CC BY
137
НЕПРЕРЫВНОЕ МЕДИЦИНСКОЕ ОБРАЗОВАНИЕ
Эколого-биоценотические связи и эпидемиология некоторых природно-очаговых инфекций
Борисевич С.В., Грабарев П.А., Лукин Е.П., Мищенко О.А.
ФГБУ «48-й Центральный научно-исследовательский институт» Минобороны России, Московская область, Сергиев Посад-6
Исследование биоценотических связей в природных очагах инфекций с клещевым и комариным факторами трансмиссии, а также без их участия позволило выявить экологические особенности, влияющие на эпидемиологические особенности сопряженных инфекционных болезней. В основу избранного подхода положены видовой состав биоценоза, механизм выхода возбудителя из очага, путь заражения человека и особенности взаимоотношений с ним возбудителя. Для аргументации использованы результаты анализа клещевого энцефалита, оспы обезьян, вирусных лихорадок Эбола, денге, геморрагической лихорадки с почечным синдромом, крымской геморрагической лихорадки, лихорадки Западного Нила.
Ключевые слова:
биоценоз, инфекция, переносчики, природные очаги, трансмиссия, экология, эпидемиология
Инфекционные болезни: новости, мнения, обучение. 2018. Т. 7, № 3. С. 114-126.
doi: 10.24411/2305-3496-2018-13017 Статья поступила в редакцию: 19.03.2018. Принята в печать: 13.07.2018.
Ecological and biocenotical relations and epidemiology of some natural foci viral infections
Borisevich S.V., Grabarev P.A., 48th Central Scientific Research Institute, Sergiev Posad-6, Moscow
Lukin E.P., Mishchenko O.A. Region
The investigation of biocenotical relations in their foci on infections with tick and mosquito transmission factors and without their involvement, has allowed to reveal ecological peculiarities that have influence on epidemiological manifestations of the infectious diseases. The species structure of biocenosis the going out mechanism of an infectious agent from natural foci, the mode of human infection, and peculiarities of interactions between infectious agent and human being have been placed in the basis of the chosen approach. The analytical results on tick-borne encephalitis, monkey smallpox, denge fever, Ebola fever, West Nile fever, hemorrhagic fever with renal syndrome, Crimean hemorrhagic fever have been used.
Keywords:
biocenosis, infection, transmitters, natural foci, transmission, ecology, epidemiology
Infectious Diseases: News, Opinions, Training. 2018; 7 (3): 114-26.
doi: 10.24411/2305-3496-2018-13017 Received: 19.03.2018. Accepted: 13.07.2018.
Известно, что на территории разных континентов существуют природные очаги многих опасных для человека вирусных инфекций. В поддержании этих очагов наиболее значительна роль теплокровных животных и кровососущих переносчиков. Именно они являются активными участниками сохранения в природе возбудителей, которые после выхода из природных очагов могут поражать людей. Раскрытие сложившегося многообразия экологических аспектов эпидемиологии природно-очаговых инфекций важны для разработки мер противодействия их широкому распространению. Эффективность мероприятий по профилактике этих инфекций в определенной степени зависит от учета особенностей экологии их возбудителей, условия сохранения которых в природе обусловлены характером взаимоотношений с обитающими в очагах переносчиками или персистентны-ми носителями инфекций. Они обеспечивают не только существование природных очагов возбудителей, но и их распространение за пределы очага. Именно поэтому большие эпидемии возникают вне пределов природных очагов инфекций. Например, во время желтой лихорадки в Эфиопии в 1959-1960 гг. заболели свыше 300 тыс. человек, из них более 50 тыс. погибли. Японский энцефалит ежегодно поражает до 75-170 тыс. человек [1, 2].
Очевидно, что только при учете связи вирусов с окружающей средой и путей их распространения возможен успех мероприятий по снижению заболеваний этими инфекциями. При этом непростыми являются организация и проведение комплекса мер по их контролю, поскольку они определяются разными типами экологии вирусов и связанными с ними особенностями эпидемиологических проявлений.
Наряду с некоторыми общими характеристиками природных очагов для каждого из них существуют только ему присущие особенности. Это прежде всего пространственная структура и географическая привязанность очага, его экологический тип, характер биоценоза, механизм трансмиссии в нем возбудителя и способность переносчика к сохранению и амплификации патогена.
Эволюционно сложившиеся различия экологических факторов обеспечивают неопределенно долгое выживание возбудителей в природе, при этом их эпидемиологическое значение определяется способом передачи от одного организма другому. На этом основании экологический тип природного очага может быть разделен на контагиозный, при котором возбудитель передается непосредственно между позвоночными обитателями очага, и трансмиссивный, т.е. с участием кровососущих переносчиков, а также аэрогенный и алиментарный. Эпидемиологический подход при этом к объяснению причин возникновения заболеваний при-родно-очаговыми инфекциями должен базироваться на раскрытии научно обоснованных механизмов выхода вирусных популяций за пределы обычных для них экологических ниш. В данном случае важно сопоставлять соотношение внутрипопуляционных и биоценотических процессов, происходящих в природных очагах, с динамикой возникающих болезней.
На примере клещевого энцефалита и геморрагической лихорадки с почечным синдромом достаточно хорошо из-
вестно, что возбудители этих инфекций успешно выдерживают антропогенную трансформацию существующих ландшафтов и природные очаги могут появиться в пределах населенных пунктов. В новых биотопах урбанизированной среды возникают и формируются синантропные популяции кровососущих переносчиков.
Следует также учитывать, что глобализация, рост международного туризма, миграционные процессы расширяют существующие ареалы инфекций, они могут появиться на ранее свободных от них территориях.
На выход возбудителей из присущих им экологических ниш влияние оказывает появление также более патогенных генотипов и вариантов возбудителей, склонных к эпидемическому распространению. Наглядным примером появления изменчивости является II генотип лихорадки Западного Нила. Его перенос из африканского очага в Европу и США вызвал заболевания тысяч людей в этих странах и стал причиной ее широкого распространения по всему Американскому континенту [3].
Вероятно, результатом смены генотипов и выходом вирусов из природных биоценозов стало неожиданное для органов здравоохранения появление в 2002 г. тяжелого острого респираторного синдрома (ТОРС, SARS), а затем в 2012 г. ближневосточного респираторного синдрома (БВРС, MERS) [1, 4].
Появившийся в провинции Гуандун Китая и будучи занесенным в Гонконг возбудитель ТОРС распространился в 29 стран мира, вызвав заболевания 8422 человек и гибель 916 из них [1]. Из стойких очагов японского энцефалита, существующих в джунглях Индонезии, происходит ежегодный вынос его вируса на территорию Юго-Восточной Азии и Индии с инфицированием до 160 тыс. человек.
В естественных условиях варианты вирусов, вероятно, возникают вследствие их длительной циркуляции в биотопах, с изменившимся составом биоценоза. В связи с этим природный очаг в конкретном географическом ландшафте может значительно увеличить свой ареал, что в определенной степени зависит от наличия в нем чувствительных к появившемуся возбудителю обитателей очага. Возбудителей за пределы природных очагов распространяют мигрирующие млекопитающие, птицы, совершающие межконтинентальные перелеты, переносчики, завезенные современным транспортом. Показательно в этом отношении появление в Австралии в конце XX в. японского энцефалита, который возник вследствие перемещения воздушными потоками зараженных комаров через Торесов пролив [1]. Своевременное выявление подобного факта и обоснованный прогноз возможных его последствий позволяют с опережением спланировать комплекс мер по предупреждению заболеваний конкретной инфекцией.
В табл. 1 представлены 3 группы природно-очаговых инфекций, возбудители которых распространяются иксодо-выми клещами, комарами или же вследствие прямого контакта с инфицированными сочленами природных очагов. Приведены наиболее характерные для этих групп экологические показатели, определяющие их эпидемиологические особенности.
Таблица 1. Систематизированный перечень экологических признаков, влияющих на эпидемиологию природно-очаговых инфекций
Вирус Экологический тип природного очага Ландшафтный тип природного очага Основной видовой состав биоценоза Механизм выхода вируса из природного очага Способ заражения человека Клинические проявления болезни Особенности взаимоотношения вируса с человеком
Клещевого энцефалита Трансмиссивный Таежные, лесные территории Евразии Полигостальный: млекопитающие, птицы, иксодовые клещи Иксодовыми клещами, млекопитающими, птицами Преимущественно иксодовыми клещами при кровососании и с молоком коз От инаппарантных до тяжелых форм с парезами и параличами. Летальность - от 3 до 29% Для вируса человек является тупиковым хозяином
Крымской геморрагической лихорадки Трансмиссивный, конта гиозный Лесостепные, степные, горностепные, пойменные биотопы стран Африки, Европы,Азии Полигостальный: млекопитающие, птицы, иксодовые клещи Иксодовыми клещами, млекопитающими, птицами Иксодовыми клещами при кровососании, контакт с больными людьми и животными Лихорадка, интоксикация, геморрагические проявления. Летальность - до 30% Больной человек является источником инфекции для окружающих
Лихорадки Западного Нила Трансмиссивный Регионы влажного тропического, субтропического и умеренного климата Африки, Европы, Азии и Америки В основном врановые птицы, комары, преимущественно рода Culex Перелетными птицами в сезон миграции. Перенос транспортом инфицированных комаров Комарами при кровососании От инаппарантных до менингеальных форм с преходящими параличами и парезами. Летальность - в среднем до 10%. Для вируса человек является тупиковым хозяином
Лихорадки денге Трансмиссивный Регионы влажного тропического климата Юго-Восточной Азии, Центральной и Южной Америки, юга Африки Преимущественно обезьяны, комары, в основном рода Aedes Мигрирующими обезьянами. Вы воз транспортом инфицированных комаров Комарами при кровососании От бессимптомных до тяжелых с геморрагическими проявлениями. Летальность - до 5% Человек - источник инфекции, на нем заражаются комары
Геморрагической лихорадки Эбола Контагиозный, алиментарный Тропические леса Центральной и Западной Африки Крыланы семейства Pteropodiadae, человекообразные обезьяны Мигрирующими обезьянами и крыланами При контакте с носителями вируса: крыланами, обезьянами; с больными и умершими людьми Выраженная интоксикация, геморрагический синдром. Летальность -до 40% Человек - источник инфекции для окружающих
Оспы обезьян Аэрогенный, конта гиозный Тропические леса Центральной и Западной Африки, средняя часть бассейна реки Конго Белки 2 родов, другие грызуны Мигрирующими белками, частично обезьянами При контакте с носителями вируса: белками, обезьянами Лихорадка, интоксикация, сыпь. Летальность -до 11% Человек может быть источником инфекции
Инфекиии, возбудители которых распространяются иксодовыми клешами
Среди кровососущих членистоногих - переносчиков возбудителей природно-очаговых трансмиссивных инфекций большое значение имеют иксодовые клещи. Их участие в циркуляции возбудителей в существующих очагах предопределено способностью личиночной, нимфальной и имагинальной фаз развития клещей питаться на различных хозяевах. Широкий круг прокормителей - потенциальных носителей возбудителей инфекций определяет возможность любой активной формы развития иксодид как воспринять, так и передать при кровососании тот или иной патоген [5].
В противоположность теплокровным организмам, у которых при инфицировании возникают иммунные реакции, у кровососущих членистоногих нет эффективных систем, обеспечивающих инактивацию передаваемых ими возбудителей вирусной и риккетсиозной природы. Подобные патогены сохраняются в переносчиках, в том числе в иксодовых клещах, в течение всей жизни. Кроме того, они способны передать возбудитель своему потомству. Длительность сохранения возбудителей таких вирусных инфекций, как клещевой энцефалит, крымская геморрагическая лихорадка, связана с их возможностью не только переживать, но и размножаться в клещах [6].
Клещевой энцефалит (КЭ) - природно-очаговая трансмиссивная, передающаяся иксодовыми клещами инфекция с преимущественным поражением нейронов центральной нервной системы (ЦНС). К настоящему времени установлено 26 геновариантов вируса, из них доминантными являются дальневосточный, сибирский и европейский [7, 8]. В распространении вируса принимают участие клещи Ixodes persulcatus, I. ricinus, Haemaphisalis concinna, H. japonica, Dermacentor silvarum, D. pictus, D. marginatus. Наибольшее эпидемиологическое значение имеют I. persulcatus и I. ricinus [9, 10].
I. persulcatus на Дальнем Востоке, Урале и в Восточной Сибири обитает в хвойных, широколиственных и смешанных лесах. В небольших количествах встречается в лесных насаждениях вблизи или в пределах населенных пунктов вследствие их заноса из основных биотопов птицами, мышевидными грызунами и различными домашними животными.
Лесной клещ I. ricinus обитает в природных очагах Европейского континента, в основном в лиственных и хвойно-ли-ственных лесах, в сравнительно открытых с кустарниковыми зарослями пространствах, в городских парках, скверах и на кладбищах.
Характерной особенностью существования природных очагов КЭ является многообразие экологических связей переносчиков и теплокровных животных, служащих их про-кормителями и тем самым участвующих в циркуляции возбудителя. Основу очага КЭ составляют клещи, сохраняющие возбудитель в течение всей жизни и передающие его транс-овариально. В жизненном цикле вируса важна роль таких грызунов, как рыжие полевки, бурундуки, белки, землеройки, а также птиц и крупных лесных животных. В зимнее время вирус сохраняется в переносчиках. Напряженность
природного очага определяется в основном численностью клещей - носителей вируса, которая обычно находится в пределах 2-5% [11]. Вынос возбудителя за пределы природных очагов осуществляется прокормителями личиночной и нимфальной фаз развития клещей - различными мышевидными грызунами, птицами, а взрослых клещей - в основном домашними животными.
Человек подвергается нападению почти исключительно взрослых клещей. Клещи проникают под одежду человека и чаще всего прикрепляются в области головы, шеи, плеча, промежности. Акт присасывания и первые дни кровососа-ния люди обычно не ощущают, поскольку в слюне клеща содержится анестезирующее вещество.
Возбудитель КЭ самцы и самки способны передать даже при кратковременном присасывании, поскольку уже в первые минуты они вводят со слюной достаточное для заражения человека количество вируса [5]. До 95,9% случаев заболевания людей является следствием их заражения клещами при кровососании. Алиментарный путь при употреблении молока больных коз занимает 1,7% [12].
Специалистами нашей страны установлен удивительный феномен, влияющий на распространение вируса КЭ. Ими показано, что присосавшиеся к телу человека либо животного или находящиеся на коже клещи содержали вирус КЭ в 10-12 раз чаще, чем клещи, собранные с растительности [13]. Данное явление в определенной степени подтверждено и в лабораторных опытах. У зараженных вирусом КЭ клещей I. persulcatus локомоторная активность, т.е. движение к объекту нападения, была значительно выше [5].
Крымская геморрагическая лихорадка (КГЛ) - вирусный природно-очаговый зооантропоноз, характеризующийся высокой температурой, общей интоксикацией и выраженным геморрагическим синдромом. Возбудитель болезни передается иксодовыми клещами. Болезнь известна также как Конго-Крымская геморрагическая лихорадка. Существует 7 генотипов вируса.
Вирус высококонтагиозен, что неоднократно подтверждено заражением людей при раздавливании незащищенными руками инфицированных клещей, снятых с домашних животных, а также внутрибольничными заболеваниями [14-16].
В природных очагах КГЛ на территории РФ к сохранению вируса причастны 18 видов иксодовых клещей [15]. Доминирующим переносчиком являются клещи Hyalomma marginatum (до 95,4%), хотя возбудитель выделен также из других видов клещей, в частности из Dermacentor marginatus, Rhipicephalus rossicus, Ixodes ricinus [17]. В пределах нашей страны природные очаги КГЛ приурочены к полупустынным, степным, лесостепным, горностепным и пойменным ландшафтам. Эти очаги расположены в Южном и Северо-Кавказском федеральных округах, территориально ограничены изолиниями устойчивой температуры воздуха +10 °С. Основной трансмиссант вируса клещ H. marginatum зимует в стадии имаго, укрываясь в листве лесополос, копнах сена, зарываясь в землю. Вирусофорность клещей в зависимости от напряженности очага варьирует от 0,5 до 80%. В нескольких очагах Ставропольского края в 2000-2004 гг. она варьировала в пределах 5,5-16,4% и была выше в кле-
щах, собранных со скота [17]. В популяции переносчиков вирус сохраняется неопределенно долгое время за счет вертикальной передачи от инфицированных самок через яйцекладки последующим фазам развития клещей: личинкам, нимфам, имаго. Эти особенности носителей вируса и поли-гостальность их прокормителей обеспечивают стойкое сохранение и амплификацию возбудителя КГЛ, его стабильную циркуляцию в природном очаге [16].
Расширение биотопов и формирование разной длительности существования новых очагов КГЛ связано с миграцией животных и птиц, участвующих в циркуляции вируса. Личиночная и нимфальная стадии развития клещей питаются на чувствительных к вирусу мышевидных и более крупных грызунах и птицах наземного образа жизни, а взрослые клещи -на крупных диких и сельскохозяйственных животных.
На сопредельных с Российской Федерацией территориях (Казахстан, Средняя Азия, Закавказье) в жизненном цикле вируса КГЛ участвуют другие виды клещей рода Hyalomma: H. asiaticum, H. anatolicum, H. turanicum [16], на Балканах H. marginatum [18].
Заболевания людей носят четко выраженный сезонный характер, зависящий от начала активности клещей, связаны с наступлением теплой погоды с температурой 10-15 °С. Максимальное количество заболевших в России появляется в третьей декаде мая, в начале июня и в сентябре заболевания обычно заканчиваются [17]. С 1944 по 2012 г. в странах Африки, Европы и Азии, эндемичных по КГЛ, переболели 7924 человека [18], в России с 1999 по 2013 г. - 1654, с 2011 по 2015 г. - 483 человека [19].
Групповые заболевания людей возникают при забое и разделке туш инфицированных животных и нередко отмечаются среди медицинского персонала, оказывающего срочную помощь больным с различными кровотечениями. Удельный вес случаев КГЛ в лечебных учреждениях составляет 0,2% [14].
Летальность без специфического лечения (рибавири-ном) достигает 38%, а при внутрибольничных вспышках -80%, в Российской Федерации в 2009-2013 гг. она составила 4,5% [14, 20].
Из вышесказанного очевидно, что экологической особенностью природных очагов клещевых инфекций является их стойкое существование, обусловленное наличием в биоценозе инфицированных клещей, а также сезонный характер их активности.
Инфекиии, возбудители которых распространяются кровососушими комарами
Эффективность трансмиссии различных возбудителей кровососущими комарами определяется присущими им экологическими и биологическими особенностями. Для многих видов этих насекомых характерна назойливость, высокая агрессивность по отношению к животным и человеку. Они активно отыскивают объект нападения, длительно его преследуют и успокаиваются лишь после насыщения кровью. Наиболее агрессивны они при тихой и безветренной погоде, высокой влажности и температуре в пределах
от 25 до 30°. Кроме зрительных и обонятельных стимулов, комары привлекаются к объекту нападения звуками, издаваемыми самками (эффект приглашения). Поэтому за сравнительно короткое время количество нападающих насекомых может быстро возрасти, что значительно увеличивает возможность передачи возбудителя инфекции [21-23].
После прокола кожи, перед началом кровососания, самка комара со слюной впрыскивает пероксидазу, которая нейтрализует норэпинефрин и серотонин, поддерживающие тонус кровеносных сосудов. Вследствие этого близлежащий капилляр расширяется, самка комара разрезает хоботком его стенку, вводит хоботок в просвет капилляра и начинает кровососание. Причем акт поглощения крови чередуется с впрыскиванием слюны, содержащей антитромбиновый белок, препятствующий свертыванию крови. Если в слюне содержится вирус, патогенный для донора, его заражение неотвратимо [24]. В течение своей жизни самки комаров неоднократно сосут кровь. И при каждом кровососании увеличивается возможность воспринять и передать тот или иной возбудитель. В случае прерванного по разным причинам кровососания комар может напасть на другой объект, который также может быть инфицирован [25].
Лихорадка Западного Нила (ЛЗН) - острая природно-очаговая вирусная инфекция с лихорадкой, сильной головной болью, лимфаденопатией, миалгией, часто артралгией, иногда сыпью и примерно в 10% случаев поражением ЦНС.
Повышенное внимание к ЛЗН в настоящее время связано с тем, что эта инфекция, известная с 1937 г. как доброкачественное легкое заболевание, существенно расширила свой ареал, вызвав значительные вспышки в странах Европы и Америки в конце XX - начале XXI в. Вслед за вспышкой ЛЗН в Румынии в 1996 г. возникла аналогичная по масштабам вспышка в Астраханской и Вологодской областях России [21, 23]. Одновременное появление болезни в странах вне Африканского континента, расположенных в бассейнах Волги и Дуная, стало следствием заноса вируса ЗН нового, II генотипа, ранее не встречавшегося в Европе. «Импорт» был реализован зараженными мигрирующими птицами, возможно, клещами или комарами из постоянно действующих очагов Центральной Африки.
В августе 1999 г. произошел трансатлантический перенос вируса ЛЗН из Старого Света (Европы, Африки) на Американский континент - в Нью-Йорк. Как считает Д.К. Львов [1, 23], «интродукция вируса могла произойти с завозом в самолетах или на кораблях зараженной популяции комаров Culex pipiens, C. univittatus и, что особенно важно, C. pipiens molestus».
В первые 3 года после появления вируса в 1999 г. в Нью-Йорке и его окрестностях количество заболевших измерялось десятками, с 2002 г. и в последующие годы инфекция поразила тысячи людей [3, 21]. Распространение возбудителя и, соответственно, заболевания людей связаны с такими экологическими факторами, как адаптация вируса к орнитофауне Американского континента и включение в циркуляцию возбудителя местных переносчиков.
Безусловно, амплификатором вируса ЗН наряду с комарами являются птицы. Возбудитель ЛЗН неоднократно выделяли от птиц, принадлежащих к разным таксономическим
группам. Ведущую роль в поддержании популяции вируса играют вороны, галки, грачи, голуби, утки, бакланы, крачки и др. [26]. В эндемичных очагах Африки, Европы и Азии у птиц инфекция обычно протекает бессимптомно, лишь в редких случаях отмечаются явления энцефалита и летальный исход. На Американском же континенте у ворон и грачей развивается острая форма инфекции с их гибелью. Гибель ворон использовалась в США в качестве индикатора, прогнозирующего возможность заболевания людей [1, 3].
Следует учесть значение обитающих в гнездах птенцов в циркуляции вируса, поскольку неоперенные птенцы по сравнению со взрослыми птицами более доступны для нападения на них кровососов [25]. Иногда финалом этих нападений является гибель птенцов вследствие сильной кро-вопотери.
Относительно малая продолжительность жизни многих видов птиц обусловливает наличие в их популяции небольшой иммунной прослойки. Это обстоятельство, а также присущая им подвижность, скопления в большие стаи, систематические миграции, межконтинентальные перелеты, множественность экологических связей, чувствительность к возбудителю определяют их существенную роль в эпидемиологии ЛЗН. К циркуляции вируса ЗН имеют отношение более 200 видов птиц [23].
Основными переносчиками, причастными к заболеванию человека ЛЗН, являются комары рода Culex, которые освоили для своего обитания не только естественные биотопы, но и населенные пункты. Заносу в них вируса способствуют C. pipiens pipiens, поскольку он полигостален, т.е. нападает на диких, синантропных и домашних птиц и, что важно, на человека. Существенная роль в поддержании и распространении вируса в Российской Федерации принадлежит также комарам C. univittatus, C. modestus, Mansonia richiardii [23].
Возможность длительного существования в природных очагах вируса ЗН определяется также его пластичностью, что проявляется адаптацией к иксодовым и аргасовым клещам. Последние сохраняют вирус в течение всей жизни, передают его трансовариально, по ходу метаморфоза и при кровососании. Эти членистоногие играют основную роль в поддержании природных очагов в межэпидемический период, когда трансмиссия вируса комарами затруднена или полностью исключена.
Человек является тупиком для вируса ЗН, поскольку его концентрация в крови недостаточна для заражения комаров. Но человек весьма чувствителен к инфицированию этим возбудителем, оно возможно при переливании донорской крови [1].
Потеплением климата, а также существованием природных очагов на территории России в Астраханской области можно объяснить появление ЛЗН в эпидемические сезоны и ее распространение на более северные регионы страны, в частности в Волгоградскую, Воронежскую и Саратовскую области.
Лихорадка денге - природно-очаговая трансмиссивная инфекция с высокой температурой, выраженной интоксикацией, артралгией, миалгией, сыпью. В осложненных случаях болезнь протекает с геморрагическим синдромом и летальностью до 5%.
Основные очаги инфекции находятся в странах тропического и субтропического климата Юго-Восточной Азии, Центральной и Южной Америки, Карибского моря, Центральной Африки.
Лихорадка денге трансмиссивная инфекция, возбудитель которой передается кровососущими комарами. Она существует в 2 формах: лихорадка денге джунглей и лихорадка денге населенных пунктов. При первой форме резервуаром возбудителя являются различные виды обезьян - обитатели тропических лесов. Переносчиками вируса служат Aedes albopictus, A. polinesiensis, A. scutellaris, A. niveus и др. Эти виды комаров поддерживают существование энзоотических очагов инфекции [1, 27]. В населенные пункты вирус заносят инфицированные обезьяны, совершающие набеги на плантации сельскохозяйственных культур, а также комары A. albopictus и A. niveus, способные нападать как на животных, так и на человека.
В природных очагах обычно заражаются работники лесных профессий, охотники, геологи и др. При их появлении в населенных пунктах они становятся причиной возникновения вспышки лихорадки. Возможен также завоз зараженных комаров всеми видами современного транспорта. В этом случае лихорадка денге является антропонозом, поскольку человек - единственный источник инфекции. Заражение питающихся на нем комаров возможно в последние часы инкубационного периода и первые 3 дня болезни. В распространение вируса среди людей включается антропофильный комар Aedes aegypti, способный размножаться в любых емкостях хозяйственного и бытового назначения, содержащих воду. Воспринятый при кровососании вирус самка комара передает спустя 8-10 дней, т.е. по окончании внешнего инкубационного периода. Она сохраняет вирус в течение всей жизни и способна заражать человека при каждом последующем кровососании.
Заболеваемость лихорадкой денге находится в прямой зависимости от численности переносчиков ее возбудителя -комаров A. aegypti. Она существенно возрастает после сезона дождей. Этот вид широко распространен между 35° северной и 35° южной широты, где климатические условия способствуют его быстрому размножению. Он относится к активно нападающим кровососам.
Лихорадка денге является серьезной проблемой для национального здравоохранения многих стран мира и представляет реальную эпидемическую угрозу [28]. Подобным примером служат 2 крупномасштабные эпидемии в Республике Куба. В 1977 г. переболели денге более 500 тыс. человек, в 1981 г. - более 400 тыс. Во время второй эпидемии у 10 тыс. человек возникла геморрагическая форма лихорадки, вследствие которой погибли 158 человек, из них 101 ребенок [29]. Это значительно превышает подобный показатель для Юго-Восточной Азии. Примечательно, что после первой эпидемии 1977 г. гемагглютинирующие антитела обнаружены у 44,46% населения Кубы [30], что свидетельствует о чрезвычайно широком распространении в стране вируса комарами. Нередко лихорадку денге регистрируют за пределами эндемичных территорий, например в Российской Федерации в 2013 г. выявлено 170 завозных случаев, в 2016 г. - около 200 [31].
Инфекиии, возбудители которых распространяются без участия кровососущих переносчиков
Природные очаги этой группы инфекций существуют во многих странах различных континентов. Для первично заболевших этими инфекциями обязателен контакт с обитающими в очагах естественными носителями возбудителей либо с инфицированными ими предметами внешней среды. Устойчивость очагов и распространение болезни обеспечивают многие виды теплокровных животных, в организме которых возбудитель может размножаться, а иногда и пер-систировать длительное время. Восприимчивому объекту, в том числе человеку, патоген в таком случае может передаваться путем непосредственного контакта с источником инфекции, аэрогенно, при вдыхании зараженного аэрозоля и алиментарно с загрязненными продуктами питания или водой. Причем для конкретной нозооформы возможны все способы заражения, но обычно доминирует один из них.
Значение различных видов млекопитающих, обитателей очагов, в эпидемиологии инфекций этой группы может значительно различаться, поэтому их обычно делят на основных, определяющих существование природного очага, и второстепенных, которые вовлекаются в распространение возбудителей и иногда доминируют, особенно в случаях их массового размножения и последующей миграции.
К основным представителям биоценоза для ряда при-родно-очаговых инфекций, таких как туляремия, ГЛПС, оспа обезьян, следует прежде всего отнести разные виды грызунов, популяции которых отличаются высокой и стабильной численностью. Грызуны заселяют большие пространства, у них налажены активные связи между отдельными поселениями. Эти признаки оказывают прямое воздействие как на существование очагов, так и на выход возбудителей из занимаемых ими экологических ниш.
Менее значимые обитатели природных очагов отличаются меньшей, иногда неустойчивой численностью, поэтому у них реже происходят встречи с тем или иным патогеном. Но эта группа инфекций может существовать только в том случае, если происходит прямая передача возбудителя между населяющими очаг особями, по типу животное-животное. А эпидемический процесс, его возникновение и распространение, связанное с грызунами, зависят от многообразия факторов, определяющих закономерности, характеризующие последующий переход инфекции на человека.
Геморрагическая лихорадка с почечным синдромом (ГЛПС) - это зооантропоноз, ассоциированный с ханта-вирусами различных генотипов, эндемичных для Евразии и Африки [32-34]. Второй вариант болезни хантавирусной этиологии - хантавирусный кардиопульмональный синдром (ХПС, ХКПС), эндемичен для стран Северной и Южной Америки [35-38].
Хантавирусы формируют отдельный род семейства Han-taviridae, объединяющий свыше 45 вариантов, отличающихся по генетическим и серологическим показателям. Они не привязаны к конкретным ландшафтным типам биотопов. Их гено-молекулярная вариабельность обусловлена видовой принадлежностью грызунов - носителей вируса.
На европейской части территории России ГЛПС вызывают генотипы вирусов Пуумала, Тула, Сочи, Саарема, на Дальнем Востоке - Амур, Сеул, Хантаан, в Европе, в частности на Балканах, - генотипы Добрава.
Почти все известные к настоящему времени генотипы хантавирусов выделены от сибирских леммингов, землероек, полевок, хлопковых крыс, длиннохвостых хомяков, а также от летучих мышей. Строго очерченных ареалов природные очаги хантавирусов в связи с высокой подвижностью грызунов не имеют. Их обычный ареал определяется территорией обитания грызунов и некоторых видов крылановых. Распространены они на значительной части земного шара, включая приполярную тундру и Экваториальную Африку, за исключением высокогорья, Арктики и Антарктиды с круглогодичной отрицательной температурой. В России природные очаги хантавирусов выявлены в 61 субъекте 6 федеральных округов [32, 39]. В природных биотопах Европы обитают носители вируса: рыжая и обыкновенная полевка, лесная и желтогорлая мыши, полевые мыши, кроты, на Дальнем Востоке - восточноазиатская и полевая мыши, в городских стациях на всех территориях - серые крысы [35-38].
Инфицированность зверьков, носителей вируса, колеблется в широких пределах и зависит от места нахождения биотопа, сезона его обследования и вида вирусоносителя. В частности, в Приволжском федеральном округе в период эпизоотического процесса она достигала 22,5-82,0, в Приморском крае - 28,0-38,0, в Кавказских Минеральных Водах - 20,8, в стациях Черноземных областей России - 23,183,8% [32, 39]. В Германии, Нидерландах, Швеции, Эстонии в 2015 г. вирус у обыкновенных полевок определялся в пределах 12,0-45,0% [39].
Существование хантавирусов определяется их непрерывной циркуляцией в цепи грызун-грызун, без участия переносчиков. Грызуны заражаются друг от друга аэрогенно пылевым инфицированным аэрозолем непосредственно в своих гнездах. Персистенция хантавирусов в мышах весьма длительна: в рыжих полевках она прослежена в течение 1 года.
В окружающую среду вирус попадает со слюной, мочой и фекалиями инфицированных зверьков. Человек заражается аэрогенно, вдыхая инфицированный аэрозоль, и, реже, при употреблении зараженных мышами пищевых продуктов, нередко при посещении леса, сенокошении, заготовке дров, сборе дикоросов, при соприкосновении с грызунами или загрязненными предметами внешней среды.
Болезнь регистрируется в течение всего года, с выраженным повышением в августе-декабре. В России заболеваемость ГЛПС колеблется в значительных пределах. Например, в 2005 г. заболели 2330 человек, а в 2014 г. - 11 395. В США с 1993 по 2012 г. зарегистрировано 634 случая хантавирус-ного пульмонального синдрома [35].
Геморрагическая лихорадка Эбола - вирусное высококонтагиозное заболевание с выраженным геморрагическим синдромом, летальностью до 90%. Возбудитель - эболави-рус принадлежит к наиболее патогенным для человека филовирусам семейства Filoviridae порядка Mononegavirales. EV включает 4 африканских генотипа: заирский (EBOV-Z), суданский (EBOV-S), Золотого Берега или Тайского леса
(EBOV-TFV), бундибуджио (EBOV-B) и 1 азиатский - рестон-ский (EBOV-R). Названия вариантов EV происходят от обозначения мест географического выявления болезни или обнаружения возбудителя. Генотипы EBOV-Z, EBOV-S, EBOV-B наиболее патогенны для человека, с EBOV-TFV с момента его обнаружения в 1994 г. известен лишь 1 случай заболевания человека. EBOV-R причастен к инфицированию людей без последующих заболеваний и может вызывать эпизоотии среди свиней [40].
Вирус сохраняет жизнеспособность в различных биосубстратах от больных людей и приматов (кровь, грудное молоко, отделяемое из носа, сперма), на поверхности тела -до 7 сут, фрагменты РНК в крови обнаружены до 40 сут. Концентрация вируса в крови приматов находится в пределах 2х105-1х107,2 БОЕ-мл-1 [41-43].
Природные очаги EV из-за высокой миграции носителей вируса - рукокрылых - неустойчивы. Им свойственны суточные (до 30-40 км) и сезонные (до 2500 км) миграции вдоль русел рек в зоне влажных экваториальных тропических лесов Африки [42, 44]. На основании данных по заболеваемости EV контур активной эпидемической зоны в виде эллипса над бассейном реки Конго охватывает территорию 5 государств Центральной и Юго-Западной Африки: Демократическую Республику Конго (бывший Заир), Республику Конго, Южный Судан, Уганду и Габон.
Что касается роли рукокрылых в существовании вируса EV, следует отметить, что они многочисленны в африканской фауне в зоне распространения болезни и доступны для местных жителей как объект охоты. Из 9 видов рукокрылых, наиболее вероятных носителей вируса, ^-антитела выявлены у молотоглава, ошейникового крылана, эполетового крылана Франке. В крови 48% обследованных египетских крыланов одновременно присутствовали ^-антитела против EV и вируса Марбург. Количество положительных находок у беременных самок было вдвое больше по сравнению с небеременными. Насекомоядных летучих мышей (ангольский складчатогуб) связывают с возникновением вспышки EV в Гвинее в 2013-2015 гг. [44].
По результатам положительных находок у рукокрылых, у которых присутствие возбудителя не нарушает присущую им жизнедеятельность, их считают естественным резервуаром и амплификатором EV в природе [45]. Они же служат первичным источником заражения людей и обезьян. Последние играют роль вторичного, временного резервуара EV, его амплификатора и источника заражения людей. Передача вируса в популяции рукокрылых происходит со слюной на фруктовых плодах, при драках. Инфицирование возможно также во время спаривания.
Население стран Западной и Центральной Африки из-за нехватки протеинов и запрета по религиозным убеждениям употреблять свинину интенсивно охотится на крыланов, лесных антилоп и нередко использует в пищу крупных приматов, найденных мертвыми в лесу [42, 46]. Добыча становится источником заражения охотников с последующим развитием вспышки. От одного первичного больного возникает цепь заболеваний до 8-25-385 пациентов [47]. По результатам наблюдений с 1976 по 2014 г. отмечены интервалы между вспышками (период «эпидемиологического молчания»)
с длительностью от 2 мес до 18-25 лет. Добытых животных употребляют в пищу не только охотники, члены их семей, но и покупатели торговых точек, куда регулярно поставляют убитых рукокрылых. Заражение охотников и людей, разделывающих добычу, происходит при контакте с кровью, внутренними органами крыланов, а иногда и обезьян. Последующие заболевания носят внутрисемейный и бытовой характер, обусловленный выполнением значительной частью населения традиционных обрядов похорон с обязательным прикосновением к телу усопшего, его омовением и последующим ополаскиванием своих рук в общей чаше [47, 48]. Имели место и внутригоспитальные вспышки вследствие заражения при повторном использовании игл и шприцев без их стерилизации. Известна также вспышка лихорадки в Демократической Республике Конго после хирургической операции, когда заболели 66 человек, в том числе 9 медицинских работников, 7 из них умерли [40]. При контактах с кровью больных заражение возможно в острый период болезни, а также в связи с сохранением жизнеспособности вируса в период реконва-лесценции до 40-82 сут. Наивысший риск связан с контактом с жидкостями трупа. Прикосновение к телу покойника опасно заболеванием в 34,4% [47]. Алиментарный путь, связанный с поеданием сырого мяса рукокрылых или обезьян, а также загрязненных слюной крыланов фруктов, наиболее вероятен.
С 1976 по 2015 г. в Африке лихорадкой Эбола переболели 31 021 местных жителей. Зарегистрированы случаи завоза инфекции в европейские страны (Англия, Германия, Италия, Норвегия). Заболели 9 человек, 1 из них умер. В США - 10 заболевших, умерли 2 [40].
Оспа обезьян (ОО, у человека) - антропозооноз с обширным стойким ареалом во влажных тропических лесах центральных провинций Демократической Республики Конго, Центральной и Западной Африки. Болезнь у человека протекает как острое лихорадочное заболевание различной степени тяжести с интоксикацией и высыпаниями на коже и слизистых. Летальность - до 11%.
Возбудитель болезни - ДНК-содержащий поксвирус из семейства Poxviridae. По молекулярно-генетическим особенностям генома вируса ОО различают подгруппу Западной Африки и подгруппу бассейна реки Конго. Оба геноварианта вызывают заболевание людей, однако второй более вирулентен [49].
Впервые ОО выявлена в 1958 г. в Дании у обезьян, завезенных из Сингапура. Затем с 1959 по 1971 г. было зарегистрировано 10 вспышек этой инфекции среди обезьян, импортированных в страны Европы и США из Юго-Восточной Азии и Японии. При исследовании 2265 сывороток крови 14 видов обезьян, отловленных в странах Африки и Юго-Восточной Азии, лишь в 3 из них обнаружены специфические антитела к вирусу ОО [50, 51]. Очевидно, что обезьяны не являются постоянными участниками циркуляции вируса в действующих природных очагах ОО. Вследствие определения специфических антител у других видов животных, в частности грызунов, и прежде всего в странах с регистрируемой заболеваемостью людей было установлено, что к циркуляции вируса ОО в природе причастны полосатые и древесные белки, гамбийские крысы, попрыгунчиковые
землеройки, дикобразы. На основании получения изолята возбудителя ОО вблизи места заболевания людей от древесной белки установлено ее участие в жизненном цикле вируса в природе [53]. Устойчивый природный очаг возбудителя существует лишь в Африке и привязан к трем экваториальным провинциям Демократической Республики Конго, расположенным в зоне влажных тропических лесов. Он ограничен 10° северной и южной широты и 15° западной и 29°50' восточной долготы.
Кроме африканских грызунов, к вирусу чувствительны и другие их виды: луговые собачки, земляные белки, сурки. При искусственном заражении у них возникает болезнь с высыпаниями на коже. В природных очагах в популяциях грызунов инфицирование происходит от больных особей, в кожных поражениях которых концентрация вируса достигает 1х106 оспин-образующих единиц/г [53]. В гнездах, где находятся больные грызуны, возможно возникновение аэрозоля, содержащего вирус ОО, которым инфицируются другие обитатели. Человек заражается при охоте на белок, разделке туш и употреблении в пищу их сырого мяса, вследствие чего заболевают до 91,3% первичных больных [54]. При этом наиболее вероятно вдыхание человеком инфицированного вирусом ОО аэрозоля.
После интродукции в популяцию людей возбудитель удерживается максимально до 8 последовательных трансмиссий. Вследствие этого персистенция и укоренение вируса ОО в человеческой популяции и аналогично возбудителю натуральной оспы невозможны [51-56].
На фоне поствакцинального иммунитета к натуральной оспе заболеваемость в прошлом в основном носила спорадический характер. Групповые и семейные вспышки встречались редко, в частности в 1996-1997 гг. в Демократической Республике Конго были зарегистрированы вторичные и третичные (до 11,3%) случаи. Завоз инфицированных грызунов в США в 2003 г. привел к веерообразной вспышке болезни в 6 штатах Среднего Запада с общим охватом 72 человек
[57, 58]. Менее значительная вспышка (19 больных) имела место в 2005 г. в Южном Судане [49]. Обе вспышки длились около 3 мес. Всего к 2017 г. в мире зарегистрировано 4430 случаев заболевания людей ОО [49, 58, 59].
Таким образом, приведенные материалы направлены на выявление связи эколого-биоценотических особенностей, присущих типовым природно-очаговым инфекциям, с их эпидемиологическими проявлениями. Использованный подход к раскрытию закономерностей существования возбудителей отдельных нозоологических форм позволит прогнозировать их распространение среди людей и животных и с опережением планировать мероприятия по их контролю.
Определенный интерес представляет структура заболеваемости населения нашей страны с отдельно рассмотренными природно-очаговыми инфекциями (табл. 2). Среди них но-зоформы с постоянно действующими очагами, а также временными, неустойчивыми, возникающими в случае завоза возбудителя. Для приведенных в табл. 2 инфекций характерны существенные колебания заболеваемости по годам. Несомненно, определяющими для ее масштаба факторами являются состояние и разнообразие компонентов биоценоза природного очага. Они включают различных теплокровных и кровососов - переносчиков вируса, что характерно для инфекций с трансмиссивным фактором передачи возбудителя.
Для возбудителей с контагиозным типом природного очага определяющими являются видовой состав и численность его теплокровных обитателей. Данное отличие наглядно продемонстрировано на сравнении избранных нами инфекций.
Существенное снижение видов и численности членов биоценоза очага неизбежно приводит к уменьшению заболеваний, скорости распространения инфекции и ее масштабов. Например, для иксодовых клещей, переносчиков КЭ и КГЛ, значительным эколого-биологическим фактором, приводящим к снижению их популяции, является малоснежная с низкими температурами зима. Данное обстоятельство
Таблица 2. Заболеваемость населения России вирусными болезнями с природной очаговостью, 2011-2016 гг. (данные Роспотребнадзора, форма № 1 «Сведения об инфекционных и паразитарных заболеваниях»)
Нозооформа (год начала обязательной регистрации в Российской Федерации) Минимум и максимум заболеваемости с момента обязательной регистрации (год) | Годы |
2012 2013 2014 2015 2016
всего случаев на 100 тыс. населения всего случаев на 100 тыс. населения всего случаев на 100 тыс. населения всего случаев на 100 тыс. населения всего случаев на 100 тыс. населения
Клещевой энцефалит 54 (1941)
2732 1,91 2196 1,54 1984 1,39 2308 1,58 2035 1,39
(1939) 10 298 (1996)
Крымская геморрагическая лихорадка (2009) 69 (2010) 162 (2016) 74 0,05 80 0,06 91 0,06 139 0,1 162 0,11
Лихорадка Западного Нила (2009) 27 (2014) 513 (2010) 454 0,32 209 0,15 27 0,02 40 0,03 134 0,09
Лихорадка денге (2007) За 2009-2016 гг. зарегистрировано 474 случая завоза из стран Юго-Восточной Азии в Москву,
Воронеж, Иркутск, Кемерово, Новосибирск, Оренбург, Санкт-Петербург, Томск и Приморский край
Геморрагическая лихорадка с почечным синдромом (1957) 172 (1957) 20 962 (1997) 6794 4,76 2879 2,01 11 395 7,96 9201 6,31 6021 4,12
в следующее за малоснежной зимой лето приводит к резкому уменьшению количества клещей и снижению заболеваемости, вплоть до ее исчезновения на несколько лет. Наступает период «эпидемиологического молчания», что четко прослеживается при инфекциях с клещевой трансмиссией. Подобное имеет место для численности мышевидных и других видов грызунов, носителей вируса ГЛ ПС и прокормителей преимагинальных фаз развития клещей. Важно также наличие кормовой базы, а иногда и гибель при эпизоотиях. Несомненно, что состояние популяции грызунов отражается на динамике заболеваемости ГЛПС по годам.
Возрастающее число завозных случаев лихорадки денге и других «комариных инфекций» в нашу страну является
следствием увеличения туристического потока в тропические и субтропические страны. Определяющими вероятность заражения человека в этих странах являются многочисленность видов и высокая численность комаров, их активность нападения на людей на эндемичной территории. Следовательно, появление инфекции на новой территории, как правило, связано с характерными для конкретного возбудителя экологическими особенностями и частично с неблагоприятными социальными факторами.
Из приведенных данных по природно-очаговым инфекциям, характерным для нашей страны, а также по случаям завоза из неблагополучных в этом отношении регионов очевидно, что эта группа инфекций по-прежнему является проблемной для эпидемиологических служб.
СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРАХ
ФГБУ «48-й Центральный научно-исследовательский институт» Минобороны России, Московская область, Сергиев Посад-6: Борисевич Сергей Владимирович - член-корреспондент РАН, доктор биологических наук, профессор, начальник Е-таН: [email protected]
Грабарев Павел Алексеевич - доктор биологических наук, профессор, главный научный сотрудник Е-таН: [email protected]
Лукин Евгений Павлович - доктор медицинских наук, профессор, ведущий научный сотрудник Е-таН: [email protected]
Мищенко Оксана Александровна - кандидат биологических наук, младший научный сотрудник Е-таН: [email protected]
ЛИТЕРАТУРА
1. Руководство по вирусологии: вирусы и вирусные инфекции человека и животных / под ред. Д.К. Львова. М. : МИА, 2013. 1200 с.
2. Erlanger T.E., Weiss S., Keiser J. et al. Past, present, and future of Japanese encephalitis // Emerg. Infect. Dis. 2009. Vol .15, N. 1. P. 1-7.
3. Борисевич С.В., Бондарев В.П. Лихорадка Западного Нила: прошлое и настоящее // Молекул. мед. 2009. № 5. С. 47-51.
4. Стовба Л.Ф., Лебедев В.Н., Петров А.А. и др. Новый короновирус, вызывающий заболевание человека // Пробл. особо опасных инфекций. 2015. № 2. С. 68-74.
5. Алексеев А.Н., Лобзин Ю.В. Клещевые инфекции и их переносчики: современные проблемы паразитологии и эпидемиологии (Лекция). СПб. : Воен.-мед. акад. им. С.М. Кирова, 2005. 44 с.
6. Балашов Ю.С. Роль кровососущих клещей и насекомых в природных очагах инфекций // Паразитология. 1999. Т. 33, № 3. С. 210222.
7. Злобин В.И., Верхозина М.М., Демина Т.В и др. Молекулярная эпидемиология клещевого энцефалита // Вопр. вирусол. 2007. № 6. С. 4-13.
8. Погодина В.В., Карань Л.С., Левина Л.С. и др. 75-летие открытия вируса клещевого энцефалита. Сравнение ранних (1937-1945) и современных штаммов // Вопр. вирусол. 2012. Прил. 1. С. 66-76.
9. Болотин Е.И. Иксодовые клещи российского Дальнего Востока. Владивосток, 1999. 11 с.
10. Львов Д.К., Злобин В.И. Стратегия и тактика борьбы с клещевым энцефалитом на современном этапе // Вопр. вирусол. 2007. № 5. С. 26-30.
11. Злобин В.И., Горин О.З. Клещевой энцефалит: этиология. Эпидемиология и профилактика в Сибири. Новосибирск, 1996. 177 с.
12. Щучинова Л.Д., Щучинов Л.В. Пути заражения клещевым энцефалитом населения Республики Алтай // Здоровье населения и среда обитания. 2014. № 8 (257). С. 51-53.
13. Мельникова О.В., Ботвинкин А.Д., Данчинова Г.А. Зараженность голодных и питавшихся клещей вирусом клещевого энцефалита (по данным иммуноферментного анализа) // Журн. инфекц. патологии. 1996. Т. 3, № 1. С. 14-18.
14. Богомолов Л.И. Крымская геморрагическая лихорадка // Опыт сов. медицины в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг. М. : Медгиз, 1955. Т. 31. С. 245-261.
15. Онищенко Г.Г., Еременко В.И., Бейер А.П. Крымская геморрагическая лихорадка. М. : ГОУ ВУНМЦ, 2005. 269 с.
16. Углева С.В., Буркин А.В., Борисова О.И., Шабалина С.В. Крымская геморрагическая лихорадка: эпидемиология, дифференциальный диагноз // Эпидемиол. и инфекц. бол. 2012. № 4. С. 24-31.
17. Волынкина А.С., Пакскина Н.Д., Яцменко Е.В. и др. Анализ эпидемиологической ситуации по Крымской геморрагической лихорадке в Российской Федерации в 2013 г. и прогноз на 2014 г. // Пробл. особо опасных инфекций. 2014. № 2. С. 40-44.
18. Бутенко А.М., Трусова И.Н. Заболеваемость Крымской геморрагической лихорадкой в странах Европы, Африки и Азии (19432012 гг.) // Эпидемиол. и инфекц. бол. 2013. № 5. С. 46-49.
19. Федеральная служба по надзору в сфере защиты прав потребителей и благополучия человека. Статистические материалы [Электронный ресурс]. URL: http://www.rospotrebnadzor.ru/activities/statisticaL-materials/
20. Санникова И.В. Крымская-Конго геморрагическая лихорадка: клинико-патогенетические аспекты и оптимизация лечения : автореф. дис. ... д-ра мед. наук. М., 2009. 45 с.
21. Колобухина Л.В., Львов Д.Н. Лихорадка Западного Нила // Вирусы и вирусные инфекции человека и животных : руководство по вирусологии / под ред. Д.К. Львова. М. : МИА, 2013. 1200 с.
22. Путинцева Е.В., Антонов В.А., Смелянский В.П. и др. Особенности эпидемиологической ситуации по лихорадке Западного Нила в 2013 г. В мире и на территории Российской Федерации и прогноз ее развития в 2014 г. // Пробл. особо опасных инфекций. 2014. № 2. С. 33-39.
23. Львов Д.К. Лихорадка Западного Нила // Вопр. вирусол. 2000. № 2. С. 4-9.
24. Алексеев А.Н. Трансмиссивные болезни: происхождение и механизмы, обеспечивающие их передачу кровососущими членистоногими // Инфекционные болезни: проблемы здравоохранения и военной медицины : Рос. науч.-практ. конф. посвящ. 110-летию кафедры инф. бол. Воен.-мед. акад. им. С.М. Кирова. СПб., 2006. С. 55-70.
25. Виноградова Е.Б. Комары комплекса Culex pipiens в России (таксономия, распространение, экология, физиология, генетика, практическое значение и контроль). СПб., 1997. 307 с.
26. Краснова Е.М., Львов Д.К., Жуков А.Н. и др. Эпидемиологический мониторинг лихорадки Западного Нила в Волгоградской области // Вопр. вирусол. 2001. № 4. С. 27-31.
27. Vasilakis N., Tesh R.B., Weaver S.C. Sylvatic dengue virus type 2 activity in humans, Nigeria, 1966 // Emerg. Infect. Dis. 2008. Vol. 14, N 3. P. 502-504.
28. Кедрова О.В. Информация об эпидемиологической ситуации по опасным инфекционным болезням, требующим проведения мероприятий по санитарной охране территории, в мире, странах СНГ и Российской Федерации // Инфекционные болезни: новости, мнения, обучение. 2015. № 3. С. 13-17.
29. Guzman M.G., Alvarez M., Rodriguez-Roche R. et al. Neutralizing antibodies after infection with dengue 1 virus // Emerg. Infect. Dis. 2007. Vol. 13, N 2. P. 282-286.
30. Cantelar de Francisco N., Fernandez A., Albert Molina L., Perez Balbis E. Survey of dengue in Cuba. 1978-1979 // Rev. Cubana Med. Trop. 1981. Vol. 33, N 1. P. 72-78.
31. Роспотребнадзор. Инфекционная заболеваемость в РФ [Электронный ресурс]. URL: http//www.rospotrebnadzor.ru.
32. Дзагурова Т.К. Геморрагическая лихорадка с почечным синдромом (этиология, специфическая лабораторная диагностика, разработка диагностических и вакцинных препаратов : автореф. дис. ... д-ра мед. наук. М., 2014. 47 с.
33. Klempa B., Tkachenko E.A., Dzagurova T.K. et al. Hemorrhagic fever with renal syndrome caused by 2 lineages of Dobrava hantavirus, Russia // Emerg. Infect. Dis. 2008. Vol. 14, N 4. P. 617-625.
34. ViLibic-CavLek T., Furic A., Barbic L. et al. Clinical and virological characteristics of hantavirus infections in a 2014 Croatian outbreak // J. Infect. Dev. Countries. 2017. Vol. 11, N 1. P. 73-80.
35. Knust B., Rollin P.E. Twenty-year summary of surveillance for human hantavirus infections, United States // Emerg. Infect. Dis. 2013. Vol. 19, N 12. P. 1934-1937.
36. Lazaro M.E., Cantoni G.E., Calanni L.M. Clusters of hantavirus infection, southern Argentina // Emerg. Infect. Dis. 2007. Vol. 13, N 1. P. 104-110.
37. Martinez V.P., Bellomo C.M., Cacace M.L. et al. Hantavirus pulmonary syndrome in Argentina, 1995-2008 // Emerg. Infect. Dis. 2010. Vol. 16, N 12. P. 1853-1860.
38. Marx G., Stinson K., Deatrich M., Albanese B. Notes from the field: hantavirus pulmonary syndrome in a migrant farm worker - Colorado, 2016 // MMWR Morb. Mortal. Wkly Rep. 2017. Vol. 66 (2). P. 62-63.
39. Ткаченко Е.А., Дзагурова Т.К., Бернштейн А.Д. и др. Геморрагическая лихорадка с почечным синдромом (История, проблемы и перспективы изучения) // Эпидемиол. и вакцинопроф. 2016. № 3. С. 23-34.
40. Эпидемиология профилактика и лабораторная диагностика болезни, вызванной вирусом Эбола : практическое руководство / под ред. А.Ю. Поповой, Кутырева. Саратов : Буква, 2015. 244 с.
41. Bausch D.G., Towner J.S., Dowell S.F. et al. Assessment of the risk of Ebola virus transmission from bodily fluids and fomites // J. Infect. Dis. 2007. Vol. 196, suppl. 2. P. 142-147.
42. Rouquet P., Froment J.M., Bermejo M. et al. Wild animal mortality monitoring and human Ebola outbreaks, Gabon and Republic of Congo, 2001-2003 // Emerg. Infect. Dis. 2005. Vol. 11, N 2. P. 283-290.
43. MacNeil A., Farnon E.C., Wamala J. et al. Proportion of deaths and clinical features in Bundibugyo Ebola virus infection, Uganda // Emerg. Infect. Dis. 2010. Vol. 16, N 12. P. 1969-1972.
44. Pourrut X., Souris M., Towner J.S. et al. Large serological survey showing cocirculation of Ebola and Marburg viruses in Gabonese bat populations, and a high seroprevalence of both viruses in Rousettus aegyptiacus // BMC Infect. Dis. 2009. Vol. 9. P. 159. doi: 10.1186/14712334-9-159.
45. Baize S., Pannetier D., Oestereich L. et al. Emergence of Zaire Ebola virus disease in Guinea // N. Engl. J. Med. 2014. Vol. 371, N 15. P. 418-1425.
46. Leroy E.M., Epelboin A., Mondonge V. et al. Human Ebola outbreak resulting from direct exposure to fruit bats in Luebo, Democratic Republic of Congo, 2007 // Vector Borne Zoonotic Dis. 2009. Vol. 9, N 6. P. 723728.
47. Francesconi P., Yoti Z., Declich S. et al. Ebola hemorrhagic fever transmission and risk factors of contacts, Uganda // Emerg. Infect. Dis. 2003. Vol. 9, N 5. P. 1430-1437.
48. Prescott J., Bushmaker T., Fischer R. et al. Postmortem stability of Ebola virus // Emerg. Infect. Dis. 2015. Vol. 21, N 5. P. 856-859.
49. Formenty P., Muntasir M.O., Damon I. et al. Human monkeypox outbreak caused by novel virus belonging to Congo Basin clade, Sudan, 2005 // Emerg. Infect. Dis. 2010. Vol. 16, N 10. P. 1539-1545.
50. Arita I., Jezek Z., Khodakevich L., Ruti K. Human monkeypox: a newly emerged orthopoxvirus zoonosis in the tropical rain forests of Africa // Am. J. Trop. Med. Hyg. 1985. Vol. 34, N 4. P. 781-789.
51. Fenner F., Henderson D.A., Arita I. et al. Smallpox and its eradication. Geneva : WHO, 1988. P. 1287-1321.
52. Hutin Y.J., Williams R.J., Malfait P. et al. Outbreak of human monkeypox, Democratic Republic of Congo, 1996 to 1997 // Emerg. Infect. Dis. 2001. Vol. 7, N 3. P. 434-438.
53. Маренникова С.С., Щелкунов С.Н. Патогенные для человека ор-топоксвирусы. М. : KMK Scientific Press Ltd, 1998. P. 40-65.
54. Jezek Z., Marennikova S.S., Mutumbo M. et al. Human monkeypox: a study of 2,510 contacts of 214 patients // J. Infect. Dis. 1986. Vol. 154, N 4. P. 551-555.
55. Jezek Z., Grab B., Szczeniowski M.V. et al. Human monkeypox: secondary attack rates // Bull. World Health Organ. 1988. Vol. 66, N 4. P. 465-470.
56. Rimoin A.W., Kisalu N., Kebela-Ilunga B. et al. Endemic human monkeypox, Democratic Republic of Congo, 2001-2004 // Emerg. Infect. Dis. 2007. Vol. 13, N 6. P. 934-937.
57. Bernard S.M., Anderson S.A. Qualitative assessment of risk for monkeypox associated with domestic trade in certain animal species, United States // Emerg. Infect. Dis. 2006. Vol. 12, N 12. P. 1827-1833.
58. Centers for Disease Control and Prevention (CDC). Update: multistate outbreak of monkeypox - Illinois, Indiana, Kansas, Missouri, Ohio, and Wisconsin, 2003 // MMWR Morb. Mortal. Wkly Rep. 2003. Vol. 52, N 24. P. 561-564.
REFERENCES
1. Manual on virology: viruses and viral infections of humans and animals. Edited by D.K. L'vov. Moscow: MIA; 2013: 1200 p. (in Russian)
2. Erlanger T.E., Weiss S., Keiser J., et al. Past, present, and future of Japanese encephalitis. Emerg Infect Dis. 2009; 15 (1): 1-7.
3. Borisevich S.V., Bondarev V.P. West Nile Fever: the past and the present. Molekulyarnaya Meditsina [Molecular Medicine]. 2009; (5): 47-51. (in Russian)
4. Stovba L.F., Lebedev V.N., Petrov A.A., et al. Emerging coronavirus which gives rise to the disease in humans. Problemy osobo opasnykh infektsiy [Problems of Particularly Dangerous Infections]. 2015; (2): 68-74. (in Russian)
5. Alekseev A.N., Lobzin Yu.V. Tick-borne infections and their vectors: modern problems of parasitology and epidemiology (Lecture). Saint Petersburg: Voenno-meditsinskaya akademiya imeni C.M. Kirova, 2005: 44 p. (in Russian)
6. Balashov Yu.S. The role of bloodsucking ticks and insects in natural foci of infections. Parazitologiya [Parasitology]. 1999; Vol. 33 (3): 210-22. (in Russian)
7. Zlobin V.I., Verkhozina M.M., Demina T.V., et al. Molecular epidemiology of tick-borne encephalitis. Voprosy virusologii [Problems of Virology]. 2007; (6): 4-13. (in Russian)
8. Pogodina V.V., Karan' L.S., Levina L.S., et al. 75-anniversary of the tick-borne encephalitis discovery. Comparison of historical (1937-1945) and modern strains of tick-borne encephalitis virus. Voprosy virusologii [Problems of Virology]. 2012; (1): 66-76. (in Russian)
9. Bolotin E.I. Ixodid mites of the Russian Far East. Vladivostok, 1999: 11 p. (in Russian)
10. L'vov D.K., Zlobin V.I. Strategy and tactics of fighting tick-borne encephalitis at the present stage. Voprosy virusologii [Problems of Virology]. 2007; (5): 26-30. (in Russian)
11. Zlobin V.I., Gorin O.Z. Tick-borne encephalitis. Etiology. Epidemiology and prevention in Siberia. Novosibirsk, 1996: 177 p. (in Russian)
12. Shchuchinova L.D., Shchuchinov L.V. Routes of human tick-borne Encephalitis virus infection in the Altai Republic. Zdorov'e naseleniya i sreda obitaniya [Public Health and Life Environment]. 2014; (8): 51-3. (in Russian)
13. Mel'nikova O.V., Botvinkin A.D., Danchinova G.A. Infection of hungry and mite-fed tick-borne encephalitis virus (according to the enzyme immunoassay). Zhurnal infektsionnoy patologii [Journal of Infectious Pathology]. 1996; 3 (1): 14-8. (in Russian)
14. Bogomolov L.I. Crimean hemorrhagic fever. The experience of soviet medicine in the Great Patriotic War of 1941-1945. Moscow: Medgiz; 1955; 31: 245-61. (in Russian)
15. Onishchenko G.G., Eremenko V.I., Beyer A.P. Crimean hemorrhagic fever. Moscow: All-Russian Educational Scientific and Methodological Center for Continuing Medical and Pharmaceutical Education; 2005: 269 p. (in Russian)
16. Ugleva S.V., Burkin A.V., Borisova O.I., Shabalina S.V. Crimean hemorrhagic fever: epidemiology, clinical picture, differential diagnosis. Epide-miologiya i infektsionnye bolezni [Epidemiology and Infectious Diseases]. 2012; (4): 24-31. (in Russian)
59. Борисевич С.В., Логинова С.Я., Кротков В.Т, Терентьев А.И. Оспа обезьян // Инфекционные болезни: новости, мнения, обучение. 2015. № 1. С. 59-65.
17. Volynkina A.S., Pakskina N.D., Yatsmenko E.V., et al. Analysis of Epidemiological Situation on Crimean Hemorrhagic Fever in the Russian Federation in 2013 and Prognosis for 2014. Problemy osobo opasnykh infektsiy [Problems of Particularly Dangerous Infections]. 2014; (2): 40-4. (in Russian)
18. Butenko A.M., Trusova I.N. Incidence of Crimean haemorrhagic fever in Europe, Africa and Asia (1943-2012). Epidemiologiya i infektsionnye bolezni [Epidemiology and Infectious Diseases]. 2013; (5): 46-9. (in Russian)
19. Federal Service for Supervision of Consumer Rights Protection and Human Welfare. Statistical materials. http://www.rospotrebnadzor.ru/ac-tivities/statistical-materials/ (in Russian)
20. Sannikova I.V. Crimean-Congo hemorrhagic fever: clinical and pathogenetic aspects and treatment optimization: Autoabstract of Diss. Moscow, 2009: 45 p. (in Russian)
21. Kolobukhina L.V., L'vov D.N. West Nile fever. Edited by D.K. L'vov. Viruses and Viral Infections of People and Animals: a Guide to Virology. Moscow: MIA; 2013: 1200 p. (in Russian)
22. Putintseva E.V., Antonov V.A., Smelyanskiy V.P., et al. The Features of West Nile fever epidemiological situation in the World and Russia in 2013 and prognosis of its development in 2014. Problemy osobo opasnykh infektsiy [Problems of Particularly Dangerous Infections]. 2014 (2): 33-9. (in Russian)
23. L'vov D.K. West Nile fever. Voprosy virusologii [Problems of Virology]. 2000; (2): 4 9. (in Russian)
24. Alekseev A.N. Vector-borne diseases: the origin and mechanisms ensuring their transmission by blood-sucking arthropods. In: Infectious Diseases: Problems of Public Health and Military Medicine: Proceedings of the Russian Scientific and Practical Conference, dedicated to the 110th anniversary of the Department of Infectious Diseases of the Military Medical Academy named after S.M. Kirov. Saint Petersburg, 2006: 55-70. (in Russian)
25. Vinogradova E.B. The mosquitoes of the Culex pipiens complex in Russia (taxonomy, distribution, ecology, physiology, genetics, practical importance and control). Saint Petersburg, 1997: 307 p. (in Russian)
26. Krasnova E.M., L'vov D.K., Zhukov A.N., et al. Epidemiological monitoring of West Nile fever in the Volgograd region. Voprosy virusologii [Problems of Virology]. 2001; (4): 27-31. (in Russian)
27. Vasilakis N., Tesh R.B., Weaver S.C. Sylvatic dengue virus type 2 activity in humans, Nigeria, 1966. Emerg Infec Dis. 2008; 14 (3): 502-4.
28. Kedrova O.V. Information about dangerous infectious diseases epidemiological situation, which requiring taking measures for territory sanitary control in the world, CIS states and Russian Federation. Infektsionnye bolezni: novosti, mneniya, obuchenie [Infectious Diseases: News, Opinions, Training]. 2015; (3): 13-7. (in Russian)
29. Guzman M.G., Alvarez M., Rodriguez-Roche R., et al. Neutralizing antibodies after infection with dengue 1 virus. Emerg Infect Dis. 2007; 13 (2): 282-6.
30. Cantelar de Francisco N., Fernandez A., Albert Molina L., Perez Balbis E. Survey of dengue in Cuba. 1978-1979. Rev Cubana Med Trop. 1981; 33 (1): 72-8.
31. Rospotrebnadzor. Infectious morbidity in the Russian Federation. http//www.rospotrebnadzor.ru. (in Russian)
32. Dzagurova T.K. Hemorrhagic fever with renal syndrome (etiology, specific laboratory diagnostics, development of diagnostic and vaccine preparations): Autoabstract of Diss. Moscow; 2014: 47 p. (in Russian)
33. Klempa B., Tkachenko E.A., Dzagurova T.K., et al. Hemorrhagic fever with renal syndrome caused by 2 lineages of Dobrava hantavirus, Russia. Emerg Infect Dis. 2008; 14 (4): 617-25.
34. ViLibic-CavLek T., Furic A., Barbic L., et al. Clinical and virological characteristics of hantavirus infections in a 2014 Croatian outbreak. J Infect Dev Countries. 2017; 11 (1): 73-80.
35. Knust B., Rollin P.E. Twenty-year summary of surveillance for human hantavirus infections, United States. Emerg Infect Dis. 2013; 19 (12): 1934-7.
36. Lazaro M.E., Cantoni G.E., Calanni L.M. Clusters of hantavirus infection, southern Argentina. Emerg Infect Dis. 2007; 13 (1): 104-10.
37. Martinez V.P., Bellomo C.M., Cacace M.L., et al. Hantavirus pulmonary syndrome in Argentina, 1995-2008. Emerg Infect Dis. 2010; 16 (12): 1853-60.
38. Marx G., Stinson K., Deatrich M., Albanese B. Notes from the Field: Hantavirus Pulmonary Syndrome in a Migrant Farm Worker - Colorado, 2016. MMWR Morb Mortal Wkly Rep. 2017; 66 (2): 62-3.
39. Tkachenko E.A., Dzagurova T.K., Bernshteyn A.D., et al. Hemorrhagic Fever with Renal syndrome (history, problems and research perspectives). Epidemiologiya i vaktsinoprofilaktika [Epidemiology and Vaccine Prophylaxis]. 2016; 15 (3): 23-34. doi: 10.31631/2073-3046-2016-15-323-34. (in Russian)
40. Epidemiology prevention and laboratory diagnosis of the disease caused by the Ebola virus: Practical guide. Edited by A.Yu. Popova, V.V. Ku-tyrev. Saratov: Bukva; 2015: 244 p. (in Russian)
41. Bausch D.G., Towner J.S., Dowell S.F., et al. Assessment of the risk of Ebola virus transmission from bodily fluids and fomites. J Infect Dis. 2007; 196 (2): 142-7.
42. Rouquet P., Froment J.M., Bermejo M., et al. Wild animal mortality monitoring and human Ebola outbreaks, Gabon and Republic of Congo, 2001-2003. Emerg Infect Dis. 2005; 11 (2): 283-90.
43. MacNeil A., Farnon E.C., Wamala J., et al. Proportion of deaths and clinical features in Bundibugyo Ebola virus infection, Uganda. Emerg Infect Dis. 2010; 16 (12): 1969-72.
44. Pourrut X., Souris M., Towner J.S., et al. Large serological survey showing cocirculation of Ebola and Marburg viruses in Gabonese bat popu-
lations, and a high seroprevalence of both viruses in Rousettus aegypti-acus. BMC Infect Dis. 2009; 9: 159. doi: 10.1186/1471-2334-9-159.
45. Baize S., Pannetier D., Oestereich L., et al. Emergence of Zaire Ebola virus disease in Guinea. N Engl J Med. 2014; 371 (15): 1418-25.
46. Leroy E.M., Epelboin A., Mondonge V., et al. Human Ebola outbreak resulting from direct exposure to fruit bats in Luebo, Democratic Republic of Congo, 2007. Vector Borne Zoonotic Dis. 2009; 9 (6): 723-8.
47. Francesconi P., Yoti Z., Declich S., et al. Ebola hemorrhagic fever transmission and risk factors of contacts, Uganda. Emerg Infect Dis. 2003; 9 (5): 1430-7.
48. Prescott J., Bushmaker T., Fischer R., et al. Postmortem stability of Ebola virus. Emerg Infect Dis. 2015; 21 (5): 856-9.
49. Formenty P., Muntasir M.O., Damon I., et al. Human monkeypox outbreak caused by novel virus belonging to Congo Basin clade, Sudan, 2005. Emerg Infect Dis. 2010; 16 (10): 1539-45.
50. Arita I., Jezek Z., Khodakevich L., Ruti K. Human monkeypox: a newly emerged orthopoxvirus zoonosis in the tropical rain forests of Africa. Am J Trop Med Hyg. 1985; 34 (4): 781-9.
51. Fenner F., Henderson D.A., Arita I., et al. Smallpox et its eradication. Geneva: WHO, 1988: 1287-321.
52. Hutin Y.J., Williams R.J., Malfait P., et al. Outbreak of human monkeypox, Democratic Republic of Congo, 1996 to 1997. Emerg Infect Dis. 2001; 7 (3): 434-8.
53. Marennikova S.S., Shchelkunov S.N. Pathogenic for humans orthopoxviruses. Moscow: KMK Scientific Press Ltd, 1998: 40-65. (in Russian)
54. Jezek Z., Marennikova S.S., Mutumbo M., et al. Human monkeypox: a study of 2,510 contacts of 214 patients. J Infect Dis. 1986; 154 (4): 551-5.
55. Jezek Z., Grab B., Szczeniowski M.V., et al. Human monkeypox: secondary attack rates. Bull World Health Organ. 1988; 66 (4): 465-70.
56. Rimoin A.W., Kisalu N., Kebela-Ilunga B., et al. Endemic human monkeypox, Democratic Republic of Congo, 2001-2004. Emerg Infect Dis. 2007; 13 (6): 934-7.
57. Bernard S.M., Anderson S.A. Qualitative assessment of risk for monkeypox associated with domestic trade in certain animal species, United States. Emerg Infect Dis. 2006; 12 (12): 1827-33.
58. Centers for Disease Control and Prevention (CDC). Update: multistate outbreak of monkeypox - Illinois, Indiana, Kansas, Missouri, Ohio, and Wisconsin, 2003. MMWR Morb Mortal Wkly Rep. 2003; 52 (24): 561-4.
59. Borisevich S.V., Loginova S.Ya., Terent'ev A.I., Krotkov V.T. Monkeypox. Infektsionnye bolezni: novosti, mneniya, obuchenie [Infectious Diseases: News, Opinions, Training]. 2015; (1): 59-65. (in Russian)
