34УДК: 008
DOI: 10.24412/2713-1831-2022-1-6-17
ЭКОЦИВИЛИЗАЦИЯ И ЭКОПОЭЗИС: СОЗДАНИЕ МИРНОГО МИРОПОРЯДКА
ГАР Арран
адъюнкт-профессор в области философии и культурных исследований, Университет Суинберн (Мельбурн, Австралия). В центре его научных разработок — трансформация культуры для создания глобальной экологической цивилизации
Аннотация. Несмотря на множество причин для пессимизма, автор статьи утверждает, что угроза глобального экологического разрушения дает стимул для сотрудничества не только через систему международных отношений, но и посредством организации общества и его институтов, формирования безопасной среды обитания. Чтобы координировать поиски мирного, экологически оправданного и устойчивого мирового порядка или «экологической цивилизации», необходимо сформулировать новый глобальный нарратив, основанный на экологическом, а не механистическом мышлении. Одной из актуальных задач при этом может являться проектирование и постройка новой архитектуры, определяющей образ жизни и опыт людей. Экопоэзис как принцип нового типа существования связан с новым подходом к градостроительству в соответствии с идеями Кристофера Александера.
Ключевые слова: экопоэзис, экоцивилизация, экология человека, архитектура, морфогенез
Введение
Российско-американский ученый-эволюционист и историк Петр Турчин предлагает оптимистичный взгляд на будущее человечества, несмотря на то что его исследования сосредоточены на изучении опыта войн в истории человечества [39]. Его аргумент, представленный в Ultra Society [40], состоит в том, что способность к сотрудничеству между людьми намного выше, чем у любого другого вида живых существ, несмотря на их склонность к конфликтам, 10000 лет ведения постоянных войн сделали современных людей готовыми к сотрудничеству в большей мере, чем в предыдущие исторические эпохи. Есть основания надеяться, что человечество может создать мирный миропорядок. Такой оптимизм кажется странным, поскольку мы сталкиваемся с экологическими катастрофами, началом новой холодной войны между Китаем и США, и этот конфликт в значительной степени вызван стремлением сверхдержав обеспечить себе ресурсную и продовольственную безопасность. С подрывом веры в универсальные ценности предсказания
Сэмюэля Хантингтона о столкновении цивилизаций претворяются в жизнь [26]. Принципиально иной сценарий, нежели тот, что предсказан Турчиным, может заключаться в том, что XXI век будет характеризоваться нарастанием конфликтов, нарушением международного сотрудничества и даже крахом цивилизации, поскольку люди будут бороться за выживание в новой ситуации разрушения глобальной экосистемы.
Однако идеи Турчина дают основания для надежды. Основная концепция, разработанная Турчиным в его работе «Историческая динамика: почему государства возникают и исчезают» [38] и «Война, мир и война» [39], — это концепция «асабии», заимствованная у исламского ученого XIV века Ибн Халдуна (1332-1406), который утверждал, что асабия является ключом к истории. Аса-бия — это способность большого количества людей координировать свою деятельность. Ибн Халдун видел, что такая способность возникает в небольших племенных сообществах и усиливается благодаря религиозной приверженности, но затем ослабевает по мере того, как население перемещается в города. Турчин
[38, гл. 4] утверждал, что исторически асабия наиболее полно развивалась в «метаэтниче-ских» обществах, живущих в непосредственной близости от могущественных государств с очень разными культурами, угрожающими самому их существованию. Асабия позволила этим сообществам выживать, расширяться, создавать империи, состоящие из крупных многонациональных территориальных государств со сложной структурой власти. Однако эти империи могли существовать только до тех пор, пока сохранялась асабия их основных членов. Это теряется с растущим расслоением общества. Рим, который изначально боролся за выживание на краю греческой цивилизации, проиллюстрировал развитие асабии, а также взлеты и падения такой цивилизации.
Осуществляя свою работу в Ultra Society, Турчин показывает, как империи генерировали новые формы сотрудничества, связанные с большим сообществом людей. Подводя итоги своему историческому исследованию, Турчин пишет:
«В начале нашего эволюционного пути мы избавились от альфа-самцов, которые правили нашими предками-обезьянами (и продолжают править сообществами шимпанзе и горилл). ...Сотни тысяч лет мы жили в обществах, в которых было мало различий, кроме возраста, пола и заработанной репутации. Потом что-то случилось. Примерно 10000 лет назад эгалитарная тенденция изменилась. Альфа-самцы вернулись в облике королей-богов. Они притесняли нас, порабощали и приносили своих подданных в жертву на алтарях своих кровожадных богов. Они наполнили свои дворцы сокровищами, а свои гаремы — самыми красивыми женщинами. К счастью, короли-боги просуществовали недолго. Последовал еще один великий поворот. ... Человеческие жертвы и обожествленные правители вышли из моды». [38, Р. 21-22.]
Эти наблюдения не новы, но Турчин утверждает, что ход истории может измениться: «Война — это разрушительная сила. но есть основания полагать, что в конце концов она уничтожит себя и создаст новый мир без войны» [38, Р. 22].
Общества, которые преобладали в этих войнах, характеризовались способностью
к сложной организации, и развитие такой организации привело к преодолению властного эгоизма правителей. Это началось с цивилизаций, существовавших в период между 800 г. до н.э. по 200 г. н. э., эпохи зарождения великих религий, и продолжается с тех пор. Турчин указал на уровень сотрудничества, достигнутый в настоящее время, примером чего является создание международной космической станции благодаря сотрудничеству США и России. Проект по ее созданию предполагал координацию деятельности около трех миллионов человек, что по числу вовлеченных лиц значительно превосходило любые совместные проекты, реализованные предыдущими цивилизациями. Такой координации, утверждает Турчин, трудно достичь, но ее легко можно потерять.
В другой своей работе [40] Турчин описал текущее состояние США с их растущим неравенством, высоким уровнем насилия и неспособностью их политиков сотрудничать. Похоже, что без реальных угроз массовой гибели асабия и способность координировать действия людей, а также доверие, необходимое для такой координации, начинают распадаться. Однако именно глобальный экологический кризис, который угрожает всему человечеству, мог бы послужить возрождению асабии в глобальном масштабе, предоставив средства для координации усилий огромного количества людей, создав экологически устойчивую цивилизацию. Поддержание этой асабии потребует более эгалитарного и гуманного порядка, начиная с местных сообществ и заканчивая глобальным масштабом сотрудничества, и именно таким образом может быть реализовано ультрасообщество, спроектированное Турчиным.
От экологической культуры к экологической цивилизации
Идея о том, что глобальный экологический кризис может способствовать созданию мирного миропорядка, была высказана Иваном Фроловым на конференции в Центре истории и философии науки Бостонского университета в 1985 году (на которой я присутствовал). Фролов был очень влиятельным философом-марксистом, который был тесно связан с Михаилом Горбачевым и впоследствии стал
редактором газеты «Правда». Он утверждал, что преодоление глобального экологического кризиса может стать основой для объединения человечества, прекращения холодной войны и угрозы ядерного уничтожения.
Фролов вместе с другими советскими марксистскими философами и учеными был вовлечен в переформулирование марксистской философии, чтобы переосмыслить роль науки и техники и место этики в обществе, предложив новый синтез марксизма, науки и гуманизма [8]. При этом Фролов взаимодействовал как с господствующей западной мыслью, в которой преобладает редукционистская наука, так и с западным марксизмом. Он в значительной степени опирался на экономические и философские рукописи Маркса, чтобы доказать, что люди должны рассматривать себя не как отделенных от природы, а как участников природных процессов. Он также ссылался на работы Владимира Вернадского и его концепции биосферы и ноосферы. В статье, написанной с Виктором Александровичем Лосем из Института философии Академии наук СССР, он доказывал ценность природы, не сводимой к ее экономической полезности, и отвергал точку зрения, согласно которой люди должны доминировать над природой. Авторы отмечают, что под влиянием кризисной социальной и экологической ситуации человек постепенно уходит от иллюзий антропоцентризма и отказывается от традиционного гегемонистского отношения к природе. Его мышление перестает ограничиваться представлениями, сосредоточенными на собственных потребностях, его деятельность приобретает все более широкую биосферную направленность, а его мышление тянется к биоцентризму [8].
Характеризуя собственные взгляды, Фролов указывал на свою связь с марксизмом-ленинизмом, но с опирой на ранние работы Маркса, считал себя близким к «западным марксистам». Что отличало взгляды Фролова от этих западных марксистов, так это его отказ признать, что наука свободна от ценностей, не имеет отношения к этике и является лишь средством развития технологий. Его идеи можно признать попыткой возрождения традиции радикальных идей, которая развивалась в России в первые десятилетия двадцатого века, особенно в 1920-е годы. Это было связано с радикальным крылом большевиков,
группой «Вперед», вдохновленной Александром Богдановым и Анатолием Луначарским, ставшим наркомом просвещения. Эти радикалы выступали против капитализма и бюрократии, то есть правления менеджеров, и выступали за демократическую организацию труда, а не за командную экономику [10]. Наряду с социальной философией Маркса, Богданов [5] находился под сильным влиянием последних достижений науки и разработал общую теорию организации, тектологию. Им было предложено не просто интерпретировать мир в соответствии с научным знанием, но и предоставить работникам средства для понимания достижений естественных и гуманитарных наук и для определения их отношений друг с другом и с природой [11, 45]. Отвергая модель базиса надстройки общества, Богданов характеризовал технологию и идеологию как разные измерения культуры. Богданов и Луначарский призывали к созданию новой культуры, или «Пролеткульта», систематизирующей весь опыт прошлого, включающего все лучшее в предыдущих исторических эпохах. Они считали, что это предоставит работникам, в том числе ученым, художникам и интеллектуалам, возможности для самоорганизации, вместо того, чтобы выступать слугами менеджеров и технократов.
Эта традиция мысли была подавлена с наступлением сталинизма. Однако Ленин был защитником окружающей среды, а в дореволюционной России существовали сильные традиции наук о Земле, включая экологию [43, гл. 1]. Ленин выдвинул Луначарского как сильного защитника окружающей среды на роль ответственного за охрану природы, в том числе заповедников, что поддерживало развитие экологии как науки [43].
Советский Союз в то время был мировым лидером в области экологической теории, которая в то время интегрировала представления о термодинамике, а также идеи из «Диалектики природы» Энгельса. Экологи утверждали, что они должны сыграть главную роль в первом пятилетнем плане, определяя, какие направления экономического развития были бы возможными и желательными. Несмотря на сталинские репрессии, многие ученые смогли продолжить свою работу, развивая свои радикальные идеи. [44]. Понятие «экологическая культура» было разработано этими
экологами и широко использовалось начиная с 1970-х годов [20]. Экологи возродили проект по развитию новой культуры, отводя центральное место экологии. В этом возрождении экологических идей 1920-х годов также видны усилия по возрождению гуманитарных наук, в частности, с помощью семиотики. С этим движением была связана тартуская / московская семиотическая школа, которую первоначально возглавил Юрий Лотман, считавший Михаила Бахтина своим главным источником вдохновения [30, Р. 29]. Это идеи, которые Фролов и его коллеги помогали реанимировать.
Понятие «экологическая культура» было в дальнейшем поддержано Цяньцзи Е., китайским ученым-экономистом в области сельского хозяйства, работавшим в то время в Советском Союзе. В 1984 году он опубликовал в журнале Московского университета статью, посвященную научному социализму, а в 1987 году она была опубликована в китайской газете. Термин «экологическая культура» был переведен как «экологическая цивилизация» (шенгтай вэньминь). При поддержке китайских защитников окружающей среды в ноябре 2007 года понятие «экологическая цивилизация» было включено в отчет Центрального Комитета во время XVII съезда коммунистической партии Китая и признана правительством в качестве важнейшего положения, определяющего развитие общества. В 2012 году партия включила построение экологической цивилизации в свой пятилетний план. В 2017 году, XIX съезд партии призвал к ускорению строительства экологической цивилизации [25].
Экологическая цивилизация, экология и экопоэзис
Хотя декларируемая задача построения экологической цивилизации признает разрушительные последствия ущерба для местных и глобальных экосистем и реальную угрозу человечеству, смысл понятия «экологическая цивилизация» до сих пор не прояснен. Серьезное отношение к проблемам экологи и работе экологов и климатологов говорит о признании угрозы для будущего всего человечества. Будет ли этого достаточно для того, чтобы государства и политические блоки отложили
в сторону свои интересы и скоординировали свои действия для реализации общих планов по созданию устойчивого мирового порядка? Экологическая цивилизация в ее более радикальной интерпретации предполагает повышение статуса экологии и науки о климате не только как объективного знания природы, но и как фундаментальный вызов господствующей редукционистской науке. Для господствующей науки вселенная в конечном итоге бессмысленна, поскольку все происходящее определяется законами физики, а организмы являются машинами для воспроизведения ДНК, участвуя в борьбе за выживание и воспроизводство в среде. Для более радикальных сторонников экологической цивилизации приверженность ей подразумевает отказ от подобных научных взглядов и утверждение ценности и смысла жизни в качестве центральной категории научного знания. Они работают над фундаментальной трансформацией представлений о жизни, включая отношения людей друг с другом и с природой. Это является по сути попыткой развивать традицию спекулятивного натурализма Фридриха Шеллинга, хотя важность трудов Шеллинга для экологии редко признается [18].
Экология — термин, введенный Эрнстом Геккелем в 1866 году. В буквальном смысле, экология есть наука о «домах» или среде обитания множества живых организмов. Она исследует, как организмы создают условия друг для друга, рециркулируя питательные вещества, делая при этом неживую среду пригодной для жизни. Экология находится в авангарде антиредукционистского мышления, стремится к постижению и научному обоснованию сверхсложных систем жизни, что можно признать чрезвычайно важным для развития науки в целом. Как писал Роберт Уланович [42] в своей книге «Экология: восходящая перспектива», «Экология занимает золотую середину среди разных наук... Действительно, экология вполне может стать предпочтительным театром для поиска принципов, которые могут иметь очень широкое значение для науки в целом. Если мы ослабим давление наших предрассудков, связанных с механистическим мышлением, мы увидим, что экология на самом деле может стать ключом к радикальному скачку в научной мысли. Новый взгляд на то, как устроена и функционирует жизненная среда, вероятно, может
разрушить концептуальные тупики, которые в настоящее время препятствуют прогрессу в понимании эволюционных явлений, биологии развития, остальных наук о жизни и, возможно, даже физики» [42, Р. 6].
По мнению Улановича и его единомышленников — экологов-теоретиков — развитие экологии требует онтологии процессов отношений в сверхсложных системах. С этой точки зрения «вещи» или «объекты» являются формами порождения или структурами, постоянно производимыми в процессе отношений. Как утверждали Кант, а затем Шеллинг, живые организмы активно поддерживают и развивают свои формы вопреки силам окружающей их среды, но при этом также полностью зависят от окружающей среды в отношении питательных веществ и других условий своего существования. Экосистемы — это сообщества взаимодействующих организмов, начиная с живых клеток и заканчивая системой планетарной жизни, элементы которых взаимодействуют таким образом, чтобы сохранить и оптимизировать условия окружающей среды для своего выживания и дальнейшего развития.
Основные достижения в области экологии включают осознание важности симбиоза в эволюции и роли жизни в геологических процессах, включая формирование почвы и изменения в атмосфере, а также центральную роль термодинамики в понимании биологических сообществ, или, как их позже называли, экосистем. Диалектики и теоретики сложности сосредоточились на динамическом и временном характере любого баланса сил в этих системах. Совсем недавно теоретики иерархии показали важную роль включения ограничений во все эти процессы. Языковые семиотические системы позволяют людям общаться гораздо более сложными способами, чем другие животные. Тем не менее, важным открытием, повлиявшим на наши представления о функционировании экосистем, является развитие биосемиотики, в том числе экосемиотики, согласно которой жизнь, по сути, является действием знаков [7]. Калеви Кулл [29] утверждает, что связи в экосистемах являются семиотическими связями.
Все это интерпретируется в теории иерархии как особые формы ограничений и сдерживающей деятельности [36]. Экологические
концепции были обобщены, поэтому сами организмы были охарактеризованы как высоко интегрированные экосистемы, а сама Земля — как сложная экосистема, воспроизводящая условия жизни. Представление Вернадского о биосфере было возрождено и усилено, а Лавлок характеризует глобальную экосистему как «Гею». Понятие ноосферы было переформулировано русским / эстонским теоретиком культуры Юрием Лотманом, опираясь на работы школы Бахтина, определившего культуру как семиосферу. Используя семиотику Пирса, вся жизнь на Земле была охарактеризована Джеспером Хоффмайером [24] как семиосфера, а человеческая культура представлена более ограниченным представлением Лотмана о семиосфере, интерпретируемой как главный компонент этой более широкой семиосферы. Экология распространилась на изучение человеческих сообществ. Развитие теории иерархии, нелинейной термодинамики и других достижений в теории сложности, а также интеграция пирсовской биосемиотики и тартуско-московской семиотической традиции с акцентом на семиотику культуры [30] послужили основой для развития экологии человека, охватывающей географию, экономику, социологию и культурологию [19, Р. 199-200].
Все это в корне меняет понимание эволюции и развития. Их уже нельзя понимать как процесс отбора организмов в их конкурентной борьбе за выживание в жизненной среде. Организмы выживают, создавая и увеличивая условия для своего дальнейшего существования. Чтобы выжить в среде, состоящей как из живых, так и неживых элементов, они должны быть в состоянии найти нишу, но при этом они видоизменяют эти ниши. Наиболее успешные организмы — это те, которые расширяют свои ниши и создают новые ниши как для себя, так и для других организмов, которые, развиваясь, еще больше потенцируют окружающую среду. Таким образом они поддерживают здоровье и устойчивость биотических сообществ. Такие ниши создают условия для возникновения новых форм жизни, связанных с новыми константами.
Это видно на примере морфогенеза многоклеточных организмов, которые можно понимать как высоко интегрированные экосистемы. Развивающийся эмбрион создает биополе, которое обеспечивает условия
для появления более специфических биополей, которые заставляют клетки дифференцироваться в различные органы, каждое из которых частично автономно, но семиотически ограничено окружающей средой всего организма [22]. В этом процессе эмбрион постепенно приобретает форму функционирующего взрослого человека. Наиболее важным аспектом этого развития является появление новых моделей действий или процессов, которые ограничены таким образом, что они не разрушают друг друга, а адаптируются друг к другу и дополняют условия для жизни и развития друг друга. Как полагает Хо [23], стабильность организмов зависит от того, что все части информированы, участвуют и действуют соответствующим образом для поддержания целого таким образом, чтобы глобальная сплоченность и локальная свобода были максимальными. Каждая часть настолько же контролируема, насколько чувствительна и отзывчива. Те же морфогенети-ческие процессы участвуют не только в развитии растений и животных, но также в лесах и экосистемах в целом.
Экосистемы становятся все более сложными и разнообразными по мере того, как создаются новые ниши и новые организмы возникают и развиваются в этих нишах, создавая новые живые формы. Жизнь развивается в экосистемах, включая организмы, в процессе экопоэзиса, то есть в процессе создания «домов» или ниш для жизни, обеспечивая условия для появления и развития компонентов, которые затем создают условия для новых уровней творческого порождения.
Экопоэзис и человеческая культура
В результате эволюции глобальная экосистема развивалась, чтобы в конечном итоге обеспечить условия для эволюции человека с его гораздо более сложными формами семи-озиса, характеризуемого как «культура» [30, 32]. Определение культуры через понятие семиозиса Пирса предполагает признание ее различных измерений. Хотя такой семиозис включает в себя способность конструировать истории и реализовать абстрактные формы мышления, включая математику и естественные науки, все эти человеческие свойства
тесно связаны с практической деятельностью и, в более общем плане, с морфогенезом. Морфогенез — это «вегетативный семиозис», развитие форм организмов на основе унаследованных признаков или информации [28]. Такой морфогенез является интерпретатором среды, с которой организм должен взаимодействовать. Вегетативный семиозис — это условие, при котором организм действуют на основе признаков окружающей его среды. Он является условием развития символического семиозиса, связанного с человеком. Символическое измерение семиозиса способствует рефлексивности, помогает человеку размышлять о себе и своих собственных убеждениях, а также убеждениях других людей [6]. У человека есть не только Umwelten или окружающая его биологическая или физическая среда, но также Mitwelten — окружающая его социальная и культурная среда, с которой он взаимодействует вместе с другими людьми. У индивида также есть его приватный личный мир - Eigenwelten или мир «я», а также постигаемые им личные миры других людей и их опыт [16]. Именно эти высокоразвитые формы семиозиса способствуют сложным формам сотрудничества, о которых упоминает Турчин.
Наиболее очевидное развитие культуры связано с развитием технологий, начиная с примитивных инструментов до современных информационных технологий, что обусловливает развитие новых дискурсов, включая мифы, религию, философию, математику, искусство, а также науку и различные литературные жанры. Их эволюция была связана с развитием институтов, основанных на дифференциации человеческих ролей, благодаря которым они получают признание и обретают свою идентичность. Это основа для координации действий людей в сложных организациях и проектах. Все это можно рассматривать как часть среды обитания человека, как компоненты их «социальной экологии» или «домов», понимаемых в очень широком смысле и включающих сообщества разной степени сложности, а также соответствующие формы общения, образа жизни и мышления. Развитие культуры позволило людям приблизиться к экологическому пониманию мира, оценить реальность и значение жизни и преодолеть противоречие между естественными и гуманитарными науками, понять свое место
и роль в экосистемах, включая глобальную экосистему. При этом нельзя не вспомнить про изречение Альдо Леопольда, гласящее: «Все правильно, когда оно стремится сохранить целостность, стабильность и красоту биотического сообщества. Неправильно все, что этому противоречит» [31, Р. 224-225].
Именно эти достижения в области экологии, объединенные с гуманитарными знаниями, наряду с геологией и наукой о климате, обеспечивают жизнеутверждающее мировоззрение, которое может мобилизовать людей и позволить им координировать свои действия на новой основе, чтобы сдерживать деструктивный эгоизм властных элит. Единство экологии и гуманитарного знания также позволяет людям обнаруживать и интерпретировать знаки, позволяющие реконструировать историю жизни на Земле, а также понимать движущие силы разрушительной траектории современной цивилизации и наносимый ею ущерб [14]. Экология открывает новые направления в сельском хозяйстве и промышленности. Однако до тех пор, пока экономические субъекты, включая корпорации, конкурируют друг с другом на неограниченном глобальном рынке, следовать этим новым экогуманитарным представлениям чрезвычайно сложно. Экологическая экономика и экология человека предлагают новые принципы для правительств, чтобы обеспечить более благоприятные условия для глобальной жизни [15].
Проблема в настоящее время заключается в том, что нынешние правительства, в значительной степени находящиеся под контролем глобальной корпоратократии, основанной на транснациональных корпорациях и приверженной еще большей концентрации богатства и власти, делают все возможное, чтобы устранить вызовы основной экономике, в которой все еще доминирует концепция Гоббса. Экология предоставляет новые направления для размышлений о политике, отстаивая взгляд на человечество как на единство разнообразных сообществ и поддерживает многоуровневый федерализм с максимально возможной децентрализацией власти, создает условия для возрождения образовательных и исследовательских институтов, бросает вызов доминированию экономического дискурса [15, 17, 19]. На практическом уровне экогуманитарный тренд может
показать, как экологическое мышление может преобразовать методы управления бизнесом и образованием [27]. Координация всех этих действий является делом зарождающегося нового диалогического большого нарратива экологической цивилизации, отстаивающей новое видение будущего, к которому нужно стремиться [19].
Создание этой цивилизации включает в себя обучение людей тому, чтобы они работали на общее благо своих сообществ, которые могут развивать свои «ниши» или «дома», где они могут жить и реализовывать свой творческий потенциал для улучшения жизни. Очевидно, что центральное место здесь занимает развитие или преобразование социальных институтов, а также развитие добродетелей и характера людей. Однако не менее важными являются особенности созданной людьми жизненной среды. Вопросы, связанные с морфогенезом жизненного пространства, построенного человеком, игнорируются защитниками окружающей среды, хотя имеют очень важное значение при создании экологической цивилизации. Именно на этих аспектах морфогенеза среды я далее сосредоточу свое внимание, опираясь на работы теоретика архитектуры и градостроительства Кристофера Александера.
Архитектура и градостроительство какэкопоэзис
Когда защитники окружающей среды рассматривают архитектуру и городское планирование, они сосредотачиваются на энергоэффективности, переработке отходов и других технических вопросах. Для теоретика архитектуры и градостроительства Кристофера Александера это является примером очень ограниченного, инструменталистского
и механистического мышления, связанного с тейлористским менеджментом. Александер [1, Р. 6] утверждает, что проблемы, связанные с жизненной средой человека, намного глубже, чем признали защитники окружающей среды, когда он характеризует архитектуру, основанную на тейлористском менеджменте. В соответствии с ним работники сводятся к простым инструментам, в чем Александер видит
проявления «массового беспрецедентного психоза, переживая который люди ... создали такую форму архитектуры, которая противостоит жизни. Она безумная, демонстративная, но пустая» [там же, Р. 6]. Застроенная среда — это гораздо больше, чем инструментальная среда для жизни, как ее охарактеризовал Ле Корбюзье. Она являются вкладом человечества в морфогенез природы и должна быть оценена соответствующим образом, хотя в настоящее время этот морфогенез явно идет не в том направлении. Застроенная человеком жизненная среда является одним из основных факторов, стоящих на пути эффективного противодействия экологическим проблемам и их решения.
Задаваясь вопросом, что делает архитектуру красивой, Александер высказывает мнение, что модернистская и постмодернистская архитектура некрасива и действует угнетающе. Он утверждает, что красота — это не просто субъективное переживание, но объективно существующая реальность, которая может восприниматься большинством людей. Хотя некоторые люди могут быть слепы к красоте, Александер предоставил доказательства того, что в большинстве случаев все люди сходятся в своих оценках того, что является красивым. Он утверждает, что то, что люди воспринимают как прекрасное, также является тем, что они признают живым или способствующим жизни.
Первоначально Александера интересовало, что такое застроенная среда как произведение искусства, и как сделать ее красивой. Он создал ряд шаблонов, помогающих архитекторам создавать красивые здания. Однако в первом томе своего четырехтомного труда о природе порядка под названием «Феномен жизни» [1] Александер утверждает, что застроенную человеком среду следует рассматривать как особую форму жизни. Он утверждал, что жизнь проистекает из целостности, состоящей из множества центров, которые дополняют друг друга, так что каждый центр оживляет другие центры. Он определил структурные элементы и качества, которые появляются в живых организмах, такие как уровни масштаба, центры, границы, повторения, позитивное пространство, хорошая форма, локальные симметрии, глубокие взаимосвязи и неоднозначность, контраст, градиенты, шероховатость, простота,
внутреннее спокойствие и нераздельность. Он утверждал, что именно отсутствие этих особенностей объясняет ощущаемый недостаток жизни и красоты в большей части современной архитектуры.
Во втором томе четырехтомного труда [2, 13] Александер утверждает, что живы не эти формы как таковые, а процессы, посредством которых они порождаются. Не дизайн дает жизнь продуктам человека, а процессы, с помощью которых они производятся. Основное внимание в этом томе уделяется особому виду процесса, которые он обозначает как «развертывание из целого». Формы живых структур возникают из развертывания целого в соответствии со следующим принципом: «В каждый момент возникновения системы система имеет тенденцию («предпочитает») идти в том направлении, которое усиливает уже существующие центры в целостности именно таким образом, что новые центры усиливают большую конфигурацию или целостность, которая существовала раньше» [2, Р. 47]. Такое развертывание характеризуется преобразованиями, сохраняющими общую структуру. Развитие предполагает увеличение, а не стирание уже существующих структур. Это можно увидеть в морфогенезе организмов и в развитии зданий, поселков, городов и цивилизаций. Структурные преобразования являются определяющей чертой живого морфогенеза.
В более позднем эссе [3, Р. 18], Александер утверждал, что такой морфогенез обязательно предполагает устойчивость: «В каждый момент своего развертывания происходит адаптация. В том, что мы называем Природой, заключена красота Земли, а ее устойчивость как большого дома для всех возникает только в результате такого рода процессов. Нечто подобное обязательно верно и в отношении городов и зданий. Тонкая, эффективная и мягкая адаптация, делающая место гармоничным, полезным и дорогим нашему сердцу, происходит от морфогенеза. Включение природной красоты в процесс строительства зданий, городов и поселков может происходить только в результате реализации аналогичного морфогенетического процесса.
Такая застройка среды противостоит тейло-ристскому менеджменту. Тейлоризм заменяет естественные и органические процессы, основанные на учете человеческих и природных
интересов, участии граждан и здравом смысле, жестко применяемыми правилами и кодификацией задач и функций. Он стремится к созданию современной организации среды с ее машинным повторением процессов, повышающих эффективность труда. Тейлоризм предполагает отделение трудового процесса от навыков, мастерства, традиций и знаний, а также монополизацию знаний для управления процессом производства. В противовес этому, Александер утверждает, что архитектор и рабочие, вовлеченные в реальное строительство, должны иметь не жесткий план готового продукта, а общее руководство при коллективном участии в разработке того, что требуется для создания здания. Все участники должны ценить цели, которые должны быть достигнуты, и совместно думать о том, каково будет жить или работать в таких зданиях, и как это вписывается в окружающую среду, включая другие здания, природу и людей, живущих в этой среде. Это требует развития «чувства целого», для того чтобы конечный продукт был красивым. Александр подчеркивает [3, Р. 19]: «Это совершенно другой взгляд на строительство, планирование, архитектуру и экологию. Это образ мышления, который признает мудрость натуралистов и ставит во главу угла любовь и уважение ко всему живому. Это сложно сделать, но за это стоит бороться. Эта концепция шире нынешнего узкого взгляда на устойчивость как на технологию подсчета ресурсов. Цикл повторного использования действительно может быть частью создания устойчивого мира, чтобы земля приносила плоды, восполняла себя, становясь частью концепции устойчивого развития. Но застроенная нами среда также должна поддерживать нас в нашем существовании, поддерживать животных, растения, водную и воздушную среду, общество. Все это может исходить только из широкой философии, в которой мы видим обновление как основу каждого творческого акта и каждого творческого процесса. Понимание строительства как морфогенеза в природе, но реализуемого человеком, заставляет строителей стремиться к устойчивости, но в гораздо более широком смысле [3, Р. 19].
Такой взгляд на устойчивость обоснован не технократическими интересами, связанными, например, с производством и использованием гаджетов, но дальновидными и научно
обоснованными взглядами на то, как человек может жить и творить в единстве с Природой. Когда архитектура создается в согласии с Природой, она порождает геометрические структуры, которые уникальны для зданий и людей, но по-прежнему «естественны», органичны для Земли и ее красоты, сохраняют органику поверхности Земли.
Александер утверждал, что красивая застроенная среда является одновременно продуктом и способствует жизнеспособности сообществ. Чувство целого, которое помогает сделать мир прекраснее, это чувство жизни. Это «чувство жизни» не следует рассматривать как сугубо субъективное переживание и приравнивать к эмоциям: «Это чувство основано на восприятии целого», — поясняет он. Оно возникает в нас, но исходит из целостности, которая действительно существует. Процесс восприятия и создания целого сопровождается переживанием этого чувства» [2, Р. 371]. Строительство «разворачивается из целого» и предполагает заботу о существующих центрах жизни, стремится к тому, чтобы то, что создается, дополняло то, что уже живет. Именно это, указывает Александер, превращает строительство в разновидность преобразования, формирующегося из центров, которые дополняют друг друга, образуя иерархии паттернов.
Александер подчеркивает далеко идущий характер революции в мышлении и практике, к которой он призывал не только в архитектуре, но и в обществе. Он приглашает возрождать жизнь, привлекать людей к проектированию и созданию красивой среды, развитию социальных пространств и сообществ, чтобы обогатить жизнь людей и их понимание красоты. Вовлечение людей требует от них практического постижения космологии среды, подтверждающей их опыт красоты и жизни. Если подобный подход к строительству будет успешным, люди смогут жить в мире по-другому и снова будут соответствовать жизни. С возрожденными сообществами они также получат возможность заботиться об интересах разных форм жизни.
Александер призывает к медленному совершенствованию всех социальных процессов. Он утверждает, что мы можем определить конечную функцию общества как создание исцеленной структуры в мире посредством морфогенетических процессов, и что
эта основная функция состоит в том, чтобы позволить нам, членам общества, постепенно регулировать все мелкие процессы таким образом, чтобы индивидуально и вместе они будут все более и более эффективно создавать живой мир. Это отождествляется им со стремлением к свободе, потому что это создающий форму, очень важный аспект всего процесса, который в конечном итоге позволяет людям делать то, что они хотят, адаптируясь к жизни. Александер стремится преодолеть разделение на общественное и частное и воссоздать те пространства и институты, которые в прошлом были посредниками между людьми и государством. Это связано с усилиями по возрождению сообществ, институтов и организаций как самоуправляемых и не предполагающих участие управленцев, поскольку тейлористкий менеджмент привел к коррозии общественной жизни, институтов и организаций, подорвал настоящую демократию и превратил человеческое сообщество в племя эгоистов, стремящихся утвердить себя через постоянно увеличивающиеся уровни производства и потребления, но которыми манипулируют демагоги и специалисты по связям с общественностью, чтобы поддерживать социальный порядок, делая при этом их жизнь все более бессмысленной и экологически разрушительной.
Александера можно критиковать за его безоговорочное осуждение современной архитектуры и за романтизацию прошлого. Это не умаляет ценности того, что он утверждает, и его порой радикальные крайние взгляды являются очень актуальными для построения экологической цивилизации. Многочисленные примеры плохой архитектуры и градостроительства можно найти в США, особенно в Лос-Анджелесе, и именно в США наиболее очевидны деструктивные последствия плохой архитектуры и городского планирования для сообществ и связанное с этим обеднение культурной жизни [37]. Наряду с распространением тейлористского управленческого подхода, который Джордж Ритцер [35] охарактеризовал как макдональдизацию экономики, застроенная среда сыграла важную роль в медленном распаде способности американцев к скоординированным действиям, как это показал Турчин [41]. Это проявляется в почти полной неспособности США противостоять парниковым газам и разрушению
окружающей среды. Как следует из работы Тимоти Битли «Зеленые города Европы» [4], многие европейские города, уважая старые представления о красоте и менее подверженные влиянию тейлоризма, сохранили жизнь сообществ и, следовательно, были гораздо более успешными в следовании нормам экологической устойчивости.
Заключение
Данная статья показывает, что культура, включающая понятие экопоэзиса, может ориентировать людей на достижение новых уровней координации в их деятельности и ее согласованию с интересами Природы и, в конечном итоге, благотворно отражаться на здоровье людей и глобальной экосистемы. Глобальный экологический кризис поддерживает сильную мотивацию к фундаментальной трансформации культуры и, следовательно, образа жизни людей, стимулируя их участие в морфогенезе природы. Возникающий новый глобальный нарратив об экологической цивилизации призван облегчить эту координацию помогая определить конкретные цели, изменяя подходы к пониманию политики на международном, национальном и местном уровнях. Это будет включать демократизацию системы управления, децентрализацию власти и преодоление тейло-ристского менеджмента, а также изменение способа обучения молодежи. Эти изменения также должны предполагать изменение подходов к застройке среды на основе учета мор-фогенетических процессов.
Создание новой цивилизации сопряжено с большими трудностями, но оно становится более вероятным, если рассматривать ее в широкой исторической перспективе. Как полагал Турчин, несмотря на то что человеческая история выглядит как история бесконечных войн, мы можем наблюдать постепенный переход к созданию более гуманной и мирной глобальной культуры. Текущий глобальный экологический кризис породил движение в защиту окружающей среды, развитие постредукционистской науки, интегрированной с экологией, согласовывающей естественные и гуманитарные науки, которые в настоящее время переформулируются с помощью семиотики, согласовывая ее с достижениями
в области экологии. Экогуманитарный подход способен мобилизовать достаточное количество людей для создания новой цивилизации, способствовать включению идей
экогуманистики в социальные отношения, институты, технологии и подходы в области архитектуры и градостроительства, изменяя представления людей о себе и своих целях.
Литература
1. Alexander C. The nature of order, Book One: The phenomenon of life. — Berkeley: Centre for Environmental Structure, 2002a.
2. Alexander C. The nature of order: The process of creating life: Book Two. — Berkeley: The Center for Environmental Structure, 2002b.
3. Alexander C. (2007/2008). Sustainability and morphogenesis: The rebirth of a living world // The Structurist. — Vol. 47/48. — P. 12-19.
4. Beatley T. (Ed.). Green cities of Europe: Global lessons on green urbanism. — Washington: Island Press, 2012.
5. Bogdanov A. Essays in tektology: The general science of organization. Translated by George Gorelik. 2nd ed. — Seaside, CA: Intersystems Publications, 1984.
6. Deacon T. W. The symbolic species: The eco-evolution of language and the brain. — New York: Norton, 1997.
7. Emmeche C. & Kull K. (Eds.) Towards a semiotic biology: Life is the action of signs. — London: Imperial College Press, 2011.
8. Frolov I. T. and Los' V. A. Filosofskie osnovaniia sovremennoi ekologii, in Ekologicheskaia propaganda v SSSR. — Moscow: Nauka, 1984. — P. 5-26.
9. Fromm E. (Ed.) Socialist humanism. — Garden City, N.Y.: Doubleday, 1965.
10. Gare A. Soviet environmentalism: The path not taken // Capitalism, Nature, Socialism. — 1993. — Vol. 4, № 3. — P. 69-88.
11. Gare A. Aleksandr Bogdanov: Proletkul't and conservation // Capitalism, Nature, Socialism. — 1994. Vol. 5, № 2. — P. 65-94.
12. Gare A. Architecture and the global ecological crisis: From Heidegger to Christopher Alexander // The Structurist — 2003/2004. — Vol. 43/44 — special issue: 'Toward an ecological ethos in art and architecture'. — P. 30-37.
13. Gare A. Review of Christopher Alexander, the nature of order: an essay on the art of building and the nature of the universe. Book Two: The process of creating life. — Berkeley: The Centre for Environmental Structure, 2005/2006. — P. 29-33.
14. Gare A. The semiotics of global warming: combating semiotic corruption // Theory & Science. — 2007. — Vol. 9, № 2. — P. 18-23.
15. Gare A. Ecological economics and human ecology. In: M. Weber (Ed.), Handbook of Whiteheadian thought: Thematic entries I. — Frankfurt: Ontos Verlag, 2008. — P. 161-184.
16. Gare A. Philosophical anthropology, ethics and political philosophy in an age of impending catastrophe // Cosmos & History. — 2009. — Vol. 5, № 2. — P. 264-286.
17. Gare A. Towards an ecological civilization: the science, ethics and politics of ecopoiesis // Process Studies. — 2010. — Vol. 39, № 1. — P. 5-38.
18. Gare A. From Kant to Schelling to process metaphysics: On the way to ecological civilization // Cosmos and History. — 2011. — Vol. 7, № 2. — P. 26-69.
19. Gare A. The philosophical foundations of ecological civilization: A manifesto for the future. — London: Routledge, 2017.
20. Gare A. The ecosocialist roots of ecological civilisation // Capitalism, Nature, Socialism. — 2021. — Vol. 32, № 1. — P. 37-55.
21. Getty J. A., Rittorsporn G. T. & Zemskov V. N. Victims of the Soviet prison system in the pre-war years // American Historical Review. — 1993. — Vol. 98, № 4. — P. 1017-1049.
22. Goodwin B. & Saunders P. (Eds.) Theoretical biology: Epigenetic and evolutionary order from complex systems. — Baltimore: John Hopkins University, 1989.
23. Ho M.-W. On the nature of sustainable economic systems // World Futures. — 1998. — Vol. 51. — P. 199-211.
24. Hoffmeyer J. Signs of meaning in the universe. Trans. Barbara J. Haveland. — Bloomington: Indiana University Press, 1993.
25. Huan Q. (Ed.) Eco-socialism as politics: rebuilding the basis of our modern civilisation. — Dordrecht: Springer, 2010.
26. Huntington, S. P. The clash of civilizations and the remaking of world order. — New York: Simon & Schuster, 1996.
27. Knyazeva H. Ecological philosophy and its applications: Following Félix Guattari's tradition // Cosmos and History. — 2021. — Vol. 17, № 1. — P. 137-158.
28. Kull K. Vegetative, animal, andcultural semiosis:the semioticthreshold zones // Cognitive Semiotics.—2009.— Vol.4. — P.8-27.
29. Kull K. Ecosystems are made of semiotic bonds: consortia, umwelten, biophony and ecological codes // Biosemiotics. — 2010. № 3. - Р. 347-357.
30. Lang V. and Kull K. (Eds.) Estonian approaches to culture theory. — Tartu: University of Tartu Press, 2014.
31. Leopold A. A sand county almanac and sketches here and there. — London: Oxford University Press, 1949.
32. Magnus R., & Kull K. Roots of culture in the Umwelt. In J. Valsiner (Ed.), The Oxford handbook ofculture and psychology. — New York: Oxford University Press, 2011. — Р. 34-43.
33. Margulis L. & Sagan D. What is life? — Berkeley: University of California Press, 1995.
34. Rispoli G. Between 'biosphere' and 'Gaia.' Earth as a living organism in Soviet geo-ecology // Cosmos and History. — 2014. — Vol. 10, № 2. — Р. 78-91.
35. Ritzer G. The McDonaldization thesis: Explorations and extensions. — London: Sage, 1998.
36. Salthe S. The natural philosophy of ecology: developmental systems ecology // Ecological Complexity. —2005. — № 2. — Р. 1-19.
37. Sennett R. Building and dwelling: Ethics for the city. — New York: Farrar, Status and Giroux, 2018.
38. Turchin P. Historical dynamics: Why states rise and fall. — Princeton: Princeton University Press, 2003.
39. Turchin P. War and peace and war: the rise and fall of empires. — New York: Plume, 2006.
40. Turchin P. Ultra society: how 10,000 years ofwar made humans the greatest cooperators on Earth. — Chaplin, Connecticut: Beresta, 2016a.
41. Turchin P. Ages of discord: a structural-demographic analysis of American history. — Chaplin, Connecticut: Beresta, 2016b.
42. Ulanowicz R. E. Ecology: the ascendent perspective. — New York: Columbia University Press, 1997.
43. Weiner D. R. Models of nature: ecology, conservation, and cultural revolution in Soviet Russia. — Bloomington: Indiana University Press, 1988.
44. Weiner D. R. A little corner of freedom: Russian nature protection from Stalin to Gorbachev. — Berkeley: University of Chicago Press, 1999.
45. White J. D. Red Hamlet: The life and ideas of Alexander Bogdanov. — Leiden: Brill, 2019.
Ссылка для цитирования
Гар А. Экоцивилизация и экопоэзис: создание мирного миропорядка // Экопоэзис: экогуманитарные теория и практика. — 2022. — T. 3, № 1. [Электронный ресурс]. — URL: http://ecopoiesis.ru (дата обращения: чч.мм.гггг).
Все элементы описания необходимы и соответствуют ГОСТ Р 7.0.5-2008 «Библиографическая ссылка» (введен в действие 01.01.2009). Дата обращения [в формате число-месяц-год = чч.мм.гггг] — дата, когда вы обращались к документу и он был доступен.
Gare A. Ecocivilization and ecopoiesis: creating a peaceful world order // Ecopoiesis: Eco-Human Theory and Practice. — 2022. — Vol. 3, № 1. — URL: http://ecopoiesis.ru.
