CC BY
150
27. Лит. газета. 1994. 26 янв.; 26 апр.
28. Совет. Россия. 1998. 20 авг.
29. "Начиналось все замечательно..." Чингиз Айтматов в беседе с обозревателем "ЛГ" Аркадием Ваксбергом // Лит. газета. 1998. 8 июля.
30. Это подтверждает и всплеск интереса к проблеме на страницах печати конца столетия. Полемикой о реализме и модернизме, отдельными разрозненными наблюдениями, кроме уже названных работ, отмечены "круглый стол" "Русская литература XX века:
взгляд из ситуации конца века" в журнале "Лепта" (1996. № 28), "круглый стол" "Каким должен быть курс истории литературы?" в "Вопросах лиг." (1998. Янв. - Февр.; Май -Июнь), а также статьи: Маркштейн Э. Три словечка в постмодернистском контексте // Вопросы лит. 1996. Март - Апр.; Степа-нян К. Реализм как преодоление одиночества // Знамя. 1996. № 5; Добренко Е. Соцреализм в поисках "исторического прошлого" // Вопросы лет. 1997. Июль - Авг. и другие.
ЕЩЕ ОДИН АСПЕКТ ЗНАЧЕНИЯ ОБСЦЕННОЙ ЛЕКСИКИ
А.В. Кирилина
Kirilina A.V. Another aspect of meaning in obscene lexis. The article surveys several articles and monographs that analyse Russian foul language and looks at the use of curses belonging to the semantic field ‘striving for superiority by coercion.’
В прошлое и особенно в нынешнее десятилетие в российской лингвистике четко обозначился интерес к обеденной лексике как предмету исследования и стремление не только опубликовать не издававшиеся ранее "заветные" произведения литературы и фольклора (серия "Потаенная русская литература"), но и научно осмыслить феномен "непечатного". И все же тему никак нельзя считать исчерпанной. В настоящей статье мы попытаемся показать еще один аспект значения обеденной лексики. Прежде, однако, остановимся на рассмотрении статей и монографий из числа новых публикаций, где проводится глубокий и разносторонний анализ русского мата, чтобы увидеть, какие аспекты этого лексического пласта уже исследованы. Это работы Б.А. Успенского 1983 и 1987 годов (переизданы в 1996 году 11]), Заветная русская идиоматика [2], Русский эротический фольклор [3], Поле Брани. Сквернословие как социальная проблема |4].
Диахроническое исследование Б.А. Успенского направлено на поиск мифологических и ритуальных корней мата: "...подобные выражения, ввиду своей архаичности, представляют особый интерес именно для этимолога и историка языка, позволяя реконструировать элементы праславянской фразеологии" [1, с. 67]. Устанавливаются ритуальные функции матерной брани, ее связь с культом земли, опосредованная через Мать Землю связь с Богородицей и родной матерью, чем и
объясняется табуированность употребления обеденных выражений. Особо подчеркивается табуированность как следствие сакральности этого типа языковых знаков: "именно сфере сакрального присуще особое переживание конвенциональное™ языкового знака, обусловливающее табуи-рование относящихся сюда выражений, -тем самым обсценная лексика парадоксальным образом смыкается с лексикой сакральной" [1, с. 72].
Аналогичная точка зрения развивается в работе В.И. Жельвиса [4]. Исследование строится на материале многих языков, проводится межкультурное сравнение. В качестве источника инвективного словоупотребления также рассматривается табуированность: "...в процессе исторического развития мировая этика развивает две тенденции, выглядящие на первый взгляд как полностью противоположные. Это сакрализация всего, связанного с генеративным циклом и одновременно - это сложный сплав профанного восприятия тех же фаллических символов с сохраняющимся в подсознании сакральным отношением к ним...
Ход такого развития в общем понятен: взгляд на отношения полов как на священный акт фактически означал очень строгое табу на противоположный, пренебрежительный или насмешливый взгляд. Инвективное (богохульное) словоупотребление и есть один из вариантов нарушения такого табу" [4, с. 26-27]. Говоря о карнавальном и куртуазном как о резуль-
27. Лит. газета. 1994. 26 янв.; 26 апр.
28. Совет. Россия. 1998. 20 авг.
29. "Начиналось все замечательно..." Чингиз Айтматов в беседе с обозревателем "ЛГ" Аркадием Ваксбергом //Лит. газета. 1998. 8 июля.
30. Это подтверждает и всплеск интереса к проблеме на страницах печати конца столетия. Полемикой о реализме и модернизме, отдельными разрозненными наблюдениями, кроме уже названных работ, отмечены "круглый стол" "Русская литература XX века:
взгляд из ситуации конца века" в журнале "Лепта" (1996. № 28), "круглый стол" "Каким должен быть курс истории литературы?" в "Вопросах лит." (1998. Янв. - Февр.; Май -Июнь), а также статьи: Маркштейн Э. Три словечка в постмодернистском контексте // Вопросы лит. 1996. Март - Апр.; Степа-нян К. Реализм как преодоление одиночества // Знамя. 1996. № 5; Добренко Е. Соцреализм в поисках "исторического прошлого" // Вопросы лит. 1997. Июль - Авг. и другие.
ЕЩЕ ОДИН АСПЕКТ ЗНАЧЕНИЯ ОБСЦЕННОЙ ЛЕКСИКИ
А.В. Кирилина
Kirilina A.V. Another aspect of meaning in obscene lexis. The article surveys several articles and monographs that analyse Russian foul language and looks at the use of curses belonging to the semantic field ‘striving for superiority by coercion.’
В прошлое и особенно в нынешнее десятилетие в российской лингвистике четко обозначился интерес к обеденной лексике как предмету исследования и стремление не только опубликовать не издававшиеся ранее "заветные" произведения литературы и фольклора (серия "Потаенная русская литература"), но и научно осмыслить феномен "непечатного". И все же тему никак нельзя считать исчерпанной. В настоящей статье мы попытаемся показать еще один аспект значения обеденной лексики. Прежде, однако, остановимся на рассмотрении статей и монографий из числа новых публикаций, где проводится глубокий и разносторонний анализ русского мата, чтобы увидеть, какие аспекты этого лексического пласта уже исследованы. Это работы Б.А. Успенского 1983 и 1987 годов (переизданы в 1996 году 11]), Заветная русская идиоматика [2], Русский эротический фольклор [3], Поле Брани. Сквернословие как социальная проблема [4].
Диахроническое исследование Б.А. Успенского направлено на поиск мифологических и ритуальных корней мата: "...подобные выражения, ввиду своей архаичности, представляют особый интерес именно для этимолога и историка языка, позволяя реконструировать элементы праславянской фразеологии" [1, с. 67]. Устанавливаются ритуальные функции матерной брани, ее связь с культом земли, опосредованная через Мать Землю связь с Богородицей и родной матерью, чем и
объясняется табуированность употребления обсценных выражений. Особо подчеркивается табуированность как следствие сакральности этого типа языковых знаков: "именно сфере сакрального присуще особое переживание конвенциональное™ языкового знака, обусловливающее табуи-рование относящихся сюда выражений, -тем самым обсценная лексика парадоксальным образом смыкается с лексикой сакральной" [1, с. 72].
Аналогичная точка зрения развивается в работе В.И. Жельвиса [4]. Исследование строится на материале многих языков, проводится межкультурное сравнение. В качестве источника инвективного словоупотребления также рассматривается табуированность: "...в процессе исторического развития мировая этика развивает две тенденции, выглядящие на первый взгляд как полностью противоположные. Это сакрализация всего, связанного с генеративным циклом и одновременно - это сложный сплав профанного восприятия тех же фаллических символов с сохраняющимся в подсознании сакральным отношением к ним...
Ход такого развития в общем понятен: взгляд на отношения полов как на священный акт фактически означал очень строгое табу на противоположный, пренебрежительный или насмешливый взгляд. Инвективное (богохульное) словоупотребление и есть один из вариантов нарушения такого табу" [4, с. 26-27]. Говоря о карнавальном и куртуазном как о резуль-
тате взаимодействия сакрального и про-фанного, автор пишет: "...в сущности, и карнавальное, и куртуазное мироощущение являют собой довольно сходное при ближайшем рассмотрении реагирование в общем на одну и ту же ситуацию: невозможность физического контакта и необходимость вербализации естественных желаний" [4, с. 28].
Таким образом, исходной посылкой является запретность упоминания гениталий и вообще всего, что составляет содержание второго члена оппозиции телесный верх / телесный низ. Инвективы рассматриваются как инструмент эмоциональной разрядки, вербальной сексуальной агрессии, как средство экстериоризации эмоций: нарушение табу играет роль катарсиса. В монографии в качестве одной из функций об-сценных инвектив называется сексуальная агрессия.
Иными словами, употребление обсцен-ных инвектив связывается главным образом с "демоном сексуальности". Аналогичный подход встречаем и в "Заветной русской идиоматике" В. Буя, где рассматривается внутренняя форма заветных идиом, а также их употребление с позиции теории речевых актов. Экспликация значения фразеологизма производится исходя из внутренней формы, то есть акцент делается, как правило, на "генитальном" характере идиомы. Так, словарная статья е..т и фамилию не спрашивают содержит следующее определение:
"Е..Т И ФАМИЛИЮ НЕ СПРАШИВАЮТ неценз. сентенция, указывающая на ситуацию, в которой какие-либо лица предпринимают действия по отношению к субъекту, от которых он терпит ущерб, сопоставимый с ущербом от сексуальной агрессии, и не желают принимать во внимание никаких аргументов против этих действий" [2, с. 1851.
Как показывают примеры, в большинстве случаев самые разные авторы, ставящие в своих работах самые разные цели, обращают внимание на эротическую сторону русского мата. Подтверждает это и работа Е. Миненок, посвященная русским эротическим песням [5]. Примечательно, однако, что Е. Миненок указывает на три пласта эротического фольклора - архаический, переходный и поздний. Причем "поздняя" эротическая песня не "проживает" сексуальную ситуацию, а занимается ее "описанием". В этой группе песен, по наблюдению автора, практически отсутствует обсценная лексика: "начинается процесс "осмысления" сексуального поведения и,
соответственно, высказывается по его поводу определенная морально-этическая оценка" [5].
Из сказанного следует, что обсценная лексика более всего связывается с мотивом коитуса и его табуированности. В рассмотренных работах значение обсценных выражений выводится из табуированности сексуального, из мифологического сознания, констелляции сакрального и профан-ного, что также связано с генитальной семантикой. Хотя подход авторов различается по направлению поиска (синхронный и диахронный анализ), специфике материала и акцентуации отдельных аспектов значения обсценной лексики, все исследователи в той или иной степени видят причину запретности обсценного словаря в его соотнесенности с генеративным циклом, человеческими гениталиями, а также в табуированности вербализации эротических переживаний. Таким образом, речь идет о запретности называния коитуса.
Представляется, однако, что существует ряд высказываний, включающих обеденную лексику, где на первый план выдвигается иная сема - доминирование, господство. Говорящий вербально приписывает себе право быть хозяином положения и подчеркивает свой более высокий статус. Это касается главным образом двух типов ситуаций. В первом случае обеденные глаголы употребляются неперформативно, то есть не в первом лице единственного числа. Приведем рад примеров:
1) Разговор у ларька:
- А ты чего из челноков ушла?
- Е..ут очень.
2) Общеизвестно выражение начальство е..т, означающее, что начальство полностью реализует свою властную функцию и более высокий статус, а также право доминировать - заставлять подчиненных совершать какие-либо действия.
3) Наиболее показателен широко известный в армии анекдот:
Идут два генерала, а перед ними -очень красивая девушка.
Генерал 1: Давай ее вые..м!
Генерал 2: Давай, только за что?
В данном случае комический эффект достигается именно за счет того, что обеденный глагол, который начальники привыкли употреблять в значении наказать, воспользовавшись своим правом старшего и более высоким статусом (то есть в значении, не имеющем непосредственной связи с эротикой), переносится в сферу сексуального. Оказывается, что вые..ть
можно лишь того, кто совершил нечто предосудительное, не выполнил приказ.
Сопоставим приведенные примеры с выводами Я. Дембовского, занимавшегося изучением психологии обезьян: "Вожак
укрощает строптивого "холостяка" или непослушную самку, принимая такую же позу, какую он принимает во время спаривания. Если поза укрощения является знаком властвования, то поза подставления самки служит знаком покорности" [6]. У Н. Тиха находим: "Подставление, как и покрывание, наиболее употребительный способ общения между подчиненными и господствующими членами стада многих видов обезьян... Позу подставления принимают не только самки, но и самцы..." [7]. По мнению Ю.А. Бородая, способ "устрашения" и "выражения покорности" у обезьян заслуживает особого рассмотрения. Его суть состоит в том, что специфически сексуальная реакция становится здесь универсальным способом регуляции внутригрупповых отношений, символом "господства-подчинения", то есть символическим замещением реакции, не имеющей прямого отношения к половому акту" [8].
С описанными фактами согласуется также факт, зафиксированный в ряде работ по феминизму, где упоминается возникновение у американских летчиков эрекции при бомбежке вьетнамских населенных пунктов [9].
В свете изложенного, а также в результате наблюдений за повседневным употреблением обсценной лексики в соответствующих социальных группах мы приходим к выводу, что основной семой обсценной лексики в ряде случаев ее употребления является "доминирование, господство". Мы считаем, что эти ситуации не могут быть адекватно описаны лишь с опорой на внутреннюю форму, как это предлагает В. Буй. Не подходит и ситуация совмещения сакрального с про-фанным по Жельвису, так как в подобных ситуациях обсценная и сакральная лексика не взаимозаменяемы; отсутствует амбивалентность. И хотя во внутренней форме указанных ругательств присутствует оппозиция телесного "верха" и "низа", она также не является главной в рассмотрении семантики указанных случаев употребления обсценной лексики.
На наш взгляд, в указанных коммуникативных ситуациях в лексике типа "е...ь", "зае...ь", основной семой является "господство, доминирование", то есть выражение властных отношений, приписывание себе или третьему лицу более высокого статуса,
который и позволяет осуществлять названные действия.
Исследования по психологии обезьян позволяют предположить, что господство, утверждение себя как лидера в подсознании находятся рядом с коитальной сферой еще со времен предыстории человечества. Более того, кажется, что ситуации, где обыгрывается именно эта сема, встречаются значительно чаще, чем употребление этих слов с целью обозначения коитуса и только коитуса.
Заслуживает внимания и перформативное употребление нецензурной лексики. Речевые акты (РА):
(1) Я вожделею; Я хочу обладать тобой; Я буду любить тебя и тому подобное.
(2) Я тебя вые..у
имеют разную иллокутивную цель. Если РА (1) с разной степенью стилистической изысканности выражают желание вступить с сексуальные отношения, то РА (2) представляет собой угрозу. Именно поэтому перформативное употребление этого РА, когда условием истинности РА является желание совершить коитус, так сказать, на равноправной, взаимной основе, неприемлемо и сопоставимо с иллокутивным самоубийством по Вендлеру [10]. Подтверждением тому могут служить наблюдения О. Юрчук над речевым поведением преступников [11]. Автор на базе реальных уголовных дел анализирует угрозы, используемые вымогателями и шантажистами, выделяя а) угрозы насилием, б) угрозы разглашения порочащих сведений, в) угрозы повреждения или уничтожения имущества. "Особое место при угрозе насилием принадлежит угрозе актом мужеложства. По частотности они занимают одну из первых позиций" [11, с. 168]. Такие угрозы оформляются при помощи ненормативной лексики. К сожалению, вопросы перформативности в статье не рассматриваются, так как автор является юристом, а не филологом. Однако данный в работе список угроз привел нас к выводу о том, что наибольшее количество перформативных актов встречается именно среди угроз насилием. Этот факт также служит подтверждением нашего предположения. И наконец, сообщим об услышанной нами трижды от разных говоря-щих-женщин фразе "Я его трахнула". Во всех трех случаях речь шла о том, что говорящей удалось каким-либо образом "переиграть" лицо, о котором она рассказывала.
Сказанное не означает, что мы призываем полностью отвлечься от внутренней
формы обеденной лексики. Представляется, что для рассмотренных нами случаев в ней важен не генитальный контакт, а генитальный контакт. Поясним, что имеется в виду. Фразеологизмы, относящиеся к семантическому полю "добиваться превосходства принуждением, насилием", имеют следующие общие семы:
- физический контакт субъекта и объекта действия;
- приведение объекта действия с помощью физического контакта в состояние телесной некомфортности или даже невозможности осуществлять жизненные функции: вцепиться кому-либо в глотку, перекрыть кислород, наступить на горло, намылить шею, оторвать яйца, выкручивать руки.
Причем названные семы присуши не только русским фразеологизмам [12].
Решающим фактором создания объекту некомфортных обстоятельств является физический контакт, то есть нарушение границы так называемой интимной зоны, отделяющей человека от лиц и предметов окружающего мира. Размер этой зоны культурно обусловлен (скандинавы при общении находятся дальше друг от друга, чем латиноамериканцы), но она имеет место в любом случае. Вербальная угроза коитусом имплицирует не просто контакт, но проникновение, то есть абсолютно уничтожает интимную зону, создавая объекту ряд существенных неудобств, делая его беспомощным. В связи с этим перформативное употребление ругательств можно отнести именно к семантическому полю "добиваться превосходства принуждением, насилием", где существенно преодоление интимной зоны между говорящим и слушающим, то есть не столько
коитальный контакт, сколько физический контакт вообще.
1. Успенский Б.А. Мифологический аспект русской экспрессивной фразеологии // Избр. тр. Т. II. Язык и культура. 2-е изд. М., 1996. С. 67-161.
2. Василий Буй. Русская заветная идиоматика (веселый словарь крылатых выражений). М., 1995.
3. Русский эротический фольклор. Песни, обряды и обрядовый фольклор. Народный театр. Заговоры. Загадки. Частушки / Под ред. A.JI. Топоркова. М., 1995.
4. Жельвис В.И. Поле брани. Сквернословие как социальная проблема. М., 1997.
5. Миненок Е.В. Народные песни эротического содержания // Русский эротический фольклор. Песни. Обряды и обрядовый фольклор. Народный театр. Заговоры. Загадки. Частушки / Под ред. АЛ. Топоркова. М., 1995. С. 21-31.
6. Дембовский Я. Психология обезьян. М., 1963. С. 240.
7. Тих Н.Я. Предыстория общества. Л., 1970. С. 218-220.
8. Бородай Ю.М. Эротика. Смерть. Табу. М., 1996. С. 246.
9. Janssen-Jurreit М. Sexismus. Uber die Abtreibung der Frauenfrage. Munchcn-Wien, 1975.
10. Вендлер 3. Иллокутивное самоубийство // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 16. М., 1985. С. 238-250.
11. Юрчук О.Ф. Формы и способы выражения угрозы в ситуации вымогательства (психолингвистический и правовой аспекты) // Пол и его маркировка в речевой деятельности. Кривой Рог, 1996. С. 164-170.
12. Унапкошвили М.Д. Средства экспрессивнооценочной номинации в современной немецкой идиоматике (на материале фразеологического поля "добиваться превосходства принуждением, насилием"): Дис. ... канд. филол. наук. М., 1991.
