CC BY
74
(--------
87
Критика и библиография
Л. В. Полякова
Еще одна открытая страница литературной истории ХХ века
Статья представляет сборник «Поэты Белой гвардии. Меч в терновом венце: Николай Туроверов, Арсений Несмелов, Сергей Бехтеев, Иван Савин, Марианна Колосова», (сост., вст. ст. В. Хатюшина), вышедший в издательстве Московского государственного университета им. М.А. Шолохова (М., 2008). Сборник знакомит читателя с поэтами, связавшими свою судьбу с Белой гвардией. Его материалы позволяют уточнить теоретическое определение «Серебряный век» и восполняют пробел в знании отечественной литературы начала ХХ века.
Ключевые слова: поэты Белой гвардии, Серебряный век, историко-литературная концепция.
В истории русской литературы ХХ в., несмотря на обширное освоенное пространство новых материалов, все же остается много тайн и загадок, порожденных спецификой жизни столетия. Не загадкой, а скорее брешью на всем протяжении века оставалась так называемая поэзия Белой гвардии. В общем контексте «возвращения» на родину литературы русского зарубежья, этого печального явления, по словам Н.А. Бердяева, «русских культурных разрывов», присутствуют имена Арсения Несме-лова или Ивана Савина, однако их объемных стихотворных подборок до сих пор мы не читали. И вот теперь в серии «Донская литература» вышло, можно сказать, уникальное издание «Поэты Белой гвардии. Меч в терновом венце», подготовленное к изданию Валерием Хатюшиным [1], на страницах которого прочитываем осуществленные с большим эстетическим вкусом разножанровые произведения, дающие достаточно полное представление о творческом почерке оригинальнейших авторов.
Сборник открывается стихами Н. Туроверова (1899-1972), одного из участников Донского восстания казаков в 1918 г., прошедшего с Белой
Критика и библиография
армией всю гражданскую войну. В. Хатюшин приводит достаточно подробные биографии поэтов, рассказывает о конкретном участии каждого из них в белом движении, сообщает и о том, что в 1918 г. в память о легендарном 1-м Кубанском походе был учрежден особый Нагрудный знак - Меч в терновом венце, ставший символом всего белого движения. Этой награды был удостоен и Николай Туроверов. Он был одним из поэтов, кто хорошо понимал, что есть родина, что есть Россия:
О, этот вид родительского крова!
Заросший двор. Поваленный плетень.
Но помогать я никого чужого Не позову в разрушенный курень.
Не перед кем не стану на колени Для блага мимолетных дней -Боюсь суда грядущих поколений,
Боюсь суда и совести моей...
(«Родина»)
Однако патриотическая позиция поэта наиболее ярко сформулирована даже не в этом стихотворении, а в «Товарище». Исповедь обращена хотя и к противнику, но все же к «товарищу» и ко всем ныне живущим: Перегорит костер и перетлеет,
Земле нужна холодная зола.
Уже никто напомнить не посмеет О страшных днях бессмысленного зла.
...Обоих нас блюла рука Господня,
Когда, почуяв смертную тоску,
Я, весь в крови, ронял свои поводья,
А ты, в крови, склонялся на луку.
Тогда с тобой мы что-то проглядели,
Смотри, чтоб нам опять не проглядеть:
Не для того ль мы оба уцелели,
Чтоб вместе за Отчизну умереть?
Удивительное поколение русских людей! В 1920 г., как пишет В. Хатю-шин, «во время великого исхода на одном из последних пароходов врангелевской эвакуации вместе с женой, красавицей казачкой» [1], Туроверов покинул Россию. Греческий остров Лемнос, Сербия, Париж. В 1928 г. - первая книга стихотворений и поэм «Путь». Потом последовали другие книги. Во время Второй мировой войны в составе 1-го кавалерийского полка французского Иностранного легиона Туроверов сражался с немцами в Африке, о чем рассказал потом в поэме «Легион». Вернувшись в Париж, до конца жизни он активно и разносторонне боролся
за сохранение в эмиграции русской культуры. Похоронен на русском кладбище в Сент-Женевьев-де-Буа, а летом 2007 г. гроб с прахом Турове-рова перевезен на его родину в станицу Старочеркасскую.
Лирика Туроверова напоена тонким лиризмом и медитацией:
Я шел по дороге и рядом со мной Кружился листок золотой.
Летел он по ветру, потом отставал И снова меня догонял.
Не это ль твоя золотая душа Решила меня провожать,
Напомнить, что близок положенный срок,
Осенний дубовый листок?
Тихая, как река Дон, поэзия Туроверова, - как Дон, величава и прекрасна. Она, как камелек, светила русским эмигрантам в Париже и согревала их знакомыми напевными мотивами.
Арсений Несмелов (1889-1945) участвовал в Первой мировой войне, за исключительное бесстрашие был награжден четырьмя орденами. Воевал в рядах Белой гвардии - в войсках адмирала Колчака и генерала Каппеля. После установления советской власти на Дальнем Востоке оставался во Владивостоке под надзором ОГПУ без права выезда, в 1924 г. покинул Россию и обосновался в Харбине, главном дальневосточном центре русской эмиграции. Как сообщает В. Хатюшин, по признанию эмигрантских литературных кругов, А. Несмелов стал одним из лучших русских дальневосточных поэтов. Особую популярность имела его крайне необычная и оттого захватывающая «Баллада о даурском бароне», которая переписывалась и передавалась из рук в руки, как когда-то лермонтовское «На смерть поэта». А. Несмелов широко публиковался и не только в эмигрантской прессе, но и в советском журнале «Сибирские огни». Его творчество высоко оценивали М. Цветаева, Б. Пастернак, Н. Асеев, Л. Мартынов и другие поэты. Во время вступления советских войск в Харбин в 1945 г. Несмелов был арестован, переправлен в Советский Союз, и в этом же году в тюремной камере НКВД скончался.
Главная тема Несмелова - конечно же, тема родины. «Родине», «Тихвин», «В сочельник», «Переходя границу», «Суворовское знамя», «Кто против нас?!» и многие другие стихотворения - это признание автора в любви родине, которую он ассоциирует с девушкой:
. И если пасть беззубую, пустую,
Разинет старость с хворью на горбе,
Стихом последним я отсалютую Тебе, золотоглазая, тебе!
Филологические
науки
Критика и библиография
Мастерство аллитерации, четкость стихотворного рисунка, завершенность мысли и чувства - характерные черты поэтики Несмелова:
Штыки, блеснув, роняют дряблый звук,
А впереди затылок кротко, тупо Качается и замирает ..«Пли!» -И вот лежит, дрожа, хрипя в пыли...
Монокль луны глядит на корчи трупа,
И тороплив курков поспешный стук.
В лирике поэтов Белой гвардии царит симфонизм голосов и мелодий. Здесь марш и уличная частушка, скрежет стальных клинков и топот боевых коней, ритмы приближающихся и удаляющихся шагов. Однако во всем этом многоголосье лейтмотивом звучит русская народная песня с ее легко узнаваемой грустью и печалью, с той грустью, в связи с которой как-то тепло написал В .Г. Белинский: «... грусть русской души имеет особенный характер: русский человек не расплывается в грусти, не падает под ее томительным бременем, но упивается ее муками с полным сосредоточением всех духовных сил своих. Грусть у него не мешает ни иронии, ни сарказму, ни буйному веселию, ни разгулу молодечества: это грусть души крепкой, мощной, несокрушимой» [2]. Такая грусть особенно характерна для Сергея Бехтеева (1879-1954):
То не ветер в поле стонет,
То не вьюга горько плачет:
То народ себя хоронит.
Горе пляшет, горе скачет.
В грустном гуле перезвонов Вдоль несутся панихиды Бесконечных русских стонов,
Полных скорби и обиды...
(«Конец русской былины»)
О, люди! О, братья! Забудем раздор!
Ведь тризна злодеев - наш русский позор,
Глумленье над трупом любимым.
Пора помириться! Довольно молчать!
Ведь это же нашу несчастную Мать Насилуют в доме родимом!
(«Мать»)
В 1934 г. в Ницце был издан сборник С. Бехтеева «Царский гусляр». В 1949-1952 гг. вышли еще четыре его книги, объединенные названием «Святая Русь», ставшие своеобразным полным собранием его стихотворений.
Иван Савин (1899-1927), похороненный на русском кладбище в Хельсинки, писал не только стихи, но и прозу о дорогой сердцу России. Известно, что за пять лет творческой жизни И. Савин создал поэтические шедевры, о которых восторженно отзывались современники, в частности, И. А. Бунин. В 1926 г. в Белграде вышел единственный прижизненный сборник стихов Савина «Ладонка», в связи с которым В. Хатюшин цитирует автора предисловия профессора В.Х. Даватса: в стихах И. Савина «нет ни патриотического шума, ни сентиментальной слащавости. И главное - в них нет нигде стихотворной прозы. Словами, которые падают в душу огненными каплями, выражает он внеполитическую природу белых борцов». Г. Струве в 1956 г. в работе «Русская литература в изгнании» тоже напишет о первом издании «Ладонки», подчеркнет, что в стихах Савина «не было ничего надуманно тенденциозного, никакой пропаганды. У него был свой, приглушенный, но подлинно-поэтический голос» [1]:
Жизнь ли бродяжья обидела,
Вышел ли в злую пору...
Если б ты, мама, увидела,
Как я озяб на ветру!..
(«Chanson triste»)
В сборник «Поэтов Белой гвардии» В. Хатюшин включил стихи автора, которая в 1920-1930 гг. считалась самой любимой поэтессой у эмигрантов Харбина, - Марианны Колосовой (1903-1964). Это ее литературное имя. Настоящая фамилия Р.И. Виноградова. Ее отца, священника, убили воинствующие безбожники, а жених, белогвардейский офицер, был расстрелян чуть ли не на ее глазах. В китайском Харбине стихи М. Колосовой публиковались в журнале «Рубеж». Многозначительны названия ее сборников стихов: «Армия песен», «Господи, спаси Россию», «Не покорюсь!», «На звон мечей». Современники называли ее «бардом Белой армии» и харбинской Мариной Цветаевой. После оккупации Харбина японцами она в 1934 г. вместе с мужем, бывшим офицером Белой армии, переехала в Шанхай, потом ее семья переехала на Филиппины, затем в Бразилию. Скончалась в пригороде Сантьяго. Интересный историколитературный факт приводит в своем предисловии В. Хатюшин: «На табличке, прикрепленной к могильному кресту, имеется надпись: «Русская национальная поэтесса».
...Смотрит в зори печальными взорами Лебединая светлая рать.
Тяжело... над чужими озерами Лебединые перья ронять...
Филологические
науки
Критика и библиография
Прекрасную книгу издал МГГУ имени М.А. Шолохова. Она значительно обогащает наши представления о литературе русского зарубежья в основном периода ее «первой волны», а точнее, первой половины ХХ столетия. Хорошо, что восстановлены и приведены биографии авторов, даны их портреты. Подборки стихов внушительны и по объему претендуют на отдельные сборники. Вот только непонятно, почему составитель сборника и автор интересного предисловия с удачным названием «Блеск холодной стали», четко осознавая свой профессиональный долг, - «восстановить справедливость и вернуть к духовной жизни замечательных русских поэтов - Арсения Несмелова, Николая Туроверова, Сергея Бехтеева, Ивана Савина, Марианну Колосову и других, исторгнутых из российской словесности на волне классовой вражды», между тем ставит перед собой не совсем реальную задачу. «Пора заговорить о них в полный голос, - пишет В. Хатюшин. - В противном случае Серебряный век русской поэзии теряет свою цельность» [1]. И далее в предисловии, разумеется, ни о каком серебряном веке речи не идет. Да и не может идти, по меньшей мере, по двум причинам.
Во-первых, если оценивать литературу, поэзию серебряного века в целом, говоря словами П.Я. Чаадаева, ее «животворящий общий дух» и пафос поэзии Белой гвардии, то оценки эти будут мало совпадающими. В исходной характеристике литературы Серебряного века был убедителен и точен Н.А. Бердяев. Первые десятилетия XX столетия он назвал «русским культурным ренессансом», «одной из самых утонченных эпох в истории русской культуры», когда произошел поворот к религии, совершился творческий подъем поэзии и философии. Вместе с тем в отличие от эпохи европейского Ренессанса автор «Самопознания...» начало XX в. в культурной жизни России одновременно характеризовал и как «конец Ренессанса» [3]. «Это была вместе с тем эпоха появления новых душ, новой чувствительности. русскими душами овладели предчувствия надвигающихся катастроф, - уточнял философ. - У меня нарастало глубокое разочарование в литературной среде и желание уйти из нее. Мне казался Петербург отвратительным. во мне вызывало протест литературное сектантство», был «разрыв с традицией «просвещения», разрыв с этической традицией литературы XIX века», «ослаблен социально-этический элемент, столь сильный в XIX веке». Н.А. Бердяев писал: были «ядовитые испарения», «что-то двоящееся», «не было волевого выбора», «назревала мистическая чувственность», которой раньше в России не было. Русские люди того времени, по оценкам Н.А. Бердяева, «жили в разных этажах и даже в разных веках. Культурный ренессанс не имел сколько-нибудь широкого социального излучения», «не хватало
нравственного характера». Это была эпоха «большого обогащения душ, но и размягчения душ» [4].
Яркой, однако уступающей предшествующей литературе в главном, в «широком социальном излучении», «нравственном характере», воспринимал литературу серебряного века ее выдающийся представитель Б.К. Зайцев, назвавший этот период «плодом утонченной культуры, культуры верхушки, висевшей над бездной». «Все-таки: литература моего поколения слишком уж была уединенной, - писал он. - Пушкин, Гоголь и Тургенев, и Толстой, и Достоевский, Чехов - народ знали, равно и Некрасов. Некоторые выстрадали его даже. Серебряный век весь проходил в столицах, гостиных, в богемстве и анархии. Воздуха полей, лесов России, вообще свежего воздуха - в прямом и религиозно-мистическом смысле - мало было в нем.
Вижу Толстого, Чехова «на голоде» где-нибудь в деревне. Могу ли увидеть там Андрея Белого? Тургенев знал всех своих «Певцов» и «Касьянов с Красивой Мечи», знал и природу, пение всякой птицы. Мережковский мог видеть «народ» из окна международного вагона, а сороку вряд ли отличил бы от вороны.» [5].
Вряд ли нужна какая-то дополнительная аргументация, кроме самих стихов, для утверждения, что своим социально-нравственным, общегуманистическим, гражданственным пафосом поэзия Белой гвардии мало сопоставима с поэзией серебряного века.
Во-вторых, в теоретической и историко-литературной характеристике периода серебряного века многое и многое нуждается в уточнении, начиная с определения того, что в названии - оценка или хронология? Л.П. Егорова, один из авторов и редактор учебника для вузов «История русской литературы ХХ века. Первая половина» [6], например, считает «понятие серебряный век - не хронологическим, а оценочным», потому ей трудно согласиться с тем, что в сборник «Сонет серебряного века» (М., 1999) включены сонеты Д. Бедного, а в обзорных статьях значится имя Маяковского, разрушающего традиционные для этого «века» поэтические каноны. «Безоглядным» называет она употребление понятия «серебряный век» за рубежом. Например, в «Истории русской литературы» (1995) под редакцией Жоржа Нива, Витторио Страды и других, написанной еще в 1980-е гг., том называется «серебряный век», хотя содержит главы не только о модернистах, но и о Чехове, Андрееве, Бунине, Евреинове, о группе «Сатирикон» и т. д. Ясно, что для ставропольского профессора литература серебряного века - это прежде всего модернистская поэзия, да и то без Маяковского.
Существуют свои загадки в связи не только с историко-литературным, но и теоретическим понятием «серебряный век».
Филологические
науки
Критика и библиография
Таким образом, в общих оценках литературы первых десятилетий ХХ в. мы не можем не учитывать всех этих разногласий в трактовке понятия и самого историко-культурного феномена «серебряный век». В них зафиксированы разные историко-литературные гипотезы, среди которых подход к поэзии Белой гвардии, создававшейся в основном в период, начиная с 1920-х гг., как к поэтическому творчеству серебряного века в любом случае будет безосновательным. Это основание обретет устойчивость, если все ХХ столетие именовать серебряным веком. Век он и есть век. А это еще одна историко-литературная концепция.
Библиографический список
1. Поэты Белой гвардии. Меч в терновом венце: Николай Туроверов, Арсений Несмелов, Сергей Бехтеев, Иван Савин, Марианна Колосова / Сост., вст. ст. В. Хатюшина. - М., 2008.
2. Белинский В.Г. Полн. собр. соч.: В 13 т. Т.5. - М., 1954.
3. Бердяев Н.А. Судьба человека в современном мире. Статьи, письма // Новый мир. 1990. № 1.
4. Бердяев Н.А. Самопознание. Опыт написания философской автобиографии. - М., 1991.
5. Зайцев Б.К. Серебряный век. Из воспоминаний и размышлений: Собр. соч.: В 5 т. Т. 2. - М., 1999.
6. История русской литературы ХХ века. Первая половина: В 2 кн. Кн. 1. Общие вопросы. - Ставрополь, 2004.
