CC BY
17РУССКО-ВИЗАНТИЙСКИЙ ВЕСТНИК
Научный журнал Санкт-Петербургской Духовной Академии Русской Православной Церкви
№ 3 (6) 2021
О.Б. Сокурова
Эпоха катастроф и идея «любви собирающей» в религиозно-философских трудах Е. Н. Трубецкого
УДК 1(091)(470):271.2-526.62 DOI 10.47132/2588-0276_2021_3_96
Аннотация: В статье рассматриваются основополагающие работы Е. Н. Трубецкого (1863-1920), одного из выдающихся представителей русского религиозно-философского ренессанса. Показано, что последние его произведения, созданные под впечатлением трагических событий войны и революции, проникнуты духом христианской экзистенциальной эсхатологии. Многие мысли, чувства и прозрения философа, по мнению автора статьи, могут оказаться чрезвычайно полезными в сложнейших условиях современности. Внимание акцентируется на наиболее актуальных философских темах и проблемах в таких произведениях Трубецкого, как «Смысл жизни», «Умозрение в красках», «Иное царство и его искатели в русской сказке», «Воспоминания». В них ставятся вопросы о поисках истины, о христианском отношении к катастрофическим эпохам, государству и культуре. Подчеркнуто, что Е. Н. Трубецкой расширил поле религиозно-философского дискурса, включив в него умозрение православной иконописи и христианскую символику народной сказки. Автор исследования обосновывает самостоятельность взглядов философа твердостью его православной позиции в сложной духовной атмосфере Серебряного века. Особую ценность представляет его откровение о Церкви как живом Богочеловеческом организме, с соборного единства которого должно начаться «собирание в любви» всего творения.
Ключевые слова: Евгений Трубецкой, религиозная философия, Серебряный век, катастрофические эпохи, государство, культура, творчество, православная икона, Церковь.
Об авторе: Ольга Борисовна Сокурова
Доктор культурологии, кандидат искусствоведения, доцент Института истории Санкт-
Петербургского государственного университета.
E-mail: sokurova_ob@mail.ru
ORCID: https://orcid.org/0000-0002-2310-3219
Для цитирования: Сокурова О. Б. Эпоха катастроф и идея «любви собирающей» в религиозно-философских трудах Е. Н. Трубецкого // Русско-Византийский вестник. 2021. № 3 (6). С. 96-112.
RUSSIAN-BYZANTINE HERALD
Scientific Journal Saint Petersburg Theological Academy Russian Orthodox Church
No. 3 (6) 2021
Olga B. Sokurova
The era of catastrophes and the idea of "collecting love" in the religious and philosophical works of E. N. Trubetskoy
UDC 1(091)(470):271.2-526.62 DOI 10.47132/2588-0276_2021_3_96
Abstract: The article examines the fundamental works of E. N. Trubetskoy (1863-1920), one of the outstanding representatives of the Russian religious and philosophical renaissance. His last works were created under the impression of the tragic events of the war and revolution. Therefore, they are imbued with the spirit of Christian existential eschatology. Many thoughts, feelings and insights of a philosopher can be extremely useful in the most difficult conditions of our time. The author of the article focuses on the most pressing philosophical topics and problems in such works by Trubetskoy as "The Meaning of Life", "Speculation in Paints", "Another Kingdom and Its Seekers in a Russian Fairy Tale", "Memories". They raise questions about the search for truth, about the Christian attitude to catastrophic eras, the state and culture. The article shows that E. N. Trubetskoy expanded the field of religious and philosophical discourse, including the speculation of Orthodox icon painting and the Christian symbolism of a folk tale. The author of the article substantiates the independence of the philosopher's views by the firmness of his Orthodox position in the complex spiritual atmosphere of the Silver Age. Of particular value is his revelation about the Church as a living God-human organism, from the conciliar unity of which the "gathering in love" of all creation should begin.
Keywords: Evgeny Trubetskoy, religious philosophy, the Silver Age, catastrophic eras, state, culture, creativity, Orthodox icon, Church.
About the author: Olga Borisovna Sokurova
Doctor of Cultural Studies, Candidate of Art History, Associate Professor at History Institute of Saint-
Petersburg State University.
E-mail: sokurova_ob@mail.ru
ORCID: https://orcid.org/0000-0002-2310-3219
For citation: Sokurova O. B. The era of catastrophes and the idea of "collecting love" in the religious and philosophical works of E. N. Trubetskoy. Russian-Byzantine Herald, 2021, no. 3 (6), pp. 96-112.
Князь Евгений Николаевич Трубецкой (1863-1920) — один из ярких представителей русской религиозно-философской мысли Серебряного века, отмеченный, кроме того, редким литературным даром. Книга, в которой он обобщил, по собственным словам, все свое миросозерцание, получила название «Смысл жизни» (1918)1. Он искал и нашел этот смысл, — может ли быть для человека в отведенном ему времени на земле что-либо более важное? Именно поэтому интерес к его личности и творчеству не только не ослабевает, но, пожалуй, усиливается, особенно в последнее время2. Столетию выхода в свет итоговой книги Е. Н. Трубецкого была посвящена, например, международная конференция в Кракове с представительным составом докладчиков и разнообразием обсуждаемых тем3. Автор предложенной вниманию читателя статьи ставит перед собой задачу выявить те узловые проблемы в философских трудах Е. Н. Трубецкого, которые стали насущно важными в наши дни.
Обратим внимание на следующее знаменательное совпадение в биографии философа и историческом ходе событий. Получилось так, что он шел к своему земному концу, одновременно являясь свидетелем и участником трагического конца императорской России. Поэтому последние главы его книги о смысле жизни стали главами о смысле конца (здесь и далее в тексте статьи выделено мною. — О. С.). В них он делится очень глубокими и пропущенными через личный опыт размышлениями о катастрофических эпохах человеческой истории. Поскольку мы сегодня пребываем в одной из таких эпох, многими ощущаемой и осознаваемой как начало сбывающегося Апокалипсиса, некоторые финальные мысли, выраженные в книге русского религиозного философа, привлекают к себе особенно заинтересованное внимание и звучат как нельзя более своевременно.
«Между царствием Божиим и царствующим на земле злом не может быть никаких компромиссов, — пишет Трубецкой. — Вот почему, по Евангелию, близость второго пришествия Христа предвещается катастрофическими событиями, в которых выражается глубочайшее внутреннее разделение мировых начал. Чтобы определиться к своему окончательному, грядущему образу, мир земной должен перестать быть „смешанным телом". Суд вечного Логоса над миром и есть тот острый меч, который рассекает всякие двусмысленные сочетания, — все, что носит на себе печать полулжи или полуправды. И это рассечение — процесс болезненный, катастрофический»4.
Начало катастрофического мирового разъединения, напоминает философ, согласно Евангелию, должно проявляться в войнах, «но это еще не конец» (Мк 13:7; Мф 24:6; Лк 21:9). Другие признаки — глады и смятения (Мк 13:8), моры (Мф 24:7), землетрясения по местам (Мф 24:7; Мк 13:8; Лк21:9). Указанные признаки близости конца не раз повторялись
1 Трубецкой Е.Н. Смысл жизни. М.: Тип. Т-ва И. Д. Сытина, 1918.
2 См., например: Митрофанов Г., прот. Князь Евгений Николаевич Трубецкой — философ, богослов, христианин. СПб.: Изд-во СПбПДА, 2018. 135 с.
3 Eugene Trubetskoy: icon and philosophy. Book of abstracts. International Conference Krakow Meetings, June 3-6 2018.
4 Трубецкой Е.Н. Катастрофические эпохи и «последние дни» // Франк С.Л. Из истории русской философской мысли конца XIX и начала XX века: Антология. Нью-Йорк, 1965. С. 139.
Князь Евгений Николаевич Трубецкой, 1900-е гг.
Панихида на восстановленном предположительном месте захоронения Е. Н. Трубецкого на территории уничтоженного в советское время Успенского кладбища Новороссийска, 2020 г.
в веках, и всякий раз ошибочными были попытки приурочить их к той или иной дате или периоду. Но в то же время, отмечает Трубецкой, в предчувствиях конца была своя правда: «Мировые катастрофы повторяются в истории. При каждом повторении они становятся глубже и шире, распространяются на все большую и большую область земной поверхности. Мы не знаем и знать не можем, сколько раз суждено повторяться в мире катастрофическим явлениям войны, смуты, голода и гонения, как часты и как сильны будут землетрясения, которых также бывает много во все века. Но, как бы часто ни повторялись эти ужасы, — безусловный смысл их всегда один и тот же. Они всегда означают не только близость конца, но и действительное его приближение (здесь и далее в цитируемых фрагментах выделено автором. — О. С.). Ошибка начинается только тогда, когда мы начинаем мерить эту близость нашим человеческим аршином, то есть днями и годами в буквальном смысле и, в особенности, — определенными датами»5.
Е. Трубецкой отмечает, что в близости конца следует искать Божественный «и, стало быть, вовсе не временный смысл. Ибо для Божества... близки все сроки, в том числе и те, которые кажутся нам, людям, бесконечно отдаленными. Очевидно, под близостью тут следует понимать нечто другое, — именно метафизическую близость цели»6.
И здесь выявляется, с точки зрения философа, неожиданная оптимистическая перспектива. Он убежден, что каждое посещающее нас огненное испытание, кажущееся концом — это не только разрушение, но и благая цель, и цель эта состоит в спасении души и преображении мира. Путь спасения, утверждает он, словно протягивая нам, сегодняшним, руку помощи и поддержки, это нередко путь катастрофический: «Когда сгорает человеческое благополучие, гибнут относительные ценности, рушатся утопии, — это всегда бывает признаком, что Царство Божие близко, при дверях потому что через отрешение от утопического и относительного человек сердцем приближается к вечному и безусловному. Царство Божие вначале не приходит приметным
5 Там же. С. 141.
6 Там же. С. 142.
образом: оно зачинается во внутреннем мире человека. Но этот внутренний переворот души, обращающейся к Богу, имеет необъятное, космическое значение: ибо в нем осуществляется перемещение центра мирового тяготения. Благодаря крушению земных надежд происходит величайший сдвиг в жизни духовной: человеческие помыслы, желания, надежды переносятся из одного плана существования в другой. И в этом сдвиге являются в мире величайшие творческие силы. Именно в катастрофические эпохи сердце человеческое дает миру лучшее, что в нем есть, а уму открываются те глубочайшие тайны, которые в будничные эпохи истории заслоняются от умственного взора серою обыденщиною... Эти явления божеского в человеке несомненно предвещают и готовят „последние дни", ибо именно в них видимо воплощается смысл всего творения — конец и предел всего мирового развития»7.
Поиск смысла жизни, таким образом, привел Е. Н. Трубецкого к обретению смысла Божьего творения. Философ имел право выражать столь смелые мысли: они родились не в кабинетных условиях, а перед лицом величайшей трагедии Родины — трагедии, которая родила в его душе, в отличие от состояния отчаяния многих его современников, катарсическое светоносное очищение. После революции, по логике предшествующего пути, он стал участником Добровольческого движения и умер перед самым исходом белой армии из Новороссийска, на краешке русской земли — сбылось его горячее желание не расставаться с нею и не коротать свои последние дни на чужбине.
За несколько минут до смерти Е. Н. Трубецкой сказал: «Пора начинать великую Литургию, отоприте Царские врата». Когда-то было ему дано пережить откровение о Церкви, и вот вновь, в час кончины, словно в награду, посетило его светлое видение — как можно предположить, начало Литургии в Церкви Торжествующей.
Через год, в 1921 г., вышла книга его воспоминаний. И теперь, спустя сто лет, перелистывая страницы этой замечательной книги, мы можем отчетливо видеть действие Божественного Промысла в судьбе Евгения Николаевича и в его духовном развитии.
Родился он в родовом имении Трубецких — Ахтырке, которое находилось в тринадцати верстах от Сергиева Посада. И влияние преподобного Сергия, таинника Святой Живоначальной Троицы, исповедника Троического единства в любви, со временем
Усадьба Ахтырка на литографии середины XIX в.
7 Там же. С. 142-143.
100 Русско-Византийский вестник № 3 (6), 2021
очень сильно сказалось в его религиозных и философских взглядах. Его старшего брата Сергея, в будущем, как известно, также выдающегося религиозного философа, нарекли в честь преподобного Игумена земли Русской. Мать София (Софья Алексеевна, в девичестве Лопухина) соответствовала смыслу своего имени, заложив в сыновьях глубокие основы Православной веры. И мать, и отец, Н. П. Трубецкой, калужский вице-губернатор, опекавший Русское императорское музыкальное общество, прививали детям любовь и вкус к культуре — словесной, музыкальной, живописной — в высших ее проявлениях и лучших образцах.
Тем не менее, в отроческие годы братья Трубецкие, как нередко случается в этом сложном, часто бунтарском возрасте, отошли от веры, увлеклись позитивизмом спенсеровского типа и пережили краткий период «юношеского догматизма в отрицании»8 (замечательная и очень точная, на наш взгляд, формула подросткового негативизма). Евгений, будучи учеником седьмого класса гимназии, с раздражением втолковывал матери, что «сердце — полый мускул, который разгоняет кровь вниз и вверх по телу». И только. Но уже в последнем классе, познакомившись с работой Шопенгауэра «Мир как воля и представление», он стал интересоваться религиозными темами. Этому способствовала и художественная впечатлительность. По собственному признанию, неожиданное откровение о бытии Божием он пережил при исполнении Девятой симфонии Бетховена.
Е. Н. Трубецкой свидетельствовал о своем духовном опыте тех лет: «То, что составляло источник моих мучений в период исканий и сомнений, было именно глубокое внутреннее раздвоение всего существа, раздвоение между разумом и волей, внутренний раздор воли, безотчетно хотевшей Бога и в то же время сознательно Его отрицавшей, — наконец, — внутренний раскол самого разума. Это был внутренний распад, раздробление всего существа. И вдруг после этого ясность цели, безграничная уверенность в ее достижении, полный внутренний мир в сознании непосредственного общения с Богом через Церковь. И все преграды, отделявшие меня раньше от людей, вдруг как-то разом пали, исчезло томившее и угнетавшее меня раньше чувство одиночества. Теперь я так же, как они, знаю, для чего я живу. И все мы вместе как члены Тела Христова составляем одно живое целое. Не только непосредственное жизненное влечение, но и разум испытывает чувство глубокого, полного удовлетворения. Недаром в Евангелии Иоанна говорится, что вечная жизнь и есть Богопознание»9. Таково было откровение соборного единства Церкви в Боге, впервые его посетившее и давшее жизни смысл. Подобный опыт не забывается. Для Е. Н. Трубецкого он стал главным жизненным ориентиром.
После окончания Московского университета, Е. Н. Трубецкой получил должность приват-доцента, и некоторое время работал в Ярославском юридическом лицее, где читал курс политической философии. Защитив две диссертации — магистерскую
8 Трубецкой Е.Н. Воспоминания. София, 1921. С. 56.
9 Там же. С. 67-68.
Братья Сергей Николаевич и Евгений Николаевич Трубецкие. Москва, 1866 г.
о блаженном Августине и докторскую — о религиозно-общественном идеале средневекового западного христианства, он получил место профессора в Киевском университете, а в 1906 г. вновь вернулся в родной университет и читал курсы энциклопедии права и философии права. Имея в виду эти научные труды Е. Н. Трубецкого, С. Л. Франк считал его в первую очередь политическим мыслителем. И делал важное уточнение: «но своим политическим идеям он дает религиозное обоснование»10.
В 1887 г. Е. Н. Трубецкой познакомился с В. С. Соловьевым. Под сильным влиянием ведущего религиозного философа Серебряного века он начал разрабатывать магистральную для своего мировоззрения тему Всеединства и связанную с ней тему смысла жизни, которая была осознана им как тема онтологическая (Трубецкой при этом руководствовался философской системой Платона). Согласно этим установкам, он пришел к следующим выводам. Смысл жизни по существу должен быть «неизменен и вечен»11; этот смысл не открыт человеческому сознанию, «с его колебаниями и границами», — и не зависит от него. Самый факт поисков смысла жизни означает, что нам его недостает. Но в то же время он заставляет предположить, что этот смысл пребывает в некоем «безусловном сознании», которое обладает им и которое открывается в нашем сознании и активно действует в нем. «Наше познание, таким образом, возможно именно как нераздельное и неслиянное единство мысли человеческой и абсолютной»12. Отметим, что это положение Трубецкого подтверждает такое ключевое слово русского языка в нашей ментальности, как «совесть» (со-весть, Божья весть, небесная истина, присутствующая в нашем со-знании).
В безусловном сознании, считал мыслитель, следует искать обоснование достоверности познания. «Или есть подлинно безусловное сознание, которое вечно созерцает прошедшее и будущее, или все временное есть ложь»13. «Искание истины есть попытка найти безусловное сознание в моем сознании»14. Безусловное сознание, или всеединый Ум, Абсолютное, не только «заключает сущий смысл того, что есть, но и Божий замысел о том, что должно быть»15.
Принимая соловьевскую идею Софии, посвятив своему учителю и старшему другу двухтомный труд «Миросозерцание Вл. Соловьева», Е. Трубецкой, в то же время, последовательно критиковал софиологию В. С. Соловьева и о. Сергия Булгакова за «пантеистическое смешение Абсолюта и сущности мира. Это преодоление пантеизма очень четко и последовательно проводится всюду Е. Трубецким — и прежде всего в гносеологии»16, — отмечает В. В. Зеньковский.
София в представлении православного мыслителя — не посредница между Богом и творением, как считали основоположник русского софианства и его последователи, — но она есть неотделимая от Бога Сила Божия. В. Н. Лосский в «Очерке мистического богословия Восточной Церкви» писал о кн. Е. Н. Трубецком: «Он является единственным софианцем, мысль которого осталась совершенно православной»17.
Трубецкой отстаивал и принципиально важный для него тезис: несмотря на то что мир не тождествен Софии, он имеет в ней свое начало. София действенна в мире. Эта позиция во многом объясняет трезвое, взвешенное и поистине христианское отношение Е. Н. Трубецкого к несовершенству этого мира и его относительным
10 Франк С.Л. Из истории русской философской мысли... С. 137.
11 Трубецкой Е.Н. Смысл жизни. Берлин, 1922. С.13. Далее сноски приводятся по этому изданию.
12 Трубецкой Е. Н. Метафизические предположения познания. Опыт преодоления Канта и кантианства. М., 1917. С. 316.
13 Там же. С. 321.
14 Трубецкой Е. Н. Смысл жизни. С. 23.
15 Там же. С. 126.
16 Зеньковский В. В., протопр. История русской философии: В 2 т. 2-е изд. Т.2. Париж, 1989. С. 348.
17 Лосский В. Н. Очерк мистического богословия Восточной Церкви. Догматическое богословие. Сергиев Посад, 2010. С. 150.
ценностям, к каковым он относил человеческую культуру18 и государственное устройство общества.
В этой сфере его здравая мысль противостояла еще одной болезненной тенденции Серебряного века — хилиазму. П. П. Гайденко дала этому явлению проницательно точную характеристику: «При всем разнообразии хилиастических движений для всех них характерно болезненно-острое переживание царящих в мире зла и страдания, переходящее в ненависть не только к злу, но и к самому миру, который „во зле лежит". И эта восходящая к гностицизму ненависть к миру порождает всепоглощающую страсть разрушения, которая отличает революционеров всех мастей — приверженцев как утопий социоцентрических и атеистических, так и утопий метафизически-религиозных»19.
Е. Н. Трубецкой, казалось бы, в своих размышлениях о значении катастрофических эпох в жизни человечества, о чем говорилось выше, — тех эпох, когда обнажается суета и призрачность, бессмыслица и порочность земной жизни, должен бы приветствовать глобальное разрушение всех временных форм и торопить конец существующего миропорядка. Такие настроения были характерны для многих представителей Серебряного века: Вл. Соловьева, Д. С. Мережковского, А. Белого и др. Но он занял иную позицию. Как представляется, в нынешнем состоянии умов и дел («всепоглощающая страсть разрушения» вновь загорелась по всей планете, не миновав, в части общества, и нашу страну) эта позиция имеет большую ценность. Постараемся внимательно рассмотреть ее.
Вопрос о нашем отношении к миру имеет огромную практическую важность, считал Е. Н. Трубецкой: «Должны ли мы быть деятельны в нем, бороться за него, спасать гибнущее мировое строение или спокойно предоставить его собственной участи? Должны ли мы тушить мировой пожар или, сложа руки, ждать того Божьего суда над миром, который предвозвещается этой картиной всеобщего разрушения? Отказ от борьбы за мир с религиозной точки зрения может показаться весьма соблазнительным... Но именно признавая мировой порядок „царством антихриста", мы отдаем его во власть антихриста. А отказ от борьбы за мир есть недостойная человека, и в особенности христианина, капитуляция перед господствующим в мире злом»20.
Трубецкой напоминает, что «Царство Божие, где Бог наполняет Собою все и где не остается места какой-либо внебожественной действительности, есть конец, завершение мировой истории». Но пока мир не созрел для своего полного преображения, он остается «внебожественной областью», «но отсюда, разумеется, не следует, чтобы он должен быть отдан во владычество бесу. В этом заключается оправдание мирового порядка — мирского общества, государства, хозяйства и всей вообще светской куль-туры»21. Трубецкой считал, что если в Царстве Божием зло оказывается полностью преодоленным изнутри в процессе преображения вселенной, то в мирском порядке оно ограничивается извне теми способами сдерживания и подавления, которые существуют у государства.
Мысль философа в данном случае развивается в согласии с известными словами ап. Павла о «тайне беззакония» и об «удерживающем» (2 Фес 2:7). Кроме того, он почти дословно передает формулу Вл. С. Соловьева о том, что государство существует на земле не для того, чтобы на ней был рай, а для того, чтобы на ней не было
18 Различные культурологические концепции Серебряного века были подробно рассмотрены и обсуждены на Круглом столе «Византийского кабинета» СПбДА, посвященном 70-летию со дня кончины Вяч. Иванова. См.: Иванов И., свящ., Гаврилов И. Б., Титаренко С.Д., Титарен-ко Е. М, Сокурова О. Б., Маркидонов А. В. Вячеслав Иванов: поэт, философ, христианин. К 70-летию со дня кончины. Материалы круглого стола научного проекта Издательства СПбДА «Византийский кабинет» // Русско-Византийский вестник. 2020. № 1 (3). С. 338-355.
19 Гайденко П.П. Владимир Соловьев и философия Серебряного века. М., 2001. С. 35.
20 Трубецкой Е. Н. Смысл мира и относительные ценности культуры // Франк С. Л. Из истории русской философской мысли. С. 147-148.
21 Там же. С 148.
Е. Н. Трубецкой на заседании Поместного собора 1917-1918 гг. (сидит последним в первом ряду с иерархами)
ада: «Кто хочет, чтобы жизнь человеческая когда-нибудь, хотя бы за пределами земного, превратилась в рай, тот должен благословить ту силу, которая до времени мешает миру превратиться в ад»22. И делает важное добавление, которое, в силу его особой значимости, позволим себе процитировать полностью: «Путь к Царствию Божию таков, каким он некогда явился в сновидении Иакову; он — лествица, коей вершина на небе, а основание — на земле. Тот ложный максимализм, который с мнимо религиозной точки зрения отвергает низшие и посредствующие ступени во имя вершины — во имя христианского идеала — отрицает христианский путь: это — максимализм не христианский, а беспутный. Признание относительных ценностей и положительное к ним отношение не только не противоречит этическому максимализму религии, но прямо им требуется. Ибо, как смысл всего существующего, Бог есть смысл и всего относительного, временного. Тем самым оправдано и государство. Христианскою должна быть признана не та точка зрения, которая требует немедленного его упразднения, и не та, которая спешит включить его в Царство Божие, а та, которая разделяет Божие и кесарево, воздавая подобающее тому и другому. С этой точки зрения заслуживает осуждения не только антигосударственное, анархическое настроение в собственном смысле слова, но и безучастное, равнодушное отношение к государству. Раз государство признается положительною, хотя бы относительною ценностью, всякий христианин обязан за него бороться»23.
Е. Н. Трубецкой полагает, что не следует противопоставлять христианское государство и Церковь, поскольку они вместе призваны сражаться с мировым злом. В Церкви иноческий подвиг есть одно из высших проявлений этой борьбы, а в миру с силами зла сражается благоверное воинство, и потому христианское государство «находит себе в Церкви не осуждение, а точку опоры, источник силы и крепости.»24
22 Там же. С. 149.
23 Там же.
24 Там же. С. 150.
Не ограничиваясь проблемой об отношении христианина к государству, мыслитель ставит вопрос о частной жизни обыкновенного человека в те времена, когда, казалось бы, земля уходит из-под ног, когда многие люди словно цепенеют, предвидя надвигающиеся грозные события мирового масштаба. Будучи не в силах противостоять неизбежному, они не находят смысла в любой дальнейшей деятельности. Видя в такой позиции капитуляцию перед злом, Е. Н. Трубецкой напоминает свою основную мысль: близость конца означает близость цели. «Цель мира — не прекращение жизни, а, наоборот, ее преизбыточествующая и совершенная полнота. Поэтому и утверждение „близости конца вселенной" должно звучать не как призыв к неделанию, а наоборот, как призыв к энергии в созидании непреходящего и существенного..., надо начать с уяснения понятия „конца" в христианском значении этого слова. Конец есть отрицание только пустых и суетных дел, — только тех, которые пребывают под законом смерти и всеобщего горения. Есть другие дела, которые не сгорают, потому что они вносят в Гераклитов ток непреходящее, субстанциональное содержание. По отношению к таким делам конец есть не отрицание, а завершение, утверждение их в вечности»25.
Е. Н. Трубецкой был убежден в том, что созидательная деятельность человека на земле, даже если плоды ее недолговечны, несет в себе «нечто безотносительно ценное». Он отмечал: «Есть бесчисленное множество будничных, серых человеческих дел. Но когда в эти серые дела человек вносит религиозное послушание и служение, когда он вкладывает в них чувство беззаветной любви к Богу, к родине или даже просто к близким людям, о которых он заботится, он тем самым создает нечто неумирающее и бесконечно дорогое, что на веки останется. Ибо этим самым он в лице своем являет образ Божий на земле. Создавая относительные ценности, человек, сам того не замечая, делает нечто другое, неизмеримо более важное: он определяет себя самого, выковывает тот свой человеческий образ, который либо перейдет в вечную жизнь, либо станет добычей второй смерти. Создание собственного своего образа по образу и подобию Божию и есть то подлинное, созидательное и творческое дело, к которому призван человек»26.
Самые простые, но необходимые в нашей земной жизни ценности, такие, например, как пища, одежда, забота о здоровье, считал Трубецкой, приобретают «высшее освящение», поскольку они свидетельствуют о любви, к которой призывает нас Спаситель (напитать алчущего, одеть нагого, посетить страждущего).
П. П. Гайденко была впечатлена одним эпизодом, рассказанным Е. Н. Трубецким в его «Воспоминаниях». Речь шла о встрече и диалоге с братом, Сергеем Николаевичем: «Помню, с каким воодушевлением он мне доказывал, что все великие люди в мире, все Наполеоны, Канты и многие другие, не стоят одной любящей души, и приводил в пример одну тетушку нашу — Марью Алексеевну Лопухину, не видавшую в жизни своей личной радости, потому что всю радость и душу отдала другим. „Уверяю тебя, — говорил он, — что тетя Маша, а не они — великий человек"»27. Данный эпизод свидетельствует о том, что братья-философы были родными не только по крови, но и по духу. Кроме того, здесь, как и в философских работах Е. Н. Трубецкого, раскрывается великое значение малого доброделания, о котором проповедовали и писали православные подвижники всех веков и нашего времени; из числа последних особенно глубоко и сильно — старец архим. Иоанн (Крестьянкин), а также недавно почивший прот. Димитрий Смирнов.
Не менее значимым представляется вопрос о смысле человеческой культуры, поднятый Трубецким. Этот вопрос, по его мнению, так же как и остальные, должен решаться в связи с пониманием «смешанного состава» земной человеческой жизни: в ней есть элементы, которые подлежат тлению, но есть и другие, достойные вечности28.
25 Трубецкой Е.Н. Фаталистическое и христианское понимание конца // Там же. С. 151.
26 Там же. С. 153.
27 Цит. по: Гайденко П.П. Владимир Соловьев и философия Серебряного века. С. 127.
28 См.: Трубецкой Е.Н. Смысл мира и относительные ценности культуры. С. 146.
Критерием для распознавания тех и других Е. Н. Трубецкой считает тот самый, на основе которого ап. Иоанн учил распознавать Духа Божия и духа заблуждения: «Мысль о Христе, пришедшем во плоти, выражает собою основную задачу культуры, — пишет он, — а признание за культурой положительной задачи есть уже ее оправдание... Христианский идеал выражается не в одностороннем монофизитском утверждении Божественного начала: он требует от нас сочетания беззаветной преданности Богу с величайшей энергией человеческого творчества. Человек призван быть на земле сотрудником в строительстве дома Божия; и этой задаче должна служить вся человеческая культура, наука, искусство и общественная деятельность»29.
При этом Трубецкой признавал, что существует отрицательная ценность той культуры, «которая стремится утвердить на земле царство безбожного человека. В катастрофических событиях всемирной истории мы читаем ей суд и осуждение»30.
Однако в эпоху катастроф может выявиться, открыться перед изумленным человечеством во всей своей спасительной силе и глубочайших смыслах культура религиозная.
Так, во время трагических событий первой мировой войны перед изумленным человеческим взором промыслительно открылась красота древнерусских икон и стал востребован их забытый символический язык. Расшифровкой этого языка и занялся одним из первых Евгений Николаевич Трубецкой. Его публичная лекция «Умозрение в красках» вышла отдельной брошюрой в 1915 г. и сразу приобрела широкую известность. Затем, в 1916 и 1918 гг., появились в печати еще две работы Трубецкого — «Два мира в древнерусской иконописи» и «Россия в ее иконе».
Некоторые современные исследователи, в том числе участники Краковской конференции 2018 г., считают, что главным стимулом для написания этих очерков послужила выставка древнерусских икон XIV-XVII вв., состоявшаяся в 1913 г. Это отчасти так, но следует отметить, что сам Е. Н. Трубецкой в предисловии к «Этюдам о русской иконописи» обратил внимание на время их написания: они «возникли в дни великой мировой войны и завершены в дни русской революции. Это — не простая случайность. Именно катастрофические переживания наших дней сделали автору понятным древнее русское религиозное искусство, также зародившееся в дни тяжких испытаний и давшее ответ на великие страдания народные»31.
Испытания наших дней, происходящие на новом крутом витке мировой истории, позволяют признать чрезвычайную актуальность и прозорливость многих мыслей, высказанных Е. Н. Трубецким в его очерках о древнерусских иконах.
Приведем лишь некоторые положения из «Умозрения в красках»32. На мировой арене, напоминает философ, время от времени появляется какой-нибудь народ-хищник, претендующий на мировое господство. В мире, порабощенном материальными интересами, утверждаются низменные биологические законы: «побеждает сильнейший», «у кого сильнее челюсть, тот и прав». В результате народ, вооруженный для всеобщего истребления, торжествует. Звучит гимн в честь победителя: «кто подобен зверю сему!» «И вот, ад царствует в мире с одобрения и согласия человека — единственного существа, призванного против него бороться: он вооружен всеми средствами человеческой техники. Народы живьем глотают друг друга.»33
При этом кровавом зрелище у всякого нормального человека возникает нравственная тошнота. Это означает, что в человеческой душе существуют зачатки другого мира, есть потребность другого плана бытия. Среди кровавого хаоса человек взыскует истинного смысла, ради которого стоит жить. Трубецкой был уверен, что древнерусское религиозное искусство родилось в борьбе с «образом звериным»
29 Там же. С. 146-147.
30 Там же. С. 147.
31 Трубецкой Е.Н. Три очерка о русской иконе. Сергиев Посад, 2011. С. 3.
32 Более подробную характеристику этой работы см.: Сокурова О.Б. Слово в истории русской духовности и культуры: монография // История и культура. Вып. 10. СПб., 2013. С. 232-236.
33 Трубецкой Е. Н. Три очерка о русской иконе. С. 6.
в мире и в человеке. Поэтому так важен аскетизм иконы, который противостоит «кровавому царству самодовлеющей и сытой плоти», создает новую норму человеческих отношений.
Однако весьма характерно, что именно христианская аскетика была наименее понятна многим представителям интеллектуальной и художественной элиты Серебряного века34 — она казалась направленной против радостей и наслаждений жизни. Лики святых считались «темными ликами», а иконы — «темными досками». Но как раз перед трагическими событиями ХХ в. были изобретены новые способы расчистки икон, освобождения «из-под записи» первозданных образов — и тогда открылась жизнерадостная чистота и яркость красок, спрятанная под вековой копотью.
Е. Н Трубецкой в своем очерке стремится найти ответ на вопрос: «Как совместить этот аскетизм с этими необычайно живыми красками? В чем заключается тайна этого сочетания высшей скорби и высшей радости?» И он раскрывает символику вытянутых линий, плоскостных изображений фигур и в то же время праздничных красок иконы, изможденных и светлых ликов. В них, поясняет философ, явлена «радость окончательной победы Богочеловека над зверочеловеком..., но к этой радости человек должен быть подготовлен подвигом: он не может войти в состав Божьего храма таким, каков он есть, потому что для необрезанного сердца и для разжиревшей, самодовлеющей плоти в этом храме нет места. Икона — не портрет, а прообраз грядущего храмового человечества. И так как этого человечества мы не видим в нынешних грешных людях, а только угадываем, икона может служить лишь символическим его изображением. Что означает в этом изображении истонченная телесность? Это — резкое отрицание того самого биологизма, который возводит насыщение плоти в высшую и безусловную заповедь»35.
И далее философ напоминает, что ведь именно этой эгоистической «заповедью» оправдывается жестокое отношение к природе, к «низшей твари», а также «право каждого данного народа на кровавую расправу с другими народами» ради собственных материальных интересов, ради своего насыщения. Этим предвестиям зверя Апокалипсиса, выходящего из бездны, противостоит заповедь жертвенной любви к Богу и друг другу и «любящее, глубоко-жалостливое отношение ко всей твари».
Подобное противопоставление низшего, биологически обусловленного существования, предполагающего глобальное разделение, вражду и всеобщую борьбу за существование — и мечты о всеобщей солидарности в ином, высшем строе бытия акцентированы в еще одной замечательной работе Е. Н. Трубецкого — «Иное царство и его искатели в русской народной сказке». Это, пожалуй, своего рода «лебединая песнь» философа. Осенью 1919 г. в Новочеркасске, под впечатлением сказок, собранных А. Н. Афанасьевым, Трубецкой подготовил лекцию на данную тему, но она так и не состоялась. Текст лекции был издан уже после смерти автора, в Москве в 1922 г.36, а в 1923 г., без цензурных сокращений, была опубликована за границей последняя работа Трубецкого, в которой плодотворно сочетались философия и фольклористика. Пока эта работа мало известна, недостаточно изучена и должным образом не оценена. Рамки небольшой статьи не дают возможности остановиться на ней подробно. Укажем только, что на богатом материале сказки Трубецкой вновь обозначил два уровня человеческого бытия — низовой, житейский, и иной, связанный с высшими устремлениями человеческого духа. На житейском уровне народная душа проявляет разные свои свойства: и стремление вырваться из бедности к достатку, и чувство юмора, и смекалку, и вражду, и хитрость, и особенно огорчавшие философа склонности к лени и воровству. И в то же время в «Ином царстве.» показана сила стремления народной души ввысь, «к неумирающему добру, к вечной красоте, к той светлой запредельной полосе, где не заходит солнце». При этом отмечается необходимость
34 О специфике интеллектуальной атмосферы Серебряного века см., например: Гаврилов И. Б. Ф. А. Степун о России и русской философии // Христианское чтение. 2017. № 2. С. 345-373.
35 Там же. С. 14.
36 Трубецкой Е.Н. Иное царство и его искатели в русской народной сказке. М., 1922. Памятные даты России. К 100-летию со дня кончины Е. Н. Трубецкого (1865-1920) 107
«неимоверных подвигов» на далеком и трудном, полном препятствий пути к «иному царству». Подвигов не только ратных, богатырских, но и аскетических, предполагающих победу над плотью.
Трубецкой обнаруживает существование в народной сказке «наднародного» и «над-временного» плана бытия, подчеркивает общечеловеческий характер многих сказочных сюжетов. В то же время он сумел найти и показать органически присущее русской сказке христианское начало. Особенно удачным представляется рассмотренный им образ «дурака», столь характерный для наших народных сказок, с его представлениями «навыворот», вопреки житейскому здравому смыслу, о том, например, что ценно, а что цены не имеет. Дурак может отдать все состояние за собаку или кота, потом «случайно» получить за кота три бочонка золота — и что же? «„Экая пропасть золота, куда мне с ним деться", — подумал дурак и пошел по городам да селам оделять нищую братию; раздал два бочонка, а на третий купил ладану, сложил в чистом поле и зажег: воскурилось благоухание и пошло к Богу на небеса. Вдруг появляется Ангел: „Господь приказал спросить, чего ты желаешь". „Не знаю", — отвечает дурак» и спрашивает совета у старца. А тот ему в ответ: «Коли тебе богатства дать, ты, пожалуй, Бога забудешь. Пожелай лучше жену мудрую». Здесь сочетаются и радостная свобода от гнетущей душу житейской обремененности и озабоченности, и презрение к деньгам, которым поклоняется мир, и смиренное (и по-сократовски мудрое) незнание, и послушание духовному отцу. Сказочный дурак находится на пути к святому юродству, а пожелание, по совету старца, мудрой жены — ступенька на его пути к Софии-Премудрости.
Светлая, праздничная глубина русской сказки, соединение в ней Добра и Красоты (добра молодца и красной девицы), и милующее сердце, которое торжествует над эгоизмом плоти, и воссоздание единства всей твари, и устремленность в запредельное «Иное царство», — все это не противоречит языку храмовой архитектуры, «умозрению в красках» древних икон. Поэтому, существуя самостоятельно в трудах Е. Н. Трубецкого, сказочные и иконописные образы в то же время взаимно друг друга поддерживают, дополняют и усиливают.
Иллюстрации И. Я. Билибина к русским народным сказкам «Василиса Прекрасная» (1902) и «Царевна-лягушка» (1901), входящим в сборник А. Н. Афанасьева
Видение прп. Иоанна Лествичника. Современная фреска
Вернемся к очеркам об иконе. Философ напоминает, что древнерусские храмы часто украшались сложным растительным орнаментом, изображениями животных и птиц. Их целостная гармоническая красота проповедует в системе символических образов тот лад и высший порядок бытия, при котором «прекращается кровавая борьба за существование и вся тварь с человечеством во главе собирается в храм»37.
Та же мысль воплощена в сложной композиции новгородских икон «О тебе радуется, Обрадованная, всякая тварь» и «Покров Божией Матери»: «Именно в тех иконах, где вокруг Богоматери собирается весь мир, религиозное вдохновение и художественное творчество древнерусской живописи достигают высшего предела»38. Идея соборности — драгоценная идея русского духа — противостоит идее мировой бойни. «Мир не есть хаос, и мировой порядок не есть нескончаемая кровавая смута. Есть любящее сердце Матери, которое должно собрать вокруг себя всю вселенную»39.
На древнерусских иконах внешняя статика фигур святых сочетается с их необыкновенно интенсивной духовной жизнью, которая, как правило, сосредоточена в одних глазах. Иконописные образы свидетельствуют, что подлинная высота духа предполагает тишину, мир, бесстрастие. «Наоборот, человек в состоянии безблагодатном и до-благодатном, человек, еще не „успокоившийся" в Боге или просто не достигший цели своего жизненного пути, часто изображается на иконах чрезвычайно подвижным»40. В качестве примеров Е. Н. Трубецкой приводит опрокинутые ниц фигуры учеников Христа на иконах Преображения Господня. Еще более сильный, резкий динамизм передан в замечательной иконе «Видение Иоанна Лествичника»: «Это — стремительное падение вверх ногами грешников, сорвавшихся с лестницы, ведущей в рай»41.
37 Там же. С. 25.
38 Там же. С. 30.
39 Там же. С. 30-31.
40 Там же. С. 17.
41 Там же. С. 17.
Тишина, внутренний покой истинных духовных состояний в символике икон противостоит гибельной суете, беспокойству, разрушительной активности падшего человека и мира. Следует отметить, что темпы внешнего динамического существования, всеобщая бессмысленная суета, безнадежная гонка за ускоряющимся временем в наши дни неизмеримо возросли.
В финале своего выдающегося труда о языке древнерусских икон мыслитель подытоживает: «Человек не может оставаться только человеком: он должен или подняться над собой, или упасть в бездну, вырасти или в Бога, или в зверя. В настоящий исторический момент человечество стоит на перепутье»42.
Этот судьбоносный выбор осуществляется и в наши дни. Более того, для каждой личности и каждого народа он может оказаться окончательным. Поэтому, как представляется, должен быть услышан призыв русского философа оказать сопротивление «нечестивой и безобразной похвальбе» мирового зла. Иначе оно сметет с лица земли все храмы и истребит человеческое в человеке.
Подводя итоги статьи, хотелось бы еще раз отметить следующее.
Е. Н. Трубецкой занимает свое особое и очень значимое место в русском религиозно-философском ренессансе Серебряного века. Мы сознательно употребили эпитет «особое», т.к. среди историков русской религиозной философии закрепилось мнение о его недостаточной самостоятельности из-за сильного влияния Вл. Соловьева. Так считали, например, прот. Георгий Флоровский43 и протопр. В. В. Зеньковский44. При этом оба авторитетных автора отмечали последовательную и убедительную критику пантеистических тенденций в учении о Софии, которой подвергал Е. Н. Трубецкой как своего учителя, так и его последователей. О его «совершенно православной» позиции, как было сказано выше, писал и В. Н. Лосский. Однако именно эта православная мировоззренческая установка, на наш взгляд, и определила его «самостоянье», если воспользоваться любимым пушкинским словом, в весьма сложной интеллектуальной и религиозной атмосфере Серебряного века. Ведь в ней можно было найти какие угодно духовные эксперименты, увлечения и уклоны: и гностицизм, и оккультизм, и неоязычество, и антропософию, и ницшеанство, и дионисизм, и «церковь Третьего завета», и толстовство, и даже интерес к хлыстам. Всего не перечесть. А вот твердо православных мыслителей, верных Церкви, видящих в ней не общественный институт, а Тело Христово, целостный Богочеловеческий организм, сферу подлинного богообщения и богопо-знания, — таких было мало, и Е. Н. Трубецкой — один из очень немногих. Как представляется, его православной позицией объясняется та ясность и четкость видения вещей и событий, та простота, глубина и живость изложения мыслей, которую отмечали в его сочинениях самые взыскательные и строгие критики. Он вовсе не был озабочен оригинальностью своих религиозно-философских суждений — наоборот, ему была важна их укорененность в традиции русской религиозной мысли, но то была, в его освоении и осмыслении, традиция живая, развивающаяся, связанная с современными духовными проблемами и вызовами совершенно новой, небывалой эпохи. Он бесстрашно и бесстрастно вглядывался в ее катастрофизм, искал в нем смысл — и призывал, в противовес силам зла и разрушения, не опускать руки, а усиливать творческую созидательную энергию. «Умирать собрался, а рожь сей», — гласит народная мудрость. В конце жизни Е. Н. Трубецкой оказался очень чуток к этой мудрости. Среди трагических обстоятельств жизни ему открылся также смысл аскетической радости русских икон. И он расширил поле философского дискурса, включив в него умозрение православной иконописи и символизм русской сказки, с ее поиском пути в «иное царство».
42 Там же. С. 36.
43 В «Путях русского богословия» прот. Г. Флоровский пишет, что Е. Н. Трубецкой «вернее всего держался традиций Соловьева» (Флоровский Г., прот. Пути русского богословия. Париж, 1937. С. 493).
44 Зеньковский В. В., протопр. История русской философии. Т. 2. С. 344.
Во всех работах философа отчетливо присутствует антиномизм двух планов бытия: дольнего и горнего, с совершенно разным принципом существования здесь и там. Казалось бы, в этом последовательном противопоставлении просматриваются контуры «Двух градов» блж. Августина, сочинениям которого был посвящен первый научный труд (магистерская диссертация) Е. Трубецкого. Но сохраняя в своем мировидении антиномизм великого христианского мыслителя древности, философ новейшего времени творчески его уточняет и стремится преодолеть. Он напоминает о существовании горизонтальной и вертикальной линий человеческой жизни и утверждает, что в единстве их крестообразного пересечения следует искать смысловую систему координат. В книге «Смысл жизни» Трубецкой пишет об этом так: «Благая весть „Слова воплощенного" означает, что самое дольнее стало близким, всемирный смысл до дна озарил всю земную жизнь. И, сообразно с этим, в христианстве центр тяжести — не скорбь мира, покинутого Богом, а именно та радость, в которую превращается эта крестная мука, — радость Воскресения. Радость возвращается. всем сферам мирового бытия, от низшей до высшей. И в этой радости обе линии — горизонтальная и вертикальная — сочетаются в одно живое, нераздельное целое, в один животворящий крест, так что в поступательном движении жизни, в утверждении ее здешнего, земного плана чувствуется подъем в иной, высший план; а подъем в иной, верхний план ощущается как реальное, действительное событие именно оттого, что туда поднимается здешнее, земное: этим подъемом преодолевается непроходимая грань между различными планами — горним и земным»45.
Эти свежие и сильные строки писались тогда, когда, казалось бы, вся прежняя жизнь рушилась, летела в пропасть. Откуда этот жизненный динамизм, этот творческий духовный подъем? Думается, только Церковь могла дать такие силы, и только в ней и благодаря ей мог этот подъем происходить. Многие русские люди припали тогда к ней, забытой и покинутой Матери. А Евгений Трубецкой, верный сын ее, даже соловьевскую идею всеединства понимал в литургическом ключе; всеединство было ему явлено и им осознано как храмовое человечество, призванное к объединению всего живого творения.
Соборное начало Церкви противостоит разъединяющей природе греха.
«Пусть видят народы, что мир управляется не одним животным эгоизмом и не одной техникой. Пусть явится в человеческих делах и особенно в делах России. высшая духовная сила, которая борется за смысл мира. И да будет наша выстраданная победа предвестницей той величайшей радости, которая покрывает всю беспредельную скорбь и муку нашего существования»46.
Таково адресованное нам духовное завещание выдающегося русского философа.
Источники и литература
1. Гаврилов И.Б. Ф.А. Степун о России и русской философии // Христианское чтение. 2017. №2. С. 345-373.
2. Гайденко П. П. Владимир Соловьев и философия Серебряного века. М.: Прогресс-традиция, 2001. 468 с.
3. Зеньковский В. В., протопр. История русской философии: В 2 т. 2-е изд. Т. 2. Париж: YMCA-Press, 1989. 477 с.
4. Иванов И., свящ, Гаврилов И.Б., Титаренко С. Д., Титаренко Е. М, Сокурова О. Б., Мар-кидонов А.В. Вячеслав Иванов: поэт, философ, христианин. К 70-летию со дня кончины. Материалы круглого стола научного проекта Издательства СПбДА «Византийский кабинет» // Русско-Византийский вестник. 2020. № 1 (3). С. 338-355.
45 Трубецкой Е. Н. Смысл жизни. С. 50-51.
46 Там же. С. 38.
5. Лосский В. Н. Очерк мистического богословия Восточной Церкви. Догматическое богословие. Сергиев Посад: Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 2010. 447 с.
6. Митрофанов Г., прот. Князь Евгений Николаевич Трубецкой — философ, богослов, христианин. СПб.: Изд-во СПбПДА, 2018. 135 с.
7. Сокурова О.Б. Слово в истории русской духовности и культуры: монография // История и культура. Вып. 10. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2013. 392 с.
8. Трубецкой Е.Н. Воспоминания. София: Рос.-болгар. изд-во, 1921. 195 с.
9. Трубецкой Е. Н. Иное царство и его искатели в русской народной сказке. М.: Изд-во Г. А. Лемана, 1922. 48 с.
10. Трубецкой Е.Н. Катастрофические эпохи и «последние дни» // Франк С.Л. Из истории русской философской мысли конца XIX и начала XX века: Антология. Нью-Йорк: Международное Литературное Содружество, 1965. С. 139-143.
11. Трубецкой Е. Н. Метафизические предположения познания. Опыт преодоления Канта и кантианства. М.: Путь, 1917. 341 с.
12. Трубецкой Е. Н. Смысл жизни. Берлин: Слово, 1922. 283 с.
13. Трубецкой Е. Н. Смысл жизни. М.: Тип. Т-ва И. Д. Сытина, 1918. 240 с.
14. Трубецкой Е.Н. Смысл мира и относительные ценности культуры // Франк С.Л. Из истории русской философской мысли конца XIX и начала XX века: Антология. Нью-Йорк: Международное Литературное Содружество, 1965. С. 146-150.
15. Трубецкой Е.Н. Три очерка о русской иконе. Сергиев Посад: Изд-во Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 2011. 160 с.
16. Трубецкой Е.Н. Фаталистическое и христианское понимание конца // Франк С.Л. Из истории русской философской мысли конца XIX и начала XX века: Антология. Нью-Йорк: Международное Литературное Содружество, 1965. С. 150-154.
17. Флоровский Г., прот. Пути русского богословия. Париж: [б.и.], 1937. 574 с.
18. Франк С.Л. Из истории русской философской мысли конца XIX и начала XX века: Антология. Нью-Йорк: Международное Литературное Содружество, 1965. 299 с.
19. Eugene Trubetskoy: icon and philosophy. Book of abstracts. International Conference Krakow Meetings, June 3-62018.
