Экзистенциальные проблемы в творчестве Гуннара Экелёфа (на примере сборника "Песнь с переправы") Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

МИРОВАЯ

ЛИТЕРАТУРА

УДК 821.113.6 + 82-1

ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ В ТВОРЧЕСТВЕ ГУННАРА ЭКЕЛЁФА (НА ПРИМЕРЕ СБОРНИКА «ПЕСНЬ С ЕРЕПРАВЫ»)1

О.Г. АБРАМОВА,

кандидат филологических наук, доцент кафедры скандинавской филологии, Петрозаводский государственный университет, 185910, Петрозаводск, пр. Ленина, 33, тел. 8 (8142) 71-10-01, e-mail: oksana.abramova@yahoo.com

П.С. ПЕРЕ,

студентка IV курса филологического факультета, Петрозаводский государственный университет, 185910, Петрозаводск, пр. Ленина, 33, тел. 8 (8142) 71-10-01, e-mail: polina.pere@mail.ru

Аннотация

Абрамова О. Г., Пере П. С. Экзистенциальные проблемы в творчестве Гуннара Экелёфа (на примере сборника «Песнь с переправы»).

В статье рассматривается круг экзистенциальных проблем в творчестве выдающегося шведского поэта Гуннара Экелёфа. Цель исследования -выявить особенности мировосприятия лирического героя сборника «Песнь с переправы». В основе работы лежат культурно-исторический и сравнительно-исторический методы исследования, а также контекстуальный и имманентный принципы анализа поэтического текста. Рассмотрены такие проблемы и темы как: проблема самоидентификации, роль творчества, значение религии, взаимоотношения с миром и философия лирического героя. Представлены данные культурного контекста времени написания сборника. На материале анали-

1 Статья подготовлена в рамках реализации комплекса мероприятий Программы стратегического развития Петрозаводского государственного университета на 2012-2016 годы.

© О. Г. Абрамова, П. С. Пере, 2016

за стихотворений сделаны выводы о, с одной стороны, включенности творчества Экелёфа в общеевропейскую традицию, с другой стороны - об оригинальности художественного мира, созданного шведским автором.

Ключевые слова: Гуннар Экелёф, шведская литература, фюртиотализм, «Песнь с переправы», экзистенциальные проблемы.

Summary

Abramova O. G., Pere P.S. Existential Problems in Gunnar Ekelof's Oeuvre (illustrated by the collection «Ferry Song»)

The article is devoted to the oeuvre of Gunnar Ekelof, an outstanding Swedish poet of the 20th century. The main focus is on a range of existential problems in his poems, published under the title "Ferry Song". Such themes as the problem of self-identification, the significance of religion, the lyrical hero's philosophy and relationship with the world are studied in the article. To investigate the lyrical hero's special perception of the world comparative historical and cultural historical research methods were used, as well as analysis of the cultural context. The poetry analysis, which is presented in the article, highlights both Ekelof's involvement in European modernism tradition, and originality of his literary style.

Keywords: Gunnar Ekelof, Swedish literature, fyrtiotalism, «Ferry Song», existential problems.

Гуннар Экелёф - один из крупнейших поэтов шведской литературы XX века. Художественный мир, созданный в его произведениях, полон философских исканий в духе европейского модернизма и в то же время отличается особым национальным колоритом. Поэтический сборник «Песнь с переправы» («Farjesang»), изданный в 1941 году и ставший, по утверждению автора, его «личным прорывом» [16, с. 29], очерчивает круг экзистенциальных проблем, вневременных, всеобщих, не утративших остроты звучания и в XXI веке. В данной статье мы обратимся к особенностям мировосприятия лирического героя сборника, определив тем самым основополагающие принципы поэтики Экелёфа.

В начале XX века, когда резкие социальные сдвиги и катастрофы разрушили отлаженный ход жизни, человек оказался посторонним в неприветливом мире. Он не мог быть готов к слому привычной парадигмы и тяжело переживал последствия этого процесса, целостное восприятие мира рассыпалось. Утрата иллюзий, бесконечная одурманивающая тревога, бессилие, опустошающее отчаяние - мир казался человеку враждебным как никогда прежде. «Чувство абсурда» [4, с. 222] вошло в систему координат человека XX века, а искусство приобрело иную, настолько весомую роль, что казалось способным заменить религию.

Культурная доминанта эпохи, модернизм, радикально пересмотрел основополагающие установки искусства. Художники первой половины XX века более не исследовали субъективное, личное, не выделяли индивидуальность, но стремились ответить на универсальные вопросы бытия, писать о том, что касается всех.

В русле общеевропейской развивалась и литература Швеции, рассматривала те же темы, ставила те же вопросы. Однако можно говорить об особом направлении шведской литературы, сложившемся в 1940-х годах XX века - фюртиотализм (fyrtiotalism). Это литературное течение объединяет таких выдающихся поэтов и писателей, как Эрик Линдегрен, Вернер Аспенстрём, Стиг Дагер-ман, Карл Веннберг. Их творчество разнородно, и в то же время все они избегают субъективизма, всего случайного, преходящего, актуализируют экзистенциальные проблемы. Своими произведениями они формировали новую систему координат, важнейшими элементами которой стали критический интеллектуализм, гражданский гуманизм, противоречивое отношение к христианским ценностям, а также идеи, рожденные психоанализом З. Фрейда.

Наиболее значимой ареной для своих произведений шведские модернисты избрали журнал «40-е» («40-tal», 1944-1947), в первом номере которого они определили свою литературную программу: «40-е выходят с выраженным стремлением быть молодой сценой для дебатов и дебютов. Мы не торгуем литературными программами. Мы создадим свободный форум, где разные мнения и направления смогут сталкиваться друг с другом» 2 [12].

Некоторые другие журналы также предоставили возможность «новому поколению писателей формулировать свою эстетику и публиковать работы» на своих страницах: «Горизонт» («Horisont», 1941-1944), «Призма» («Prisma», 1948-1950), «Перспектива» («Utsikt», 1948-1950). Важным фактором, влиявшим на формирование литературной мысли в Швеции, были публикации переводов «зарубежных модернистов»: Т.С. Элиота, У. Фолкнера, Ф. Кафки, Д. Джойса [11, с. 842].

Публиковал свои стихотворения в журнале «Горизонт», а также начинал творческую деятельность с перевода произведений

2 Здесь и далее перевод со шведского и английского языков Полины Пере.

известных модернистов и выдающийся шведский поэт, переводчик и писатель Гуннар Экелёф.

По замечанию биографа поэта, К.У. Соммара, Экелёф был «интернациональной личностью» [16, с. 13]. Его связь с культурной традицией человечества очевидна. «Китайская философия, античные мифы, шведское искусство XVIII века, мистика Сведенборга и песни Бельмана - живые и неотъемлемые части его мира» [16, с. 13]. Однако при такой насыщенности и разносторонности основной темой его творчества является «мистическое одиночество по ту сторону всех земных отличий уродства и красоты, добра и зла» [65, с. 16]. Художник своего времени, Экелёф тяжело переживал утрату человеком привычных ценностей. Снова и снова в своих поэтических сборниках он обращается к экзистенциальным проблемам бытия человека и представляет на суд читателю свое особое понимание вечных и всеобщих проблем.

Поэтический сборник «Песнь с переправы» стал новой страницей в творчестве шведского поэта. «Гуннар Экелёф - Протей, меняющий образ при каждом новом появлении» [14] - так откликнулась критика на выход совершенно иного в контексте его предыдущих работ сборника. Сравнение с древнегреческим божеством не случайно. По всей вероятности, оно навеяно греческими мотивами сборника, где поэт цитирует Теокрита на дорийском диалекте. Само название сборника, «Песнь с переправы», отсылает к переправе Харона, его лодке, скользящей по туманной границе жизни и смерти.

«Песнь Экелёфа звучит с переправы между жизнью и смертью, между миром действий и пассивности» [15]. Лирический герой - часть вселенной, мира живых и ушедших, но он стремится к одиночеству, к изоляции, не только потому, что устал от бессмысленной суеты, но и для того, чтобы взглянуть на привычный мир с другой перспективы. Ему ближе мир природы, дарующий ему возможность размышлений. Герой приходит к выводу о том, что ценность любой категории должна оцениваться с позиции «свободы от предубеждений» [15], поверхностного, преходящего.

В программном стихотворении сборника «Бери и пиши» («Tag och skriv») при мысли о смерти важнейшим для лирического героя оказываются вопросы: «Кто читает мое письмо?» («Vem läser

mittbreV?») [10, с. 11], будут ли потомки помнить меня? Но в настоящем нет ответов, здесь все неясно, все истины условны: «alla sanningars och lögners relativitet» [10, с. 29], поэтому Эке-лёф выдвигает идею третьей стороны жизни человека («pá den tredje sidan av livet») [10, с. 31], где «создаются бесчисленные ценности» («skapas ett otal valörer») [10, с. 30].

Двойственно отношение героя к миру людей. Он надеется, что его труды не пропадут напрасно, что он будет услышан потомками, поэтому сейчас, в действительности, он сознательно отстраняется от всех институтов, от общества, углубляется в метафизическое, заглядывает к себе в душу в поисках истины, которую затем подарит человечеству. Так лирический герой размышляет о человеке, о его силе и слабости («Hur sällan mänskan äger makt / att avstá makt!») [10, с. 16], о противоречиях его существования («/ verkligheten är du ingen») [10, с. 19], о духовной жизни, о вдохновении и творчестве.

На Земле смысл жизни человека - «перед смертью искать смысл жизни» («Livets mening:/Att inför döden söka en mening át livet») [10, с. 36]. В мире естественном, природном, все проще, лирический герой завидует этому порядку и иерархии, где все знают свое место («Jag älskar möjligheterna till ras hos vilddjuren») [10, с. 32]. В отличие от животных в жизни лирического героя царит хаос, он потерян в собственных фантазиях и мыслях («категория нечетности», безустанные и безуспешные поиски своего идеала), размышления все больше погружают его в иллюзорный мир.

Озарением приходит к нему понимание возможных путей к обретению себя: творчество спасительно. Творческая стезя как нельзя лучше подходит лирическому герою - размышлять, создавать - его стихия. Творчество, как возможность сказать свое слово в вечности, наполняется сакральным содержанием, является высшим проявлением духа человека. Лирический герой сознает себя художником-творцом. При помощи творчества он пытается найти ответы на главные вопросы своего существования: Кто я? Зачем я нахожусь на этой земле? В чем мое предназначение?

Писательское вдохновение - «загадочная сила», она исходит из недр человека, струится в нем «гальванически».

Возможно, это и имеется в виду, когда Экелёф говорит о тайной силе, управляющей человеком:

Det finns ingen annan styrka än inre styrka och den kommer utifrän,

frán det gátfulla nágot som rör sig där uppe <...>. [10, с. 17]

Нет другой силы, чем внутренняя, и она исходит извне

из того загадочного, что движется там наверху <..>.

Смысл творчества лирического героя - попытка найти себя, систематизировать собственные ощущения и переживания.

Тема творчества разрабатывается и в стихотворении «Исследование» («Enquete»). Герой спрашивает кого-то: «Почему вы пишите?» [10, с. 57]. От него отмахиваются: «От нечего делать. Иди прочь» («Av brist pä sysselsättning. Vade retro») [10, с. 57].

Нужно отметить, что латинское выражение из Евангелия от Матфея «Vade retro» имеет продолжение «Vade retro, Satana» [3; 4:10]. Отсылка к нему Экелёфа в этом стихотворении может трактоваться, как акцентирование внимания читателя на несогласии лирического героя с позицией собеседника. Для того, другого, творчество - лишь средство от скуки, ему не придается сакрального значения, собеседник, точно, не желает даже много рассуждать на эту тему. Такая позиция чужда лирическому герою.

В программном стихотворении лирический герой замечает: «Лишь чему свидетель человек: / Бери и пиши!» («Endast som vittne är människa till: / Tag och skriv!») [10, с. 17], призывая таким образом писать только о том, что достоверно известно художнику. Но взгляд лирического героя прикован не только к реальному миру, к миру людей, но и к миру его души, недостижимому миру идей и идеалов. Так предметом творчества может стать любой объект действительности, мысль, размышления, собственные теории, которые он представляет и оставляет единственному читателю.

К этому читателю герой обращается с заглавной буквы, выражая свое неподдельное уважение: «О, вечный Корреспондент!» («/ evige Korrespondent!») [10, с. 12]. Очевидно, автор видит сво-

им читателем, незримым собеседником, кого-то не равного человеку, кого-то, кто знает, как устроен человек, кто, возможно, его и создал.

В стихотворениях «Я помню» («Jagminns») и «Одиночка мертв» («Den enskilde är död») лирический герой набирается смелости обратиться к своему читателю. В первом стихотворении образ Бога неразрывно связан с судьбой лирического героя:

Gud, min gud okände gud, du som bor i mitt öde! Visste jag ditt namn visst dyrkade jag dig

men jag vet ej ditt namn bland gudar <...>. [10, с. 65-66]

Бог, мой бог

незнакомый бог,

ты, кто живет в моей судьбе!

Знал я твое имя,

конечно, боготворил тебя,

но я не знаю твоего имени среди богов <..>.

Причем бог у героя собственный, он поклоняется ему с усердием, склоняет голову, «как травинка осенью» [10, с. 66], но не различает его среди других богов. Нам представляется, что здесь Экелёф пишет не о религиозном политеизме, а, скорее, о личной уникальной вере каждого, в которой Бог видится каждому по-своему.

Во втором стихотворении лирический герой свое обращение к Богу выражает и на шведском, и на латыни: «В глубинах, о, создатель, заложил ты основы!» («/ avgrunden , o grundare, har du din grund! /De profundis, o fundator, te fundavi!») [10, с. 50]. Он стремится дознаться до этих глубин, до самой сути, но многочисленные маски, подвластные мимолетным желаниям, обманывающиеся и подверженные влиянию происходящего вокруг, мешают ему, запутывают и отвлекают от главного. Так Экелёф реализует концепцию человека как существа, имеющего множество обличий.

Каждый человек, считает лирический герой, одновременно и заключенный, и надзиратель:

Во всяком человеке - целый мир

слепых существ, невнятно возмущенных,

что правит ими изгнанный король.

В любой душе томится душ без счета,

и в каждом мире нет числа мирам <...> [5, с. 477].

Человеку в принципе не присуще постоянство:

En människa är aldrig homogen:

Hon är sitt första och sitt andra,

pä en gäng! Inte i tur och ordning.

Hon är sitt tredje och tallösa <...> [10, с. 33].

Человек никогда не однороден: Он свое первое и второе, сразу! Не по очереди или по порядку. Он свое третье и бесчисленное <..>.

В стихотворении «Одиночка мертв» («Den enskilde är död»), Экелёф констатирует, что человек - это «Третье, / что-то посередине, однако безымянное снаружи» («Ett tredje, / nägonting mitt emellan, ändä ett namnlöst utanför») [10, с. 49].

Сама жизнь, по Экелёфу, есть нечто третье, в чем и заключен смысл, ради которого стоит бороться. Эта мысль проиллюстрирована множеством примеров. Так, в стихотворении «Бери и пиши!» мы читаем («Tag och skriv!»):

Liv är kontrasternas möte, liv är ingendera parten. Liv är varken dag eller natt men gryning och skymning. Liv är varken ett ont eller ett gott, det är mälden mellan stenarna.

Liv är inte drakens och riddarens kamp, det ärjungfrun <. .> [10, с. 22].

Жизнь - встреча контрастов, жизнь - ни та, ни другая часть. Жизнь - ни день, ни ночь, но рассвет и сумерки. Жизнь - ни зло, ни добро, она масса между камнями.

Жизнь - не борьба дракона и рыцаря, но дева <...>.

Смысл «третьего», «третьей стороны жизни» ускользает от лирического героя, в размышлениях он все возвращается к нему, но нащупывает лишь общее, примерные границы. Он определяет их как место соприкосновения контрастов. В природе это рассвет и вечерние сумерки: «Ибо рассвет и сумерки - одно, / нет дня или ночи» (« Ty gryning och skymning är ett,/ det finns inte natt eller dag») [10, с. 28].

Третья, «нечетная» позиция, собственная действительность, точка зрения Экелёфа на жизнь и на человека, как на третью категорию, выходящую за рамки привычных антитез черного и белого, добра и зла, жизни и смерти, признанием «бессмысленности» [10, с. 70] жизни своим квиетизмом имеет много общего с философией буддийских мыслителей и Артура Шопенгауэра, призывающих к стиранию границ собственного «я» и достижению нирваны и пустоты.

Пространство, свободное от привычных парадигм, привлекает лирического героя, жаждущего «искушения» свободы; его душа сомневается и борется, ищет и теряется в догадках. Тем не менее, герой формулирует свой идеал. В стихотворении «Когда жизнь перестанет быть для меня искушением» («När livet upphört vara migtill frestelse») он стремится к целостности, к «обретению себя», к существованию «без обязательств, без связей, без требований и без вины: Только для себя» («utan skyldighet, utan förbindelse, utan fordran och utan skuld: Ensam för mig») [10, с. 60]. Здесь проявляется любопытное противопоставление: человек может быть другом людей или другом природы (моря, деревьев, дождя, солнца). Уйдя от людей, освободившись, человек становится другом природы. Идеалом лирического героя, таким образом, выступает свободомыслящая личность, независимая от внешних обстоя-

тельств и поступков окружающих, свободная от каких бы то ни было обязательств перед людьми или институтами власти и религии и способная наслаждаться собственным существованием в мире, не смотря на его трагичность и бессмысленность.

Трагизм бытия лирического героя заключается в том, что сам он, пространственно находящийся в обыденном мире, создает совершенный идеал, деланный, иллюзорный, который не представляется возможным достичь.

В то же время герой внутренне абсолютно уверен, что его идеал - правда, истина, в поисках его он готов выйти за пределы самого себя:

Jag ljuger inte, det ljuger inte i mig

och sanningen är mig fjärran (jag är mig fjärran)

Jag överger mig <...> [10, с. 21].

Я не лгу, это не лжет во мне и истина далека от меня (я далек от себя) Я покидаю себя <...>.

Att avstä jag och talan, avstä -

det enda som ger makt <...> [10, с. 16].

Отказаться от себя и права голоса, отказаться -единственное, что дает власть <...>.

Идти целенаправленно за мечтой - вот на что должна решиться личность, чтобы обрести себя. Так в стихотворении «О, святая смерть» («О heliga död») герой признает «Я - это я» [10, с. 36]; осмелиться, рискнуть, преодолеть страх - тогда, возможно, появится надежда в неприветливом мире героя. Тогда человек становится человеком. Рано или поздно это время приходит для всех: выбирать между созерцанием и действием. Как и с теорией Рас-кольникова, если представляется возможным проводить такую параллель, герой предполагает, догадывается, но не верит до конца - нужно рискнуть, чтобы убедиться: «Я хорошо это знал» («Det visste jag väl») [10, с. 37].

Быть самим собой, без оглядки на кого бы то ни было - идеал модернистов, почерпнутый, в частности, из работ Фридриха Ницше. К его труду «Ecce Homo. Как становятся самим собою» (впервые опубликованному в 1908 г.) отсылает также и стихотворение Экелёфа «Вот человек» («Ecce homo»). В стихотворении низко опускается голова лирического героя, «словно бесформенный ком / c пересохшей глоткой» [10, с. 51]. Он долго кричал, оттого его горло пересохло, сейчас же он изнурен.

Собравшись с силами, лирический герой поднимает руки к Богу с насмешливыми словами:

Pá ingenting kan jag tro

utom pá Gud

- hur kan jag dá tro! <...> [10, с. 52].

Ни во что не могу я верить

кроме Бога

- как тогда я могу верить! <...>.

И тут же сомневается:

Blott att han finns

sá som kan fattas mig <...> [10, с. 52].

Лишь, что он существует

так, что его недостает мне <..>.

Эту мысль можно трактовать по-разному: как остроту или как прозрение. Но тот факт, что лирический герой вновь и вновь обращается к теме веры, показывает, насколько она важна в его попытках познать мир и самого себя.

Круг экзистенциальных проблем, очерченный Гуннаром Экелё-фом в сборнике «Песнь с переправы», демонстрирует включенность его творчества в общеевропейскую традицию. Лирический герой сборника - это творец, обращающийся к Богу в сомнениях и не находящий ответа, словно бы оставленный на земле некоей высшей силой. Собственное творчество необходимо ему, в нем

он видит сакральный смысл бытия: рассматривает свои произведения как средство обращения к создателю, руководствуясь античной сентенцией Сократа: «Познай самого себя». В этом понимании: «творить - значит придавать форму судьбе» [6, с. 304], Экелёф сближается с философией литературы экзистенциализма, в частности с А. Камю.

В то же время, оперируя собственными философскими категориями (категория «третьего», «нечетности»), описывая творчество как смыслопорождение, Экелёф создает уникальный художественный мир, в котором религия и противоречивые взаимоотношения с окружающим миром являются важнейшими точками опоры в поисках лирическим героем смысла жизни.

Несмотря на то, что Гуннар Экелёф считается признанным классиком шведской литературы XX века, повлиявшим на развитие национальных литератур Скандинавии, а его стихотворения переведены на многие европейские языки, в России его творчество хорошо известно лишь в узких кругах специалистов. Широкой публике он известен, в основном, по переводам А. Парина, Б. Ерхо-ва, А. Щеглова, изданным в нескольких поэтических сборниках европейской поэзии в 1970-х годах и в журнале «Иностранная литература» в 1990-х годах. Многие аспекты творчества Г. Экелё-фа представляют научный интерес в области сравнительного литературоведения, теории литературы, а также переводоведения.

Список использованных источников

1. Бердяев Н.А. Философия творчества, культуры и искусства (Сочинения в 2-х томах). М.: Искусство, ЛИГА, 1994. 542 с.

2. Неустроев В.П. Литература Скандинавских стран (1870-1970). М.: Высшая школа, 1980. 280 с.

3. Новый Завет. Евангелие от Матвея. М. : Гнозис, 1993. 232 с.

4. Камю А. Миф о Сизифе. Эссе об абсурде. Абсурдное рассуждение [Electronic Resource] Mode of access: URL: http://www.nietzsche.ru/ influence/philosophie/sizif/ (дата обращения 14.12.2015)

5. Поэзия Европы: в 3 т. Т2. Ч.2; [редкол. : А. А. Вознесенский]. М.: Художественная литература, 1977. 571 с.

6. Сумерки богов / Сост. и общ. ред. А.А. Яковлева: Перевод. М.: Политиздат, 1989. 398 с.

7. Шопенгауэр А. Мир как воля и представление. Избранные произведения / Сост., авт. вступ. ст. и примеч. И.С. Нарский. М.: Просвещение, 1992. 479 с.

8. Brostr0m T. Modern svensk litteratur 1940-1972. Stockholm: Bokförlaget Daidalos, 1973. 272 s.

9. Ekelöf G. En självbiografi. Stockholm: Bonnierförlagen, 2007. 320 s.

10. Ekelöf G. Färjesang. Stockholm: Bonniers, 1941. 87 s.

11. Eysteinsson Ä., Liska V. Modernism (Comparative History of Literatures in European Languages). Amsterdam, John Benjamins Publishing Co, 2007. 1043 pp.

12. Jansson M. 40-talet och 40-talisterna: kritik och debatt [Electronic Resource] // Litteraturbanken. - 2014. - Mode of access: URL: http://litteraturbanken.se/#!/presentationer/specialomraden/ 40talet0ch40talisterna.html. (дата обращения 14.12. 2015).

13. Olsson A. Gunnar Ekelöf. Stockholm: Natur och kultur, 1997. 150 s.

14. Selander S. Nya diktsamlingar [Electronic Resource] // Svenska Dagbladet. - 1941. - 2/12. - Mode of access: URL: http:// www.ekelut.dk/ekeloifiana/E_1941_SvD.pdf. (дата обращения 14.12. 2015).

15. Silverstolpe Gunnar M. Lyrik I höstfloden// Stockholms-tidningen. - 1941. -30/10. - Mode of access: URL: http:// www.ekelut.dk/ekeloifiana/E_1941_ST.pdf (accessed 24.03. 2015).

16. Sommar C. O. Gunnar Ekelöf: Dikter och prosastycken. Stockholm: Albert bonnies förlag, 1990. 386 s.