CC BY
177
ЭПИСТЕМОЛОГИЯ & ФИЛОСОФИЯ НАУКИ • 2014 • Т. XXXIX • № 1
Зкл
ектика и синкретизм: к вопросу
о системности научного знания
1
Людмила Александровна Микешина -
доктор философских наук, профессор кафедры философии Московского педагогического государственного университета. E-mail:
Рассматривается, как эклектика и синкретизм получали различные оценки в истории естественных и социально-гуманитарных наук. Так, Р. Бойль «собирал идеи и факты по всему миру», а И. Ньютон был не только создатель механики, но и теолог, и алхимик. Это случай масштабного синкретизма, но не в виде смешения разнородного, а в виде параллельного научным текстам существования других текстов, не имеющих отношения к науке или разработанных вопреки ее принципам. На примере эклектических трудов С. Франка (XVI в.) представлены идеи В. Дильтея обэтом историке - «первом человеке Нового времени», а также А. Койре о становлении исторической науки, ее эклектизме. Показано, как изменялись оценки синкретизма и эклектики в истории европейской культуры, где господствовали требования теологии, философских систем, классической науки, но главное - принципы европейского логоцентризма. Это связано с новым осмыслением причины и следствия, динамизма структуры, осознанием историчности ценностей. На место бинарного отношения истинно-ложно пришли неопределенность, относительность, дискретность, разнообразие концепций, преодоление господства философских систем и самой системности философии. Это происходит в период модерна и постмодерна, когда переосмысливаются оценки и синкретизма, и эклектизма.
Ключевые слова: синкретизм, эклектика, естественные науки, И. Ньютон, гуманитарные науки, А. Койре, В. Дильтей, модерн, постмодерн.
Eclecticism and syncretism: on systemacy
of scientific knowledge
The paper examines how eclecticism and syncretism got their various assessments in the history of natural sciences and the humanities. For instance, R. Boyle "collected ideas and facts all over the world", and I. Newton was not only a creator of mechanics, but also a theologian and an alchemist. This is an example of large scale syncretism, not of a mixture of the heterogeneous, but of co existence of scientific texts and other texts which have no relation to science or made contrary to its principles. Sebastian Franck's eclectic writings (the 16th century) induced W. Dilthey's ideas about this historian, "the first person of the New times", and A. KoyreV s reflections on the formation of historical studies, their eclecticism as a combination of philosophical, scientific and theological thoughts. J. Donne's eclectic "metaphysical poetry" (17thcentury, England) was highly esteemed by Th. Elliot and J. Brodsky, its history is also considered. U. Eco is treated as the author of the "opera aperta" concept, a form of syncretism and eclecticism that transfers his interpretation of syncretism to the level of transcendentality, an infinite variety of communicating meanings represented in knowledge of the
1 Работа выполнена при поддержке РГНФ, проект 13-03-00336.
60 Epistemology and Cognition
Lyudmila Mikeshina -
doctor of philosophical sciences, professor of the department of philosophy of the Moscow Pedagogical State University.
humanities. All in all, it is shown how assessments of syncretism and eclecticism were changing in the history of European culture, where demands of theology, philosophical systems, classical sciences, and mainly of European logocentrism dominated. This is connected with rethinking of cause and effect, structural dynamism, "rejection of static and syllogistic perception of the world order", with understanding that values are historical. Instead the "true-false" binary relation there finally came uncertainty, relativity, discontinuity, the variety of concepts, the overcoming of philosophical systems' and the very systemasy's domination in philosophy. It happened in the period of modernity and postmodernity, when assessments of syncretism and eclecticism were rethought.
Key words: syncretism, eclecticism, natural sciences, I. Newton, the humanities, A. Koyref, W. Dilthey, U. Eco, the modern, the postmodern.
Феномены синкретизма и эклектизма существовали не только в становлении и развитии философии, но и в истории наук, как естественных, так и социально-гуманитарных. Отмечу также, что и здесь, как в истории философского знания, менялись во времени и культуре не только понимание и оценка различных форм синкретизма и эклектики, но и понимание того, что следует или не следует считать эклектичным. Так, В.М. Розин, предпосылая статью необычной книге, где собраны тексты герметически-гностических штудий, оккультных наук, неоплатонизма, различных схоластик, справедливо отметил, что «не так давно соединение под одной обложкой авторов столь разной ориентации и тематики было бы сочтено в лучшем случае эклектикой. Сегодня же подобная книга будет восприниматься вполне естественно»2. По-видимому, эту книгу надо рассматривать как полноправный синкретический труд. Это стало возможным, поскольку изменилось представление о том, что может быть отнесено к области знания, - только ли строго научное математическое и естественно-научное знание или также философское, гуманитарное, художествен- .2 ное, религиозное, эзотерическое. Соответственно меняется и "ц представление о том, можно ли такой набор текстов под одной В) обложкой квалифицировать как синкретизм или как эклекти- и ку, и тогда возникает вопрос о том, как в таком случае оценива- ^ ются знания, представленные в таких формах. Можно отме- щ тить и еще одну особенность: синкретизм и эклектизм часто ^ проявляются не только в текстах, но и в такой форме, как раз- о нообразие сфер научных интересов и областей исследования О
самих конкретных ученых, влияющее или не влияющее на содержание и результаты исследований.
2 Знание за пределами науки. Мистицизм, герметизм, астрология, алхимия, магия в ПрТ интеллектуальных традициях 1-Х1У веков. М., 1996. С. 5. -
Синкретизм в истории естественно-научного знания
Эта тема необъятна, она представлена в истории всего естествознания, и рассматривать ее в статье возможно, лишь обратившись к некоторым case studies, описанным в историко-научных и философских текстах, где присутствуют различные формы синкретизма и эклектизма в естественно-научном знании. Речь пойдет о некоторых примерах в трудах Р. Бойля и об особенностях исследовательской деятельности И. Ньютона.
Case study 1. Особенности стиля ранних исследований Роберта Бойля. Для краткой характеристики этих особенностей я использую перевод с комментариями (историко-культурная реконструкция) главной работы Р. Бойля «Скептический химик», осуществленный И.Т. Касавиным, а также его анализ развития Р. Бойля как ученого - «лидера научной революции» (Т. Кун), одного из основателей химической науки и создателей Лондонского королевского общества. Не касаясь специальных вопросов, я обращу внимание только на стиль исследования ученого. Следуя традиции, Бойль «собирал идеи и факты по всему миру», обобщал уже известные экспериментальные данные, в том числе и для других исследователей, - тенденция, которая в конечном счете привела Бойля к созданию лаборатории. Для него, как и для многих других его современников, вполне «научно» было бессистемно излагать полученные данные и не следовать идеалам дедуктивных построений по Ф. Бэкону или Р. Декарту и Г. Лейбницу. Его целью, как и его учеников, перед которыми он ставил самые разно-
О образные, разнохарактерные задачи, был эксперимент, а не создаем
Я ние дедуктивно строгих теоретических систем. Сами создаваемые gi им тексты не имели строго научной формы и именовались как О «экспериментальные очерки» [Касавин, 2008: 325-328]. ^ Интересно уже само название основной работы Бойля: «Скеп-
С тический химик, или Химико-физические сомнения и парадоксы, ^ касающиеся спагерических принципов (курсив мой. - Л.М.), обыч-SI но называемых гипостатическими, коль скоро они обычно провоз-£ глашаются и отстаиваются большинством алхимиков». Оно содержит термин «спагерические принципы», которые И.Т. Каса-ф вин, как переводчик, комментирует следующим образом: IA спагирики (от греч. извлекаю, соединяю, так называли последователей Парацельса) «нередко эклектически объединяли стихии Аристотеля с алхимическими началами, либо отождествляя их
ш
друг с другом, либо дополняя один другим» [Касавин, 2008: 333]. Однако, как уточняет Касавин, Бойль как раз критикует спагири-ков и алхимиков, противопоставляя им понятие химического элемента. Он стремится объединить химические знания на основе принципов механицизма, но использует и другие, далекие от механицизма положения. Таким образом, можно сказать, что синкретизм как допарадигмальная стадия развития науки в полной мере представлен у Бойля, и вместе с тем он критически относится к «спагирическому искусству», существовавшему на ранней стадии становления химии и ее методов.
Как представляется, манера научного исследования, стиль изложения и отношение к существующей научной информации у многих исследователей были близки к синкретическим и эклектическим приемам, существовавшим в европейской культуре в период становления науки, при переходе от алхимии к химии, от веры в философский камень к научному наблюдению и эксперименту. Этот стиль уже не одобряется, например, X. Гюйгенсом, но еще не скоро будет преодолен учеными в последующем. В этом отношении мышление и стиль исследований Ньютона традиционно считался преодолевшим эклектизм и построившим строгие дедуктивные теории. Однако это можно сказать только о его механике, в целом же все, что создал Ньютон, существенно переосмысливается сегодня на основании материалов его биографии и многих только в XX в. ставших известными текстов ученого. Сегодня при исследовании пути, пройденного Ньютоном, речь идет уже не о частном случае эклектизма ученого, но об удивительном синкретизме - сосуществовании несовместимых, как представляется сегодня, идей, поисков, размышлений и описаний в архивных текстах, оставшихся после Ньютона.
Case study 2. Ньютон не только создатель механики, но одновременно и теолог, и алхимик. Это случай масштабного син- д) кретизма, но не как смешения разнородного, а параллельного существования научных и не имеющих отношения к науке или разрабатываемых вопреки ее положениям и принципам текстов. Сегодня в научных работах о Ньютоне присутствуют два понимания:
О U
(В >1
либо он «двуликий Янус» (исследовательница Б..Т. Dobbs), либо 01
имеет место «оккультно-рациональная двуликость Ньютонова ге- ™
ния» (К. И§а1а). Однако, как считает И.С. Дмитриев, при расхож- g
дении в оценке обе эти исследовательницы «многое сделали для ф
осознания единства и цельности личности английского мыслите- И
ля» [Дмитриев, 1999]. И сам он направляет свое исследование ^
именно на доказательство целостности личности и единства всех '—
исследований Ньютона. В свое время при обращении к этой проблеме нами уже была высказана мысль о том, что «субъективное единство мира для Ньютона было тесно связано с идеей Бога, хотя объективно, создав механику, он фактически обосновал материальное единство мира» [Микешина, Микешин, 1981Ь: 31]. Однако, как показало исследование Дмитриева, проблема эта гораздо более сложна и глубоко укоренена во всех трудах Ньютона, а не только в механике.
Обращение к всему «компендиуму» трудов Ньютона стало возможным только после того, как появились в печати тексты его архива, пролежавшие у родственников почти 200 лет, затем распроданные «в разные руки». Как отмечает Дмитриев, это объясняется, в частности, и тем, что значительные по объему и глубине рассмотрения проблем теологические и алхимические рукописи, а именно они в отличие от «Механики» и не были опубликованы, рассматривались в предыдущие века «как нечто недостойное его гения либо как досадная случайность, "чудачества" великого ума». И даже после издания в XX в. некоторых рукописей эти оценки не поменялись, по-прежнему считалось, что это дань «заблуждениям века», в котором жил ученый. Как же понимать идеи и исследования Ньютона сегодня, если они в совокупности предстают как нечто синкретическое, объединяющее - внешне или по существу - идеи науки с теологией и алхимией? Как могла возникнуть современная наука «Механика», если Ньютон опирался на теологические и алхимические предпосылки своего исследования, если не непосредственно, то как на мировоззрение, понимание мира в целом (см., в частности, [Микешина, Микешин, 1981а: 62-72].
О Исследование Дмитриева (думаю, что в нашей стране оно
« единственное по полноте и обоснованности, с учетом архивов, за §1 последние десятилетия) убеждает в правоте его оценок позиции и ^ понимания синкретизма Ньютона. Он считает необходимым раз-_ личить объективное и субъективное в позиции Ньютона. Объек-
(В >|
тивное - это социокультурные и интеллектуальные реалии его времени, в чем присутствует и религия с ее пониманием единства
О) мира. «Субъективное же понимание им этой идеи было таково, ™ что позволило ему построить "Систему Мира" в форме, допускавшей... вычленение из этой системы физико-математического соФ держания в качестве отдельной, квазисамостоятельной компонен-Ц ты, способной до поры до времени пребывать вне своего истори-^ ческого контекста. И если существует общий знаменатель, под —' который можно подвести и теологию, и алхимию, и физику, и мно-
гое другое, что занимало ум и время сэра Исаака, то таким знаменателем будет идея Бога-Пантократора...» [Дмитриев, 1999: 18]3. Действительно, известно, что именно Богу он оставлял проблемы пространства и времени, а также тяготения, не стремясь ответить на вопрос «почему» (Hypotheses non fingo!), но объясняя с помощью формулы «как».
Сложность понимания целостности и синкретизма мышления Ньютона объясняется также и тем, что в годы его активной деятельности господствовали как минимум «три парадигмы новоевропейской интеллектуальной жизни»: теолого-схоластическая, магико-каббалистическая и рационалистическая (картезианская). Они предельно неоднородны и разнонаправлены, «характер отбора, постановки и решения проблем, выработка критериев достоверности полученного знания, разработка процедур обоснования и многие другие аспекты познания природы выкристаллизовывались из неустойчивого расплава, компонентами которого были и схоластико-перипатетическое мировоззрение. и герметическая картина мира. Сам познающий ум Нового времени образован в "точке" скрещения различных дискурсов - "коперниканского", герметического и схоластико-перипатетического» [Дмитриев, 1999: 202]. При всем многообразии интеллектуальных традиций они по-разному влияли на становление науки в ньютоновской Англии. Задачи Королевского общества, сформулированные Р. Гуком, состояли в том, чтобы «совершенствовать познания натуральных вещей и всех полезных искусств, мануфактур, механической практики, машин и изобретений посредством экспериментов (не вмешиваясь в вопросы богословия, метафизики, морали, политики, грамматики, риторики или логики)» [Дмитриев, 1999: 206-207]). Это требование смогло хотя бы отчасти предупредить ,2 или упорядочить синкретические и эклектические тенденции. ™
Детально исследовав эту ситуацию в начале Нового времени, В) Дмитриев приходит к важному выводу: «и в когнитивном, и в со- у циально-институциональном аспектах теолого-схоластическая и ^ герметическая (магико-каббалистическая) парадигмы оказались в jg эту эпоху в отношении взаимной дополнительности» [Дмитриев, ^
О)
1999: 211]. Методическая рефлексия схоластики и гносеологии открыла соотнесенность реального мира с миром рациональных сущностей и логических возможностей, тогда как «герметизм от- £ крыл природу активных начал» и способствовал «осознанию решающей роли экспериментального метода», а также широкому «
3 Автор - доктор химических наук, директор музея Д.И. Менделеева в СПбГУ.
Опт 65
использованию индуктивного обобщения для выведения общих законов. В столь многообразной и противоречивой ситуации, описание которой может быть существенно усложнено, Ньютону предстояло строить новую науку.
Описанные моменты из двух случаев становления науки в Новое время показывают, сколь богатой была ситуация в этот сложный период на самые различные варианты проявления синкретизма и эклектизма. Очевидно, что иначе - путем, например, прямого логического обобщения данных эксперимента и эмпирических наблюдений - происходило не всегда. Синкретизм, эклектика, бесконечные проблемы и трудности сочетаний самых различных парадигм, учений, подходов, научных, философских, религиозных традиций и т.д. - это эпистемологически значимый и необходимый путь развития даже «строгой», имеющей обоснованные эмпирические и математические методы науки в ее истории.
Синкретизм и эклектика в гуманитарных науках
Из истории становления исторической науки. Можно предположить, что не только в истории философского и естественно-научного знания, но и тем более в истории становления и бытия гуманитарного - исторического, литературного и поэтического -знания встречается множество случаев синкретизма и эклектики. Как и в случаях философского и естественно-научного знания, здесь прежде всего обнаруживается преимущественно синкретизм специального знания с духовно-религиозными учениями и идеями. В единстве человеческой мысли, особенно ее высших форм, был глубоко убежден А. Койре, и его собственный синкретизм может быть понят в единстве философской, научной и богословской мысли как «ключ к истории и философии науки»4. Слова, написанные на посвященной ему российской медали, - «путь разума к истине», взяты из книги «Революция в астрономии», где он писал: «Путь разума к истине - не прямая дорога; его следует изучать со всеми его поворотами и лабиринтами, заходя в тупики, ошибаясь в направлении, повторяя уже пройденный путь для того, чтобы обнаружить те постоянные величины, из которых склады-
4 Эту мысль в своих исследованиях обосновывает А.В. Ямпольская [Ямпольская, 2011].
а е и
л >1 В)
о о
е
f
■н &
Ш
вается исследование и истина» (цит. по: [Татон, 1979: 88]). Именно поэтому он предельно внимателен и к тем случаям, где имели место синкретизм или обычная эклектика.
Во многих работах Койре реализует свое понимание единства философского, историко-научного и религиозного знания, но особенно в одном из профессиональных исследований по богословской мысли как важного элемента истории науки, европейской мысли в целом (см.: [Койре, 1994]) он наряду с другими проблемами прослеживает становление исторического знания как научного единства теологических и спиритуалистических размышлений Себастьяна Франка (1499-1542). Койре считает, что среди фанатиков, основателей сект Франк является «единственным разумным человеком». Объединяя религию с моралью, а мистицизм с метафизикой, Франк идет от философии, но он не оригинален, а компилирует и подвергается разным влияниям, они «перемешались у него в голове, образовав спиритуалистический мистицизм, в котором христианский гуманизм соседствует со стоицизмом, Ориген протягивает руку св. Августину. Это мозаика, но не без целостности» [Койре, 1994: 25]. Собственно его исторические книги - это «несложные компиляции», но чем же интересен «этот литератор, этот компилятор», - задает вопрос Койре. И в том, как он отвечает на него, я усматриваю важное осмысление роли самого компиля-торства и эклектизма в истории гуманитарных наук, особенности их развития. «Ему не требовалось быть великим философом - они довольно редки в истории человечества - чтобы сыграть важную роль в истории идей. Себастьян Франк, не будучи ни великим мыслителем, ни большим эрудитом, все же отнюдь не просто компилятор, не бледная тень ученого-гуманиста. Позаимствованные мнения и доктрины он сумел соединить в довольно связную кон- в цепцию... Пусть это мозаика, но она упорядочена вокруг несколь- « ких главных идей, не лишенных ни интереса, ни значимости» §) [Койре, 1994: 18]. Эти идеи принадлежат ему, атруды, в том числе ^ и по истории, несут отпечаток личной мысли, смелости и честно- ^ сти принципов. Они написаны не как ученые книги, но в целях В пропаганды и борьбы идей и традиций гуманизма. ^
Что такое история по Франку? Это «вторая Библия - или третья, 01 если второй книгой считать природу»; он пишет «Хроники», ™ «Историческую Библию», показывает действие Бога и Провиде- 2 ния в истории, но позже история становится для него временным ф символом, и тогда в текстах описываются одни и те же фигуры, Ц как они появляются на сцене и сходят с нее. Он видит в истории ^ вечную борьбу народов, охваченных жаждой власти, господства, '—
борьбой с духом, свободой и терпимостью. Считая, что человек по природе добр, он, однако, «не слишком благожелателен к "социальной природе", к обществу и государству», поскольку все социальные формы основаны на силе и принуждении. Для Койре - это благородная фигура, «все устремления которого сводились к беспристрастности», он - «один из первых апостолов религиозной терпимости и свободы духа. Не принадлежащий ни к какой партии, одинокий, непонятый, он все же оказал влияние в Германии и Нидерландах, и еще долгое время, вплоть до XVII в., его работы -"Историческая Библия", "Парадоксы" - читались, издавались и распространялись среди "спиритуалистов"» [Койре, 1994: 63].
Можно предположить, что Койре так внимателен и уважителен к «эклектику» и спиритуалисту Франку, к его идеям об истории еще и потому, что был знаком с высокой оценкой В. Дильтея, который назвал Франка «первый человек Нового времени» и посвятил его роли в становлении не только исторического знания, но в целом наук о культуре достаточно много страниц в известных очерках «Воззрение на мир и исследование человека со времен Возрождения и Реформации» (1891-1904). Дильтей показал, что ряд теологов, освобождаясь от влияния М. Лютера, стремились начиная с Г. Лейбница соотнести идеи древних авторов с современным мышлением, «из сопереживания исторических точек зрения в их полной особенности возникли историчность мышления немцев, универсально-историческое понимание, трансцендентальная философия» [Дильтей, 2000: 63]. Основателем одного из направлений - теологического рационализма, развивавшегося из гуманистического просвещения, стал Эразм. «Из этого революционного хаоса возвышается подлинно гениальный мыслитель и пи-О сатель Себастиан Франк (ученик Эразма. - Л.М.), которому при-« надлежит более ясное и исторически широкое понимание этой §1 точки зрения» [Дильтей, 2000: 69]. Начав с переводов, составле-^ ния сборников, в дальнейшем он набросал «план всеобщей исто-_ рии», которая была опубликована, как и космография и история
(В >|
Германии.
Дильтей видит значение работ Франка в том, что, как предста-
О) витель идей немецкой Реформации, «он внес жизнь и связь в мате™ риал исторических хроник, а затем увидел в этой универсальной связи и историческое в Библии». Его независимость от партий и Ф конфессий, а также стремление освободить морально-религиоз-Ц ный процесс от вульгарных эгоистических компонентов, группоид вых интересов позволяли ему исследовать и излагать историю «со —' спокойной ясностью» на фоне «универсально-исторических гори-
зонтов». Ход рассуждений Франка Дильтей представляет следующим образом: «если процесс веры составлял центр в существовании личности, он должен был быть и центром истории, связующим в ней. Если он обусловлен только внутренним отношением человека к невидимому порядку, то он независим от времени и места и присутствовал всегда в истории человечества. Тогда невидимая церковь имела своих членов и во время, предшествующее Христу, в вере иудеев, турок и всех язычников. Следовательно, -делает вывод Дильтей, - Франк поставил перед религиозно универсальным пантеизмом задачу доказать свою плодотворность в качестве "связующего звена" универсальной истории и ядра библейской теологии для обеих этих наук» [Дильтей, 2000: 70].
Не рассматривая далее достаточно детальный анализ взглядов Франка, я отмечу лишь заключительные оценки Дильтея - известного герменевтика и «критика исторического разума». По Диль-тею, Франк - предшественник и основатель современной философии религии, его идеи «текут навстречу современности». Он знает, что «Всеобщая история» Франка построена на хронике нюрнбергского врача Шеделя с добавлением десятков других источников, без использования методов историко-филологической критики. В целом она превосходит другие работы глубоким осознанием действующих в истории религии сил и внутренних связей эпохи Реформации. «Широкий непредвзятый взгляд, мужественный, истинно народный язык, смелое сердце сделали его идеи понятными, и они оказали серьезное влияние на нацию, а также на последующих писателей. Франк, как и средневековые авторы работ по всеобщей истории, исходит из сознания внутренней телеологической связи всей истории. Он хочет показать "сцепление, закон, содержание, ядро и связующее звено истории", повсюду в подчеркнуть "существенное" и "описывать историю, исходя из ее « причин". Исследует, как в ней из постоянно действующих сил §) создаются формы исторической жизни» [Дильтей, 2000: 74]. Все ^ это «по своей великой интенции» делает его близким Дж. Вико. ^
Итак, как мне представляется, и Дильтей и Койре показали,
что С. Франк должен быть оценен достойно, он понимал и излагал
историю не столько в эклектическом, компилятивном, сколько в 01
синкретическом контексте - в сочетании многообразных факто- ™
„ „ О
ров и даже выдвигал идею о «невидимой» и единой для всех вер g
церкви, которая является связующей для истории человечества, а ф не только теологии. Очевидно, что и создание исторических тек- Ц стов, и развитие самого понимания природы исторического знания возможны на основе синкретизма и сопутствующих ему мето- '—
(В >|
дов эклектики, которые могут иметь различный статус и формы, но, выполняя существенные эпистемологические функции, не всегда оцениваются только отрицательно.
Из истории поэтического творчества: «метафизическая поэзия» в Англии XVII в. Здесь также обнаруживаются синкретизм и эклектика различных видов поэтических приемов, а также сочетание исторического и современного в гуманитарном и художественном знании. Так, в трудах известного англо-американского поэта Т.С. Элиота, лауреата Нобелевской премии, философа культуры, мыслителя-социолога, литературного критика, т.е. синкретического по своему творчеству автора, существует статья-рецензия «Поэты-метафизики» на антологию «Метафизическая лирика и стихотворения XVII века» (1921). Она стала своеобразным «открытием» этой поэзии и ее основателя Дж. Донна для XX в. Элиот сразу отмечает, что трудно дать определение «метафизической поэзии», а само название служило «уничижительным ярлыком». Здесь «насильно сопрягаются самые разнородные понятия» (С. Джонсон), однако «некоторая степень разнородности материала, - отмечает Элиот, -объединяемого в единое целое в процессе работы творческого сознания, присуща поэзии как таковой» [Элиот, 2004: 550]. Это он тут же демонстрирует на примере стихов самого С. Джонсона и Ш. Бодлера. Размышления Элиота об отношении поэта к своему опыту значимы и сегодня, так как отмечают существенные и не фиксируемые ранее особенности. Прежде всего, не всякий поэт может чувствовать мысль «как запах розы», Дж. Донн это может, он переживает мысль, она изменяет его мироощущения. Другая важная особенность - в сознании поэта все виды разнородного опыта, даже не имеющие ничего общего друг с другом, «всегда образуют О новое целое». Единственное условие при этом - превращение опы-« та в поэзию, а не поэтичное размышление о нем. §1 Элиот не видел «излишней философичности» и нашел аргу-
^ менты, чтобы обосновать принадлежность «метафизических по-_ этов» во главе с Донном к классической английской поэзии. Он
(В >|
убежден, что и современный ему «поэт должен становиться все более и более разносторонним, более иносказательным, ассоциа-
О) тивным, непрямым. В результате мы получаем. эксцентрич-
™ ный, причудливый образ, построенный на неожиданном сочетании разнородных явлений, и фактически - метод, необычайно
Ф сходный с методом "метафизических поэтов"» [Элиот, 2004: 555].
И Я не могу в тексте статьи привести примеры Элиота из «метафизи-
^ ческой поэзии», поэтому воспользуюсь современным коммента-
—' рием, чтобы отметить в целом особенности «метафизических по-
этов». В частности, у Донна, поэта и священника, сочетаются средневековая и ренессансная традиции, «наука и теология, логика, трезвые аналитические суждения с всплесками страсти, чувственность и платонизм, идеализация и цинизм, душевный разлад и поиски духовной гармонии, размышления о смерти и гедонистическое мировосприятие. Это придает их поэзии особую амбивалентную тональность, источником которой были "метафизический Разум", "ирония". основанные на принципе слияния противоположностей» [Элиот, 2004: 558]5.
Иосиф Бродский, высоко ценивший талант английского поэта и особенность «метафизической поэзии», еще в юности посвятил гениальную «Большую элегию Джону Донну» (1963), сохраняя интонацию подлинника, сложность языка и особенности его стихотворчества, тем самым сделав известной английскую «метафизическую поэзию» XVII в. и в русской культуре. «Элегия», как отмечают специалисты, передает суть поэзии, отражает важнейшие приемы и «находки» английского поэта-«метафизика». Очевидно, что обсуждаемый феномен - это событие в европейской культуре, которое может быть осмыслено и собственно в философии и эпистемологии как пример глубокого взаимопроникновения поэзии, философии, языка, разных культур и судеб поэтов, мастерство которых в свою очередь базируется на фундаментальном синкретизме.
Концепция «открытого произведения» У. Эко: синкретизм и эклектика в гуманитарном знании. Примеры и формы синкретизма и эклектики присутствуют в разнообразных трудах У. Эко - не только виднейшего писателя, но также известного ученого, философа и филолога, обращающегося в поисках решения проблем к социальным аспектам науки и искусства, философии, литературо- ,2 ведению, эстетике, дзэн-буддизму, а также к теории информации, ™ семиотике, математике, физике, телевидению и Интернету. Оче- 8) видно, что уже в наше время продолжает формироваться особый у тип мыслителя и в сфере гуманитарного знания - одновременно ^ писателя, философа, ученого, преодолевающего узкую специали- ^ зацию, а вернее, вписывающего исследуемую конкретную про-
5 Комментарий Т.Н. Красавченко.
В)
о
блему в обширный контекст многих и различных областей знания, не смущающегося их принадлежности к разным ведомствам естественных или социально-гуманитарных наук, а также художест- £ венных форм знания. Еще В. Вельш выделял Эко за то, что он сочетает в своем первом романе «Имя розы» «(как в тематике, так ив «
№ 71
исполнении) интеллектуальность и развлекательность, Средневековье и современность, мистический экстаз и криминалистический аналитизм. Он не только предоставляет знатоку роскошные наложения текстов, но не забывает и обывателя-профана, на долю которого остается еще достаточно "ящиков с двойным дном" и смысловой эквилибристики» [Вельш, 1992: 133]. Вельш называет это «радикальным плюрализмом» в постмодерне, я бы назвала такой феномен синкретизмом и эклектикой, которые неотъемлемы от постмодернизма, современного искусства, культуры, мышления, коммуникаций и информации в целом.
Однако в настоящем контексте необходимо отметить общетеоретические идеи Эко, которые способствуют пониманию природы феномена синкретизма и близких к нему в гуманитарном и художественном знании. Писатель исследует глубинные формы взаимодействия и «неопределенности», воспоминаний субъекта при рассмотрении эстетического воздействия в «открытом произведении», объясняя тем самым и саму «открытость» его и выходя в целом на «открытое отношение к миру». Эта концепция утверждает, что как только происходит соотнесение с эстетическим объектом, познание субъекта с необходимостью обогащается смысловыми оттенками, переживаниями, ценностями, значениями, которые глубоко укоренены в прошлом знании и восприятии познающего. Концепция «открытого произведения» как позволяющего «толковать себя на тысячи ладов, не утрачивая при этом своего неповторимого своеобразия», по существу переводит понимание синкретизма на уровень одной из форм трансценденталь-ности - бесконечного многообразия коммуницирующих смыслов, представленных в гуманитарном знании. Эко в полной мере обос-О новывает важную мысль о том, что само понятие «открытое про-« изведение», «выполняя посредническую роль между абстрактной §1 категорией научной методологии и живой материей нашего вос-^ приятия. предстает почти как некая трансцендентальная схема, Ф позволяющая постичь новые аспекты мира» [Эко, 2004: 182]. В Особенность состоит в том, что Эко, размышляя по сути о
^ трансцендентальных формах, не остается на абстрактном уровне О) упорядоченных формальных структур, как можно было бы ожи-
™ дать, но стремится решить задачу, обращаясь к случайному, неоп-О
ределенному, вероятному, двусмысленному, поливалентному, эк-
Ф лектическому и т.д. в произведении. Констатируя известную осо-
Ц бенность - принципиальную неоднозначность произведения
^ искусства, текста, он предельно обобщает и наделяет категориаль-
—' ностью как само понятие «произведение», так и свойство много-
значности - множественность означаемых, существующих в одном означаемом. На трансцендентальный уровень переводится и понятие открытости, которая понимается Эко не просто как та или иная трактовка, но как «соавторство», совместное творение. Любое произведение открыто потому, что оно есть «поле возможностей, приглашение к выбору» и даже «произведение искусства, предстающее как форма, завершенная и замкнутая в своем строго выверенном совершенстве, также является открытым, предоставляя возможность толковать себя на тысячи ладов и не утрачивая при этом своего неповторимого своеобразия» [Эко, 2004:28]6.
Все это составляет содержание введенного еще Дж. Дьюи понятия трансакции, когда субъект привносит в восприятие объекта еще и воспоминания о прошлых восприятиях, завершая тем самым оформление опыта. Перед нами удивительный феномен: завершенная и замкнутая, совершенная форма тем не менее остается открытой, допускает истолкования и, более того, предполагает «исполнителя», «читателя» как реального соавтора, когда соотносятся два личностных начала, знания и опыта. Этим, как представляется, достигается особая форма динамичной всеобщности, но одновременно и особой формы синкретизма и трансцен-дентальности через бесконечность смыслов и оттенков, когда истолкователь открывает произведение заново «в акте творческого единомыслия с самим автором». По Эко, здесь не стоит вопрос о неизменной объективной истине как в традиционном трансцендентализме, истина сама динамична, жизненна, объемна - всеобщее дополняется случайным, меняющимся, особенным, и богатство ее содержания не может трактоваться только как тривиальный релятивизм или эклектика. Эко сознательно отходит от «строгого объективизма» ортодоксального структурализма, ана- ,2 лизирующего только означающие формы, описывающего произ- "Ц ведение как «кристалл», и стремится учесть «изменчивую игру оз- 8) начаемых, которую разворачивает перед нами история». Транс- у цендентальность подхода обусловлена тем, что данная модель ^ «является абсолютно теоретической и существует независимо от ^ реально существующих (наличных) открытых произведений». ^ Эта идея трансцендентальности в гуманитарном знании разраба- ^ тывалась и К.О. Апелем, исследовавшим ее формы в сфере языка и ^ коммуникаций. 2
Выход на трансцендентальный уровень предполагает еще один вопрос: не существует ли между различными культурными подхода- «
6 См. также: [Микешина, 2006].
Опт 73
ми некое единство действия? Эко полагает, что построенные и обоснованные им абстракции «оперативной программы» и модели открытого произведения позволяют решать проблему сходства программ действия, структур, исследовательских моделей, логических операций, моделей восприятия в других сферах культуры. Но главное - выявлен особый феномен, его можно назвать синкретизмом смыслов, и найден трансцендентальный уровень, на котором стало возможным выявить «единство знания», кажущееся иллюзорным на метафизическом уровне. Поэтика открытого произведения, по Эко, дает возможность обнаружить структурные признаки, сходные с другими операциями в области культуры, проясняющими какие-либо природные явления или логические процессы. Он предложил своеобразную «оперативную программу», позволяющую выявлять фундаментальные структуры и эпистемологическую природу наук о культуре в отличие от наук о природе, одновременно прокладывая дорогу к их трансцендентальному единству, не сводящемуся к «переделке» гуманитарного знания на основе гносеологических абстракций или «научных критериев» по образу и подобию естествознания. Трансцендентальность в гуманитарном знании может достигаться через открытость произведения для различных форм и элементов синкретизма, а также через язык, синкретизм и эклектику смыслов и коммуникаций.
Эпистемологические итоги. Обращение к феномену синкретизма, различным видам и примерам эклектизма в истории европейского философского и научного знания на разных этапах его развития приводит, как мне представляется, к ряду важных моментов в понимании природы самого знания, объединяющего многовековую мыслительную деятельность. Тысячелетнее суще-О ствование синкретизма и эклектизма в различных философских, « естественно-научных и гуманитарных текстах, а также современ-§1 ное признание и даже расцвет особого синкретического стиля в ^ искусстве и культуре в целом, особенно в эпоху постмодерна с его — «принципиальным эклектизмом», убеждает в необходимости изу-
(В >|
чать и оценивать эти феномены во всех проявлениях в современном контексте. Как я стремилась показать, различные формы и
О) степени синкретизма присутствуют также в истории становления
™ классической науки, что обосновывает интерес к этой теме в философии науки, которая раскрывает гетерогенность, диверсив-
Ф ность, синкретизм и эклектику часто как необходимые этапы и
,!£ формы не только подготовительного процесса в развитии любого
^ знания, но и его дальнейшего развития и обогащения. Для эписте-
—' мологии и методологии это проблема роли, места и функций син-
кретизма, эклектизма в исследовании, многообразие их форм и функций, зависимость от субъекта-исследователя, его предпочтений и системы ценностей, неоднозначное отношение к требованиям формальной логики и выявление специфической роли как приемов аргументации.
Почему изменялись оценки синкретизма и эклектики и с чем это было связано в последние века? Ответ на этот вопрос лежит в истории европейской культуры, где господствовали и в определенной степени продолжают господствовать достаточно строгие требования теологии, религии в целом, требования следовать принципам господствующих философских систем и догм, нормы классической науки, идеалы и требования традиционной морали, европейской системы ценностей в целом, но главное - принципы европейского логоцентризма на основе классической логики Аристотеля. В этом фундаментальном контексте синкретизм и эклектика всегда оценивались как неполноценные, нарушающие каноны мышления и создания текстов, идеалы, моральные и религиозные нормы. Но уже открытость и динамизм эпохи барокко обозначили рождение нового сознания не только в культуре и искусстве, но и в науке, когда появилось новое осмысление классических отношений причины и следствия, динамизм структуры, понятие разнообразных возможностей, «отказ от статического и силлогистического восприятия миропорядка, готовность принимать подвижные личностные решения, а также осознание ситуационной обусловленности и историчности тех или иных ценностей» [Эко, 2004: 49]7. На место бинарности отношений истинно-ложно пришли неопределенность, относительность, дискретность, множественные, в том числе принципиально новые ценности, субъективные предпочтения и «обновление собственных схем жизни», разнообразие концепций, преодоление господства философских систем и самой системности философии. Это происходило и про- О исходит в эпохи модерна и постмодерна, когда, собственно, и пе- ^ реосмысливаются оценки и синкретизма и эклектизма. Я
Особо отмечу, что при всем отрицательном отношении к эклектике в советской философии уже был представлен эпистемоло- О гический анализ этих феноменов. Специальное внимание эклекти- О ке, развитию самих ее типов уделил М.К. Петров, для него эклек- Е тика прежде всего - это «не несущий познавательной нагрузки
В) О
7 «Если нет абсолютного центра, предпочтительных точек отсчета, все перспекти- ПрТ вы одинаково законны и возможны» [Эко, 2004: 51]. -
методологический прием, который основан на использовании вырванных из контекста фактов и формулировок и потому искажает картину исследуемого объекта или заведомо неправомерно истолковывает его при сохранении видимости логической строгости» [Петров, 1970: 543]. Очевидно, что это одно из возможных, наиболее распространенное представление об эклектике в наивно-реалистическом понимании познания; оно представлено во многих словарях и отражает ленинскую оценку эклектизма, которую приводит и Петров. Однако он вводит и второе понимание эклектики, существенно развивая ее эпистемологические смыслы. Второе значение - это «момент в развитии системы знаний, характеризующийся присутствием в ней элементов, которые не имеют единого теоретического основания и относятся к различным, иногда взаимоисключающим аспектам рассмотрения объекта. Во втором своем качестве, резко отличном от первого, как момент познания, эклектика особенно часто встречается в периоды коренной перестройки теорий или мировоззренческих схем и выступает в двух формах: как предварительный этап синтеза разнородного в единую систему (конвергентная эклектика) или как начало типологического распочкования единых прежде систем (дивергентная эклектика)» [Там же]8. Он рассматривает особенности каждого из типов эклектики и приводит примеры из истории философии и истории религии. Конвергентная эклектика связана с заимствованиями при освоении новой проблематики; дивергентная эклектика - с обнаружением типологических различий и поляризации значений по концептам. «Оба эти типа эклектики представляют закономерные моменты познания, средства активного воздействия на сложившиеся теории и взгляды» [Там же].
Очевидно, что намеченный Петровым в «Философской энциклопедии» (1970) эпистемологический подход к эклектике не потеЯ рял своего значения и сегодня, тем более что в последующих эн-у циклопедиях и словарях (1983,2001,2004) она оценивается только ^ отрицательно, идеологизировано, не раскрывается ее роль, как и ^ синкретизма, в истории и в современной философии, естествен-^ ных и гуманитарных науках, а также искусстве. Нет исследования В1
О
этих феноменов в контексте развития коммуникативной рацио-Ф нальности, где их функции существенно меняют свои оценки и обретают базовые смыслы. Удивительные трансформации пережи-§ вает за последние десятилетия сама эпистемология, где тенденции синкретизма и эклектизма обогатили теорию познания множест-
на
8 Здесь присутствует также статья о философском эклектизме А.Ф. Лосева.
вом новых трактовок, подходов и направлений. Так, в англоязычных учебниках по эпистемологии уже в 1990-х гг. широко представлены различные эпистемологии (см.: [Баег§еп, 1995; Бапсу, 1996; Ьапёеэшап, 1997]), что отражается в свою очередь в докладах и выступлениях на всемирных философских конгрессах, где в последние десятилетия представлены не только классическая гносеология, но в гораздо большой степени социальная, эволюционная, феминистская, виртуальная, экологическая и многие другие эпистемологии. Сегодня этот процесс приобрел принципиально новые масштабы, о чем дают достаточно полные представления постоянно публикуемые обзоры в журнале «Эпистемология и философия науки» начиная с 2004 г. [Антоновский, 2012]. Исследуются особенности неклассической эпистемологии, представлен своего рода синкретический жанр и в монографиях ([Лекторский, 2001], [Касавин, 1998], [Касавин, 2008] и др.).
Очевидно, что современная неклассическая эпистемология развивается не только путем углубления базовых философских категорий и принципов, но в значительной мере на основе синкретизма; уходя от предельных абстракций и приближаясь к реальному процессу познания, она принимает во внимание проблемы, методы и понятия естественных наук, а также социально-гуманитарного знания, культуры и искусства, давая им свои толкования.
Библиографический список
Антоновский, 2012 - Эпистемология в XXI веке. Новые книги, справочные материалы, рецензии и обзоры (2000-2011); под ред. А.Ю. Антоновско- ^ го. М., 2012.
Вельш, 1992 - Вельш В. «Постмодерн». Генеалогия и знчение одного В) спорного понятия // Путь. Международный философский журнал. 1992. № 1. ^
Дильтей, 2000 - Дильтей В. Воззрение на мир и исследование человека со времен Возрождения и Реформации. М. ; Иерусалим, 2000. ц
Дмитриев, 1999 - Дмитриев И.С. Неизвестный Ньютон. Силуэт на фоне (В эпохи. СПб., 1999. >
Касавин, 1998-КасавинИ.Т. Миграция. Креативность. Текст. Проблемы неклассической теории познания. СПб., 1998.
Касавин, 2008 - Касавин И.Т. Текст. Дискурс. Контекст. Введение в социальную эпистемологию языка. М., 2008.
Койре, 1994 - Койре А. Мистики, спиритуалисты, алхимики Германии XVI века. М., 1994.
Лекторский, 2001 - Лекторский В.А. Эпистемология классическая и неклассическая. М., 2001.
В) О
О
Е
%
■н &
Ш
Микешина, 2006 - Микешина Л.А. Трансцендентальные измерения гуманитарного знания // Вопросы философии. 2006. № 1.
Микешина, Микешин, 1981a - Микешина Л.А., Микешин М.И. Анализ концепции социально-исторической обусловленности механики Ньютона. Статья 1 // Диалектический материализм и философские проблемы естествознания. М., 1981.
Микешина, Микешин, 1981b - Микешина Л.А., Микешин М.И. Социокультурные аспекты становления научной формы знания в механике Ньютона. Статья 2 // Диалектический материализм и философские проблемы естествознания. М., 1981.
Петров, 1970 - Петров М.К. Эклектика // Философская энциклопедия. Т. 5. М., 1970.
Татон, 1979 - Татон. Р. Александр Койре // О физиках. Тбилиси, 1979. Эко, 2004 - Эко У.Открытое произведение. Форма и неопределенность в современной поэтике. СПб., 2004.
Элиот, 2004 - Элиот Т.С. Избранное. Т. I—II. Религия, культура, литература. М., 2004.
Ямпольская, 2011 - Ямпольская A.B. Феноменология и мистика Бёме в интерпретации А. Койре // Артикульт. 2011. № 3.
Baergen, 1995 - Baergen R. Contemporary Epistemology. Orlando, Florida, 1995.
Dancy, 1996 - Dancy J. An Introduction to Contemporary Epistemology. Oxford, 1996.
Landesman, 1997 - Landesman Ch. An Introduction to Epistemology. Cambrige, Mass., 1997.
О
a e и
(В >1 a e
о
e
f
■ H &
Ш
