CC BY
85
www.hjournal.ru
Journal of Economic Regulation, 2021,12(3): 26-43 DOI: 10.17835/2078-5429.2021.12.3.026-043
см
■H
ЭКОНОМИЧЕСКИЕ МЕХАНИЗМЫ СЕМЕЙНОЙ ПОЛИТИКИ РОССИИ В УСЛОВИЯХ ПАНДЕМИИ COVID-19
КАПОГУЗОВ ЕВГЕНИЙ АЛЕКСЕЕВИЧ,
Омский государственный университет им. Ф.М. Достоевского,
г. Омск, Россия, e-mail: egenk@mail.ru;
ЧУПИН РОМАН ИГОРЕВИЧ,
ИЭОПП СО РАН, г. Новосибирск, Россия, e-mail: roman-chupin@ya.ru
см Цитирование: Капогузов Е.А., Чупин Р.И. (2021). Экономические механизмы
00 семейной политики России в условиях пандемии COVID-19 // Journal ofEconomic regulation ~ (Вопросырегулирования экономики) 12(3): 26-43 DOI: 10.17835/2078-5429.2021.12.3.026-043
Усилившееся падение численности населения России в пандемийный период вызвало новую волну мер поддержки населения, в особенности семей с детьми. В статье декомпозирована существующая в России семейная политика, выделены преобладающие экономические механизмы стимулирования рождаемости и поддержки брачности; проведен анализ комплекса мероприятий семейной политики на предмет их адекватности последствиям пандемии COVlD-19 и представлены рекомендации по совершенствованию механизмов
о
х
О
т семейной политики в России с целью повышения их результативности. Показано, что
государственные меры поддержки брака и рождаемости как на федеральном, так и на региональных уровнях характеризуются фрагментарностью и исходят из нарратива традиционной многодетной семьи, которая де-факто является также малообеспеченной. В целом семейная политика акцентирует внимание на федеральный уровень поддержки, ££ тогда как региональный уровень фактически отсутствует. Охарактеризован комплекс экономических механизмов семейной политики, и показан их акцент на количественную поддержку рождаемости, предлагаемые меры строго не ориентированы на брачность.
л
о о ср
о Большая часть обозначаемых условий федерального центра сфокусирована на детях и
" материнстве, не затрагивая при этом специфических обстоятельств семьи как союза
О мужчины и женщины. Представлена группировка мероприятий региональных властей по
<5 предотвращению негативных последствий COVlD-19 и предложения участия регионов в
реализации экономических механизмов семейной политики России. а: Благодарность: Статья подготовлена по результатам исследований, выполненных за
— счет бюджетных средств по государственному заданию Финансового университета при
О правительстве Российской Федерации по теме «Семейные домохозяйства как экономический
О субъект».
ш Ключевые слова: экономические механизмы; семейная политика; семейные домохозяйства;
О пандемия Ковид-19 <
ее -
о © Капогузов Е.А., Чупин Р.И., 2021
ECONOMIC MECHANISMS OF FAMILY POLICY IN RUSSIA IN THE CONTEXT OF THE COVID-19 PANDEMIC
EVGENY A. KAPOGUZOV,
Dostoevsky Omsk State University, Omsk, Russia, e-mail: egenk@mail.ru;
ROMAN I. CHUPIN,
Institute of Economics and Industrial Engineering, Siberian Branch of the Russian Academy of Sciences,
Novosibirsk, Russia, e-mail: roman-chupin@ya.ru
Acknowledgement: The article was prepared on the results of studies carried out at the expense of budget funds on the state assignment of the Financial University under the Government of the Russian
Citation: Kapoguzov E.A., Chupin R.I. (2021). Economic Mechanisms of Family Policy in Russia in the Context of the COVID-19 Pandemic. Journal of Economic regulation 12(3): 26-43 DOI: 10.17835/20785429.2021.12.3.026-043 ^
o
CM
The increasing decline in the population of Russia during the pandemic period has caused a new W
wave of measures to support the population, especially families with children. The article decomposes °
the existing family policy in Russia, highlighting the prevailing economic mechanisms for stimulating c\j
the birth rate and supporting marriage; an analysis of a set of family policy measures was carried out
for their adequacy to the consequences of the COVID-19 pandemic, and recommendations were made to >
improve the mechanisms of family policy in Russia in order to increase their effectiveness. It is shown that %
state measures to support marriage andfertility both at the federal and regional levels are characterized
by fragmentation and proceed from the narrative of a traditional large family, which is de facto also s
low-income. In general, family policy focuses on the federal level of support, while the regional level o
is virtually absent. The complex of economic mechanisms of family policy is characterized, and their §
emphasis on quantitative support of the birth rate is shown; the proposed measures are not strictly
focused on marriage. Most of the designated conditions of the federal center are focused on children and jg
motherhood, without affecting the specific circumstances of the family as a union of a man and a woman. §
i—i
A grouping of measures by regional authorities to prevent the negative consequences of COVID-19 and
<
proposals for the participation of regions in the implementation of the economic mechanisms offamily ^ policy in Russia are presented. ^
o o
CP a
o
Federation on the topic «Family households as an economic entity». dû
Keywords: economic mechanisms; family policy; family households; Covid-19 pandemic g
JEL: D10; B52; C71 ^
о
Ш
«Административный фетиш» семейной политики ^
российского государства в период COVID-19 ^
По итогам 2021 г. в российских медиа стала популяризироваться информация §
Росстата, согласно которой в «коронавирусный» год численность постоянного населения 8
страны сократилась на 510 тыс. человек1. Согласно ей, в период кризисного года во всех ll_
федеральных округах отмечается спад рождаемости и рост смертности, относительно 5
2019 г. (рис. 1). Положительный естественный прирост отмечается только в Северо- z --ее
1 См.: Фирсов А. (2021). Недодуманная демография. Численность населения как административный фетиш // Ведомости. 2 ^
февраля 2021 г. (https://www.vedomosti.ru/opinion/articles/2021/02/01/856262-nedodumannaya demografiya). —.
Кавказском ФО, тогда как в остальных округах усилилась тенденция естественной убыли.
2 500 000 2 000 000 1 500 000 1 000 000 500 000 0
_ г V X
Е/ / / V -
%
\х\ ■■■■■I ш > г * ■ МП ¿1к= VII
100 000 0
-100 000 -200 000 -300 000 -400 000 -500 000 -600 000 -700 000 -800 000
РФ ЦФО СЗФО ЮФО СКФО ПФО УФО СФО ДФО
^ Родившихся 2020г. .......Умерших 2020г.
г^^л Родившихся 2019г. Умерших 2019г.
Естественный прирост, убыль (-) 2020г. _ _ -Естественный прирост, убыль (-) 2019г.
л
1С
о & «
К и
& Й С §
« § Я ^
Е-
о
■Н СМ
о см
О)
см ■н
о
X
§
т
го ш
о ^
<
с? ф с^
15 о О с^ с
о т
о §
з О ш ее о
о о
ш ц_
о <
Рис. 1. Динамика рождений, смертей и естественного прироста, убыли населения РФ (по ФО) в 2019-2020 гг.
Источник: Оперативные данные по ЕДН Росстат (https://rosstat.gov.ru/).
В соответствии с последними статистическими данными, в России на фоне пандемии СО"УГО-19 и резкого скачка смертности (+18% к 2019 г.) отмечается резкий спад рождаемости (-3,3%) и как следствие, беспрецедентная за последние 20 лет естественная убыль населения, в размере 689 тыс. человек. Благодаря притоку мигрантов, сокращение постоянного населения России имело несколько меньшие размеры, составив 510 тыс. людей. Таким образом, Российская Федерация может столкнуться с очередной демографической ямой (Рыбаковский, Фадеева, 2020), которая, при учете имеющихся двух проблем2, резко ускорит начавшуюся в 1990-е гг. депопуляцию населения России.
Вместе с тем еще до подведения официальных данных о естественном приросте населения России в 2020 г., Правительство Российской Федерации скорректировало прогноз численности населения, указав беспримерное падение популяции к 2024 г. в размере 1,2 млн человек3. СМИ отреагировали на данную ситуацию утверждением, что «Россия вымирает»4. Критики действующей власти в свою очередь заявили, что численность населения стала для власти «административным фетишем». Несмотря на это, объективным фактом является то, что в прошедшем году наблюдалась максимальная ежегодная демографическая «потеря» (Зубаревич, 2021), необходимость преодоления которой актуализирует поиск и внедрение своевременных механизмов семейной политики в условиях нарастающего демографического кризиса.
Действительно, начиная с послания Президента РФ в 2020 г., ключевым приоритетом национального развития в долгосрочной перспективе является естественный прирост населения. Именно этим обусловлены беспрецедентные меры поддержки рождаемости в период пандемии: начиная от конституционной конверсии брака (Капогузов, Чупин и Харламова, 2019), заканчивая установлением материнского капитала на первого ребенка в семье и денежными выплатами на детей до 16 лет. Однако, как уже было
2 Первая демографическая яма обусловлена Великой Отечественной войной 1941-1945 гг., вторая, проявившаяся в 1990-х гг., стала, согласно существующему общественно-политическому дискурсу, следствием распада СССР.
3 См.: Правительство ухудшило прогноз по убыли населения России // Интерфакс. (https://www.interfax.ru/russia/731734 -дата обращения: 16.10.2020).
4 См.: «Скорость вымирания России достигла рекорда за 14 лет» (29 декабря 2020 г.) (https://www.finanz.ru/novosti/ aktsii/skorost-vymiraniya-rossii-dostigla-rekorda-za-14-let-1029922754); «Россия заглянула в демографическую пропасть: население сократилось рекордно за 15 лет» (28 января 2021 г.) (https://www.finanz.ru/novosti/aktsii/rossiya-zaglyanula-v-demograficheskuyu-propast-naselenie-sokratilos-rekordno-za-15-let-1030016352).
выявлено ранее, государственные меры поддержки брака и рождаемости как на федеральном, так и на региональных уровнях характеризуются фрагментарностью и исходят из нарратива традиционной многодетной семьи, которая де-факто является также малообеспеченной (Капогузов, Чупин, Харламова, 2020). Данное утверждение правомерно до сих пор, так как, по мнению российских ученых, предлагаемые меры материального стимулирования рождаемости являются избирательными и не обеспечивают должного уровня результативности семейной политики (Кучмаева, Золотарева, 2020).
Сточкизрениядемографического роста,отсутствиезначимых результатов подтолкнуло российское государство закрепить приоритет семейной политики в структуре ключевых целей и приоритетов национальной безопасности в части повышения рождаемости и мотивации к многодетности. При этом упор в обновленной стратегии сделан в первую очередь на значимости роли государства в вопросах защиты традиционных семейных ценностей и борьбе с нетрадиционными семейными отношениями, как одной из наиболее острых экзогенных угроз сбережения российского народа. Данный факт гармонирует в общей логике конституционной конверсии брака, но не подразумевает исчерпывающих институциональных логик государственного вмешательства и воздействия на процессы брачности и рождаемости, а также на «ценности» семейных отношений.
В условиях пандемии С0У10-19 в России не зафиксировано тенденции роста разводов, которая была характерна для ряда стран (в том числе КНР). В целом по стране количество разводов в 2020 г. наоборот сократилось, что во многом обусловлено длительным режимом самоизоляции и ограниченной работе органов ЗАГС и судов (рис. 2). Однако меры также повлияли на сокращение количества зарегистрированных браков на 179,3 тыс. (-19%).
■н см о см
00
о с
см" ■н
£
1 000 000 900 000 800 000 700 000 600 000 500 000 400 000 300 000 200 000 100 000 0
РФ
Браков 2020г.
■н!а 1111
ЦФО СЗФО ЮФО ■ Разводов 2020г.
1В11
■ч
СКФО ПФО и Браков 2019г.
УФО СФО ДФО ■ Разводов 2019г.
Рис. 2. Динамика браков и разводов в РФ (по ФО) в 2019-2020 гг. Источник: Оперативные данные по ЕДН. Росстат (https://rosstat.gov.ru/).
§ т
X
го ш
О ^
<
ь ф
с^
15 о О с^ с
о т
Также до сих пор не проведено исследований, посвященных оценке негативного влияния как нетрадиционных форм семейных отношений (Ростовская, Кучмаева, Золотарева, 2021), так и традиционных форм брака на процессы рождаемости и брака в России. Существуют лишь косвенные индикаторы, указывающие на то, что даже при достато чно позитивной динамике брачности величина рождений вне брака остается на уровне 40% (Капогузов, Чупин, Харламова, 2020). Кроме того, при рассмотрении сложноструктурированного влияния множества факторов на рождаемость (К^етп, 2020), а также опыта регулирования рождаемости в развитых странах (Исупова, 2020), встает закономерный вопрос о возможности и целесообразности влияния государства на демографические процессы.
о ш ее о
о о ш
о <
Как традиционно рассматривается в экономической литературе, государственное
вмешательство является одной из фундаментальных функций государства. Данной
позиции придерживался еще А. Маршалл, полагая, что правительство должно
разделить с семьями материальное бремя рождения и взросления детей (Маршалл,
2008: 227-236). Классик также считал, что пропорция участия государства и самих семей
в поддержании количественного и качественного естественного прироста населения
варьируется в зависимости от степени влияния факторов рождаемости, которая
может отличаться во временном и пространственном разрезах. Однако А. Маршалл
строил свои соображения на опыте западноевропейских стран, и Россия не попадала в
область его исследовательских интересов. При этом современная семейная политика в
России во многом базируется на «ценностном» подходе, являясь одновременно частью
культурной и социальной политики. Именно из этого обстоятельства строится тезис об
«административном фетишизме» семейной политики (Латов, 2021), согласно которому
комплекс мероприятий (включая выплаты на детей в период пандемии) не всегда
направлен на достижение целевых показателей результативности, предусмотренных, в
том числе, Национальным проектом «Демография» (Полякова и др., 2020).
Таким образом, в рамках данной работы мы постараемся декомпозировать
существующую в России семейную политику, выделив преобладающие экономические
см механизмы стимулирования рождаемости и поддержки брачности; провести анализ
см комплекса мероприятий семейной политики на предмет их адекватности последствиям
^ пандемии С0У10-19; дать рекомендации по совершенствованию механизмов семейной
2 политики в России с целью повышения их результативности с учетом принципов см
■н экономической науки. |
Экономические механизмы семейной политики ® в период пандемии: региональный аспект
^ Существующая на сегодняшний день в России система семейной политики
формировалась с 2002 г. (Артюхов, 2002). В этом смысле она ставила своими задачами преодоление демографических последствий 90-х гг. (Рыбаковский, Таюнова, 2017),
■н
0
1
со а также прирост человеческого капитала, актуального будущим стратегическим
о ш ос о
направлениям развития России в технологическом плане. Ядром данной системы стал комплекс мероприятий, получивших название «демографических пакетов», который в последующие годы трансформировался через призму программно-целевого подхода в Нацпроект «Демография». При этом российские эксперты в области семейной политики отмечают, что современная система семейной политики унаследовала не только предыдущие цели (Рыбаковский, 2015), которые не всегда являются актуальными для современных этапов развития глобальных институтов семьи и брака ^еИег, 1998), но и
го ш о
а ^
<
Ь ф а
15 о О
о фундаментальную проблему — отсутствие дихотомии целей и мероприятий на поддержку ^ семей и деторождения (Ткаченко, 2018).
о Действительно, существующая система семейной политики ориентирована в
ь
первую очередь на стимулирование рождаемости, тогда как сохранение семьи и брачная рождаемость долгие годы выпадали из комплекса мероприятий и до сих пор не имеют четких целевых индикаторов (Рыбаковский, 2015). Также за «бортом» семейной политики остались вопросы миграции, которая, как показывает мировой опыт, является о одним из центральных процессов «новой» концепции демографического перехода о ^еИег, 2011). Вследствие этого, сложившаяся в России система семейной политики ш стала подвергаться критике, в первую очередь за счет вопросов к ее функциональности о (Кашина, 2021), церемониальности (Печерская, 2013) и неадаптивности к современным < вызовам и угрозам.
Приоритетно негативные проявления сложившейся системы семейной политики о обнаруживаются на уровне регионов. Как можно наблюдать из ранее приведенных
статистических данных о рождаемости и брачности в пандемийный 2020 год, российские регионы характеризуются достаточно серьезной дифференциацией по естественному приросту. При этом семейная политика не обладает достаточной поливариативностью и носит шаблонный характер. Хотя именно высшие должностные лица субъектов РФ несут прямую ответственность перед федеральным центром за достижение демографических показателей, в том числе за естественный прирост населения, не имея при этом действенных инструментов влияния на систему семейной политики.
Согласно разделению полномочий, между федеральным центром и субъектами РФ, а также особенностями финансовой системы, в распоряжении региона имеются возможности установления пособий и единовременных выплат на ребенка, вопросов социального обеспечения и обслуживания населения, медицинской помощи, просветительской и пропагандистской деятельности в области семьи и детства. Однако большая часть инструментов, которыми располагает регион, делегируется федеральным центром и реализуется через трансферты и внебюджетные фонды.
Статус региона как вторичного субъекта семейной политики способствовал тому, что практики поддержки рождаемости и брачности институционализировали большинство субъектов РФ в Кодекс социальной политики, несмотря на то, что мероприятия семейной политики пересекаются с гораздо большим количеством направлений, включая здравоохранение, образование, инфраструктуру. Именно по этой причине ряд проблем, g с которыми граждане обращаются, в частности к Президенту РФ во время прямой ^ линии, затрагивают не столько инфраструктурные вопросы по строительству роддома или школы для детей, сколько мотивацию к репродуктивному поведению.
Со стороны современного неоклассического взгляда на репродуктивное и брачное
поведение (Greenwood, Guner, Vandenbroucke, 2017), выбор брака как разделяемой
стратегии и накопление специфического семейного капитала (т.е. рождение и
воспитание детей) во многом отталкиваются от экономической логики, основанной на
потреблении, доходах и материальном благополучии домохозяйств, а также ожиданий §
индивидов относительно недалеких последствий своих действий. В связи с этим, |
„о
ожидания населения относительно социально-экономических условий развития своей g семьи, включая детей, могут оказать негативное влияние не только на традиционные m экономические действия, но также и на демографическое поведение. Именно эти ожидания определяют работу экономического механизма, под которым вслед за Л. Гурвицем, будет пониматься множество выборов экономических субъектов и связанных с ними результатов (Hurwicz, 1993).
Суммарная рождаемость, как совокупность всех случайных событий, не описывается ^ каким-то одним вектором значений, а представляет собой сумму параметров брачной и внебрачной рождаемости, каждый из которых может быть разделен на множество
о о с^
иных сумм в зависимости от обстоятельств возникновения случайного события. Данная о
совокупность значений представляет собой результат функционирования экономических ^
механизмов, образующих институты равновесия в многочисленных игровых формах о
брачных отношений (Anukriti, Dasgupta, 2017). Экономический характер данных <5
механизмов задается логикой выбора в теоретико-игровом формате взаимодействия ^^
индивидов и не может в этом плане считаться социальным. Социальный механизм, сс
согласно Т. Заславской и Р. Рыбкиной, представляет собой устойчивое по форме —
социальное отношение, которое реализуется при любом числе повторений с максимально о
предсказуемым результатом, посредством которого обеспечивается функционирование о
социальной системы (Заславская, Рывкина, 1991). Иными словами, социальный ш
механизм описывает укорененность экономического выбора совокупности социальных о
—I
структур, культуры, институтов и властных отношений, тогда как экономический < механизм характеризует выбор данной укорененности с учетом предпочтений, ожиданий к и экономических стимулов индивидов. Обратное воздействие экономики на социум о
может быть весьма противоречивым. Оно может не только включать повышение уровня и качества жизни, но и приводить к развитию так называемых «болезней цивилизации». Как отметили в своем исследовании А.И. Татаркин, А.А. Куклин и А.В. Черепанова: «общий коэффициент рождаемости снизился до 1,16 за период 1991—1999 годов, в то время как число женщин фертильного возраста за этот период выросло почти на 20%. Из этого следует вывод: существенными факторами снижения рождаемости выступали дестабилизация социально-экономического положения и снижения уровня и качества жизни населения, неуверенность в завтрашнем дне» (Татаркин, Куклин, Черепанова, 2008: 156).
Исходя из вышесказанного возникает вопрос: какие экономические механизмы предлагает семейная политика в России и ее регионах для повышения уровня рождаемости? Для ответа на данный вопрос необходимо определить формальные элементы экономического механизма, к числу которых относятся, по Л. Гурвицу, субъекты, условный «центр» и предполагаемый результат (Hurwicz, 1972). В данном случае в качестве субъекта можно рассмотреть участников домашних хозяйств, которые готовы к рождению ребенка в случае получения положительного эффекта (прироста специфического семейного капитала) с учетом затрат на содержание ребенка и личной (неизвестной) выгоды каждого из супругов. То есть, стратегии субъектов продиктованы см принципом совместимости стимулов. В роли «центра» выступает сообщество и государство, см которые реагируют на сообщение субъектов и в зависимости от действующего правила ^ дает и/или способствует получению определенного эффекта субъекту (например, выплата материнского капитала или пособия). Центр посылает сообщение субъектам о ■н наличии правила, а также о возможности получения эффекта. Субъекты реагируют на о это сообщение, и между ними начинается стратегическое взаимодействие.
Следует оговориться, что в данном случае речь не идет обо всех возможных мотивах ® и практиках, которые обычно являются объектом анализа социологов. В данном случае ^ сделан акцент на наличие или отсутствие экономического механизма, т.е. влияния правил на исход игры при том, что субъекты действуют рационально. С учетом того, что материнский капитал на первого ребенка введен сравнительно недавно, а данные
■н
0
1
со о рождении второго и последующего ребенка в агрегированной статистике отсутствуют,
рассмотрим связь между рождениями и величиной выдаваемых пособий на ребенка с 2010 по 2021 гг. (рис. 3).
Из динамики показателей рождаемости и пособий на ребенка следует общий нисходящий тренд по всем единицам наблюдения. В среднем по России число получателей ^ пособий падало в среднем на 8,2% ежегодно, тогда как рождаемость сокращалась на 1,9%. При этом в пандемийный 2020 год, несмотря на существенное увеличение выданных пособий (+16,6% к 2019 г.), текущее значение значительно уступает периоду
о о а
о введения второго «демографического пакета». Также примечательным является тот
" факт, что с 2014 г. на уровне регионов пособия на детей стали дробиться и умножаться
о по количеству, но значительно сокращаясь в сумме выплат. Этим действием, как было сказано в наших более ранних работах, региональные органы власти стремятся увеличить количество мероприятий, проводимых для стимулирования рождаемости
се на территории. Однако это также увеличило трансакционные издержки для
— потенциальных получателей пособий, которым нецелесообразно проходить множество
о административных барьеров.
о Таким образом, на примере одного экономического механизма можно наблюдать
ш наличие связи между рождаемостью и семейной политикой. Наиболее точно эту связь
о еще предстоит количественно доказать в дальнейшем. Однако на данном этапе для
< получения более полной картины семейной политики следует систематизировать
се механизмы стимулирования рождаемости и поддержки брачности в России. о
Приволжский федеральный округ
Южный федералы
8000000 7000000
■
2010 2011 2012 2013 2014 2015 2016 2017 2018 2019 2020
1
1 I 1
§
1 1
I 1
! 1
| 1 1
1 1 1
2010 2011 2012 2013 2014 2015 2016 2017 2018 2019 2020
Дальневосточный федеральный округ
Северо-Кавказский федеральный округ
4500000 4000000 5 3500000
| 3000000
§
® 2500000 | 2000000 § 1500000
I 1000000
500000
о
5 !
§ |
§ 1 1
1 1 1
I
1 1 I 1 I
1 1 1 1 1 1
120000 100000
60000 40000
1 | ! 1
1
I 1 1
1 ш
2010 2011 2012 2013 2014 2015 2016 2017 2018 2019 2020
180000
160000
140000
120000 |
100000 |
80000 8, I
60000 ¡1
40000
20000
2010 2011 2012 2013 2014 2015 2016 2017 2018 2019 2020
Рис. 3. Динамика рождений и числа выданных пособий на ребенка в РФ (по ФО) в 2019-2020 гг. Источник: Оперативные данные по ЕДН. Росстат (https://rosstat.gov.ru/).
В обобщенном виде совокупность экономических механизмов семейной политики в России (помимо региональных пособий) можно представить как комплекс следующих мероприятий.
<м о <м
00
о
<м
т-Н
§
о
X
§
со
X
го ш о ср
X
£
ф
ср
ъ о о ср с
о со
о §
о ш СИ
о
о о
ш |-|_
о <с
СИ
■н
Во-первых, материнский капитал, который с 2020 г. стал составлять 483 881 руб. 83 коп. для семей с одним ребенком и 155 550 руб., если в семье появился второй ребенок. Так же, как было раньше, семейный капитал возможно использовать на приобретение или строительство жилья (в том числе, оплату первого взноса по программе «Семейная ипотека»); образование детей; социальную адаптацию детей-инвалидов; формирование накопительной пенсии матери. Недавним новшеством стало то, что теперь сумму материнского капитала можно официально получить в форме наличных средств (ежемесячную выплату на второго ребенка до трех лет), если размер дохода на одного члена семьи не превышает двукратную величину прожиточного минимума трудоспособного населения, установленную в субъекте Российской Федерации на второй квартал прошлого года.
Во-вторых, выплаты на детей от 1,5 до 3-х лет в размере величины прожиточного минимума для детей, установленного в регионе во втором квартале предыдущего года, предшествующего рождению ребенка. При этом выплата на второго ребенка осуществляется из средств материнского (семейного) капитала и ежемесячно уменьшает его размер. Выплата также полагается семьям, в которых родился третий или последующий ребенок. Эта выплата софинансируется из федерального бюджета в регионах с неблагоприятной демографической ситуацией, а также Я во всех регионах Дальневосточного, Сибирского и Уральского федеральных <м округов.
^ В-третьих, «семейная ипотека» по льготной ставке до 6% для семей, где растет
2 ребенок, рожденный или усыновленный (удочеренный) после 1 января 2018
см „
■н г., которую можно применить в отношении готовой или строящейся квартиры,
о готового жилого дома с земельным участком у застройщика; готового жилого помещения на вторичном рынке жилья, расположенного в сельском поселении
® на территории Дальневосточного федерального округа; участка и строительства
^ частного дома.
| В-четвертых, устройство в детский сад (включая ясельную группу), что подразумевает о
^ создание дополнительных мест в дошкольных учреждениях для детей в возрасте
т до трех лет. Декларируется, что в российских регионах открываются ясельные группы
§ для малышей в частных детских садах. При этом ежемесячная родительская плата
го соответствует оплате, установленной в муниципальных детских садах. Однако данные
& о реальной физической и экономической доступности дошкольных учреждений для
^ населения в регионах отсутствуют.
££ В-пятых, социальная помощь на основании социального контракта
15 о О
о использовать на оплату стоимости переобучения, получения другой профессии, ^ востребованной на рынке труда; оплату расходов, связанных с регистрацией в о качестве индивидуального предпринимателя; приобретение основных средств, оргтехники и оборудования, использование которых связано с заявленным видом деятельности; транспортные расходы, связанные с доставкой основных средств и ее расходных материалов; оплату аренды помещения, оборудования, используемого — для предпринимательской деятельности; оплату сельхозинвентаря, расходных о материалов (семенной посадочный материал, горюче-смазочные материалы); оплату о расходов по закупке скота, птицы. Данная мера, несмотря на ее перспективность для сельских территорий, реализуется в крайне малом количестве регионов и не
ш
(исключительная региональная мера) от 50 до 500 тыс. рублей (в зависимости от региона). Денежную сумму, предусмотренную социальным контрактом, можно
О получила широкого применения.
< В данном случае следует отметить, что предлагаемые меры строго не ориентированы
на брачность. Большая часть обозначаемых условий федерального центра сфокусирована ° на детях и материнстве, не затрагивая при этом специфических обстоятельств семьи как
союза мужчины и женщины. Складывается ситуация, при которой платеж номинально одинокой матери, находящейся в сожительстве, будет равен или выше платежа матери в полной семье. Исходя из этого, экономические механизмы семейной политики в России не сфокусированы на конкретном объекте, оперируя лишь критериями возраста ребенка и дохода его родителя.
Таким образом, центр посредством материального стимулирования преследует двоякую цель: с одной стороны, повышение уровня рождаемости, с другой — частичное решение проблемы бедности. Следует заметить, что направление на социально неопределенную целевую группу автоматически сужает действие механизма, ориентируя его на нуждающихся. Однако еще А. Маршалл придерживался позиции, согласно которой «представляется целесообразным, чтобы люди не производили на свет детей, пока они не уверены в своей способности дать им по крайней мере такое же физическое и духовное воспитание, какое получили они сами, и чтобы они сочли за лучшее вступать в брак довольно рано при условии что у них достаточно самообладания для удержания численности семьи в нужных границах без нарушения нравственных законов» (Маршалл, 2008: 235). В этом смысле, величина выплат, а также и МРОТ на детей, должны быть равносильны реальному доходу граждан, а местами и превышать его с учетом необходимости обеспечения детям более высокого качества жизни. В противном случае экономический механизм не решает проблему бедности, а воспроизводит ее.
Стоит отметить, что экономические механизмы семейной политики в России не затрагивают семьи со взрослыми детьми (старше 18 лет). Согласно нацпроекту «Демография», в область государственной поддержки попадают либо дети, либо пенсионеры. Существенная часть семейных домохозяйств, состоящая из взрослых детей и женщин за границей фертильного возраста, остается за рамками экономических механизмов семейной политики, при том, что они испытывают зачастую большие материальные трудности в части необходимости перехода их детей во взрослую самостоятельную жизнь в процессе завершения школы и получения высшего образования. Несмотря на включение в обновленную Стратегию Национальной безопасности пункта о «крепкой семье», сугубо экономически для поддержания уровня рождаемости центру выгодны рождения в повторных браках. Иными словами, условиями получения результата вследствие функционирования экономических механизмов семейной политики не предусмотрены ограничения по продолжительности брака и его периодичности.
Указанные проблемы заставляют задуматься о результативности семейной политики в России. Главной проверкой на устойчивость системы стала, как уже было сказано ранее, пандемия СОУ1Ю-19, в рамках которой начали происходить беспримерные для XXI в. структурные изменения в экономике и обществе вследствие «локдауна». По
о
о о а
оценке А.Б. Аганбегяна, после введения ограничительных мер по предупреждению о
распространения СО"УГО-19 на территории Российской Федерации, в условиях режима ^
жесткой самоизоляции (76% населения РФ находились в самоизоляции) «свыше 25 о
млн человек не работали, а треть предприятий и организаций отправили работников в <5
вынужденные отпуска без оплаты»5. ^
Для комплексного понимания влияния пандемии СО"УГО-19 на различные сферы ¡г
российской экономики и общества обратимся к исследованию тенденций коронавирусного —
кризиса Н.В. Зубаревич и С.Г. Сафронова (Зубаревич и Сафронов, 2020). о
Наиболее болезненно острая фаза коронакризиса повлияла на сферу платных о
услуг (в апреле 2020 г. их объем снизился на 38% к тому же периоду 2019 г.). ш
В эту же категорию входят услуги ЖКХ, на которых россияне начали активно о
экономить с началом пандемии. При этом динамика данных показателей на <
С£ 3 О
5 См.: Аганбегян А. (2020). Экономика на карантине // АИФ (https://aif.ru/money/economy/ekonomika_na_karantine_pered_ kakim_vyborom_segodnya_stoyat_glavy_regionov - дата обращения: 08.01.2021).
указанный период хуже в регионах с жесткими карантинными ограничениями (Московская область, Ленинградская область, Республика Якутия, Северный Кавказ и южные регионы).
Розничная торговля также пострадала от карантинных мер (оборот сократился на 23% к апрелю 2020 г.). Поскольку торговля наиболее развита в крупных городских агломерациях и региональных центрах, территориально кризисные показатели в данной сфере отличаются от сферы платных услуг. Наиболее пострадавшими оказались Москва, Санкт-Петербург, а также большинство регионов Южного и СевероКавказского ФО.
Запаздывание статистики препятствует оценке двух острых проблем — снижения доходов и роста безработицы.
Повышение величины пособия и упрощение регистрации в службе занятости повлияли на рост зарегистрированной безработицы. Уровень официально зафиксированной безработицы вырос с 1% в конце марта до 2,9% в конце мая (наиболее значительно в Московской и Ленинградской области, Республике Татарстан, Тюменской, Нижегородской, Ульяновской и Калининградской областях). Абсолютный прирост численности зарегистрированных безработных был максимальным в регионах с более значительной занятостью в секторе услуг. см Ситуацию на рынке труда наиболее полно отражает динамика НДФЛ. В апреле
см снижение данного показателя произошло на 19%. Этот спад на фоне умеренного роста ^ безработицы обусловлен массовым переходом на неполную занятость (простои, отпуск
без сохранения зарплаты и т.д.) и снижением заработной платы. ■н Можно сделать вывод, что острота коронакризиса обусловлена экономическими
0 (снижение спроса) и социально-институциональными (карантинные ограничения) факторами. Четыре болевые точки (спад потребления, спад промышленности, рост
® безработицы и снижение доходов бюджетов в связи с падением поступлений НДФЛ), ^ несомненно, приводят к снижению доходов населения. Наиболее пострадавшими
1 при этом оказались крупные развитые регионы, но влияние карантинных мер было ^ перекрыто другими поддерживающими способами воздействия региональных экономик £ (Коломак, 2020).
§ Так, согласно официальным статистическим данным, за 1-3 кварталы 2020
т
г. расходы на потребления российских домохозяйств сократились на 4,63% к аналогичному периоду 2019 г. В сравнении со странами ЕС данное падение потребления не является существенным и свидетельствует либо о том, что ££ «падать больше некуда» (т.е. о низком уровне потребления и до кризиса), либо об з эффективных мерах политики (включая, например, единовременные выплаты о. детям до 16 лет).
о В целом в России проводилась смешанная политика, включающая как монетарные,
" так и фискальные инструменты поддержки экономики. В период пандемии о государственные расходы выросли на 8,11%, составив 16.266,5 млрд руб. Данный рост не столь существенен по сравнению со странами ЕС. Несмотря на высокие издержки пандемии для населения, российское государство, по мнению А.З. Бобылевой, В.М. а: Аньшина и А.В. Птицына, продемонстрировало скромность в финансировании — антикризисных мер, заложив на борьбу с пандемией менее 5% ВВП (против 15% в о странах 020).
о Согласно структуре государственных расходов на меры по противодействию
Ш пандемии и ее последствиям (рис. 4), помощь населению (в том числе, семьям с детьми о и т.п.) занимает значительно более низкую долю, чем поддержка отраслей и малого < предпринимательства. При этом именно семейная политика стала одним из самых сс политически окрашенных направлений антикризисной политики. о
■ Банковское регулирование и финансовая сфера
■ Системообразующие предприятия (льготные кредиты)
■ Поддержка населения (семьям с детьми, увеличение пособий по безработице, выплата больничных)
■ Здравоохранение
■ Кредиты для бизнеса
■ Финансовая помощь бизнесу (покрытие кредитов, гранты на выплату зарплат)
МСП (отсрочка и снижение налоговых, страховых, арендных платежей)
Все отрасли (снижение страховых ставок, отсрочка платежей)
0,73 5,43
11,56
11,01
4,76
■ Субсидии и отсрочки особо пострадавшим отраслям (туризм, авиаперевозки, гостиничная сфера, культура и досуг)
Рис. 4. Структура государственных расходов на антикризисные меры в России
Источник: Составлено авторами на основе (Бобылева, Аньшин и Птицын, 2020).
Рекомендации по направлениям совершенствования механизмов семейной политики с упором на преодоление кризисных ситуаций
Пандемия СО"УГО-19 создала в России 2020—2021 гг. уникальную социально-экономическую ситуацию. Карантинные меры, принятые федеральным и региональными правительствами, привели к следующему:
* действия, направленные на стимуляцию экономической деятельности, сменились запретами и остановкой работы многих предприятий;
* международное и межрегиональное сотрудничество оказалось затруднено из-за ограничений на передвижение;
* властные полномочия начали активно делегироваться субфедеральному уровню управления.
На уровне российских регионов в 2020—2021 гг. был принят обширный комплекс мер, направленных на сокращение негативных последствий СОУГО-19 (табл. 1).
Главным объектом поддержки стали нуждающиеся слои населения (многодетные семьи, пенсионеры и т.д.), которые «живут от зарплаты до зарплаты» и для которых опасно даже небольшое снижение текущих доходов. Следует обратить внимание на то, что среди этих мер были и мероприятия, специально направленные на помощь семьям с детьми. Однако региональные меры поддержки семей в период пандемии не имеют уникального характера и являются лишь расширением пакета мер семейной политики, инициатором которого стал Президент РФ во время своего послания Федеральному собранию в 2020 г. еще до начала пандемии. Иными словами, весь комплекс мер антикризисного реагирования, направленный на контроль демографической ситуации (за исключением вопросов здравоохранения), уже был запланирован в том или ином объеме. Пандемия, в свою очередь, лишь способствовала росту объема и скорости реализации намеченных планов.
Начиная с 2011 г. отмечается возрастающий тренд по государственным расходам в сфере семейной политики (рис. 5).
■н см о см
об
о с
см" ■н
£
§ т
X
го ш
О ^
<
ь ф
с^
15 о О с^ с
о т
о ш ее о
о о ш
о <
Таблица 1
Группировка мероприятий региональных властей по предотвращению негативных последствий COVID-19
Группа мер
Характер мер
Благополучатели
■н см о см
О)
см ■н
Поддержание занятости
контроль над своевременной выплатой заработной платы; разработка комплекса мероприятий по поддержанию занятости;
утверждение комплекса системообразующих предприятий в регионах
лица, рискующие потерять работу вследствие режима самоизоляции; лица, потерявшие работу вследствие режима самоизоляции; часть экономически активного населения, столкнувшиеся с падением доходов; предприятия и организации с «местной» регистрацией (не МСП)
Поддержание реальных доходов населения
контроль цен на товары первой необходимости; временные ограничения на вывоз из регионов продовольственных и лекарственных препаратов; установление лимитов объемов поставок и снижение цен на ГСМ для СХО
о
х §
т
го ш
о ^
<
Ь ф с^
15 о О с^ с О
т
Контроль
демографической
ситуации
• ежемесячная выплата при рождении 1-го ребенка;
• льготная ипотека под 6%;
• ежемесячная выплата при рождении 3-го или последующего ребенка;
• создание более 3 тыс. дополнительных мест в детских учреждениях
многодетные семьи;
молодые семьи, планирующие
рождение детей в 2020-2024 гг.;
женщины, находящиеся в
декретном отпуске;
дети в возрасте от 1 до 4-х лет
Мотивация к высокопроизводительному труду
консультативная помощь по организации удаленной работы;
внедрение корпоративных программ здоровья; переобучение более 3 тыс. женщин в декретном отпуске
занятое население, столкнувшееся с ущемлением прав; наименее защищенные группы работников, в том числе работники предпенсионного возраста и женщины в декретном отпуске
Источник: Составлено авторами на основе анализа 46 регионах РФ.
программ антипандемийных действий в
О ш СИ О
О О
ш ц_
О ^
<
Так, уже в 2019 г. расходы на охрану семьи и детства выросли во всех субъектах РФ в 1,5 раза, что однозначно не является следствием будущей пандемии. Таким образом, несмотря на фрагментированность семейной политики, она является последовательной. Однако СО"УГО-19 привнес целый ряд непредвиденных обстоятельств, которые способствовали превращению семейной политики в «административный фетиш» — чуть ли не единственный инструмент прямой финансовой поддержки граждан в кризисной ситуации. Результативность этих действий, насколько это нам представляется, является неоправданной, так как в условиях подобного превращения прямые цели функционирования экономических механизмов по росту рождаемости и борьбе с бедностью принесены в жертву стабильности.
В ситуации с пандемией СО"УГО-19 и ограничительными мерами государства, принятыми для решения проблемы распространения эпидемии, возникла потребность в переосмыслении стратегических целей и приоритетов, которые стоят на сегодняшний день перед Россией и ее регионами. Перед ключевыми субъектами реализации национальных планов развития стоит задача ответа на глобальные вызовы, а также оценки их последствий для экономики и общества. Именно поэтому экономические механизмы семейной политики стали использоваться в политических целях с изрядной периодичностью.
Рис. 5. Динамика расходов консолидированных бюджетов субъектов РФ и территориальных государственных внебюджетных фондов по статье «Охрана семьи и детства» в 2019—2020 гг.
Источник: Мониторинг Федерального Казначейства (https://roskazna.gov.ru/ispolnenie-byudzhetov/statistika-gosudarstvennykh-finansov-rf/).
Однако это не отменяет того факта, что рост объемов и скорости государственной поддержки населения в период СО"УГО-19 привел к оценке «прочности» всей семейной политики в целом. В первую очередь стал очевидным тот факт, что система не готова к масштабным действиям, тогда как региональные власти, на которые во многом была возложена функция принятия решений, не смогли воплотить даже существующие механики в виде выплат на детей.
В свете этого представляется необходимым дополнить упомянутый перечень мероприятий (табл. 2).
По состоянию на начало 2021 г. следует констатировать частичное достижение желаемых результатов по предотвращению последствий пандемии. Однако также отмечено, что цели семейной политики достигнуты не в полной мере. Корректная и доказательная оценка большей части результатов станет возможна лишь спустя 1-3 года после завершения коронакризиса. Представляется, что переосмысление экономических механизмов семейной политики возможно по итогам проведения Всероссийской переписи населения, позволяющей точно определить потери и изменение демографической структуры населения вследствие пандемии.
■н см о см
00
о с
см" ■н
£
§ т
х го ш
о ^
<
ь ф
с^
15 о О с^ с
о т
о ш ее о
о о ш
о <
Таблица 2
Предложения участия регионов в реализации экономических механизмов семейной политики России в рамках мероприятий по предотвращению последствий COVID-19
СМ
о см
го
см
о
X §
т
го ш о
о. ^
<
с? ф
о.
15 о О
.
с
о т
О ш ее о
о о ш
о <
Экономические механизмы Характеристика мер Благополучатели (субъекты)
Материнский капитал • повсеместное введение регионального материнского капитала в зависимости от уровня рождаемости в регионе; • установление возможности использования материнского капитала для улучшения имущественного положения, в том числе для покупки автомобиля; • установление размера материнского капитала в зависимости от материальных деприваций семьи • неполные семьи; • многодетные семьи; • приемные, опекунские семьи
Выплаты на детей • введение показателя базового дохода на ребенка и его расчет, исходя из фактических рыночных цен на каждый год взросления до достижения 14 лет; • установления региональных выплат в размерах от 30 до 50% от суммы базового дохода в случае, если семья попадает под критерий абсолютной бедности • неполные семьи; • многодетные семьи; • семьи с родителями старше 50 лет; • семьи с безработными взрослыми; • семьи с ребенком-инвалидом
Обеспечение семей жильем и жилищными условиями • в случае отрицательного естественного и механического прироста населения создание открытых предложений для предоставления социального жилья в регионе для семей с малолетними детьми из других регионов РФ; • создание программы улучшения жилищных условий для полных семей, находящихся в браке свыше 20 лет • многодетные семьи; • полные семьи в городах-миллиониках
Социальный контракт • повсеместное установление возможности заключения социального контракта для жителей сельской местности на приобретение основных фондов в сфере сельского хозяйства, создания или развития семейного бизнеса (для МСП); • предоставление социального контракта для многодетных семей на переезд в сельскую местность • многодетные семьи; • полные семьи в сельской местности; • семьи с безработными
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ/REFERENCES
Артюхов А.В. (2002). Государственная семейная политика и ее особенности в России // Социологические исследования (7): 108-110. [Artyukhov A.V. (2002). State family policy and its features in Russia. Sociological studies (7): 108-110. (In Russian.)] Бобылева А.З., Аньшин В.М., Птицын А.В. (2020). Новые вызовы: сравнительный анализ международных реактивных антикризисных мер в связи с пандемией COVID-19 // Государственное управление. Электронный вестник (81): 25-49. [Bobyleva A.Z., Anshin V.M., Ptitsyn A.V. (2020). New challenges: comparative analysis of international reactive anti-crisis measures in connection with the COVID-19 pandemic. Public Administration. Electronic bulletin (81): 25-49. (In Russian.)] Заславская Т.И., Рывкина Р.В. (1991). Социология экономической жизни: очерки теории. Новосибирск: Наука, с. 386-392. [Zaslavskaya T.I., Ryvkina R.V. (1991). Sociology of Economic Life: Essays on Theory. Novosibirsk: Science, 386-392. (In Russian.)] Зубаревич Н.В. (2021). Влияние пандемии на социально-экономическое развитие и бюджеты регионов // Вопросы теоретической экономики (1): 48-60. [Zubarevich N.V. (2021). The impact of the pandemic on socio-economic development and regional budgets. Questions of theoretical economics (1): 48-60. (In Russian.)] Зубаревич Н.В., Сафронов С.Г. (2020). Регионы России в острой фазе коронавирусного
кризиса: отличия от предыдущих экономических кризисов 2000-х // Региональные ° исследования (2): 417. [Zubarevich N.V., Safronov S.G. (2020). Regions of Russia in the ri acute phase of the coronavirus crisis: differences from the previous economic crises of the ° 2000s. Regional studies (2): 417. (In Russian.)] c\f
Исупова О.Г. (2020). Демографическая и семейная политика в разных странах:
концептуальные подходы и практики // Демографическое обозрение (3): 51-83. > [Isupova O.G. (2020). Demographic and family policy in different countries: conceptual % approaches and practices. Demographic review 7(3): 51-83. (In Russian.)] Капогузов Е.А., Чупин Р.И., Харламова М.С. (2020). Моделирование брачной s рождаемости в России с учетом региональной поливариативности семейной о политики // Terra Economicus 18(4): 32-46. [Kapoguzov E.A., Chupin R.I., Kharlamova M.S. (2020). Modeling of marital fertility in Russia taking into account the regional multivariate family policy. Terra Economicus 18(4): 32-46. (In Russian.)] Капогузов Е.А., Чупин Р.И., Харламова М.С. (2019). Институциональные арены брачных игр // Journal of Institutional Studies 11(4): 26-39. [Kapoguzov E.A., Chupin R.I., Kharlamova M.S. (2019). Institutional arenas of mating games. Journal of institutional studies 11(4): 26-39. (In Russian.)] Капогузов Е.А., Чупин Р.И., Харламова М.С. (2020). Нарративы семейной политики в России: фокус на регионы // Journal of Economic Regulation 11(3): 6-20. [Kapoguzov E.A., Chupin R.I., Kharlamova M.S. (2020). Family Policy Narratives in Russia: Focusing on the Regions. Journal of Economic Regulation 11(3): 6-20. (In Russian.)] Кашина М.А. (2021). Повышение социальной субъектности семьи как задача гендерной политики и способ решения демографических проблем России // Гендерная политика в России и в мире: экономика, управление, общество (140): 140-157. [Kashina M.A. (2021). Increasing the social subjectivity of the family as a task of gender policy and a way to solve demographic problems in Russia. Gender policy in Russia and in the world: Z> economics, management, society (140): 140-157. (In Russian.)] z
Коломак Е.А. (2020). Экономические последствия COVID-19 для регионов России // о
Ll_
О <
СИ 3
о
§ т
х пз со
о <
Ф
15 о О
С
О
m
о ш си о
ЭКО (12): 143-153. [Kolomak E.A. (2020). Economic consequences of COVID-19 for the regions of Russia. ECO (12): 143-153. (In Russian.)] Кучмаева О.В., Золотарева О.А. (2020). Потребности семей в мерах поддержки (по результатам всероссийского опроса) // II Всероссийский демографический Форум:
121—123. [Kuchmaeva O.V., Zolotareva O.A. (2020). The needs of families in support measures (according to the results of the All-Russian survey). II All-Russian Demographic Forum: 121-123. (In Russian.)] Латов Ю.В. (2021). Рост человеческого капитала contra рост рождаемости // Journal of Institutional Studies 13(2): 82-99. [Latov Yu.V. (2021). Human capital growth versus fertility growth. Journal of Institutional Studies 13(2): 82-99. (In Russian.)] Маршалл А. (2008). Основы экономической науки. Москва, ЭКСМО, 832 c. [Marshall A.
(2008). Fundamentals of Economic Science. Moscow, EKSMO, 832. (In Russian.)] Печерская Н.В. (2013). Перспективы российской семейной политики: принуждение к традиции // Журнал социологии и социальной антропологии 16(4): 94-105. [Pecherskaya N.V. (2013). Prospects for Russian family politics: coercion into tradition. Journal of Sociology and Social Anthropology 16(4): 94-105. (In Russian.)] Полякова А.Г., Черемных А.А., Ляшок В.Ю., Гришина Е.Е. (2020). Социально-экономическое положение населения в период пандемии весной 2020 г. (по результатам регулярного Мониторинга ИНСАП РАНХиГС) // Экономическое развитие России 27(7): 94-110. [Polyakova A.G., Cheremnykh A.A., Lyashok V.Yu., Grishina Е.Е. (2020). Socio-Economic Situation During the Pandemic Spring 2020. Russian Economic Development 27(7): 94-110. (In Russian.)] S Ростовская Т.К., Кучмаева О.В., Золотарева О.А. (2021). Мотивы вступления в брак: <м анализ сквозь призму гендера // Научный результат. Социология и управление
™ 7(1): 86-103. [Rostovskaya T.K., Kuchmaeva O.V., Zolotareva O.A. (2021). Motives
for marriage: analysis through the prism of gender. Research Result. Sociology and ™ Management 7(1): 86-103. (In Russian.)]
0 Рыбаковский Л.Л. (2015). Концепция демографической политики России: опыт
разработки и пути совершенствования // Социологические исследования (9): 62-70. [Rybakovsky L.L. (2015). The concept of demographic policy in Russia: development
1 experience and ways of improvement. Sociological Research (9): 62-70. (In Russian.)] Рыбаковский Л.Л. (2016). Результативность как основной показатель оценки состояния
и тенденций рождаемости // Социологические исследования (4): 23-30. [Rybakovsky
■н
o
X
Q
m L.L. (2016). Efficiency as the main indicator for assessing the state and trends in fertility.
Sociological studies (4): 23-30. (In Russian.)] Рыбаковский О.Л., Таюнова О.А. (2017). Рождаемость населения России и демографические волны // Народонаселение 20(4): 56-65. [Rybakovsky O.L., Tayunova O.A. (2017). The birth rate of the population of Russia and demographic waves. Narodonaseleniye 20(4): 56-65. (In Russian.)] Рыбаковский О.Л., Фадеева Т.А. (2020). Депопуляция в регионах России к началу 2020 года // Народонаселение 23(3): 119-129. [Rybakovsky, O.L., Fadeeva, T.A. (2020).
О О CP
о Depopulation in the regions of Russia by the beginning of 2020. Narodonaseleniye 23(3):
~ 119-129. (In Russian.)]
о Татаркин А.И., Куклин А.А., Черепанова А.В. (2008). Социально-демографическая безопасность регионов России: текущее состояние и проблемы диагностики // Экономика региона (3): 154-162. [Tatarkin A.I., Kuklin A.A., Cherepanova A. (2008). Socio-demographic security of Russian regions: current state and problems of diagnostics. Economy of the region (3): 154-162. (In Russian.)] о Ткаченко А.А. (2018). Государственная политика и национальный проект «Демография» о // Народонаселение 21(4): 23-35. [Tkachenko A.A (2018). State policy and the national
ш project "Demography". Narodonaseleniye 21(4): 23-35. (In Russian.)]
о Anukriti S., Dasgupta S. (2017). Marriage markets in developing countries. The Oxford < Handbook of Women and the Economy : 97-120.
Qc Greenwood J., Guner N., Vandenbroucke G. (2017). Family economics writ large. Journal of о Economic Literature 55(4): 1346-1434.
о ш cu о
Hurwicz L. (1972). On informationally decentralized systems. Decision and Organization.
Amsterdam, North-Holland. Hurwicz L. (1993). Toward a Framework for Analyzing Institutions and Institutional
Change. Markets and Democracy. Cambridge: Cambridge University Press, p. 51. Kazenin K. (2020). The Impact of Pandemic on Fertility in Russia: a Few Assumptions for the Forecast. Monitoring of Russia's Economic Outlook. Trends and Challenges of Socioeconomic Development (12): 3-11. Reher D.S. (1998). Family ties in Western Europe: persistent contrasts. Population and
development review: 203-234. Reher D.S. (2011). Economic and social implications of the demographic transition. Population and development review (37): 11-33.
■H CM
о
CM 00
0 с
CN ■H
1
§
X
ПЗ Ш
о <
CD
15 о о
с
о m
о ш СИ
о
о о ш
о <
