CC BY
9
УДК 821.161.1
ББК 83.3 (2 Рос=Рус) 6-4
ЕГОРУШКА
(воспоминания о встречах с Е.А. Исаевым)
Тимофеев Евгений Алексеевич,
кандидат философских наук, заслуженный деятель культуры России
Аннотация. Автор вспоминает свои встречи с известным советским, русским поэтом Е.А. Исаевым. Ключевые слова: Егор Исаев, поэт.
EGORUSHKA
(memories of meetings with E. Isaev)
Timofeev E.A.,
candidate of philosophical Sciences, honored worker of culture of Russia
Abstract. The author recalls his meetings with famous Soviet, Russian poet E. Isaev. Key words: Egor Isaev, poet.
Нет, не могу поверить, что его нет. Так и кажется, что сейчас распахнётся дверь, и он ввалится к тебе могучий, жизнерадостный, с доброй улыбкой на всегда смуглом, будто от солнца или морозного ветра, лице, взмахнет своими сильными руками-крыльями и с традиционным «Милый ты мой!» бросится к тебе с объятиями. Все, кого он знал, были ему «милыми». Как-то ещё в молодости на это душевное приветствие я невольно ответил ему, как сказочному богатырю: «Здравствуй, Егорушка!». С тех пор так и звал его.
Мы не были закадычными друзьями, встречались довольно редко, но за более полувека нашего знакомства таких встреч набралось немало. Я его «зауважал» сразу после «Суда памяти», увидев в нём поэта, равного Твардовскому по его особой «русско-сти», силе и точности образов и слова. Не одного меня поражал Егор этим своим талантом. Вспоминается, как однажды после экскурсии воронежских писателей на Нововоронежскую атомную станцию
мы втроём (директор станции Ф.Я. Овчинников, Егор и я) на директорской машине возвращались в Воронеж. По дороге Фёдор Яковлевич спросил:
- Слушай, Егор Александрович! Как тебе удаётся так точно подобрать нужное слово?
- Да я слова на вкус подбираю. Потому и пишу медленно, что долго пережёвывать приходится. Да и пишу не по заказу к сроку, а только тогда, когда вдохновение есть.
- Ну а на заказ о людях нашей атомной сможешь?
Егор ненадолго задумался и произнёс:
- Попробую.
Через несколько лет судьба свела нас троих на каком-то торжественном мероприятии в Воронеже. Схватив Егора за рукав, Овчинников подвёл его ко мне:
- Евгений Алексеевич! Ты был свидетелем, когда наш великий поэт обещал написать об атомной, но так ничего и не написал...
187
Берегиня • 777 • Сова, 2014, № 2 (21)
Егор опередил меня:
- Я обещал попробовать. Пока не получилось. Но ведь жизнь ещё продолжается...
Насколько я помню, Егор так и остался должником воронежских атомщиков.
Мне посчастливилось слышать, как Исаев читает свои стихи в самых разных аудиториях: и в сельском клубе, и на официальном мероприятии, и на дружеском застолье. Он и читал только тогда, когда приходило вдохновение. Как-то, ещё работая в Воронеже, то есть около сорока лет назад, я приехал в командировку в Москву, где по абсолютно случайному совпадению находилась тоже в командировке моя жена. Остановились мы в гостинице «Россия», которая ещё и сейчас могла бы продолжать служить людям, но от которой благодаря чиновникам, не умеющим ценить и экономить человеческий труд, остались одни воспоминания. На второй или третий день вечером к нам ввалились Егор и Валентин Сидоров, тоже земляк и тоже поэт. Посидели, поговорили о том о сём, повспоминали, пооб-суждали... Время летит быстро, тем более за чаркой. Валентин засобирался домой. Мы с Егором проводили его до такси. Уже садясь в машину, он спросил, обращаясь к Егору:
- Ну, а ты? Женя (моя тёзка, жена Егора) волноваться не будет?
- Да мы ещё немного посидим. Давно не виделись. А Жене сейчас позвоню.
Мы вернулись за стол. Позвонить, конечно, забыли. Выпили ещё по рюмке, и Егора вдруг прорвало. Что- то в нашем разговоре послужило толчком, и он начал читать свою гражданскую лирику -одно стихотворение за другим, как всегда - в полный голос, не считаясь с поздним временем и малочисленностью аудитории, поднявшись в полный рост, устремив свой взгляд через потолок во что-то, ведомое только ему.
Опомнились только во втором часу ночи. Схватив такси, помчались к нему домой. Едва позвонили, Женя тут же открыла дверь, словно ждала за нею. Первым начал каяться я. Егор, тоже попросив прощения у жены за то, что не предупредил и не позвонил, стал уговаривать меня продолжить вечер. Категорически отказался: поздно и впереди рабочий день. Женя понимающе кивнула:
- Ну, как-нибудь, в другой раз. Спасибо, что проводил.
Но другого раза уже не было. Вернее, был, но тогда, когда не стало не только той страны, в которой мы тогда жили, но и самой Жени.
После заседания в новом офисе на Ленинском проспекте правления межрегиональной общественной организации «Выдающиеся полководцы и фло-
товодцы Отечества», возглавляемой нашим земляком и хорошим приятелем А.Я. Сухаревым, Егор предложил:
- Пойдём ко мне. Я же тут рядом живу. Посидим, Женечку помянем...
Это был вечер не столько воспоминаний, сколько размышлений о прожитом и пережитом. Егор много читал, причём нового, не вошедшего в его последнюю книгу. Он работой глушил тяжесть утраты и благодаря творчеству снова обрёл интерес к жизни, к сожалению, ненадолго.
Тревожный звонок Сухарева застал меня на
даче:
- Ты не слышал, что с Егором? В интернете появилось сообщение о его смерти.
- Знаю, что он в Воронеже или в Коршево. Собирался в какой-то санаторий. Об этом мне позавчера говорил Саша Голубев, из моего отдела. Сейчас он в «Подъёме», секретарь Союза писателей.
- Ты можешь дать мне чей-нибудь телефон, кто может знать что-нибудь определённое?
- Я дам тебе мобильник Егора, кто-то ответит. Записывай! Перезвони мне...
Вскоре Александр Яковлевич позвонил и сообщил, что разговаривал с кем-то из родственников, который подтвердил печальное известие. Где и когда пройдут похороны, пока неизвестно, но, наверное, в Корщево. Однако, прокурор есть прокурор: он всё-таки добрался до истины и всё же успел в Переделкино поклониться праху замечательного поэта и сказать доброе слово о нём от имени всех земляков. Именно там, в Переделкино, на писательском кладбище рядом с Женей он нашёл свой последний приют.
Мне он был особенно близок ещё и потому, что именно у него училась писательскому мастерству моя дочь Елена. На первом же своём семинаре студентов второго курса Литературного института имени А.М. Горького Егор Исаев увидел очень знакомое лицо:
- Вы откуда?
- Из Воронежа.
- А Евгений Алексеевич Тимофеев Вам не родственник?
- Это мой отец.
- А почему фамилия другая?
- Так я замужем.
- Ну и ну! Это ж надо - такое сходство! Передай своему бате, что он - нахал.
Сразу после семинара Егор зашёл к ректору института Владимиру Фёдоровичу Пименову и рассказал о происшедшем. Тот тут же позвонил мне и со всей тактичностью театроведа на чистейшем матерном языке объяснил, что нельзя столь значимые
188
факты даже личной жизни скрывать от друзей и земляков.
По роду своей деятельности я встречался со многими писателями и поэтами, «хорошими и разными», был знаком с их творчеством. И убедился в том, что талант без опоры на глубокое знание и понимание жизни народа, без верного служения ему в достижении счастливого будущего не способен воплотиться в творческую личность всенародного масштаба. Именно эта неразрывная связь была характерна для Егора Исаева и остаётся для Андрея Дементьева и ещё для очень немногих поэтов в современной России. Помните: «Поэт в России - больше, чем поэт!». А что особенного для людей может «выдать» человек, называющий себя поэтом, самым ярким событием в жизни которого была игра в футбол вместе с Евтушенко во время их совместной учёбы?
Кстати, о самом Евгении Евтушенко. Он, безусловно, является одним из крупнейших российских поэтов, но ему-то как раз и недоставало всегда иса-евской последовательности и глубины духовного единства с народом. Мне пришлось быть свидетелем показательного в этом плане эпизода.
Пятый съезд советских писателей, проходивший в Кремле в конце июня - начале июля 1971 года, заканчивал свою работу, когда пришло известие о трагической гибели трёх советских космонавтов: Георгия Добровольского, Виктора Пацаева и Владислава Волкова. Накануне похорон делегатов и гостей предупредили, что после завтрашнего утреннего заседания предполагается участие в траурной церемонии. Наутро все пришли в соответствующем одеянии и толпились в фойе перед началом заседания. И вдруг появился Евгений Евтушенко: его яркий голубой пиджак и огромный красный галстук весьма нелепо выглядели на общем фоне. Заметив недоумённые взгляды, Евтушенко остановился поч-
ти в центре зала. Между ним и присутствующими образовался небольшой круг. При полном молчании в него вошёл Расул Гамзатов и медленно стал обходить застывшую в недоумении фигуру Евтушенко. Наконец, он изрёк:
- И где ты такой шикарный похоронный наряд достал,Женя?
Лицо Евгения стало ярче его галстука. Он как ошпаренный бросился к выходу. Конечно, на заседание он опоздал, но появился уже в подобающем случаю виде.
Вот такого никогда не могло произойти с Егором Исаевым. Он никогда не «играл под мужика», ни в творчестве, ни в поведении. Просто из него невольно выпирала огромная душа и мудрость народная. Просто он был не сладкоголосым певцом, а искренним и верным борцом за будущее своего народа.
В своём личном архиве я нашёл выписки из выступлений писателей, по- моему, на третьем съезде СП РСФСР в марте 1970-го года. Начинается эта запись со слов Сергея Михалкова: «Очень хорошо определил место и позицию литератора в нашей стране поэт Егор Исаев. «Западная пропаганда, -сказал он, - не устаёт повторять, что советские писатели, дескать, не имеют творческой свободы. Да, советский писатель действительно не свободен! Он не свободен от своей благодарности нашим отцам, утвердившим для нас революционную новь, он не свободен от своей памяти, воскрешающей величайшие испытания, выпавшие на долю его Отечества в борьбе с фашизмом, он не свободен от чувства любви к Родине, от чувства гражданского долга, от чувства личной ответственности за воспитание молодого поколения...»». И в такой «несвободе» он видел смысл всей своей жизни не только в советское время, но и в нынешней России.
189
