Ю.С. Морева
ЕЩЕ РАЗ О «ДЕТЯХ» МАЯКОВСКОГО
(К проблеме интерпретации стихотворения «Несколько слов обо мне самом»)
Данная статья представляет собой попытку анализа и интерпретации стихотворения В.В. Маяковского «Несколько слов обо мне самом» в свете художественной циклизации. Анализ контекста, в который помещено стихотворение в первом и втором прижизненных сборниках поэта, позволяет более полно раскрыть смысл скандально известной строки «Я люблю смотреть, как умирают дети».
Ключевые слова: Маяковский; поэтика циклизации; контекстуальные связи; «Я люблю смотреть, как умирают дети»; «Несколько слов обо мне самом»; цикл; авторский лирический сборник.
В 1913 г. в Петрограде вышла первая книга В.В. Маяковского - «Я!», литографированное издание тиражом в 300 экземпляров1. Этот сборник молодого поэта содержал четыре стихотворения, одно из которых с самого момента появления книги вызывает дискуссии у читателей, критиков и литературоведов. Речь идет о стихотворении «Несколько слов обо мне самом», в издании 1913 г. называвшемся «Теперь про меня».
Стихотворение начинается словами «Я люблю смотреть, как умирают дети» и кажется очередным эпатажным ходом по эта-футуриста, вызовом, направленным на то, чтобы разозлить и оскорбить современного ему читателя. Эти «кощунственные» слова соседствуют в тексте с темой смеха и религиозными мотивами, которые в позднейших редакциях приобретают все более эпатирующий характер. Что значит этот литературный жест? Означает ли он, что «новое искусство» футуристов, пришедшее на замену сброшенным с парохода современности Пушкину, Достоевскому и Толстому, перешагнуло через все границы, включая мораль, и может теперь играть с любыми темами и смеяться над тем, что всегда было свято? Естественно, общественность разделилась на два лагеря: одни - невнимательные читатели - критиковали Маяковского за богохульство и дурной вкус, другие - включая Лилю Брик и Романа Якобсона, тонко чувствовавших творчество поэта - утверждали, что образы этого стихотворения нельзя воспринимать настолько буквально и что в этих словах кроется совершенно другой смысл. Достаточно быстро вторая точка зрения стала общепринятой, однако смысл, заложенный в стихотворную строку, до сих пор остается предметом споров и обсуждений. Цель этой заметки - предложить читателю еще один ключ к пониманию этого текста, рассмотрев его в свете поэтики циклизации, то есть, обратив внимание на контекстуальные связи, выстроенные в сборнике между четырьмя стихотворениями.
Существующие литературоведческие работы, посвященные этому стихотворению, обыкновенно трактуют «скандальную» строку через би-
блейское представление о том, что дети умирают безгрешными и не могут попасть в Ад. В этом ключе объясняет смысл стихотворения и Лиля Брик, подчеркивая, что Маяковский воспринимает жизнь как постоянное страдание, поэтому чем раньше умирает человек, тем меньше он мучается2. Современные исследователи поэзии Маяковского также предпринимают попытку истолкования этого поэтического текста с религиознофилософских позиций. Так, Л.Ф. Кацис в монографии, посвященной Маяковскому, высказывает уже отмеченную выше точку зрения, опираясь на православную традицию: «В момент гибели страшного мира, в момент второго пришествия единственно дети остались абсолютно безгрешными. Поэтому Бог и любит смотреть на их чистый и безгрешный конец»3. Из этого исследователь делает вывод, который, действительно, находит подтверждение в творчестве Маяковского, особенно в более поздних произведениях: «...поэт, продолжая традицию символистов, представил себя Богом...»4. А. Флакер, исследователь поэтики авангарда, рассматривает этот текст как содержащий в себе, с одной стороны, свойственные эпохе провокационность и антиэстетизм, с другой - традиционные религиозные и философские мотивы: «Выбранный поэтом мотив грубой провокации не случаен: он касается привычных ценностей нашей культуры. Дети, не только в христианском сознании, - это святая святых...»5. Немецкий исследователь С. Ульбрехт также говорит о христианской основе этой фразы Маяковского, обращая внимание на то, что она часто бывает истолкована превратно6. Эти и другие исследователи, рассматривающие стихотворение в описанном ключе, несомненно, проливают свет на смысл произведения; полемизировать с ними, утверждая, что данный подход несостоятелен и не подтверждается текстом - довольно нелепо. Однако кажется, что во всех этих работах недостает внимания к чрезвычайно важному для данного произведения аспекту - роли контекста, создаваемого другими стихотворениями ансамбля. Более того, многие исследования вообще полностью игнорируют этот аспект.
Почему же, анализируя стихотворение «Несколько слов обо мне самом» («Теперь про меня»), так важно учитывать его место в поэтической книге Маяковского? Какие возможности открывает перед читателем и исследователем изучение отдельного стихотворного текста в контексте ансамбля? Наверное, сначала нужно ответить на второй вопрос. М.Н. Дарвин отмечает: «Преображающая сила контекста в лирике весьма значительна, так что фактор соседства, допустим, нескольких разных произведений может существенно влиять на восприятие каждого из этих произведений в отдельности»7. Внимательный читатель, а тем более исследователь, имея дело с любым текстовым ансамблем, отмечает особую связь, существующую между отдельными его частями. В некоторых случаях эта связь оказывается более очевидной, интертекстуальной: легко прослеживается логика построения ансамбля, одно стихотворение следует за другим, продолжая и
развивая его темы и образную систему. Однако чем позже время создания текстового ансамбля, тем менее очевидны связи между его частями. Особенно это заметно на материале поэзии: сравнение поэтических сборников пушкинской поры со сборниками, например, футуристов демонстрирует это различие со всей наглядностью. Слово, звучащее в одном стихотворении, откликается в другом, и эту перекличку нужно заметить, чтобы понять, как устроен ансамбль в целом.
Обратимся теперь к стихотворению В.В. Маяковского, чтобы увидеть, каким образом вышесказанное соотносится с поэтической практикой. Как уже было сказано, текст стихотворения в издании 1913 г. сильно отличается от позднейших редакций, причем более поздний вариант известен широкому читателю гораздо лучше. При этом религиозные мотивы звучат в поздних редакциях все отчетливее. Так, в книге 1913 г. не было образа бежавшего из иконы Христа, как не было и «сумасшедшего собора», но были слова: «скакал сумасшедше топор» и «я вижу, он сквозь город бежал». Не было и мотива тоски после скандальной первой строки стихотворения: «Вы прибоя смеха мглистый вал заметили б за слоновьим хоботом?». Конечно, текст поздних редакций, с его отчетливым пластом христианской символики и темой тоски, возникающей сразу после эпатажной строчки, сам подводит исследователя к тому углу зрения, под которым обычно и смотрят на четвертое стихотворение книги «Я!». При этом в тени оказываются достаточно явные переклички между стихотворениями сборника. Постараемся их заметить.
В тексте ансамбля «Я!» от стихотворения к стихотворению выстраивается генеалогия лирического героя. Сам он оказывается получеловеком-полубогом, поскольку он является сыном земной женщины8 - «мамы на васильковых обоях» и отца-Солнца. Его женой оказывается Луна, у них есть дочь, о которой говорится в стихотворении «Несколько слов о моей жене»: «Ведь это ж дочь твоя моя же песня // В чулке ажурном у кофеен». Значит, образ ребенка уже встречается в тексте книги, причем его атрибуты говорят о порочности и падении - «умирании» проданного толпе ребенка-стихотворения. Не об одних ли и тех же детях говорится в этом стихотворении и в скандально известном «Теперь про меня»?
Следующий образ, требующий внимания, заключается в строках: «А я в читальне улиц так часто перелистывал гроба том». Метафора здесь, по-видимому, строится вокруг книги. Книга становится гробом, в котором лежит умерший ребенок - «песня». Тема улицы в творчестве Маяковского чаще всего бывает связана с враждебным собирательным образом Их/ Вас (сравните, например, со стихотворениями «Нате!» или «Из улицы в улицу»), В стихотворении «Несколько слов о моей жене» образ Песни неразрывно связан с улицей, причем она снова представляется как порочное место, где и совершается поругание Песни представителями толпы. Кажется, в стихотворении «Теперь про меня» обыгрываются те же смыслы.
но в ином ключе: толпа, наполняющая улицу-читальню, убивает Песню, ведь Они - представители толпы - не способны заметить «прибоя смеха мглистый вал за слоновьим хоботом», то есть понять истинный смысл поэзии. Метафорически книга оказывается гробом. Можно ли найти подтверждение такому толкованию этих строк? Кажется, да. Для этого нужно выйти за рамки первой поэтической книги Маяковского и обратиться к его второму сборнику - «Простому как мычание» (1916 г.)9.
Стоит заметить, что все четыре стихотворения из книги «Я!» в 1916 г. оказываются помещенными в состав нового сборника поэта «Простое как мычание» в виде цикла. Этот цикл становится первым разделом сборника, следуя за выполняющим роль эпиграфа стихотворением «Ко всей книге» и предшествуя разделу, озаглавленному «Кричу кирпичу». Эго название - цитата из стихотворения «Несколько слов обо мне самом» (во втором сборнике поэта «Теперь про меня» выступает под этим, более привычным для читателя, названием). Таким образом, объединение текстов в ансамбль в данном случае осуществляется и за счет цитации, которая становится верхним и самым очевидным уровнем циклизации, указанием на неоспоримое единство кажущихся разнородными текстов. Другие же уровни и принципы циклизации не столь явны, исследователю предстоит обнаружить их в процессе внимательного чтения; подробное их освещение не является целью данной заметки. В рамках предпринимаемой работы важно выяснить, как влияет на один и тот же текст «преображающая сила контекста» разных лирических произведений. Упомянутые выше тексты, развивающие тему толпы и одиночества героя - одно из проявлений воздействия контекста произведений второго сборника на текст. Генеалогия лирического субъекта также продолжает выстраиваться в текстах «Простого как мычание» (например, земля называется сестрой героя). Не будем рассматривать многочисленные примеры связи между сборниками 1913 и 1916 гг., а остановимся лишь на еще двух весьма интересных текстах, которые, кажется, могут внести недостающие штрихи к толкованию главной метафоры стихотворения «Несколько слов обо мне самом». В сборнике «Простое как мычание», в разделе «Кричу кирпичу», находится также стихотворение «А все-таки». В нем обнаруживаем строки: «Меня одного сквозь горящие здания // проститутки, как святыню, на руках понесут // и покажут Богу в свое оправдание. // И Бог заплачет над моею книжкой!». Метафора смерти Песни-ребенка продолжает развиваться уже не только в тексте первой книги, но в контексте нового ансамбля. И вот Песня, не понятая и убитая толпой, уже предстает перед истинным судьей.
Но почему же герой любит смотреть, как умирают дети? Здесь, по-видимому, можно привести два объяснения. Вспомним приведенное выше предположение Л.Ф. Кациса о том, что герой «возомнил себя Богом». В поэме «Облако в штанах», также помещенной в «Простое как мы-
чание», находим: «Я, воспевающий машину и Англию, // может быть, просто // в самом обыкновенном евангелии // тринадцатый апостол». Таким образом, логика исследователя подтверждается: в тексте стихотворения герой осмысляет свой собственный статус, что со всей очевидностью доказывает и текст поэмы. С другой стороны, герой определяет и статус собственной поэзии. Когда он представляет публике свою книгу, то жертвует свои стихи, своих детей, ничего не понимающей толпе, прямо издеваясь над ней. И когда крикливая толпа убивает их, герою не страшно. Он знает, что будет дальше: «<Бог>... побежит по небу с моими стихами под мышкой // и будет, задыхаясь, читать их своим знакомым».
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Маяковский В. Я! М., 1913.
Majakovskij V Ja! М., 1913.
2 Подробнее об этом можно прочесть в главке «Я люблю смотреть, как умирают дети» в книге: Амелин Г., Мордерер В. Миры и столкновения О. Мандельштама. М., 2001.
Podrobnee ob jetom mozhno prochest ’ v glavke «Ja ljublju smotret’, kak umirajut deti» v knige: Amelin G., Morderer V. Miry i stolknovenija O. Mandel’shtama. М., 2001.
3 Кацис Л.Ф. Владимир Маяковский. М., 2004. С. 29-30.
KacisL.F. Vladimir Majakovskij. М., 2004. S. 29-30.
4 Там же. С. 29.
Tam zhe. S. 29.
5 ФлакерА. Живописная литература и литературная живопись. М., 2008. С. 100.
FlakerA. Zhivopisnaja literatura i literatumajazhivopis’. М., 2008. S. 100.
6 UlbrechtS. Ja// Der Russische Gedichtzyklus: ein Handbuch. Heidelberg. S. 398.
7 Дарвин M.H. Проблема цикла в изучении лирики. Кемерово, 1983. С. 4.
DarvinM.N. Problema cikla v izuchenii liriki. Kemerovo, 1983. S. 4.
8 Эта позиция оспаривается в работе О. В. Замятиной, которая расшифровывает образ «мамы на васильковых обоях» как Богородицу, однако именно в этом стихотворении лирический герой оказывается в полностью земном немифологическом пространстве, в то время как в других стихотворениях упоминаемый родственник лирического героя определяет и хронотоп, в котором герой находится.
Замятина О.В. Поэтика лирического цикла «Я» В.В. Маяковского // Грехневские чтения. Вып. 4. Нижний Новгород, 2007. С. 145-149.
Jeta pozicija osparivaetsja v rabote О. V. Zamjatinoj, kotoraja rasshifrovyvaet obraz «mamy na vasil’kovyh obojah» kak Bogorodicu, odnako imenno v jetom stihotvorenii liricheskij geroj okazyvaetsja v polnost’ju zemnom nemifologicheskom prostranstve, v to vremja kak v drugih stihotvorenijah upominaemyj rodstvennik liricheskogo geroj a opredeljaet i hronotop, v kotorom geroj nahoditsja.
Zamjatina О. V. Pojetika liricheskogo cikla «Ja» V. V. Majakovskogo // Grehnevskie chtenija. Vyp. 4. Nizhnij Novgorod, 2007. S. 145-149.
9 Маяковский В. Простое как мычание. Пг., 1916. Далее редакция 1916 г. приводится по этому изданию.
Majakovskij V. Prostoe kak mychanie. Pg., 1916. Dalee redakcija 1916 g. privoditsja po jetomu izdaniju.