CC BY
224
Т. АРТЕМЬЕВА, профессор Российский государственный университет им. А.И. Герцена
В разные эпохи мысль о достижимости исчерпывающего знания была основана на убеждении в безграничных возможностях разума (божественного или человеческого), обладающего универсальным методом познания, в равной степени применимым к различным сферам бытия. Это породило феномен энциклопедизма как гносеологического идеала [1]. Современные представления о формах и методах энциклопедических построений во многом ориентируются на просвещенческие образцы. С одной стороны, энциклопедии эпохи Просвещения вобрали в себя многовековой опыт средневековых и возрожденческих энциклопедий, с другой — сформировали принципиальные архетипические модели, лежащие в основе их современных версий.
Идея фундаментального издания, могущего вместить в себя все накопленное знание, сделав вместе с тем удобным его использование, своеобразного «интеллектуального сейфа», носилась в воздухе. В 1680 г. Г. Лейбниц обратился к Людовику XIV с предложением об издании энциклопедии при государственной поддержке, ибо проект казался слишком грандиозным для частной инициативы. Лейбниц выражал опасения, что развитие наук может спровоцировать ряд ложных направлений, что неминуемо вернет нас к «темным временам» невежества и заблуждений. Поэтому он предлагал извлечь квинтэссенцию из уже имеющегося знания: сделать своеобразную выжимку из лучших книг, добавив описание наиболее значимого в каждой науке. Таким образом, по его мнению, можно построить систему истинного знания. По сути, Лейбниц впервые описал то, как должна быть организована научная энциклопедия, и полагал, что эпоха, в кото-
Энциклопедизм как эпистемологический феномен: история идеи*
рую он жил, в наилучшей степени способна к выполнению такой задачи [2].
Реальное осуществление этой идеи было предпринято во Франции лишь столетием позже и не только не было профинансировано государством, но, напротив, столкнулось с определенными цензурными трудностями.
Знаменитая французская «Энциклопедия, или толковый словарь наук, искусств и ремесел» (1751-1780) первоначально планировалась всего лишь как перевод на французский язык английской «Циклопедии, или Универсального словаря наук и искусств» Э. Чемберса, которая была очень популярна в XVIII веке и выдержала множество переизданий. Особенностью «Цик-лопедии» было стремление представить знание о мире как строгую и непротиворечивую систему. Если в графической форме, приводимой на страницах издания, знание о мире еще похоже на систему, хотя ряд дихотомий и вызывает вопросы, то в самом тексте жесткая систематизация выглядит неубедительной и слишком сложной. К середине XVIII в. информация, представленная во многих статьях, сильно устарела. Все это заставило французских издателей значительно расширить и даже принципиально изменить первоначальный замысел. Решено было не переводить Чемберса, а осуществить собственный проект, основанный на другой концепции знания и принципиально ином видении мира.
Французская энциклопедия собрала вокруг себя целое созвездие философов и ученых. Кроме Д. Дидро и Д’Аламбера, в ее издании приняли участие
* Исследование поддержано РФФИ, грант № 03-06-80090.
П. Гольбах, Вольтер, Ж.Ф. Мармонтель, Ж.Ж. Руссо, А. Тюрго, Ш.Л. Монтескье и др. Однако не столько статьи высокого уровня делали «Энциклопедию» столь привлекательной, сколько общий принцип, положенный в ее основание и сформулированный Дидро в «Проспекте» и «Предварительном рассуждении издателей». Дидро пишет о том, что первым шагом к созданию энциклопедии является составление «генеалогического древа всех наук и всех искусств, которое показывало бы происхождение каждой отрасли наших знаний, их взаимную связь на общем стволе и позволяло бы нам припоминать различные статьи по их названиям» [3]. За основу Дидро берет знаменитую классификацию наук Ф. -Бэкона, сформулированную им в трактате «О достоинстве и приумножении наук». Бэкон соотносит виды знания с тремя духовными способностями человека: памятью (memory), воображением (imagination) и разумом (reason). Памяти соответствует история, воображению - поэзия, а разуму -философия, которая понимается как наука вообще. Эта схема полностью принимается Дидро, но развивается им в соответствии с его рационалистическими и антиклерикальными установками: все сферы знания, включая теологию и даже Священное Писание, подчиняются у него философии.
Успешное плодоношение древа продолжалось недолго. Уже в XIX веке французская «Энциклопедия» утратила свое символическое значение и превратилась из орудия познания мира в памятник ушедшей эпохи, в то время как другие, гораздо более скромные издания становились все более востребованными и актуальными. Одно из них — «Британская энциклопедия» [4]. Задумывавшаяся издателями как национальное и коммерческое издание, она стала «королевой энциклопедий», международным справочником, одним из наиболее авторитетных в современном мире.
Издание «Encyclopaedia Britannica» начало осуществляться в конце 60-х гг. в столице Шотландии Эдинбурге, родном горо-
де издателей, которыми были гравер Эндрю Белл (Ве11) и печатник Колин Макфар-кар (Macfarquhar). Издатели были воодушевлены примерами словаря П. Бейля и французской «Энциклопедии». В качестве редактора был приглашен Уильям Смелли ^теШе), также уроженец Эдинбурга.
В отличие от французской «Энциклопедии», «Вгкаппка» была порождением шотландского Просвещения, отличалась религиозной терпимостью и была нацелена не столько на ниспровержение старого и провозглашение нового знания, сколько на спокойное изложение устоявшихся положений. Впрочем, в Шотландии интеллектуалы и никогда не противопоставлялись служителям церкви, а последние играли самую активную роль в реализации просветительских идей и идеалов.
«Британская энциклопедия» принципиально отличалась от энциклопедий и словарей, ей предшествовавших. Дело не только в новом знании, но в самом принципе его «квантования». Издатели ее отказались от «философского метода» соотношения статей в соответствии с логикой развития наук и перешли к формальному, но более эффективному способу построения - алфавитному. «Британская энциклопедия» и в дальнейшем эволюционировала не как система наук, а как описание уже известного знания, разрабатывая и развивая не принципы классификации, а научный аппарат. Так, современное ее издание состоит из 4-х частей: индекса (более полумиллиона перекрестных ссылок), краткой энциклопедии (или «Микропедии» в 12-ти томах, содержащей около 86 000 кратких статей), подробной энциклопедии (или «Макро-педии» в 17 томах с более обширными статьями) и учебного тома — «Пропедии», содержащей подробные планы чтения. Кроме того, она представлена на CD и в сети Интернет (http://www.britannica.com/), где роль такого аппарата стали выполнять поисковые системы.
Сравнивая великие энциклопедические проекты эпохи, можно заметить их особенности и принципиальные различия. Фран-
цузская «Энциклопедия» стремилась заново осветить и описать все возможные направления и проявления «наук, искусств и ремесел», оставшись историческим памятником великой, но уходящей эпохи. «Британская энциклопедия», задумывавшаяся шотландскими издателями как компилятивное и коммерческое издание, стала международным справочником, одним из наиболее авторитетных в современном мире. Она начиналась скромно, но постепенно завоевала стабильно-лидирующее положение в мировой науке. Она стремилась не к оригинальности, но к фундаментальности. Это во многом и определило ее успех.
Однако ни французский, ни британский варианты энциклопедизма не были приняты в России. Это кажется парадоксальным, прежде всего относительно французского энциклопедизма. Ведь тексты «Encyc-lopedie» переводились на русский язык, авторы получали поддержку многих известных представителей российской аристократии, включая саму Екатерину II, она даже предлагала перенести издание в Российскую империю, в Ригу.
Несмотря на чрезвычайную популярность среди дворянской интеллектуальной элиты России многих французских философов, прежде всего таких, как Вольтер, Дидро, Д’Аламбер, Руссо, Монтескье, эти мыслители никогда не изучались систематически и вызывали интерес главным образом как личности, а также как социальные философы, антиклерикалы, политические мыслители и т.п., но не в связи со спецификой энциклопедического дискурса. Для российских читателей было не столь важно, как организованы их тексты, сколько, какие идеи ими высказывались. Поэтому сам тип энциклопедизма, предлагаемый в издании Дидро и Д’Аламбера, был вторичен и факультативен для российского читателя.
Идеи Encyclopaedia Britannica в России и вовсе знали плохо. Знакомство с британской и, в частности, шотландской философской мыслью ограничивалось социальной философией и политэкономией Адама Сми-
та, Дэвида Юма (которого в России XVIII века знали прежде всего как историка, а не философа) и Адама Фергюсона. Кроме того, до своего третьего издания (в 1788-97) «Britannica» представляла собой скромное компилятивное издание, неспособное захватить и увлечь ни масштабностью замысла, ни высоким уровнем исполнения.
Для России наиболее привлекательной оказалась та модель энциклопедизма, которая в наибольшей степени была связана с его практическим воплощением в сфере организации науки и образования. Поэтому не энциклопедические издания, а энциклопедический метод познания и организации образования стал в ней наиболее востребованным и влиятельным.
В начале XVIII века в России проводился ряд крупномасштабных реформ, касавшихся создания системы научных и образовательных институтов в соответствии с принятыми в Европе образцами. Особое значение для этого процесса имели взаимоотношения Петра I с немецкими интеллектуалами Хр. Вольфом и Г. Лейбницем.
Лейбниц полагал, что Россия может избежать ошибок Запада и реализовать просветительский идеал, создав общество, управляемое учеными, - на манер бэконовской Новой Атлантиды. В одной из записок Петру I он предлагает передать сообществу ученых руководство всей общественной деятельностью, подчинить ему образование, промышленность, экономику [5]. Лейбниц советовал Петру утвердить «Коллегию народного просвещения и общественного благосостояния». Академия наук, по его мнению, должна быть снабжена большими полномочиями и быть независимой от государства. Петр осторожно выслушивал советы Лейбница. Вне всякого сомнения, что он не собирался реализовывать в России идеологическую утопию Бэкона и делить свою абсолютную власть с кем бы то ни было. Кроме того, Лейбниц умер в 1716 году в самый разгар петровского «Болонского процесса». Отныне главным авторитетом по вопросам науки и образования становится Христиан Вольф.
Первые серьезные шаги начались с изучения западного опыта. В 1721 г. за границу был отправлен советник академической канцелярии И.Д. Шумахер, один из первых организаторов научных институтов в России. Петр составил для него инструкцию, озаглавленную: «Пункты о том, что библиотекарю Шумахеру чрез путешествование его в Германии, Франции, Англии, Галан-дии учинить». В ней предписывалось изучить организацию науки в других странах, включая музеи, библиотеки, а также приобрести книги, различные приборы и инструменты, необходимые для научных исследований. Шумахеру поручалось также пригласить для работы в России «математика» Хр. Вольфа из Галле. 10 июля 1722 г. Шумахер писал Вольфу о том, что Петр имеет намерение «учредить в Петербурге общество ученых, которые будут трудиться для развития художеств и наук», где ему предназначалась роль организатора и руководителя со статусом вице-президента. Вольф не давал прямого согласия на переезд в Россию, но принял самое активное участие в организации Петербургской Академии наук. Правда, в письме от 26 июня 1723 г. он высказывал сомнение в возможности сразу создать Академию наук в России и советовал сначала открыть несколько «обыкновенных университетов», чтобы подготовить научные кадры [6].
Петр I высоко ставил авторитет Вольфа и просил его совета в различных научных вопросах. Так, например, желая приобрести вечный двигатель, изобретенный Орффи-риусом (настоящим именем которого было Джон Эрнст Элиас Бесслер (1680-1745)), но опасаясь надувательства, он привлек Вольфа как эксперта. Президент Академии наук Л. Блюментрост переписывался с Вольфом по этому поводу по просьбе Петра. Вольф писал ему, что в изобретении Орффириуса нет обмана, так как он получил аттестат от «господина ландграфа», однако двигатель маломощен и поэтому не может иметь практического значения [7, с. 85].
Настойчивые приглашения Хр. Вольфа
в Россию ни к чему не привели. Он то соглашался, но предъявлял слишком высокие требования, то отказывался. На заседании конференции Императорской Академии наук 24 апреля 1724 г. президент Академии Лаврентий Блюментрост сообщил, что тот «не решается ехать в Россию из боязни русских священников» [8, с. 34].
В 1725 г. руководство Академией нашло компромисс. В протоколах заседания конференции Императорской Академии наук от 19 марта 1925 г. было зафиксировано: «императрица распорядилась учредить для выдающихся ученых звание почетных членов Академии и назначить Хр. Вольфу жалованье 300 руб. в год. Хр. Вольфу предложено место почетного члена Академии с жалованьем 300 руб. в год и обязанностью представлять интересы Академии в Германии. 26 апреля Вольф сообщил о своем согласии» [8, с. 38-39].
Помощь Вольфа в организации российской науки была достаточно велика, и многие научные и образовательные проекты были реализованы именно благодаря его профессиональной компетенции и заинтересованному участию. Он посылает в Петербург свои книги и активно участвует в обсуждении различного рода теоретических проблем. При этом он выступает не только как философ. На различных заседаниях Академии обсуждались его мнения по проблемам естественного права, ботаники, космологии и пр. Таким образом, российские ученые обращались прежде всего к универсальному, энциклопедическому характеру познаний немецкого ученого.
Неоценима помощь Вольфа в подборе кадров для Академии. За 1725-26 гг. он написал около 30 писем по поводу приглашения иностранных ученых, многих из которых (например, Л. Эйлера, Я. Германа, Г.Б. Бильфингера и др.) он рекомендовал лично. В материалах Академии наук сохранилась запись, свидетельствующая о том, что первоначально Бильфингер приглашался как специалист по философии, ибо «...господин Вольф его академии, яко человека в фило-
софии по принципам весьма обученного, рекомендует» [9]. Хр. Вольф считал Бильфин-гера не только «очень сведущим в философии», но полагал, что «хорошего философа труднее найти, чем хорошего математика, и он во всех странах редкость» [10]. Собственно, Бильфингер и приглашался не просто как философ, но как философ-вольфианец. Предлагая ему профессуру, президент Академии наук Л. Блюментрост писал, что его согласие вызовет особое удовольствие, «поскольку мы желаем, чтобы у нашей нации, еще не приверженной ни к каким другим философским учениям (principles), преподавалась вольфианская философия и чтобы она распространялась в этом столь обширном государстве» [11]. Следует отметить, Л.Л. Блюментрост сам был учеником Вольфа и слушал его лекции в Галле в 1706 г.
Именно к Вольфу, который к тому времени работал в Марбургском университете, отправляют способных студентов -М.В. Ломоносова, Д.И. Виноградова и Г.У. Райзера, чтобы обучать их «химии и горному делу» [8, с.166], куда они отбыли в сентябре 1736 г. Эти трое были гораздо счастливее своих оставшихся на родине товарищей, которые, жалуясь на то, что их ничему не обучают, подали коллективное прошение в Сенат. Уже в ноябре они получили ответ: И.Д. Шумахер учинил с «жалобщиками» расправу. За дерзость их били «бато-жьем изрядно», хотя и стали все-таки чему-то учить [8, с.183].
Российские студенты, вероятно, понимали, что в Германии они получают уникальный шанс получить хорошее и разностороннее образование. Кроме того, Вольф был прекрасным наставником. Он регулярно информировал Академию об успехах российских студентов [8, с.196], заботился и об их личной жизни. Так, в марте 1738 г. он просит И.Д. Шумахера воздействовать на студентов, обучающихся в Германии, с тем, чтобы они бережнее расходовали средства [8, с.212]. В мае Шумахер посылает студентам новую «Инструкцию марбургским студентам» и 300 рублей.
Хр. Вольф во время пребывания М.В. Ломоносова в Марбурге вел занятия по 16 предметам: логике, философии, естественному праву и праву народов, политике, географии, хронологии, астрономии, математике, теоретической физике, механике, оптике, гидравлике, военной и гражданской архитектуре, пиротехнике. Таким образом, русские студенты могли не только приобщиться к эрудиции знаменитого ученого, но и получить урок энциклопедического взгляда на мир. Именно вольфианская выучка, на наш взгляд, сформировала гений Ломоносова, который одинаково уверенно чувствовал себя в физике, химии, а также в филологии, истории.
Опытный педагог Вольф сразу оценил талант молодого М.В. Ломоносова. В письме президенту Академии Иоганну Корфу в сентябре 1737 г. Вольф пишет: «Господин Ломоносов, кажется, имеет самую смышленую голову среди них» [7, с.86]. В свою очередь, Ломоносов высоко ценил способность Воль-фак ясной и четкой формулировке собственных мыслей. «Сей славный автор сего и других многих сочинений всегда пребудет достоин чтения, а особливо ради внятного и порядочного расположения мыслей», - писал он в «Посвящении» к «Вольфианской экспериментальной физике, с немецкого подлинника на латинский язык сокращенной, с которого на российский язык перевел Михайло Ломоносов... » (СПб., 1746).
Таким образом, российский мыслитель подчеркивает, что главное достоинство учения Вольфа он видит в методе. Именно приверженность методу Вольфа, а не содержанию его учения продемонстрировал великий русский ученый-энциклопедист в своей дальнейшей научной работе. Наиболее важным для России было совмещение Вольфом научного мышления с телеологией, формирование убежденности в том, что научное познание не только не противоречит истинам Священного Писания, но подкрепляет их и позволяет служить Богу, занимаясь наукой. Это убеждение позволило Ломоносову не только стать выдающимся
ученым, но и высказать множество интересных богословских предположений в его духовных одах.
Ломоносову, как и другим организаторам науки, был близок пафос Вольфа, его стремление к просвещению не ради достижения абстрактного знания, а ради блага человеческого рода, укрепления его разума и нравственности. Девиз, избранный Вольфом: «Ad usum vitae» (для житейской надобности), привлекал российских мыслителей и разделялся практически всеми ими.
Стремление Вольфа философствовать на национальном языке также отвечало тенденциям становления национального Просвещения в России. Рискнем предположить, что преподавание философии в Московском университете на русском языке было отчасти следованием примеру Вольфа, показавшему, что даже такой «нефилософский» язык, как немецкий (так отзывался о нем Лейбниц, предпочитавший латынь и французский), способен передавать все оттенки метафизического дискурса. Именно пример Вольфа, создавшего философскую терминологию на немецком языке, вдохновлял множество российских мыслителей излагать свои мысли на родном языке.
Вольф и его сочинения были действительно хорошо известны в России [12]. Об этом свидетельствуют и переводы его трудов на русский язык, и наличие в российских библиотеках большого количества экземпляров изданий мыслителя. Только в отделе редкой книги библиотеки Академии наук хранится более сотни томов сочинений Вольфа (около 50 названий), изданных в XVIII в. В Санкт-Петербургском филиале архива РАН хранится множество документов о Вольфе. Самая значительная часть — письма ученого к Шумахеру и Блюментро-сту. Сведения о Вольфе содержатся также в переписке Эйлера. В Архиве хранится также рукопись самого Вольфа «Philosophia moralis dire Ethica...».
Интересно, что переводились не только те сочинения, которые принято считать «философскими». Собственно, единствен-
ным переводом философского труда является его работа «Разумные мысли о силах человеческаго разума и их исправном употреблении в познании правды» (СПб, 1753). Остальные издания посвящены фортификации, математике и физике.
Именно вольфианство стало официальной доктриной, преподававшейся в Московском университете, основанном в 1755 г. Еще и в начале XIX в. вольфианство противопоставлялось как французской, так и немецкой классической философии в лице Канта, Шеллинга и Фихте. Оно рассматривалось как образец дидактического и систематического воззрения, свободного от разрушительного свободомыслия французских авторов. В качестве бесспорных достоинств Вольфа отмечалось, что он «известен громадною ученостию и первым полным систематическим изложением всех частей философии в духе принятых им начал» [13]. Российские организаторы образования полагали, что «здравомыслящее нравственное учение Вольфа» могло бы спасти подрастающее поколение от увлечения «французским легкомыслием» и материализмом XVIII века [14].
Своеобразным достоинством системы Вольфа для российских организаторов образования служило и то, что он не связывал со своим методом возможности переустройства общества, но лишь его познание. Общественные проблемы у него рассматривались через призму этики (которая, наряду с логикой - наукой о разуме, является наукой о воле) и подчиняются «естественным» законам, имеющим статус всеобщих. Поэтому общественные проблемы оказываются вторичными и даже второстепенными. Этим философская система Вольфа, как и других представителей немецкого Просвещения, выгодно отличалась от материализма французских просветителей XVIII века, для которых социальные проблемы, в том числе отношение к церкви, всегда стояли на первом месте.
Особое значение вольфовский метод имел для естественных наук, так как позво-
лил сделать независимыми от социальнополитических и мировоззренческих проблем объекты собственно физических, химических, математических и других исследований, чем во многом способствовал разделению натурфилософии на собственно философию и естествознание. Такая мировоззренческая секуляризация способствовала развитию естественных наук и полностью соответствовала задачам создаваемых научных институтов, прежде всего Петербургской академии наук с Академическим университетом и Московского университета. Именно дидактические возможности системы Вольфа, ее жесткая методология, строгость дедуктивных рассуждений и энциклопедическая полнота делали ее привлекательной. Поэтому именно вольфианство стало философским основанием российского энциклопедизма.
«Энциклопедический взгляд на мир» был результатом новых эпистемологических установок и выделения науки в особую сферу знания. Поэтому он казался таким привлекательным российским ученым, считавшим Христиана Вольфа своим наставником. Не метафизическое содержание учения Вольфа, а его философский метод был наиболее адекватно воспринят российскими мыслителями и использован ими в процессе освоения, классификации и выработки нового знания.
Овладение этим методом повлияло на формирование научного мышления в России и создало систему энциклопедических установок, позволивших образовать новый тип рациональности, постепенно захватывавший науку, философию, историю, филологию, а также политические и экономические теории. Главная отличительная черта энциклопедического взгляда на мир - не столько полнота знания, сколько универсальность метода, позволяющего вырабатывать новое знание по мере надобности и соотносить его с другими отраслями знания. Вольф называл этот метод познания «математическим» (в отличие от «исторического» — знания фактов и «философского» — знания причин). Сегодня мы бы
назвали его научным. Это позже, в XX веке, сциентизм будет подвергнут критике, его универсальность будет подвергнута сомнению, а несостоятельность претензий на все-охватность доказана. В эпоху Просвещения это был эпистемологический прорыв, позволяющий обрести уверенность в возможностях человеческого разума.
Энциклопедизм как форма универсального знания был связан прежде всего с естественной наукой и ее строгой методологией, а в этой области влияние немецких ученых было вне конкуренции. Обращение к одной из самых развитых и продвинутых систем того времени — вольфианству - показывает, что российское Просвещение строго отбирало систему авторитетов, у которых собиралось учиться. Вероятно, именно вольфианская модель энциклопедизма как использование универсального метода и привела к тому, что в России было много ученых-энциклопедистов, но не было предпринято серьезной попытки по созданию энциклопедического издания, повторяющего знаменитые европейские образцы.
На определенных этапах научного развития упорядочивание и систематизация
являются необходимым и принципиальным условием для дальнейшего движения вперед. Более того, в любую эпоху этот принцип является значимой составляющей научного развития.
Исторический экскурс делает понятной закономерность стремления к организации знания и поиску новых средств его распространения и хранения. В этой связи особое значение приобретает анализ сети \nternet как энциклопедии нового типа.
Интернет сделал знания предельно доступными не только потому, что физически «приблизил» их к каждому пользователю компьютера, но и потому, что предложил логику их организации и систематизации. Место алфавитной классификации заняла поисковая система, дающая конкретный ответ практически на любой вопрос.
Сетевой энциклопедизм в значительной
степени трансформировал традиционное представление об энциклопедии. Виртуальные энциклопедические проекты обладают рядом специфических качеств и особенностей, например «объемностью» (одновременное существование нескольких, порой взаимоисключающих версий) и «открытостью» (система не завершена и все время пополняется новыми сведениями). Примером последней является проект «народной энциклопедии»— «Википедии» (Ьир://ги. wikipedia.org/), статьи которой пишутся самими пользователями.
Информация, содержащаяся в Сети, может быть противоречивой, невыверенной и даже ложной. Мировая паутина не производит знание, а лишь хранит его. У нее нет Мета-редактора (разве только если мы находимся внутри Матрицы), и нельзя задать такие параметры поиска, которые принесут нам только истинное знание. Поэтому потребителю ее сокровищ предстоит самому отделять истинное от ложного и выбирать из многих стратегий единственно верную. В определенном смысле пользователь Интернета должен обладать квалификацией, намного превышающей квалификацию читателя энциклопедии, быть экспертом, а не потребителем. Из пассивного читателя он превращается в исследователя-со-творца. Интернет не образовывает, а сопутствует образованию, помогает образовательным институтам, но не заменяет их. Если потребитель сетевого знания не соответствует новым параметрам, то проигрывает, получая вместо образования беспорядочный «набор сведений». Таковы возможности нового энциклопедизма и плата за информационный комфорт.
Путь энциклопедизма как формы универсального знания от Просвещения к эпохе Интернета имел определенную логику и не был прямым. Идущие по нему должны были все время делать принципиальный выбор, который уводил их в сторону или же давал возможность, преодолев опасное
место, двигаться дальше. Сегодня мы стоим у нового поворота, за которым пути исследовательских стратегий снова разойдутся. Но каждый делает свой выбор сам.
Литература
1. Энциклопедия как форма универсального
знания: от эпохи Просвещения к эпохе Интернета // Философский век. Альманах. Вып. 27. - СПб., 2004.
2. Philip Shorr. Science and Superstition in the
Eighteenth Century. A Study of the Treatment of Science in Two Encyclopaedias of 1725-1750. - New York, 1932. - P.76.
3. Философия в «Энциклопедии» Дидро и
Д,Аламбера. - М., 1994. - С.44.
4. См. подробнее: Артемьева Т.В. Науки о
человеке в первых изданиях Британской энциклопедии // Человек. - №6. - 2003.
5. УткинаН.Ф. Естественные науки// Очерки
истории русской культуры. Ч. 3. - М., 1988.
6. Н.И. Невская, Ю.Х. Копелевич. На пути к
созданию Академии наук // Летопись Российской академии наук. - СПб., 2000.
7. Тимофеев А.И. Хр. Вольф и создание рос-
сийской Академии наук // Петербургская Академия наук в истории академий мира. Материалы Международной конференции. ТЛУ. - СПб., 1999.
8. Летопись Российской академии наук. -
СПб., 2000.
9. Материалы для истории Императорской
Академии наук. Т. 1. - СПб., 1885. - С. 58.
10. Пекарский П. История Императорской Академии наук в Петербурге. Т. 1. - СПб., 1870. - С. 83-84.
11. Цит. по: Копелевич Ю.Х. Основание Петербургской Академии наук. - Л., 1977. - С. 72.
12. См. об этом: Христиан Вольф и русское вольфианство // Философский век. Альманах. Вып. 27. - СПб., 1998; Христиан Вольф и философия в России. - СПб., 2001.
13. Гогоцкий С.С. Философия XVII-XVIII веков в сравнении с философиею XIX века и отношение той и другой к образованию. (Из лекций по истории философии). Вып. 1-3.- Киев, 1876. - Вып. 1. - С.30.
14. Гогоцкий С.С. Философский лексикон. Т.1. А, Б, В. Изд. 2-е. - СПб., 1859. - С. 496.
