CC BY
41
УДК 140.8
С. А. Лебедев
Эпистемологический плюрализм как следствие структурной сложности научного знания
Московский государственный университет им М.В. Ломоносова, г. Москва, Россия
Аннотация. В статье обосновывается объективный характер существования эпистемологического плюрализма в философии научного познания. Таким основанием являются структурная сложность науки и научного знания, наличие не только качественно различных культурно-исторических типов науки, но и наличие в каждом культурно-историческом типе науки качественно различных по предметам и методам ее различных областей, а также существование в структуре каждой отдельной науки различных уровней и видов научного знания. Этот эпистемологический плюрализм может быть преодолен или «снят» только в рамках позитивно-диалектической эпистемологии, сознательно исходящей из диалектически противоречивой структуры реальной науки и процесса ее развития.
Ключевые слова: эпистемология, научное знание, научное познание, структура научного знания, динамика научного знания, классическая эпистемология, неклассическая эпистемология.
S. A. Lebedev
Epistemological pluralism as a consequence of the structural complexity of scientific knowledge
Lomonosov Moscow State University, Moscow, Russia
Abstract. The article substantiates the objective nature of the existence of epistemological pluralism in the philosophy of scientific knowledge. Such a base is the structural complexity of science and scientific knowledge, the presence of not only qualitatively different cultural-historical types of science, but also qualitative differences in each cultural-historical type of science in subjects and methods, its various fields as well as the existence in the structure of each separate science different levels and types of scientific knowledge. This epistemological pluralism can be overcome or «removed» only within the framework of a positive-dialectical epistemology, which consciously proceeds from the dialectically contradictory structure of real science and the process of its development.
Keywords: epistemology, scientific knowledge, scientific cognition, structure of scientific knowledge, dynamics of scientific knowledge, classical epistemology, non-classical epistemology.
Введение
Слово «эпистема» в переводе с греческого означает «знание» или доказанное утверждение, которое греки противопоставляли «мнению» или «доксе» как информации, принимаемой человеком на веру. Наука в понимании греков это особый род знания, а именно это область логически доказательного знания. Тогда же в недрах греческой философии зародился и такой ее важный раздел как эпистемология или философия научного познания. Ее главными проблемами стали вопросы о природе, структуре, методах получения и обоснования научного знания, закономерностях его функционирования и критериях истинности [1]. Греческими философами был выдвинут ряд альтернативных концепций в решении этих вопросов. При этом не
ЛЕБЕДЕВ Сергей Александрович - доктор философских наук, профессор, главный научный сотрудник философского факультета, Московский государственный университет им М.В. Ломоносова, г. Москва, Россия.
E-mail: saleb@rambler.ru
LEVEDEV Sergei Aleksandrovich - Doctor of Philosophical Sceinces, Professor, Chief Researcher, Department of Philosophy, Lomonosov Moscow State University, Moscow, Russia.
просто разных эпистемологических концепций, но диаметрально-противоположных. Например, пробабилизм и фундаментализм. Сторонники пробабилизма (софисты, скептики, эпикурейцы) утверждали, что любое человеческое знание, в том числе и научное, является только вероятно истинным. Представители же эпистемологического фундаментализма (Фалес, Пар-менид, Платон, Демокрит, Аристотель и др.) утверждали, что человек способен достичь необходимо-истинное и объективное знание и именно оно является главной целью науки. Другой альтернативой античной эпистемологии было противостояние эмпириков и рационалистов. Первые полагали, что основой научного знания должен быть чувственный опыт, ибо только он является источником объективного знания о материальном мире, «мире вещей» (Демокрит, Архимед, Эпикур, Птолемей и др.). Рационалисты же (Парменид, Зенон, Платон, Эвклид и др.) утверждали, что источником и критерием истинности научного знания как доказательного знания может быть только мышление и логика как его главный инструмент. Была и третья, примиряющая эмпиристов и рационалистов концепция, согласно которой научное познание имеет в своем основании не одну, а три необходимые опоры: чувственный опыт как источник знания о вещах или материальных объектах, мышление как источник знания об идеях вещей и доказательного знания о них, и интеллектуальную интуицию как способ усмотрения наиболее общих истин науки (ее аксиом), а также всеобщих истин философии (Аристотель). Еще одной альтернативой античной эпистемологии в решении проблемы о том, как возможно научное знание были априоризм и апостериоризм. Сторонники априоризма утверждали, что научное знание в отличие от чувственного знания это знание не «вещей» (материальных объектов), а их идей. Идеи же находятся в мышлении до всякого возможного опыта (Пифагор, Парменид, Сократ, Платон и др.). Ведь им в принципе неоткуда взяться, кроме как из мышления. Сторонники же апостериорной природы научного знания утверждали, что никаких врожденных идей в мышлении не существует, что они появляются в нем только в результате мыслительной обработки опыта, его анализа, сравнения, обобщения и структуризации, в результате чего впоследствии и получается научное знание как доказательное знание об идеях (Фалес, Эвклид, Аристотель и др.). При обосновании своих взглядов сторонники априорной и апостериорной концепций природы научного знания, как правило, обращались к разным видам научного знания. Например, априористы - к таким явно неэмпирическим по своему содержанию областям знания как математика и философия. Сторонники же апостериорной концепции научного знания апеллировали к корпусу естественных, технических и социальных наук и там искали доказательств истинности своих взглядов.
За многовековую историю философии и науки было предложено большое количество различных эпистемологических концепций о природе научного знания, его особенностях и возможностях, однако основные логически возможные альтернативы в решении этих вопросов были намечены уже в античной философии. В данной статье будет реконструировано содержание более поздних эпистемологических концепций и показано, что существующей в эпистемологии плюрализм имеет объективную основу и потому не устраним в принципе. Этой основой является многомерная и противоречивая структура самого научного знания, состоящая из качественно различных видов знания и соответственно различных способов их получения и обоснования.
Эмпиристская эпистемология науки Нового времени и ее объективные основания
Эмпиристская эпистемологическая концепция возникла вместе с возникновением науки на Древнем Востоке и была там господствующей еще долгое время. Однако в ходе первой научной революции, произошедшей в Древней Греции в 7-4 вв. до н.э., эта концепция была вытеснена на периферию философского осмысления науки, благодаря возникновению в Древней Греции нового понимания науки как логически доказательного и интуитивно-очевидного знания. Очевидно, что источником такого знания могли быть только мышление и его методы. В результате на смену господствовавшей в древневосточной науке эмпиристской парадигмы науки пришла рационалистическая парадигма природы научного знания. Опираясь на нее,
греческим ученым удалось не только усовершенствовать древневосточную науку, но и фактически создать науку в новом ее понимании. Это коснулось всех областей научного знания, начиная с математики и философии и кончая науками о природе, обществе и человеке. Именно в Древней Греции были созданы логически доказательная геометрия (геометрия Эвклида), логически доказательная арифметика (Пифагор), философия как теоретическая форма мировоззрения, логика как наука о методах логического доказательства (Аристотель), математически доказательная астрономия (Птолемей), доказательная натурфилософия (Аристотель), доказательная этика (Сократ), доказательные социальные и гуманитарные науки. В средние века рационалистическая парадигма науки была также господствующей в европейской науке, хотя и дополнена в области мировоззрения теологической парадигмой (область религиозной схоластики). Господство рационалистической парадигмы в эпистемологии было прервано лишь в Новое время. И главной причиной этого были глубинные социальные изменения европейской цивилизации. Эта была эпоха зарождения в Европе капиталистического общества и индустриального типа экономики, основанного на применении в производстве различного рода машин, техники и технологий. Машинный труд в таком производстве был не только более производительным, чем ручной труд ремесленников, он был просто незаменим, составляя основу зарождавшейся индустриальной экономики. Но потребность общества в создании машин, техники и промышленных технологий предъявляла к науке, ее содержанию и развитию новые требования. От науки требовалось теперь создавать не только доказательное истинное знание, но и при этом полезное знание, пригодное для использования на практике («Знание-сила» Ф. Бэкон). Теперь динамика научного познания стала иметь два ценностных регулятора: Истину и Пользу. Необходимо было гармонично объединить ориентацию древневосточной науки на практическое применение научного знания и ориентацию античной науки на истину. Методологической основой возможности осуществления такого синтеза стало открытие двух новых методов научного познания. Это: 1) физический (материальный) эксперимент с познаваемыми наукой объектами и 2) математическое описание свойств, отношений и законов этих объектов на основе полученных экспериментальных данных. Онтологическая основа такого подхода была четко сформулирована Галилеем: «Книга природы написана на языке математики». И только тот сможет ее прочитать, кто знает математику. Под влиянием отмеченных глубинных социальных изменений в развитии европейской науки произошла вторая после античной глобальная научная революция. Ее главным результатом стало возникновение науки в современном ее понимании, а именно как экспериментально-математического познания реальности. Первыми научными теориями нового типа стали физические теории: механика Галилея-Ньютона, оптика, небесная механика Кеплера, астрономия Коперника и др. Можно без преувеличения сказать, что классическая наука была порождением капитализма и рассматривалась как один из главных инструментов эффективного развития его экономики, основанной на создании и использовании в ней новой техники и технологий. Но научное описание технических и технологических моделей, а также построение и испытание на их основе опытных образцов машин, техники и технологий могло быть осуществлено только на эмпирическом языке. Вот почему понимание роли и значение эмпирического знания как главного в структуре науки резко возросло. Эмпирическое знание стало рассматриваться не только как основа и критерий истинности любых теоретических построений в науке, но и как тот единственный вид научного знания, который может быть непосредственно использован при практическом применении научных знаний. Эта эпистемологическая позиция впервые четким образом была сформулирована в 30-е гг. XIX в позитивистской философии науки. Согласно создателям этой философии (О. Конт, Г. Спенсер, Дж. Ст. Милль) только эмпирическое («позитивное») знание является единственно научным н самым полезным видом знания не только в науке, но и в познании вообще [2]. С этой точки зрения, традиционной философии как чисто умозрительному виду знания не место в науке, поскольку любые ее построения не могут быть проверены на опыте, ибо не имеют эмпирического содержания. Если говорить о методологической по-
зиции первых позитивистов, то у них единственным методом, с помощью которого в науке должны совершаться обобщения опыта, создаваться и доказываться научные законы и теории (системы научных законов) должна быть только индукция, как движение мысли от частного к общему, от фактов к законам и теориям. Это должна была быть не только перечислительная индукция, но и индукция через элиминацию гипотез, претендующих на звание научного закона, но не выдержавших проверку опытом в результате проверки и сопоставления их следствий с данными наблюдения и эксперимента. Одним словом, индукция это не только единственно научный метод доказательства и подтверждения истинности научных законов и теорий, но и метод опровержения и последующей отбраковки ложных гипотез общего характера. Однако последующий критический анализ индуктивистской методологии науки философами, историками науки и самими учеными показал ее явное несоответствие реальному процессу научного познания. Прежде всего, этот анализ показал, что реальное научное познание очень редко начинается с чистых наблюдений и экспериментов, никак не мотивированных какими-либо теоретическими или практическими соображениями, прежними или новыми. Во-вторых, он показал, что ограничение научного познания методом индукции резко ограничивает творческий потенциал ученых, ибо в реальной науке при открытии новых законов и теорий, а также их обосновании используется не только индуктивный метод, но и большое количество других методов (дедукция, аналогия, моделирование, интуиция и др.). Но самое главное: анализ познавательных возможностей индуктивного метода показал, что он принципиально (по чисто логическим соображениям) не может быть средством доказательства истинности научных законов и теорий, а в лучшем случае только средством подтверждения их истинности или доказательства лишь ее вероятности [2]. И это относится не только к возможностям индукции быть методом доказательства истинности научных законов и теорий, но и к ее возможности быть методом опровержения ложных гипотез законов и теорий. Реальная сфера использования индуктивного метода в научном познании довольно ограничена (хотя и, безусловно, важна): это область научных фактов как обобщений (универсальных или статистических) протоколов наблюдений и эксперимента. Обнаружение несостоятельности методологической концепции первого позитивизма не означало, однако, несостоятельности позитивизма в целом как эм-пиристской эпистемологии. В защиту последней была выдвинута новая концепция (версия) эмпиризма, а именно эмпириокритицизм (Э. Мах, Р. Авенариус и др.) или второй позитивизм.
Эмпириокритицизм
Представители второго позитивизма были согласны с тем, что не существует логического перехода от эмпирических фактов, этого единственного (с их точки зрения) источника научного знания, к научным законам и теориям, поскольку последние имеют в своей структуре такие модальные операторы как всеобщность и необходимость. Последние же отсутствуют не только в данных наблюдения и эксперимента, но и в их обобщениях - научных фактах. Законы и теории - это продукты конструктивной деятельности мышления, поскольку в своем содержании они выходят за пределы опыта и потому являются по отношению к нему не более чем гипотезами (Юм) [2]. Процесс их выдвижения это не логический, а психологический и творческий процесс. В эмпириокритицизме была подвергнута жесткой критике сама идея возможности построения индуктивной логики как логики открытия таких важнейших структурных единиц научного знания как законы и теории. Вместе с тем, как и первые позитивисты, эмпи-риокритики полагали и верили, что в научном познании должна существовать какая-то общезначимая методология с четко формулируемыми правилами отбора наилучшей из выдвинутых гипотез эмпирических законов и теорий. Иначе сама идея научного знания как доказательного эмпирического (объективного) знания безнадежно повисает в воздухе с точки зрения ее реализации. Сущность эпистемологии эмпириокритицизма может быть выражена следующим образом: «В реальной науке не существует логики открытия научных законов и теорий, но существует или, по крайней мере, должна существовать методология отбора и принятия наиболее обоснованных научных гипотез». Но были возможны только два варианта такой методологии:
либо это методология количественной оценки объяснительной и предсказательной силы научных гипотез и теорий (Ст. Джевонс), либо это методология оценки других преимуществ гипотез (особенно при условии их равных объяснительных и предсказательных возможностей), например, это их большая простота (Э. Мах) [2]. Однако, каждый из этих вариантов методологии отбора наилучших из выдвинутых гипотез научных законов также встретил серьезные возражения как не соответствующий реальной практике и истории научного познания. Первый вариант оценки гипотез неприемлем в силу того, что оценка объяснительной и предсказательной силы любой гипотезы всегда является сугубо временной, постоянно меняющейся величиной, поэтому не может служить надежным основанием выбора. Вариант отбора наиболее простой из предложенных гипотез (Э. Мах) также не выдерживает критики с точки зрения реальной истории науки. Во-первых, Махом не было предложено никакого четкого метода оценки степени простоты гипотез. Очевидно, что эта оценка всегда будет только сравнительной и относительной с точки любого предложенного критерия простоты гипотез, ибо у любой гипотезы как единственного высказывания или как некоторого их множества (концепции, теории) существует множество синтаксических, семантических и прагматических свойств. Простота каких из этих свойств должна считаться приоритетной при выборе наилучшей гипотезы? Мах для подтверждения эффективности методологии простоты гипотез как основания выбора наилучшей из них ссылался на выбор учеными Нового времени гелиоцентрической теории Коперника, как математически более простой по сравнению геоцентрической теорией Птолемея. Да, это так, если иметь в виду ее эпициклические траектории движения вокруг Земли других планет солнечной системы и сравнивать их с круговыми траекториями движения всех планет, включая Землю, вокруг Солнца. С геометрической точки зрения эпициклы действительно сложнее окружностей. Но этому примеру Маха имеется явный контрпример из истории той же планетной астрономии. И это - гелиоцентрическая модель Кеплера, в которой все планеты вращаются вокруг Солнца не по окружностям, а по эллиптическим траекториям. Но эллипс в геометрическом плане более сложная фигура, чем окружность. Но зато теория Кеплера имеет на несколько порядков лучшее соответствие данным наблюдения за движением планет, чем теория Коперника. И здесь физики и астрономы отдали преимущество более сложной в математическом отношении теории Кеплера, а не теории Коперника. Наконец, предложенная Махом методология простоты как основа выбора наилучшей из гипотез не работает при сравнении классической термодинамики жидкости и газов и моле-кулярно-кинетической теории Больцмана. Да, последняя теория является более сложной и в концептуальном и в математическом отношении, чем классическая термодинамика. Во-первых, потому что Больцман ввел в свою теорию такую новую и ненаблюдаемую сущность как идеальный газ, которая отсутствует в классической термодинамике. А, во-вторых, потому что теория Больцмана формулирует вероятностные законы термодинамики, которые с математической точки зрения являются более сложными, чем динамические законы классической термодинамики. Будучи последовательным в своих взглядах, Мах вынес жесткий вердикт мо-лекулярно-кинетической теории Больцмана: это лженаучная гипотеза [11]. Но победила, в конечном счете, именно теория Больцмана, которая была принята большинством физиков. И, наконец, самое главное. Классическая механика Ньютона, парадигмальная теория всего классического естествознания. Она полностью противоречила эмпиристской философии научного познания. Дело в том, что это была физическая теория по интерпретации и применению и математическая теория по статусу своих основных понятий и их взаимосвязи. Ее основные принципы и законы не могли быть получены с помощью индуктивного обобщения эмпирических фактов. Это вызвано тем, что такие основные понятия классической механики Ньютона как, например, материальная точка, инерция, дальнодействие, абсолютное пространство, абсолютное время не имеют эмпирических референтов в качестве своих значений. А это означает, что их в принципе невозможно наблюдать. Механика Ньютона, ее законы и принципы были идеализацией реальных механических процессов и объектов, но отнюдь не продуктом абстрагирующей и обобщающей деятельности мышления по отношению к материалу наблю-
дений и экспериментов. Для эмпирика Э. Маха механика Ньютона была такой же лженаукой, как и молекулярно-кинетическая теория газов Больцмана. И там и там предметом теорий являются идеальные объекты и их свойства. Мах жестко критиковал понятия абсолютное время и абсолютное пространство классической механики как ненаучные, а, следовательно, лженаучные понятия. Правда, такими же ненаблюдаемыми понятиями были и другие категории классической механики и физики: инерциальное движение, дальнодействие, сила, однозначный детерминизм и др. Таким образом, последовательно проведенный эмпиризм ставит ученых перед жестким эпистемологическим выбором: либо признать механику Ньютона ненаучной (лженаучной) теорией в силу неэмпирического характера ее понятий (по этому пути пошел Э. Мах и его последователи), либо (имея в виду ее огромное реальное практическое и мировоззренческое значение) найти для нее определенные эпистемологические оправдания. По этому пути пошли представители инструментализма и конвенционализма. Согласно первому любая научная теория не имеет объективного онтологического оправдания, она лишь инструмент работы с фактами, которые только и имеют объективное (то есть эмпирическое) содержание. Согласно инструментализму, научные теории должны оцениваться не с точки зрения их объективной (эмпирической) истинности или ложности, а только в плане их полезности и эффективности либо в работе с имеющимися фактами (П. Дюгем), либо в плане обеспечения динамики развития научной дисциплины (Д. Гильберт). При такой интерпретации функций научных теорий и классическая механика Ньютона, и молекулярно-кинетическая теория газов, и все стандартные теории математики являются полноценными научными теориями. Но тогда и многие философские и теологические теории должны быть также признаны научными, так как вполне отвечают критериям инструментализма. Итак, с точки зрения инструментализма в реальной науке существуют теории двух типов: эмпирические (феноменологические) и трансцендентальные, описывающие ненаблюдаемую реальность (идеальные объекты и их свойства). В теоретической математике, математической физике, математической химии, биологии, геологии, экономике, социологии и др. (а также в теоретической философии и теологии) имеют место не эмпирические, а только трансцендентальные теории. Очевидно, что к ним не применима характеристика объективной истинности как эмпирической истинности. Возникает важная эпистемологическая проблема: а применимы ли к трансцендентальным научным теориям такие характеристики знания, как объективность и истинность? Вторая проблема: насколько правомерно отождествлять истинность трансцендентальных теорий (теорий о ненаблюдаемой, должной или только логически возможной реальности) только с их полезностью, как это считают инструменталисты? И еще более радикальный вопрос: а можно ли полезность знания (в том числе и в смысле его успешного применения на практике) рассматривать в качестве универсального критерия истинности любого знания (теоретического, эмпирического, технологического, прикладного)? Положительный ответ на этот вопрос дали бихевиористы (в отношении любых установок человеческого поведения) и прагматисты (в отношении любого вида знания) (Ч. Пирс, К. Маркс и др.). Ответы на эти вопросы стали отправной точкой развития эпистемологии от позитивизма к более широким взглядам на природу и структуру научного знания. И одним из таких направлений стала конвенционалистская эпистемология
Конвенционалистская эпистемология
Одним из ее создателей стал выдающийся математик и физик конца XIX в. А. Пуанкаре. Конвенционализм стал результатом тщательного анализа особенностей реального процесса научного познания в середине XIX - начале XX в. Яркими фактами, демонстрирующими эти особенности, были следующие:
1) открытие неевклидовых геометрий и процесс их принятия математиками, а позднее и физиками в качестве полноценных научных теорий
2) кризис теории множеств, обнаружение в ней парадоксов и предложения путей его преодоления;
3) создание общей и частной теории относительности.
Рассмотрим первый факт. Первой формой неевклидовой геометрии была геометрия плоскости, построенная Лобачевским в конце 20-х годов XIX в. Все ее утверждения полностью противоречили геометрии Эвклида, которая была не только математической теорией, но и органической частью всей классической физики, а также технических и строительных наук того времени. Ее применение на практике и в других науках было однозначно успешным. И, тем не менее, вызов авторитету, объективной истинности и универсальности эвклидовой геометрии как единственно истинной науки о реальном пространстве был сделан. Принятие геометрии Лобачевского в качестве столь же полноценной математической теории, как и геометрия Эв-клида, состоялось лишь через пятьдесят лет после ее создания. Но это стало возможным только благодаря изменению прежних взглядов на предмет и природу математического знания и всех ее теорий, включая геометрию. Ранее предметом математики считались количественные отношения реального мира, выделенные в чистом виде. В этом смысле математика и особенно геометрия считались эмпирическим знанием, но только самым абстрактным из всех наук. Теперь математика стала считаться неэмпирической областью знания, предметом которой являются любые возможные количественные отношения и чистые от эмпирического содержания формы. Только при такой ее трактовке статус научных получали не только геометрия Лобачевского, но и другие неевклидовы геометрии (частная геометрия Римана, общая риманова геометрия, проективная геометрия), а также теория бесконечных множеств Кантора, неархимедова арифметика, некоммуникативная алгебра, теория функций действительного переменного, математический анализ, теория вероятности как степени возможности и др. Признать ли такие математические внеэмпрические теории объективными? Да, поскольку они описывают вполне объективные математические объекты, хотя и введенные математиками. Конечно, наблюдать их нельзя, но мыслить и воспринимать, а также описывать многие их свойства и отношения вполне однозначно не только можно, но и нужно и полезно при их применении. А можно ли считать математические теории не только объективными, но и истинными. Вполне, но только при одном условии, что все их утверждения не противоречат свойствам их идеальных объектов. Поскольку все математические теории должны быть логически доказательными (а для этого они должны быть построены как аксиоматически-дедуктивные системы)то весь вопрос об истинности математических теорий смещается в плоскость поиска критерия истинности их аксиом. И оказалось, что логически возможны только два таких критерия. Первый критерий это интуитивная очевидность аксиом при условии элементарной простоты их содержания и соответственно гарантии однозначного его восприятия мышлением математиков (Эвклид, Декарт, Гейтинг, Вейль). Второй критерий это принятие аксиом математических теорий в качестве истинных на основе конвенции, то есть чисто условно (Пуанкаре), когда аксиомам математических теорий их истинность отпускается «в кредит», который они должны будут погасить своим успешным применением. Однако впоследствии Пуанкаре обобщил второй критерий истинности аксиом на все научные теории, а не только на математические, став тем самым главным идеологом конвенционалистской эпистемологии в научном познании. При этом ради справедливости необходимо подчеркнуть, что конвенционализм Пуанкаре был не столь радикальным, как у некоторых его последователей (например, радикальных конструктивистов), ибо Пуанкаре вывел чувственное и эмпирическое знание в науке из под жесткого контроля конвенций, полагая что объективность и истинность этих видов знания контролируется и проверяется, прежде всего, наблюдениями и экспериментом [5].
Второй факт истории науки, который опровергал эмпиристскую эпистемологию и первого, и второго позитивизма, по крайней мере, их претензии на универсализм, была теория множеств Кантора. Да, это также была математическая теория, но ее основным понятием было понятие актуально бесконечного множества, а целью описание свойств таких множеств и отношений между ними. Многие свойства бесконечных множеств явно противоречили свойствам конечных множеств, с которыми человек имеет дело в реальном опыте и практике. В частности, для бесконечных множеств может быть верно, что их часть равна целому по
своей мощности (например, это верно в отношении множества целых чисел и множества рациональных чисел и т. д.). Это явно противоречило математической интуиции, поэтому долгое время математики отказывали теории множеств Кантора в научности, а тем более объективности и истинности. Но к концу XIX в. эта теория показала свою исключительную плодотворность в обосновании всех других математических теорий, став их теоретическим фундаментом, поскольку все математические теории, так или иначе, но использовали в своих построениях понятие бесконечного множества (арифметика, геометрия, алгебра, анализ, теория вероятности и др.). Конвенциональный характер теории бесконечных множеств, ее объективности и истинности еще более очевиден, чем в случае с неевклидовыми геометриями. Но и многие физические теории также использовали в своем языке понятие актуальной бесконечности: в механике - бесконечная скорость или мгновенное взаимодействие тел; в классической космологии - бесконечное время и бесконечное пространство Вселенной; понятие бесконечно малой величины в математическом анализе и физике; апелляция к бесконечности в теории вероятности при определении вероятности через предел бесконечной последовательности относительных частот и др.). Только обнаружение логических противоречий в канторовской теории бесконечных множеств поставило под сомнение ее научность и истинность. Но это были логические, но отнюдь не эмпирические аргументы. В конце концов, уже в начале XX в. теория бесконечных множеств Кантора была перестроена Расселом и Уайтхедом с помощью теории типов и кризис миновал [2].
Третьим знаменательным фактом истории науки, ставшим еще одним оселком проверки основных эпистемологических концепций на их истинность, было создание Эйнштейном частной и общей теории относительности. Обе эти теории, особенно общая теория относительности, также долгое время не принимались научным сообществом в качестве истинных, правда, по разным основаниям, но, в конце концов, обе были признаны таковыми. Конечно, эпистемологическому стандарту простоты научных теорий Э. Маха частная теория относительности теория вполне отвечала, так как она отказалась при описании движения тел от таких ненаблюдаемых и непроверяемых на опыте понятий классической механики, как абсолютное пространство, абсолютное время, мгновенное взаимодействие, любая скорость, эфир. Но частная теория относительности ввела такие ненаблюдаемые сущности, как пространственно-временной континуум как особый вид физической реальности, внутренняя взаимосвязь свойств пространства времени, эвклидов характер пространства и времени, относительность всех основных физических понятий, таких как размеры тел, временные интервалы протекания физических процессов, масса тела (ее прямую зависимость от скорости движения тела), относительность инерциального и неинерциального движения тел, скорость света как предельную скорость движения любых материальных объектов и др. Так что сторонникам теории простоты физических теорий как их главного достоинства невозможно было радоваться при анализе этой теории. Не только эмпиристская, но и интуиционистская, и конвенциона-листская эпистемология также не выдержали проверки при их сопоставлении с содержанием частной теории относительности. Еще хуже обстояло дело с их соответствием общей теории относительности, а позже и квантовой механике. В общей теории относительности вводится такой новый ненаблюдаемый конструкт, как искривленное физическое пространство-время, как всегда конечная в пространстве и времени и при этом эволюционирующая Вселенная. А в квантовую механику были введены такие странные с точки зрения как классической физики, так и теории относительности, понятия, как безмассовая частица - нейтрино, как мнимая масса, как «свобода электрона» и всех других элементарных частиц в качестве их неотъемлемого свойства, как вероятностная причинность, как принцип неопределенности и др. Однако, несмотря на все отмеченные выше странности своего понятийного аппарата с точки здравого смысла и классической физики, все рассмотренные выше неклассические теории были после бурных научных дискуссий приняты научным сообществом в качестве полноценных теорий.
Но самое главное значение рассмотренных выше фундаментальных фактов в развитии математики и физики состоит в том, что они показали полную несостоятельность не только эм-пиристской эпистемологии, но и априористской трактовки природы научного знания (Платон, Декарт, Лейбниц, Кант, Гегель, Гуссерль и др.). С точки зрения этой трактовки все научные теории имеют априорное происхождение, их содержание имеет свое основание в трансцендентальном разуме и трансцендентальной интуиции, а потому об одном и том же предмете знания не может быть более одной истинной теории или концепции. Развитие неклассической науки, выдвижение в ней альтернативных классической науке теорий и концепций во всех областях научного знания с последующим их принятием и легимитизацией научным сообществом доказали три вещи: 1) несостоятельность априористской парадигмы природы научного знания в любом из ее вариантов, 2) конструктивную природу и мощь человеческого сознания, особенно научного мышления, 3) несостоятельность трактовки субъекта научного познания как эмпиристами, так и априористами. Если у эмпиристов таким субъектом был индивидуальный (отдельный) ученый, то у априористов - трансцендентальный субъект, в виде безличного сознания и мышления или сознания вообще. На деле же оказалось (а это стало очевидным только в эпоху «большой» науки, когда научная деятельность стала массовой профессией огромного числа людей: с конца XIX в. - по настоящее время), что субъектом научного познания является социальный субъект в виде дисциплинарных научных сообществ разной мощности с коллективным научным разумом. Конечно, непосредственно производит, конструирует различные виды научного знания индивидуальный разум отдельных ученых, но обсуждает, принимает или отвергает их только коллективный разум научного сообщества. Вместе с тем стало очевидно, что хотя всякое научное знание апостериорно (априорного научного знания в принципе не существует), но это отнюдь не означает, что оно обязательно является эмпирическим. Теоретическое знание об идеальных видах реальности также имеет апостериорный характер, хотя и не имеет эмпирического содержания. Все виды научного знания объединяет одно: каждый из них (не только теоретическое и эмпирическое знание, но также чувственное и метатеоретическое: общенаучное и философское) является продуктом конструктивной деятельности сознания. Коллективный научный разум конструирует не только разные виды научного знания, но и разные виды научной реальности ( чувственную, эмпирическую, теоретическую и метатеоретическую), сравнивая, сопоставляя и оценивая их не только по отношению друг к другу, но и по отношению каждой из них и всех их вместе к объективной реальности - реальности, существующей вне человеческого сознания (миру «вещей в себе» - Кант). Наряду с природой, столь же значимой для человека частью объективной реальности, является социальная и техническая реальность, созданная и постоянно обновляемая человеком в ходе его материальной, практической деятельности по взаимодействию с объективной реальностью и приспособления к ней [4]. Оказалось, что у человека и общества есть только один эффективный способ познания объективной реальности. Этот способ заключается в создании сначала научной реальности как точной, определенной по содержанию и контролируемой по ее возможным изменениям реальности, а затем сравнения ее с объективной реальностью, оценивая последнюю на предмет ее сходства с научной реальностью. Научная же реальность выступает в этом сравнении в роли эталонной реальности, содержание которой полностью контролируется сознанием человека, ибо он является ее единственным творцом. Только таким образом человек и общество могут эффективно приспособиться к объективной реальности и ее изменениям. Неклассическая наука требовала для своего адекватного осмысления новой, неклассической эпистемологии. И одним из ее первых направлений стал постпозитивизм, который возник как решительное отрицание последней формы эмпиризма - неопозитивизма или логического эмпиризма.
Неопозитивизм
Неопозитивизм представляет собой третий этап в развитии позитивизма. Он возник в 30-х гг. XIX в. Его основоположниками были Б. Рассел, Л. Витгенштейн, М. Шлик, Р. Карнап, Г. Рейхенбах и др.
В своей модели научного познания и научного знания логические эмпиристы опирались на следующие эпистемологические принципы или «догмы»:
1) научное знание имеет два основных уровня: эмпирическое и теоретическое знание, при этом второе частично сводится к первому и контролируется им;
2) научная теория должна быть дедуктивно организованной системой высказываний об основных законах изучаемой предметной области;
3) из научной теории логически выводятся эмпирически проверяемые следствия;
4) единственным критерием истинности и обоснованности научных теорий должна быть степень их соответствия данным наблюдения и эксперимента; эта степень является ни чем иным как степенью подтверждения научных законов и теорий фактами;
5) степень эмпирического подтверждения теории может быть определена количественно как степень индуктивной вероятности теории; разработка такой теории является главной задачей логического позитивизма по отношению естественным и социальным наукам. Для этого нужно построить новую науку область логики, а именно индуктивную логику как теорию логической вероятности [3].
Однако все усилия логических позитивистов претворить свои решения в жизнь практически не увенчались успехом. И тому был ряд причин:
1) Соотношение теории и фактов не укладывается только в выделенную позитивистами логическую схему индуктивного подтверждения теориями фактами. Но самое главное оказалось, что принципиально невозможно построить индуктивную логику как логическую машину подтверждения одних высказываний другими. Эта степень всегда будет зависеть от контекста, элементами которого являются эти высказывания. И степень логического подтверждения одних высказываний другими будет в разных контекстах разной. Проблема же выбора наиболее правильного контекста всегда остается открытой и решается не на логических основаниях, а конвенционально. Универсального же контекста науки не существует, ибо он постоянно меняется [7].
2) Рассмотрение научной дисциплины, как состоящей только из двух уровней знания (теоретического и эмпирического) оказалось неверным, ибо любая конкретная наука включает в себя четыре таких уровня (чувственный, эмпирический, теоретический и метатеоретиче-ский) [8].
3) Любая научная теория имеет свое собственное содержание, которое нельзя свести частично или полностью к эмпирическому знанию.
4) Только математические теории (да и то не все) являются дедуктивно организованными и логически доказательными системами знания и то не в полной мере (Гедель).
5) Из самих по себе научных теорий чисто логически не могут быть выведены никакие эмпирические следствия; это можно сделать только из эмпирически проинтерпретированной теории, то есть только из системы «теория + ее конкретная эмпирическая интерпретация». Таких возможных эмпирических интерпретаций у любой теории (или областей ее эмпирического применения) существует в принципе потенциально неограниченное число; и все они должны быть признаны одинаково законными, если будут практически успешными.
6) Соответствие эмпирически интерпретированной теории некоторому множеству фактов является лишь одним из критериев ее истинности и успешности.
Вышеописанные причины составили фундамент критики логического неопозитивизма представителями постпозитивистской эпистемологии.
Постпозитивистская эпистемология
Постпозитивистская эпистемология решительно заявила о себе как альтернатива логического позитивизма уже в 60-е годы ХХ века. Ее основные представители: К. Поппер, И. Ла-катос, П. Фейерабенд и др. В отличие от логических позитивистов постпозитивисты объявили главным предметом философии науки не разработку теории структуры научного знания, а проблему его динамики и развития.
В качестве одной из главных концепций постпозитивизма следует назвать теорию критического рационализма и фальсификационизма К. Поппера. В своей эпистемологической теории Поппер считает главной функцией эмпирического опыта в науке не подтверждение научных теорий, и тем более не доказательство их истинности (что, считает Поппер, невозможно по чисто логическим соображения), а лишь инструментом критики научных теорий и опровержением ложных. Однако и у постпозитивизма имелись слабые места. Одним из неизбежных следствий эпистемологии фальсифиикационализма оказался фаллибилизм. Это концепция, согласно которой все научные законы и теории являются потенциально ложными утверждениями по отношению к опыту и рано или поздно будут им опровергнуты последним. Объективная действительность бесконечно разнообразнее и богаче любых своих теоретических моделей. Несмотря на ограниченность применения выдвинутого Поппером критерия научности, он дал толчок к возникновению новых эпистемологических направлений в философии науки.
В этой связи необходимо назвать один из сильных вариантов критического рационализма - концепцию И. Лакатоса, предложившего теорию развития науки как соперничество научно-исследовательских программ. Несомненным достоинством методологии научно-исследовательских программ Лакатоса являлось то, что ему удалось избежать изображения динамики науки как перманентной революции (Поппер) и одновременно объяснить очевидный эмпирический факт истории науки - относительную устойчивость ее теорий в процессе их согласования с опытом на длительном промежутке времени. Недостаток же методологии научно-исследовательских программ Лакатоса заключался в том, что, согласно этой методологии, принципиально невозможна окончательная победа или поражение одной из конкурирующих научных программ. Но это не соответствует реальной истории науки. Дело в том, что есть серьезная уверенность в том, что такие исследовательские программы науки, как концепции теплорода, флогистона, планетарная теория структуры атома, универсальность однозначного детерминизма и т. п. исчезли из науки навсегда.
Столь же влиятельной версией постпозитивизма оказалась анархистская методологии науки П. Фейерабенда, согласно которой невозможно в принципе ограничить творческий процесс в науке никакими методологическими стандартами и нормами. Любая нормативная методология науки это «удавка» для развития реальной науки, ибо творчество невозможно загнать ни в какие рамки. В науке гораздо важнее сам процесс ее развития, нежели частные успешные результаты этого процесса. Поэтому в науке согласно Фейерабенду должна действовать только одна максима: «все позволено» ("go anything") или « Твори , придумывай, пробуй». Конечно, реализации этой максимы не только не исключает, но и предполагает выдвижение множества ошибочных гипотез. Но часть из гипотез обязательно будет признана истинной. Другого пути к истине, кроме проб и ошибок, в принципе не существует [5]. Важно отметить также, что и у Поппера, и у Лакатоса, и у Фейерабенда в их концепциях имело место скрещивание идей эмпиризма с идеями конвенционализма. Но уже в конце ХХ в. на смену постпозитивизму приходят более состоятельные и конкурентоспособные направления эпистемологии науки. Впрочем, это случалось и ранее с предыдущими описанными нами направлениями.
Главными особенностями нового этапа в развитии эпистемологии будет являться то, что он будет основан на более широком фундаменте идей, учитывающий в моделях научного познания не только соотношение теории и эмпирии, но и таких факторов детерминации научного познания как влияние на него социального, ценностного, практического, философского и других культурных контекстов.
Постнеклассическая эпистемология
Постнеклассическая эпистемология представлена следующими основными моделями и концепциями:
1. Парадигмальная концепции развития научного знания (Т. Куна).
2. Когнитивная социология науки (М. Малкей, С. Уолгар, К. Д. Кнор-Цетина, Р. Уитли и др.).
3. Культурно-историческая эпистемология (П. П. Гайденко, В. С. Библер, В. С. Степин, Л. М. Косарева, В. И. Купцов и др.).
4. Кейс-стадис (К. Д. Кнорр-Цетина, С. Уолгар, А. П. Огурцов и др.). 5) Радикальный конструктивизм (УМатурана, П. Ватцлавик, Г. Рот, Ж. Пиаже, Э. фон Глазерсфельд, Х. фон Фер-стер и др.) [13-14].
Ядро постнеклассической эпистемологии образуют следующие принципы:
1. Процесс научного познания, вся деятельность ученых по производству и обоснованию знания имеет социальный характер.
2. Главным субъектом современного научного познания является не отдельный учёный, а научное сообщество и в первую очередь дисцплинарное.
3. Любое научное знание по отношению к своему предмету имеет принципиально репрезентативный характер, будучи не более чем одной из возможных моделей исследуемого предмета или объекта.
4. Коммуникационные взаимосвязи между учеными в процессе научного познания имеют столь же существенное значение для производства нового научного знания и его эпистемологической оценки, как и взаимодействие ученых с познаваемыми объектами. Причем последний тип познавательного отношения всегда опосредован коммуникационными связями между членами научного сообщества.
5. Научный менеджмент (эффективное управление научными исследованиями и разработками) является одним из важных факторов продуктивности современных научных исследований и динамики научного знания.
6. Научные революции - естественный и необходимый период (этап) в развитии научного знания. В целом развитие научного знания имеет некумулятивный характер. Новые научные концепции не только сохраняют часть содержания старых концепций, но и отбрасывают другую их часть как ложную.
7. Сменяющие друг друга новые фундаментальные теории соизмеримы между собой лишь частично. Поэтому не существует чисто рационального критерия предпочтения одной из них. Выбор между ними осуществляется на основе когнитивной воли научного сообщества и научного консенсуса.
8. Все известные эпистемологические дихотомии: теоретическое - эмпирическое, аксиомы - теоремы, априорное - апостериорное, аналитическое - синтетическое, естественно - научное - социальное, интуитивное - дискурсное, явное - неявное, текст - контекст, вероятное -достоверное, условное - безусловное и др.) имеют строгий смысл только в рамках конкретной науки или концепции. За этими пределами все эти категории имеют только относительный характер.
Позитивно-диалектическая эпистемология
Данная концепция сформировалась во второй половине ХХ в. Существенный вклад в ее становление внесли отечественные философы науки (Б. М. Кедров, Д. П. Горский, А. И. Уе-мов, Н. Ф. Овчинников, В. С. Готт, Б. С. Грязнов, В. С. Швырев, В. И. Купцов, В. А. Лекторский, В. С. Степин и др.). Позитивной эта концепция является потому, что она сознательно направлена на рассмотрение и описание структуры и динамики реальной науки, а не ее идеальной модели, того, какой должна быть истинная наука. При этом эмпирический анализ науки рассматривается в качестве отправной точки построения адекватной модели научного познания. А диалектической эта концепция является потому, что исходит из твердо установленного факта реальной противоречивости структуры научного знания (наличия в науке качественно различных и частично несовместимых областей, уровней и видов научного знания), а также диалектического характера динамики научного знания (смены эволюционных периодов его развития глобальными и локальными научными революциями).
При описании научного познания и знания позитивно-диалектическая эпистемология исходит из следующих положений:
1) Критерий демаркации научного знания имеет системный характер. Специфическими признаками научного знания, отличающими его от всех других видов знания, являются следующие: объектность научного знания, его определенность, обоснованность, истинность, проверяемость, общезначимость и практическая полезность [8].
2) Констатация принципиально социального характера научного способа познания. Научное познание по своей природе и сущности не является ни индивидуально-психологическим, ни трансцендентально-субъектным процессом. Научная деятельность имеет сегодня ярко выраженный социальный характер и имеет своей целью производство нового знания и его практическое применение [8].
3) Научное знание в целом представляет собой суперсложную и плюралистическую по своему содержанию систему различных видов, областей, уровней и единиц научной информации.
4) Организация знания в каждой из конкретных наук имеет уровневую структуру; она состоит из четырех качественно различных по содержанию и по методам уровней научного знания: чувственного, эмпирического, теоретического и метатеоретического; их единство и целостность обеспечивается системой интерпретационных связей между ними[8].
5) каждый уровень научного знания, включая чувственное и эмпирическое знание, является по своей природе конструктивным, то есть продуктом творческой деятельности сознания по созданию разных видов научной реальности (чувственной, эмпирической, теоретической и метатеоретической); их легализация осуществляется дисциплинарным научным сообществом на основе научного консенсуса[8].
6) Не существует универсального критерия истинности научного знания. Для качественно различных областей научного знания, его уровней и видов существуют особые критерии их истинности, обусловленные предметным содержанием и функциями соответствующего вида знания; научная истина и ее критерии столь же конкретны, как и само научное знание [12].
7) Всякое научное знание субъект - объектно, а потому объективность научного знания должна пониматься не как его независимость от субъекта познания (ученых), а как его общезначимость; последняя достигается только в результате научного консенсуса членов конкретного дисциплинарного сообщества или научного сообщества в целом; любой научный консенсус имеет в науке относительный и временный характер, поскольку является выражением когнитивной воли исторически конкретного множества ученых( Планк).
8) Главным субъектом научного познания, реальным производителем и носителем научной истины является не отдельный ученый, а дисциплинарное научное сообщество [6].
9) Научное познание и его результат (научное знание) детерминированы не только исследуемым объектом, но и ранее полученным научным знанием, а также творческим потенциалом отдельных ученых и научного сообщества .
10) Научное знание и познание обладают существенной степенью самостоятельности и независимости от наличных социальных и культурных условий, приобретая со временем все большую силу инерции и ресурсы саморазвития.
11) Динамика научного знания регулируется как внутринаучными факторами и закономерностями, так и социокультурными факторами [8].
12) Главными идеями позитивно-диалектической эпистемологии являются: антифундаментализм научного знания и его обоснования, структурное разнообразие и единство системы научного знания, методологический плюрализм, содержательная и эпистемологическая относительность всех главных характеристик научного знания (истинности, доказательности, верифицируемости, общезначимости, объективности, определенности и др.), единство и различие естественнонаучного и социально-гуманитарного знания, диалектически противоречивый характер отношения между наукой и философией и др. [8].
13) Необходимым условием успешного функционирования и развития научного знания является философская рефлексия над наукой, ее структурой, содержанием научного знания и его динамикой [9].
14) Отношение между философией и наукой — это диалектическое единство противоположных, но вместе с тем дополняющих друг друга видов рационального познания [10].
Заключение
Подводя итог изложению основных идей позитивно-диалектической эпистемологической концепции, необходимо отметить, что она обладает большим потенциалом, реализация которого по существу еще только началась и во многом есть дело будущего.
Литература
1. Лебедев С. А. Проблема научного метода в античной философии // Журнал философских исследований. - 2019. № 2. - С. 10-20.
2. Лебедев С. А. Научный метод: история и теория. - М.: Проспект. 2018. - 448 с.
3. Лебедев С. А. Роль индукции в процессе функционирования современного научного знания // Вопросы философии. - 1980. № 6. - С. 87-95.
4. Лебедев С. А., Твердынин Н. М. Гносеологическая специфика технических и технологических наук// Вестник Московского университета. Серия 7: Философия. - 2008. № 2. - С. 44-70.
5. Лебедев С. А., Коськов С. Н. Эпистемология и философия науки: классическая и неклассическая. - М.: Академический проект. 2014. - 295 с.
6. Лебедев С. А. Лебедев К. С. Существует ли универсальный научный метод? // Вестник Тверского государственного университета. Серия: Философия. - 2015. № 2. - С. 56-72.
7. Лебедев С. А. Постнеклассическая эпистемология: основные концепции // Философские науки. -2013. № 4. - С. 69-83.
8. Лебедев С. А. Современная философия науки: позитивно-диалектическая концепция. - М.: Проспект, 2020. - 560 с.
9. Лебедев С. А. Единство естественнонаучного и социально-гуманитарного знания // Новое в психолого-педагогических исследованиях. - 2010. № 2. - С. 5-10.
10. Лебедев С. А. Проблема целостности системы научного знания: основные факторы // Журнал философских исследований. - 2018. № 3. - С. 45-66.
11. Лебедев С. А. Аксиология науки: ценностные регуляторы научной деятельности // Вопросы философии. - 2020. № 7. - С. 82-92.
12. Лебедев С. А. Уровневая концепция истинности научного знания // Известия Российской академии образования. - 2018. № 4. - С. 5-19.
13. Цоколов С. Дискурс радикального конструктивизма. - M. - München, 2000. - 332 с.
14. Х. фон Ферстер. О конструировании реальности. В кн.: С. Цоколов. Дискурс радикального конструктивизма. - М. - München, 2000. - С. 164-183.
References
1. Lebedev S.A. Problema nauchnogo metoda v antichnoj filosofii// Zhurnal filosofskih issledovanij. 2019. № 2. S. 10-20.
2. Lebedev S.A. Nauchnyj metod: istorija i teorija. M.: Prospekt. 2018. - 448 s.
3. Lebedev S.A. Rol' indukcii v processe funkcionirovanija sovremennogo nauchnogo znanija// Voprosy filosofii. 1980. № 6. S. 87-95.
4. Lebedev S.A., Tverdynin N.M. Gnoseologicheskaja specifika tehnicheskih i tehnologicheskih nauk// Vestnik Moskovskogo universiteta. Serija 7: Filosofija. 2008. № 2. S. 44-70.
5. Lebedev S.A., Kos'kov S.N. Jepistemologija i filosofija nauki: klassi-cheskaja i neklassicheskaja. M.: Akademicheskij proekt. 2014. - 295 s.
6. Lebedev S.A. Lebedev K.S. Sushhestvuet li universal'nyj nauchnyj metod? // Vestnik Tverskogo gosudarstvennogo universiteta. Serija: Filosofija. 2015. № 2 , S. 56-72.
7. Lebedev S. A. Postneklassicheskaja jepistemologija: osnovnye koncepcii // Filosofskie nauki. 2013.№ 4. S. 69-83.
8. Lebedev S.A. Sovremennaja filosofija nauki: pozitivno-dialekticheskaja koncepcija. M.: Prospekt. 2020.
9. Lebedev S.A. Edinstvo estestvennonauchnogo i social'no-gumanitarnogo znanija//Novoe v psihologo-pedagogicheskih issledovanijah. 2010. № 2. S. 5-10
10. Lebedev S.A. Problema celostnosti sistemy nauchnogo znanija: osnovnye faktory// Zhurnal filosofskih issledovanij. 2018. № 3. S. 45-66.
11. Lebedev S.A. Aksiologija nauki: cennostnye reguljatory nauchnoj deja-tel'nosti//Voprosy filosofii. 2020. № 7. S.82-92.
12. Lebedev S.A. Urovnevaja koncepcija istinnosti nauchnogo znanija// Izvestija Rossijskoj akademii obrazovanija. 2018. № 4. S. 5-19.
13. Cokolov S. Diskurs radikal'nogo konstruktivizma. M.-Munchen. 2000.
14. H. fon Ferster. O konstruirovanii real'nosti. V kn.: S. Cokolov. Diskurs radikal'nogo konstruktivizma. M.-Munchen. 2000. S. 164-183.
^MSr^Sr
