CC BY
167
УДК 1(091) ББК 87.3
Андрей Юрьевич Долгих
кандидат философских наук, доцент кафедры философии и социологии Вятского государственного гуманитарного университета (ВятГГУ), г. Киров. E-mail: [email protected]
ЭЛЛИНСКАЯ ФИЛОСОФИЯ И ХРИСТИАНСТВО ВРЕМЕН КРИЗИСА РИМСКОЙ ИМПЕРИИ в III веке н.э.
В статье показано, что кризис Римской империи III в., обычно расцениваемый как прежде всего политический и экономический, не в меньшей степени выразился в упадке философских школ и обеднении христианства. По-видимому, из шести крупнейших философских школ, сложившихся еще в ГУ-Ш вв. до н.э., продолжали существование только три - Академия, Ликей и Стоя. При этом деятельность их представителей почти полностью свелась к комментированию древнейшего философского наследия и написанию текстов, не имеющих прямого отношения к философии. Наблюдаются признаки сближения позиций академиков и перипатетиков, что завершится фактическим объединением этих школ к концу IV в. В христианстве перестают возникать новые церкви, а старые, нередко предлагавшие очень необычные варианты веры, теряют привлекательность в глазах новообращенных. Поскольку в дальнейшем возрождения философии в прежнем виде не произошло, можно говорить о том, что именно третье столетие более чем какое-либо другое может считаться границей, разделяющей Античность и Средние века. Тем не менее немногочисленные яркие представители философии и христианства этого времени (Плотин, Порфирий, Мани, Ориген, Савеллий) оказали большое влияние на последующую философскую мысль.
Ключевые слова: кризис, философия, философская школа, христианство.
Во II в. н.э. Римское государство пережило свой последний расцвет. Границы его раздвинулись и укрепились, оно охватывало всю южную Европу, всю северную Африку и западную Азию. Хозяйство было на подъеме. На смену тиранам предыдущего столетия, вроде Гая Калигулы и Нерона, пришли императоры, которые словно воплощали собой идею царя-философа. Ни прежде, ни после Рим не имел таких правителей - Траян (98-117), Адриан (117-138), Антонин Пий (138-161) и Марк Аврелий (161-180). Вышло из тени (или вообще впервые по-настоящему заявило о себе) христианство. Возродилась древняя философия.
В эту эпоху творили последние более или менее «чистые» перипатетики - Аспасий, Адраст и Александр Афродисийский; последние скептики, о которых можно хоть что-то сказать, - Антиох и Фейод Лаодикий-ские, Менодот Никомедийский, Геродот Тарсийский, Секст Эмпирик, Са-турнин Кифен; последние (не считая императора Юлиана, IV в.) знаменитые киники и писатели кинического склада ума - Максим Тирский, Эно-май Гадарский, Агатобул, Демонакт Кипрский, Перегрин Парийский и Лукиан Самосатский; последние яркие стоики - Марк Аврелий и Флавий Арриан; платоники - Альбин, Алкиной, Апулей, Цельс, Нигрин; представители второй софистики - Фаворин, Антоний Юлиан, Корнелий Фрон-
тон, Авл Гелий, Элий Аристид и другие. Деятельность всех вышеперечисленных мыслителей и правителей пришлась на II в. - начало III в.
Хуже было положение дел только у эпикурейцев: несмотря на заверения Диогена Лаэртского (II-III вв.), что школа процветает [Аннаньель 1997: 371], мы с трудом можем здесь кого-то назвать, кроме разве что Плотины, да и то лишь потому, что она была супругой императора Траяна. Требовал Эпикур от своей школы строгого следования его учению или нет, но ни один из продолжателей его дела не шагнул хоть сколько-нибудь дальше родоначальника.
Следующее, третье столетие отмечено печатью пусть и не завершившегося полным крахом, но все же очень глубокого упадка. Вот его главные выражения: чехарда правителей (менее чем за сто лет - с 192-го по 284-й г., между Коммодом и Диоклетианом сменилось 32 императора, большинство из них умерли не своей смертью); мятежи наместников провинций; слабость границ, особенно в области Рейна и Дуная, и как следствие - частые и весьма опустошительные вторжения германцев; частые внутренние восстания, из которых крупнейшее, галльское, длилось почти полвека и завершилось отпадением некоторых областей Галлии от Римского государства; убыль населения, бегство городских и сельских жителей под защиту укрепленных мест; сокращение производства в земледелии, вырождение ремесел, разрыв многих торговых связей; порча денег -добавление меди и олова в золотые и серебряные монеты - общий постепенный выход последних из обращения; расцвет меновой торговли и натуральной оплаты труда.
III в. - пограничная эпоха и для средиземноморской мысли: древняя религия и философия уже начали терять власть над умами, христианство еще не набрало силу. Это произойдет в следующем столетии, когда сначала при императоре Константине христианство станет государственной религией de facto, а затем, в конце века, при Феодосии - de jure.
Древняя философия воплотилась в шести основных течениях (haireseis, scholai) - киническом, академическом, перипатетическом, скептическом, эпикурейском и стоическом. Все они сложились еще в IV в. -начале III в. до н.э. и к рассматриваемому нами времени прошли, таким образом, очень длительный путь развития - шесть столетий. В их эволюции нередко выделяется три этапа - достаточно бурный период возникновения, период относительно спокойного становления или, возможно, даже некоторого упадка (примерно с середины III в. до н.э. по I в. н.э. включительно) и период последнего расцвета, предшествовавшего окончательному закату (II в. н.э.). Несмотря на утрату огромного количества древних письменных источников историки располагают сравнительно неплохими сведениями о взглядах и деятельности лиц, имевших непосредственное отношение к этим школам. По именам сейчас можно назвать, например, около ста представителей платоновского и столько же представителей стоического течения и даже дать некоторую характеристику их работы. В этой статье мы исходим из того, что читателю известен вклад по крайней
мере родоначальников этих философских течений (Антисфен и Диоген Синопский, Платон, Аристотель, Пиррон, Эпикур, Зенон Китийский), до известной степени - но не в абсолютном смысле - задавших направление их последующего движения.
Часть этих школ все еще присутствует в III в. Порфирий Тирский (ок. 235-305), вероятно один из главных свидетелей философского состояния той эпохи, приводит данные по академикам, перипатетикам и стоикам. При этом он отчасти опирается на собственные наблюдения, а отчасти черпает сведения из заметок своего современника Лонгина [Порфирий 1986].
Судя по отчету Порфирия, стоическое направление переживало, мягко говоря, не лучшие времена: из числа упоминаемых им представителей школы Фебион, Анний и Медий писали лишь исторические сочинения, пусть и весьма обстоятельные; Фемистокл, Гермин, Лисимах, Афиней и Мусоний не писали уже ничего или почти ничего.
В еще более плачевном состоянии находилось по-видимому перипатетическое течение. Здесь у Лонгина, цитируемого Порфирием, всего три имени - Гелиодор, Аммоний и Птолемей. Гелиодор характеризуется как толкователь; он оставил какие-то сочинения, в которых, увы, не добавил ничего нового к мнениям предшественников. Об Аммонии и Птолемее отзывы как о людях широчайшего образования, но оба писали только стихи и похвальные речи.
Чуть лучше дело обстоит с академиками. Евклид, Демокрит и Про-кулин, возможно не принадлежавшие к Академии, бывшие «вольными» платониками, лишь пересказывали и толковали древние сочинения. По тому же пути скорее всего шли схолархи Академии Феодот и Эвбул. Последний, в частности, занимался сопоставлением взглядов Платона и Аристотеля.
В итоге остается только Аммоний Саккас («Мешочник») и его школа. О самом Аммонии известно мало. Он умер около 245 г. н.э. и опять же ничего не писал. Знаменит он не сам по себе, а лишь благодаря своим ученикам, что напоминает ситуацию с Сократом, которого прославили Ксе-нофонт и Платон. Если бы продолжатели пошли по стопам Аммония, отказавшись запечатлеть свои размышления на папирусах и пергаментах, его имя скорее всего кануло бы в лету. Геренний, впрочем, не нарушил обычаев наставника. Но два других наиболее известных ученика - Ориген и Плотин - поступили иначе. К несчастью, книги Оригена утрачены.
Наибольший успех выпал на долю Плотина (ок. 205-270). Он пришел к Аммонию в 30-е гг. III в. и обучался у него до самого конца, то есть до тех пор, пока Аммоний был жив. Около 245 г. Плотин перебрался в Рим, где начал преподавать сам. Его занятия в разные времена посещали поэт Зотик, ритор Серапион, врачи Павлин, Евстохий и Зеф, собиратель произведений искусства Кастриций Фирм, сенаторы Сабинилл, Орронтий Марцелл, Рогациан и еще некоторые. Эти люди не оставили хоть сколько-нибудь заметного следа в истории философии. Преемство обеспечили Амелий Гентилиан и Порфирий.
Сам Плотин взялся за перо только в 50-е гг. Он автор 54 небольших произведения без названия и, по свидетельствам Порфирия, из-за слабости зрения никогда не перечитывал написанного. Слог его был лишен изящества, письмо изобиловало ошибками. При этом он и сам считал, что не создает чего-то по-настоящему нового, а всего лишь развивает мысли своего учителя. Произведения Плотина обработал, привел в порядок и издал как раз Порфирий, сам весьма плодовитый писатель, перечисление книг которого заняло бы очень много места (сохранились, впрочем, лишь девять из примерно семидесяти пяти). Распространению взглядов Плотина очень способствовал также Амелий Гентилиан, обнародовавший записи его бесед и свои разъяснения к ним, а также защищавший учителя от обвинений в том, что тот якобы заимствовал свою философию у Нумения Апамейского (ок. 130-190). Последнее обстоятельство весьма примечательно: по-видимому, сходство воззрений Плотина и Нумения было достаточно большим. Наоборот, подтвердить преемственность взглядов Аммония и Плотина по понятным причинам уже в те времена мало кто мог. Так что эту преемственность следует признать несколько сомнительной.
Поскольку цель данной статьи - представить общую картину развития философии в III в., мы будем излагать взгляды Плотина и остальных мыслителей в достаточно сжатом виде.
Согласно Плотину, есть три природы (начала, силы, ипостаси) божественного - единое, ум и душа. Они извечно существуют и соприсутствуют, разделены не в пространстве и не во времени, а только сущностно. Более полно и правильно, впрочем, порядок мира у Плотина представлять в таком виде: сверхсущее (единое) - сущее (ум, душа, частные души) - несущее (материя). Единое извечно рождает ум, который есть двойственное. Ум, отражаясь извечно в несуществующем (материя), порождает душу мира, которая есть множественное, и следовательно - сам мир (космос). Космос вечен (всегда был и всегда будет), единственно возможен и насколько возможно прекрасен. Последнее, однако, не должно давать душе повода к успокоению. Ее истинная цель - первое основание бытия, каковым является единое. Путь к нему лежит через отказ от чувственного восприятия, через восхождение к чистому мышлению, а от него - к совершеннейшей простоте и неразличимости, то есть к совершенному единству.
Конечно, учение Плотина не сводится к этим немногим положениям. Помимо перечисленного Плотин затрагивает разнообразные физические и этические вопросы, обычные для эллинской и эллинистической философии: материя, движение, природа звезд; счастье, добро и зло, человеческие качества и т.д. Особенно много произведений у него было посвящено душе - вся четвертая «девятка» («эннеада»).
Последние восемнадцать произведений (считая по изданию Порфи-рия) обычно признаются наиболее важными. Это ясно уже из того, что Порфирий поставил их в качестве венца всей плотиновской философии, и из того, что с тех пор этот порядок не пересматривался. Вышеприведенное изложение представляет собой выжимку именно из этих книг.
Поэтому оставляя в стороне очень и очень многое, попытаемся сосредоточиться на том, что в связи с Плотином упоминается чаще всего и что, следовательно, есть как бы первооснова, архетип плотиновского учения. Здесь обнаруживается, что его мировоззрение синтетично, что в нем сходятся многие мыслительные направления предшествующей философии.
1. Точка зрения о вечности мира и соприсутствующих в нем ступенях бога по имеющимся данным принадлежит стоикам (хотя, к сожалению, непонятно, когда именно она появилась, важно, что она была известна к началу III в. н.э.). Это засвидетельствовали, например, Татиан, Климент Александрийский, Тертуллиан и Диоген Лаэртский. Ступени бога у стоиков: ум, душа, природа, всякое состояние, или единство (noys, psyche, physis, hexis) [Столяров 1998: 71-73]. Порфирий же отмечает, что в сочинениях Плотина довольно много скрытых стоических и перипатетических положений [Порфирий 1986: 432].
2. В первой половине II в. христиане выдвинули множество разнообразных учений, особенностью которых было утверждение о наличии по крайней мере одной промежуточной ступени бытия между высшим неведомым богом и низшим ущербным миром. У Плотина этим средним звеном является ум. Порфирий свидетельствует, что среди слушателей Плотина было немало христиан так называемого гностического направления [Порфирий 1986: 433]. Их влияние было настолько сильным в III в., что Плотин написал против их воззрений целую книгу, где обрушился на их представление о множественности эонов, о злоключениях Софии, об ущербном демиурге, об ущербности и бренности самого космоса [Плотин 1995: 259-288].
Эонам в языке христиан примерно соответствуют ипостаси в языке Плотина, а плероме (совокупность высших эонов) - бог, божественная сущность. Впрочем, последнее отождествление мы делаем уже с оглядкой на Порфирия, определение которого гласит: до трех ипостасей развилась божественная сущность [Поснов 1991: 361]. У самого Плотина эта мысль так четко не выражена. А некоторые его высказывания ей как будто бы даже противоречат. Вероятно, следует принять, что слово «сущность» у Порфирия используется в качестве обозначения, а не в качестве имени собственного (например слова «природа», «начало», «сила», «ипостась» суть обозначения того, что в собственном смысле именуется единым, умом и душой). Эдуард Целлер тоже признает сходство между учениями христиан-гностиков и платоников [Целлер 1996: 273].
3. Во II в. платоник Алкиной излагает взгляды основателя Академии следующим образом. Существует первый ум, небесный ум и мировая душа. Первый ум - вечный, бестелесный, невыразимый, самодовлеющий, мыслящий сам себя, вечносовершенный, всесовершенный, сущий, истинный, соразмерный, благодетельный и единый. При этом он не зло, не благо и не безразличное; не качество и не бескачественное; не часть и не целое; не тождественный и не отличный; не движущийся и не движущий. Он как солнце, благодаря сиянию которого только и можно видеть и быть ви-
димым. Он же устроитель небесного ума и мировой души [Алкиной 1995: 77-78]. Легко заметить, что первый ум, как его понимает Алкиной, по описанию очень близок к единому Плотина, особенно это относится к отрицательному определению и сравнению с солнцем, к которому Плотин часто прибегал. Но у Алкиноя плотиновские единое и ум по-прежнему совмещены в одном лице, и этот единый, мыслящий себя ум выступает еще и как демиург.
4. Разделение «обязанностей» внутри ума произвел уже упомянутый Нумений Апамейский. Подобно христианам, он отделил высшего бога от мира одним промежуточным звеном. Первый ум, по Нумению, - отец, само благо и единица. Второй ум, подвижный в отличие от первого, есть не что иное как платоновский демиург. Соединяясь с материей, он порождает третьего бога - космос (или душу) [Целлер 1996: 273]. Подробности учения апамейского философа известны плохо. Но есть, как уже говорилось выше, весьма показательное свидетельство Порфирия о том, что сходство взглядов Нумения и Плотина было замечено уже в те времена, и поскольку Плотин жил позже, обвинения в заимствовании были выдвинуты против него. На защиту учителя встали лучшие ученики: Амелий Гентилиан, как уже сообщалось, написал целую книгу «Об отличии учения Плотина от учения Нумения» [Порфирий 1986: 433].
Итак, можно предположить, что принятие плотиновского учения во второй половине III в. было уже в значительной степени подготовлено Нуме-нием Апамейским, широко известным к тому времени. Нумений же, в свою очередь, можно сказать «стоял на плечах» тех же стоиков, евреев и христиан, Алкиноя, а также Никомаха из Герассы, Модерата из Гадир и других, как их сейчас нередко обозначают, пифагорействующих платоников.
В связи с этим следует вспомнить, с каким почтением Плотин относился к своему непосредственному учителю - Аммонию и как искренне полагал, что он сам, став учителем, всего лишь передает науку наставника. Порфирий сообщает, как однажды на занятия к Плотину пришел Ориген -другой ученик Аммония. Увидев его, Плотин поспешил скорее закончить беседу, объяснив это тем, что не хотел бы говорить перед человеком, который заранее знает, что будет сказано [Порфирий 1986: 432]. Полагаем, что Плотин преувеличивал, но вряд ли он искажал истинное положение дел до неузнаваемости. Это означает, что если вообще имеет смысл говорить о так называемом неоплатонизме как некоем особом течении в философии, то Аммоний и Нумений не в меньшей степени, чем Плотин, должны считаться его родоначальниками.
Однако буквально понимать термин «неоплатонизм» не следует. Приставка «нео» не должна вводить в заблуждение: учение Плотина - по большей части смесь академических, стоических, перипатетических и христианских идей, какой-либо новизны и оригинальности в нем почти не наблюдается. Представители Академии и других платоновских школ (Александрийская, Римская, Сирийская, Пергамская) в источниках той эпохи именуются, как правило, платониками. В частности, платоником
считал себя и сам Плотин. Выражение «новые платоники», действительно встречающееся у некоторых писателей (например у Августина), означает всего лишь «нынешние, современные платоники», «платоники наших дней». Это указание не на какое-то новое направление в философии, а только на время действия.
Плотин не тяготел к доксографии, в своих работах почти ни на кого из предшественников не ссылался, кроме, пожалуй, Платона и Сократа, никого не упоминал - даже тех, с кем спорил. Да и спорил он по-настоящему лишь один раз - с христианами в трактате «Против гностиков». Его «врагов» из числа христиан назвал потом все тот же Порфирий: это были Адельфий и Аквилин, к сожалению, широко не известные. Плотин с самими этими людьми не встречался, но их последователи, как сообщает Порфирий, бывали на его занятиях. В своих рассуждениях они опирались на сочинения, которые оставили Александр Ливийский, Филоком, Демострат и Лид. По всей вероятности, время деятельности последних нужно отнести к началу III в.: в источниках предыдущего столетия христиане с такими именами не встречаются. Основываясь на возражениях Плотина, можно сделать вывод, что по взглядам это были так называемые валентиниане или представители какого-то очень близкого к валентинианству течения [Плотин 1995].
В отличие от Плотина, его ученики не столько философы, сколько историки философии. Деятельность Амелия Гентилиана, по-видимому, полностью свелась к тому, что было обрисовано выше. Порфирий же помимо книгоиздательства увлекся комментированием трудов Платона и Аристотеля, гомеровских поэм, мифов, изобличением противоречий христианства, а также составлением жизнеописаний. В его лице, как и в лице упоминавшегося Эвбула, мы наблюдаем постепенное срастание академического и перипатетического течений, которое, если верить некоторым источникам, вполне завершилось лет через сто, лишь к 400 г. Так, по свидетельству Августина Аврелия, древнюю философию в его время представляли только киники (у которых, впрочем, согласно его оценке, никакой философии на самом деле не было, а был только распущенный образ жизни) и последователи Платона и Аристотеля, постигшие, что противоречия между этими великими мудрецами лишь кажущиеся [Августин Аврелий 1999: 109].
Собственные взгляды Порфирия мало отличаются от плотиновских. Он также проповедовал умственное восхождение к единому и отречение от земного мира, что выразилось в требованиях безбрачия (хотя сам Пор-фирий был женат) и воздержания от животной пищи, в отказе от посещения зрелищ и прочих увеселений. На 67-м году жизни, как он сам сообщает, он впервые по примеру Плотина воссоединился с первым богом (Плотину, по его свидетельствам, это удалось сделать по крайней мере четыре раза). Однако, в отличие от Плотина, Порфирий уже гораздо больше увлекался чужеземными обрядами и тайными пророчествами (черта, которая станет определяющей для последующей эллинистической философии).
Существует ли какая-то вероятность того, что Лонгин и Порфирий принизили значимость многих мыслителей, пытаясь возвеличить школу Аммония Саккаса, к которой имели некоторое отношение (а Порфирий по
сути к ней принадлежал)? Мы склонны дать на этот вопрос отрицательный ответ, ибо сведения этих лиц не противоречат тому, что известно из других источников и что вообще дошло до наших дней из литературы III в.
Итог видится такой: если бы не Плотин и Порфирий, III в. был бы временем, полностью потерянным для философии. Возможно, сюда стоит добавить загадочного Халкидия с его «Комментарием к "Тимею"», который мог быть написан в самом конце столетия (хотя более вероятно, что в начале следующего) [Лосев 2000: 127-176]. Но в любом случае Халкидий -всего лишь комментатор.
Тогда, может быть, сделало большой рывок вперед христианство, заполнив собой образовавшуюся после ухода философии духовную нишу? На этот вопрос однозначного ответа нет. Можно не сомневаться, что христианство росло в численности - в противном случае, конечно, в начале IV в. императору Константину не было бы смысла признавать его: христианство ко времени Константина, очевидно, превратилось в общественную силу, которую уже не только нельзя было не замечать, но и с которой теперь можно было начать политические игры. Что и имело место. С другой стороны, по всем признакам, произошло внутреннее обеднение христианства. Его появление во II в. было подобно взрыву: по свидетельствам Цельса и некоторых других писателей, уже в середине столетия, при Антонине Пии и Марке Аврелии, в христианстве существовало около полутора десятков различных (зачастую противоборствующих) течений, или церквей: маркиониты, вален-тиниане, карпократиане, симониане, сивиллисты, гностики, монтанисты, офиты и т.п. [Цельс 1990: 304; Аннанель 1997: 13-17].
У каждой из них были свои священные книги, свое вероучение, свои обрядовые особенности. Христианство было многообразным. Однако при переходе к III в. картина резко меняется. О появлении чего-то необычного больше не слышно. Во II в., когда христианство в глазах большинства было подозрительным новшеством иудейского происхождения (а иудеи в Римской империи имели дурную славу), обращение к нему было делом, требующим определенной смелости, внутренней свободы и умственной зрелости. Поэтому не удивительно, что среди христиан второго столетия так много высокообразованных людей, занимающих достаточно высокое положение в обществе. Они сделали христианству доброе имя и сломали распространенное в народе предубеждение против него. Но начавшийся тогда приход в христианство широких слоев населения, не имеющих не только склонности к философствованию, но и хоть сколько-нибудь основательного образования, неизбежно должен был сопровождаться снижением общего духовного и нравственного уровня этой религии. Новые христиане предпочитают просто верить, а не спорить о вере. О явном снижении накала страстей внутри христианства свидетельствует почти полное отсутствие полемических сочинений наподобие тех, которые оставили Юстин, Ириней, Тит Флавий Климент, Септимий Тертуллиан, Ипполит Римский. Последние из них творили в самом начале III в., после чего эта традиция пресеклась (и возобновилась только в IV в.).
Единственная крупная новая церковь появилась в III в. вообще за пределами Римской империи - в Персии. Это было манихейство, сложившееся на стыке иудаизма, зороастризма и буддизма. Манихейство, однако, проникло в Рим и к концу столетия стало самым быстрорастущим христианским объединением. Оно настолько пугало власти, что император Диоклетиан даже издал против манихеев особый указ.
Манихейское учение, восходящее к персидскому проповеднику Мани (ок. 215-275), в основных чертах таково. Изначально существовали царство света и царство тьмы, существовали порознь, не соприкасаясь и не подозревая друг о друге. Потом они друг друга обнаруживают. Властелины тьмы (дьявол и демоны) начинают войну с силами света (Бог и ангелы) с целью подчинить их себе. Царства частично смешались; это их переплетение и есть не что иное, как наш мир. В основном он темный по своей природе, но в нем заключены частицы света - человеческие души. Их задача - вспомнить и осознать свое происхождение, возжелать вернуться на родину и осуществить желаемое. В этом им помогали в разные времена Зороастр, Будда и Иисус, а сейчас помогает Мани. Все это посланники Бога света [Йонас 1998: 207-232; Поснов 1991: 152-156].
Нельзя не отметить также тот вклад в разработку христианства, который сделали Ориген (ок. 185-255) и Савеллий (III в., годы жизни известны довольно приблизительно; возможно, они примерно совпадают с годами жизни Оригена). Взгляды Оригена можно определить как нечто среднее между простонародной верой и замысловатыми учениями Валентина, Василида и Карпократа, предназначенными для сравнительно немногочисленных избранных. Возможно, по этой причине Ориген, явно уступая в оригинальности представителям предыдущих поколений александрийских учителей христианства, имел такой успех: он как бы попытался соединить и примирить крайности внутри своей религии.
По воспитанию Ориген, родившийся в Александрии, был эллином, но уже в юности (вероятно, под влиянием Пантена и Тита Флавия Климента) перешел в христианство. Это, однако, не помешало ему сохранить известную приверженность древней философии. Какое-то время Ориген преподавал грамматику, заботился о состоянии дел в катехитическом училище Александрии. Бывал в Кесарии, Иерусалиме, Афинах, Риме, в Аравии. Не лучшим образом сложились отношения Оригена с руководителем его общины - неким Деметрием. Причина этого не вполне ясна. Скорее всего, Ориген был слишком свободолюбив, а Деметрий - слишком ревнив: он не мог допустить рядом с собой такого независимого и в то же время влиятельного человека. Враждебность Деметрия усилило также то обстоятельство, что азийские епископы Феоктист Кесарийский и Александр Иерусалимский без его согласия возвели Оригена в чин пресвитера. При императоре Деции Ориген попал в тюрьму, подвергся пыткам и через несколько лет умер.
Согласно Оригену, не сотворен только Бог, который Отец. Бог ограничен, иначе он был бы непознаваем для себя, ибо безграничное по приро-
де непознаваемо. Сын есть творение (порождение) Отца. Дух - творение Сына. Отец от вечности и вечно рождает Сына. Сын происходит не из сущности Отца, ибо в противном случае Отец бы уменьшился. Отец -свет, истина, благо, сила. Сын - образ Отца, то есть света, истины, блага и силы. Дух - образ Сына. Отец - полнота могущества, Сын - меньшее могущество, Дух - еще меньшее могущество. Власть и сила Отца простирается на всю тварь, власть и сила Сына - только на разумных тварей, власть и сила Духа - только на праведных.
Отец творит также умственный мир. Умы отпадают от него по причине своеволия, лености и непослушания, из-за неправильного использования свободы. Для их исправления существует телесный космос. Миро-творение, как и создание Сына, Духа и умов, происходит извечно, не во времени. Космос один, но развитие в нем идет по кругу.
После падения лучшие умы становятся ангелами, другие, которые хуже, - душами, третьи, совсем злые, - демонами. Умы совершенствуются своей исконной природой (которая свободна и добра), Законом Моисея и Евангелием. Но главный их помощник - Сын Бога, который на земле воспользовался смертным телом.
Ангелы, души и демоны могут превращаться друг в друга. Переход на более низкую или более высокую ступень происходит после очередного мирового переворота. Для ангела превращение в душу есть падение. Для души превращение в ангела - восстановление. Грубое земное тело -тьма и мрак. Когда люди покорятся Христу и Богу, телесная природа человека разрешится в ничто. Не будет вечных мук ада: адский огонь - это просто иносказание о совести преступивших заповеди. Все без исключения умы просветятся и воссоединятся с Богом. Не будет и воскрешения плоти, ибо она недостойна духовных существ. Однако в случае нового грехопадения мир вновь будет задействован для исправления грешников [Ориген 1993].
Малоизвестный сейчас Савеллий стал знаменит в свое время благодаря точке зрения, согласно которой Бог не одновременно Отец, Сын и Дух, а последовательно. Бог явил себя пророкам как Отец, апостолам - как Сын, а последующим поколениям христиан - как Дух [Поснов 1991: 151]. Нельзя сказать, что это был совершенно новый взгляд на вещи: во II в. почти такая же мысль уже звучала из уст Монтана Фригийского. Однако начиная с третьего столетия она все больше связывается с личностью Савеллия.
Взаимные влияния древней философии и христианства в эту эпоху весьма сложны. К тому времени, когда Плотин начал собственную преподавательскую деятельность, христианство уже на протяжении по меньшей мере полутора веков было заметным явлением в Римской империи. Уже выступили со своими учениями все крупнейшие проповедники церквей самарянского направления (Маркион, Валентин, Сатурнин, Василид, Кар-пократ) и многие, принадлежащие ко крылу, условно обозначаемому как иудейское (Монтан, Ириней, Тертуллиан, Климент Александрийский, Ориген). К большинству из них последующие крупнейшие церкви (Рим-
ская и Константинопольская) будут неблагосклонны: их признают либо вероотступниками, либо сильно заблуждающимися. Из перечисленных десяти этой участи избежали только Ириней и Климент.
Плотин, следовательно, не может рассматриваться как философ, который только влиял на христиан, не подвергаясь при этом влиянию со стороны них. И действительно, если мировоззрение Плотина в целом платоновское и стоическое, то мироощущение - христианское.
Провозглашая вслед за Платоном космос настолько прекрасным, насколько это вообще возможно, и к тому же единственным (так что других не только никогда не было, но и не будет) [Плотин 1994: 102-104, 110, 122-123], Плотин презирает свое телесное существование, стыдится его, не дает делать с себя изображений, проповедует отказ от чувственного восприятия и всеми силами души устремляется к тому, что запредельно всякому сущему [Порфирий 1986: 427]. Все познается в сравнении: мир может быть и прекрасен сам по себе, но рядом с красотой ума он просто царство уродств; в свою очередь ум - ничто перед неизреченным единством единого.
А рассуждения Плотина о душах, забывших свою родину, своего Отца и самих себя [Плотин 1994: 9-10, 113-114], выдержаны настолько в христианском духе, что удивительно, как он еще решился писать христианам возражения. Скорее всего, как мы полагаем, здесь проявилась свойственная многим представителям старых школ мыслительная установка, согласно которой христианство, как нечто новое, не могло быть достойным доверия именно по причине малого возраста. Ибо истинность чего-либо доказывается только его древностью. Плотину могли быть чужды какие угодно положения христианских учений, но прежде всего он был настроен против христианства в целом из-за его «скороспелости», «недоношенности» и «отпадения от древней философии» (последнее выражение взято у Порфирия).
Можно также припомнить плотиновское представление о трех видах людей. Первые руководствуются чувствами, избегают страданий, почитая их злом, и стремятся к удовольствиям, думая, что они - добро. Вторые стараются следовать высшим влечениям души и могут приподниматься над низменностью чувственного; но оторвавшись от него, из-за несовершенства вновь падают обратно к мнимой добродетели - земной расчетливости. Третьи воспаряют в умственный мир и, забыв о земле, остаются там как в своем подлинном отечестве [Плотин 1994: 113-115]. Этих последних Плотин именует людьми божественными, истинными философами. Предыдущим двум разрядам он особых названий не дает, но очевидно, что первые могут быть обозначены как чувственные, а вторые - как душевные. Вероятно, мы не слишком отклонимся от истины, если добавим, что чувственные люди в известном смысле безнадежны, ибо бог от них сокрыт; философы - народ избранный и богоугодный; люди же душевные находятся на распутье, их участь еще не решена, и многое будет зависеть от их собственных усилий.
За столетие до Плотина разделение людей на телесных (плотских), душевных и духовных проповедовал Валентин Александрийский (ок. 100-160), родоначальник одного из крупнейших раннехристианских объединений. Причем телесные, согласно Валентину, обречены на гибель, ибо высшее начало в них (душа) настолько подавлено, что они, по-видимому, вообще не способны принять откровение. Духовные спасутся и без внешней помощи, поскольку в них уже есть искра божья. Неопределенна пока судьба душевных, которые могут встать как на путь жизни, так и на путь смерти. Для просвещения их в мир нисходит небесный Иисус Христос, неся с собой откровение (знание) [Поснов 1991: 144-146]. Еще более ранние размышления о телесных, душевных и духовных людях можно найти в «Первом послании к коринфянам Святого апостола Павла» (См. 1 Кор., 2:13-3:3), которое с высокой вероятностью принадлежит Маркиону (ок. 90-155), влиятельнейшему христианскому мыслителю II в.
С другой стороны, христианские философы никейско-константи-нопольской эпохи (Никейский собор - 325 г., Константинопольский - 381 г.) позаимствовали у платоников ряд понятий для описания своего бога. Речь идет главным образом о сущности и ипостаси (oysia и hypostasis). Споров было много. Одни считали, что это понятия тождественные и выражающие единство в Троице. В этом случае правильно было бы говорить: одна божественная сущность, или одна божественная ипостась (точка зрения никейцев). Другие полагали, что эти понятия хотя и тождественные, все же выражают различие в Троице. Тогда следовало бы говорить так: Отец, Сын и Дух суть три сущности, или три ипостаси (точка зрения последователей Оригена). Однако большинство христиан склонилось к толкованию, навеянному Аристотелем, Плотином и Порфирием: сущность и ипостась -не тождественны, первое выражает единство в Троице, а второе - множество, различие. Здесь правильным (правоверным) высказыванием будет такое: Бог есть одна сущность и три ипостаси, каковые суть Отец, Сын и Дух [Поснов 1991: 357-363].
Далее сходство плотиновской троицы и троицы христианской слишком явно и многозначительно, чтобы быть совершенно случайным. В самом деле, единому можно поставить в соответствие Отца, уму - Сына (тем более что Сын есть также Слово Бога - Логос, а logos и noys - слова в греческом языке в ряде случаев, как например в данном, даже взаимозаменяемые), наконец душе - Святого Духа. Дух же и душа (pneyma и psyche) в греческом языке в отличие от русского слова разнокоренные, не родственные. Но эта их чуждость - только на уровне написания и произношения. На уровне же смысла родство у них просматривается достаточно хорошо, поскольку оба происходят от разных по звучанию глаголов, имеющих тем не менее почти одинаковое значение - «дышать». Можно здесь также вспомнить стоиков, определения которых гласят: душа (psyche) есть долговечный дух (pneyma), природный дух, сродный дух [Столяров 1998: 66-69]. Кроме того, и многие платоники, и многие христиане, как уже говорилось, прибегали к одному и тому же обозначению для частей троицы. Речь идет о понятии «ипостась».
Самые ранние этапы формирования христианского учения о троичности божества (середина II в.) известны плохо. По этому поводу существуют взаимоисключающие гипотезы, которые одинаково трудно доказать. Во всяком случае длительное время в народных представлениях христианский Бог был единым, без какой-либо «внутренней структуры», Иисус Христос был его сыном примерно в том смысле, в каком Геракл был сыном Зевса, а Святой Дух - чем-то вроде силы Бога, которой он действует на земле.
В конце II в. - начале III в. влиятельный на латинском западе Сеп-тимий Тертуллиан уже уверенно утверждал, что Троица существовала не всегда: Бог некогда не был Отцом, ибо еще не родил Сына; Отец - полнота сущности, Сын же - производное и часть его [Столяров 1994: 26-27; Тер-туллиан 1994: 132]. О том, что в Троице имеет место подчинение, зависимость и ступенчатое уменьшение божественности говорил потом Ориген и вслед за ним многие на греческом востоке.
Идею Тертуллиана и Оригена о подчинении Сына Бога Богу-Отцу довел до крайности Арий (ум. 335), который стал символом величайшего раскола в христианстве времен становления государственной церкви. По утверждению Ария, не имеет начала только Бог-Отец. Сын Бога, или Разум («Логос»), имеет начало бытия. Он не вечен, хотя существовал до мира и до времени. Он сотворен из ничего по воле Отца. Поэтому Сын Бога -творение, произведение. Однако он имеет преимущество перед прочим творением: через него Бог создал мир и время. И по благодати Отца он сделался его Сыном. Он, таким образом, усыновленный сын. Теперь он равен Отцу. И природа его первоначально не была неизменна, но Бог, предвидя твердость его воли в отношении добра и зла, избрал его для своих целей. Таким образом, в целом будущий сын сделался безгрешным опять же по благодати Отца [Поснов 1991: 332-333].
Не самая простая для восприятия идея Оригена и Плотина об извечном порождении и исхождении божественных сущностей пробивалась не без труда, но именно она стала господствующей во вселенском христианстве: Отец в вечности (а не во времени) рождает Сына, Дух в вечности исходит от Отца. У ранних христиан этого, по-видимому, еще не было: Неведомый Праотец всего сущего рождает эоны во времени, так что они оказываются не совечны ему.
О неведомом, непостижимом боге, превышающем все, что человек способен представить и помыслить (наподобие плотиновского «единого»), учили еще древнейшие эллинистические христиане, особенно Василид, который именовал его даже несуществующим богом (ho oyk on theos) -настолько далеко он отстоит от всего сущего. Что же касается прижизненного таинственного соединения с ним, то оно, как можно предположить, есть уже добавление платоников (того же Плотина), взятое на вооружение христианскими мистиками. Христиане II-III вв. особо подчеркивали значение откровения, приносимого людям посланцами высшего мира (Христом, а иногда также Софией - низшим из высших эонов).
Воссоединение с богом тех, кто принял откровение, рассматривалось как событие по меньшей мере посмертное. Гораздо чаще, однако, оно
отодвигалось на конец времен, когда низший мир исчерпает заложенные в нем возможности, а все души, достойные жизни вечной, усовершенствуются в достаточной степени (такие представления особенно свойственны валентинианам и очень близкому к ним в этом отношении Оригену). Другие исповедовали принятие богом безгрешных после внезапно наступившего второго пришествия. Плотин же предлагал каждому восходить к богу, не дожидаясь завершения жизни и не вступая ни в какие сообщества (церкви), без посредников.
Если Плотин со стороны христиан подвергся осуждению лишь в общем и целом - как бы заодно со всеми прочими «неверными» эллинами и эллинистами, но при этом возвеличен отдельными христианскими мыслителями, особенно Августином Аврелием, признавшим его как бы новым воплощением величайшего философа древности - Платона [Августин Аврелий: 108], то Ориген был осужден лично. Это можно считать своего рода иронией судьбы: меньшее отклонение от утвержденного на церковных советах вероучения оказалось более опасным, нежели большее. С другой стороны, это понятно: Плотин воспринимался как человек, который не дорос до истины, а Ориген - как тот, кто, уже постигнув истину, отклонился от нее, заодно сбив с «правильного» пути сотни и тысячи лиц, не твердых в вере. Оригена признали вероотступником посмертно, в чем с точки зрениях самих же христиан заключалась большая несправедливость: многие полагали, что коль скоро человек умер, он подлежит только божественному суду. Тем более что Ориген умер в мире со своей церковью. Осуждение Оригена состоялось на церковном совете в Константинополе в 553 г. и произошло исключительно под давлением императора Юстиниана, которому, конечно, никто не мог возразить. В первую очередь Оригену вменялось в вину учение о предсуществовании душ, отрицание плоти и вечных мук грешников. К этому остается добавить, что савеллиане были осуждены на большом церковном совете в Константинополе еще в 381 г., а книги Порфирия, направленные против христианства, оказались в числе первых, которые подверглись уничтожению христианами (императорский указ 448 г.).
Несмотря на действия Диоклетиана продолжало существовать и манихейство. В 382-383 гг. его еще раз попытался уничтожить император Феодосий, указом которого любая деятельность этой церкви запрещалась, а самих манихеев приговаривали к смерти. Однако манихейские настроения и даже целые народные движения этой направленности периодически возникали на протяжении всего последующего средневековья.
В известном смысле философия не пережила III в.: начиная с Ямв-лиха (ум. 330) и заканчивая последними академиками VI в., мы имеем дело уже не столько с религиозной философией, сколько с философски окрашенной эклектической религией. Подобно христианам, ее приверженцы составляют своего рода священное писание («Халдейские изречения» Юлиана Теурга, орфические поэмы и гимны, гомеровские поэмы, сочинения Платона и Аристотеля, пророчества пифий, сивилл и астрологов). В
этой среде укореняется обычай обожествлять некоторых древних (нередко сказочных) и новых учителей, что коснулось прежде всего Орфея, Пифагора, Платона и Ямвлиха. Распространяется обычай отшельничества - отказ от участия в государственных делах, даже от простого посещения общественных мест, от вступления в брак и продолжения рода, посвящение жизни молитвам, постам, свершению обрядов и ученым занятиям. Увлечение древними видами богопочитания самых разных народов побуждает многих философов к длительным путешествиям с целью посвящения во все новые и новые таинства. Большое значение они придают разнообразным очищениям и подражанию богам - чудотворству и божественному творчеству (тавматургия и теургия). В философии на первом месте теология, этика и комментирование священных книг.
Не пережила III в. и та часть древней философии, которая сейчас расценивается как специальная и относящаяся к сфере науки. В ближайшие последующие столетия в греко-римском мире нет фигур, сравнимых с Аристархом, Эратосфеном или Гиппархом. Последний великий географ и математик древности Клавдий Птолемей жил во II в. Александрия как главный в ту эпоху центр грамматики, географии, математики и медицины вновь сильно пострадала: вследствие имевших место около 273 г. вооруженных столкновений между войсками императора Аврелиана и некоего Фирма, провозгласившего себя правителем Египта, знаменитая библиотека храма Муз по-видимому полностью или почти полностью была уничтожена. Осталась только меньшая часть книгохранилища в храме Сераписа.
Таким образом, независимо от того, с чего начался кризис III в. - с государственной системы, с хозяйственной или еще с чего-то, он охватил буквально все области жизни Римской империи. Не избежали его ни философия, ни религия.
Деление истории на эпохи, как известно, во многом является условностью. Чтобы снизить степень этой условности, границы эпох, очевидно, нужно привязывать к каким-то большим событиям. Наша последняя мысль здесь заключается в том, что III в. очень хорошо подходит в качестве разделительной черты между Древностью и Средними веками и соответственно между древней и средневековой философией.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
Августин Аврелий. 1999. Против академиков // Агустин Аврелий. Об истинной религии. Теологические трактаты. Минск : Харвест. С. 26-111.
Алкиной. 1995. Учебник платоновской философии // Учебники платоновской философии / сост. Ю.А. Шичалин. М. : «Греко-лат. каб.» Ю.А. Шичалина ; Томск : Водолей. С. 67-100.
Аннаньель Т. 1997. Христианство: догмы и ереси. СПб. : Акад. проект. 352 с.
Диоген Лаэртский. 1986. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. М. : Мысль. 571 с.
Йонас Г. 1998. Гностицизм (гностическая религия). СПб. : Лань. 384 с.
Лосев А.Ф. 2000. История античной эстетики. Итоги тысячелетнего развития. В 2 кн. Кн. 1. Харьков : Фолио ; М. : АСТ. 832 с.
Ориген. 1993. О началах. Самара : РА. 320 с.
Плотин. 1994. Избранные трактаты. В 2 т. Т. 1 / пер. с древнегреч. под ред. Г.В. Малеван-ского. М. : Рус. музыка. 128 с.
Плотин. 1995. Против гностиков, или Против тех, кто утверждает, что мир - зло и творец его злой // Плотин. Космогония. М. : REFL-book : Ваклер. С. 259-288.
Порфирий. 1986. Жизнь Плотина // Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. М. : Мысль. C. 427-440.
Поснов М.Э. 1991. История христианской церкви (до разделения церквей - 1054 г.). Киев : Христиан. благотворительно-просветит. ассоц. «Путь к истине». 614 с.
Столяров А.А. 1994. Тертуллиан. Эпоха. Жизнь. Учение // Тертуллиан. Избранные сочинения. М. : Издат. группа «Прогресс» : Культура. С. 7-34.
Столяров А.А. (пер. и коммент.) 1998. Фрагменты ранних стоиков. Т. 1. Зенон и его ученики / пер. и коммент. А.А. Столярова. М. : «Греко-лат. каб.» Ю.А. Шичалина. 234 с.
Тертуллиан. 1994. Против Гермогена // Тертуллиан. Избранные сочинения. М. : Издат. группа «Прогресс» : «Культура». С. 130-160.
Целлер Э. 1996. Очерк истории греческой философии. М. : Канон. 336 с.
Цельс. 1990. Правдивое слово // Ранович А.Б. Первоисточники по истории раннего христианства. Античные критики христианства. М. : Политиздат. С. 270-331.
Материал поступил в редколлегию 28.04.2014 г.
References
Alcinous. Uchebnik platonovskoj filosofii [Platonic philosophy textbook], Shichalin Ju.A. (ed.) Platonic philosophy textbooks. Moscow, «Greko-lat. kab.» Ju.A. Shichalina, Tomsk, Vodolej, 1995, pp. 67-100. (in Russ.).
Augustine of Hippo. Protiv akademikov [Against the Academics], Augustine of Hippo. On the True Religion. Theological Treatises, Minsk, Harvest, 1999, pp. 26-111. (in Russ.).
Celsus. Pravdivoe slovo [The True Word], Ranovich A.B. Pervoistochnikipo istorii rannego hristianstva. Antichnye kritiki hristianstva. Moscow, Politizdat, 1990, pp. 270-331. (in Russ.).
Diogenes Laertius. O zhizni, uchenijah i izrechenijah znamenityh filosofov [Lives, Teachings, and Sayings of Famous Philosophers]. Moscow, Mysl', 1986, 571 p. (in Russ.).
Hannaniel T. Hristianstvo: dogmy i eresi [Christianity: Dogmas and Heresies], St. Petersburg, Akad. proekt, 1997, 352 p. (in Russ.).
Jonas G. Gnosticizm (gnosticheskaja religija) [Gnosticism (Gnostic Religion).]. St. Petersburg, Lan', 1998, 384 p.. (in Russ.).
Losev A.F. Istorija antichnoj jestetiki. Itogi tysjacheletnego razvitija. V 2 kn. Kn. 1 [The History of Ancient Aesthetics. Results of the Millennium Development. In two books. Book 1.], Har'kov, Folio, Moscow, AST, 2000, 832 p. (in Russ.).
Origen. O nachalah [On First Principles], Samara, RA, 1993, 320 p. (in Russ.).
Plotinus. Izbrannye traktaty. V 2 t. T. 1 [Selected Treatises. In two volumes. Vol. 1], Moscow, Rus. muzyka, 1994, 128 p. (in Russ.).
Plotinus. Protiv gnostikov, ili Protiv teh, kto utverzhdaet, chto mir - zlo i tvorec ego zloj [Against the Gnostics, or Against Those Who Claim That the World is Evil and the Creator of It is Evil Too], Plotinus. Cosmogonia, Moscow, REFL-book, Vakler, 1995, pp. 259-288. (in Russ.).
Porphyry. Zhizn'Plotina [Plotinus' Life], Diogenes Laertius. Lives, Teachings, and Sayings of Famous Philosophers. Moscow, Mysl', 1986, pp. 427-440. (in Russ.).
Posnov M.Je. Istorija hristianskoj cerkvi (do razdelenija cerkvej - 1054 g.) [History of the Christian Church (Before the Separation of the Churches - 1054)], Kiev, Hristian. blagotvor-itel'no-prosvetit. assoc. «Put' k istine», 1991, 614 p. (in Russ.).
Stoljarov A.A. (transl. end comment.) Fragmenty rannih stoikov. T. 1. Zenon i ego ucheniki [Fragments of early Stoics. Vol. 1. Zeno and his disciples], Moscow, «Greko-lat. kab.» Ju.A. Shichalina, 1998, 234 p. (in Russ.).
Stoljarov A.A. Tertullian. Jepoha. Zhizn'. Uchenie [Tertullian. Era. Life. Teaching], Tertul-lian. Selected works. Moscow, Izdat. gruppa «Progress», Kul'tura, 1994, pp. 7-34. (in Russ.).
Tertullian. Protiv Germogena [Against Hermogenes], Tertullian. Selected works, Moscow, Izdat. gruppa «Progress», «Kul'tura», 1994, pp. 130-160. (in Russ.).
Zeller E. Ocherk istorii grecheskoj filosofii [A Short History of Greek Philosophy], Moscow, Kanon, 1996, 336 p. (in Russ.).
Andrei Yu. Dolgikh, Candidate of Philosophy, associate professor, Department of Philosophy and Sociology, Vyatka State University of Humanities, Kirov. E-mail: [email protected]
HELLENISTIC PHILOSOPHY AND CHRISTIANITY IN THE TIMES OF CRISIS OF THE ROMAN EMPIRE IN THIRD CENTURY A.D.
The article illustrates that the Roman Empire crisis in the third century A.D. usually considered as political and economic was to no lesser extent expressed in the decline of philosophy and impoverishment of Christianity. Apparently, only three philosophical schools out of the six largest ones established in the IV-III centuries B.C. survived - Academy, Lyceum and Stoa. At the same time, the activity of their representatives was almost completely reduced to commenting on ancient philosophical heritage and on writing texts that had no direct relationship to philosophy. There were signs of some rapprochement between academic and peripatetic philosophers, which resulted in the actual merge of these schools by the end of the IV century. In Christianity, new churches no longer arose, and the old ones, which often offered very unusual kinds of faith, ceased to be attractive for proselytes. There was no subsequent philosophic revival; therefore, one could conclude that indeed the third century could be regarded as the boundary between Antiquity and the Middle Ages. Nonetheless, the few brilliant thinkers of this period (Plotinus, Porphyry, Mani, Origen, Sabellius) had a big influence on subsequent philosophy and Christianity.
Keywords: crisis, philosophy, philosophical school, Christianity.
