная конструкция Das Haus wird gebaut (Дом строится. Дом строят), предполагающая наличие собственно пассивной конструкции, состоящей из вспомогательного глагола и смыслового глагола в форме причастия прошедшего времени, второй член конструкции - пациенс, являющийся формальным подлежащим.

Существует еще одна возможность заменить отсутствующее подлежащее: обобщенно-личное местоимение man:

Man baut das Haus. - Строят дом.

Говорящий выбирает пассивный или активный залог в зависимости от того, что он хочет подчеркнуть: действие выполняется (пассив), действие выполняется кем-то, но неважно или неизвестно кем (актив). А ограничение на образование пассива непереходных глаголов снимается в тех случаях, когда речь идет о безличных пассивных конструкциях, а сами глаголы связаны с деятельностью человека:

Im Nebenzimmer wurde gelacht. - В соседней комнате смеялись.

In seinen Seminaren wird immer heftig gestritten. - На его семинарах

всегда отчаянно спорят.

Как видим, в этих конструкциях даже отсутствует подлежащее как таковое, однако это возможно лишь в предложениях с инверсией, при прямом порядке слов на первом месте вновь появится безличное местоимение es:

Es wird in seinen Seminaren immer heftig gestritten.

Таким образом, сфера синтаксической безличности в других языках соизмерима с русской, а различия объясняются историческими изменениями в грамматике и типологическими особенностями языков; наличие в предложении формального маркера безличности не делает субъект предложения более «ответственным» за производимое действие.

Столь же интересные и очень полезные в практике преподавания русского языка результаты даст изучение и других типов односоставных предложений: подход с функционально-семантической точки зрения открывает новые перспективы в их интерпретации, свободной, с одной стороны, от диктата морфологии, и с другой - от необоснованной связи с «исключительными» качествами национального характера.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание. М. : Русские словари, 1997. 416 с.

Градинарова А. Синтаксическая безличность в русском и болгарском языках: о причинах межъязыковых несоответствий // Русистика: язык, культура, перевод. София : Изток-Запад, 2012. С. 66-71.

ЗолотоваГ. А. Очерк функционального синтаксиса. М. : Наука, 1973. 352 с.

Золотова Г. А. Коммуникативные аспекты русского синтаксиса. М. : Наука, 1982. 368 с.

Золотова Г. А., Онипенко Н. К., Сидорова М. Ю. Коммуникативная грамматика русского языка. М. : Наука, 2004. 544 с.

Иванова Е. Ю. Уникальна ли конструкция Мне не работается?// Филология и человек. Барнаул : Изд-во Алтайского гос. ун-та, 2007. № 3. С.16-23.

КлассовскийВ. В. Нерешенные вопросы в грамматике. СПб: М. О. Вольф,1870. 92 с.

Duden. Die Grammatik. 7., völlig neu erarbeitete und erweiterte Aufgabe. Duden Band 4. Mannheim, Leipzig, Wien, Zürich: Dudenverlag, 2005. 1343 S.

Schendels E. Deutsche Grammatik. М. : Высшая школа, 1988. 416 с.