CC BY
446
Социально-гуманитарное знание на рубеже третьего тысячелетия: новейшие идейные тенденции, подходы, направления
ЭНТОНИ ГИДДЕНС -ТЕОРЕТИК СТРУКТУРАЦИИ И МОДЕРНА
М. Петрусек
Факультет социальных наук Карлов университет, Прага, Чехия
В социологии, наверное к счастью, еще не стало пока обычным распределять отдельных социологов (или группы социологов, объединенных общей парадигмой) по местам в хит-парадах или в рейтинге бестселлеров. Поэтому в дальнейшем мы не сможем выяснить, на какое место, опубликовав книгу об элитах и власти в британском обществе [11], поднялся британский социолог Энтони Гидденс, и на какое опустился (если опустился), когда в 1985 г. издал второй том критики исторического материализма [17]. Мы даже не выясним, насколько высокое место он занял в умах социологической общественности, когда вступил в спор о модерне и постмодерне, предложив концепцию «рефлективного модерна и модернизации»[12; 5]. Нам придется удовлетвориться формулировкой следующего тезиса: Энтони Гидденс реальными делами доказал, что время «великих теорий» не прошло, и что после падения структурного функционализма еще возможно предпринимать успешные попытки создания «великой теории».
О Гидденсе, как представляется, верно сказано, что он наиболее выразительно и лучше других воплощает характерные черты теоретической социологии последних десятилетий[1]. Какие же это черты? При неизбежном сокращении и схематизации - следующие:
• неустанный, живой интерес к творчеству классиков социологии, чувство необходимости дискутировать с ними и реагировать на их творчество, вплоть до того, что изучение классиков превращается в самостоятельную научную дисциплину (но не у Гидденса);
• подчеркнутый интерес к истории и историографии, который ярче всего отразился в возникновении и оформлении исторической социологии как самостоятельной дисциплины, по своей сути отличной от того, как обходились с историей классики социологии;
• стремление заново и иначе сформулировать соотношение теории и эмпирических исследований (поскольку, по мнению некоторых авторов, идея «теории среднего уровня» Мертона, соединяющая «слишком приземленную» эмпирию и «слишком заоблачную» обобщающую теорию, не оправдала себя и осталась идеальным типом и скорее утопией, чем реальной исследовательской программой);
• ориентация на синтез в двойном смысле: в смысле интеграции различных теоретических точек зрения (идея «критического синергизма») и в смысле разработки общей картины современных обществ и постановки «диагноза» современной эпохи.
Гидденс не только соответствует рамкам этих характеристик стремления к созданию теории, но он и конкретными делами попытался осуществить «мечту о великой теории» и сделал он это, подчеркнем, в то время, когда пала функционалистская иллюзия (Гидденс активно способствовал ее «окончательному» падению) и когда постмодернисты все попытки создания великой теории с определенным презрением относили к «обширным сочинениям anno dazumal /незапамятных времен/», которые в наше время просто; невозможны. (Оставим в стороне то, что в большинстве случаев предлагают сами постмодернисты кроме метатеорий.)
Творчество Гидденса обладает строгой и поддающейся идентификации логикой, поскольку тематическим скелетом всех его усилий является анализ модерна, современного (капиталистического) общества. В целях этого анализа Г идденс первым делом разработал собственную социологическую теорию («великую
теорию»), теорию структурации, которую можно рассматривать как формальные рамки теоретического (субстанционального) исследования модерна.
Рассмотрим сначала истоки творчества Гидденса, затем теорию структурации и, наконец, упомянем критические отзывы на его труды. Поздний этап творчества Гидденса, связанный с теорией рефлексивного модерна, является предметом книги «Последствия модерна» (1990) и других работ.
Упомяну также, что до настоящего момента творчество Гидденса можно схематично разделить на три стадии развития:
1. -период «сведения счетов с классиками» в контексте изучения возникновения и развития
современного общества;
2. - период формулирования общей социологической теории, теории структурации;
3. -период теоретического изучения современной фазы развития модерна, так называемого
рефлексивного модерна.
С предметной точки зрения, может быть, было бы правильнее говорить о «крупных темах», поскольку критический анализ классических и постклассических теорий проходит через все творчество Гидденса, тем не менее, с точки зрения распознаваемых акцентов, правильнее, наверное, сказать «периодизация».
Мечты о великой теории
С самого начала определить, каков теоретический, метатеоретический, философский и
эпистемологический статус концепции, предлагаемой Э. Гидденсом под именем теории структурации, значит начинать рассказывать детективную историю с конца. Дело в том, что сутью спора, ведущегося по поводу бесспорно амбициозного труда Гидденса, является именно проблема, что же, собственно, представил социологической общественности Гидденс в своих основных трудах - «верифицированную» (или, по-попперовски, - поддающуюся фальсификации) глобальную гипотезу о процессах, ведущих к «конституированию (организации) общества», или простой перечень более или менее точно определенных понятий с рядом историзирующих примеров и обобщений (по некоторым сведениям достаточно сомнительных в эмпирическом отношении). Однако начнем с того, что является совершенно бесспорным и имеет характер почти элементарной очевидности:
1. Концепция Гидденса (остановимся пока на этом, гносеологически нейтральном обозначении) внешне проявляет себя решительно как теория, сам автор называет ее теорией, и даже те, кого предприятие Г идденса не приводит в чрезмерный восторг, - как, например, польский социолог Хелена Козакевич [21], -констатируют, что концепция Гидденса подана «импозантно».
2. Гидденсово понимание «социальной структурации» - это продуманная и долгое время создаваемая мыслительная система, не являющаяся ни реакцией ad hoc на рост «субъективистских» (интерпретационных и конструктивистских) тенденций в западной социологии на рубеже 60-70-х годов, ни стремлением достойно, предлагая собственную альтернативу, вступить в современные дискуссии о характере модерна и перспективах постмодернизма [20], или «позитивным» действием внести вклад в решение спора традиционной и постэмпирической философии науки. Концепция Гидденса даже представляется скорее продуманным критическим продолжением наследия Парсонса, если не по содержанию, то уж определенно по амбициозности и замыслу.
3. Не опережая дальнейшие объяснения, скажем, что, наблюдая за дискуссией вокруг «дела Гидденса», нельзя избежать ощущения, что все возражения против Г идденса уже были высказаны, естественно, в другой связи, в другое время и по отношению к совершенно иным концепциям.
Если присмотреться к дискуссии, которая сравнительно недавно велась о положении в «сегодняшней социологии» (понимай: «англосаксонской») при участии И. Валлерстайна /I. Wallerstein/, Коулмана /J.S. Coleman/, Р. Коллинза /R. Collins/, Сьюэлла /W.H. Sewell/, Н.К. Денцина /N.K. Denzin/ и др., можно констатировать, что призывы к теории являются в значительной мере всеобщими. Поэтому также не встретил принципиального отпора следующий тезис Р.Коллинза: «Сущность науки - это теория, а не частная методология, не какое-нибудь частное применение математики или какая-нибудь догма относительно узко понятого эмпирического операционализма. Речь же идет о теории как обобщенной и когерентной сумме идей, которые дают объяснения вариаций в эмпирическом мире на основании общих принципов. Это широкое понимание науки дает простор чисто теоретическому наблюдению и исследованиям, для концептуальной проблематики, для абстракции и конкретизации на разных уровнях. Это понимание радикально кумулятивное и интегрирующее» [7, Р. 1345.].
Хотя и не вызывает сомнений, что собственные усилия Гидденса совершенно укладываются в масштаб этой мыслительной интенции, сам Коллинз для всей теории структурации, о которой до сегодняшнего дня написано уже, бесспорно, несколько сотен страниц, нашел лишь скромное местечко в не слишком органичном контексте попыток интегрировать макро- и микротеории. В том же контексте рассматривает Гидденса в книге учебного характера и Дж. Ритцер [25, Р. 369.].
После выхода в 1984 г. в свет основного труда Гидденса “Конституирование общества11 [13] появился ряд рецензий, восторженных и критических, восхваляющих и осуждающих, так что Гидденс окончательно закрепился в социологическом сознании как один из творцов „великих теорий", хотя казалось, что попытку Парсонса уже никто не решится повторить. Однако „построение великой теории1' - это настолько притягательная тема, что к ней время от времени всегда кто-то будет обращаться, не прислушиваясь к предостережениям метатеоретиков, несмотря на отрицательный опыт предшественников и несмотря на презрение, которое всегда испытывали и будут испытывать по отношению к „великим теориям11 „настоящие эмпирики11 и рутинные исследователи.
Истоки: марксизм, индустриализм и капитализм
«Теория структурации» Гидденса явилась результатом многолетней подготовки и систематических усилий, обладающих достаточно строгой внутренней логикой. Гидденс - прежде всего "чистый теоретик», который никогда слишком «не осквернял себя» эмпирическими исследованиями. По крайней мере, мне не известен ни один его «классически» эмпирический труд, дескриптивно описывающий частные аспекты социальной действительности или «эмпирически» проверяющий какую-либо минитеорию, теорию среднего уровня или операционализированную гипотезу.
Ранние труды Гидденса (60-х гг.) посвящены проблеме самоубийства во французской социологии (1965), типологии самоубийства (1966), проблеме власти в ранних работах Т. Парсонса (1968) и, вскоре после этого, уже историко-социологическому изучению всей социологической «святой троицы» (Дюркгейм-Вебер-Маркс) - т.е. теме, которая станет лейтмотивом теоретической и исторической социологии 80-90-х гг., что вылилось в написание в 1971 г. основательного и обширного труда Гидденса («Капитализм и современная социальная теория») [9], где «святая троица» анализируется с академической точностью, тщательностью и систематичностью.
Но в этой своей первой зрелой работе Гидденс еще даже не обрисовывает контуры своей будущей концепции, даже не демонстрирует интереса к созданию теории, а формулирует свою принципиальную позицию по отношению к марксизму, которая с течением времени уже никак принципиально не меняется, и такое же принципиальное отношение к классикам социологии (представленным Вебером, Дюркгеймом и Марксом). Ко второй теме, к отношению Гидденса к классикам, мы еще вернемся, здесь же просто констатируем, что в основном его позиция выражается следующим тезисом: «Можно полагать, что анализ Маркса выдвигает вопросы, которые до сих пор еще должны восприниматься как значительные проблемные темы современной социологии. Точно то же самое можно сказать о трудах Дюркгейма и Вебера. Следовательно, утверждать, что одной из основных задач современной социологии является возврат к некоторым позициям ее основоположников, это не значит рекомендовать сделать совершенно регрессивный шаг. Парадоксально, - но если мы снова примемся за проблемы, которыми занимались основоположники, мы, наконец, сможем надеяться, что сами избавимся от тягостной зависимости от идей, некогда ими сформулированных» [9, Р. 247.]. Такое «диалектическое» или амбивалентное отношение было у Гидденса ко всем классикам, и в особенности к Марксу.
Гидденс отмечает, что по отношению к марксизму в современной социологии сформировались две позиции. Первая представлена Парсонсом, согласно которому Маркс принадлежит к предыстории социального мышления, поскольку собственно социология начинается только с поколения, к которому принадлежали Дюркгейм и Вебер. Парсонс пишет: «Маркс был, очевидно, величайшим социальным теоретиком, труды которого целиком и полностью относятся к 19 веку. Ему гарантировано место в интеллектуальной истории. Как теоретик в собственно научном смысле, он, конечно же, принадлежит к уже преодоленной фазе развития. Быть сегодня в социологии марксистом, то есть отрицать субстанциональный /действительный/ прогресс теории после Маркса, значит пытаться поддерживать безнадежную позицию» [24, Р. 135.]. '
Другую позицию, по Гидденсу, занимают «марксисты» (кто именно, Гидденс не уточняет, в качестве иллюстрации приводя только Г. Маркузе), согласно которым все написанное после Маркса вне марксистского направления мысли необходимо считать «буржуазной реакцией на Маркса» и современным выражением либеральной буржуазной идеологии - не больше, ни меньше. Гидденс констатирует, что
«каждая из этих ортодоксальных позиций содержит больше, чем одно зерно истины, однако, в то же время очень опасное заблуждение» [24, Р. 243.]. Первая точка зрения не учитывает факт, что поколение Дюркгейма-Вебера без Маркса просто немыслимо и беспочвенно, последняя же игнорирует собственную эпистемологию Маркса, которая просто не допускает наивность такого рода релятивизма (релятивизма в смысле привязки концепции к классовым интересам). Ведь сам Маркс исходил из буржуазной экономической теории, а Вебера и Дюркгейма (как и многих других) нельзя поставить под сомнение как ученых, указав на их якобы «буржуазный социологический угол зрения», и выискивая «классовый интерес», который они выражают, но в то же время старательно скрывают («маскируют»).
Гидденс постарался занять в отношении марксизма некую «третью», внепартийную позицию, которую он достаточно пространно обосновал в двух томах своей «критики исторического материализма». Сам факт, что он берется за столь неблагодарную задачу - вновь и вновь полемизировать с Марксом и марксистами, с Марксовым пониманием классового общества и с призраком бесклассового «рая» или общества «исчезнувших» и «прекративших свое существование», «растворившихся» классов, - свидетельствует о том, как остро Гидденс ощущает потребность однозначно, «раз и навсегда», «окончательно» разъяснить этот вопрос. В первом томе «Критики» (1981) он занимается проблемами соотношения власти, собственности и государства, во втором (1985) - соотношением национального государства и насилия. В работе 1982 г., имеющей характер дидактического введения в социологию (тем более важно каждое приводимое в ней утверждение), он так резюмирует свою позицию: «Я хочу подтвердить, что тексты Маркса имеют непреходящее значение для социологии и являются базовой ступенью, с которой можно критиковать некоторые гипотезы теорий индустриального общества. Конечно же, одновременно с этим в трудах Маркса есть и заметно слабые места, которые нельзя обойти стороной... Высказывать симпатии к определенным концепциям Маркса вовсе не значит принимать его взгляды в целом. Также я не отвергаю Маркса в пользу теории индустриального общества. У обеих позиций есть чему поучиться... Вам встретятся авторы, утверждающие, что марксизм и так называемая буржуазная социология несовместимы, что нужно между ними выбрать. Но я так не думаю» [19, Р. 24-25.].
Здесь приведена почти навязчивая проблема, т.е. мотив отличия индустриализма (индустриального общества) и капитализма (капиталистического общества). Эту тему в 1967 г. открыл Т. Адорно (о котором, как ни странно, Гидденс в этом контексте даже не упоминает), поставив вопрос, является ли различие между «поздним капитализмом» и «индустриальным обществом» лишь терминологическим, или также предметным, фактическим, другими словами, старомоден ли Маркс? Замещены ли классы стратификацией? Овладели ли технологические изменения миром настолько, что роль социальных отношений свелась к минимуму? Адорно решает этот вопрос следующим образом: согласно его «диалектической теории» современное общество является обществом индустриальным с точки зрения производительных сил, поскольку промышленное производство стало всеобщим и формирует общество как целое, однако, при этом оно является обществом капиталистическим с точки зрения производственных отношений, поскольку «потребности человека становятся функцией производственной машины в гораздо большей мере, чем мог предсказать Маркс - а именно, они являются объектом полной, тотальной манипуляции» [3, Р. 238.].
В разных текстах Гидденс предлагает различные слегка модифицированные решения (Гидденс - автор, отличающийся избыточностью, пишущий как бы в соответствии с рекомендацией Вацлава Белоградского -никто из читателей не совершенен, никто не прочитал все, и поэтому нужно постоянно снова повторять хотя бы самое существенное), однако, в принципе, суть в том, что теория индустриального общества, отталкивающаяся от Сен-Симона (и парадоксальным образом продолжающаяся у Вебера, хотя последний оперировал понятием «капитализм»), отличается от теории капиталистического общества, ведущей свое происхождение от Маркса. Однако можно все же различать «онтологически» (безотносительно к теории) индустриализм и капитализм, и утверждать, что «индустриальный капитализм является типом производственного строя и формой общества» и что «только тогда, когда настанет хорошо развитое объединение капитализма с индустриализмом, можно будет говорить о капиталистическом обществе» [17, Р. 145.].
Базовые социальные изменения, позволившие «капиталистическому обществу» возникнуть (и которые все еще характеризуют «наше» общество), следующие:
1) переход от традиционного общества, основанного на сельскохозяйственном производстве, к индустриальному заключается в доминировании, в преобладании производства, основанного на механизированном производстве и переделе собственности;
2) в индустриальном обществе исчезают ригидные, застывшие формы социальных различий и начинает преобладать равенство возможностей, поэтому (по мнению Гидденса и согласно Марксу) «переход от традиционного к индустриальному обществу является прогрессивной стадией развития»;
3) классовый конфликт, принимавший в 19 веке острые формы, будучи продолжением (или равнодействующей) напряжения и давления, вытекающих из перехода от традиционного к индустриальному обществу, институализировался; происходит сопряжение классового напряжения и политического гражданства (гражданских прав);
4) возникает и укрепляется либерально-демократическое государство, парламентское правление и узаконенные в результате парламентских выборов исполнительные органы государственной власти (правительства);
5) существует выразительное сходство индустриальных обществ; где бы они ни возникали, там можно распознать так называемую «логику индустриализма» (Clark Kerr), и можно сформулировать общее правило: «чем общества более индустриализированы, тем больше их сходство»;
6) процесс перехода к индустриализму иногда трактуется в понятиях «модернизационной теории» (теории модернизации), по которой менее развитые страны, если хотят достичь «западного процветания», должны радикально отойти от традиционных форм общественного устройства (иногда «модернизация» означает то же, что «вестернизация», - добавляет Гидденс [19, Р. 25-33.].
Сегодня это уже азы социологии, тем не менее, именно это стало для Гидденса отправной точкой для анализа двух традиций в социологическом мышлении — марксовской и веберовской — а также анализа возможной эволюции «позднего капитализма», высокого модерна (high modernity) или модерна рефлективного.
Социология как критическая наука: рефлективность и модерн
Исследования о рефлексии капитализма в теориях трех самых авторитетных (определенно самых цитируемых) величин социологии стали для Гидденса, как оказывается в дальнейшем, отправной точкой для анализа феномена, который его постоянно занимает и к которому он будет возвращаться с разных точек зрения. Речь идет о феномене происхождения и развития современного европейского общества или, в тогдашних терминах, западного капитализма (слово «модерн» в этом труде еще не употребляется).
В рамках своей собственной интеллектуальной пропедевтики Гидденс написал еще одну работу -«Классовая структура развитых обществ» [11], а позже «Элиты и власть в Британском обществе», - труды, которые авторитетный ученый, специалист в области теоретического анализа (и эмпирических исследований) социальной стратификации - Г. Ленски - принципиально отверг как «нетеоретические». Хотя речь идет о работах до некоторой степени «учебного» характера, в лучшем случае о том, что сегодня обозначается модным словом «дополнительная /секундарная/ литература», в них можно найти обе центральные темы, которые войдут в первоначальную, оригинальную «теорию структурации» Гидденса в качестве ее несущих элементов, а именно, - тему структуры и структурации и тему доминирования и власти.
В книге о классовой структуре развитых обществ Гидденс высказал свою позицию по вопросу «релевантности классового анализа», которой, в принципе, придерживается и до сих пор. Гидденс убежден, что классовая дифференциация является фундаментальной особенностью капиталистического общества. Он констатирует, что сформировались две точки зрения, которые хотя и принимают Марксово представление о классовой дифференциации, но огранивают ее рамками 19 века. Согласно первой группе, представленной Маркузе, «одномерное общество» с доминирующей технократической властью хотя и не разрушило эксплуатацию, но «подломило классовый конфликт». Вторая концепция, представленная Дарендорфом, разделяющая идею посткапиталистического общества, с точностью до наоборот, подчеркивает процессы постоянно растущего расслоения и плюрализма (противоположность одномерности), ведущие к «размыванию» классовой структуры [11, Р. 269.]. Гидденс принимает идею классовой дифференциации, однако указывает на то - и для этого необходимо понятие «структурации» (заимствованное, очевидно, из французской социологии) - что классы следует понимать не как «сформировавшиеся группы», а скорее как базу для возникновения групп, как структурирующую базу определения классовой принадлежности. Г идденс не подвергал сомнению идею Маркса, что классы являются «объективными», т.е. институционализированными, компонентами общественной системы, и старался выработать такое понимание классовой структуры, в котором принадлежность к классу не будет ставиться в зависимость исключительно от классового сознания. Существенен в данном контексте в общем виде сформулированный тезис, являющийся отзвуком будущей теоретической ориентации Г идденса. Рассуждая о классах, Г идденс подчеркивает, что сознание и знание конституируют социальные отношения, а не производят их просто как некую «объективную данность». Такое понимание приближает Гидденса к «субъективистским концепциям», которые, он, однако, никогда не принимал как свою основную позицию. С помощью него он просто корректирует радикальный социологизм Дюркгейма.
В исследованиях Гидденса начала 70-х гг., однако, вообще (эксплицитно) не отражается поворот, который как раз в это время происходил в западной социологии, а именно, - переход от структурнофункционалистской и неопозитивистской парадигмы к парадигме интерпретационной [31].
В 1976 году, однако, выходит труд Гидденса, в названии которого до некоторой степени вызывающе используется парафраз названия прославленной работы Дюркгейма (являющегося, в свою очередь, парафразом еще более прославленного труда Декарта) «Новые правила социологического метода»[18]. В нем Гидденс более или менее систематически «расправляется» с интерпретативной/ интерпретационной/ социологией (и не только с ней одной) и одновременно впервые формулирует основные тезисы своей теории структурации, прежде всего, идею так называемого дуализма структуры.
Дальнейшее развитие Гидденса будет проходить по двум основным линиям:
1) Прежде всего по линии непрерывной полемики и дискуссии со всеми базовыми концепциями современной социологии, в особенности, с позитивизмом, эволюционизмом, функционализмом, герменевтикой, этнометодологией и, естественно, с марксизмом; если говорить о личностях, то, прежде всего, с Гоффманом, Хабермасом, Гоулднером, Горцем и др. Что же касается собственного «багажа подручных знаний» Гидденса, к нему относятся инспирации из Хайдеггера, исторической социологии (Ш. Тилли, Ф. Бродель) и гуманитарной географии (D. Gregory, A. Predd и др.).
2) И затем по линии построения собственной теории, причем в каждой новой работе будет резюмироваться предшествующий прогресс и одновременно с этим прибавляться какая-нибудь новая тема, так что каждая последующая работа Гидденса (за исключением последних) будет напоминать русскую матрешку, к которой прибавили новый слой. Хотя отдельные работы и остаются самостоятельным, воспринимаемым отдельно от других единством, но общее целое становится в значительной степени, иногда даже утомительно, избыточным. Таким образом, Гидденс не только основным направлением творчества, но и по характеру своего пути в науке (от историко-социологических рекапитуляций и реконструкций к собственной системе) и даже по языку своих трудов все больше и больше напоминает Т. Парсонса, от которого сам же совершенно справедливо в предметном отношении во многом дистанцируется.
Логику творчества Гидденса, конечно же, можно трактовать и немного по-иному, а именно как продвижение от историко-социологических исследований, формулировки предпосылок собственной теории и ее представления в форме теории структурации (о ее оригинальности, естественно, разгорится дискуссия) к «политически» (или точнее, - «политологически») понимаемой социологии как критической теории (пусть иного типа и даже порядка, чем критическая теория франкфуртской школы или чем неомарксистские концепции так называемой радикальной социологии).
Базовое понимание Гидденсом социологии напрямую не связано с его собственным пониманием модерна, но совершенно конкретно связано с его понятием «двойного вовлечения (включения)» (double involvement) человека в социальный мир, двойной герменевтики, рефлективности и рефлективного мониторинга, т.е. с понятиями, бесспорно являющимися терминологическими и предметными (проблемными) инновациями Гидденса.
Гидденс исходит из известного понятия социологического воображения Миллса, которое уже столько раз цитировано, что само его употребление связано с опасностью определенной интеллектуальной деградации, не говоря уже о том, что сам Миллс использовал это понятие совсем не однозначно. Гидденс понимает под социологическим воображением триединую, систематически культивируемую восприимчивость -антропологическую, историческую и критическую. Эта восприимчивость дана каждому человеку именно фактом его двойного вовлечения в общество: «Мы не можем подходить к обществу или к социальным фактам так же, как к объектам или явлениям мира природы, так как общества существуют только постольку, поскольку их создает и.вновь воспроизводит наша собственная деятельность как деятельность человеческих существ. В социальной теории мы не можем рассматривать человеческую деятельность так, как будто бы она была детерминирована так же, как природные процессы. Нам следует осознать то явление, которое я обозначаю как двойное включение индивидуумов и институтов: мы создаем общество и одновременно общество создает нас [11, Р. П.]. До этого места речь идет только о неологизме и ни о чем больше, сама мысль стара и даже в упадочном варианте марксизма принадлежит к стандартной риторике.
Однако двойное включение людей и институтов приобретает некий более глубокий смысл в контексте последующих рассуждений Гидденса. Человек создается обществом и сам его активно строит не только в результате материальной практической деятельности (по терминологии Гидденса - «рутинной деятельности»), но также и в когнитивном аспекте, т.е. на уровне интеллектуальной, познавательной деятельности. Все, что создано или открыто человеком в этой области, на короткий или длительный период становится компонентом самой социальной жизни, включая и познания в области социологии. «Открытия общественных наук, если они вообще представляют интерес, не могут долго оставаться открытиями: чем
большее число явлений они способны объяснить, тем вероятнее, что они воплотятся на практике и станут, таким образом, обычными, рутинными принципами общественной жизни» [13, Р. 351.].
И этот феномен, конечно, так же не был неизвестен. При всем неуважении, которое Гидденс питает к структурному функционализму, будет уместно напомнить, что на той же предпосылке Р.К. Мертон основал свою прославленную идею самоисполняющегося и саморазрушающегося пророчества. Гидденс привлекает для аргументации еще и общий принцип рефлективности, и специфический принцип так называемого рефлективного мониторинга.
Из тезиса, что социологическое познание является составной частью социального мира, у Гидденса вытекают общеобязательные практические и нравственные последствия. Социология не является и не может быть, если речь идет о ее практическом применении, лишь социальной технологией (если вообще должна ей быть), социология - это функционирующий на практике познавательный орган (просто у1а 1ж1и своим социальным бытием). Из этого естественным образом вытекает большая моральная ответственность социолога за то, что он общественности сообщает, или не сообщает, поскольку социология не может долго таиться от общественности ни тогда, когда предлагает ей свои услуги, ни тогда, когда превращается в «чисто академическую дисциплину, если под «академизмом» понимать безучастное и не ангажированное исследование, проводимое в стенах университетов» [19, Р. 2.]. То, что Гидденс выразительно дистанцируется от академической социологии и старается конституировать свою систему как некую подсистему критической социологии, кажется довольно курьезным, поскольку концепция Гидденса тем не менее обладает всеми внешними признаками пусть элегантной (импозантной, как отметила X. Козакевич), но все же чисто академической социологии. Так, как же привнести тот элемент критицизма в логику предшествующей аргументации, которая ведь никаким образом не определяет, какую социальную ориентацию, собственно говоря, представляет та или иная конкретная социологическая система?
Гидденс в разных местах предлагает в принципе два способа. Первый более универсален и связан с концептом социологического воображения в его собственном понимании. Если социолог рассуждает о своем обществе в антропологическом (т.е. с общечеловеческих позиций) и историческом (т.е. компаративном) измерении, то у него есть шанс «освободиться от смирительной рубашки мышления в рамках одного типа общества, которое он знает, и к которому он актуально - здесь и сейчас - принадлежит» [19, Р. 22.]. Его точка зрения на собственное общество поэтому не может быть некритичной как в отношении к настоящему, так и, особенно, в отношении судьбы этого общества в будущем.
Гидденс полагает, что социологию нельзя строить по модели естественных наук не по эпистемологическим или методологическим, а по онтологическим причинам: «человек не обречен на слепое подчинение силам, имеющим характер неизбежных законов природы», поскольку «ни один социальный процесс не управляется неизменными законами» [19, Р. 22.]. Из этого следует, что социология должна учитывать реальность «альтернативных вариантов будущего, которые перед нами потенциально открыты». «Тем самым социология, конечно, призвана вносить свой вклад в критику существующих общественных форм» [19, Р. 22.]. Критика должна основываться на анализе, учитывающем тот факт, что понять изменения, проходящие в развитых индустриализированных обществах, означаеттакже понять и весь «остальной мир», осознать включенность составляющих его обществ в «мировую систему», поскольку только в этих рамках можно предвидеть «будущие возможные варианты организации человечества».
Второй аргумент в пользу предполагаемого имманентного критицизма социологии как науки - более специфический и вытекает из понимания модерна Гидденсом. В работе «Нация-государство и насилие» (1985), представляющей собой второй том «критики исторического материализма», Гидденс объясняет, как он понимает модерн, с помощью инструктивных, хотя и, естественно, спорных, диаграмм.
Если социология призвана «выработать солидную фактическую информацию о происхождении модерна и его глобальном влиянии», то, по Гидденсу, она не может быть некритической, поскольку любой анализ существующих условий, неизбежно исторический, ведет - вследствие исторического видения социального мира - к пониманию необходимости их трансформации, изменения. Отметим, к слову, что «быть исторической» значит у Гидденса «анализировать темпоральность институтов и их воспроизведение людьми
- действующими лицами».
Каждая идея изменения неизбежно, однако, сталкивается с сопротивлением. Достаточно посмотреть хотя бы на схемы Гидденса из работы «Нация-государство и насилие», чтобы понять, сколько нужно изменить и сколько проблем разрешить в рамках существующего социального строя. Именно поэтому путь социологии не был и не будет усыпан розами. В «Десяти тезисах о будущем социологии» [15] Гидденс говорит, что «социология и в будущем останется таким же объектом споров, как и всегда», поскольку не придет к внутреннему консенсусу и не избавится от внешних оппонентов и клеветников прежде всего потому, что «сообщает горькую правду» [15, Р. 50.].
Гидденсово понятие социологии как в определенном смысле критической теории, более критично к марксизму, чем к современному обществу. Марксизм не позволяет понять ни сам модерн (помимо прочего и потому, что пользуется «удобным ключом для объяснения, каким является понятие капитализма» [17, Р. 337.]), ни перспективы его развития, т.е. альтернативные варианты будущего. «Переход от капитализма к глобальному социалистическому строю можно полностью осознать только в понятиях марксизма, т.е. если принять, что капитализм олицетворяет все достижения предшествующей истории. Если же капитализм не является наивысшей точкой эволюционной схемы, а только специфической особенностью развития европейских обществ и даже только одной осью их институциональной организации, то эта точка зрения сама собой рушится» [17, Р. 336.]. Точно также, по мнению Гидденса, отпадает и характерное для марксизма требование «необходимого единства теории и практики», - требование, чтобы социальная теория и социальная критика были исключительно базой практики. Гидденс утверждает, что социальной критике необходимо, или хотя бы следует, содержать некие выразительные сознательно утопические элементы, которые нельзя программно применить ни в одной актуальной практике, элементы, отражающие противоречие между «конкретными возможностями изменения и теми желанными вершинами, на которые поднимается социальная критика» [17, Р. 337.].
Гидденсово понимание социологии как критической науки или теории - это пример поворота, который характерен для значительной части западной социологии, поворота, в котором видна «интеграция социальной критики в систему». Ядро творчества Гидденса, естественно, не в этом, скажем так, метатеоретическом компоненте, не в рассуждениях об общественных функциях социологии и т.п., а в самой теории (поскольку именно она позволяет осуществлять названные функции).
Теория структурации: основные понятия и проблемы
Сделать обзор личного вклада Гидденса в социологическую теорию, с одной стороны, - просто, поскольку сам Гидденс предпринял несколько «инструктивных подведений итогов», а, с другой, - требует значительных усилий, т.к. они изложены на нескольких сотнях страниц текста, переполненных повторными определениями «классических понятий» и определениями собственных, им введенных, понятий.
Прежде чем мы сделаем попытку реконструкции теории структурации, предоставим слово Гидденсу, который в 1986 году постарался подытожить основную направленность своей теории [8, Р. 538.]. Гидденс сначала объясняет, что теория структурации - это попытка преодолеть или сгладить традиционные дихотомии, в особенности дихотомию «объективизма» и «субъективизма». В то время как объективизм в социологии полагается на вес и подавляющее влияние «социальных объектов», существующих независимо от индивидуумов, исходя из тезиса, что общество (макроструктуры) всегда имеет превосходство перед действующим лицом - индивидом, социологический субъективизм оставляет приоритет за действующим лицом, представляющим собой «первостепенный фокус социологического анализа», так как, не поняв поведения действующего лица, в социологии нельзя понять ничего. По мнению Гидденса, обе позиции - это крайности, но в обеих есть «рациональное зерно». Рациональное зерно объективизма в том, что он отталкивается от весьма вероятного факта, что общество более долговременно, макроструктуры более постоянны и их воздействие более широкое, субъективизма же - в том, что он указывает на немаловажный факт (для Гидденса он доминирующий!), что индивидуум способен осознавать свои собственные действия и действия других людей, способен действовать целенаправленно и т.д. Недостатком субъективизма является то, что эта целенаправленность переоценивается, интерпретация ситуации действующим лицом возведена в принцип трактовки и ненамеренные последствия совершенно игнорируются.
Теория структурации преодолевает этот традиционный дуализм тем, что указывает на факт, что речь идет о противоположностях мнимых, и что необходимо акцентировать их комплементарность. Комплементарность проявляется в концепте дуализма структуры Гидденса: структура - это медиум и равнодействующая поступков действующих лиц, структура рекурсивно организует поведение, причем «структурные черты общественной системы не существуют вне деятельности, но постоянно присутствуют в процессе социальной активности и ее воспроизведения» [13, Р. 374.]. Структура - это не только принуждение, не только внешнее давление, но именно средство человеческой деятельности (не только «побуждение» под давлением, на которое мы реагируем, потому что иначе нельзя).
В этом контексте Гидденс'делает интересное (не полностью доведенное им до конца) замечание о понимании структуры в традиционной социологии (косвенно имеется в виду Парсонс), понимании, которое тотально объективирует структуру. Как противоположность этого выдвигается интерпретация Гидденсом «французского» понимания структуры (прежде всего, в трактовке Соссюра). В этой связи Гидденс упоминает о роли языка. В определенной мере здесь отдается дань тогдашнему всеобщему интересу к языку,
и, тем не менее, указание Гидденса на возможную аналогию между обществом и языком имеет принципиальное значение: «язык существует постольку, поскольку он продуцируется и воспроизводится в случайных контекстах социальной жизни людей. Это верно и в отношении социальной жизни в целом, не только потому, что социальная жизнь подобна языку, а потому, что язык является настолько важным признаком деятельности человека, что отражает ее самые важные характеристики» [8, Р. 534.]. Язык, добавляет он, - это “медиум социальной практики”. Без языка невозможны не только общение и практическая деятельность, но прежде всего невозможна и человеческая рефлексия социальной (и несоциальной) действительности.
В этой связи Гидденс развивает мысль о трех уровнях мотивационной и рационализирующей активности действующего лица: практической, дискурсивной и неосознанной. Самой важной является плоскость практического сознания, которая позволяет действующему лицу ориентироваться в социальной ситуации. Практическое сознание не всегда обладает дискурсивным характером, т.е. действующее лицо не всегда может облечь в слова то, что оно осознает, в соответствии с чем оно действует, чем руководствуется. Речь опять же идет о ситуации, аналогичной языковой сфере: мы употребляем язык по определенным правилам, которые мы, как правило, не способны выразить вербально. Вполне понятен акцент Гидденса на бессознательное (практическое сознание - это соединение сознательного и бессознательного), т.к. психоаналитические импульсы были применены в социологии (совершенно по-разному), собственно, только Парсонсом, с одной стороны, и франкфуртской школой - с другой.
«Любая оценка социальной деятельности, которая элиминирует значение практического сознания, является грубо недостаточной», - говорит Гидденс, развивая мотив, известный по феноменологии как принцип адекватности. У Гидденса это называется «взаимное знание» (mutual knowledge): т.е. «знание, как поступать, как действовать в рамках определенных жизненных форм, которые разделяют как актеры-дилетанты, так и социологи-наблюдатели» (это - «необходимое условие для того, что бы описание социальной активности отвечало действительности»), И в заключение своих размышлений Гидденс утверждает, что необходимо применять этнометод, поскольку без него мы не сможем объяснить «расплывчатую (fuzzy) сущность языка повседневности», возникающую в пространственно-временном контексте человеческого общения. То, что помогает понять противоречие между расплывчатостью языка общения и точностью его использования в иных ситуациях - это «практическое сознание как средство формирования и воспроизведения значения в контексте каждодневной деятельности» [8, Р. 542.].
Теперь перейдем к более подробному рассмотрению теории структурации. Краткое описание «теории структурации», которое мы здесь предлагаем, совершенно не претендует на полноту (уже по причине необыкновенно большого количества не прижившихся неологизмов Гидденса).
1. Понятийной отправной точкой теории является различение социальной структуры и социальной системы. Социальная система - это организация общественных отношений во времени и пространстве, которая непрерывно создается и воспроизводится, изменяется и претворяется социальными практиками, т.е. осознанной деятельностью действующих лиц, иногда объединенных в коллективы, социальные группы. Гидденс оперирует понятиями «деятельность» (agency), «практики» (practices) и понятием «практика» (Praxis), которое Гидденс заимствовал у Маркса и защищал от «деформаций Хабермаса» (18; 149-152). Понятие «социальной структуры» по сравнению с его «стандартным пониманием» подверглось у Гидденса значительному переосмыслению, а именно таким образом, что под структурой понимается комплекс правил и источников, организующих социальную систему и существующих исключительно «виртуально», как черты, присущие социальной системе. Иными словами, в то время как система строго локализована во времени и пространстве и зависит от существования взаимодействующих субъектов, структуры «бессубъектны» и не локализованы в пространственно-временном отношении.
2. Источники и правила, по Гиддеису, можно типологизировать следующим образом: правила можно подразделить, с одной стороны, на нормативные, которым отвечают процессы легитимации, специфические права и обязанности, а на уровне социальной системы - система санкций, и, с другой стороны, на интерпретационные, которым отвечают значения, интерпретационные схемы как часть используемых знаний, на уровне социальной системы - коммуникация. Источники подразделяются на алокационные /алокативные/, обусловливающие доминирование, вытекающее из возможности манипулировать достижениями, сделанными человеком на пути подчинения природы, и авторитарные, позволяющие осуществлять власть на основе распоряжения материальными средствами, в особенности, посредством распоряжения деятельностью других людей.
3. Власть является интегральным элементом всей социальной жизни. Ее можно определить как «отношения автономии и зависимости действующих лиц, в рамках которых действующие лица формируют и воспроизводят структурные особенности доминирования» [14, Р. 29.]. Власть и свобода не
противопоставлены друг другу, поскольку «власть глубоко укоренилась в самой сущности человеческой деятельности», однако, есть разница между властью и эксплуатацией, которую необходимо более точно «в общем виде концептуализировать» [14, Р. 2.], Маркс, по мнению Гидденса, уделил недостаточно внимания теме власти, поскольку сосредоточился почти исключительно на доминировании, вытекающем из алокационных, а не авторитарных источников. Конечно же, правда, что координация авторитарных источников составляет ось социальной интеграции и изменений, но при капитализме (в отличие от некапиталистических обществ) алокационные источники приобрели чрезвычайно важное значение.
4. Основной элемент при формировании власти - способность аккумулировать авторитарные источники. Эта «накопительная способность» составляет основу «контрольных действий» (surveillance), концентрация которых приводит к возникновению тоталитарной системы современного государства (в отличие от деспотизма некапиталистического государства).
5. Структурация в целом - это процесс структурирования общественных отношений в пространстве и во времени посредством так называемого дуализма структуры. Понятие «дуализм структуры» является, как мы уже убедились, ключевым в концепции Гидденса, поскольку призвано преодолеть классические дихотомии, -«дуализм» объекта и субъекта, системы и деятельности, действующего лица и действия. Дуализм структуры заключается в том, что она является как средством, медиумом социальной деятельности, так и ее результатом. Структурные особенности не существуют вне сознания действующих лиц и вне их сознательной деятельности. Однако, как только они однажды стабилизировались на уровне системы, они начинают функционировать как рамки и условия последующей деятельности людей. В дуализме структуры, по Гидденсу, находит свое понимание «фундаментально рекурсивный характер общественной жизни и выражается взаимозависимость структуры и деятельности» [10, Р. 69.].
6. Отправной точкой социологического анализа должно быть конкретное действующее лицо. Здесь Гидденс отсылает нас к известному тезису из «Немецкой идеологии» о том, что «реальной предпосылкой» рассуждения являются «люди... в процессе своего реального, эмпирически наглядного развития в определенных условиях» [2, С. 18,25.]. Действующее лицо наделено сознанием, оно является “информированным” участником общественной жизни, располагающим определенным запасом знаний (Гидденс употребляет известный термин Шюца “багаж подручного знания” - stock of knowledge at hand). Эти знания структурированы таким образом, что позволяют сформулировать так называемую стратифицированную модель человеческой деятельности.
7. «Деятельность - это то, что совершает действующее лицо в данной конкретной ситуации и то, что влечет за собой очевидные, но не всегда обязательно задуманные последствия» [28, Р. 468.]. Свое поведение люди рефлексивно отслеживают, т.е. они регистрируют, оценивают, рационально обосновывают и интерпретируют свое поведение и поведение других людей. Этот процесс проходит на трех уровнях (отсюда
- «стратификационная» модель): на уровне дискурсивного сознания (рационализация), на уровне практического сознания (интерпретация) и под давлением бессознательного: «Бессознательное имеет фундаментальное значение в человеческой деятельности... То, что находится между бессознательным и сознательным, это практическое сознание» [28, Р. 537.]. Центральное положение в концепции Гидденса занимает практическое сознание, т.е. то, что действующее лицо об условиях и последствиях своего поведения и поведения других людей хотя и знае т, но не способно дискурсивно вырази ть.
8. Хотя действующее лицо поступает сознательно, поскольку располагает информацией, которую оно постоянно аккумулирует, его знание исходных условий неполно, и результаты его деятельности не всегда соответствуют первоначальным замыслам. Эта мера «бессознательности» может приводить к нарушению «онтологической безопасности», т.е. веры в реальность природы и социального мира, веры в себя и социальную самоидентификацию. Онтологическая безопасность - условие общественной деятельности -достигается посредством рутинизации социальной активности и общественных связей. Наряду с понятием ре курсивное™ на системном уровне, на уровне индивидуальном существенным и характеристическим для Гидденса является понятие рутинизации. Под рутинизацией понимается «навыковый», принимаемый человеком как «данность» характер большинства повседневных действий, это перевес хорошо знакомых, и потому не застающих врасплох, элементов поведения и социальных ситуаций, который вызывает чувство онтологической безопасности.
9. Общественная жизнь протекает в пространстве и во времени. Эта тривиальная предпосылка, которая, по мнению: Гидденса, не была достаточно ясно отмечена в социологии, конкретизируется в концептах темпорадьности и региональное™. Темпоральность входит в социальную жизнь на трех уровнях: а) на уровне непосредственного социального взаимодействия, б) на уровне Dasein, т.е. случайности жизни лицом к лицу со смертью и биологической обусловленности жизни, в) на уровне многолетнего воспроизведения институтов (так называемый длительный период, превосходящий продолжительность индивидуальной
жизни). Региональность /регионализация/ «означает не только пространственное положение, но касается и пространственно-временного размещения рутинной социальной деятельности» (9; 119) в так называемых полях (местах) действия (locales). Отдельные места действия разделяются физическими или символическими границами.
10. Переход от уровня индивидуума и его деятельности на уровень более масштабных системных единиц, отвечающий традиционной дихотомии микро- и макросоциологии, выражается у Гидденса в понятиях так называемой социальной и системной интеграции. Разница между ними заключается в том, что социальная интеграция предполагает присутствие задействованных лиц, системная же интергация происходит па расстоянии, без физического присутствия действующих лиц.
11. Понятийный круг концепции Гидденса можно завершить понятием «институты», под которыми понимаются системы взаимовлияний, происходящих в течение так называемого длительного периода, имеющие возможность распределять людей в пространстве; или иначе, - если «правила и источники воспроизводятся в рамках данного общества в течение длительного периода времени в строго определенных регионах, то можно говорить о наличии в нем институтов» [28, Р. 464.].
12. Следовательно, исходной классификации правил и источников соответствует классификация институтов: (1) символический строй, способы дискурса и образцы коммуникации создаются и воспроизводятся на основе интерпретационных и нормативных правил и посредством обоих типов источников, - алокационных и авторитарных; (2) политические институты основаны, прежде всего, на авторитарных источниках и обоих типах правил; (3) экономические институты формируются и воспроизводятся алокационными источниками и правилами обоих типов, и наконец, (4) юридические институты основаны на применении нормативных правил вместе с авторитарными источниками и только на втором плане связаны с алокационными источниками и интерпретационными правилами.
Определение двойной герменевтики, которое приводит Гидденс [13, Р. 372.], хотя на первый взгляд и представляется не очень вразумительным, однако характерно для подхода и языка Гидденса: «Двойная герменевтика - это взаимное проникновение двух смысловых рамок, являющееся неотъемлемой частью общественной науки, то есть осознанного социального мира, конституированного актерами-дилетантами, с одной стороны, и метаязыков, созданных социологами - с другой: постоянное скольжение (slippage) из одних рамок в другие является составной частью практики общественных наук» [13, Р. 374.]. Более понятно суть двойной герменевтики можно вкратце выразить так: любое социальное исследование неизбежно включает в себя культурные, этнографические и антропологические аспекты, т.к. изучает явления, которые были конституированы уже как имеющие смысл, в отличие от естественных наук. Условие «вхождения» исследователя в эту специфическую сферу изучения - знать то, что сами действующие лица уже давно знают, входя в круг повседневной деятельности практической жизни. Таким образом, социологическое описание должно воспроизводить тот смысл, которым действующее лицо управляет и корректирует свое поведение. Понятия, в которых социолог описывает осознанный мир действующего лица, являются, следовательно, понятиями «второго порядка». Понятия «первого порядка» - это понятия, которые использует само действующее лицо для объяснения, понимания и интерпретации реального социального мира. Понятия второго порядка, создаваемые социологией для своих потребностей, сами, однако, могут стать понятиями первого порядка, если войдут в общественную жизнь и начнут там функционировать. На практике социология функционирует именно и прежде всего так, - вне зависимости от того, ищет или не ищет сознательно какое-то «практическое применение» [13, Р. 284.].
Гидденс, в общем, справедливо, спрашивает, что же в этой концепции собственно «герменевтического», если, добавим мы, сама идея понятий «первого» и «второго порядка» принадлежит Шюцу? Ответ Гидденса несколько неопределенен: в обоих случаях, в процессе формирования смысла мира и в процессе его социологического описания будто бы протекают сложные процессы «перевода» и интерпретации, которые и относятся к герменевтике.
В концепции двойной герменевтики замечательно скорее то, что она является, собственно говоря, попыткой обосновать так называемые квалитативные методы в социологии, а конкретно, например, использование художественной литературы в качестве источника информации и способа представления результатов социологического исследования. Таким образом указывается, что квалитативные методы не обязательно связывать с одной единственной теоретической отправной точкой (обычно с феноменологической социологией), но, что их можно логически предметно связать и с иными социологическими системами.
Взгляды на теорию структурации Гидденса: восторг и критика
Мы уже констатировали, что реакция на труды Гидденса противоречива, и что оценки теоретической ценности «теории структурации» распределяются между полюсом восторженного приятия и полного игнорирования. Ярким примером полного игнорирования эксперимента Гидденса является, например, труд Т.Р. Бернса (Burns) 1986 г. [6, Р. 8-37.].
Необычайно критически подошел к концепции социальной структурации Гидденса А. Стинчкомб /А. Stinchcombe/ (1986) [26], нашедший в ней «великое множество риторических уловок и обскурности», заимствованных у Парсонса, а именно: 1) избегание конкретных примеров, которые могли бы конкретизировать значение многих абстрактных терминов; 2)использование диаграмм, содержащих слова, которые сами должны объясняться или наглядным образом показываться с помощью диаграмм, и обладающих пространственной организацией, которая не имеет никакого познавательного смысла; 3) источником цитат являются в большинстве случаев произведения самого Гидденса или отсылают читателя исключительно к авторам, стоящим на том же или подобном уровне обобщенности; 4) некоторые ссылки на другие дисциплины, например на генеративную семантику Н. Хомского, весьма загадочны и малопонятны;
5) концепция в целом является, по существу, лишь новым лексиконом слов, связанных друг с другом, но никак не с миром, который они должны бы были толковать.
Стинчкомб даже ссылается на классическую критику, которой Оруэлл подверг английский язык политики на склоне 40-х гг., и с иронией констатирует, что Г. Ласки, которого высмеивает Оруэлл, по сравнению с Гидденсом является образцом ясности. Под большинством упреков Стинчкомба можно более или менее спокойно подписаться, поскольку Гидденс подчас, действительно, утомительно повторяется, непрестанно цитирует самого себя, диаграммы, действительно, замещают примеры и т.п. Если речь зашла о диаграммах, напомним, что Г. Ленски в своей в определенной мере радикальной концепции создания
социологической теории подчеркивает, что «все теории следовало бы представлять в диаграммах, как это
делается в patch-анализе» [22, Р. 167.]. Парсонс служит Стинчкомбу устрашающим примером того, как
«чисто вербально выраженная теория» может позволять теоретику «безответственно болтать» и «ловко
манипулировать самыми основами теории» так, что это нелегко распознать даже другому теоретику, не говоря уже об обычном читателе. Кажется, что Гидденс, действительно, не устранил «представлением в виде диаграмм» недостатки своей «чисто вербальной теории», что бы ни думали о требовании Ленски.
Еще более важно и с предметной точки зрения интересно наблюдение Стинчкомба, что концепция Гидденса - это не более чем повторение тридцатилетней давности опыта Герта и Миллса /Gerth, Mills/ определить отношения между так называемой milieu и структурой. Гидденс только обогатил этот опыт несколькими мотивами из трудов Гоффмана. Действительно, в концепции milieu в зародышевом состоянии содержится, например, идея рационализации Гидденса и даже то, что сам Гидденс называет “виртуальное существование структуры”, однако, в целом только с натяжкой можно сказать, что речь идет об идентичных понятиях. Существеннее то, что Гидденс, которого, наверное, трудно подозревать в незнании лирературы, на Герта и Миллса никогда не ссылается: ему не было известно подобие идей или он слишком ясно это подобие осознавал?
И, наконец, позитивный вклад Гидденса некоторые авторы ставят под сомнение очень категорично. Не только Стинчкомб, но и многие другие воспринимают как дымовую завесу, скрывающую неизобретательность самой концепции, то, что Гидденс оперирует чрезмерным количеством неологизмов и слишком часто дает новые определения понятий с устоявшимся значением. Сам Гидденс считает свои неологизмы достаточно оправданными, и в некоторых случаях кажется, что и новые определения традиционных понятий не лишены смысла. Так, например, «понятие структуры, воспринимаемое как осознанное» [28, Р. 532.] и вызывающее даже “зрительные аналогии”, должен, по мнению Гидденса, получить новое определение уже по одному тому, что в этом традиционном понимании “структура кажется чем-то внешним по отношению к деятельности” и что “деятельность представляется просто лимитированной давлением структуры” [15, Р. 28,533.]. Повторное определение необходимо, если структура понимается как “средство и следствие деятельности человека”, в результате которой она непрерывно формируется и воспроизводится. Менее понятны некоторые другие новые определения и неологизмы. Таким образом, критика Козакевич, что “оригинальность концепции Гидденса заключается в конструировании нескольких неологизмов и в том, что терминам с устоявшимся значением присуждается иное значение” [21, Р. 22.], представляется в значительной мере оправданной. Г. МакЛеннан, напротив, находит, что с неологизмами Гидденса все более или менее в порядке, т.к. будто бы они “отражают широкие горизонты и остроту дополнительного чтения Гидденса11 и имеют „позитивный смысл", доказывают, что Гидденс „не деконструктивен“ [23, Р. 125.].
На другом полюсе располагаются однозначно позитивные оценки как теоретического опыта Гидденса в целом, так и его существенных элементов. Например, широко распространены позитивные оценки его идеи дуализма структуры, являющейся ядром теории структурации, которая, в свою очередь, является ядром «теории конституирования общества». Однако нельзя избавиться от впечатления, что фразы типа -...структура формируется и воспроизводится в результате деятельности; осуществление деятельности обусловлено структурой, которая сама формируется и воспроизводится в процессе деятельности, причем осуществление деятельности,... и так далее ad infinitum, - сами по себе не являются коренным переворотом в социологической теории. И уж определенно не таким переворотом, как это представляется самому Гидденсу. Другие авторы (например, I. Cohen, 1986) весьма позитивно оценивают стратифицированную модель деятельности человека. Н. Трифт и Г. МакЛеннан, в свою очередь, высоко ставят стремление Гидденса учитывать временную и пространственную обусловленность социальной жизни, в чем, к слову, согласны с самим Гидденсом: «Проблема строя, являющаяся ядром социологии не только у Парсонса, заключается в том, как социальные системы устанавливают взаимосвязь пространства и времени. Все виды социальной активности сформированы тремя взаимосвязанными моментами: временем, структурой (в терминологии семиотики - парадигматически) и пространством» [14, Р. 30.]. Но здесь можно столкнуться с упреком, что Гидденс даже драматизирует ситуацию, преувеличивая степень отсутствия временных и пространственных структур и локализаций в истории социологии. МакЛеннан в легком противоречии со своим первоначальным утверждением, что неологизмы Гидденса вполне уместны, пишет, что он бы поостерегся принимать такие термины как «пространственно-временной рубеж» (под которым Гидденс понимает конфликт или симбиоз обществ различных структурных типов) или «пространственно-временное рассоединение».
Следующая группа авторов, например Дж. Ливсей /J. Livesay/ не сомневаются в общем значении теории Гидденса и говорят даже о “теориях структурации” (к которым кроме Гидденса причисляют обычно еще Ю. Хабермаса и П. Бурдье), стремясь просто «расширить и усилить аргументацию» всей концепции. Именно Ливсей это делает чрезвычайно интересным способом, когда разрабатывает тему непреднамеренных последствий человеческих действий (в особенности из неизвестных и неосознанных импульсов). Ливсей старается применить три предпосылки: понятие habitus Бурдье, анализ психологических и
психоаналитических принципов идеологии в соотношении с неврозами, проведенный Лихтманом, и некоторые компоненты теории коммуникативного действия Хабермаса.
Нет смысла продолжать перечисление отзывов на концепцию Гидденса. Однако наш перечень был бы неполным и некорректным, если бы мы не сказали, что кроме фактических, общих и конкретных оговорок, естественно, ведется дискуссия также и о метатеоретическом статусе концепции Гидденса.
Метатеоретический статус теории Гидденса,
или о неизбежности эклектизма в период позднего модерна
Ограничимся двумя аспектами данного спора: 1. Как построена концепция Гидденса с точки зрения «кумулятивности» познания, т.е. каково ее отношение к социологической традиции и современному социологическому мышлению. 2. Что, собственно говоря, предложил Гидденс социологической общественности.
Первый вопрос касается весьма частых оценок труда Гидденса как произведения исключительно эклектичного. Однако обозначение той или иной концепции как «эклектичной» в современной западной социологии не имеет однозначно уничижительного смыслового оттенка. В то время как некоторые авторы упрекают Гидденса в том, что он не только старается примирить слишком противоположные интеллектуальные направления, но и в том, что он чересчур свободно обращается с историческими иллюстрациями и примерами, которые он заимствует из разных эпох и у разных авторов, не подвергая их проверке [27, Р. 617.], в то же время другие авторы в способности «соединять несоединимое», наоборот, видят сильную, и даже самую сильную сторону произведений Гидденса. Так, например, Дж. Тернер оценивает положительно, то, что Гидденс не только комментирует «классиков», но и старается, применяя их идеи, создать собственную картину социальной жизни: «Самой сильной чертой таким образом построенной теории является ее эклектичность. В большей мере, чем все прочие современные теоретики, Гидденс -мастер в смешении и примирении разных элементов, взятых у сильно отличающихся друг от друга школ мышления», и уже «по этой причине его труд является одним из самых значительных теоретических проектов второй половины нашего века» [28, Р. 975.]. Высказывания Тернера - это далеко не «дружеская похвала», которая старается представить недостаток как достоинство; он просто распространяет свою глубокую убежденность во «всеобщей необходимости эклектизма» на данный конкретный случай. В 1984 г.
Дж. Тернер сформулировал идею программного эклектизма следующим образом: «Будьте эклектичны, черпайте полными горстями то, что создали ваши предшественники, и не старайтесь быть слишком оригинальными. Напротив, заимствуйте у каждого, где это только возможно, и не останавливайтесь у теоретических или идеологических позиций тех, у кого вы заимствуете. Они уже достаточно хорошо сделали свою работу, и нужно ее просто использовать» [29].
Естественно, Тернер не только констатирует эклектизм Гидденса (которому Хёст (Hirst) дает нейтральное название “новый синкретизм”), но в работе “Структура социологической теории” [30, Р. 474.] производит на теле концепции Гидденса прямую вивисекцию, разлагая ее на «первоначальные числа» и «простые множители», и показывая на конкретных примерах, что откуда заимствовано:
элементы структурализма (понятия правил и источников, структуры, структурных принципов); элементы функционализма (структурные правила и особенности, понятие института); элементы интеракционизма, в особенности «социального драматургизма» (рутинизация, регионализация, интерактивные системы);
элементы феноменологии и этнометодологии (дискурсивное сознание, практическое сознание, двойная герменевтика);
элементы теории психоанализа (бессознательные мотивы, потребность онтологической безопасности).
Второй вопрос касается проблемы метатеоретического статуса концепции Гидденса, что конкретно означает ответить на вопрос, предлагает ли вообще Гидденс теорию, и если да, то какую, какого уровня обобщения, теорию чего, и какими средствами строящуюся? Большинство авторов сходится на том, что речь идет о «чем-то похожем на теорию», но практически невозможно обнаружить однозначной констатации, что это - обобщенная социологическая теория или теория одного значительного социального процесса (процесса структурации) на высоком уровне обобщенности. Скорее с различными вариациями повторяются упоминавшиеся упреки, совершенно идентичные упрекам, предъявлявшимся некогда Парсонсу [4], т.е. что речь идет “лишь о системе определений, связанных неточным текстом и диаграммами” [28, Р. 935.]. Согласно Тернеру, концепция Гидденса “очевидно отличается от теории Парсонса и ее превосходит”, хотя однозначно присудить ее статус “теории” даже Тернер до некоторой степени опасается. Оставим в стороне дискуссии о том, в какой мере проект Гидденса совместим (или несовместим) с постэмпирической философией науки, и является ли он (или не является) критической теорией в хабермасовском или каком-либо другом смысле. При оценке метатеоретического статуса проекта Гидденса, по нашему мнению, все проходят мимо хотя и кажущегося тонким, однако, существенного отличия “общей социологической теории” (где доминируют функции объяснения) от “общей социологии” (в которой доминируют функции концептуализации, классификации, типологизации и определения).
Социология: общая социология и социологическая теория
Сам Гидденс, в конце концов, в нескольких местах упоминает, что главное - это “общая концептуализация”, т.е., собственно, понятийное закрепление социальной действительности, иная “структурация” общественной жизни, отличная от типичных для существовавших до этого момента разнородных концепций. Спор о том, можно ли строить социологию more geometrico, т.е. по модели естественных наук, представляется окончательно разрешенным не в пользу приверженцев «естественнонаучной парадигмы». Но это не означает, что внутренняя структура социологии обязательно должна принципиально отличаться от структуры естественных наук, или более развитых общественных наук, и что из исследования методической конструкции этих наук нельзя вынести ничего полезного. Достаточно хотя бы для ориентации просмотреть, скажем, двадцать учебников, имеющих в своем заглавии прилагательное «общий», и не важно, будет ли это общая стоматология, общая теория государства и права, общая эстетика, общая генетика или общая физическая география, и мы поймем элементарную, но игнорируемую истину: каждой научной дисциплине в качестве предварительной ступени необходим комплекс понятий, определенных с максимально возможной точностью, фиксирующих существенные, общие, универсальные стороны действительности (точнее, - ее части, относящейся к предмету данной науки), а также комплекс классификаций и типологий, которые можно применить для:
описания и анализа конкретных, во многих случаях единичных явлений, процессов и структур, т.е. в нашем случае для конкретного исследования;
формулировки теорий среднего уровня, служащих для объяснения частных (социальных) явлений, процессов и структур;
последовательного создания объясняющих схем самого высокого уровня обобщенности, фиксирующих закономерности и регулярности возникновения, развития и функционирования в нашем случае, прежде всего, социальных макроструктур и так называемых глобальных сообществ.
Если, например, физическая география старается отразить «закономерности формирования физико-географической структуры того или иного типа рельефа», то очевидно, что это невозможно без знания того, что такое климатология, гидрология и биологическая география, без знания, что такое «речной», «карстовый», «гляциальный», «эолитический» и «литоральный» рельеф, что такое «эрозия» и «география растительности». Подобным же образом невозможно строить общую социологическую теорию, не располагая достаточным количеством точно определенных понятий, классификаций и типологий, которые сами, естественно, не являются собственно теориями.
Если рассматривать теорию структурации Гидденса под таким углом зрения, то мы легко определим, что, действительно, имеем дело с социологией «парсонсовского типа», которая хочет предложить понятийный аппарат и классификационные схемы «для всех обществ прошлого, настоящего и будущего». Бесспорно, за подобного рода деятельность социология должна браться снова и снова, и вклад Гидденса в понимаемую таким образом социологию, оставаясь в высшей степени дискуссионным, тем не менее, является чрезвычайно важным.
Мы ограничились здесь рассмотрением только «скелета» теории Э. Гидденса - дальнейшие «измерения» ее развития, в частности, теория модерна в узком смысле, содержатся в текстах Гидденса уже «постструктурационного» периода.
ЛИТЕРАТУРА
1. Современные социологические теории общества: Сб. ст. / Сост. и науч. ред. Н.Л. Поляковой. - М.. 1996.
2. Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Издание второе. - М., 1955. Т. 3.
3. Adorno T.W. Late Capitalism or Industrial Society? In: Modern German Sociology. Cambridge University Press. New York. 1967.
4. Beck U. Now Modern in Modem Society. In: Theory, Culture and Society. Vol. 9. 1992. No.2.
5. Beck U., Gicldens A., Lash S. Reflexive Modernization: Politics, Traditions and Aesthetics in the Modern Social Order. Polity Press, Cambridge. 1994.
6. Burns T.R. Actors, Transaction and Social Structure. In: Himmelstrand U., Sociology: From Crisis to Science?, vol. I I. Sage, London. 1986.
7. Coleman J.S. Social Theory, Social Research and a Theory of Action. In: AJS, vol. 91. 1986. No. 6.
8. Giddens A. Action, Subjectivity and the Construction of Meaning. In: Social Research, vol.53, 1986, No.3.
9. Giddens A. Capitalism and Modern Social Theory: The Analysis of the Writings of Marx, Durkheim and Max Weber.,
Cambridge University Press. Cambridge. 1971.
10. Giddens A. Central Problems in Social Theory: Action, Structure and Contradiction in Social Analysis. Macmillan, London. 1979(3 ed. 1983).
11. Giddens A. The Class Structure of the Advanced Societies. - Hutchinson, London, 1973 (rev. ed.: London. 1981.).
12. Giddens A. The Consequences of Modernity. Polity Press, Cambridge-Stanford University Press. Stanford. 1990.
13. Giddens A. The Constitution of Society: An Outline of the Theory of Structuration. Polity Press, Cambridge. 1985.
14. Giddens A. A Contemporary Critic of Historical Materialism, vol. 1. Macmillan, London. 1981.
15. Giddens A. Desat’ tezi buducnosti sociologie. In: Slovenske pohl’ady, 1987b.
16. Giddens A. Labour and Interaction. In: Thompson J.B., Held D. (eds.), Habermas: Critical Debates. Macmillan. London. 1982c.
17. Giddens A. The Nation-State and Violence. Volume Two of A Contemporary Critique of Historical Materialism. Polity Press, Cambridge. 1985.
18. Giddens A. New Rules of Sociological Method. Hutchinson. London. 1976a.
19. Giddens A. Sociology: A Brief but Critical Introduction. Macmillan, London. 1982a, 1986.
20. Kellner D. Postmodernism as Social Theory. In: Theory, Culture and Society, vol. 5, 1988, No. 2-3.
21. Kozakiewicz H. Epistemologiczny fundament socjologii: Klasyczne zrodla teoretycznych trudnosci najnowszty socjologii. Warszawa. 1988 (mimeo).
22. Lenski. G. Rethinking Macrosociological Theory. In: ASR, vol. 53. 1988. No.2.
23. McLennan G. Critical of Positive Theory? A Comment on the Status of Anthony Giddens’ Social Theory. In: Theory, Culture and Society, vol. 2. 1984. No2.
24. Parsons T. Some Comments on the Sociology of Karl Marx. In: Parsons T. Sociological Theory and Modern Society. The Free Press. New York. 1967.
25. Ritzer C. Contemporary Sociological Theory. McGraw-Hill. New York. 1988.
26. Stinchcombe A.L. Review Essay: Milieu and Structure Updated. In: Theory and Society. Vol. 15. 1986. No.4.
27. Thrift N. Bear and Mouse or Bear and Tree? Anthony Giddens’ Reconstruction of Social Theory. In: Sociology. Vol. 19. 1985. No.4.
28. Turner J.H. Review Essay: Theory of Structuration. In: AJS. Vol. 91., 1986a, No.4.
29. Turner J.H. Societal Stratification: A Theoretical Analysis. Columbia University Press. New York. 1984.
30. Turner J.H. The Structure of Sociological Theory. The Dorsey Press, Chicago. 1986b.
31. Wiley N. The Current Interregnum in American Sociology. In: Social Research, vol. 52, 1985. No.l.
ANTHONY GIDDENS - THEORIST OF STRUCTURATION AND THE MODERNITY
M. Petrusek
Faculty of Social Sciences Charles' University, Prague, Czech Republic
The article is devoted to interpretation of the main principles of structuration theory of Anthony Giddens. The general characteristic of evolution of his viewpoints is given, the question of merits and drawbacks in Giddens' conception are being considered.
