CC BY
119
между автором и «живущими, страдающимися и ошибающимися героями»28.
Примечания
1 Статья подготовлена в рамках исследования по Гранту Президента России. Проект МК-776.2009.6.
2 Скафтымов А. К вопросу о соотношении теоретического и исторического рассмотрения в истории литературы // Русская литературная критика. Саратов, 1994.
Вып. 3. С. 147-148.
3 Солженицын А. Телеинтервью на литературные темы с Н.А. Струве, март 1976 // Солженицын А. Собр. соч.: в 9 т. М., 2001. Т. 7. С. 209-210.
4 Там же. С. 210.
5 Солженицын А. [Вступительное слово к «Литературной коллекции»] // Новый мир. 1997. № 1. С. 195.
6 Солженицын А. Бодался телёнок с дубом. Очерки литературной жизни // Новый мир. 1991. № 6. С. 39.
7 Солженицын А. Телеинтервью на литературные темы с Н.А. Струве. С. 204.
8 Солженицын А. Беседа со студентами-славистами в Цюрихском университете (20 февраля 1975) // Солженицын А. Публицистика: в 3 т. Ярославль, 1996. Т. 2. С. 211.
9 Солженицын А. Телеинтервью компании Би-Би-Си в связи с выходом книги «Ленин в Цюрихе», Лондон,
25 февраля 1976 // Солженицын А.И. Собр.соч.: в 9 т.
Т. 7. С. 179.
10 Солженицын А. Телеинтервью на литературные темы с Н.А. Струве. С. 206-207.
11 Солженицын А. Беседа со студентами-славистами в Цюрихском университете. С. 220.
12 Солженицын А. Телеинтервью на литературные темы с Н.А. Струве. С. 208-209.
удк 821.161.1.09 + 929 улицкая
ЭПИГРАФ КАК ФОРМА ДИАЛОГА АВТОРА И ЧИТАТЕЛЯ: НА МАТЕРИАЛЕ РОМАНА Л. УЛИЦКОЙ «КАЗУС КУКОЦКОГО»
С.А. Ишекова
Саратовский государственный университет E-mail: [email protected]
рассматривается эпиграф как форма диалога автора и читателя, необходимая для реализации повествовательных стратегий в романе. Актуализация эпиграфа помогает читателю не только понять замысел произведения, но и включиться в сотворчество. Ключевые слова: эпиграф, повествование, реальный читатель, идеальный читатель, диалог.
The Epigraph as a Form of Dialogue of the Author and the Reader: Based on «Kukotsky Mishap» by L. Ulitskaya
S.A. Ishekova
The article deals with the epigraph as a form of dialogue between the author and the reader that is essential for the realization of narrative
13 Солженицын А. Ответы на вопросы М.Г. Петровой, 24.12.04 // Солженицын А. В круге первом. М., 2006. С. 625. (Серия «Литературные памятники»).
14 Солженицын А. Телеинтервью компании Би-Би-Си в связи с выходом книги «Ленин в Цюрихе». С. 180.
15 Солженицын А. Телеинтервью на литературные темы с Н.А. Струве. С. 212.
16 Солженицын А. Интервью с Бернаром Пиво для французского телевидения, Кавендиш, 31 октября 1983 // Солженицын А. Собр. соч.: в 9 т. Т. 7. С. 350.
17 Солженицын А. Телеинтервью на литературные темы с Н.А. Струве. С. 221.
18 Солженицын А. Телеинтервью компании Би-Би-Си в связи с выходом книги «Ленин в Цюрихе». С. 179.
19 Солженицын А. Интервью с Даниэлем Рондо для парижской газеты «Либерасьон», Кавендиш, 1 ноября 1983 // Солженицын А. Собр.соч.: в 9 т. Т. 7. С. 384.
20 Там же.
21 Солженицын А. Телеинтервью на литературные темы с Н.А. Струве. С. 210.
22 Там же. С. 212.
23 Солженицын А. Интервью с Даниэлем Рондо для парижской газеты «Либерасьон». С. 374.
24 Солженицын А. Телеинтервью на литературные темы с Н.А. Струве. С. 200-201.
25 Солженицын А. Телеинтервью компании Би-Би-Си в связи с выходом книги «Ленин в Цюрихе». С. 178.
26 Петрова М. Судьба автора и судьба романа // Солженицын А. В круге первом. М., 2006. С. 629. (Серия «Литературные памятники»).
27 Солженицын А. Телеинтервью компании Би-Би-Си в связи с выходом книги «Ленин в Цюрихе». С. 185.
28 Солженицын А. Ответы на вопросы М.Г. Петровой. С. 622.
strategies in a novel. The implementation of the epigraph helps the reader not only to understand the message of the work, but allows him to join in co-creating.
Key words: epigraph, narration, actual reader, ideal reader, dialogue.
Изучение эпиграфа позволяет, с одной стороны, рассуждать об авторе художественного произведения, о той авторской программе воздействия на читателя, которую он избирает, с другой стороны - не только об «идеальном» читателе, который способен понять этот замысел, но и о «:реальных» читателях и интерпретациях произведения, а также о самом тексте произведения, без которого разговор автора с читателем невозможен. Обратившись к роману «Казус Кукоцко-го», мы хотели бы рассмотреть эпиграф - цитату из книги Симоны Вейль «Тяжесть и благодать»:
© С.А. Ишекова, 2010
«Истина лежит на стороне смерти» - как зону начала диалогического взаимодействия автора и адресата, иными словами, проанализировать основную функцию эпиграфа - «сориентировать читателя, дать ему направление для понимания и интерпретации произведения»1. Поскольку любой эпиграф, представляя собой цитату, предпосланную автором сочинению или его части, рассчитан на восприятие также и того контекста, из которого извлечен, нужно сказать несколько слов о книге С. Вейль «Тяжесть и благодать».
Друг Симоны Вейль Гюстав Тибон издал «Тяжесть и благодать» в 1947 г. спустя три года после ее смерти2. Поэтому к моменту выхода в свет романа «Казус Кукоцкого» имя французской мыслительницы было широко известно за рубежом. Гюстав Тибон собрал в книге наиболее значительные из дневниковых записей («Марсельские тетради»), доверенных ему Вейль3. В книге отражены ее поиски источников энергии, позволяющей стремиться не к спасению, не к утешению в мыслях о загробной жизни, но к радости послушания, принятия Креста. Размышления Вейль о том, как, испытывая трудности и несчастья, не причинить зло не только другому, но и собственному представлению о мире, оказались интересными католикам и протестантам, атеистам и агностикам.
Ее духовный опыт не потерял своей актуальности для зарубежного читателя в конце XX - начале XXI в. Подтверждением этому становится и публикация многотомного собрания сочинений в издательстве «Г аллимар», и тот факт, что во Франции именем Симоны Вейль названы улицы, школы и лицеи. Но прежде всего об интересе к наследию Вейль говорят полемические статьи ученых -«ответы» философу, в которых исследователи, даже находя пробелы и неточности в суждениях С. Вейль, всегда с восхищением отмечают ее священную потребность - потребность в правде, которой определены и ее тексты, и ее жизнь.
Нам важно сказать о том, что отсылки к идеям Симоны Вейль и творчеству в целом можно найти не только в статьях по философии, истории, социологии и политологии, но и в произведениях художественной литературы. Так, в романе британского писателя Джонатана Коу «Дом сна» (1997) герои на протяжении романа в разные периоды жизни обращаются к книге «Бремя и благодать». Они замечают, что книга написана неудобочитаемым, предельно насыщенным метафорами языком. Вместе с тем в разговорах друг с другом герои не раз цитируют Вейль и пытаются в свете прочитанного осмыслить собственные чувства и события жизни4. Они говорят о «Бремени и благодати» как о книге, которую можно раскрыть на любой странице, «в каком бы состоянии вы не пребывали», и найти ответы на вопросы, которые касаются любви и привязанности, утраты и пустоты5. Неслучайно в единственном стихотворении, сочиненном героем романа, первая и последняя
строчки отсылают к этой книге. Думаем, что такие отсылки вполне понятны зарубежному читателю.
В предисловии к первой российской публикации сочинения С. Вейль «“Илиада”, или Поэма о силе» в журнале «Новый мир» С. Аверинцев пишет о том, что произведения, никогда не предназначавшиеся для печати ей самою, уже изданы и прочитаны как на французском, так и на иностранных языках, но время для восприятия наследия С. Вейль еще не наступило6. Ученый отмечает основные вехи ее биографии: учеба в Сорбонне, преподавание философии в лицеях, смерть от недоедания: «Ее жизнь кончилась тем, что она, работая во время войны у де Голля в лондонском штабе французского Сопротивления <.. .> жестко сокращала свой ежедневный рацион, чтоб не иметь преимуществ перед соотечественниками, томившимися в условиях оккупации»7. Не заостряя внимание на ее гражданской позиции (увлечение марксизмом и последующее разочарование в нем, участие в забастовках, гражданской войне в Испании), С. Аверинцев выделяет те мысли, которые были для Симоны Вейль особенно важны: о значении античности для мировой культуры, о духовности труда, об унижающем овеществлении личностного бытия человека под действием Силы - насилия истории, насилия природы. Он подчеркивает, что ее любовь к образу Христа, евангельской духовности находили выражение в аскетизме, в страхе оказаться в привилегированном положении перед кем бы то ни было: «она так и умерла некрещеной. На поверхности было нежелание формально выходить из еврейства, пока продолжаются гитлеровские гонения на евреев. В глубине была боязнь, что место в Церкви - тоже “привилегия”, хотя бы и самая желанная»8. После прочтения предисловия, написанного С. Аверинцевым, становится понятным, что жизненный путь Вейль - это бескомпромиссный, неустанный путь поиска истины.
В интервью 2001 г. Л. Улицкая говорит о том, что Симона Вейль жила очень высокой жизнью9. Писательница сообщает не только об интересе к личности С. Вейль. Она упоминает о том, что цитата «Истина лежит на стороне смерти» показалась ей близкой словам апостола Павла: «Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадатель-но, тогда же лицом к лицу» (1-е к Коринфянам, 13, 12)». Таким образом, попытку в «Казусе Кукоцко-го» «найти некоторую точку понимания, которая располагается вне пределов нашей реальности», по мнению Л. Улицкой, можно соотнести с напряженным и трагическим разговором об оценке жизни в книге «Тяжесть и благодать»10.
С. Вейль в своем дневнике пишет о том, что пустота в душе человека может быть заполнена любовью к Богу, а не верованиями, «подслащающими горечь». Она говорит, что от веры в бессмертие и тех «утешений», которых обычно ищут в религии, нужно избавиться11. С. Вейль объясняет это тем, что «воображение, заполняющее пустоту,
ложно по самой своей сути»: «Оно исключает третье измерение, потому что в трехмерном пространстве расположены лишь реальные объекты. Оно исключает множественность отношений»12.
В романе «Казус Кукоцкого» в тетради Елены Кукоцкой говорится о существовании «третьего состояния». Записывая собственные воспоминания, героиня, «как археолог, вскрывает глубокие пласты», пытаясь понять, что происходит с ней и ее жизнью: «Мне совершенно ясно, что мои потусторонние путешествия во всякие странные места, хоть и нелегальны, но пребывание там не менее реально, чем все то, что окружает нас здесь, где я авторучкой пишу в толстой общей тетрадке, начатой Таней и брошенной в самом начале в связи с окончанием учебного года»13. Подобные состояния пугают ее потому, что она не может понять законов перехода к ним, они для нее подобны смерти: «Я не проснулась - я просто не спала. Утренняя мгла, тягостная и неприятная в обыкновенные дни, казалась теперь живым жемчужным светом. А то, что мне было показано там, было отсутствие света, печальное и бесприютное место. Это была она, сень смертная.»14.
Когда читатель во второй главе сталкивается с описанием мира, в котором пространство изменчиво, а время множится, распадается на несколько времен, ему, тем не менее, не может показаться, что это продолжение тетради Елены. В тетради было передано беспокойство, тревога, вызванная отсутствием памяти героини. Во второй части романа речь идет о героине, которая почувствовала себя Новенькой духовно и физически: «Все было совершенно правильно, хотя и совсем не похоже на то, к чему она так долго готовилась. Все происходящее не соответствовало ее забытым теперь ожиданиям, шло вразрез и с лубочными представлениями церковных старух, и со сложными построениями разнообразных мистиков и визионеров, но зато согласовывалось с ранними детскими предчувствиями. <...> она наслаждалась легкостью собственного шага, огромности обзора, дивной согласованности тела и мира, раскинувшегося вокруг нее»15.
Теперь повествование строится от третьего лица, а пространственные точки зрения меняются от повествователя к другим героям: Новенькой, Иудею, Бритоголовому. Заметим, что персонажей с такими именами не было в первой части.
В первой тетради Елены переданы ее ощущения от переживания состояний в местах с иными системами координат, а во второй части романа герои неожиданно для себя оказываются в подобном месте и существуют в нем. Обратим внимание на то, что роман первоначально назывался «Путешествие в седьмую сторону света». Отказавшись от этого названия, автор делает переход к повествованию об этом путешествии еще более неожиданным и даже неправдоподобным. Для создания такого эффекта на читателя используется повествовательная стратегия «текст в
тексте» - вставной рассказ, сюжет которого прямо не связан с основным текстом произведения. Художественный эпизод оказывается объединенным с другими частями произведения не только героями, но и проблемой человеческого пути, поиска свободы и правды героями. Показанный автором нематериальный мир второй части романа «Казус Кукоцкого» все-таки обладает собственными законами, главные из которых - бесстрашие и желание двигаться вперед. Некоторым героям (профессор, манекен) не удается заново «обрести себя», так как они не могут отказаться от страха перед смертью, смириться с ней. Другим же открываются и гармония, и красота, и любовь.
Таким образом, повествование первой части
о событиях в жизни врача Павла Кукоцкого и членов его семьи прерывается и возобновляется лишь в третьей части. Герои во второй части представлены в непривычном пространстве, времени, под незнакомыми именами, которые в ходе повествования соотносятся с их именами в первой части. Первым узнает о собственном имени Иудей - Илья Иосифович, потом Бритоголовый - Павел Алексеевич и Новенькая - Елена Кукоцкая. Кроме того, в этой же части автор показывает героев, которые еще не представлены читателю, опережая повествование (музыкант Сергей, его отец - профессор и даже неродившийся правнук Павла Алексеевича).
Можно сказать, что перед нами тот случай, когда «в программе воздействия автора, рассчитывающего на воображение читателя», используется «так называемая трудная форма - стилевая доминанта, предполагающая, однако, что читатель поймет смысл, заполнит пробелы и в целом прочтет произведение в соответствии с концепцией автора»16.
Диалог между автором и читателем как полноправным участником эстетической коммуникации в романе «Казус Кукоцкого» оказывается сложным, но возможным, так как автор выбором эпиграфа подсказывает направление для понимания и интерпретации романа.
У реальных читателей (судя по откликам в Интернете) симпатии не вызвали ни поиски цели и смысла жизни Тани Кукоцкой, ни правдолюбие и принципиальность ее отца, ни пограничные состояния Елены, в которых той открываются недоступные в реальной жизни истины. Они признаются в своих рецензиях, что не поняли роман, в котором мрачные описания советской эпохи сочетаются со сном и бредом. Фраза «истина лежит на стороне смерти» показалась мрачной, говорящей о тщетности человеческих исканий и всего земного существования тем, кто не был знаком с творчеством С. Вейль.
Дело в том, что после публикации «“Илиады”, или Поэмы о силе» в 1990 г. до выхода следующей книги С. Вейль «Укоренение» прошло десять лет. В небольшой рецензии к последней книге, опубликованной в журнале «Континет», отец Георгий
Литературоведение
83
Чистяков пишет о том, что помимо составителя Константина Сигова, переводчика книги и Сергея Аверницева ее выхода ждали только два-три человека, остальным же имя Симоны Вейль в России почти незнакомо17. После «Укоренения» на русском языке были опубликованы эссе Сьюзен Зонтаг и Чеслава Милоша о трагических противоречиях в жизни и творчестве философа, написанные ими в 19б0-е годы. Но книга «Тяжесть и благодать», с которой Л. Улицкая познакомилась в самиздатовской версии, стала доступна широкому кругу читателей только спустя восемь лет после выхода романа «Казус Кукоцкого».
Можно предположить, что идеальный читатель Л. Улицкой - тот же самый, что и будущий читатель С. Вейль, о котором говорил С. Аверинцев.
Примечания
1 Поэтика: словарь актуальных терминов и понятий. М., 2008. С. 30б.
2 Ликвинцева Н. «Тяжесть и благодать»: История книги // Вейль С. Тяжесть и благодать. М., 2008. С. 11.
3 Там же.
4 КоуД. Дом сна. М., 2008. С. 195.
5 Там же. С. 373.
6 Вейль С. «Илиада», или Поэма о силе // Новый мир. 1990. № 6. С. 249.
7 Там же.
8 Там же. С. 250.
9 ШЬ: http://exlibris.ng.ru/fakty/2001-12-20/1_ulickay.html (дата обращения: 30.08.10).
10 Там же.
11 Вейль С. Тяжесть и благодать. М., 2008. С. 42.
12 Там же. С. 46.
13 Улицкая Л. Казус Кукоцкого. М., 2009. С. 125.
14 Там же. С. 122.
15 Там же. С. 219.
16 Чернец Л. «Как слово наше отзовется. » Судьбы литературных произведений: учеб. пособие. М., 1995. С. 51.
17 Чистяков Г. Бога никто выдумать не может // Континент. 2004. № 119. С. 346.
