CC BY
36
УДК: 82-1
ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНЫЕ МОТИВЫ В ЛАГЕРНОЙ ПОЭЗИИ
АНАТОЛИЯ ЖИГУЛИНА ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ 1960-Х ГГ.
Маджидова А. Ю.
ЧОО ВО «Социально-педагогический институт», г. Дербент.
Аннотация. В статье представлены результаты анализа ряда стихотворных произведений поэта Анатолия Жигулина первой половины 1960-х гг, посвященных лагерной тематике. Выявлено, что основу произведений очерченного периода составляют экзистенциальные мотивы. Лирическим субъектом является коллективное «Я», как единое сознание лагерных заключенных.
Ключевые слова: Анатолий Жигулин, поэзия, лагерная тематика, экзистенциальные мотивы, лирический субъект
EXISTENTIAL MOTIVES IN THE CAMP LOSER POETRY OF
ANATOLY ZHIGULIN IN THE FIRST HALF OF THE 1960.
Madjidova A. J.
PEI HE "Socio-pedagogical institute", Derbent.
Abstract. The article presents the results of an analysis of a number ofpoetry works by the poet Anatoly Zhigulin in the first half of the 1960s, devoted to camp topics. It is revealed that the basis of the products of the outlined period is existential motives. The lyric subject is the collective "I", as a single consciousness of camp prisoners.
Keywords: Anatoly Zhigulin, poetry, camp topics, existential motives, lyrical
subject
Лагерная тематика является одной из ведущих в русской литературе 20 века. В разное время она затрагивалась в произведениях В. Шаламова, А. Солженицына, С. Довлатова, О. Павлова, в которых были предложены уникальные модели «лагерной картины мира». Одна из таких моделей была предложена также в поэзии Анатолия Жигулина (1930-2000), который пребывал в колониях и лагерях в первой половине 1950-х гг.
Формирование лагерной тематики в творчестве Жигулина начинается на рубеже 1950-х-1960-х гг., когда выходят сборники «Огни моего города» (Воронеж, 1959 г.), «Костер-человек» (Воронеж, 1961), «Рельсы» (1963), «Память» (1964).
Наша задача состоит в анализе лагерной тематики в поэзии Жигулина первой половины 1960-х гг.
Анализ ряда стихотворений первой половины 1960-х гг. выявил специфику лагерной поэзии Жигулина, которая заключается, во-первых, в преобладании экзистенциальных мотивов и, во-вторых, в том, что лирический субъект представляет собой единое сознание лагерных заключенных - коллективное «Я» (выраженное, как правило, местоимениями 1 лица множественного числа), которое руководствуется нравственным императивом. В качестве доказательства представим результаты анализа стихотворений А. Жигулина «Бурундук», «Кострожоги» и «Художник».
Фабульную канву стихотворения «Бурундук» (1963 г.) составляет событие с точными и колоритными деталями - зеки поймали бурундука и «до самых теплых деньков» кормили его хлебом, а затем «отпустили зверька на волю». Сам Жигулин определял свое стихотворение как притчу.
А весной, повздыхав о доле, На делянке под птичий щелк Отпустили зверька на волю. В этом мы понимали толк.
Для глубинного понимания данного фрагмента стихотворения необходимо вспомнить категорический императив Иммануила Канта. Категорический императив есть обращенное к каждому человеку нравственное повеление: «... поступай только согласно такой максиме, руководствуясь которой ты в то же время можешь пожелать, чтобы она стала всеобщим законом». Императив Канта подтекстуально присутствует практически во всех «лагерных» стихотворениях Жигулина. В «Бурундуке» он проявлен в ситуации с освобождением бурундука.
Каждый сытым давненько не был, Но до самых теплых деньков Мы кормили Тимошу хлебом Из казенных своих пайков.
С точки зрения лагерной обыденности такие поступки зеков совершенно нерациональны. Но жигулинские узники (коллективное «Я») после такого нравственного поступка чувствуют себя духовно устойчивыми, поскольку
закрепляются в «нравственном пространстве» [2], как основе существования в жесточайших условиях лагеря.
Таким образом, в данном стихотворении была реализована жигулинская модель сознания и модель поведения («отпустили зверька на волю»), основывающиеся на ситуациях экзистенциального выбора. Необходимо сказать, что экзистенциальные мотивы обладают значительной силой в «лагерной» лирике Жигулина первой половины 1960-х гг. В философии экзистенциализма ситуация экзистенциального выбора рассматривалась как чрезвычайная. Широко известен фиксирующий это положение дел термин К. Ясперса "пограничные ситуации" [3]. Как считал экзистенциалист Перлз, в ситуации экзистенциального выбора человек оказывается в точке пересечения двух или нескольких несогласованных, живущих каждая по своим законам, действительностей [4]. В каждой из этих действительностей по отдельности человек имеет вполне определенный способ поведения, ему ничего не нужно выбирать. Но «ситуация-в-целом» может сложиться таким образом, что необходимый способ поведения в одной из частичных действительностей несовместим с поведением, требуемым другой частичной действительностью.
В стихотворении «Кострожоги» (1963) перед экзистенциальным выбором оказывается солдат. Сюжет повествования довольно прост. Морозной зимой заключенные палят костры для солдат. Сама работа, вполне типичная и традиционная в лагерной жизни, использована Жигулиным в качестве фона, на котором и разворачивается основной экзистенциально ориентированный процесс, составляющий идейно-тематическое ядро произведения -взаимодействие охраняющего и охраняемого. Стереотипизированность мышления солдата отражается в самом начале его диалога с заключенным:
— Ты за что же попал-то в лагерь?
Неужели за шпионаж?
Что солдату сказать — не знаю.
Все равно не поймет никто.
И поэтому отвечаю
Очень коротко:
— Ни за что...
— Не бреши, ни за что не садят!
Видно, в чем-нибудь виноват... —
И солдат машинально гладит
Рукавицей желтый приклад.
После короткого диалога начинает работать центральный эпизод, отражающий экзистенциальный мотив. Солдат «чтоб не видел ротный, достает полпачки махры и кладет на пенек в сугробе».
Я готов протянуть ладони.
Я, конечно, махорке рад.
Но пенек-то — в запретной зоне.
Не убьет ли меня солдат?
В этой ситуации перед лицом выбора оказываются и солдат, и заключенный. Но первого это касается в большей степени. У солдата имеются потенциальные возможности обмануть заключенного, заманив его в запретную зону, расстрелять и получить отпуск.
И такая бывает штука.
Может шутку сыграть с тобой.
Скажет после: «Бежал, подлюка!»
И получит отпуск домой.
Исход взаимодействия зависит, прежде всего, от решений заключенного. Вступать на запретную зону рискованно.
И смотрю я в глаза солдата.
Нет, пожалуй, что не убьет.
Важным значением обладают слова «И смотрю я в глаза солдата...». Читатель не имеет ни малейшего представления о характере солдата, Жигулин не давал никаких описаний внешности солдата и его характера. Мы видим, как герой сделал выводы - «Нет, пожалуй, что не убьет». И переступил через запретную зону. Откуда такая уверенность в том, «что не убьет»? Он сделал свой выбор, согласуясь с нравственными правилами, выработанными коллективным «Я». Каков выбор солдата?
Три шага до пня.
Три — обратно.
Я с солдата глаз не свожу.
И с махоркой, в руке зажатой,
Тихо с просеки ухожу.
С сердца словно свалилась глыба. Я стираю холодный пот, Говорю солдату: «Спасибо!» Кумияма — поклон кладет.
Солдат совершил не свойственный для него поступок - по сути, духовные, индивидуальные принципы солдата возобладали над социальными. Его поступок также согласуется с нравственным императивом. Для Жигулина отношения между солдатом и заключенным приобретают онтологический характер - «человек-человек», а не социально-классовый. Герои Жигулина верили на протяжении всего лагерного периода в то, что духовные принципы возобладают, и та стена непонимания, которая отделяет их от солдата, будет разрушена. Поступок солдата в стихотворении «Кострожоги» - первый шаг на пути к слому этой стены.
В стихотворении «Художник» (1963) как на уровне визуального описания («голые камни», «клочья тумана», «грязные сопки», «низкое серое зданье столовой» - «желтели луга и покосы», «стояли березы»), так и на уровне эмоционального восприятия (отрицательное отношение к лагерному быту -позитивное отношение к рисунку на картине) появляется стилистическая фигура контраста. При описании одного лагерного пространства несколько раз повторяется слово «только», подчеркивающее недостаточность, ограниченность лагерного мира. Стоит обратить внимание и на то, что колымский пейзаж ахроматичен: «голые камни», «грязные сопки», «серое зданье».
Только голые камни, Поросшие мохом. Только клочья тумана На стланике мокром.
Только грязные сопки За хмарью суровой. Только низкое серое Зданье столовой.
Такими красками лагерь окрашен практически во всех лагерных произведениях Жигулина («черные рельсы», «черные подземные шахты», «черные номера на спине».). Ахроматические цвета точно символизируют лагерную жизнь, лагерную систему. В большей степени это касается черного
цвета, преобладающего (при описании лагерного быта) в лагерной лирике Жигулина. Черный цвет, если затрагивать мифологический аспект, у многих народов является цветом траура, с черным цветом связывают темные силы. В нашем случае цвет отражает мироощущение героя и его отношение к лагерю, который труден не только для духовной жизни, но и для эстетического восприятия. В этом стихотворении затрагивается экзистенциальная проблема существования, проблема поиска смысла жизни, проблема одиночества. Подчеркнем, что негативное отношение у героя Жигулина не к людям, а именно к пространству лагеря, как к отдельной, враждебной для него субстанции, чуждой, как он считает, не только для него самого, но и для всех людей: зеков, конвоиров и т.д. С враждебным, чуждым герою пространством лагеря контрастирует пространство в картине художника:
На картине желтели Луга и покосы. Над рекой у затона Стояли березы.
Конечно, пейзаж этого пространства также окрашен чувством грусти (из-за понимания ее иллюзорности), но характер этого чувства не безнадежен. В нем много светлых предчувствий. Это так называемая «праздная печаль» [4], которая не тревожит, а очищает душу, возвышает ее. Герой органично ощущает себя в природе и саму природу - в себе, дух этой природы. И это показано во второй части, основная идея которой связана с переходом из одного пространства в другое, скорее всего, с целью показать достоверности идеального мира, его принципиальное отличие от мира лагеря. Золотые краски стихов становятся своего рода контрастом той житейской прозе, которая часто назойливо преследует человека, внося в его жизнь смятение и дискомфорт.
И березы худыми Руками качали, И коровы мычали, И люди кричали.
Заскрипели уключины Над перевозом, И запахло травою, Землею, навозом.
Многие критики полагают, что это пространство уже знакомо герою - это его родная местность. Так, в стихотворении сталкиваются две противоположные пространственные системы: близкое, сиюминутное -ГУЛАГ и далекое, «вечное» - Родина, знаки которой он пытается искать в лагере, в том числе и на картине «бедного художника». По отношению к этим пространствам герои Жигулина - коллективное «Я», стремятся, с одной стороны, защититься одним «личностным» (скажем, «экзистенциальным») пространством, создав из него «раковину улитки», спрятаться от чуждого и враждебного мира лагеря, а с другой стороны, расширить субъективное пространство, обрести как можно больше «центров сферы» (торжество золотых правил этики и моральных императивов), чтобы «растворять в своем умиротворяющем порыве любви и мудрости все «бытийные» муки и страдания».
Таким образом, анализ стихотворений выявил доминирование экзистенциальных мотивов в лагерной поэзии Жигулина первой половины 1960-х гг., а также центральную роль коллективного лирического субъекта (коллективного «Я»), что свидетельствует о том, что экзистенциальные переживания происходят не на индивидуальном (личностном) уровне, а на уровне коллективном.
Литература:
1. Жигулин А. В. Избранная лирика. М.: Мол. гвардия, 1965. 32 с.
2. Марфин Г. В. Человек и мир в лирике А. Жигулина: дисс. ... канд. филол. наук. Воронеж, 2003.
3. Новейший философский словарь: 3-е изд., исправл. Мн.: Книжный Дом. 2003. 1280 с.
4. Чупринин С. И. Крупным планом. Поэзия наших дней: проблемы и характеристики. М.: Сов. Писатель, 1983. 288 с.
References:
1.Zhigulin A. V. Selected lyrics. Moscow: Yong Guards, 1965. 32 pp.
2.Marfin G. V. Man and the world in the lyrics of A. Zhigulin: diss. ... cand. philol. Sciences. Voronezh, 2003.
3.The newest philosophical dictionary: 3rd ed., fix. Mn.: The Book House. 2003. 1280 p.
4.Chuprinm S. I. Close-up. Poetry of our days: problems and characteristics. Moscow: Sov. Writer, 1983. 288 p.p.
