CC BY
103
УДК-821.161.1
ЭЛЕМЕНТЫ АВТОБИОГРАФИЗМА В «ЖИТИИ НИФОНТА КОНСТАНЦСКОГО»
Е.И. Сарин
В статье рассматривается Житие Нифонта Констанцского как пример сочетания автобиографии и агиобиографии. Составитель жития рассказывает биографию святого и передает факты собственной биографии. Реальные жизненные детали усиливают атмосферу достоверности.
Ключевые слова: древнерусская литература, биография, агиография.
Создание житийного произведения в качестве целей имело не только прославление святого, но и доказательство достоверности сведений о нем. В связи с этим агиографические произведения, как правило, изобилуют ссылками на источники информации и «самовидцев» - участников и очевидцев тех или иных событий. Зачастую в качестве создателей текстов называются непосредственные ученики святых, которые были их спутниками, друзьями и соратниками. Подобная тенденция приводила к формированию специфического сочетания «абстрагированного» облика святого [1, с.17] и «иллюзии достоверности» изображаемого, в результате чего в агиобиографию могли проникать элементы автобиографического рассказа о повествователе- агиографе. На русской почве первые примеры подобного сочетания агиобиографического и автобиографического начал фиксируются в ряде переводных житий.
«Житие Нифонта Констанцского», появившееся на русской почве не позднее конца XII века, воспроизводит ситуацию беседы между учеником святого - составителем произведения и героем, которые перемежаются с повествовательными эпизодами, рассказывающими о некоторых чудесных событиях и видениях святого. Данное житие на русской почве известно в двух пространных и одной краткой редакции, к анализу наиболее древнего списка, которой помещен в Выголексинском сборнике (РГБ. Муз. Собр., № 62), мы и обратимся.
В начале текста составитель сообщает: «Азъ худыи. опасьнЪ вЪдыи яже о б(о)жествьнЪмь НифонтЪ. написахъ елико видЪхъ и слышахъ от него» [2, с.70]. В части воспроизведения авторской топики данное замечание, несомненно, есть дань традиции, однако сюжетное построение анализируемого жития действительно находится в зависимости от способа получения автором информации о своем герое. Агиобиографический рассказ, таким образом, не подчинен принципу хронологического постепенного повествования о жизни героя от рождения до блаженной кончины, последовательность сюжетных эпизодов и дидактических монологов Нифонта мотивируется логикой диалога с агиографом. Именно поэтому рассказ об обращении героя к христианскому служению располагается не в начале, а в конце повествования.
Общение агиографа и святого - это биографический факт применительно к истории жития Нифонта Констанцского, который, вероятно, незадолго до смерти беседует со своим учеником, рассказывая ему о своей жизни и давая наставления. Автор записывает содержание бесед, его в большей степени интересует не история жизни и подвигов святого, а скорее его внутреннее духовное состояние, которое раскрывается в отеческих наставлениях и находит подтверждение в сюжетных эпизодах. Чудесные способности Нифонта видеть и побеждать бесов, дарованные ему свыше, о чем рассказывается в начале Жития, позволяют ему вести неусыпную борьбу с дьяволом и побеждать греховные помыслы. Примерами чудесных подвигов святого являются повествовательные эпизоды, записанные автором с его слов. Как правило, рассказы о чудесах вводятся фразами, которые позволяют читателю понять, что это воспроизведение речи персонажа: «ВидЪхъ, бо рече, мужа дЪлающа, и приде нЪкто къ нему муринъ чьрнъ...» [2, с.89]; «И пакы ходя святый Нифонтъ, видЪ человека сЪдяща обЪдающа съ женою своею и съ дЪтьми» [2, с.90]; «ВидЪвъ же преподобьныи и се: дъва ангеля възнесоста душю на небо...»[2, с.102]; «И си видЪвъ блаженыи. Идяше въ церковь святыя Богородиця и людем поющемъ утрьнюю, узрЪ блаженыи Нифонтъ...» [2, с.207]: «Иногда молящу ся святому о[но]му и се видЪ пьряща ся бЪсы межю собою о крьстЪ» [2, с.123-124]. Разворачивание повествования о житии Нифонта через воспроизведение диалогов с учеником-агиографом создает весьма специфический беллетристический эффект: чудесные способности святого представляют некую загадку и для читателя, и для автора, поскольку тайна обращения героя раскрывается только в конце произведения.
В одном из последних эпизодов Нифонт рассказывает своему ученику о видении им бесов, которые спорят о силе крестного древа.
В этой же весьма парадоксальной беседе, как бы подслушанной святым, сообщается и о том, каким образом Нифонт начал свое служение. Загадка, возникающая перед читателем и агиографом в начале произведения, ибо остаются не совсем понятными причины, по которым Господь дарует ему «силу и крЪпость на окаяньныя б'Ьсы» [2, с.70], получает свое объяснение: «Ч(е)л(о)в(е)къ бЪ
Костянитини градъ именьмь Нифонтъ. И жестокъ нам зЪло. тЪмь въ уности его. веселя- хомъ ся побЪжыие и. и хваляхомъ ся пишюще грЪхы его. Онъ же томь часЪ начять зазирати себе гл(гола)ти: О како тЪло чьрвьмъ готовлю себе, творю похоти сквьрньныя яже мя въ въ огнь повлекуть. се рекъ акы разгнЪва ся на ны. бывъ преже другъ намъ въ уности своей, мы же ругахомъ ся ему. И рече намъ: покажю вамъ растьлЪние. и абие назнамена надъ нама рукою своею образъ древа 1с(усо)ва. еже есть крьстъ. и приде яко и пламЪнь огнънъ и пожьже ны. и томь часЪ без вЪсти быхомъ. Онъ же въшьдъ въ ц(е)рк(о)вь. и поклони ся до землЪ. 4-шьды. и падь ниць къ Б(ог)у г(лаго)ла: «Г(оспод)и ч(е)л(о)в(е)къ есмь грЪшьнъ <...>». и то ему рекъшю. Пришьдъ анг(е)лъ с (не)б(е)се и вЪнча и покаяния ради» [2, с.126-127]. Процитированный эпизод соотносится с первым в данном тексте, поясняет его и мотивирует чудесные способности святого.
Вообще Нифонт сообщает своему слушателю многие эпизоды из своей жизни: о борьбе с дьяволом, который наслал на святого жажду, о борьбе с бесами, которые «оморочили» ум святого и долгое время не давали ему молиться, о преодолении греха тщеславия, о «черном мурине», о некоем человеке и его жене за трапезою, о некоем нищем, о сребролюбце, о мытарствах души, о дряхлом мурине, о скоморохе и скоморошестве, о своих ночных бдениях и, наконец, о видении спорящих бесов. Таким образом, можно сказать, что в роли истинного повествователя выступает сам агиографический герой, чьи речи списатель лишь фиксирует.
Самопрезентация лично-памятных эпизодов героем агиографического повествования имеет двоякое художественное значение. С одной стороны, кажущееся самоустранение автора способствует созданию эффекта достоверности (кстати, не исключено, что агиограф действительно воспроизводит реальную ситуацию), поскольку свидетельство святого о самом себе имеет большую ценность для читателя. С другой стороны, таким образом: реализуется каноническое требование смирения и самоуничижения к облику автора жития.
Передача повествования устами самого героя способствует реализации задачи создания «внутреннего образа» святого. Вообще в житиях молитвы, обращения к Богу, проповеднические речи героя являются обязательными компонентами. В этом смысле «Житие Нифонта» следует традиции. В данном произведении обращения святого к самому себе, его внутренняя речь позволяют агиографу зафиксировать духовные переживания героя. Например, в эпизоде борьбы и прений с бесом недоумения Нифонта по поводу сильного шума передаются в качестве внутренней речи: «и вънезапу сдъша шюмъ зЪло шумящь. приходящь съдесна. И абие с[вя]тыи ужасьнъ бывъ. и г(лаго)ла: что убо будЪть се. и се ему размышляющу. и се диавол преде ревы» [2, с.78-79]. Повествователь пересказывает признания героя в том, что под влиянияем бесов его ум оказался «оморочен» и «отемнен», он утратил чистоту разума, его одолели леность и скорбь, навалилась сонливость. Преодоление искуса достигается душевным усилием, которое передается через обращение к себе: «и рече къ себе: о грЪшьныи Нифонте, ныня придоша на выю гр'Ъси твои, искушение его же ся еси боялъ. зъло умъ ми отьмьнивъ ослЪпи. вънеми убо твьрдЪ да не живъ вънидеше въ черево его. и се г(лаго)ля знаменаше ся образъмь крьста. И нападаше на нь несыты бЪсъ. г(лаго)ля: отверзи молитву и не кланяи ся образу тому, бяше бс» икона Г(оспод)а нашего И(су)с Х(рист)а. бл(а)ж(е)ныи же г(лагол)аше: азъ нечистому бЪсу не покорю ся...» [2, с.78-79]. Борения с дьяволом продолжаются длительное время, четыре года нечистый понуждает Нифонта перестать творить молитвы, и четыре года святой противостоит ему, молитвой же укрепляя себя. Внутренняя работа над собой и противостояние дьяволу завершаются чудесным знамением -видением сияющего образа Христа. Это знак божественной поддержки, знак победы над Врагом. В результате фиксируются изменения в поведении святого, которые по словам агиографа, заметили окружающие Нифонта люди: «чьто убо бысть ему. яко колико лЪт ходи дряхлъ и унылъ. а нынЪ веселить ся и радуеть ся» [2, с.83]. И далее в тексте приводятся молитвы и речи святого с обличением дьявола. Можно предположить, что не только реальные факты биографии Нифонта, отразившиеся в сюжетно-повествовательных эпизодах, стали известны «списателю» жития со слов святого, из бесед с учителем повествователь узнавал о его духовных переживаниях. Впрочем, вероятная ориентация агиографа на достоверные припоминания своего героя не исключает доли вымысла и использования традиционных топосов. Так, удивление окружающих переменами в состоянии Нифонта может быть отнесено к разряду этикетных ситуаций.
В то же время беседы с Нифонтом следует рассматривать как автобиографический элемент применительно к повествователю, который обращается к святому с вопросами не только о событиях его жизни, но и с просьбами в наставлении и поучении, например: «И глаголахъ: отче како съмЪрю ся. и глагола ми: глаголи сице: яко всЪхъ человекъ грЪшьнЪи есмь азъ. и зьри на землю глаголя яко земля есмь. и в землю пойду по малЪ <...>» [2, с.74]. Получив рекомендации, автор фиксирует и свою реакцию на отеческое научение: «Си слышавъ ужасьнъ быхъ. и оттолЪ стою въ ц(е)ркви съ страхъмъ. поминая слово его. и съдьрьжю ся анг(е)лъ Б(о)жии» [2, с.76].
Последний эпизод, рассказывающий об успении Нифонта, также можно интерпретировать как сочетание автобиографического и агиобиографического: в отношении автора - это факт биографии, поскольку он является свидетелем и участником успения святого, в отношении героя -это факт агиобиографии, так как здесь персонаж изображается в соответствии с каноническими жанровыми требованиями. Лицо Нифонта просветляется «яко солнце». Пришедшие к одру «бл(а)ж(е)ныи Афанасии, и народъ многъ» выслушивают его последнее приветствие: «радуйте ся святии отци. яко придосте къ старцю грЪшьному» [2, с.131], после чего Нифонт предает свою душу Господу. Как замечает агиограф, люди пытаются расхитить ризы святого, чего не допускает патриарх. Погребают Нифонта «въ земли глубоко» в церкви Святых Апостолов в соответствии с его завещанием. Последнее сообщение о многих исцелениях на могиле святого соотносится с требованиями агиографического канона. В то же время в рассказе об успении, кроме черт традиционной житийной топики, есть детали, которые мог увидеть только очевидец-повествователь. Так, ученик Нифонта отмечает точное время, когда святой почувствовал сильную предсмертную боль: «абие билу ударивъшю и всЪмъ въ ц(е)рк(о)вь вълЪзъшемъ. начя св(я)таго огнь жещи зЪло» [2, с.130]. Фиксирует он и жест слабости немощного старика — «малы въсклонивъ ся», и последнюю, обращенную к нему просьбу - «чядо поверзи на земл1 рогозиницю», и время, когда священники приходят прощаться с умирающим - «осветъшу же дни» [2, с. 130-131]. Эти реальные жизненные детали, несомненно, усиливают особую атмосферу достоверности, которая создана в «Житии Нифонта Констанцского» за счет воспроизведения ситуации общения агиографа и его героя, имеющей в равной степени автобиографический и агиографический характер.
Можно предположить с большой долей уверенности, что «Житие Нифонта Констанцского» действительно составлено лицом, которое так или иначе было причастно к реальной жизни своего персонажа. Дальнейшее редактирование текста в процессе его бытования не изменила основного модуса автора - соучастника событий. Биографические данные и сведения о святом сообщает свидетель, очевидец, ученик. Личностно-памятные элементы в таком случае являются фактом биографии центрального героя и одновременно фактом автобиографии агиографа.
In this article «The Life of Nifont Konstantsky» is learned as an example of combination of autobiographical and agiobiographical elements. Author of the story tells the biography of the saint and reports any biographical facts of himself. The real life details strengthen truth atmosphere.
The key words: Old Russian Literature, biography, agiography.
Список литературы
1. Еремин И.П. Лекции и статьи по истории древней русской литературы. Л., 1987.
2. Житие Нифонта Констанцского // Выголексинский сборник. М., 1977.
Об авторе
Сарин Е. И. - аспирант Брянского государственного университета имени академика И. Г. Петровского, sarin.evgeniy@mail. ru
