CC BY
19
Экспедиция в южное Подлясье
А. В. Гура (Москва)
Проведенные полевые исследования продемонстрировали статус южного Подлясья как контактной зоны, в которой сходятся три этнокультурные традиции: подлясская, мазовецкая и люблинская. В масштабах всего славянства место народной культуры Подлясья, одной из древнейших территорий расселения славян, определяется ее связями и параллелями с другими славянскими, прежде всего архаическими, этнокультурными зонами. В одних случаях Подлясье выступает как маргинальный, окраинный ареал, а в других - как составная часть широких славянских соответствий, в том числе как передаточное звено, включаемое в так называемый западный восточнославянский пояс, ведущий (иногда от южных славян) на Русский Север. Важное значение имеют параллели, которые обнаруживаются в народной традиции Подлясья и в архаической карпатской зоне. Ключевые слова: традиционная культура, архаика, центральные и маргинальные ареалы, ареальные соответствия, культурные параллели.
21-30 мая 2017 г. сотрудники Института славяноведения РАН А. В. Гура и М. В. Ясинская занимались сбором полевого этнолингвистического материала в 16 селах на пограничье южного Подлясья и восточного Мазовша, главным образом в районе Лукова, Седльце и Гарволина (см. карту, п. 1-16). Предварительно был разработан и составлен вопросник на основе уже известных славянских параллелей к подлясской традиции из других славянских зон1 и с учетом имеющихся вопросников: программы Полесского этнолингвистического атласа2 и программы А. А. Плотниковой3, предназначенной для обследования балканского и карпатского регионов. За помощь в организации экспедиции и в подборе информантов мы признательны нашей коллеге из Университета им. М. Склодовской-Кюри в Люблине проф. Станиславе Небжеговской-Бартминьской, исследовательнице местного фольклора
Работа выполнена в рамках проекта РНФ № 17-18-01373 «Славянские архаические зоны в пространстве Европы: этнолингвистические исследования».
из Регионального музея в Седльце и организатору смотров народных ансамблей Ванде Ксенжопольской, руководству Регионального музея в Лукове этнографам Мариушу Бурдаху и Лонгину Ковальчику, а также программисту Рафалу Залиньскому.
В культурно-языковом плане Подлясье представляет собой естественное продолжение Полесья - оба региона в целом можно воспринимать как континуум. Одновременно в этнокультурном, языковом и конфессиональном отношении Подлясье является еще и пограничной, контактной зоной, в которой сходятся и взаимодействуют белорусская, украинская и польская православная и католическая традиции. Архаический характер подлясско-полесской зоны не нуждается в особой аргументации: по данным языка и археологии, это одна из древнейших праславянских территорий, и собранные здесь данные в сопоставлении с данными других славянских зон могут сыграть важную роль для их последующей этногенетической интерпретации. Место народной традиции Подлясья в славянском культурном пространстве в значительной степени определяется тем, с какими другими славянскими зонами она корреспондирует. Среди различных соответствий, которые дает эта региональная традиция, особенно важны параллели с некоторыми другими архаическими славянскими традициями. При этом в одних случаях Подлясье выступает как маргинальный, окраинный ареал, а в других - как передаточное звено в цепи ареальных соответствий в общеславянском масштабе. Что касается общего состояния народной культуры обследованных южноподлясских сел, то ее сохранность неравномерна. Так, обрядовая традиция в значительной мере жива до сих пор. Календарные обряды, кроме обрядов хозяйственного цикла, связанных с отошедшими в прошлое хозяйственными технологиями и инвентарем (вроде жатвы серпами, прядения, ткачества), представлены в достаточно полном объеме. В семейной обрядности продолжает свое бытование свадебная традиция, но вместе с отжившими имущественными отношениями стирается память о структуре приданого и названиях его основных частей, об обычаях и терминологии сватовства и всего периода сговора до собственно свадьбы. Наряду с этим можно наблюдать тенденцию к нивелированию локальных различий и унификации свадебного обряда: редукцию и забвение ряда отдельных локальных элементов обряда, активное проникновение в структуру обряда элементов общепольской традиции (например, распространение таких новых элементов обряда, как девичник и мальчишник в канун свадьбы, унификацию терминологии обручения и др.). О сохранности свадебного обряда дан-
ного региона можно судить хотя бы по отсутствию в обследованных селах Лив, Тухович, Старогруд и в соседнем с Черском селе Бжумин даже воспоминаний о свадебном хлебе stulina, stuliny (stöliny), stölne и связанном с ним ритуале stuliny, которые были засвидетельствованы в этнографической литературе XIX в.4 В отличие от обрядов многие явления народной духовной культуры, такие как традиционные поверья, представления о природе, народная астрономия и демонология, представлены достаточно скудно.
Сравнительный анализ собранного в настоящее время полевого материала и прежних записей 1990 и 1993 гг., сделанных автором (в том числе по программе Польского этнографического атласа) на более восточной, основной территории Подлясья - в соседних с брестским Полесьем районах быв. Белостоцкого воеводства (17-265) и в приграничных с волынским Полесьем селах быв. Хелмского воеводства (27-29), позволяет указать ряд этноязыковых явлений, отражающих географические различия в традиционной культуре под-лясского региона.
Лунные пятна в обследованных селах объясняются чаще всего как Твардовский, помещенный на Луну (1, 3, 5, 11, 29), в частности Люцифером (9), или сидящий на петухе, который отождествляется с дьяволом (zly) (13). При этом следует добавить, что многие информанты знают историю о пане Твардовском из школы. Второй вариант - Каин и Авель - отмечен только в восточных селах: Kain i Abel (9), Кавэль и Авэль, [один другого] на вилох трымае (26), Каин Авэля на вилы взял, Авэл и Габэл, Авэл и дябэл (23), что согласуется с данными Польского этнографического атласа, фиксирующего распространение этого варианта на востоке Польши и в Малопольше6. На карте атласа отсутствует, однако, еще один вариант из районов, приграничных с Полесьем, - два брата: brat brata na widfy bierze, два браты, один другого на вилави чы на киеви трымае (23), brat brata przebil widlami (27), brat brata na widlach trzyma (29).
Согласно поверьям, заплетают коням гриву в косички следующие персонажи: zmora (1, 2, 4, 6-9, 13, 16, 27-29), zmara (27), mara (3, 11, 12, 25, 27), zly duch (5, 29), zlyj, sila nieczysta, czort (29), djabel (17, 29), хохлик, кохлик (26), а также зверек ласка (10, 21-25, реже - 26). В народных представлениях ласка имеет черты демонологического персонажа, которые сближают ее с дворовым духом, что имеет соответствия в ряде других славянских зон. У каждой коровы имеется своя ласка - krowia laska (7), иногда невидимая (10), нередко одной с ней масти (25, 29). Согласно поверьям, какой масти увиденная в хле-
ву ласка, такой масти и скотина будет вестись; нужно держать скотину одной масти с лаской (23, 26). «Ласовица любить каня» и плетет гриву того коня, «каторага она любить» (26). Она приносит счастье в дом (19). Ласку «трэба шанавати», «як то дамавая наша» (23), нельзя ее трогать (9, 28) и убивать (10). Убиение ласки грозит несчастьем (4), смертью в семье (11, 29), ущербом в хозяйстве (11) или местью со стороны другой ласки, которая укусит корову в вымя, отчего оно опухнет и молоко сквасится (28). Представлений о других домашних духах в Подлясье нет. Встречается лишь поверье о домовом духе-обогатителе - черте, или злом духе, в виде летящего столпа огня, который бросает в дымоход золото своему хозяину (26).
Ареал распространения поверий о русалках затрагивает территорию Подлясья лишь самым краем. Тем интереснее представленные здесь, главным образом вблизи границы с Полесьем, те разнообразные маргинальные поверья о них, подчас контаминированные, в которых эти персонажи напоминают собой то сирен, то полудницу, то разных лесных, болотных и «житных» духов, то блуждающие огни и т. д. В обследованных селах представления о русалке следующие:
Русалка опасна только накануне св. Яна. В этот день нельзя стелить полотно на лугу: «Русалка побегае и дырочки [в полотне] поробит». Как она выглядит, не знают: «Така як собака ци як кот?» Говорили, что она в жите, и пугали ею ребенка: «Нэ йди в жыто, бо русалка выскочыть!» (18).
Кша1ка высокая, в белом. Детей пугали русалкой в жите (27). Кша/ка появляется в жите, когда жито га'ц/в [цветет]. Она с распущенными волосами, в длинной юбке и с метлой или косой в руках. Детей пугали русалкой (гша/ка, русаука, росаука) в жите: «"ЭДуБкоа z гу1а, 7акоБ1 Се», «Не лезь в жыто, бо русафка!», «Не лезь, бо там русаука!» На зиму она ищет себе пустое жилье и там сидит на печи (23). По мнению одних информантов, го8а1ка выглядит как маленькая девочка в белом. По мнению других, гша{ка - красивая женщина (Мпа коЫе!ка) в жите, на картинке она с распущенными волосами. Кв8а1ка имеет длинные светлые волосы и появляется в жите летом, когда жито зацветет (]ак гуЮ гите). Русалкой в жите пугают детей. Однако некоторые информанты считают, что в жите вовсе не гозажка, а {а^'ко(ка, которая щекочет. Она появляется, когда в жите цветут васильки (29).
Русаукой в жите пугают детей: «Не йдзеце, дзеци, у жыта, там русаука!» Ее представляют себе либо как существо «з длугими
валасами и з хвастом», которое «лаше дзяцей», либо как кузнечика: «Муси, козачка зялёна, коник». Наряду с русалкой существует представление о лоймах - голых заросших, «як малпа», диких женщинах с длинными распущенными волосами и большими грудями, которыми они душат мужчин. Обитают лоймы в лесу и в болотах, появляются только весной и летом по ночам и известны тем, что подменяют маленьких детей (26).
Кроме того, известны водяные русауки (26, 29) или сэрэны (23), полудевы-полурыбы, которые поют в море (26), «файне, хорошэ по-ють» (23). В южном Подлясье поверье о русалках встретилось лишь раз, причем в совершенно необычном виде: тшаШ - это мигающие огоньки (шгаХвШаа), которые можно было видеть в саду, в поле, возле дороги, словно чьи-то глядящие глаза (]акЪу осху сху]^ ра^ху!у) (11).
Различаются персонажи, которыми пугают ребенка, чтобы он не заглядывал в колодец: нищий ((1хгас1, ёхгаёвк) - 5, 11, 29; «утопленник» Цор1е1ес, топэльник), который топит - 4, 7, 17, 29; дьявол - 11, 29; залезна баба - 18; Баба-яга или жаба - 23, 26; радуга, которая набирает воду из колодца и может утянуть в него - 26.
Согласно подлясским представлениям, кукушка кукует до св. Яна, 24.VI (2, 4, 7, 11, 29), до св. Петра, 29.У1 (16, 18, 20, 21, 23, 25-27), до колошения, созревания жита (6, 7, 13), до первых снопов на поле (9), до конца жатвы (5), до появления вылупившихся птенцов ястреба (12). После этого она обращается в ястреба или коршуна (4, 5, 10, 18, 20, 23, 25, 27, 29), в хищную птицу (26), в сову (17), в какую-то другую птицу (2, 7, 14). Аналогичное поверье о соловье встречается редко: на много голосов соловей поет «до Онуфрого», 25.VI (18); «Соловей спивае, покиль ечмень не выпльше, вусы не покажэ» (23). Хорошо известна в Подлясье примета о первом аисте, увиденном летящим или стоящим, но на обследованной в этом году территории отсутствуют представления об аисте как человеке, в отличие от восточных районов Подлясья, где аиста называют человеческими именами (20, 23, 25-29) и известна легенда о происхождении аиста из человека (18-20, 23, 25, 26, 29)7. В двух селах быв. Белостоцкого воеводства зафиксирован обычай печь на Благовещение хлебец боцянова лапа (17) или буслова лапа (18) с изображением ноги аиста. Разгул волков связывают с днем Громничной Божьей Матери (Сретения Го -сподня): в этот день (11) или две недели «миж Грамницами польскими и рускими» (26) волки рыщут и разбойничают; на Громничную они ходят «бандой», и в этот день и перед днем Всех святых («przed
Wszystkimi Swi^tami»), 1.XI, посвященным поминовению усопших, они наиболее опасны (29); на Громницы у волков свадьба (4, 23); известна поговорка «Lepiej zobaczyc w polu wilka, niz w Gromnicznej slonca chwilka» [Лучше увидеть в поле волка, чем в Громничную на мгновение солнце] (12). Сходные представления зафиксированы в быв. Жешовском и Познанском воеводствах8.
Членение территории, обследованной в ходе нынешней экспедиции, наглядно проявляется в распространении названий гостей, не приглашенных на свадьбу, посторонних. В западной части группируются названия pitasy (3, 7, 8, 12-14), pitacy (11) иpitasniki, pitasniky (8, 9), которые можно отнести к мазовецкому культурному ареалу, восточнее - pasierby (2, 4-7, 15), принадлежащие южноподлясской традиции, а на юге отмечен термин koscielniki (16), связанный с люблинской традицией9.
В свадебном обряде обследованного региона представлены разные названия лица, сватающего невесту: swat как наиболее частотный термин (1-12, 14-16) характерен для более южных районов Подлясья, названия с корнем raj- (rajek - 1, 2, 5; rajca - 5) встречаются лишь в северной его части, а термин dziewoslqb (dziwoslqb - 5, 13, dziwoslumb -9) фиксируется в основном в южном Мазовше и отчасти на севере люблинского региона10. Название swatka женщины, сватающей невесту, более характерно для северных районов южного Подлясья (1-3, 7, 12), а название swachna - для южных (5, 6, 16). При этом если всюду сватали чаще мужчины, чем женщины, а иногда и только мужчины (13, 14), то в люблинском селе Калень (16) сватовством занимались почти исключительно женщины. Swat и swachna (2, 4-6, 9, 15) были участниками собственно свадьбы; в Адамове (7) приглашали пару богатых гостей на роль starosty и starosciny, а swatami и swachnami называли всех старших женатых участников свадьбы. В более северных районах Подлясья женатые и замужние участники свадьбы (сват, сванька) в совокупности называются сваты (23). Словесную формулу, произносимую сватом в начале переговоров, информанты уже помнят плохо. Лишь в нескольких случаях они говорили, что сват спрашивал родителей невесты, нет ли у них телушки (2) или коровы (7, 11) на продажу11. Из названий сватовства известны swaty (1, 2, 4, 7, 11, 15, 16), swatki (3), swatanie (10), zmowiny (2, 4, 6), obgadziny (4)12. Иногда перед сватовством отправлялись на предварительные переговоры: шли на wywiad (5), swachna шла на ugode (9). Затем устраивались oglqdy, oglq-dziny - осмотр родителями невесты дома и имущества жениха (13). В конце сговора происходило обручение - zarqczyny (2, 5, 8-10, 15), zarq-kowiny (1), zaloty (4, 9), zmowiny (6, 11-15), dziwoslomby (7)13.
Из названий приданого в Подлясье известен целый ряд терминов, подчас синонимичных: м>гапо - 1, 4-9, 11-13, 16, posag - 1, 2, 4, 6-9, 11-13, 16, 23, wyposazenie - 5, 12, ^урга^а - 4, 8, 11, 16, 23, spla-ta - 12. Однако выявить, какие из них исконные для данной локальной традиции, а какие новые, довольно трудно. Еще труднее установить, какую часть имущества обозначало то или иное название. Ответы в этом случае информанты давали неуверенно и путано. В качестве обозначения всего приданого в целом могут использоваться названия wiano (5, 6, 8, 11, 12, 14; популярно в настоящее время - 16), posag (4, 9, 16; реже - 6, 8, 11; новое - 12), wyprawa (4, 6; реже - 11, 16) и, реже, wyposazenie (5, 12). Чаще всего приданое делилось на две части, что закреплялось терминологически: скот вместе с земельным наделом ^гат - 2, 4, 7, 13, посаг - 23) и предметы домашнего обихода, включающие в себя постель (перину, подушки), тканые изделия, иногда одежду и посуду (posag - 2, 7, 13, wiano - 9, выпрсгва - 23); в одном случае терминологически выделялись деньги ^Ша - 12).
Свадьба начинается днем венчания - в среду (9, 11, 15) или понедельник (2, 9), в воскресенье (1, 8, 11, 12), а теперь часто и в субботу (12, 15). В южном Подлясье она обычно продолжается полтора дня и имеет примерно одинаковую структуру: утром жених со своими родственниками и гостями приезжает за невестой, из ее дома молодые со свадебной процессией едут в церковь, а после венчания возвращаются вместе в дом невесты, где и происходит свадебный пир, который продолжается всю ночь и после до полудня следующего дня. В с. Старогруд (12) известна и так называемая свадьба на две стороны (wesele ш dwie strony), когда у невесты устраивали свадьбу для своих родственников и знакомых, а у жениха - для своих. Сцена благословения молодых на брак в некоторых местах сопровождалась przeprosinami - просьбой молодых о прощении (9, без термина przeprosiny - 8). Этот обычай имеет карпатские, балканские и севернорусские соответствия.
Ритуал перемены невесте головного убора (ocepiny) происходил на свадьбе в доме невесты в полночь, реже - на следующий день. В Войцешкове (6) при этом невесту сажали на дежу, чтобы у нее рождались и росли дети, как растет хлебное тесто в деже. Специальный свадебный хлеб на обследованной территории южного Подлясья представлен слабо. Главным образом это хлеб, которым встречают молодых после венчания. Наименование его было названо лишь однажды: ^Шсх weselny (7). В Ливе не могли вспомнить его названия (1), хотя имеются сведения о наличии именно там в прошлом свадебного хлеба st6lne. В Хромине пекли круглый хлеб с дыркой
на листе хрена (11); в Старогруде на хлебе сверху делали ложкой «дорожки» (12). Этим хлебом встречали молодых после венчания, а потом его подавали на стол, где каждый гость отламывал от него по кусочку и передавал соседу (11, 12). В с. Калень маленький круглый хлеб резали и угощали каждого гостя (16). В Уляне сват привозил круглый хлеб, украшенный зеленью, когда ехал с молодым в дом невесты (15). На остальной территории Подлясья и восточной Польши известен свадебный korowaju. Это круглый хлеб, украшенный миртом (26), с фигурками птичек (huski), сердца и воткнутыми в него веточками (27), с фигурками птичек (качки) и шишек и розой (ружа) в центре (23), с фигурками шишек и сердечком в центре (29). Свадебное деревце как самостоятельный атрибут отсутствует на основной территории Подлясья15. Как и в западном Полесье, оно встречается в основном в сочетании со свадебным хлебом: в виде венка из барвинка на каравае (29), венка из мирта, папоротника и аспарагуса на каравае (23), венка из аспарагуса, которым обложен каравай (26), венка из мирта, которым обложен круглый свадебный хлеб (15); в виде воткнутых в каравай разноцветных цветов и веточек рябины с ягодами или облепленных тестом вишневых веточек (27), облепленных тестом веточек, называемых churqze, chorqze (29). Последнее название (ед. ч. chorqza) связано со свадебным знаменем (ср. его западнополесские названия волын. корогва, брест. хоронга и пол. chorqgiewka), которое как самостоятельный ритуальный предмет, по нашим данным, в Подлясье не встречается.
Общее название свадебного дружки в обследованных районах южного Подлясья - druzba. Лишь однажды здесь наряду с ним встретился термин druzbant (5), характерный для северного Подлясья (он отмечен, в частности, в Тополянах - 23) и известный на территории Белоруссии.
Перед брачной ночью молодой пели: «Nie pusc ty, Kasiuniu, Stas-ka pod pierzyno, / Oj, niechaj ci wykl^cy przy lozku godzino» [Не пускай ты, Касенька, Стася под перину, / Ой, пусть он отстоит перед тобой час на коленях] (9). Ср. севернорусский обычай, согласно которому жених заставлял невесту стоять перед ним и проситься пустить в постель16. Половой акт в первую брачную ночь считался обязательным: иначе, согласно поверью, не будут вестись свиньи (2). Ср. сходное, хотя и обратное, влияние половых отношений новобрачных в брачную ночь на плодовитость скота в других славянских традициях: запрет на супружеские отношения в эту ночь у словаков района Тренчина объясняли тем, что иначе не будут вестись поросята, а на Русском Севере - тем, что иначе не будут вестись овцы17.
По поверью, дождь во время свадьбы предвещает плохую жизнь, называемую идиомами oplakane ¿у^ [плачевная жизнь] (2, 4, 7, 9-11, 13, 27, 29), реже zaplakane ¿у^ [заплаканная жизнь] (3, 14) илиplaksi-we ¿у^ [слезливая жизнь] (29); дождь сулит также печальную жизнь (12), слезы (16), плач в замужестве (6), неудачу (5, 15, 29) и несчастье (1). Реже эта примета толкуется позитивно: хорошо, это небо плачет за молодого (16); мелкий дождь, в отличие от сильного, - к деньгам (9). И в одном случае дождь во время свадьбы означал, что молодые, должно быть, «прыгарки ели», т. е. любили в детстве есть пригоревшие остатки пищи из горшков (23). Ребенку, любившему выскребать пригоревшую пищу, говорили, что у него «буде дож падау на васэлле» (23), что он не женится, у него не будет удачи и счастья (13), что у дочки будет сопливый (29) или лысый муж (12). Последнее предсказание - результат контаминации с другим поверьем: если девочка любит облизывать пестик (15, 29) или скалку (7), ей достанется лысый муж.
Для свадебного обряда Подлясья характерен ряд общих черт, в частности почти полное отсутствие свадебного деревца и свадебного знамени как самостоятельных ритуальных предметов, типичная для польской традиции в целом последовательность поездок свадебных процессий в день свадьбы (приезд молодого за невестой, совместная поездка молодых в церковь и возвращение их после венчания в дом невесты, где и происходит свадебный пир). Проведенные полевые исследования показали статус южного Подлясья как контактной зоны, в которой сходятся три этнокультурные традиции: подлясская, мазовецкая и люблинская. К специфическим особенностям последней, представленной селом Калень (16), можно отнести особые названия посторонних на свадьбе, осуществление сватовства свахой-женщиной, позитивное толкование дождя во время свадьбы. Основная, северная часть Подлясья отличается от маргинальной по отношению к ней южной части, обследованной в ходе нынешней экспедиции, наличием термина ётгЪ^, названиями свата rajek, щса и свахи - swatka (в отличие от шаскш). Культурная традиция восточных приграничных районов Подлясья особенно близка родственной полесской. Этноконфессиональное взаимодействие проявляется в этой контактной зоне, например, в сочетании католических и православных календарных дат в одном поверье (см. выше поверье о разгуле волков «миж Грамни-цами польскими и рускими») или в осмыслении разного направления обхода вокруг аналоя или алтаря у католиков и православных во время венчания - по солнцу или против солнца18 и некоторых других различий.
В общеславянском масштабе Подлясье представляет собой по-граничье; его народная культура соседствует не только с культур-
ной традицией Полесья, но и шире - с восточнославянской. Для некоторых явлений Подлясье является западной периферией, которая демонстрирует маргинальные, порой архаичные формы культуры, не сохранившиеся в центральных районах. Так, восточнославянское происхождение имеют в Подлясье представления о русалках и термин korowaj как название свадебного хлеба. В качестве временной границы кукования кукушки в Подлясье выступают Петров день и Иванов день, при этом первый вариант присущ восточнославянской традиции, а второй - западнославянской. Отмеченное в Подлясье поверье о плетении конской гривы лаской известно в Полесье и в некоторых районах Белоруссии и Украины, а поверье о плетении гривы «зморой» или «марой» можно считать чисто польским, поскольку имеет распространение в Польше и за пределами Подлясья19.
В народной традиции Подлясья отмечаются параллели к явлениям, встречающимся в некоторых других архаических славянских зонах, в частности в карпатской. Иногда такие соответствия обнаруживаются в Подлясье в качестве слабых отголосков. Таковы, например, представления о мифологических персонажах «планетниках» (planetniki), которые рождаются в грозовой день с громом и молнией, ведают тучами и могут находиться в тучах, или о «стриге» (strzyga), происходящей «из человека» (29). Ср. также свадебный ритуал rosa у словаков верхней Нитры, когда все гости на улице поочередно танцуют с невестой в новом головном уборе20, и сходные подлясские обычаи: танец босой невесты после перемены ей головного убора под песню «Za stodolum ranna rosa, / pani mloda tanczy boso» [За овином ранняя роса, молодая танцует босой] (9) и ритуал o ro-sie - сбор денег для кухарки после перемены невесте головного убора, сопровождаемый песней «Oj, o rosie, o rosie, prosi kuchareczka po grosie» [Ой, о росе, о росе, просит кухарочка по грошу] (12).
В других случаях Подлясье выступает как своего рода передаточное звено, включаемое в так называемый западный восточнославянский пояс, ведущий (иногда от южных славян) на Русский Север. Таково географическое распространение представлений о ласке как покровительнице скота, охватывающее некоторые балканские регионы, карпатскую зону, Подлясье, Полесье и север России21, а также ритуал благословения молодых как прощения вины или отпущения грехов, объединяющий подлясскую традицию (przeprosiny) с балканославянской, спишской, карпатоукра-
22
инской и севернорусской22.
Об архаическом характере народной культуры Подлясья, несмотря на явные признаки ее разрушения, могут свидетельствовать ре-
ликты дохристианского обряда бракосочетания, частично уже утраченные: следы обряда «посада» на Холмщине, сажание невесты на дежу в седлецком Подлясье, танец свахи с невестой вокруг дежи как места посада после перемены молодой головного убора и роль хлеба в ритуальном изменении статуса невесты на пограничье южного Подлясья и Мазовша23.
Карта. Обследованные села в Подлясье
1 - Лив, Мазовецкое (быв. Седлецкое24) воев., Венгровский пов., гмина Лив
2 - Тшцинец, Мазовецкое (быв. Седлецкое) воев., Седлецкий пов., гмина Скужец
3 - Жебрачка, Мазовецкое (быв. Седлецкое) воев., Седлецкий пов., гмина Водыне
4 - Грензувка, Люблинское (быв. Седлецкое) воев., Луковский пов., гмина Луков
5 - Тухович, Люблинское (быв. Седлецкое) воев., Луковский пов., гмина Станин
6 - Войцешков, Люблинское (быв. Седлецкое) воев., Луковский пов., гмина Войцешков
7 - Адамов, Люблинское (быв. Седлецкое) воев., Луковский пов., гмина Адамов
8 - Врубле - Варгоцин, Мазовецкое (быв. Седлецкое) воев., Гарво -линский пов., гмина Мацеёвице
9 - Воля Корыцка Гурна, Мазовецкое (быв. Седлецкое) воев., Гарво -линский пов., гмина Троянов
10 - Ломница, Мазовецкое (быв. Седлецкое) воев., Гарволинский пов., гмина Желехов
11 - Хромин, Мазовецкое (быв. Седлецкое) воев., Гарволинский пов., гмина Борове
12 - Старогруд, Мазовецкое (быв. Седлецкое) воев., Минский пов., гмина Сенница
13 - Рудзенко, Мазовецкое (быв. Седлецкое) воев., Отвоцкий пов., гмина Колбель
14 - Бжумин, Мазовецкое (быв. Варшавское) воев., Пясечинский пов., гмина Гура Кальвария
15 - Улян, Люблинское (быв. Бельскоподлясское) воев., Радзынский пов., гмина Улян-Майорат
16 - Калень, Люблинское (быв. Люблинское) воев., Пулавский пов., гмина Маркушов
17 - Дзецинне, Подлясское (быв. Белостоцкое) воев., Бельский пов., гмина Боцьки
18 - Стары Корнин, Подлясское (быв. Белостоцкое) воев., Хайнов-ский пов., гмина Дубиче Церкевне
19 - Проневиче, Подлясское (быв. Белостоцкое) воев., Бельский пов., гмина Бельск-Подлясский
20 - Черевки, Подлясское (быв. Белостоцкое) воев., Белостоцкий пов., гмина Юхновец
21 - Козьлики, Подлясское (быв. Белостоцкое) воев., Белостоцкий пов., гмина Заблудов
22 - Бахуры, Подлясское (быв. Белостоцкое) воев., Белостоцкий пов., гмина Михалово
23 - Тополяны, Подлясское (быв. Белостоцкое) воев., Белостоцкий пов., гмина Михалово
24 - Зверки, Подлясское (быв. Белостоцкое) воев., Белостоцкий пов., гмина Заблудов
25 - Нецки, Подлясское (быв. Белостоцкое) воев., Белостоцкий пов., гмина Туроснь Косцельна
26 - Вежхлесе, Подлясское (быв. Белостоцкое) воев., Сокульский пов., гмина Судзялово
27 - Осова, Люблинское (быв. Хелмское) воев., Влодавский пов., гмина Ханьск
28 - Велькополе, Люблинское (быв. Хелмское) воев., Влодавский пов., гмина Уршулин
29 - Окшув, Люблинское (быв. Хелмское) воев., Хелмский пов., гмина Хелм
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Вопросник включает вопросы о лунных пятнах, домовом (дворовом) покровителе, русалках и подобных ей персонажах, мифологическом персонаже «стриге», о времени кукования кукушки, об обычае или мотиве ловли и печения воробьев, а также ряд вопросов по свадебному обряду.
2 Полесский этнолингвистический сборник. М., 1983. С. 21-49.
3 Плотникова А. А. Материалы для этнолингвистического изучения балканославянского ареала. М., 1996. Переизд.: М., 2009.
4 См.: Гура А. В. Брак и свадьба в славянской народной культуре: семантика и символика. М., 2012. С. 439, 452-453.
5 Здесь и далее цифры в скобках соответствуют нумерации населенных пунктов на карте.
6 Komentarze do Polskiego Atlasu Etnograficznego. T. 6: Wiedza i wierzenia ludowe / A. Lebeda. Wroclaw; Cieszyn, 2004. S. 57
7 Ibid. S. 256.
8 Ibid. S. 233.
9 См.: Гура А. В. Брак и свадьба в славянской народной культуре: семантика и символика. М., 2012. С. 201.
10 Komentarze do Polskiego Atlasu Etnograficznego. T. 8: Zwyczaje i ob-rz^dy weselne. Cz. 1: Od zalotów do slubu cywilnego / A. Drozdz, A. Pienczak Wroclaw; Cieszyn, 2002. S. 44, 48; Cz. 2: Rola i znaczenie swata w kojarzeniu malzenstw / A. Pienczak. Wroclaw; Cieszyn, 2007. S. 75, 79, 86, mapy 7, 8, 11, 12.
11 Об этих формулах и их географии см.: Komentarze... T. 8. Cz. 1. S. 80-89.
12 Ibid. S. 30, 32.
13 Komentarze. T. 8. Cz. 2. Mapy 20, 21.
14 См.: Komentarze. T. 8. Cz. 1. S. 313-324.
15 Ibid. S. 342-343.
16 Гура А. В. Брак и свадьба. С. 519.
17 Там же. С. 523, 524.
18 Там же. С. 565.
19 Гура А. В. Символика животных в славянской народной традиции. М., 1997. С. 224-226
20 Гура А. В. Брак и свадьба. С. 694.
21 Гура А. В. Символика животных. С. 224-225.
22 Гура А. В. Брак и свадьба. С. 445, 453, 780.
23 Там же. С. 441, 450, 452-453.
24 Указано новое и в скобках старое воеводство согласно более дробному территориальному делению 1975-1998 гг.
A. V. Gura A field trip to Southern Podlachia
The field trip discovered Southern Podlachia as a contact area, where three ethnocultural traditions meet: Podlachian, Masovian, and Lublin. Within the Slavdom as a whole, the place of Masovia, one of the oldest Slavic populated territories, is defined by its connections and parallel development with other Slavic, first of all archaic ethnocul-tural zones. Podlachia shows features of both a marginal, peripheral area, and a place where a variety of broad Slavic phenomena are attested, as a transmitting zone of the so-called Western part of East Slavic, that irradiates (sometimes from the South Slavic territory) to Russian North. Of importance are the parallels found in the folk traditions of Podlachia and in archaic Carpathian area. Keywords: traditional culture, archaism, central and marginal areas, areal parallelism, cultural parallelism.
