CC BY
185
Общественные и гуманитарные науки
• ••
65
УДК 821.161.1
КАТЕГОРИЯ ВРЕМЕНИ В ПОЭТИКЕ В. МАЯКОВСКОГО
THE CATEGORY OF TIME IN V. MAYAKOVSKY’S POETICS
© 2015 Ибрагимов Р. А.
Дагестанский государственный педагогический университет
© 2015 Ibragimov R. А.
Dagestan State Pedagogical University
Резюме. В статье анализируется поэтическая концепция времени в творчестве В. Маяковского. Новым в исследовании является рассмотрение времени на конкретном текстовом материале.
Abstract. The poetic time concept in Mayakovsky's work is analysed in the given article. The new thing in the research is consideration under time with the concrete text material.
Rezjume. Vstat'e analiziruetsja pojeticheskaja koncepcija vremeni v tvorchestve V. Majakovskogo. Novym v is-sledovanii javljaetsja rassmotrenie vremeni na konkretnom tekstovom materiale.
Ключевые слова: время, образ, тема, архетип, лирический герой, метафора, сюжет, хронотоп.
Keywords: time, image, theme, archetype, lyrical hero, metaphor, plot, chronotope.
Kljuchevyeslova: vremja, obraz, tema, arhetip, liricheskij geroj, metafora, sjuzhet, hronotop.
В ранних произведениях В. Маяковского образ времени не имел конкретноисторические черты: это, скорее, космическое время, время Вселенной безотносительно к человеку.
В стихотворении «Несколько слов обо мне самом» поэт характеризует Время как некоего увечного, неполноценного художника - «хромого богомаза» [3. С. 67]. При этом он выражает надежду, что Время впишет его имя, его «лик» (то есть лицо, ставшее каноном, - не в религии, но тоже в духовной сфере - в поэзии) в историю («в божницу уродца века!») [3. С. 67], какой бы неприглядной она ни была.
По мнению В. Топорова, поэзия раннего Маяковского по преимуществу ночная и / или вечерняя [4. С. 408]. В центре его внимания -смена света природного и искусственного, света и тьмы, захода и восхода солнца. Эта тема воплощается в стихотворениях «Ночь», «Утро», «Адище города», «Послушайте!», «Война объявлена», «Мама и убитый немцами вечер», «Я и Наполеон», «Лунная ночь. Пейзаж». Ночь становится самостоятельным образом поэм «Облако в штанах», «Война и мир», «Флейта - позвоночник».
В традиционном, архетипическом представлении ночь - это время торжества злых сил, нечисти (в частности, оборотней), и Маяковский чаще всего не отступает от этой традиции. Но встречается у него и следующая противоречивая характеристика ночи: «Хорошая / Вкрадчивая», - то есть располагающая к себе и одновременно таящая некий обман, искушение. Потому, например, лирический герой стихотворения «Отношение к барышне» делает судьбоносный для себя и других (другой) этический выбор именно в этот отрезок суток: «Этот вечер решал - / не в любовники
выйти ль нам?» [3. С. 29]. Этот выбор тем тяжелее, что с героя, на первый взгляд, снимается всякая ответственность («темно, / никто не увидит нас»), то есть потенциальный грех останется неразоблаченным и ненаказанным. Но герой принципиально подавляет свое животное начало вопреки своей же угрозе:
Теперь -
клянусь моей языческою силою! -дайте любую, красивую, юную, -
души не растрачу,
(изнасилую)
и в сердце насмешку плюну ей! [3. С. 29].
То есть публично герой Маяковского делает скандальные, почти скабрезные заявления. Ночью (время суток, олицетворяющее одиночество человека, предстающего перед Богом или собственной совестью, что суть одно и то же), - ночью, когда необходимость в эпатаже и «игре в...» отпадает, этот же герой поддается человечески понятной жалости к «барышне», превращаясь в «доброго родителя» для нее.
Темное время в его поэтической системе ассоциируется с тревогой, предчувствием беды, хаосом, потому его лирический субъект впадает в тоску и безумие именно в эту часть суток, превращаясь, например, в стихотворении «Нет» то во внешне воинствующую от большого внутреннего страха псину, то в мистического «белого быка» (ассоциации с Юпитером, принимавшим облик этого животного ради похищения любимой), то лосем с «головой ветвистой» и с «налитыми кровью глазами», то есть «затравленным зверем». В поэме «Флейта-позвоночник» герой Маяковского
66
• ••
Известия ДГПУ, №2, 2015
мечется, как безумный, во мраке ночи и своей ревности, хотя это страдание и плодотворно для него и выливается в поэтические строки:
А я вместо этого до утра раннего в ужасе, что тебя любить увели, метался
и крики в строчки выгранивал, уже наполовину сумасшедший ювелир [3. С. 120].
Таким образом, ночь - это торжество животных, первобытных инстинктов. Примечательно, однако, что даже беснующийся, охваченный темными силами лирический субъект Маяковского возносится «над миром».
Чтобы получить более ясное понимание горького сарказма Маяковского, следует обратиться к некоторым строфам стихотворения «Тоска припоминания» И. Анненского, творчество которого Маяковский хорошо знал. Некоторые черты поэзии Анненского были близки Маяковскому в период его творческого становления. Маяковский, в частности, упоминал автора «Кипарисового ларца» в стихотворении «Надоело» (1916) наряду с именами Тютчева и Фета.
У Анненского встречались такие «демократические» жанры, как базарный раешник («Шарики»), сатирический фельетон («Нервы»), а также иные опыты «антимещанских» стихов.
Тема упомянутого стихотворения Анненского - бессонница одинокого поэта, как и у Маяковского, чей лирический субъект - поэт -бродит в одиночестве по ночным улицам.
У Анненского ночь выступает традиционной метафорой небытия, на что с первых же строк указывает даже выбор глагола («От ночей мне куда схорониться?»). Кроме того, в единый ассоциативный ряд с ночью, небытием, пустотой он вписывает и «залитую черни-лом страницу»:
Все живые так стали далеки,
Все небытное стало так внятно,
И слились позабытые строки До зари в мутно-черные пятна.
Весь я там в невозможном ответе,
Где миражные буквы маячат ...
... Я люблю, когда в доме есть дети И когда по ночам они плачут [3. С. 34].
У Маяковского в стихотворении «Несколько слов обо мне самом», например, есть те же дети (правда, с шокирующей оговоркой «Я люблю смотреть, как умирают дети» [3. С. 29]). Данный образ нельзя рассматривать вне социального контекста и идеи стихотворения: это сарказм, но сарказм, полный драматизма, ведь перед глазами поэта то и дело чередовались самые полярные эмоции («прибой смеха за тоски хоботом» [3. С. 29]).
«Загробная», «ночная» тематика окрашивает в мрачные тома все стихотворение («А я - / в читальне улиц - / так часто перелистывал гроба том» [3. С. 29]). Ночь персонифициро-
вана, она превращается в самоценного персонажа - активного участника трагедии, которую переживает герой:
Полночь
промокшими пальцами щупала меня
и забитый забор
и с каплями ливня на лысин купола скакал сумасшедший собор.
Это душа моя
клочьями порванной тучи
в выжженном небе
на ржавом кресте колокольни! [3. С. 29].
Последняя строка: «Я одинок, как последний глаз / У идущего к слепым человека» [3. С. 29] - отражает предельное одиночество поэта в социальном по своему характеру хронотопе - на улице, то есть в толпе, с которой она ассоциируется.
Утро, напротив, олицетворяет победу ху-дожника-демиурга над неупорядоченной и косной материей, что иллюстрируется восходящим солнцем (солнце как символ поэзии, самоидентификации лирического объекта Маяковского). Хотя обжигающее светило порой вызывает зловещие ассоциации («мое предсмертное солнце» («Я и Наполеон»)).
Времена года так же, как и разные отрезки дня, у Маяковского имеют свою символику. Зима характеризуется поэтом негативно как воплощение потустороннего, загробного холода и бесприютности:
Что ж, бери меня хваткой мерзкой!
Бритвой ветра перья обрей.
Пусть исчезну,
чужой и заморский,
под неистовства всех декабрей. [3. С. 30].
По названной причине пожелание любимой, которая отвергает его, «оставайся и зимуй» («Письмо Татьяне Яковлевой»,
[3. С. 383], конечно, означает пожелание одиночества, необретения личного счастья с другим. Впрочем, терзаемого противоречиями героя одинаково тянет «в холода и в зной» («России», [3. С. 156]), так что говорить о явных его предпочтениях не приходится.
Весна, в особенности лето - полярно противоположные, насыщенные радостью жизни времена года («Вызолачивайтесь в солнце, цветы и травы! / Весеньтесь жизни всех стихий!» («Флейта-позвоночник», [3. С. 120]). Лето при этом не так однозначно, так как ассоциируется с мощной и грозной стихией огня, беспощадной ко всему живому и неживому («От усталости», «Мы», «Адище города», «А все-таки» и др.), потому автор употребляет, например, выражение «выжжена южная жизнь» («России»). С другой стороны, родина автора - жаркий юг, потому лето имеет и положительные коннотации.
Противопоставление лета и зимы, юга и севера обыгрывается поэтом достаточно часто, и пример тому - стихотворение «Эй», которое перекликается со стихотворением «России».
Общественные и гуманитарные науки
67
• ••
Юг ассоциируется со словами веселье, новое, женщины, наслаждение, открытия, путешествия, удача, огонь, страсть, ревность и т. д. Зима, север - нечто другое: мерзнущая толпа, спертый воздух в помещениях, застой, насморк, болезненность, замогильный холод, Россия в целом («снеговая уродина» [3. С. 156]), наконец, которая лишает крыльев, то есть духовного подъема лирического героя Маяковского. В этой холодной во всех смыслах стране поэт остается навсегда «чужим и заморским», то есть непринятым и непонятым, неким инородным телом во враждебной среде:
Что ж, бери меня хваткой мёрзкой!
Бритвой ветра перья обрей.
Пусть исчезну, чужой и заморский,
под неистовства всех декабрей. [3. С. 156].
За будущее герой Маяковского чувствует и личную ответственность, потому столь высоки его требования к тем, кто имеет на события и на идеологию настоящего непосредственное влияние. Особо велик для него спрос с себе подобных, потому он едко упрекает, в частности, поэта Северянина в «серости», то есть в отсутствии инициативы, а также в «чирика-ньи», то есть в затушеванности и размытости жизненной позиции, преступной в эпоху великих революционных свершений:
Как вы смеете называться поэтом
и, серенький, чирикать, как перепел!
Сегодня
надо
кастетом
кроиться миру в черепе! [3. С. 102].
В представлении В. Маяковского о времени отразилась мифологическая идея цикличности, нескончаемого круговорота временных периодов как символа вечности. В этой идее воплощается восприятие времени как разновидности пространства, столь актуальное для искусства авангарда. «Время отождествлялось древними со Вселенной, числом, кругом, с мировым древом, горой, с земноводными, с водой, огнем, землей, то есть в большинстве своем - с пространственными категориями. В рамках антропоморфной модели Вселенной время нередко обозначалось через элементы человеческого тела» [2. С. 99].
Еще один базовый принцип поэтики Маяковского - переход смерти в воскресение как основа сюжета. Данную особенность поэм и пьес Маяковского подметил в свое время
В. Б. Шкловский: «У него герой двигался обычно хронологически так - умирал и воскресал. Это странная настойчивость темы. Она есть в «Облаке в штанах», в «Человеке». Рай и ад дают ее в «Мистерии», она же в «Клопе», и в «Бане» она же осложнена машиной времени» [6. С. 182]. Суть в том, что поэт учитывает генезис жанра комедии, восходящей к празднику Диониса, с его циклической символикой, где
возрождение всегда следует за умиранием и наоборот.
Маяковский для выражения идеи «мира-текста» использует палиндром, характерный для поэтики русского авангарда. «Палиндром воплощает идею обратимости, заменяемости материальных и идеальных объектов мира, их амбивалентной сущности, единства и борьбы» [5. С. 131]. Потому время у него обретает антропоморфные черты: «Медленно, / в ужасе, / стрелки волос / подымались на лысом темени времен» [3. С. 35]. Отсюда и образ старухи-времени как архетип времени - всепорождающей утробы. Подобное время и лирический субъект Маяковского имеют много сходного: так, в его «Войне и мире» время орет прямо из тела лирического героя: «Из меня слепым Вием / время орет: / «Подымите /, подымите мне / веков веки!» [3. С. 158].
Это сходство времени и человека приводит к своего рода взаимообратимости, когда лирический герой получает способность меняться местами со временем и пространством. Так, всепожирающее время может быть съедено лирическим субъектом в течение века: «На тарелках зализанных зал / будем жрать тебя, мясо, век!» [3. С. 159]. В произведениях Маяковского также встречаем примеры отождествления свойств времени с пространственными характеристиками. Так, например, в стихотворении «Я и Наполеон» крик (воззвание, поэзия) героя оказывается «в граните времени выбит» [3. С. 70], так что он обречен на то, что «будет греметь и гремит» [3. С. 70].; об уходящем времени говорится «пески минут» («России», [3. С. 156].) (связь с образом песочных часов и ускользающего, как песок сквозь пальцы, времени). Или же такой зловещий образ, как «точка пули», в котором завязываются в единый узел пространственное, временное и лингвистическое понятия:
Все чаще думаю
Не поставить ли лучше
точку пули в своем конце. («Флейта-позвоночник» [3. С. 120].
Переплетение названных понятий присутствует и в формулировке о сути поэзии в стихотворении «Разговор с фининспектором о поэзии». Здесь поэзия характеризуется как «езда в незнаемое» и приравнивается «добыче радия»: «В грамм добыча, / в год труды» [3. С. 28] (несоразмерность затрачиваемых усилий и получаемых результатов).
Время в мифопоэтике Маяковского имеет различные ипостаси: это металл (важность образ металла (железа) в характеристике города и лирического героя Маяковского); звезда («Послушайте!», «Лунная ночь. Пейзаж»), определенные животные (образ крысы в трагедии Маяковского) и т. д.
У Маяковского не только время влияет на предметы и события, но осуществляется и обратная причинно-следственная связь, когда, например, социальная среда формирует тем или иным образом наступающее будущее (в поэме «Человек», например). Здесь предстает
68
• ••
Известия ДГПУ, №2, 2015
«страшный оползень годов» [2. С. 192], полный временной и нравственный застой, обусловленный социальными катаклизмами, поэтому «прекрасное будущее» здесь никак не может наступить:
По скату экватора Из Чикаг сквозь Тамбовы
катятся рубли, вытянув выи, гонятся все, телами утрамбовывая горы, моря, мостовые.
Их тот же лысый невидимый водит
главный танцмейстер земного канкана.
То в виде идеи, то черта вроде,
то богом сияет, за облако канув [3. С. 192].
Из-за этой невозможности что-либо изменить в природе человека или толпы меняются и свойства времени: из линейного оно превращается в циклическое, застойное, лишенное развития и перспективы. Потому герою Маяковского хорошо известно будущее, которое ничуть не отличается от настоящего, и он с ядовитой горечью прогнозирует поведение толпы на многие тысячелетия вперед. Так, негативные качества человеческой натуры, ее неспособность творить и созидать определяют и соответствующий «приземленный» облик времени:
Нет людей.
Понимаете
крик тысячедневных мук?
Душа не хочет немая идти, а сказать кому? [3. С. 195].
В стихотворении «Никчемное самоутешение» поэт предсказывает, как сложатся жизни обывателей: «О, кому же охота / помнить номер / нанятого тащиться от рождения к смерти?» [3. С. 137]. Лирический герой Маяковского предлагает все богатства своей души в обмен на душевное слово, но в то же время он понимает всю безнадежность подобных поисков и потому в бессилии разражается едкой тирадой. Стихотворение «Мрак» также описывает еще не пришедшее будущее, обусловленное неблагополучным настоящим.
Время - лейтмотив произведений Маяковского. В них скреплены, казалось бы, несоизмеримые категории: удачи и провалы, радости и невзгоды, несчастья и восторги, и такие разные человеческие судьбы. У Маяковского время влияет на предметы и события, но осуществляется и обратная причинно-следственная связь, когда социальная среда формирует тем или иным образом наступающее будущее.
Время в художественном мире В. Маяковского, обусловленное негативными качествами человеческой натуры (толпы), определяет и соответствующие его черты: оно циклическое, застойное, лишенное развития и перспективы, потому известное наперед. Немногие выдерживают его, так как это период социальных потрясений и торжествующего зла, которое ведет свою непрерывную дьявольскую летопись.
Задача поэта - направлять читателя в нужном направлении, используя при этом орудие сатиры и демонстрируя, например, в печатной продукции, образцы ежедневного труда по самосовершенствованию.
Литература
1. Анненский И. Лирика. М. : «АСТ», 2002. 2. Маковский М. М. Сравнительный словарь мифологической символики в индоевропейских языках: Образ мира и миры образов. М. : Гуманит. изд. центр ВЛАДОС, 1996.
3. Маяковский В. В. Стихи и поэмы М., 1958. 4. Топоров В. Н. Флейта водосточных труб и флейта-позвоночник (внутренний и внешний контексты) / Поэзия и живопись: Сб. трудов памяти Н. И. 5. Чернышова О. В. Творчество раннего В. Маяковского в контексте русского авангарда: Дисс. ...канд. филол. н. Магнитогорск, 2003.
6. Шкловский В. Б. Сюжет в стихах (В. Маяковский и Б. Пастернак). М., 1939. С. 182.
References
1. Annensky I. Lyrics. M. : AST, 2002. 2. Makovsky M. M. Comparartive dictionary of the mythological symbols in Indo-European languages: Image of the world and the world of images. M. : VLADOS Humanitarian Publishing Centre, 1996.
3. Mayakovsky V. V. Poems and poetry. M., 1958. 4. Toporov V. N. Flute of downtake tubes and flute-column (internal and external contexts) / Poetry and painting art: collection of papers dedicated to the memory of N. I. Khardzhiev.
5. Chernyshova O. V. Creative works of young Mayakovsky in the context of Russian avantguard: Diss. ... Cand. of Phil. Magnitogorsk, 2003. 6. Shklovsky V. B. A plot in verses (V. Mayakovsky and B. Pasternak). M., 1939. P. 182.
Literatura
1. Annenskij I. Lirika. M. : «AST», 2002. 2. Makovskij M. M. Sravnitel'nyj slovar' mifologicheskoj simvoliki v indoevrope-jskih jazykah: Obraz mira i miry obrazov. M. : Gumanit. izd. centr VLADOS, 1996. 3. Majakovskij V. V. Stihi i pojemy M., 1958. 4. Toporov V. N. Flejta vodostochnyh trub i flejta-pozvonochnik (vnutren-nij i vneshnij konteksty) / Pojezija i zhivopis': Sb. trudov pamjati N. I. 5. Chernyshova O. V. Tvorchestvo rannego V. Majakovskogo v kontekste russkogo avangarda: Diss. ...kand. filol. n. Magnitogorsk, 2003. 6. Shklovskij V. B. Sjuzhet v stihah (V. Majakovskij i B. Pasternak). M., 1939. S. 182.
Статья поступила в редакцию 13.03.2015 г.
