CC BY
02023
МЕДИАЛИНГВИСТИКА
Том 10, № 3
КРИТИКА МЕДИАРЕЧИ
УДК 81'33
Эмотивная лексика как манипулятивный маркер деструкции в мигрантоориентированном дискурсе массмедиа: на материале Евросоюза, России, Армении и Казахстана
С. Амириду1, М. Д. Лагуткина2, М. С. Джилкишиева3
1 Фракийский университет имени Демокрита, Греция, 69100, Комотини, ул. 26-го Октября, 24
2 Российский университет дружбы народов,
Российская Федерация, 117198, Москва, ул. Миклухо-Маклая, 10
3 Южно-Казахстанский университет имени М. Ауэзова, Республика Казахстан, 160012, Шымкент, пр. Тауке хана, 5
Для цитирования: Амириду С., Лагуткина М. Д., Джилкишиева М. С. (2023). Эмотивная лексика как манипулятивный маркер деструкции в мигрантоориентированном дискурсе массмедиа: на материале Евросоюза, России, Армении и Казахстана. Медиалингвистика, 10 (3), 284-300. https://doi.org/10.21638/spbu22.2023.301
Любая миграция способствует проявлению у людей всего спектра эмоциональных оценок, что зачастую приводит к поведенческим деструкциям. Эмотивная лингвоми-грациология признает, что эмоции играют определяющую роль в адаптации принимающей лингвокультуры. Миграция трансформирует общение, постсоветская русо-фония имеет значительную лингвокультурную дистанцию в зависимости от страны происхождения. Анализ эмпирического материала позволил разграничить миграционный и мигрантоориентированный дискурсы, отражающие проблемы миграции и мигрантов. Анализ эмотивного пространства постсоветского мигрантоориентиро-ванного дискурса основан на теории эмоций и лингвомиграциологии с учетом принципа репрезентативности. Такой подход позволяет препарировать макроструктуру поликодовых мигрантоориентированных дискурсов Армении, ЕС, Казахстана и России, интерпретировать эти дискурсы в контексте эмотивности разных лингвокультур, решая коммуникативные задачи. Разница в восприятии этнопсихолингвистических норм в миграционных процессах способствует появлению лингв окультурного шока у всех участников миграции, моделируя развитие негативных сценариев как в отпускающем, так и в принимающем обществе. Актуальность предлагаемой работы обуслов-
© Санкт-Петербургский государственный университет, 2023
лена ростом миграции между странами Европы и Азии, что закономерно повышает интерес к изучению этносоциокультурных особенностей этих стран. Анализ другого мира сквозь призму иностранного языка означает вхождение в другую культуру с другими речеповеденческими нормами, что вызывает изменения в ценностной матрице языковой личности. Пробелы в фоновых знаниях принимающей страны становятся источником появления эмотивно окрашенной лексики в речи мигрантов. Статья написана на материале открытых источников массмедиа и предназначена специалистам в области миграции, политологии, лингвистики, межкультурной коммуникации, истории, психологии, социологии, журналистики.
Ключевые слова: эмотивность, удивление, лингвомиграциология, мигрант. Постановка проблемы
Миграция актуализирует эмотивные проявления человеческой натуры, поскольку мигранты проявляют все разнообразие психоэмоциональных состояний во время межкультурного общения в моменты удивления, возмущения, радости, грусти и т. п. По мнению К. В. Злоказова, «базовая категория деструктивного текста — объект, являющий собой приложение деструктивной активности субъекта. Включение категории объекта в семантическое пространство деструктивного текста обусловлено в первую очередь авторской коммуникативной задачей» [Злоказов 2015: 244], поэтому тексты с ориентацией на миграцию зачастую актуализируют деструктивные состояния реципиента, являя собой один из приемов психолого-информационной войны [Сковородников, Копнина 2016]. Не случайно исследователи указывают на взаимосвязь между миграцией и чувствами грусти, печали, депрессии [Медведев, Чухрова 2020], в связи с чем мигрантоориентированные публикации поддерживают деструкцию и разнообразные фрустрации у мигрантов [Кузнецова, Курузов, Смирнов и др. 2020]. Исходя из этого, важно понимать как свои, так и чужие эмоции в ситуации сложности атрибуции параметров «мы» vs «они» в контексте мигрантоориентированных дискурсов в традиционных СМИ и других средствах массовой коммуникации (социальных сетях, разнообразных интернет-каналах и т. п.).
Научная новизна работы обусловлена растущим интересом представителей различных научных направлений к сфере формирования эмотивных переживаний в ситуации миграции, изменяющейся окружающей социальной среды и стресса.
Сложность заявляемой темы обусловлена тем, что нет четкой регламентации в параметризации деструктивной информации и деструктивного медиатекста в мировой научной практике [Карабулатова, Копина 2022: 365]. В то же время в западной научной литературе понятие деструктивного текста (destructive) практически не используется [Fedotova, Shirokova 2021], оно заменяется разнообразными эвфемизмами [Pedro Baptista, Gradim, Loureiro et al. 2023]. Так, Еврокомиссия и ВОЗ пишут о «Защите от жестокого (агрессивного, оскорбительного) поведения» / «Protection against abusive behaviour»1. На постсоветском пространстве под влиянием российских исследовательских материалов термин «деструкция» используется наряду с понятиями «деструктивное поведение» и «деструктивные действия», под ко-
1 The World Health Organization (2021). Preventing and Addressing Abusive Conduct. Электронный ресурс https://cdn.who.int/media/docs/default-source/ethics/policy-on-addressing-and-preventing-abusive-conduct-01032021.pdf?sfvrsn=f813e082_1&download=true.
торыми понимаются противоправное и преднамеренное нарушение границ и норм социального взаимодействия, прежде всего сюда входят экстремизм, газлайтинг, буллинг и другие формы морального унижения людей, проявления жестокости и агрессии к детям, женщинам, старикам и инвалидам, причинение физического ущерба, акты вандализма и оскорбление коллективной памяти, жестокое обращение с животными, пропаганда гомосексуального поведения, пропаганда и вовлечение в наркотическую и алкогольную субкультуры и т. д. Следует отметить, что даже в рекламных листовках авиакомпании «Аэрофлот» на каждом борту самолета присутствует разъяснение, как необходимо вести себя во время полета при деструктивном поведении находящегося рядом с тобой человека. При этом определение деструктивного поведения отсутствует. Кроме того, не дано четкое определение деструктивного контента и на законодательном уровне РФ. Тем не менее на практике под деструктивный контент подпадает та публичная информация, категориальные признаки которой определены как могущие нанести ущерб и/или вред на ментальном, психическом или физическом уровнях и указаны в ФЗ от 29 декабря 2010 г. № 436 «О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию»2. Однако расширение возможностей искусственного интеллекта, в том числе использование его в современной информационной войне [Pedro Bap-tista, Gradim, Loureiro et al. 2023], привело к возобновлению дискуссий на самых различных площадках о необходимости расширения параметров деструктивной информации.
История вопроса
Психика человека не успевает за значительными переменами повседневной жизни [Qin, Xiao, Yuan et al. 2022], это позволило исследователям отнести миграцию к источнику хронического стресса и трансформации психических процессов [Inuwa-Dutse, Liptrott, Korkontzelos 2020]. Стресс такого типа находит отражение и в специфике речи мигрантов, трансформирующей их внутреннюю картину мира [Ruan, Karabulatova 2021]. При этом преобладание цифрового формата общения в социальных сетях ярко демонстрирует трансформацию стандарта общения и специфическую эмотивную палитру восприятия темы миграции, обладающей стигматизацией в современном обществе [Pchelkina, Timoshkin 2020].
Поляризация оценок четко наблюдается при позиционировании темы миграции в традиционных СМИ и социальных сетях, что позволило И. С. Карабулато-вой и К. В. Воронцову выделить цифровую лингвомиграциологию [Karabulatova, Vorontsov 2019]. Социологи анализируют феномен миграции, не проводя особого разграничения между дискурсом, ориентированным на миграцию, и собственно миграционным дискурсом, говоря о миграциологии в широком контексте [Денисенко, Ионцев, Хорев 1989]. Существует некоторая несогласованность в определении самого объема понятия «миграционный дискурс».
Исследователи определяют мигрантоориентированный дискурс как особый тип дискурса, в который включены публицистические, новостные тексты о миграции, а также художественные тексты, созданные мигрантами или повествующие
2 ФЗ от 29 декабря 2010 г. № 436 «О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию». Электронный ресурс https://www.consuItant.ru/document/cons_doc_LAW_108808/.
о миграции и мигрантах [Анумян 2020; Амириду, Лагуткина, Джилкишиева 2022]. Такое собрание литературы о миграции и мигрантах целесообразно обозначить как мигрантоориентированный дискурс — более конкретизированный термин, нежели миграционный дискурс, который включает в себя юридические правовые тексты, связанные с миграцией.
Поскольку миграциология представляет собой довольно молодую науку [Денисенко, Ионцев, Хорев 1989], то такого рода смещения границ исследовательских полей вполне объяснимы.
Не случайно Т. А. ван Дейк определяет миграционный дискурс как сложную структуру, которая включает в себя реализацию в разных жанрах лингвистических, социальных, политических и культурных аспектов миграции, а также историю, экономику, политику миграции и т. д. [Бцк 2018: 230]. Он предположил, что миграция может быть описана посредством семантических макроструктур, состоящих из макропозиций, включающих локальные значения дискурса [Бцк 2018: 233].
Миграционный дискурс в толковании пермских исследователей под руководством С. В. Шустовой представляется в качестве коммуникативного процесса, стороны которого ставят перед собой задачу: «адаптироваться в принимающей стране; принять законодательство страны; оставаться в своей конфессии или изменить вероисповедание; освоить язык принимающей страны; определить для себя и своей семьи выгоды от пребывания на территории этой страны; принять решение о пребывании самостоятельно; адаптироваться к условиям проживания в одиночку, семьей, группой; решить экономические вопросы жизнеобеспечения; дать детям образование; обеспечить семью медицинским обслуживанием; принять культуру титульной нации» [Шустова, Раренко, Попова и др. 2020: 9]. Когда мигрант попадает в новые условия страны приема, то он удивляется многим вещам, которые не входят в его привычную картину мира.
Описание методики исследования
Материалом исследования послужили представленные в массмедиа интервью мигрантов из России / в Россию, из Евросоюза / в Евросоюз, из Армении / в Армению, из Казахстана / в Казахстан. Эти регионы являются признанными лидерами среди территорий исхода и приема мигрантов. Эмотивы извлекались из опубликованных интервью мигрантов в СМИ, относящихся к таким странам, как: 1) страны постсоветского мира (мигранты из Армении, Казахстана, России); 2) страны дальнего зарубежья (мигранты, прибывшие в Россию, Армению, Евросоюз и Казахстан); 3) страны Евросоюза (мигранты, прибывшие из России, Казахстана и Армении).
Количественный анализ источников по мигрантоориентированному дискурсу дает следующие результаты: открытые русскоязычные источники Интернета (традиционные СМИ и социальные медиа) — 268 интервью мигрантов и специалистов по миграции, опубликованные в открытом доступе3. Представленный объем интервью является достаточным в рамках экспертной выборки. Ареал интервьюеров: Россия и постсоветские страны (Казахстан, Армения и др.), страны Евросоюза (Гре-
3 Цитаты, используемые в статье, приведены без изменений.
ция, Германия). Качественная характеристика выборки была ориентирована на то, чтобы понять, какова динамика трансформации отношения к миграции и мигрантам в этих сообществах, поэтому она носит районированный характер. Признаками районирования выступают: указания на локус (страну исхода и страну приема) и на принадлежность к миграционной группе (мигрант, специалист по миграции). Временные рамки: 2016-2023 гг.
Особый всплеск деструктивного компонента обнаруживает тема миграции после начала СВО, однако, на наш взгляд, эти публикации нуждаются в особом рассмотрении. Мы признаем, что рассматриваемые нами направления (Армения и Казахстан) испытывают мощную миграционную нагрузку в виде обратных миграционных потоков из России в 2022-2023 гг.
В своей работе мы опирались на прагматический анализ и методы дискурс-анализа с использованием достижений лингвистической теории эмоций, сенти-мент-анализа, контент-анализа. В ходе интервью были определены ценностные доминанты в этнокультурных кодах отпускающего и принимающего сообществ с ярко выраженной психоэмоциональной рефлексией, все это создает определенную эмотивную тональность того или иного сообщения. Деструктивная эмотив-ная тональность определялась по доминированию негативно оценочной лексики в представленных текстах [Zhang, Karabulatova, Nurmukhametov et al. 2023]. Мы не ставили задачу проведения фактчекинга, а останавливались лишь на эмотивной составляющей медиатекстов.
Следует отметить, что на сегодняшний день не только отсутствует общепринятая методика определения деструктивного контента, но и существуют кардинальные различия в толковании самого феномена деструкции в разных странах [Виноградов, Ларичев, Журавлев и др. 2021], что создает вариативную «вилку» ухода от ответственности за распространение заведомо социально опасной информации.
Анализ материала
С одной стороны, мигрантоориентированный дискурс возникает в результате устной и письменной коммуникации мигрантов с принимающим и отпускающим сообществом, что выражается на официальном и неофициальном уровнях.
Изменение аналитического мейнстрима трансформировало вторичную интерпретацию ранее полученных результатов по этноязыковой и социокультурной адаптации мигрантов, что позволило нам рассмотреть опубликованные ранее рассказы мигрантов под другим углом зрения, а именно в контексте внутренних переживаний мигранта, отраженных при помощи эмотивных средств языка, и понять степень деструктивного манипулятивного компонента в текстах о миграциях.
Ориентация на объект деструкции в мигрантоориентированном дискурсе представлена разнообразно в соответствии с такими параметрами, как:
— указание на социальную принадлежность к конкретной этноконфессио-нальной группе и/или обществу: Российские СМИ заявляют, что Казахстан рискует потерять не свой север, а население: сколько в этом правды4; Украинцы
4 Российские СМИ заявляют, что Казахстан рискует потерять не свой север, а население: сколько в этом правды (2021). Караван.кх. 30 июня. Электронный ресурс https://www.caravan.kz/
рассказали о тяжестях жизни в России: «Пельмени хуже»>5. Российские пельмени оказались аховее6;
— приоритетность темы для автора и/или целевой аудитории: Корреспондент «Свободных» поговорил с коренными жителями Армении об экономической обстановке в родной стране, отношении к приезжим и массовому бегству россиян7;
— относительный баланс интересов автора и целевой аудитории: Я редко делаю материалы, касающиеся нашего соседа — Казахстана потому, что отношения Москвы и Нурсултана, в общем-то, понятны. Казахстан не делает русофобских заявлений, как еврогрузины или прибалты. А еще — не пытается выдурить себе преференции, шантажируя уходом на Запад, как официальный Минск8.
Как правило, обесценивание объекта деструкции или информационной мишени идет при акценте внимания потенциального реципиента на использовании шок-контента, выраженного сленгом, инвективами, жаргонизмами, просторечием. Например: Драка в Новых Ватутинках: Рамзан на защите Рафиков9, где используется антропоним Рафик для обозначения мигрантов из Азербайджана. В той же публикации мигранты из Средней Азии и Азербайджана названы гопниками и счастливыми обладателями российских паспортов, что усиливает деструктивные состояния у реципиента. Формирование депрессивных образов также способствует деструкции. Например: Острова невезения: как Греция приняла миграционный удар на себя. Южная Европа не ощущает поддержки ЕС в решении кризиса с беженцами10.
Рассматривая публикации массмедиа (2016-2023) с фокусом на проблемах миграции, мы пришли к выводу, что русскоязычный официальный мигрантоори-ентированный дискурс демонстрирует такие качества мигрантов, как открытость новому (59 % от общего количества публикаций), ресурсность (23 %), перспективность (10 %), ущербность (9 %). Такое позиционирование на первый взгляд формирует позитивный портрет мигранта, однако положительные характеристики описываются с использованием нейтральной лексики, а отрицательные имеют яр-коокрашенную негативную оценку, что перечеркивает положительные установки
пеш8/го881и8к1е-8ш1-2ауау1уауи1-сЬ1о-ка2акЬ81ап-г18кие1-ро1егуа1-пе-8Уо]]-8еуег-а-па8е1еп1е-8ко1ко-у-еЫ:ош-ргау<1у-749500/.
5 Украинцы рассказали о тяжестях жизни в России: «Пельмени хуже» (2021). Московский комсомолец. 19 апреля. Электронный ресурс Ьйр8://шш^'.шк.ги/8ос1а1/2021/04/19/икга1псу-га88ка2а11-о-1уа2Ье81уакЬ-2Ь12п1-у-го8811-ре1шеп1-кЬигЬе.Ь1ш1.
6 Украинцы рассказали о тяжестях жизни в России: «Пельмени хуже» (2021). Новые вести. 19 апреля. Электронный ресурс Ьйр8://пешуе811.1п£о/2021/04/19/икга1псу-га88ка2а11-о-1уа2Ье81уаЬ-2Ы2т-у-го88И-ре1тет-Ьи2Ье.Ы:т1.
7 «К нам приехала не вся Россия, а образованные люди, «мозги страны». Что Армения думает о массовой эмиграции россиян (2023). Свободные. 17 января. Электронный ресурс ЬИрт/Яп-уо^а. ги/пеш8/у1еш/1</198803.
8 Молодежь бежит из «независимого» Казахстана в Россию (2020). Пикабу. Электронный ресурс Ь11р8://р1каЬи.ги/81огу/шо1о<уо2Ь_ЬегЬ11_12_пе2ау181шодо_ка2акЬ81апа_у_го881уи_7101506.
9 Драка в Новых Ватутинках: Рамзан на защите Рафиков (2021). Свободная пресса. 8 ноября. Электронный ресурс Ьйр8://пеш8.гашЬ1ег.ги/ро1111с8/47533054-<гака-у-поууЬ-уа1и11пкаЬ-гаш2ап-па-2а8сЬй:е-га£коу/.
10 Острова невезения: как Греция приняла миграционный удар на себя. Южная Европа не ощущает поддержки ЕС в решении кризиса с беженцами (2020). Известия. 11 февраля. Электронный ресурс Ьйр8://12.ги/974537/шаг11а-уа811еуа/о81гоуа-пеуе2еп11а-как-дге1с11а-рг1п1а1а-ш1дга1с1оппу1-и<аг-па-8еЬ1а.
на восприятие мигрантов в стране приема. При этом ущербность выступает как элемент деструкции. Например: ...Мигранты принялись угрожать не только пострадавшей девочке, но и ее родителям, и до настоящего дня никто даже не подумал принести извинения; Нет никакой гарантии, что история не повторится вновь, а дети мигрантов, которых в школе очень много, окончательно не почувствуют свою безнаказанность; одновременно с инцидентом в Самаре стало известно о другом нападении детей мигрантов на девочку, и также в провинции, в одном из первых советских наукоградов — Обнинске Калужской области. В одной из школ трое учеников (дети приехавших из соседних стран) домогались ученицы четвертого класса; К сожалению, детское насилие среди детей мигрантов, которое выбрасывается в наши школы, чаще, чем у обычных школьников... Они не знают языка, у них другой культурный подход (все примеры взяты из статьи «Трудовым мигрантам закроют дорогу в гетто»11. — С. А. и др.).
Ущербность мигрантов позиционируется как через обвинения в отсутствии знаний языка и понимания традиций общения в русской культуре, так и через навязывание ярлыка преобладания в мигрантской среде криминогенных форм поведения, последнее влечет за собой резкую поляризацию в обществе с паникерскими лозунгами, что можно проиллюстрировать публикациями материалов о необходимости создания «генетических паспортов» для въезжающих в Россию мигрантов. Например: Трудовых мигрантов предложили различать по ДНК12.
Не случайно разрушительный эффект от доминирования негативно окрашенной лексики в медиадискурсе был обозначен исследователями как лингвоток-сичное явление в языке и речи [Сковородников, Копнина 2017б]. В этом случае деструкция в мигрантоориентированном тексте реализуется посредством манипу-лятивных призывов по отношению к реципиенту (например, отказывать в социальной помощи и адаптации мигрантов, создавать мигрантофобные настроения в обществе, совершать насильственные действия против мигрантов, вовлекать мигрантов в противоправные действия, совершать антимигрантские акции и погромы мигрантских предприятий и мест проживания и т. д.).
Информационной мишенью для деструктивного нападения в мигрантоори-ентированном медиадискурсе могут выступать: 1) публичные личности (лидеры общественного мнения, блогеры, политики, общественные активисты); 2) конкретные целевые аудитории, когортные группы, профессиональные сообщества (студенты, призывники, молодые мамы и т. п.); 3) социальный статус, социально-ролевые взаимоотношения (пасынок, сирота, отец, коллега, шеф, губернатор, солдат, мобилизованный, инвалид и т. п.); 4) территориальные образования (Сибирь, Урал, Кавказ и т. п.).
Деструктивная эмотивность мигрантоориенированного медиадискурса нацелена на актуализацию негативной оценочности в восприятии целевой аудитории темы миграции/мигрантов через такие стандартные приемы негативной манипуляции, как навешивание ярлыков, обесценивание, принижение, гиперболизацию, «жонглирование» статистическими данными и т. д.
11 Трудовым мигрантам закроют дорогу в гетто (2022). Взгляд. 5 февраля. Электронный ресурс https://vz.rU/society/2022/2/5/1141872.html.
12 Трудовых мигрантов предложили различать по ДНК (2021). Взгляд. 1 ноября. Электронный ресурс https://vz.rU/society/2021/11/1/1127119.html.
Современная наука постепенно отказывается от жесткой подачи темы вынужденной и принудительной миграции для адекватного понимания не только многих процессов, которые приводят к этнотравме в постсоветских странах [Osipov, Karabulatova, Shafranov-Kutsev et al. 2016] и соответственно к языковой травме [Сковородников, Копнина 2017а], но и стремления потенциальных мигрантов к выбору нового пути в стране приема, которая мифологизируется в мигрантской аудитории в силу разных экстралингвистических причин, выступая прежде всего защитным психосберегающим механизмом. Так, исследователи отмечают, наряду с превалированием чувства безвозвратной потери родины у русских эмигрантов в Китае, восторженные попытки создать идеальную Россию в Харбине и Шанхае (так называемую Желтороссию — подробно см.: [Qin, Karabulatova, Ruan 2023]. — С. А. и др.), вдалеке от материнской культуры. Это нашло свое отражение в многочисленных русскоязычных эмигрантских периодических изданиях и эмигрантском кинематографе в Китае. При этом «феномен преодоления этнотравмы у русских эмигрантов заключался в конструировании иллюзии русского Харбина и выключении из фокуса внимания нерусских черт города. Проникновение китаизмов в русскую речь харбинцев шло постепенно, подготовляя местное русское население к ассимиляции и адаптации» [Ruan, Karabulatova 2021: 1507].
Мигранты вынуждены кардинально трансформировать свои привычные паттерны поведения вследствие доминирования других социокультурных норм в стране приема. Каждая культура вырабатывает свои правила об этикете общения, этикетных формулах невербального поведения, что может оказывать прессингующее влияние на прибывшего нового члена общества. Например, в культурах стран Азии и Кавказа (Китае, Армении, Узбекистане, Японии) присутствует «правило лица», при котором человек должен держать марку и удерживать лицо успеха, несмотря на негативное давление извне. В этой связи Россия зачастую воспринимается как страна более свободная в своем эмоциональном проявлении, a представители стран западной культуры демонстрируют вежливую улыбчивость, которая не соотносится с их внутренним состоянием.
Следовательно, эмоциональное состояние определенного субъекта проявляется в реакции на определенную ситуацию, что иллюстрирует эволюцию того или иного эмоционального состояния в пределах и за пределами эмоциональной ситуации с определенными характеристиками (длительностью, интенсивностью, контролируемостью, оценочностью и т. д.).
Эмотивно окрашенная лексика, присутствующая в мигрантоориентирован-ном дискурсе, может быть как позитивной, так и негативной, воспринимаясь соответствующим образом в зависимости от психотипа самого реципиента и его лингвистической и социокультурной подготовки к миграции, экстралингвистических характеристик страны исхода/приема. При этом эмотивные сферы мигрантов также разнятся и зависят от личностных установок и привычного вербального реагирования на окружающую обстановку, что, в свою очередь, открывает вариативные возможности для осуществления манипулирования в массмедиа.
«Мягкая» (скрытая) деструкция, как правило, нацелена на постепенную трансформацию отношения к мигрантам в контексте демонизации образа мигранта в картине мира лингвокультуры принимающего сообщества и демонизации образа принимающего социума. Например: Все русское вытравят: в Казахстане гото-
вится «кумысная революция»13. Таким образом, деструкция в мигрантоориенти-рованном массмедийном дискурсе может быть явной и скрытой.
Анализ эмпирического материала доказывает, что в абсолютном большинстве речевых ситуаций удивление как реакция предшествует деструкции, выбивая из привычного комплекса психоэмоционального реагирования. Это обстоятельство особенно бросается в глаза при анализе рассматриваемой нами мигранто-ориентированной ситуации «мигранты У8 принимающая сторона», участниками которой являются не просто статусно неравные коммуниканты, а где очевидно, что один из них зависит от другого, то есть должен (а не хочет или может) воплощать интенции адресанта, и трудно себе представить возможность проявления отрицательных эмоций (раздражения, злости, страха и т. д.). Они, конечно, могут быть, но, как свидетельствует наш анализ практического материала, обычно эксплицитно не проявляются, подавляются.
В этом плане показательны примеры, извлеченные из новостного мигрантоори-ентированного дискурса, выражающие эмотивно оценочное состояние мигрантов. Так, Иван Сантана Лопез — шеф-повар из Испании, переехавший жить в Армению, рассказывая о своей жене, выражает когнитивную эмоцию удивление следующим образом: Мы сразу нашли общий язык, тем более что она (жена. — C. А. и др.) знает испанский в совершенстве. Меня в ней привлекли ее искренность, чистота и удивительные манеры, как оказалось, унаследованные от отца-армянина. Далее И. С. Лопез отвечает на вопрос корреспондента о том, что в Армении его удивило больше всего. Респондент отвечает: Меня в первую очередь удивила история Армении. Одновременно он указывает, что очень мало что знал об Армении до знакомства с будущей женой, и это является нормой для любого другого среднестатистического жителя Испании. Иван отмечает: Про Армению и великую армянскую культуру я узнал благодаря своей супруге. У многих испанцев Армения ассоциируется с Колумбией, так как там есть одноименный город. А в Испании много выходцев из Колумбии и из города Армения14. Здесь видно, что анализируемая нами эмоция выражается способом прямого называния, т. е. проективно, сопровождаясь позитивно-эмотивной оценочностью.
Для успешной адаптации мигранта в принимающем сообществе немаловажную роль играет сходство культур отсылающей и принимающей стран [КагаЬи1а-1оуа, СЬезпокоуа, Б^ееуа е: а1. 2020; Анумян 2020]. В этом плане интерес представляет следующее мнение вышеупомянутого мигранта о том, что у армян и испанцев существует близость по духу: Мы так же, как и армяне, чтим семейные ценности, так же собираемся всей семьей за трапезой и т. д. (в той же статье. — С. А. и др.). Наличие/отсутствие большой этносоциокультурной дистанции является поворотным моментом для трансформации поведенческой матрицы мигранта.
Лингвокультурный шок связан с крайней степенью проявления эмоции удивления, которая может передаваться с помощью использования в речи восклицаний и восклицательных предложений. Как правило, так мигранты маркируют позитив-
13 Все русское вытравят: в Казахстане готовится «кумысная революция» (2020). Царьград. 3 сентября. Электронный ресурс https://tsargrad.tv/articles/vse-russkoe-skoro-vytravjat-v-kazahstane-gotovitsja-kumysnaja-revoljucija_278308.
14 Как испанец полюбил хаш и переехал жить в Ереван (2017). Sputnik News Agency. Sputnik-Armenia. 11 марта. Электронный ресурс https://ru.armeniasputnik.am/20170311/kak-ispanets-polyubil-khash-i-pereekhal-zhit-v-yerevan-6664223.html.
ное удивление от радости достижения своей мечты (переезда в регион, страну миграции) в первые месяцы нахождения на новом месте. Именно такие примеры присутствуют в мигрантоориентированном массмедийном дискурсе, создавая привлекательный образ страны приема.
Например: Я совершенно случайно заехала в эту маленькую страну и пропала. Я именно что влюбилась в Словению, как влюбляются в мужчину. <...> Мне не нужен был никто и ничто, кроме Словении. Даже на мужчин перестала смотреть! Пи-ран — город в Словении. Невозможно не влюбиться! Правильно ли я сделала, что последовала своей мечте о переезде? Трижды да!15; Так случилось, что я уже пятый год живу в иммиграции — вначале в Португалии, а теперь в Германии... А я люблю знать тех, рядом с кем живу, у кого покупаю хлеб и на чьих глазах выгуливаю младенца в песочнице. Как минимум это очень полезно в новой стране, а как максимум приносит друзей и обеспечивает быструю адаптацию. Именно так, знакомясь и задавая вопросы, я за пару месяцев нашла очень близкую по духу подругу, получила потрясающую рекомендацию нужного врача, приняла несколько важных решений. <...> И тогда я усвоила первое правило — найди, что похвалить и чему искренне удивиться16.
Активно используют первую фазу миграции и постсоветские страны, когда восторг открытия новой культуры, нового пространства будоражит психоэмоциональную сферу не только самого мигранта, но и реципиента такой информации. Этот прием был рассмотрен Хуго Лёвхемом при анализе соотношения между вербальным выражением эмоций, самим переживанием эмоции и показателем нейро-медиатора [Lövheim 2012].
Например, Альбина Молдынова рассказала: Еще, будучи студенткой, на летних каникулах, я приезжала погостить... в Нур-Султан. Это был 2010 год. Тогда город активно строился. Мне безумно понравилось, город, люди, гостеприимство. Город буквально меня вдохновил, и запал в душу17; В целом, я себя здесь чувствую комфортно, как дома. Я живу в Алматы, город мне очень напоминает Санкт-Петербург, здесь достаточно зелено. Второй момент, который меня радует, это то, что люди очень хорошо ко мне относятся. Все очень добрые, гостеприимные, приветливые. Я здесь еще почти ни разу не столкнулся с тем, что кто-то считает меня приезжим. Мы разговариваем с людьми на одном языке. Я очень уважительно отношусь к культуре, говорю «рахмет» вместо «спасибо» и «салеметаз бе» вместо «здравствуйте». <...> А самая приятная вещь у вас — это еда18; Здесь большое сообщество экспатов, но мои близкие друзья — это местные жители Казахстана. Я нахожу их более лояльными и у нас с ними доверительные отношения. Обожаю казахское гостеприимство, когда тебя оку-
15 История одной большой мечты о переезде (2018). Жить интересно! 8 февраля. Электронный ресурс https://interesno.co/myself/c9d43249b090.
16 Как знакомиться с людьми легко, приятно и радостно для обеих сторон (2017). Жить интересно! 22 ноября. Электронный ресурс https://interesno.co/myself/9d4a2be9130b.
17 В погоне за успехом и счастьем: история переезда россиянки в Казахстан (2021). Nur.KZ. 31 июля. Электронный ресурс https://www.nur.kz/nezavisimost/1924872-v-pogone-za-uspehom-i-schastem-istoriya-pereezda-rossiyanki-v-kazahstan/.
18 «Даю себе год». Истории россиян, которые переехали в Казахстан после начала военных действий (2022). Esquire.kz. 23 июня. Электронный ресурс https://esquire.kz/tut-rabotaet-instagram-po-kakim-prichinam-rossijane-pereezzhajut-v-kazahstan/*.
* Деятельность компании Meta по реализации социальной сети Instagram признана экстремистской и запрещена на территории РФ.
тывают заботой и вниманием. У французов очень много общего с казахами: мы, к примеру, тоже едим конину и у нас такие же длинные семейные застолья (смеется). Я всегда чувствую себя на своем месте, здесь я освоилась и влилась в общение с местными жителями быстрее, чем за 20 лет своей жизни в Англии. Казахстан очень большая и красивая страна, которая покорила меня. Франция — моя родина, но я бы не вернулась туда обратно19.
К сожалению, в российских СМИ позитивные истории о мигрантах не столь хорошо представлены. Позитивный шок-контент у прибывающих в Россию мигрантов представлен в основном публикациями 2018 г., с усилением деструктивного компонента во второй половине 2018 и по настоящее время.
Например: Обманул работодатель, и я не смогла вовремя уехать на родину. Из-за этого суд России признал меня — гражданку Таджикистана — виновной в нарушении миграционного режима. Впереди ждала депортация и социальный приют для четверых детей. Я не знала, как увезти детей с собой, боялась оставлять их одних в России. Мне бескорыстно помогли родственники: обратились к Уполномоченному по правам ребенка, оформили документы в консульстве, купили билеты. Семья воссоединилась в аэропорту, куда я была доставлена под конвоем. Вы бы видели наши счастливые глаза в этот момент! Все вместе мы благополучно улетели в Душанбе20.
Восприятие миграции имеет волновой характер, поскольку стадия восторга сменяется стадией кризиса, когда мигранты ощущают острее негативное влияние нового социума, сталкиваются с разного рода межкультурными различиями. В этот период эмоция удивления характеризует дистанцию между ожиданиями и реальностью в картине мира мигранта. Негативный аспект удивления способствует культурному шоку, характеризующему состояние физического, эмоционального, социального дискомфорта, которое возникает в процессе адаптации мигранта в новом социокультурном окружении. Например: Мне кажется, в плане государственных услуг в Казахстане все делается намного быстрее. Можно прийти в одно учреждение и разобраться со всеми вопросами. В Казахстане у меня остались все родственники, поэтому стараюсь приезжать туда во время отпусков и праздничных дней. Это моя Родина, большую часть своей жизни я прожил там и всегда с теплом о ней вспоминаю, — рассказывает Владимир Шмаков, 26 лет, переехавший из казахстанского города Темиртау в Тюмень21; Решила уехать после начала полномасштабной войны с Украиной. Потому что не поддерживаю. И не хочу платить налоги, которые потом пойдут на убийство мирных жителей Украины. Думала недолго. А потом просто собрала вещи в походный рюкзак и отправилась в путь. О Казахстане не знала ничего. Только то, что говорят в России. Но это оказалось полной ерундой.
19 «Быть экспатом — это не преимущество». Француженка Сильви Пьежлин-Коулз о жизни и работе в Казахстане (2023). Esquire. 24 января. Электронный ресурс https://esquire.kz/byt-jekspatom-jeto-ne-preimushhestvo-francuzhenka-silvi-pezhlin-koulz-o-zhizni-i-rabote-v-kazahstane/.
20 10 добрых историй про мигрантов в РФ, от которых становится теплее на душе (2018). Sputnik Таджикистан. 13 июля. Электронный ресурс https://tj.sputniknews.ru/20180713/migranty-russia-tajikistan-istorii-1026082673.html.
21 Русские о переезде в Россию: о трудностях, преимуществах и почему они скучают по Казахстану? (2019). Weproject.media. 23 марта. Электронный ресурс https://weproject.media/articles/ detail/etnicheskie-russkie-o-pereezde-v-rossiyu-o-slozhnostyakh-lgotakh-i-pochemu-skuchayut-po-kazakhstanu/.
Мол, Казахстан — дикая страна, где нет цивилизации, технического прогресса и удобств. Страна очень религиозная и очень строгая по своим нормам допустимого поведения, особенно для женщин. А еще мне говорили, что меня тут украдут, изнасилуют и продадут. И что тут очень маленькие зарплаты. В общем, меня напугали, как могли. И в России это глупое и ошибочное представление о Казахстане, к сожалению, очень устойчиво... Моя адаптация прошла легко, проблем не было. <.> Но люди очень отзывчивые и всегда готовы помочь22.
В деструктивном мигрантоориентированном медиадискурсе акцентуация идет на переживание негативных эмоций через отрицательный шок-контент с яркой дихотомией «свой — чужой». В результате возникает вторичная эмоция удивления у реципиентов-нативов от восприятия мигрантоориентированного дискурса как в стране исхода, так и в стране приема.
Результаты исследования
Миграция как мощный стрессогенный фактор ярко проявляет весь спектр эмоций человеческой психики [Inuwa-Dutse, Liptrott, Korkontzelos 2020; Медведев, Чухрова 2020]. Традиционно, начиная с античных времен, анализом эмоций занимались и занимаются представители таких наук, как психология и психиатрия, философия и право. Несмотря на имеющиеся приемы анализа эмоционально окрашенной лексики в языке, эмотивология, или эмотивная лингвистика, стала разрабатываться лишь в 1980-х годах, когда язык эмоций стал объектом изучения с семантических и прагматических точек зрения [Анумян 2020; Шаховский 2019].
Эмотивность мигрантоориентированного дискурса СМИ связана с конкретным паттерном предполагаемого реагирования реципиента, находящегося в состоянии длительного психоэмоционального напряжения, обусловленного миграцией как фактором акцентуации психоэмоциональных поведенческих черт личности и креативным поиском выхода из психотравмиру-ющей ситуации.
Деструктивные маркеры (рисунок) содержат лексемы с негативным эмотивным созначением, продвигающие девиацию на вербальном и невербальном уровнях, усиливая разрушительные настроения, агрессивные проявления, вовлекая реципиента в конфликт — драматический конфликтный треугольник Карпмана «жертва — преследователь — избавитель» [Легошина 2015; Рассохин 2020]. В связи с этим ведущую позицию занимают такие деструктивные компоненты, как негативизация (36 %), сленг, жаргонизмы и просторечие (28 %), депрессивы (24 %), деавториза-ция (14 %).
22 «В Россию я уже точно возвращаться не буду»: как россияне адаптируются в Казахстане (2022). Караван.кх. 18 мая. Электронный ресурс https://www.caravan.kz/news/v-rossiyu-ya-uzhe-tochno-vozvrashhatsya-ne-budu-kak-rossiyane-adaptiruyutsya-v-kazakhstane-844597/.
H Негативизация Щ Сленг Депрессивы Деавторизация
Рис. Представленность деструктивных маркеров в мигранто-ориентированном медиадискурсе
Публикации о миграции составляют поле информационной напряженности и конфликтогенности в дискурсивном пространстве СМИ, обнаруживая поляризацию мнений, которую можно выявить благодаря сентимент-анализу [КагаЬи1а-1оуа, Уогоп^оу 2019].
Деструктивный мигрантоориентированный дискурс обесценивает значимость мигранта, его предыдущий опыт и знания, подчеркивая наличие у мигранта лакун в фоновых знаниях страны приема, навешивает на мигранта негативные ярлыки. Как правило, «открытием» для мигранта, находящегося на этой стадии осмысления собственного переезда, становятся такие чувства, как ностальгия, фрустрация, грусть, депрессия. В то же время усугубляется дистанция в дихотомии «свой — чужой», которая нагнетает конфликт и деструктивные состояния в сознании реципиента, расшатывая психоэмоциональную сферу мигранта. Мы считаем, что эмо-тивность мигрантоориентированного дискурса носит универсальный характер, что обусловлено эволюционным развитием психоэмоциональной сферы человека [Анумян 2020]. В целом понимание чужой лингвокультуры совершенствует эмоциональный интеллект и помогает адаптации мигранта в стране приема.
В связи с этим считаем необходимым выделить отдельное направление — эмо-тивную лингвомиграциологию, оно находится на стыке лингвистической мигра-циологии и эмотивной лингвистики. Отечественная эмотивная лингвистика стала структурированной благодаря работам В. И. Шаховского [Шаховский 2019], который справедливо подчеркнул актуальность исследования языка психоэмоциональной сферы человека с использованием междисциплинарного подхода [Шаховский 2019].
Если миграционный дискурс более стабилен в плане эмоциональных оценок, нейтрален, поскольку отражает официальную точку зрения властей на миграцию как социальное явление, то мигрантоориентированный дискурс тяготеет к публицистическому жанру и отражается в аналитико-оценочных журналистских работах.
Выводы
Интерпретация любого дискурсивного пространства в ее предельном, абстрактом воплощении подразумевает возможность выявления всех актуально присутствующих в конкретном дискурсе смыслов. В этой связи мигрантоориен-тированный дискурс массмедиа представляет собой благодатный материал для разнообразных исследований вследствие его насыщенности вербализованными психоэмоциональными оценками.
Эмотивная лексика в мигрантоориентированном медиадискурсе связана с психофизиологическими причинами реагирования на изменения окружающей среды и стресса из-за смены привычного окружения.
Артикулирование эмоций в мигрантоориентированном дискурсе позволяет переработать негативные переживания деструкции в жизненный опыт. Ярко выраженные деструктивные тексты содержат в себе большее разнообразие негативно окрашенных оценочных слов, в то время как скрытые деструкции зачастую оперируют позитивными эмотивными лексемами.
Эмоционально окрашенная лексика в мигрантоориентированном дискурсе не просто формирует эмотивную тональность публикации, она создает разнополяр-ные векторы оценки миграции как этносоциокультного феномена.
Литература
Амириду, С., Лагуткина, М. Д., Джилкишиева, М. С. (2022). Эмотивы как манипулятивный маркер деструкции в мигрантоориентированном массмедийном дискурсе. В Л. Р. Дускаева (Ред.), Медиалингвистика. Вып. 9. Язык в координатах массмедиа: мат-лы VI Междунар. науч. конф. (Санкт-Петербург, S0 июня — 2 июля 2022 г.) (с. 347-351). СПб.: Медиапапир.
Анумян, К. С. (2020). Особенности эмотивно-коммуникативных процессов адаптации мигрантов. Вестник Российского нового университета, 4, 58-62.
Виноградов, В. А., Ларичев, А. А., Журавлев, М. С., Игнатьев, А. Г., Цветков, Ю. Д., Курбатова, Т. А. (2021). Краткий сравнительно-правовой анализ мер по противодействию распространения противоправного (деструктивного) контента в сети Интернет. Электронный ресурс https:// www.hse.ru/mirror/pubs/share/496608248.pdf.
Денисенко, М. Б., Ионцев, В. А., Хорев, Б. С. (1989). Миграциология. М.: Изд-во МГУ
Злоказов, К. В. (2015). Контент-анализ текстов деструктивной направленности. Политическая лингвистика, 1, 244-251.
Карабулатова, И. С., Копнина, Г. А. (2022). Лингвистическая параметризация деструктивного массмедийного текста: к постановке проблемы. В Л. Р. Дускаева (Ред.), Медиалингвистика. Вып. 9. Язык в координатах массмедиа: мат-лы VI Междунар. науч. конф. (Санкт-Петербург, S0 июня — 2 июля 2022 г.) (с. 364-367). СПб.: Медиапапир.
Кузнецова, Ю. М., Курузов, И. А., Смирнов, И. В., Станкевич, М. А., Старостина, Е. В., Чудова, Н. В. (2020). Текстовые проявления фрустрированности пользователя социальных сетей. Медиалингвистика, 7 (1), 4-15.
Легошина, Н. В. (2015). Треугольник Карпмана «Жертва — Преследователь — Спасатель» в освещении украинского кризиса общественно-политическими СМИ. Полития, 4 (79), 87-99.
Медведев, А. Ю., Чухрова, М. Г. (2020). Актуальные теоретические представления о психосоматическом благополучии мигрантов. В Е. Л. Сорокина (Ред.), Материалы Всероссийской научно-практической конференции «Наука и социум» (с. 138-141). Новосибирск: Сибирский институт практической психологии, педагогики и социальной работы.
Рассохин, Д. А. (2020). 4-й угол треугольника Карпмана. Наука и образование сегодня, 1 (48), 84-87.
Сковородников, А. П., Копнина, Г. А. (2016). Лингвистика информационно-психологической войны: к обоснованию и определению понятия. Политическая лингвистика, 1 (55), 42-50.
Сковородников, А. П., Копнина, Г. А. (2017а). Лингвотоксичные явления в речи и языке. Мир русского слова, S, 28-32.
Сковородников, А. П., Копнина, Г. А. (2017б). Языковая травма как лингвоэкологическое понятие и проблема (на материале современных российских СМИ). Медиалингвистика, 4 (19), 70-79.
Шаховский, В. И. (2019). Обоснование лингвистической теории эмоций. Вопросы психолингвистики, 1 (39), 22-37.
Шустова, С. В., Раренко, М. Б., Попова, М. В., Зорина, Т. П., Костева, В. М., Боровицкая, Е. И., Мень-шакова, Н. Н., Ален, М. Ю., Лапаева, А. А., Новиков, А. Ю. (2020). Миграционная лингвистика в современной научной парадигме: дискурсивные практики и литература мультикультурализ-ма. Пермь: Пермский государственный национальный исследовательский университет.
Dijk, T. A. (2018). Discourse and migration. In В E. Yalaz, R. Zapata-Barrero (Eds), Qualitative Research in European Migration Studies (pp. 227-245). Berlin: Springer.
Fedotova, N., Shirokova, O. (2021). Destructive Trends of Digital Culture: "Side Effects" Of New Media. In E. V. Toropova, E. F. Zhukova, S. A. Malenko, T. L. Kaminskaya, N. V. Salonikov, V. I. Makarov, A. V. Batulina, M. V. Zvyaglova, O. A. Fikhtner, A. M. Grinev (Eds), Man, Society, Communication. Vol. 108. European Proceedings of Social and Behavioural Sciences (pp. 597-603). European Publisher.
Inuwa-Dutse, I., Liptrott, M., Korkontzelos, I. (2020). Migration and Refugee Crisis: a Critical Analysis of Online Public Perception. Электронный ресурс https://www.researchgate.net/publication/343062837_ Migration_and_Refugee_Crisis_a_Critical_Analysis_of_Online_Public_Perception.
Karabulatova, I. S., Chesnokova, O. S., Ebzeeva, Yu. N., Radovic, M. (2020). "tte influence of Islamic migration on Russian and Spanish society: verbalization of the concept "MOOR". Terra Sebus, 12, 301-325.
Karabulatova, I. S., Vorontsov, K. V. (2019). Digital linguistical migrationology: the possibilities of artificial intelligence in the study of migration processes. In II World Congress in real and virtual mode "WestEast: crossing cultures", 2-6 October 2019, Japan, Kyoto Sange University, Scientific and practical materials of the 2nd world Congress in Japan 2019 (pp. 760-766). Kyoto: Kyoto Sange.
Lövheim, H. (2012). A new three-dimensional model for emotions and monoamine neurotransmitters. Med Hypotheses, 78, 341-348.
Osipov, G., Karabulatova, I., Shafranov-Kutsev, G., Kononova, L., Akhmetova, B., Loskutova, E., Niyazo-va, G. (2016). Ethnic trauma and its Echo in today's mental picture of the world among the peoples of the post-soviet states: an interethnic conflicting discourse unfolding in Russian's ethnolinguistic information space. Central Asia and the Caucasus. Journal of Social and Political Studie, 2 (17), 87-94. Pchelkina, D. S., Timoshkin, D. O. (2020). Russian-speaking "migrant YouTube" as a focus of urban and
social studies. Journal of Siberian Federal University, 13 (5), 676-687. Pedro Baptista, J., Gradim, A., Loureiro, M., Ribeiro, F. (2023). Fact-Checking: A Journalistic Movement yet to Be Discovered? Audience Attitudes and Familiarity Levels in Portugal. In F. J. García-Peñalvo, A. García-Holgado (Eds), Proceedings TEEM 2022: Tenth International Conference on Technological Ecosystems for Enhancing Multiculturality. TEEM 2022 (pp. 719-727). Lecture Notes in Educational Technology. Singapore: Springer. Qin, M., Karabulatova, I. S., Ruan, J. (2023). The Cinematographic and Newspaper Discourse of Harbin in the Early Twentieth Century: Reflection of the Feeling of the Loss of the Homeland of the Russian Elite in the Chinese Provinces. In S. Arhire, T. Ro§u, C. Anghel (Eds), The Paris Peace Conference and Its Consequences in Early-1920s Europe (pp. 150-190). Cambridge Scholars. Qin, M., Xiao, D., Yuan, L., Karabulatova, I. (2022). Emotive Tonality of the "Youth-Old Age" Dichotomy in Russian and Chinese Media Discourses: The Stage of Psychosemantic Expertise. Journal of Psycholin-guistic Research. Электронный ресурс https://www.researchgate.net/publication/361753458_Emo-tive_Tonality_of_the_Youth-Old_Age_Dichotomy_in_Russian_and_Chinese_Media_Discourses_ The_Stage_of_Psychosemantic_Expertise. Ruan, Yu., Karabulatova, I. S. (2021). The Experience of the Loss of the Motherland by Representatives of
Russian Emigration in the Chinese Provinces (1905-1917). Былые годы, 16 (3), 1501-1510. Zhang, L., Karabulatova, I., Nurmukhametov, A., Lagutkina, M. (2023). Association Strategies of Speech Behavior of Communicators in Coding Discourse: An Interdisciplinary Approach Towards Understanding the Role of Cognitive and Linguistic Processes in Communication. Journal of Psycholinguistic Research, 1-17. https://doi.org/10.1007/s10936-023-09966-z
Статья поступила в редакцию 15 января 2023 г.; рекомендована к печати 6 апреля 2023 г.
Контактная информация:
Амириду Стефания — PhD, доц.; stefibless@hotmail.com
Лагуткина Маргарита Дмитриевна — канд. филол. наук; lagutara@yandex.ru Джилкишиева Майра Сейтжапаровна — д-р пед. наук, проф.; maira-taraz@mail.ru
Emotive vocabulary as a manipulative marker of destruction in the migrant-oriented discourse of mass media: Based on the material of the European Union, Russia, Armenia and Kazakhstan
S. Amiridou1, M. D. Lagutkina2, M. S. Jilkishieva3
1 Democritus University of Thrace,
24, ul. 26-go Oktyabrya, Komotini, 69100, Greece
2 Peoples' Friendship University of Russia,
10, ul. Miklukho-Maklaya, Moscow, 117198, Russian Federation
3 Auezov South Kazakhstan State University,
5, pr. Tauke khana, Shymkent, 160012, Republic of Kazakhstan
For citation: Amiridou S., Lagutkina M. D., Jilkishieva M. S. (2023). Emotive vocabulary as a manipulative marker of destruction in the migrant-oriented discourse of mass media: Based on the material of the European Union, Russia, Armenia and Kazakhstan. Media Linguistics, 10 (3), 284-300. https://doi.org/10.21638/spbu22.2023.301 (In Russian)
Any migration shows the full range of emotional assessments of people, which often leads to behavioral destructions. Emotive linguomigratiology recognizes that emotions play a decisive role in the adaptation of the host linguoculture. Migration transforms communication, post-Soviet Russophony has a significant linguistic and cultural distance depending on the country of origin.
The analysis of empirical material made it possible to distinguish between migration discourse and migrant-oriented discourses reflecting the problems of migration and migrants. The analysis of the emotive space of the post-Soviet migrant-oriented discourse is based on the theory of emotions and linguomigrationology, taking into account the principle of representativeness. This approach allows us to dissect the macrostructure of polycode migrant-oriented discourses of Armenia, the EU, Kazakhstan and Russia, interpret these discourses in the context of emotivity of different linguistic cultures, solving communicative tasks. The difference in the perception of ethnopsycholinguistic norms in migration processes contributes to the appearance of linguistic and cultural shock in all participants of migration, modeling the development of negative scenarios in both the releasing and the receiving society. The relevance of the proposed work is due to the growth of migration between the countries of Europe and Asia, which naturally increases the interest in studying the ethno-sociocultural characteristics of these countries. Analyzing another world through the prism of a foreign language means entering another culture with other speech and behavioral norms, causing changes in the value matrix of a linguistic personality. Gaps in the background knowledge of the host country become a source of emotively colored vocabulary in the speech of migrants. The article is written on the material of open sources of mass media. The article is intended for specialists in the field of migration, political science, linguistics, intercultural communication, history, psychology, sociology, journalism. Keywords: emotivity, surprise, linguomigration, migrant.
Reference
Amiridu, S., Lagutkina, M. D., Dzhilkishieva, M. S. (2022). Emotives as a manipulative marker of destruction in migrant-oriented mass media discourse. In L. R. Duskaeva (Ed.), Media Linguistics. Vyp. 9. Iazyk v koordinatakh massmedia: mat-ly VI Mezhdunar. nauch. konf. (Sankt-Peterburg, 30 iiunia — 2 iiulia 2022g.) (pp. 347-351). St. Petersburg: Mediapapir Publ. (In Russian)
Anumian, K. S. (2020). Features of emotive and communicative processes of migrants' adaptation. Vestnik Rossiiskogo novogo universiteta, 4, 58-62. (In Russian)
Denisenko, M. B., Iontsev, V. A., Khorev, B. S. (1989). Migrationology. Moscow: Moscow University Press. (In Russian)
Dijk, T. A. (2018). Discourse and migration. In E. Yalaz, R. Zapata-Barrero (Eds), Qualitative Research in European Migration Studies (pp. 227-245). Berlin: Springer.
Fedotova, N., Shirokova, O. (2021). Destructive Trends of Digital Culture: "Side Effects" of New Media. In E. V. Toropova, E. F. Zhukova, S. A. Malenko, T. L. Kaminskaya, N. V. Salonikov, V. I. Makarov, A. V. Batulina, M. V. Zvyaglova, O. A. Fikhtner, A. M. Grinev (Eds), Man, Society, Communication. Vol. 108. European Proceedings of Social and Behavioural Sciences (pp. 597-603). European Publisher.
Inuwa-Dutse, I., Liptrott, M., Korkontzelos, I. (2020). Migration and Refugee Crisis: a Critical Analysis of Online Public Perception. Retrieved from https://www.researchgate.net/publication/343062837_Mi-gration_and_Refugee_Crisis_a_Critical_Analysis_of_Online_Public_Perception.
Karabulatova, I. S., Chesnokova, O. S., Ebzeeva, Yu. N., Radovic, M. (2020). The influence of Islamic migration on Russian and Spanish society: verbalization of the concept "MOOR". Terra Sebus, 12, 301-325.
Karabulatova, I. S., Kopnina, G. A. (2022). Linguistic parametrization of destructive mass media text: towards the formulation of the problem. In L. R. Duskaeva (Ed.), Media Linguistics. Vyp. 9. Iazyk v koordinatakh massmedia: mat-ly VI Mezhdunar. nauch. konf. (Sankt-Peterburg, 30 iiunia — 2 iiulia 2022g.) (pp. 364-367). St. Petersburg: Mediapapir Publ. (In Russian)
Karabulatova, I. S., Vorontsov, K. V. (2019). Digital linguistical migrationology: the possibilities of artificial intelligence in the study of migration processes. In II World Congress in real and virtual mode "WestEast: crossing cultures", 2-6 October 2019, Japan, Kyoto Sange University, Scientific and practical materials of the 2nd world Congress in Japan 2019 (pp. 760-766). Kyoto: Kyoto Sange.
Kuznetsova, Iu. M., Kuruzov, I. A., Smirnov, I. V., Stankevich, M. A., Starostina, E. V., Chudova, N. V. (2020). Textual manifestations of frustration of the user of social networks. Media Linguistics, 7 (1), 4-15. (In Russian)
Legoshina, N. V. (2015). Karpman's triangle "Victim — Stalker — Rescuer" in the coverage of the Ukrainian crisis by the socio-political media. Politiia, 4 (79), 87-99. (In Russian)
Lovheim, H. (2012). A new three-dimensional model for emotions and monoamine neurotransmitters. Med Hypotheses, 78, 341-348.
Medvedev, A. Iu., Chukhrova, M. G. (2020). Current theoretical ideas about the psychosomatic well-being of migrants. In E. L. Sorokina (Ed.), Materialy Vserossiiskoi nauchno-prakticheskoi konferentsii "Nauka i sotsium" (pp. 138-141). Novosibirsk: Sibirskii institut prakticheskoi psikhologii, pedagogiki i sotsial'noi raboty Publ. (In Russian) Osipov, G., Karabulatova, I., Shafranov-Kutsev, G., Kononova, L., Akhmetova, B., Loskutova, E., Niyazova, G. (2016). Ethnic trauma and its Echo in to day's mental picture of the world among the peoples of the postsoviet states: an interethnic conflicting discourse unfolding in Russian's ethnolinguistic information space. Central Asia and the Caucasus. Journal of Social and Political Studie, 2 (17), 87-94. Pchelkina, D. S., Timoshkin, D. O. (2020). Russian-speaking "migrant YouTube" as a focus of urban and
social studies. Journal of Siberian Federal University, 13 (5), 676-687. Pedro Baptista, J., Gradim, A., Loureiro, M., Ribeiro, F. (2023). Fact-Checking: A Journalistic Movement yet to Be Discovered? Audience Attitudes and Familiarity Levels in Portugal. In F. J. García-Peñalvo, A. García-Holgado (Eds), Proceedings TEEM 2022: Tenth International Conference on Technological Ecosystems for Enhancing Multiculturality. TEEM 2022 (pp. 719-727). Lecture Notes in Educational Technology. Singapore: Springer. Qin, M., Karabulatova, I. S., Ruan, J. (2023). The Cinematographic and Newspaper Discourse of Harbin in the Early Twentieth Century: Reflection of the Feeling of the Loss of the Homeland of the Russian Elite in the Chinese Provinces. In S. Arhire, T. Ro§u, C. Anghel (Eds), The Paris Peace Conference and Its Consequences in Early-1920s Europe (pp. 150-190). Cambridge Scholars. Qin, M., Xiao, D., Yuan, L., Karabulatova, I. (2022). Emotive Tonality of the "Youth-Old Age" Dichotomy in Russian and Chinese Media Discourses: The Stage of Psychosemantic Expertise. Journal of Psycholinguistic Research. Retrieved from https://www.researchgate.net/publication/361753458_ Emotive_Tonality_of_the_Youth-Old_Age_Dichotomy_in_Russian_and_Chinese_Media_ Discourses_The_Stage_of_Psychosemantic_Expertise. Rassokhin, D. A. (2020). The 4th corner of the Karpman triangle. Nauka i obrazovanie segodnia, 1 (48), 8487. (In Russian)
Ruan, Yu., Karabulatova, I. S. (2021). The Experience of the Loss of the Motherland by Representatives of
Russian Emigration in the Chinese Provinces (1905-1917). Bylyegody, 16 (3), 1501-1510. Shakhovskii, V. I. (2019). Substantiation of the linguistic theory of emotions. Voprosy psikholingvistiki, 1 (39), 22-37. (In Russian)
Shustova, S. V., Rarenko, M. B., Popova, M. V., Zorina, T. P., Kosteva, V. M., Borovitskaya, E. I., Menshikova, N. N., Allen, M. Yu., Lapaeva, A. A., Novikov, A. Yu. (2020). Migration linguistics in the modern scientific paradigm: discursive practices and multiculturalism literature. Perm: Permskii gosudarstvennyi natsional'nyi issledovatel'skii universitet Publ. (In Russian) Skovorodnikov, A. P., Kopnina, G. A. (2016). Linguistics of information and psychological warfare: to
substantiate and define the concept. Politicheskaia lingvistika, 1 (55), 42-50. (In Russian) Skovorodnikov, A. P., Kopnina, G. A. (2017a). Linguotoxic phenomena in speech and language. Mir russkogo
slova, 3, 28-32. (In Russian) Skovorodnikov, A. P., Kopnina, G. A. (2017b). Language trauma as a linguoecological concept and problem
(based on the material of modern Russian media). Media Linguistics, 4 (19), 70-79. (In Russian) Vinogradov, V. A., Larichev, A. A., Zhuravlev, M. S., Ignat'ev, A. G., Tsvetkov, Iu. D., Kurbatova, T. A. (2021). A brief comparative legal analysis of measures to counteract the spread of illegal (destructive) content on the Internet. Retrieved from https://www.hse.ru/mirror/pubs/share/496608248.pdf. (In Russian) Zhang, L., Karabulatova, I., Nurmukhametov, A., Lagutkina, M. (2023). Association Strategies of Speech Behavior of Communicators in Coding Discourse: An Interdisciplinary Approach Towards Understanding the Role of Cognitive and Linguistic Processes in Communication. Journal of Psycholinguistic Research, 1-17. https://doi.org/10.1007/s10936-023-09966-z Zlokazov, K. V. (2015). Content analysis of destructive texts. Politicheskaia lingvistika, 1, 244-251. (In Russian)
Received: January 15, 2023 Accepted: April 6, 2023
Authors' information:
Stefania Amiridou — PhD, Associate Professor; stefibless@hotmail.com
Margarita D. Lagutkina — PhD; lagutara@yandex.ru
Maira S. Jilkishieva — Dr. Sci. in Pedagogy, Professor; maira-taraz@mail.ru
