CC BY
25
^MMMMMMElEMMMEMEMMMMMMMMMMMMMMMEl
ЭЛЕМЕНТЫ РУССКОЙ КУЛЬТУРЫ, ОТРАЖЁННЫЕ В РЕГИОНАЛЬНЫХ И СУБКУЛЬТУРНЫХ СЛОВАРЯХ
ЛЕКСИКОГРАФИЧЕСКИЙ ПОТЕНЦИАЛ ПРОЗВИЩ КАК ЭТНОКУЛЬТУРНОГО ФЕНОМЕНА
В статье рассматриваются основные параметры номенклатуры прозвищ как этнокультурного феномена на территории Оренбургской области, определяющие специфику их лексикографической фиксации.
Ключевые слова: прозвище, словарь прозвищ, концепция лексикографического описания
Современная языковая ситуация, в той или иной степени отражающая процессы развития мирового сообщества, свидетельствует об определённых тенденциях языковой «глобализации», которая прослеживается и в многовековых изменениях функциональной парадигмы языка, в том числе в его стремлении приобщиться к какому-либо ареалу мировой культуры. Это обусловливает некоторую близость литературных языков, которую подметил ещё В. А. Жуковский: «Все языки имеют между собою некоторое сходство в высоком и совершенно отличны один от другого в простом или, лучше сказать, в простонародном»1. Однако разнообразие нелитературных страт подвергается значительному разрушению, о чём писал ещё В. И. Даль: «образованность и просвещенье сглаживают постепенно различие наречий, проходя повсюду с уровнем своим»2. К этим причинам присоединяются активные миграционные процессы, перетекание населения в города, изменения веками складывающихся традиций, жизненного уклада и коллективов. Для Оренбургской губернии, которая при своём возникновении простиралась от Каспийского моря, Хивинского царства до Екатеринбурга, подобные изломы языковой ситуации весьма характерны. Уже В. И. Даль, непосредственно наблюдая смешение наречий «выходцев двадцати губерний», отмечает сложность определения происхождения переселенцев, особенно в тех селениях, где «старики уже вымерли, а молодое поколение исподволь привыкает к говору местному, особенно же если селение сбродное, из переселенцев разных мест, и молодёжь между собой освоилась и свыклась»3. «Сбродность» становится основным признаком большинства современных оренбургских населённых пунктов, что связано с изгнанием казачества первых линий поселений Оренбуржья и миграционными процессами времени освоения целины (1950-е гг.), открытием газового месторождения (1970-е гг.), перестройкой и постперестроечным периодом выживания сёл. Своеобразное «перемешивание» языков и культурных традиций происходит и сейчас, когда на смену одним переселенцам приходят другие, чаще всего из ближнего зарубежья. При этом ономастическая система русского языка, судя по собранным с 1996 г. картотекам прозвищ, зоонимов и топонимов, предоставляет как наиболее изменчивый, так и в определённой степени устойчивый лексический материал, среди которого особо выделяются прозвища4.
Прозвища всегда занимали особое положение в миросозерцании русского народа. Знаменитые высказывания Н. В. Го -голя и В. И. Даля с полным правом позволяют определить русский народ как «прозывчивый народ, скорый, охочий на новые прозванья, прозвища, народ насмешливый»5. Мотивация и история возникновения прозвищ определяется особенностями лингвокогнитивных параметров языковой личности, уровнем этимологической рефлексии и метаязыковыми способностями. Являясь, с одной стороны, самым динамичным пластом лексики, чутко реагирующим на изменения в области материальной и духовной культуры, а с другой стороны, соотносящимся с традиционными представлениями о национальном характере и восприятии духовного пространства, прозвища, на наш взгляд, позволяют выявить концепты ментальности народа.
Прозвища, как один из ярких примеров современного языкотворчества, позволяют выявить территориальную, социальную, национальную, возрастную и гендерную градацию общества, осмыслить сущность человека, его роль и место в мире, зависимость от изменений общественно-политической, экономической и культурной жизни общества. Указанные особенности прозвищ определяют необходимость их лексикографической фиксации и соответствующего описания, базирующегося прежде всего на метаязыковом комментарии респондентов, поскольку появление и функционирование прозвищ обусловлены разнообразными экстралингвистическими факторами и специфическими лингвистическими параметрами, в ряде случаев не скованными системой языка.
Особого лексикографического описания заслуживают немногочисленные уличные (или семейные) прозвища, сохранившиеся на территории Оренбургской области в ограниченном числе населённых пунктов — чаще всего в старых казачьих поселениях, не затронутых миграционными процессами. Наиболее показательно в этом плане село Городище. В 1836 г. в нём
Бекасова Елена Николаевна — доктор филологических наук, профессор кафедры языкознания и методики преподавания русского языка Оренбургского государственного педагогического университета. E-mail: [email protected]
1 Жуковский 1954, 512.
2 Даль 1, 2000, LVI.
3 Даль 1, 2000, LI.
4 Бекасова 2002; 2003; 2010.
5 Даль 3, 2000, 485.
^ОГОРСК-НО^
© 2014
Е. Н. Бекасова
Лексикографический потенциал прозвищ как этнокультурного феномена
165
проживало 2097 человек, носящих 200 фамилий, в результате чего за почти двухсотлетнюю историю села многие получили «придаточные имена», при этом основными мотивирующими признаками являются сложившееся территориальное деление села (Востоковские, Угляне, Куток, Кировские, Октябрьские), деление по семьям (Завалишины:Мелея, Суслик, Корней, Бахча, Рядовой, Халява, Бурёнка и др.). Как свидетельствуют респонденты, «старинные уличные и семейные прозвища жителями Городища воспринимаются как нечто естественное, соединяющее их с предками, поэтому носят их с достоинством». Более того, в Городище сохраняется и общее «родовое» сельское прозвище Чинёнки (по местной легенде, за умение готовить большие пироги, начинённые пареной тыквой), которое на древней оси своё/чужое противопоставляется прозвищу для всех приезжих - Наплывь (по В. И. Далю 'всё, что наплыло куда, нанос, наволок, отвердевший осадок, накипь'6).
Нередко такие прозвища представляют собой дедичество, образованное чаще всего от имени предка (обычно деда): Романчуковы < Роман, Семёновы < Семён; Митины < Митя. Уличное прозвище может стать юридической фамилией, например Варвара Мешкова (1898 г. р.) в свидетельстве о рождении, выданном повторно в 1952 г., названа Потаповой. Под такой же фамилией указаны и её родители, известные у других детей как Мешковы. С другой стороны, некоторые деревенские прозвища по-прежнему сильнее официальных. Например, носительница прозвищаМалашкина имела в жизни три юридические фамилии - девичью и две от длительных супружеских браков, но известна всем по уличной. Здесь мы имеем дело с редким случаем употребления матронима, т.к. для русской антропонимической системы характерен «патронимический настрой». Это чётко прослеживается в традиционных прозвищах типа Семёниха (жена Семёна), Николавна (жена Николая), которые также широко представлены и в прозвищах от имён тюркского происхождения, например: Максутиха (Максут), Дияниха (Диян), Мульчиха (Мулык) и под. Характерна ориентация на мужчину и в новых прозвищах, где достаточно лишь нахождение женщины при мужчине, например: Адмиральша - жена Ушакова, Генеральша — жена Генерала (мужчина любит командовать), Кучериха - жена Кучера (возил председателя совхоза на автомобиле «Волга»), Ондатра - жена арендатора, Мальвина в школе или сидит за одним столом с Буратино (по длинному носу) или является женой мужчины по прозвищу Буратино, Русалка сидит на скамеечке с Дельфином (мужчиной, который после инсульта плохо ходит) и под.
Уличные прозвища достаточно весомы в лингвистическом плане, т.к. сохраняют древние словообразовательные модели (Мелея, ср. карачея, берея и под.), региональные и диалектные слова (Чинёнки; Шушпановы — потомки ямщиков, носивших шушпаны). В частности, семантику известного по словарю В. И. Даля как оренбургского слова куянъ (татар., орнб. — ушкан, заяц7) в определённой степени можно уточнить по достаточно распространённому в Оренбургской области прозвищу Куян (одинокий мужчина, старый холостяк, живущий на окраине, необщительный, как правило, пожилой человек), при этом на данных территориях куянами также называют матёрых зайцев, самцов-одиночек8.
Если семейные и уличные прозвища требуют системного описания в рамках поселения с достаточно постоянным населением, то индивидуальные личные прозвища должны сопровождаться чётким комментарием респондента. Однако при лексикографическом сопровождении необходимо использовать другие способы описания значений как «объяснительный ресурс»9.
Прозвища возникают и функционируют в определённых культурно-исторических условиях, вследствие чего они являются ярким отпечатком соответствующей эпохи. Поэтому ряд прозвищ нуждается в некоторых фоновых комментариях. Прежде всего это касается прозвищ, возникающих на пике актуальных реалий, типа Ваучер (парень, который никому не нужен) или мотивированных лексикой, переходящей в пассив, например, Донтист (работает на комбайне марки «Дон», уже практически не используемом в сельском хозяйстве в Оренбуржье). В эту группу также входят прозвища, мотивированные именованиями известных людей, героев фильмов и литературных произведений, которые, с одной стороны, могут получать широкое распространение и входить в сферу коннотативных онимов (типа Дон Жуан, Ловелас), с другой — сохранять определённую специфику, которая с течением времени требует особого комментария, в том числе и мотивирующего слова, например: Кашпер — кто-л. похож на Кашпировского, психотерапевта, получившего известность в конце 90-х гг. XX в., впоследствии за внезапность появления кого-л. в разных местах произошло переосмысление прозвища Кашпер в Каспер (привидение в одноимённом мультфильме). При этом нередко прозвище обусловлено парадоксальной мотивацией: Бэтмен (девушка брови красит так, что они похожи на палки), Терминатор (злая учительница), Красная Шапочка (мальчик с красным рюкзачком), Железный Феликс (женщина-врач, которая на всех кричит, всех пытается поставить в зависимость от себя), Иван Грозный (школьная техничка), Шумахер (быстро ездит на тракторе), Моцарт (пьяным поёт песни собственного сочинения) и под. Языковая рефлексия в производстве таких прозвищ приводит не только к всевозможным креативным моментам (типа Бабка Касторка — фельдшер, которая кастрировала животных), но и к появлению «прозвищных омонимов», по-разному приложимых к носителям, например: Пушкин — 1. Мальчик, неспособный выучить стихотворение. 2. Смуглый, с курчавыми волосами. 3. За то, что размахивает руками, когда говорит. 4. В школе сидит за одним столом с мальчиком по прозвищу ДанТес (Даниил Тёсов) и под.
Особенностью оренбургских прозвищ является своеобразный симбиоз разноязычных элементов, в том числе на основе русских моделей10 типа Мурыч ^ Марат, Мурзик^Мурсалим и под. Вычленение какой-л. части фамилии, которая обычно осмысливается этимологически неверно, позволяет «перевести» официальный, чаще всего тюркский антропоним: Семи-головый ^ Самигула, Январь ^ Анвар, Булыч ^ Булат, Шарик ^ Шарафутдинова, Тазик ^ Тазбулатов, и под. С другой стороны, аналогично происходит «перелицовка» фамилий, в том числе на иностранный лад, ср.: Лючин ^ Лю-чин (аналогично - Дрючин ^ Дрю-чин ^ Китаец), Рябинкин ^ Рабинович, Салдатов ^ Салдай, Азаренко ^ Азара-Базара, Жабов ^ Жабар и под. При определённых «игровых» моментах такие прозвища могут сопровождаться характеристиками носителя прозвища, например: Тимофеев получил прозвище Тимирхан за феодальное отношение к женщинам, оборотистый Бакир превратился в Брокера.
6 Даль 2, 2000, 451-452.
7 Даль 2, 2000, 430.
8 Бекасова 2013, 10-11.
9 Гридина 2012, 18.
10 Бекасова 2012, 160-161.
166
БЕЛЯКОВА
Таким образом, словарь прозвищ представляет ценный и практически неисчерпаемый материал для изучения антропо-нимической системы поликультурной среды, позволяющий изучить и понять законы развития языка и наименования людей, обусловленные строгими историческими закономерностями и ментальными пристрастиями этносов. При этом правильно структурированный материал, сопровождающийся исчерпывающим метаязыковым комментарием и пометами, позволяет рассмотреть проблемы вариантности и частотности употребления, территориальной предпочтительности и механизмов словотворчества.
ЛИТЕРАТУРА
Бекасова Е. Н. 2002: Оренбургский край как источник лексикографических изысканий В. И. Даля // Владимир Иванович Даль и современные филологические исследования: сб. науч. работ. Киев, 104-107.
Бекасова Е. Н. 2003: Русские прозвища как отражение ментальности // Концептосфера русского языка: константы и динамика изменений: сб. докладов X Конгресса МАПРЯЛ: в 3 т. Т. 3. СПб., 293-303.
Бекасова Е. Н. 2010: «Прозывчивый народ» // Уральские Бирюковские чтения: Культура и образование в регионах: история и современность: материалы всерос. науч.-практ. конф. Челябинск, 358-366.
Бекасова Е. Н. 2012: Креатив на грани языков // Уральский филологический вестник / Т. А. Гридина (ред.). Вып. 21. Екатеринбург, 158162 (сер. «Язык. Система. Личность: Лингвистика креатива»).
Бекасова Е. Н. 2013: Лингвокреативный потенциал Оренбуржья: от Куяна до Ваучера // Уральский филологический вестник / Т. А. Гридина (ред.). Вып. 22. Екатеринбург, 5-12 (сер. «Язык. Система. Личность: Лингвистика креатива»).
Гридина Т. А. 2012: Языковая реальность как факт детского сознания // Уральский филологический вестник / Т. А. Гридина (ред.). Вып. 21. Екатеринбург, 6-21 (сер. «Язык. Система. Личность: Лингвистика креатива»).
Даль В. И. 2000: Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 т. М.
Жуковский В.А. 1954: Сочинения. М.
LEXICOGRAPHIC POTENTIAL OF NICKNAMES AS ETHNOCULTURAL PHENOMENON
E.N. Bekasova
In this article there are considered key parameters of the nomenclature of nicknames on the territories of the Orenburg region defining specifics of their lexicographic fixing.
Key words: nickname, dictionary of nicknames, concept of the lexicographic description
© 2014
С. М. Белякова
ОТ «АЗЯМА» ДО «ЯЩИКА»: ТРАДИЦИОННАЯ МАТЕРИАЛЬНАЯ КУЛЬТУРА В ОБРАЗНОМ ПРЕДСТАВЛЕНИИ (по материалам для словаря)
В статье на значительном материале, извлечённом из диалектных словарей и записей русских говоров, рассматриваются особенности онтологической сферы «Предметный мир». Основное внимание уделяется её отражению в образном строе языка (диалекта). Это проявляется в процессах метафоризации и метонимизации, способности предметов выступать в качестве эталонов, в использовании наименований артефактов для создания алогичных сочетаний, отражающих народную смеховую культуру
Ключевые слова: диалектная лексикография, традиционная культура, артефакт, образное отражение, фразеологизм
При описании специфики образного отражения действительности в языковом сознании диалектоносителя целесообразно исходить из выделения основных денотативных сфер, актуальных для метафорических и иных переносов и фразеологического представления. Наблюдения показывают, что среди них наиболее представленными являются сферы «Человек телесный», «Животный мир» и «Предметный мир». При этом каждая из них весьма специфична и в плане соотношения «донор/реципиент», и в плане особенностей мотивировки и набора образных средств.
Сфера «Предметный мир», во многом отражающая традиционную культуру, несколько уступает другим в количественном отношении, однако остаётся важным фрагментом диалектного универсума. Она имеет свою специфику. Прежде всего, эта сфера — донор (гораздо реже — реципиент, и такой перенос, как правило, связан с метафоризацией). Чаще всего происходит перенос на человека, а также на предметы или абстрактные понятия. Предметов вокруг человека много, каждый из них потенциально может стать источником образного восприятия (и часто является таковым), однако соответствующие референты не выглядят слишком «активными», что наблюдалось при изучении образного освоения частей человеческого тела. Поэтому, с одной стороны, целесообразно рассматривать не отдельные слова (тем более, что их гораздо больше, нежели соматизмов), а тематические группы, обнаруживающие единство и в плане образности (например, наименования предметов посуды, ёмкостей для переноски и хранения сыпучих веществ и мелких предметов и др.). С другой стороны, многие предметы традиционной материальной культуры обладают уникальными особенностями (внешним видом, функцией), что затрудняет их классификацию. Например, такие разные предметы, как кочерга, решето или ступа, обычно относят к домашней
Белякова Светлана Михайловна — доктор филологических наук, профессор кафедры общего языкознания Тюменского государственного университета. E-mail: [email protected]
