CC BY
190
3. Мамайчук И.И., Ильина М.Н. Помощь психолога ребёнку с задержкой психического развития. Научно-практическое руководство. СПб.: Речь, 2004. 352 с.
4. Полонский В.М. Словарь по образованию и педагогике / В.М. Полонский. М., 2004. 512 с.
Н.Ю. Панова
КУЛЬТУРА РЕЧЕВОГО ПОВЕДЕНИЯ КАК СВОЕОБРАЗНОЕ ПРОЯВЛЕНИЕ СОЦИАЛЬНОЙ ЖИЗНИ ЛЮДЕЙ
Социальная и политическая трансформация на переломных этапах истории является мощным фактором влияния на характер отношения человека к норматизации и унификации поведения, в том числе и речевого, а так же на повышение терпимости к ненормативному речевому поведению.
Культура речи представляет собой проявление социальной жизни людей и несет на себе печать национального своеобразия народа. Социально - психологическая специфика речевого поведения определяется нормами определенной культуры и конкретной социальной ролью человека.
Проблема функционирования ненормативной лексики является междисциплинарной и занимает важное место в работах лингвистов, психологов, психолингвистов, педагогов. Теоретический анализ исследуемой нами проблемы показал, что вопросам функционирования языка и сложившимся в нем речевым нормам, а также проблемам построения и понимания межличностных отношений посвящены работы российских ученых Н.Д. Арутюновой, Б.Ф. Баевой, Л.В. Долинской, М.И. Жинкина, Е.Л. Носенко, Г.М. Сагач [1, 2].
Известные ученые литературоведы В.И. Жельвис, Д.С. Лихачев, Б.А. Успенский, психологи А.Ф. Бондаренко, И.С. Кон, В.Л. Леви, Л.А. Широкорадюк рассматривали в своих работах проблему сквернословия как социокультурный феномен [6, 3, 4, 8, 11].
В контексте исследования индивидуально-стилевых особенностей проявлений ненормативных речевых конструктов субъектом речевой деятельности особое место занимает понимание ин-вективной лексики в различных ее типологиях. Инвективная лексика - это язык ругательств и оскорблений, отражающий семантику полового символизма [6, 8, 9].
Для понимания дохристианского сексуального символизма очень важна история и семантика «русского мата». Язык ругательств и оскорблений, так называемая инвективная лексика, имеет давние корни. Система категорий архаического сознания располагается между двумя полюсами: святого, наделенного божественной благодатью, которое со временем начинает восприниматься как нечто священное, особо чтимое, дорогое, и демоническое, нечистое, которое в дальнейшем трактуется также в переносном смысле: «грязное» - низкое - низменное - непристойное. К обеим этим крайностям в определенном смысле вырабатывается сходное отношение: предпочтительнее держаться подальше как от первого, так и от второго табу. Следует заметить, что инвективная лексика не только нарушает эти табу, но и «переворачивает», меняет местами полюсы запретного (символическая инверсия). Поскольку и боги, и демоны представляли для людей опасность, в обыденной жизни, от них старались держаться подальше и не называть их всуе без надобности. Инвективная лексика эти запреты нарушает, причем сила оскорбления прямо пропорциональна значимости нарушаемого им запрета. В результате создается своеобразная зона свободы, эмоциональной разрядки в экстремальных ситуациях. Их трудно искоренить, не заменив какими-то эвфемизмами (вроде «елки-палки») [7, 8, 9].
Матерная лексика не только повсеместно употреблялась в быту, она пронизывала весь русский фольклор. Как пишут канадские лингвисты Феликс Дрейзген и Том Пристли, «мат - это теневой образ русского языка в целом. С семантической точки зрения нас интересуют способы сообщения, посредством мата, общих повседневных смыслов, выходящих за пределы прямого оскорбления и секса. Мы видим в мате особую форму экспрессивного, нестандартного языка, который по самой сущности своей нейтрален по отношению к обозначаемым им значениям. "Трехэтажный мат" является, поэтому не просто скопищем непристойностей, но и системой рафинированных сложных структур. Мат - это потенциально безграничное количество выражений» [8, 330].
Вместе с тем, не всегда употребление «бранных выражений» воспринимается пошлым, грубым, бестактным и оскорбительным. По наблюдениям русских этнографов Х1Х века, «... сквернословие в общении вызывает обиду, только если произносится серьезным тоном с намерением оскорбить, в шутливых же мужских разговорах оно служит дружеским приветствием или просто «для связки слов» [9, 73]. К месту и по теме сказанное выражение может привлечь внимание слушателей и придать определенный колорит высказыванию, сделать речь более эмоциональной и привлекательной, для определенной группы коммуникаторов.
Мат характеризуется острым контрастом между узкой ограниченностью его базовых элементов и богатыми семантическими возможностями их применения. Этот контраст порождает в мате эстетическую функцию «овладения реальностью» путем выхода за пределы базового словаря. Эта функция возвышает мат до уровня жанра народного искусства, в котором более или «менее искушены миллионы русских» [7, 8, 9].
Существует еще одна точка зрения, в соответствии с которой употребление матерной лексики - прерогатива низких слоев общества. Однако такое утверждение не совсем соответствует действительности. Можно сказать, что «... мат поляризован в своем употреблении - он употребляется без ограничений или ворами и пьяницами, или рафинированными интеллектуалами» [10, 30]. Принято различать инвективы в широком смысле, когда человек избегает употребления бранных слов, и инвективы в узком смысле. Именно они и производят оскорбительный эффект.
Как показывает история, практически не существует национальных культур, которые бы не употребляли инвективную лексику. Одни культуры предпочитают инвективы в широком смысле, другие - в узком. К последним относятся такие сильные и многочисленные культуры, как русская, китайская, американская и некоторые западноевропейские [6].
Указывается, что во многих культурах грубая брань является прерогативой мужчин. Основная причина этого - священное происхождение большинства бранных слов, ставших популярными во времена так называемых фаллических культов, так называемых дохристианских обрядов поклонения производительным силам природы, т.е. органам размножения. С изменением морали изменилось и отношение к этим органам, которые стали теперь восприниматься как «стыдные» и неприличные.
Существует мнение, что «мат» - составляющая сферы мужского общения, так как мужчины особое внимание уделяют сексу и всему, что с этим связано, а бранные выражения очень часто касаются именно этой сферы отношений. Психоаналитики трактуют сквернословие по-своему. Они считают, что «матерная брань» связана с упрощенным восприятием мира как непрерывного полового акта. Такой подход к данной проблеме не только примитивен, но вульгарен. По утверждению психологов И. Кона, Э. Берна, сила «мата» заключается в его близости к мужской субкультуре и в его уверенности, а не в его сексуальной символике [6; 8; 9].
Существует и другая точка зрения относительно определения содержания понятия «сквернословия» и особенностей его функционирования. Так, например, в Китае и в некоторых странах Югославии ненормативные выражения чаще всего употребляются женщинами. Это не означает, что женщины в этих странах «котируются» выше мужчин. В таких культурах оскорбление демонстрирует «синдром слона и моськи»: «если не можешь ударить, хоть обругай». В данном случае сквернословие выступает как оружие слабых [6].
Однако указанная ситуация быстро меняется. В большинстве случаев женщины прибегают к самым грубым ругательствам вовсе не от слабости. Очевидно, это связано с меняющейся ролью женщины в современном обществе, с ее растущим влиянием, властью, стремлением доминировать. Таким образом, инвективные оскорбления играют роль своеобразного эмоционального модулятора межличностных отношений: они предоставляют возможность индивиду выразить свою агрессивность, не прибегая к рукоприкладству. В.И. Жельвис справедливо заметил, что «первый человек, который обругал другого вместо того, чтобы расколоть ему череп, заложил основы нашей цивилизации» [6]. Автор выделяет основные функции сквернословия.
Первая - это функциональный регулятор, предохранительный клапан для отрицательных эмоций. С помощью сквернословия человек получает психологическую разгрузку - катарсис.
Вторая функция - демонстрирование своего преимущества, средство унижения оппонента, снижение его социального статуса. Помещение его на низшую ступень социальной иерархии, например: «подонок», «ублюдок».
Самая общая функция, которая определяет все остальные, - это ругательство как средство выражения профанного, то есть сниженного, «телесного» начала, противопоставленного началу духовному, сакральному. Как мы уже выше упоминали, многие из бранных слов, по своему значению связаны с производительной функцией человека, животных, растений, носили священный характер и поэтому запрещались к использованию «всуе», то есть напрасно, без повода. Когда эти слова превратились в оскорбление, запрет остался, хотя и по другой причине. Например, в английском языке глагол to swear означает сразу «божиться», «клясться» и «браниться» [6].
Еще одна функция - эксплетивная, или междометная (восклицательная) функция, когда бранное слово произносится безадресно: «Я так, блин, торопился, что ни хрена не успел сделать». В некоторых случаях бранные выражения произносятся «в воздух», собеседник отсутствует: например, что-то делал и не получилось, или, например, ждал одно, а получилось другое. В такой ситуации человек может от «души» выматериться, а инвектива будет выполнять профанирующую функцию: не преследуется цель кого-либо оскорбить, основная задача - максимально расценить сообщение, придать ему эмоциональность [6]. Очень часто использование инвективных выражений является единственной возможностью для человека сделать свою речь более яркой и выразительной. Выразительность в данном случае достигается нарушением запретов (табу) на употребление некоторых слов. Нарушение табу и общественных норм придает высказыванию необходимую остроту, а у человека, который часто ругается, эта острота резко снижается, стирается смысл и эмоциональность в употреблении бранных выражений.
Как уже отмечалось, в ситуации нарушения культуры речевого поведения происходит понижение статуса оппонента. Иногда вместо понижения статуса собеседника говорящий может поставить и себя, и его на более низкую ступень: «Привет, падло, где тебя носило так долго!» В этом случае говорящий не собирается оскорбить своего собеседника и, конечно, не будет возражать, если тот ответит ему в том же духе. Однако в данной ситуации необходимым условием является добродушная интонация и улыбка. Так реализуется следующая функция сквернословия - корпоративная: с помощью бранных слов между собеседниками устанавливается контакт, то есть ненормативная лексика является атрибутивным знаком принадлежности к какой-либо определенной группе [6].
Для привлечения внимания аудитории деревенские сказочники в своих рассказах использовали и используют бранные выражения. В этом случае сквернословие выполняет нарративную функцию. В основном в таких рассказах употребляются различные скороговорки, прибаутки, основной «юмор» которых заключается в произнесении бранных запретных слов. И уже после такого вступления переходят к повествованию [6].
Исследователь В.И. Жельвис выделяет, в частности, апотропоическую функцию, сущность которой сводится к следующему: сквернословие выступает оберегом - средством защиты от злых сил и сглаза. Крестьяне верили в то, что «если лешего заматерить, он отстанет». Отголоски этой функции можно увидеть в поведении спортсменов или воинов: перед битвой или состязанием они возбуждают себя бранью в адрес противника (например, используют выражения такие, как «иди к черту» и им подобные).
Иногда имеют случаи и «доброжелательного поношения», когда с помощью оскорблений люди стараются отвести напасть от ругаемого. В этих случаях сквернословия выполняют магическую функцию. Эта функция встречается в русских свадебных «корильных» песнях, где высмеивают жениха, всячески принижая его достоинства. С магической функцией используется, например, выражение «Будь я проклят, если это не так!» [6].
Существует довольно устойчивая установка, что грубая инвективная речь характерна, прежде всего, для малообразованных слоев общества. Однако с этим утверждением нельзя полностью согласиться. Низкий уровень индивидуальной речевой культуры, недостаточный кругозор может способствовать инвективизации речи, но, прежде всего, в предметном, восклицательном варианте. В этом плане допускается смещение инвективной и сниженной лексики.
Инвективная лексика нередко употребляется людьми «далеко не малокультурными». Ненормативной лексикой пользуются едва ли не все политики, абсолютное большинство руководителей предприятий, немалое число выдающихся деятелей культуры - актеры, музыканты, писатели, поэты. Каждая из названных групп обращается к инвективам с определенной целью: так, политики, как правило, демонстрируют свое «единение с народом», считая, что таким образом они будут лучше поняты [5].
В литературе отмечается, что за последние десятилетия в ряде культур обнаруживается тенденция к употреблению грубой, вульгарной лексики. В определенной степени это относится и к украинской культуре. Не менее популярна грубая и вульгарная речь в России и в Америке. В этих странах, как и во многих других, всегда широко практиковались грубые выражения, но, как правило, пользовались ими мужчины и, главным образом, в эмоционально насыщенной ситуации -напряжения, риска, фрустрации. В настоящее время женщины уверенно осваивают этот словарь. Большое количество женщин используют грубый язык, практически не обращая внимания на звучащий в их присутствии мат, от кого бы он ни исходил - от мужчины, женщины или детей [5].
Как мы отмечали выше, каждая социальная группа по-своему относится к употреблению ненормативной лексики, а принадлежность к той или иной социальной группе оказывает определенное влияние на выбор речевого репертуара. Существуют некоторые маргинальные группы (преступники, проститутки, бомжи), в которых употребление ненормативных речевых конструктов, рассматривается как норма, способ общения, без которого члены группы практически не могут обойтись или в противном случае могут быть не поняты друг другом. Ненормативная лексика является основным средством общения в таких группах, и поэтому ее употребление не вызывает удивление, смущение, стеснение или отвращение.
По утверждению современных украинских психологов, используя «бранные выражения», можно выразить любую реальность: скандал между мужем и женой, начальником и подчиненным, ссору между соседями [3, 4]. В нашем языке трудно подобрать слова, которые обладали бы такой экспрессивностью, как ненормативная лексика. Заменить ее можно только действием: драка, битье посуды, крушение мебели. Поэтому делается вывод, что брань способна заменить физическое насилие.
Существует также ряд ситуаций, когда бранные слова произносятся против желания, например, в экстремальных ситуациях, или во время сильного потрясения. В таком употреблении бранная лексика рассматривается А.Ф. Бондаренко как своего рода «непризнанная грамматическая форма оценочного высказывания» [3].
Как указывалось выше, при помощи инвективной лексики достигается эмоциональная разрядка. Мы не можем заранее планировать употребление инвективной лексики, часто ее появление спонтанно, непреднамеренно и отражает высокое эмоциональное напряжение говорящего. Брань может выступать так же как отражение пренебрежения, неуважительного отношения индивида к политическому противнику [5].
Как было ранее отмечено, применение бранных выражений может выполнять идентификационную функцию, то есть индивид пытается идентифицировать себя с представителями той или иной социальной группы. Если представители данной группы употребляют ненормативную лексику, то человек, идентифицирующий себя с этой группой будет поступать так же.
Очевидным является то, что сквернословие, «брань», «мат» не могут разрешить ни одной из проблем, кризисных ситуаций или конфликтов. Как уже отмечалось, существует несколько причин, объясняющих стремление политиков к бранным выражениям. Наше общество эмоционально напряжено, социально и политические недостаточно определено, отсюда готовность в любой момент сорвать свое состояние на других людях [11].
Следует отметить, что «матом» ругаются не только русские, украинцы, но и представители других национальностей. Многие эмигранты в Штатах ругаются по-английски легко, охотно и артистично. Иногда, вполне понимая физический смысл ругательства, мы плохо представляем себе насколько «грязно» каждое отдельное слово. Примечательно, что иностранцы часто выражая свои эмоции, используют «русские ругательства». Например, в английском языке тоже существуют табуированная лексика. Американцы из относительно образованной прослойки позволяют себе «ругаться» только тогда, когда «по-другому не сможешь», представители среднего класса используют ненормативную лексику гораздо чаще.
В обиходной американской речи поражает обилие самых «обычных» ругательств. Языковая форма в разговорном американском существенно сдвинута в сторону просторечия. Журналисты совершенно резонно считают брань частью объективной реальности, а изменение реальности это как «кривое зеркало».
Что касается употребления ненормативной лексики, в частности матерной брани, мнения людей расходятся, и, тем не менее, вполне очевидно, что сквернословие - это дурной пример для подражания, и не стоит его оправдывать. С другой стороны, не стоит занимать и пуританскую позицию. Практически отстраниться от действительности невозможно. Свести количество употребления мата до минимума можно, но искоренить его вообще - нет [3]. По наблюдениям психолога А.Ф. Бондаренко [3], люди, которые никогда не ругаются матом, - это люди особого душевного склада и происхождения. Это, как правило, люди, принадлежащие к благородным семьям, в которых столетиями вырабатывался свой стиль общения и традиции. Это не только вопрос природы «аристократической» крови, это особая структура сознания. Но таких людей не очень много. Само по себе сквернословие ничего не определяет и не является показателем зрелости личности. Отсутствие или наличие бранных слов в лексиконе конкретного человека не является ни необходимым, ни достаточным условием его личностной состоятельности.
Мы рассмотрели понятие инвективы, определили основные функции ненормативной лексики, используя классификацию В.И. Жельвиса. Несомненно, сквернословие рассматривается как явление социальное, имеющее свою историю происхождения и развития, и несмотря на то, что последнее осуждается в нашем обществе, тем не менее, оно является частью «нашего быта», культуры и полностью искоренить это явление не удается [6].
Вопрос о предметно - языковых запретах достаточно широко обсуждался в этике и психологии, он по-прежнему еще недостаточно разработан и освещен в работах отечественных и зарубежных психологов. Это, в свою очередь, объясняется рядом трудностей как научного, так и социального характера.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. М.: Языки русской культуры, 1999. 896 с.
2. Баев Б.Ф. Психологш внутршнього мовлення. Кшв: Рад. Школа, 1966. 192 с.
3. Бондаренко А.Ф. Милые бранятся // Женский журнал. 2002. № 9 С. 80-83.
4. Бондаренко А.Ф. „Женский журнал" представляет: „Беседы с психологом". Кшв: Свет, 2003. 208 с.
5. Дмитриев А.В. Социология политического юмора: Очерки. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 1998. 332 с.
6. Жельвис В.И. Поле брани. Сквернословие как социальная проблема. М., 1997. 330 с.
7. Ковалев И. В. Мотивы поведения и деятельности. М.: Наука, 1988. 192 с.
8. Кон И.С. Введение в ексологта. М.: Медицина, 1989. 336 с.
9. Кон И.С. Вкус запретного плода. М.: Молодая гвардия, 1992. 365 с.
10. Плуцер-Сарно А. Большой словарь мата. СПб.: Лимбус Пресс, 2001. Т. 1. 392 с.
11. Успенский Б.А. Избранные труды. 2-е изд., испр. и перераб. М.: Школа «Языки русской культуры», 1996 (Язык. Семиотика. Культура).: Семиотика истории. Семиотика культуры. 1996. Т. 1. 608 с.; Язык и культура. 1996. Т. 2. 780 с.
М.А. Пуйлова
ЗНАЧЕНИЕ ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ ИНФОРМАЦИИ В ПРАКТИЧЕСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ БУДУЩИХ УЧИТЕЛЕЙ В УСЛОВИЯХ ИННОВАТИКИ
Значение психологической информации для практической деятельности учителя возрастает в современных условиях педагогической инноватики, возможности выбора педагогом образовательных технологий, учебных программ, методов и средств педагогического воздействия.
А.Б. Орлов считает, что осуществляемый в педагогике сдвиг от моносубъектного экстерна-листского подхода к полисубъектному диалогическому актуализирует необходимость перестройки психолого-педагогической подготовки учителей в следующих направлениях:
