Научная статья на тему 'Экспериментальные сонеты Константина Васильева'

Экспериментальные сонеты Константина Васильева Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
288
20
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
СОНЕТ / SONNET / РИФМА / RHYME / РИФМОВКА / RHYMING / КЛАССИЧЕСКИЙ СТИХ / ВЕРЛИБР / FREE VERSE / CLASSICAL VERSE

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Кормилов Сергей Иванович

Константин Васильев в основном использовал классический стих, хотя часто неточные рифмы. Его любимой поэтической формой был сонет. Но среди сонетов Васильева трудно найти абсолютно канонический, а в начале творческого пути он написал сонет без рифм и пробовал писать сонеты свободным стихом с рифмами (в одном случае преимущественно без рифм). Это интересные эксперименты.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Konstantin Vassiliev’s Experimental Sonnets

Konstantin Vasilyev was mainly writing classical verse, though often with inexact rhymes. His favourite poetical form was the sonnet. But among Vasilyev's sonnets it's diffi cult to fi nd an absolutely canonical one, and at the beginning of his creative career he wrote a sonnet without rhymes and tried to write sonnets in free verse with rhymes (in one case for the most part without rhymes). These experiments seem to be interesting.

Текст научной работы на тему «Экспериментальные сонеты Константина Васильева»

ВЕСТНИК МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА. СЕР. 9. ФИЛОЛОГИЯ. 2015. № 2

К 60-ЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ К.В. ВАСИЛЬЕВА

С.И. Кормилов

ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНЫЕ СОНЕТЫ КОНСТАНТИНА ВАСИЛЬЕВА

Константин Васильев в основном использовал классический стих, хотя часто - неточные рифмы. Его любимой поэтической формой был сонет. Но среди сонетов Васильева трудно найти абсолютно канонический, а в начале творческого пути он написал сонет без рифм и пробовал писать сонеты свободным стихом с рифмами (в одном случае преимущественно без рифм). Это интересные эксперименты.

Ключевые слова: сонет, рифма, рифмовка, классический стих, верлибр.

Konstantin Vasilyev was mainly writing classical verse, though often with inexact rhymes. His favourite poetical form was the sonnet. But among Vasilyev's sonnets it's difficult to find an absolutely canonical one, and at the beginning of his creative career he wrote a sonnet without rhymes and tried to write sonnets in free verse with rhymes (in one case for the most part without rhymes). These experiments seem to be interesting.

Key words: sonnet, rhyme, rhyming, classical verse, free verse.

Е.А. Ермолин, составитель «Избранного» К.В. Васильева, очевидно, считал покойного друга главным образом носителем классической традиции, но легко допускавшим неточные рифмы, что свойственно современной поэзии в целом (с 1970-х годов «положение стабилизировалось, "новая" резко-неточная рифма осталась существовать параллельно со "старой" умеренно-неточной» [Гаспаров, 1984: 287], которая и характерна для Васильева наряду с точной).

Сам поэт видел свою эволюцию как достаточно сложную. Он рефлектировал над связанными с ней проблемами, в том числе проблемами стиха. В начале творческого пути (декабрь 1980 г.) он признался себе в записной книжке: «Верлибром писать - мне, в частности, труднее, чем традиционным стихом» [Васильев, 2015: 366]. По свидетельству А.Г. Неймана, Ахматова говорила: «Белые стихи писать труднее, чем в рифму» [Найман, 1989: 24]. Вероятно, имелось в виду, что хорошо писать труднее без традиционных и привычных средств «украшения» поэтического текста.

«Лишь тот, кто овладел традиционным стихом, имеет внутреннее право писать верлибром - докажи, что умеешь писать стихи - сначала, потом - ищи свой путь, - продолжал рассуждать Васильев. -

Я люблю классический стих, я пишу в основном классическим стихом. Но - уже не могу писать только им. Имеется внутренняя потребность писать по-другому.

Верлибром я не владею.

Но, мне кажется, путь мой - и к верлибру тоже.

И в то же время - к подлинному классическому стиху.

И что в конце концов будет главным - увидим»

[Васильев, 2015: 366].

Позже, в 1986 г., анализируя свою поэтическую эволюцию, Васильев констатировал, что начинал как романтик, робкий ученик Байрона и Лермонтова, затем стал «эстетом» с порывами к «реализму», затем довольно долго был «парнасцем» и «писал почти одни сонеты...» [там же: 378]. Но в общем преодолел разные школы, не утрачивая интереса к сонету, что было одной из тенденций времени: «Неожиданно пышно расцвел сонет (часто нестрогих форм <...>), и даже венки сонетов. В 1910-1920 гг. было опубликовано 13 венков, в 1920-1930 - 16; за три следующих десятилетия - всего 4. За 19611970 - уже 33, а с 1971 по 1982 г. - 86 венков и поэма из 5 венков, всего 91 <...>. Сонеты и венки сонетов пишут поэты разных школ и направлений» [Мысль..., 2005: 441].

В васильевском «Избранном» 2003 г., которое, к сожалению, не автор составлял, сонеты все-таки представлены широко: 63 текста из 474, почти 13,3% [Васильев, 2003: 14, 33, 36, 40, 52, 55, 62, 67, 70, 75-82, 88, 90-91, 110-111, 130, 131, 131-132, 132, 133-134,137,139, 141, 142, 142, 143, 143, 144, 144, 145, 145, 146, 146, 147, 147, 148, 148, 166, 181, 191, 197, 199, 201, 203-204, 213, 228, 240, 273-274, 275, 275-276, 282]. Из них 15 составляют венок сонетов «Земные сны», входящий в сборник «Покров» 1994 г. [там же: 75-82], и столько же напечатано в «Избранном» с обозначением «Из сборника "Земные сонеты". 1977» [там же: 141-148] (тоже «земные» - это у Васильева едва ли не самый распространенный эпитет, хотя в творчестве он под ноги смотрел, кажется, меньше, чем в небо; это не «поселковый поэт», а прежде всего поэт мироздания). Остальные 33 сонета самостоятельны, хотя есть тяготеющие друг к другу.

Большинство васильевских сонетов написано, как полагается, 5-стопным ямбом, три в «Избранном» - ямбом 4-стопным [там же: 52, 197, 273-274] и один - дольником. Это последнее стихотворение 46-летнего поэта, написанное 1 августа 2001 г. (умер Васильев 17 августа). С.Н. Ефимова находит в нем верификационный эксперимент: «1990-е годы для Васильева - это время, подобное монастырскому послушанию - послушанию традиционной поэзии, которой он должен был овладеть в совершенстве, прежде чем отступить от классической простоты. И только на пороге нового века он, словно пройдя виток спирали, возвратился к экспериментаторству своих ранних стихов.

Возвратился, чтобы наконец-то с полным правом "размонтировать сонет". И <...> "Смерть-старуха в мое окно..." - это сонет, написанный дольником, а не классическим стихом» [Ефимова, 2015: 405]. «Экспериментаторство» здесь, конечно, есть, но оно сильно преувеличено исследовательницей и не идет ни в какое сравнение с ранним васильевским экспериментаторством. Дольник в данном случае -урегулированный, метрически все его строки идентичны, по сути, это логаэд, который делится на стопы так же, как силлабо-тоника:

Смерть-старуха в мое окно заглянула из-под руки. Впрочем, в комнате так темно, что и ей не видать ни зги.

И спокойно идут на дно светляки мои, светляки. Ничего же не решено, если можется - помоги.

И какие у нас дела впереди - я не знаю сам. Хоть давно уж сгорел дотла, но тянусь я к твоим глазам,

ибо светятся в темноте и сияют - не знаю где.

[Васильев, 2003: 282]

По рифмовке это первоначальный (еще не упрощенный до «шекспировского») тип английского сонета [Гаспаров, 2001: 225]. В катренах вторые рифмопары - «умеренно-неточные»: руки-зги, святляки-помоги, но вторые и четвертые стихи каждого катрена точно рифмуются между собой «через голову» недостаточно точных созвучий: руки-светляки, зги-помоги. Собственно, неточно зарифмовано только финальное двустишие: темноте-где. Это, конечно, новаторство, но на фоне всей поэзии XX в. почти не экспериментаторство.

Такое же соотношение рифмопар по глухости - звонкости опорных согласных в катренах обнаруживает 3-й сонет венка: дойти-груди и пути-впереди [Васильев, 2003: 76]1, а в сонете «Александре Котко-вой» мужские рифмы по глухости-звонкости согласных разделены между катренами: в первом найти-пути, во втором груди-впереди (с. 139).

Резко неточные рифмы у Васильева - исключение. Самый расшатанный сонет в «Избранном» взят из сборника 1992 г. «Границы слова». Его катрены написаны на разные рифмы, преобладают неточные созвучия, в начале есть даже разноударное: «Стволов теснейшее соседство, // корней сплетенье и ветвей... // Я этот старый сад при-

1 Далее до особой оговорки при ссылках на это издание указывается только страница в круглых скобках.

ветствую. // Я радуюсь, что он - ничей» (с. 52). Далее рифмуются слова запущен-стволы-цветущей-белы и (терцеты графически не разделены) кисти-ты-листья-цветы-лисью-плоды.

Количественно же сонеты с неточными рифмами у Васильева преобладают, в том числе в цикле (но не в венке). Обобщенно подходя к проблеме точности рифмы в современном восприятии, т. е. считая на сегодняшний день точными и традиционно приблизительные типа из тела-дело (с. 14), былое-герои (с. 145) и даже телом-Белым (с. 147), мы все равно получим среди 48 сонетов Васильева, не входящих в венок, только 13 с одними более или менее точными рифмами (с. 70, 90, 110-111, 131, 137, 139, 141, 145, 146, 147, 148, 203-204, 273-274) плюс к тому сонет с йотированной рифмой, естественной и для классической поэзии (с. 143). Зато в венке (с. 75-82) сонеты с одними точными рифмами преобладают: 11 из 15; они значительно строже, чем изолированные сонеты или входящие в цикл, только записаны без пробелов между катренами и терцетами. Всего только с точными (включая йотированную) рифмами 25 сонетов из 63. Однако неточная рифма может быть и одна на сонет. В целом число точных рифм в сонетах Васильева безусловно господствует.

Нередко допускал он составные рифмы, как точные, так и неточные. В сонетах «Избранного» они встречаются 20 раз в 18 произведениях: Гараклита - смотри ты, века нам - незваным, что же кожжи, дольней - боль в ней, едва ль - даль, всегда я - золотая, владеем - преодолеем - на земле им, одна ли - печали, перья - теперь я, тебя я - играя и всё же - дороже, незримы - костры мы, бессердечный - сберечь в ней, сопротивляюсь - всегда есть - возвращаюсь, доиграть нам - братьям, печатать - молчат ведь, черный - корни -огнеупорный - топор мой и могли бы - рыбы - спасибо, любили - ты ли, вместе - здесь ты (с. 55, 75, 111, 130, 131, 134, 137, 139, 142, 143, 144, 145, 166, 181, 240, 274, 276). В это число не вошли случаи с частицей -то: это - где-то, куда-то - расплаты, куда-то - раскаты (с. 81, 191, 199). Показательно, что в венке сонетов допущена лишь одна составная рифма (с. 75), между тем как цикл «Земные сонаты», который в «Избранном» по составу равен венку, включает их пять на 15 текстов. Венок сонетов и в этом отношении для Васильева наиболее строгая форма.

Среди 63 сонетов один имеет только женские и один только мужские рифмы (с. 130 и 282). В остальных обычно соблюдается альтернанс, но в семи случаях происходит «стык» мужских нериф-мующихся окончаний между катренами и терцетами (с. 33, 40, 143, 144, 145, 199, 240), а в одном - между первым и вторым терцетами при их итальянской рифмовке аБв аБв: «Не потому ли я не устою? // Иду вперед по собственным следам» (с. 147). В двух сонетах, тоже при итальянской рифмовке терцетов (АбВАбВ и АБв АБв), «стык»

производят нерифмующиеся женские окончания: «<...> пересказать который невозможно... // Любимая, да как ты отыскала <...>» и «"Веселые и буйные герои // на улицах царят, людей пугая, // полны безумства, юности, вина." // Но наше состояние - другое, // другие доблести, страна другая, // другая жизнь, другие времена!» (с. 70, 142). Интересно, что четыре нарушения «мужского» альтернанса (половина!) приходятся на цикл «Земные сонеты». Мы уже видели, что венок сонетов у Васильева гораздо строже по форме, чем цикл. В данном отношении цикл наименее строг. Видимо, в сознании поэта венок накладывал на него самые большие ограничения, а просто цикл, наоборот, оправдывал некоторые вольности: слово сонеты стояло в заглавии (даже не в подзаголовке), сам факт собирания сонетов вместе как бы повышал их «сонетность», так что какими-нибудь правилами и традициями можно было и пренебречь. Большинство сонетов, не входящих в венок и цикл, не имеет в заглавии слова сонет (только некоторые имеют), т. е. иногда неискушенному читателю еще нужно узнать эту форму, - вот почему изолированные сонеты должны быть строже, чем в цикле.

Но ни один из 63 сонетов «Избранного», составленного Е.А. Ермолиным, не может быть назван в полном смысле экспериментальным.

Смелее поступила составившая сборник 2015 г. С.Н. Ефимова, много работавшая с архивом поэта. Конечно, она не могла представить читателям только то, что было им неизвестно. В книгу вошли 44 сонета, и большинство - 29 - перепечатано из сборника 2003 г. [Васильев, 2015: 54, 98, 105, 111-118 (венок «Земные сны»), 149-154 (восемь из сборника «Земные сонеты»), 159, 164, 215]2. Добавлено 15 из прижизненных сборников и преимущественно из архива (с. 18, 20, 27, 29, 30-31, 43-44, 61, 63, 63-64, 71 и 72, 72-73, 79, 120-121, 231). В их числе два сонета, 2-й и 15-й (магистрал), из венка «Среди миров» (с. 71, 72). Во всей подборке второй сразу выделен заглавием -«Белый сонет». Белый в стиховедческом смысле - безрифменный:

Когда летит над лесом тишина, И звезды замирают, прячась в хвое, И каменеют сосны-исполины, И даже сон старается заснуть,

И долго шляпу-тучу набекрень С макушки тщится сдвинуть скользкий месяц, И теплый воздух звезды согревает, И словно лебедь, катится туман -

Тогда и я не знаю, кто я есть: Бреду по лесу, словно чей-то призрак, Бреду и сам себя не ощущаю,

2 Далее в круглых скобках указываются страницы этого издания.

И кажется, что я живу в бреду, И кажется, что утро не наступит, И кажется, что льют созвездья вечность.

(С. 20)

Даже и самых неточных рифм нет. Это, конечно, ранний (1979 г.) верификационный эксперимент, хотя в мировой поэтической практике белые сонеты уже были известны. Но все-таки и без названия васильевский опыт может быть узнан как сонет. Катрены и терцеты графически выделены, что позволяет обратить внимание на канонический 5-стопный ямб несмотря на его распространенность в XX в., когда они вместе с 4-стопным пополам поделили около 80% ямбического метрического репертуара [Гаспаров, 1984: 262]. Катрены охватные и притом каталектически одинаковые (аББа аББа). После них бросается в глаза то, что первый терцет и начало второго составляют четверостишие той же конфигурации. Это нарушает канон французской модели сонета, зато соответствует ранней английской [Гаспаров, 2001: 224-225] и усиливает ощущение общей формальной организованности текста. Женское двустишие, синтаксически связанное со всеми предшествующими строками (весь сонет - одно предложение), естественно замыкает его. В строгом сонете слова не должны повторяться, но для «скрепления» белого сонета органичными оказались анафоры. К. Васильев предпринял эксперимент, основанный на использовании традиционных приемов.

Из остальных 14 сонетов только пять выдерживают канонический 5-стопный ямб (с. 18, 63, 71, 72, 79). В числе этих вполне правильных по размеру и в основном по системе рифмовки сонетов один только магистрал венка полностью соблюдает точность рифм. Предшествующий ему в сборнике 2-й сонет венка по этому признаку с ним контрастирует. Точная в нем лишь сквозная мужская рифма миллион - закон - Мильтон - Фаэтон - ворон - электрон. В женских господствуют неточность и приблизительность, притом одна составная и две йотированных: понять я - при Пилате - некстати - проклятий - похмелья - колыбелью - событий - орбите (с. 71). В первом сонете сборника «Возникла белоликая луна...» (1979) две неточных рифмы: небосвода - природы и летело - потела - пределы (с. 18). Гораздо сильнее неточность среди женских рифм сонета «Глухой Бетховен слышал лучше всех.» из рукописного сборника 1982 г. «Между нами.»: зорких - Зорге - оргий - каморке - годен -свободен - вижу - слышу (с. 63). Но в сонете «Не только русских ледяных равнин.» из первого опубликованного автором сборника «На круговом пути потерь» (1990) неточность разведена по катренам: очертанья - расставанья в первом и бани - ранний во втором, т. е. внутри каждого рифма либо вполне точная, либо традиционно приемлемая в классическом стихе йотированная.

В трех случаях основной для сонета размер нарушается. В первом катрене стихотворения «28 ноября 1980 года» пятистопник перебивается двумя строками четырехстопника («Еще чуть-чуть - и осени исход, // Не золотой, а поздней и глубокой. // Вот-вот зима. А в день и год - // Сто лет со дня рожденья Блока» - с. 27) и затем восстанавливается. Смена размера выделяет в ежегодной рутине главное, неповторимое. Другой сонет начинается 6-стопным ямбом, что должно было бы задавать ритмическую инерцию, но потом идет только 5-стопный: «Ворона каркнула, хотя молчит весь лес, // весь, сверху донизу - от ржаво-желтой кроны // березовой - до лужицы бездонной, // в себя вобравшей пустоту небес.» и т. д. (с. 43). В третьем случае среди строк 5-стопного ямба оказалась лишь одна 4-стопная (вторая в первом терцете): «Почти пуста котомка за спиной, // но с каждым шагом - тяжелее. // А мысль твердит: - Домой! Домой! Домой!» (с. 73). Первые строки всех катренов и терцетов в печати сдвинуты влево. Но и такой стих еще нельзя назвать вполне экспериментальным.

По одному сонету написано 4-стопным ямбом и 3-стопным анапестом с катренами разной рифмовки (с. 231-232, 120-121), один -5-стопным хореем аББа БааБ вГд вГд, разбитым на короткие строчки, что совсем не характерно для сонета: в первом катрене получилось шесть строк, во втором - пять, в первом терцете - шесть, в последнем - четыре, всего 21 строка вместо 14. Можно даже «потерять» рифму, особенно если в рамках субстрофы ее действительно нет, как в первом терцете: «Мысль моя себя не узнает, // встретившись с собой // в своем грядущем. // Мысль моя! // Ты - всё? // Иль ты - ничто?» (с. 31). Это уже эксперимент бесспорный.

Но целиком экспериментальными в сборнике 2015 г. являются три сонета (наверно, все-таки сонетоида), в которых К. Васильев отказался от какого-либо определенного размера. Не принято говорить о свободном стихе с рифмами, но за неимением другого термина придется пользоваться этим. В сборнике 2015 г. два таких сонета, узнаваемых только по рифмовке.

11.04.1981 г. датированы «Уроки благоразумия». Катрены и терцеты выделены. Женские рифмы неточные. Мужская сквозная. Стих неровный, но с тенденцией к дольнику или тактовику.

Если море штормит - оставайся на берегу: обожди, а потом наверстаешь с лихвою. Если синоптики обещают пургу -сиди дома: дело плохое!

На уроках благоразумия я нахватал двоек. Спрашивают, а я - ни гу-гу. И мне сказали учителя: - Черт с тобою! Жизнь согнет тебя в дугу!

А я поддакнул: - Угу!

Я поддакнул - благоразумным на зависть.

Жизнь моя гнет меня в дугу -

я распрямляюсь.

Я плыву - а они на пустом берегу

так и остались.

(С. 63-64)

Есть строки как бы разных силлабо-тонических размеров: вторая - 4-стопный анапест, восьмая - 4-стопный хорей, последний терцет - вообще два 2-стопных дактиля с 4-стопным анапестом посередине. Но очевидна установка на разнобой, при котором частичная «метризация» будет выглядеть случайной. Рифмовка - аББа БаБа аВа ВаВ, т. е. и катрены, и терцеты разные либо по схеме рифмовки (первые), либо по конфигурации клаузул (вторые). Ясно, что такой опыт соединения принципов классического и неклассического стиха отдавал предпочтение вторым.

Через несколько дней (дата - 23.04.1981 г.) написан сонет «Верлена судят»3, которому предпослан эпиграф из дневника Жюля Ренара: «У Верлена гениальность божества и сердце свиньи.» Текст не разделен пробелами на катрены и терцеты, но рифмовка (аББааББавГвГ'вГ' - катрены больше характерны для французского сонета, а терцеты итальянские [Гаспаров, 2001: 224, 226]) их выделяет. Рифмовка более строгая, чем в предыдущем случае, но рифмы почти исключительно неточные, в конце и разноударные:

Да, у меня сердце свиньи!

Ну и что? Оно почти как сердце человека.

Жизнь меня переехала, как телега,

И указали на меня: «Его распни!»

Я легко поднялся с позорной скамьи,

(скамьи подсудимых) - духовный калека!

- Да, я давно зарегистрирован в ваших картотеках!

Да. Эти слова - мои.

Отвечаю. Я в него стрелял.

Он мой друг. Было холодно. Мухи дохли.

Вы говорите - наповал?

Врете! Он живехонек.

Вызовите его в зал, -

.А вы, меня охаивая, охали.

К последнему слову дано примечание: «В 1873 г. Поль Верлен, купив револьвер, выстрелил в Артюра Рембо и ранил его в запястье. Поэт был арестован, и суд приговорил его к двум годам тюрьмы» (с. 29). Возможно, расшатанный стих призван был усилить впечатление ненормальности того, о чем говорится. Контраст строк по длине еще больше, чем в предыдущем случае. «Намека» на трехсложники

3 Верлен был особенно близкий К. Васильеву поэт, в одном из его стихотворений представший как «мой братец Поль Верлен» [Васильев, 2003: 255].

почти нет4, а строки, совпадающие с двусложниками (четвертая, девятая, одиннадцатая - 6-стопный ямб без цезуры, 5-стопный хорей, 4-стопный ямб), никак не соотносятся друг с другом и в таком контексте еще меньше, чем трехсложниковые, воспринимаются как метрические. Правда, последние слова добавляют тексту «стихотвор-ности» сильной аллитерацией: охаивая, охали. Разные стихотворные приемы сочетаются столь же противоречиво, как в «Уроках благоразумия». Это, однако, не делает эксперимент неинтересным.

Самый любопытный эксперимент - в сонете «Сокровище, игрушка-побирушка.» Он не датирован, входит в рукописный сборник «Между нами.» (1982). В нем катрены написаны свободным стихом без рифм, терцеты - свободным стихом с рифмами. Субстрофы пробелами выделены.

Сокровище, игрушка-побрякушка, единственная в мире (тир. 1 000 000 экз.), продается всюду из-под прилавка!

Я настигну тебя в подворотне. Дорого мне обойдешься, но дом мой - станет твоим, и сам я - тоже.

Плохо, что такое случается, но могло быть и хуже: всё-таки я тебя встретил.

Сверкают лужи.

В кармане ни гроша не болтается. Свистит ветер.

(С. 61)

Поскольку рифмовка терцетов - А'БВ БА'В, т. е. в первом терцете рифмующихся слов нет, впечатление совершенно нерифмованного стиха остается до самого конца, до последнего терцета. А начало «обманное»: по первым двум строчкам стихотворение можно принять за вольный ямб, 5- и 3-стопный. Тем неожиданнее дальнейшее - сонет в свободном стихе без рифм, почти незаметно переходящем в рифмованный свободный стих. После «ямбического» начала - строка, которую вообще неизвестно, как читать: тираж одна тысяча экземпляров или тир тысяча экз? Начало второго катрена - будто бы трех-сложниковое (3-стопные анапест и дактиль), но следующая строка явно неметрическая, а за ней идет сомнительный 2-стопный ямб, как и в начале второго терцета. Столь же сомнителен 2-стопный анапест в строке «но могло быть и хуже». Внешне «метризации» довольно

4 Шестой строке - «(скамьи подсудимых) - духовный калека!» - мешает восприниматься как единый «ряд» 4-стопного амфибрахия уже ее синтаксическая нелепость.

много, однако никакой ритмически устойчивой инерции не создается. Конечно, это игра элементами ритма, но игра в аритмию.

Несомненно, что перед нами эксперименты ученические (в начале 1980-х годов К. Васильев еще не выработал собственной манеры), уровень художественности достаточно сомнителен. Но сам поэт эти опыты и не думал публиковать. А С.Н. Ефимова опубликовала, и, думается, правильно сделала. Интересно ведь и становление поэта, то, как он «набивал себе руку». Интересны и пробы разных возможностей русского стиха. Эксперимент - это поиск, а поиск не может быть абсолютно безрезультатным. Отбор вариантов в поиске - тоже результат. Если опыты молодого К. Васильева станут известны, возможно, другие поэты продолжат его поиски, обогатят их своими и добьются более значительных творческих успехов - в немалой степени благодаря неравнодушному предшественнику.

Список литературы

Васильев Константин. Избранное. Стихотворения. Эссе. Ярославль, 2003.

Васильев Константин. «Что брать с берущей в долг души?» Стихотворения.

Переводы. Статьи. М., 2015. Гаспаров М.Л. Очерк истории русского стиха. Метрика. Ритмика. Рифма.

Строфика. М., 1984. Гаспаров М.Л. Русский стих начала XX века в комментариях. М., 2001. Ефимова Светлана. «Путем утрат - к себе»: биография Константина Васильева // Васильев Константин. «Что брать с берущей в долг души?» Стихотворения. Переводы. Статьи. М., 2015. Мысль, вооруженная рифмами. Поэтическая антология по истории русского

стиха / Сост. В.Е. Холшевников. 3-е изд., испр. и доп. СПб., 2005. Найман А. Рассказы о Анне Ахматовой. М., 1989.

Сведения об авторе: Корнилов Сергей Иванович, докт. филол. наук, профессор кафедры истории русской литературы XX века филол. ф-та МГУ имени М.В. Ломоносова. E-mail: [email protected]

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.