CC BY
42Экономические инструменты мягкой силы в региональном политическом диалоге
о сч о сч
о ш m
X
<
m О X X
Шао Цзянина,
магистрант, кафедра региональных проблем мировой политики, МГУ им. М.В. Ломоносова, hellonina08@gmail.com
Проблемы влияния экономической «мягкой силы» постоянно находятся в центре внимания исследователей, особенно в последние годы, когда «новая нормальность» эпохи глобализации существенно меняет «правила игры» в международных отношениях: ограничивая возможности классической дипломатии в рамках Вестфальской системы, допуская на «дипломатическое поле» новых игроков - многонациональные корпорации, негосударственные организации, внедряя новые формы дипломатического общения («твиттер-дипломатия») и тому подобное. Эти инновации привели к очень заметным изменениям именно в области экономической «мягкой силы», поскольку экономические аспекты международных отношений приобрели решающее значение после завершения «холодной войны» и военного противостояния двух конкурирующих социально-политических систем, уступив мирным, но не менее острым конфликтам в процессе экономической конкуренции. Ключевые слова: инструменты, мягкая сила, экономика, влияние, политика.
В современных условиях, по крайней мере последние сто лет, очень активно экономическую «мягкую силу» как орудие поддержки экономических интересов государства использовали американцы [2]. Один из примеров -известная «долларовая дипломатия» президента В. Тафта, которая сочетала сугубо политические и экономические методы и интересы в отношении «ближнего зарубежья» США - Латинской Америки (а позже и Китая и других стран Дальнего Востока) таким образом, что трудно установить: то ли политических целей достигали путем использования экономических рычагов, то ли, наоборот, политическое давление использовали для достижения экономических выгод. Сам В. Тафт отмечал, что дипломатия его администрации должна найти достойный ответ идеям коммерческих отношений, а «доллар должен заменить пули» [8]. Хорошо известно о внешней политике США в области экономики во времена президентства Франклина Д. Рузвельта. А после Второй мировой войны Соединенные Штаты снова выдвинули экономические вопросы на первые позиции повестки дня международных отношений: в частности, автором экономического плана Маршалла», который в значительной степени определил лицо послевоенной Европы, был глава дипломатического ведомства США [1].
Экономизация внешней политики США начала заметно усиливаться после вынужденного периода ее «милитаризации» после завершения «холодной войны». Американский политик популистского толка П. Бухенен от начала 1990-х гг. активно призывал к проведению политики первенства Америки во всем («America - first»), имея в виду, среди прочего, и несомненную поддержку со стороны государства американских экспортеров. Такие понятия, как «стратегическая торговля», «геоэкономика» и «экономическая «сягкая сила», были довольно распространенными среди американских политиков и дипломатов в первые годы президентства Б. Клинтона, который пытался закрепить это направление внешней политики, образовав Национальный экономический совет. (Что стало логическим продолжением его предвыборной программы, которую один из его советников, Дж. Карвиль, обобщил в известном изречении: «это же экономика, дураки!» («It's economy, stupid!»).)
Президент Б. Обама выразил обоснованную поддержку принципов свободной торговли. В частности, он заявлял, что «торговля является краеугольным камнем нашего роста и глобального развития [...] Мы не сможем поддерживать этот рост, если это будет способствовать немногим, а не многим». Он предостерегал, что «мы должны создать такую систему торговли, которая действительно поощряет работу, что создает богатство, с явственной защитой для наших людей и нашей планеты». Признавая, что волну глобализации нельзя остановить, Обама выразил уверенность, что США смогут конкурировать в мировой экономике XXI века. Однако он предостерег, что «успех будет зависеть не от нашего правительства, а от динамизма, решительности и инноваций американского народа» [3].
Однако его преемник, президент Д. Трамп, еще во время своей предвыборной кампании утверждал, что и от позиции администрации (правительства) будет зависеть очень много. В частности, он и его команда определяли такие наибольшие угрозы интересам США [9]:
- наличие несправедливых торговых соглашений (NAFTA, TPP) и торговой практики основных мировых конкурентов (валютный демпинг со стороны КНР и ЕС), которые создают угрозу для стабильности экономики США, поскольку их условия приводят к разрушению американского производства, снижают уровень заработных плат и увеличивают безработицы (по выражению Д. Трампа, «насилуют» американскую экономику);
- нелегальная иммиграция, темпы и масштабы которой также заметно уменьшают количество рабочих мест для граждан США, снижают общий уровень заработной платы, создают дополнительную бюджетную нагрузку для финансирования расходов на жилье, школы и другие социальные выплаты, а также негативно влияют на состояние личной и национальной безопасности.
Отсюда следует вывод, что большинство основных угроз для интересов США непосредственно влияют на внешнеэкономическую политику Соединенных Штатов и возможные последствия противодействия им должны быть учтены во внешнеэкономической политике других стран.
Противодействие указанным угрозам будет осуществляться на основе большой стратегии «Америка прежде всего», которая будет базироваться на четырех основных принципах.
Первый принцип - «экономический национализм». Д. Трамп уже достаточно четко дал понять о своем желании вернуться к протекционистским и меркантилистским принципам внешнеэкономической политики. Об этом свидетельствуют не только его предвыборные обещания о введении защитных таможенных тарифов (особенно в торговле с Китаем) и налоговые санкции против американских компаний, которые «выносят» свои производственные мощности за границу, но и конкретные шаги, сделанные в течение первых ста дней президентства. В частности, речь идет об отказе от участия в Транстихоокеанском партнерстве и указании (еще от 23 января 2017 г. - то есть фактически сразу после инаугурации) о проведении переговоров по изменению условий участия США в Североамериканской зоне свободной торговли (NAFTA). Кроме того, администрация Д. Трампа фактически избегает продолжения переговоров по Трансатлантическому торговому и инвестиционному партнерству между США и ЕС.
Второй принцип - «экстремальные» меры национальной безопасности, к которым можно отнести строительство стены вдоль границы с Мексикой, ограничения по легальной иммиграции и массовые депортации нелегальных иммигрантов (начиная с тех, которые имеют судимость) и тому подобное.
Третий принцип - так называемый аморальный тран-сакционализм («аморальные сделки»), согласно которому Соединенные Штаты должны быть готовы заключать договоры с любыми субъектами мировой политики, которые разделяют американские интересы, независимо от того, можно ли такие отношения оформить в соответствии с международным правом и будут ли действовать такие партнеры в соответствии с американскими ценностями. В частности, важнейшим в этом кон-
тексте может быть возможно стратегическая перегруппировка отношений с Россией, которую Д. Трамп и некоторые из его советников рассматривают как естественного партнера в борьбе против исламских экстремистов (и, возможно, также в борьбе с Китаем).
Другая сторона этого принципа предусматривает, что все союзники и партнеры, которые получают помощь со стороны США, имеют за нее «платить», и если они этого не делают, то Соединенные Штаты должны сократить свои потери. Прежде всего этот принцип касается стран НАТО, однако, конечно, не только их [6].
Четвертый принцип - мощный, но отстраненный милитаризм, который предусматривает наличие мощной военной силы, которая, однако, не будет использоваться напрямую, а скорее будет играть роль «потенциальной угрозы» для нарушителей международного порядка (в том смысле, который в это понятие вкладывают в Вашингтоне).
Следовательно, указанные принципы в целом указывают на отход от двухпартийного консенсуса (достигнутого после Второй мировой войны), который заключался в действиях, направленных на расширение в мире демократии и свободного рынка, что должно было обеспечить международную безопасность и экономическое процветание [4]. В этом контексте финансовая поддержка безопасности своих союзников и деятельности международных организаций рассматривалась как необходимые расходы в пользу безопасности самих Соединенных Штатов (поскольку ухудшение их геополитического положения могло привести к значительно большим материальным и человеческим затратам) [7]. Президент Д. Трамп, похоже, не разделяет такого мнения, считая, что влияние Америки заключается не столько в привлекательности ее моральных и политических ценностей, сколько в материальных ресурсах, и поэтому пытается осуществлять внешнюю (и, в частности, внешнеэкономическую политику) на корпоративных началах, сводя политические предпочтения и потери только к финансовым прибылям и убыткам. Такая стратегия, конечно, имеет определенные внутренние противоречия (которые еще больше обострились из-за реалий внутри-и внешнеполитических отношений).
Прежде всего, Д. Трампу пришлось не просто смягчить, а буквально забыть о своей антикитайскую риторику, заменив ее на подчеркивание уважения к пекинскому руководству, поскольку оказалось, что добрые отношения с КНР нужны не только для урегулирования торгово-валютных споров (постоянный дефицит США в двусторонней торговле и демпинговое занижение обменного курса юаня), но и для решения проблем военной безопасности (ядерная угроза со стороны КНДР и напряженность в Восточно-китайском море) [5]. Вряд ли можно считать, что Д. Трамп готов отказаться от намерений заставить Китай заплатить «геополитическую цену» за свои прибыли в торговле с США, но очевидно, попытки разыграть карту «двух Китаев» (демонстрационные контакты с президентом Тайваня) останутся лишь тактическим ходом, направленным на улучшение «начальных позиций» США в переговорах с Китаем. При том, что эти позиции значительно больше были подорваны самими США вследствие их отказа от уже подписанного соглашения о Транстихоокеанском партнерстве, которое де-факто отдает Китаю экономическое лидерство в Азиатско-Тихоокеанском регионе. При таких условиях Соединенным Штатам будет трудно продолжать борьбу с «экономическим врагом номер один» (как
X X
о
го А с.
X
го m
о
м о м о
о сч о сч
о ш m
X
3
<
m О X X
еще недавно называл Китай президент Д. Трамп и каким его считали такие ключевые фигуры его первой администрации, как торговый представитель США Роберт Лайт-гайзер и председатель Национального совета торговли Питер Наварро).
Во время своего визита в Пекин в 2017 г. Д. Трамп заметно смягчил критический тон в отношении экономической политики Китая, а во Вьетнаме (на Азиатско-Тихоокеанском форуме экономического сотрудничества в Дананге) говорил о «свободном и открытом» Индо-Тихо-океанском рынке. Одновременно прекратились обвинения по ведению «валютной войны «против доллара в адрес как Китая (что в определенной степени было справедливым), так и союзников США (Германии, Японии -что было явно «перегибом»).
Кроме того, столкнувшись с сопротивлением со стороны своих партнеров как в ЕС, так и в НАФТА (Канада и Мексика), Д. Трамп был вынужден перейти от «кавалерийской атаки» к долгим торговым спорам (на грани «торговой войны») с ближайшими союзниками.
Все это заставило его идти к дальнейшей трансформации внешнеэкономической стратегии Соединенных Штатов в сторону смягчения «антиглобалистской» риторики и поиска «точек соприкосновения» с партнерами в Тихоокеанском и Атлантическом регионах, а также повышения внимания к политическим аспектам экономических проблем. То есть уже через несколько месяцев в политике Соединенных Штатов произошли определенные изменения, которые дали основания говорить о формировании основ новой внешней экономической стратегии [10].
Довольно распространено мнение, что внешнеэкономическая политика Д. Трампа сводится к меркантилизму (протекционизму) и экономическому национализму (которые в свое время создали экономическую основу для Второй мировой войны). Но на самом деле идеи Д. Трампа существенно отличаются от традиционного меркантилизма. В частности, это обусловлено его неприятием государственного регулирования, которое вполне противоречит убежденности апологетов меркантилизма в том, что именно государство может и должно напрямую вмешиваться в экономику, чтобы продвигать национальные интересы. Хотя его ранние высказывания и действия свидетельствуют о склонности оценивать результаты внешнеэкономических отношений на основе логики «нулевой суммы», то есть уверенности, что в таких отношениях одна сторона обязательно проиграет, причем столько - сколько другая выиграет, недооценивая, таким образом, творческую силу сотрудничества и синергетический эффект.
По сути, американское правительство предлагает неомеркантилистскую стратегию, в которой роль Соединенных Штатов в мире будет в первую очередь трансак-ционной (основанной на двусторонних соглашениях конкретного характера) и противоречивой, а широкий консенсус в пользу свободной торговли может быть принесен в жертву для удовлетворения требований конкретных внутренних избирательных округов. В таком случае следует ожидать, что государственные институты США будут ориентированы прежде всего на узкое определение и защиту собственных интересов.
Что же касается отношений США с международными экономическими организациями, то нельзя обойти факт агрессивного наступления на них со стороны США. Это касается даже Международного валютного фонда (в котором влияние Соединенных Штатов является очень
большим), поскольку администрация Д. Трампа была недовольна критикой со стороны МВФ относительно налоговой реформы президента. Но наибольшее недовольство президента США вызвала деятельность Всемирной торговой организации (из которой он обещал в своих предвыборных выступлениях выйти). «ВТО было создано в пользу всех, кроме нас, - заявлял он. - Мы проигрываем иски, почти все иски в ВТО». Однако именно Соединенные Штаты чаще всего жалуются в ВТО на своих партнеров и выигрывают более 90 процентов исков (довольно часто против Китая). Но, с другой стороны, США сами часто нарушают правила ВТО и, в самом деле, проигрывают примерно тех же 90 процентов исков против себя.
Впрочем, в начале декабря 2017 г. выступления торгового представителя США Р. Лайтгайзер на министерском совещании ВТО в Буэнос-Айресе еще раз показали скептицизм администрации Д. Трампа относительно полезности многостороннего подхода к решению глобальных торгово-экономических проблем, которые подтвердили предыдущие намеки на возможность нарушения правил ВТО со стороны США «в случае необходимости». При этом имелась в виду формальная возможность опереться на закон о торговле 1974 г., в соответствии с которым США могут использовать штрафные тарифы в отношении стран, дискриминирующих американские товары. Правда, как отмечают юристы, с момента начала функционирования Всемирной торговой организации в 1995 г. Соединенные Штаты, признав свои международные обязательства в рамках ВТО, потеряли право использовать свое внутреннее законодательство в случаях, когда оно противоречит международным правилам (то есть нормам ВТО). Однако настроение президента Д. Трампа и его команды указывает на возможность игнорирования правил ВТО и попытки подрыва ее деятельности (хотя официальное заявление Р. Лайтгайзера на открытии упомянутой совещания было выдержано в достаточно осторожных выражениях) и других международных организаций, что создает существенные риски для стабильности глобальной экономики. В частности, летом 2018 г. президент Д. Трамп заявил, что если ВТО не будет относиться к Соединенным Штатам «должным образом, мы что-то сделаем».
В этом контексте особый интерес представляет Стратегия национальной безопасности США, обнародованная в середине декабря 2017 г. Такие документы готовят все администрации США (теоретически - ежегодно) в соответствии с требованиями закона о реорганизации Министерства обороны (The Goldwater-Nichols Department of Defense Reorganization Act of October 4, 1986). Шестнадцать стратегий национальной безопасности, подготовленных президентами США от Р. Рейгана до Б. Обамы, подтверждали руководство со стороны США либеральным международным порядком, даже признавая, что такая миссия способствует политическому и экономическому росту других государств и приводит к постепенной потери экономического господства США. Президент Д. Трамп, однако, склоняется к тому, что это больше не является целесообразным. Теперь центральным элементом стратегии США становится торговля - не только для поддержки экономического роста, но и для построения партнерских отношений с государствами, которые имеют общие интересы и ценности. (Эту идею выдвинули советник по вопросам национальной безопасности Г. МакМастер и директор
Национального экономического совета Г. Кон, которые в своей публикации в Wall Street Journal от 30 мая 2017 г. объяснили, что лозунг «Америка прежде всего» не значит «Америка одинокая» («America First does not mean America alone»), и подчеркнули, что «сильные союзы и партнеры, которые экономически процветают, является жизненно важным американским интересам». Лозунг «Америка прежде всего» предложил Д. Трампу его главный стратег (Chief Strategist) С. Беннон, который покинул президентскую команду в августе 2017 г. из-за расхождения во взглядах, в том числе с Г. МакМастером, так что коррекция основного принципа стала логическим продолжением «нащупывания» новой стратегии.
Теперь она исходит из того, что на протяжении десятилетий Соединенные Штаты позволили возрасти практике недобросовестной международной торговли. Другие страны использовали демпинг, дискриминационные барьеры, принудительные трансферты технологий, неэкономические меры воздействия, промышленные субсидии и другие виды поддержки со стороны правительств и государственных предприятий для получения экономических преимуществ. Но в рамках новой политики США будут исправлять постоянные торговые диспропорции, разрушать торговые барьеры и предоставлять американцам новые возможности для увеличения их экспорта. При этом Соединенные Штаты будут выступать против замкнутых меркантильных торговых блоков.
Новая стратегия предполагает различение между экономической конкуренцией со странами, которые придерживаются честных и свободных рыночных принципов, и теми странами, которые на практике игнорируют эти принципы. Согласно этого Соединенные Штаты будут принимать принудительные меры в тех случаях, если другие страны нарушают правила для получения несправедливой прибыли и сотрудничать с партнерами в деле защиты от экономической агрессии во всех ее формах, которые угрожают совместному процветанию и безопасности (National Security Strategy of the United States of America, Декабрь 2017, p.19-20).
Новая стратегия национальной безопасности США предусматривает, в частности, такие приоритеты:
- противостояние внешней коррупции. Используя экономические и дипломатические инструменты, Соединенные Штаты и в дальнейшем будут атаковать коррумпированных иностранных должностных лиц и работать с странами ради того, чтобы улучшить их способность бороться с коррупцией, обеспечивая американским компаниям возможность честно конкурировать в условиях прозрачного делового климата;
- сотрудничество с близкими партнерами. Соединенные Штаты будут работать со странами-единомышленниками (like-minded) с целью сохранения и модернизации правил справедливого и взаимного экономического порядка, совместно осуществляя надлежащие меры по обеспечению справедливой торговли, а также поддерживая усилия международных организаций, направленные на обеспечение прозрачности и соблюдения международных стандартов в торговых и инвестиционных проектах;
- защита интеллектуальной собственности. США сократят незаконное использование американских государственных и частных технологий и технических знаний недружественными иностранными конкурентами. Поддерживая благоприятный для инвесторов климат, правительство США будет сотрудничать с Конгрессом для укрепления Комитета по иностранным инвестициям
в Соединенных Штатах (CFIUS), чтобы обеспечить защиту от текущих и будущих рисков национальной безопасности. Соединенные Штаты задействуют контрразведывательные и правоохранительные меры для того, чтобы сократить кражу интеллектуальной собственности из всех источников, а также будут изучать новые правовые и регулятивные механизмы предотвращения нарушения и привлечения к ответственности за нарушения;
- содействие экспорту. Правительство будет способствовать экспорту энергетических ресурсов, технологий и услуг, чтобы помочь странам союзников и партнерам диверсифицировать свои источники энергии и увеличить экспортные поступления в США.
Итак, можем констатировать, что, несмотря на некоторые принципиальные новации, курс администрации президента США на экономизацию внешней деятельности является логическим продолжением шагов, что их делал Государственный департамент на протяжении последних 20-30 лет. Причем представители как Демократической, так и оппозиционной Республиканской партии единодушно поддерживают активизацию защиты интересов американского бизнеса за рубежом. Решительная экономизация внешнеполитической деятельности в США (главным образом, благодаря ее результатам) стала примером для многих других стран и нанесла тон развития современной дипломатии.
Литература
1. Аитова А.Е. Сферы применения языка в качестве инструмента мягкой силы («soft power») // Экономика и социум. 2020. № 4 (71). С. 1088-1092.
2. Бургонов О.В., Пшеничный Г.А. Программно-целевой подход к формированию и использованию «мягкой силы» в управлении развитием предпринимательства // Экономика и управление. 2018. № 7 (153). С. 2129.
3. Данилов В.В. Особенности реализации «мягкой силы» Италии во внешней политике // Казачество. 2019. № 37 (1). С. 59-65.
4. Житнов Е.А. Методология стратегического управления спортом высших достижений и другими элементами политики мягкой силы (в контексте идеолого-спор-тивной и идеолого-образовательной логистик) // Современные исследования социальных проблем (электронный научный журнал). 2017. Т. 8. № 10-1. С. 53-79.
5. Клинова М.В. Сравнительная оценка участия государства в экономике в исследованиях ОЭСР // Проблемы прогнозирования. 2017. № 4 (163). С. 132-142.
6. Кудашова Н.Н. Перспективы БРИКС в условиях глобализации // Теории и проблемы политических исследований. 2019. Т. 8. № 5A. С. 79-89.
7. Кузнецова О.Д., Кришталь И.С. «Похищение Европы»: от плана Дауэса к программам помощи постсоветским странам // Научно-аналитический журнал Обозреватель - Observer. 2020. № 4 (363). С. 45-55.
8. Маркова Е.В., Болтунов С.А., Новиков А.И. Интел-лектуалоемкая экономика в свете идеологии нового гуманизма // Горизонты экономики. 2019. № 6 (53). С. 19-24.
9. Останин В. «Мягкая сила» и её роль в процессах глобализации // Известия Дальневосточного федерального университета. Экономика и управление. 2018. № 4 (88). С. 23-31.
10. Сорокина В.А. Страны ЕС: от культуры к экономике // Студенческая наука и XXI век. 2018. № 2-2. С. 129-131.
X X
о
го А с.
X
го m
о
м о м о
Economic instruments of soft power in regional political dialogue
Shao Jianina
Moscow State University M.V. Lomonosov
The problems of the influence of economic "soft power" are constantly in the center of attention of researchers, especially in recent years, when the "new normalcy" of the era of globalization significantly changes the "rules of the game" in international relations: limiting the possibilities of classical diplomacy within the Westphalian system, allowing the "diplomatic field "New players - multinational corporations, nongovernmental organizations, introducing new forms of diplomatic communication (" twitter diplomacy ") and the like. These innovations led to very noticeable changes precisely in the field of economic "soft power", since the economic aspects of international relations acquired decisive importance after the end of the Cold War and the military confrontation of two competing socio-political systems, giving way to peaceful, but no less acute conflicts in the process economic competition.
Keywords: instruments, soft power, economics, influence, politics.
References
1. Aitova A.E. Spheres of application of language as an instrument of soft power ("soft power") // Economy and society. 2020. No. 4 (71). S. 1088-1092.
2. Burgonov OV, Pshenichny G.A. Program-targeted approach to
the formation and use of "soft power" in the management of entrepreneurship development // Economics and Management.
2018. No. 7 (153). S. 21-29.
3. Danilov V.V. Features of the implementation of the "soft power"
of Italy in foreign policy // Cossacks. 2019. No. 37 (1). S. 59-65.
4. Zhitnov E.A. Methodology of strategic management of elite sport
and other elements of soft power policy (in the context of ideological-sports and ideological-educational logistics) // Modern studies of social problems (electronic scientific journal). 2017. T. 8.No. 10-1. S. 53-79.
5. Klinova M.V. Comparative Assessment of State Participation in
the Economy in OECD Research // Problems of Forecasting. 2017. No. 4 (163). S. 132-142.
6. Kudashova N.N. Prospects for the BRICS in the context of globalization // Theories and problems of political research.
2019.Vol. 8.No. 5A. S. 79-89.
7. Kuznetsova O.D., Krishtal I.S. "Abduction of Europe": from the
Dawes plan to programs of assistance to post-Soviet countries // Scientific-analytical journal Observer. 2020. No. 4 (363). S. 45-55.
8. Markova E.V., Boltunov S.A., Novikov A.I. Intellectual-intensive
economy in the light of the ideology of new humanism // Horizons of Economics. 2019. No. 6 (53). S. 19-24.
9. Ostanin V. "Soft power" and its role in the processes of globalization // News of the Far Eastern Federal University. Economics and Management. 2018. No. 4 (88). S. 23-31.
10. Sorokina V.A. EU countries: from culture to economy // Student science and the XXI century. 2018. No. 2-2. S. 129-131.
o
CN O CN
O HI
m x
3
<
m o x
X
