CC BY
246
ПСИХОЛОГИЯ
УДК 159.923
Левит Леонид Зигфридович
кандидат психологических наук, доцент Центр психологического здоровья и образования, г. Минск, Беларусь
ЭГОИСТИЧЕСКАЯ МОТИВАЦИЯ: ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНЫЕ РЕЗУЛЬТАТЫ И ТЕОРЕТИЧЕСКИЙ ДИСКУРС
В статье исследуется соотношение эгоистических и альтруистических компонентов в мотивации и поступках человека. Экспериментальные исследования, проведенные автором с помощью методов выборки переживаний (ESM), позволяют выдвинуть концепцию первичной (полностью эгоистической) и инструментальной (эгоистической и альтруистической) разновидностей мотивации, стоящих за соответствующими действиями. Предлагаемая концепция имеет веские теоретические подкрепления, важнейшим из которых признается доктрина психологического эгоизма. Наиболее известные факты, ранее предполагавшие существование первичной альтруистической мотивации, способны быть истолкованы в ином, эгоистическом ключе. На основании достигнутых результатов выводятся некоторые следствия для педагогики и морали.
Ключевые слова: альтруизм, методы выборки переживаний, мораль, мотивация, поведение, эгоизм.
Проблема эгоизма, его связи с альтруизмом в мотивации и поведении человека продолжает оставаться во многом неразрешенной. Вопрос имеет большое значение как для философии морали, так и для общей психологии. Различные педагогические подходы могут быть признаны «передовыми» либо «вредными» в зависимости от трактовки эгоизма и альтруизма.
В настоящей статье мы хотели бы привести данные экспериментальных исследований, проведенных в 2011-2013 гг., и затем выдвинуть на их основе теоретические предположения касательно соотношения эгоистических и альтруистических компонентов в мотивации и поведении человека. Осуществленный дискурс позволит, помимо прочего, иначе взглянуть на существовавшие в недавнем прошлом подходы к воспитанию подрастающего поколения, а также даст возможность вывести некоторые моральные следствия.
Эгоизм и альтруизм в мотивации и поведении: постановка проблемы. Мы предпочитаем определять эгоизм как врожденную предрасположенность человека в свою пользу, заботу о собственных интересах - в отличие от альтруизма, предполагающего заботу об интересах других людей.
Биологические корни эгоизма, способствующего выживанию особи, восходят к учению Ч. Дарвина: «Мое наследственное вещество есть самое важное вещество на свете. Чтобы оно могло выжить, вполне оправданно, если другие будут недоедать, страдать, а, возможно, и умирать» [10, с. 122]. По мнению Дж. Уолкера, эгоизм представляет собой главный факт органической жизни, ее универсальную характеристику [30, р. 13].
Как отмечает В.Д. Шадриков, «биологически, с точки зрения выживания, человек должен воспринимать себя как нечто гораздо более важное, чем все его окружающее. В этом источник энергии и желания защищаться от других, работать для поддержания своего существования, бороться за
свою жизнь и добиваться успеха» [16, с. 257]. Таким образом, автор фиксирует защитные и мотива-ционные функции человеческого эгоизма.
Альтруизм, как и эгоизм, также может рассматриваться в качестве мотивации и в качестве поступка. Если, с точки зрения теории психологического эгоизма, все желания и действия человека в конечном счете эгоистически мотивированы, то альтруистическая альтернатива считает некоторые из них подлинно (первично) альтруистическими [28; 31].
Теория альтруизма как первичного мотиваци-онного фактора, несмотря на внешнюю привлекательность, имеет свои трудности. Как отмечает, в частности, Н. Бадхвар, моральный идеал для получения массовой поддержки должен быть более чем минимально реалистичным. По крайней мере, он не должен находиться в постоянном конфликте с собственным благополучием актора [17, рр. 19-20].
Хотя альтруистическое поведение может быть выгодно индивиду в долгосрочной перспективе [23], ученым неясна его связь с вознаграждением, которое получает человек. Альтруизм в своих наиболее экстремальных формах, когда действия субъекта направлены против его личного интереса, против «базовой» мотивации самосохранения, также имеет неоднозначную трактовку. Ведь общепринят взгляд, согласно которому, моральные суждения должны иметь практическую составляющую и мотивировать тех, кто эти суждения создает. Постулаты иных моральных теорий принято считать сомнительными [19].
Альтруистическое поведение наблюдается не только у человека, но иногда и у животных, что позволяет предполагать его до определенной степени врожденный характер. По мнению Г. Спенсера, корни бескорыстного поведения восходят к биологической заботе о потомстве [13]. С другой стороны, чем выше животное, тем меньше заметно стремление принести себя в жертву ради общей (видовой) пользы [8, с. 188].
Практически любой альтруистический с виду поступок может иметь «на дне» эгоистическую мотивацию, связанную (как минимум) с гедонизмом - улучшением внутреннего состояния актора в результате совершения требуемого действия. Спасая тонущего человека или сдавая донорскую кровь, мы повышаем самооценку, считаем себя «хорошими» и тем самым избегаем появления стыда или вины, если бы не сделали это [1; 5]. Стремление к улучшению внутреннего состояния в качестве конечной ценности расценивается как гедонистический эгоизм, считающийся специфической версией психологического эгоизма в соответствующих теориях. Его действие заключается в сужении внутренней мотивации до получения удовольствия и избегания боли [28].
Гедонистический эгоизм выглядит неприступным оплотом для сторонника теории тотально эгоистической первичной мотивации. Облегчение негативного состояния помогающего, его эмпати-ческая радость являются мотивационными механизмами, лежащими в основе альтруистического действия. Само же действие в этом случае сохраняет свою альтруистическую природу, даже если помощь оказывается исключительно для того, чтобы почувствовать себя лучше [27, p. 139].
Как отмечает Дж. Мук, соотношение эгоизма и альтруизма представляет собой основополагающий, до сих пор не разрешенный вопрос касательно человеческой природы [27, p. 139]. Таким образом, с одной стороны, необходимо прояснить содержание первичной мотивации, с другой - определить удельный вес альтруистических компонентов в мотивах и поступках человека.
Методика, эксперимент, результаты. Для выяснения соотношения эгоизма и альтруизма в повседневной активности человека мы провели в 2011-2013 гг. несколько исследований с использованием методов выборки переживаний (experience sampling methods - ESM). В данной статье речь пойдет о втором и третьем исследованиях [2; 3].
Мы включили в анкету в виде отдельных шкал «эгоизм» («польза, выгода для себя») и «альтруизм» («польза, выгода для других»). В обоих исследованиях приняли участие восемь человек (четверо мужчин и четверо женщин в возрасте от 25 до 52 лет). Все испытуемые получили высшее образование и не имели психических расстройств. Каждый испытуемый перед началом эксперимента получил письменную и краткую устную инструкции, а также бланки анкеты для ежедневного использования. Каждые 2 часа (за исключением сна) на протяжении двух недель испытуемые фиксировали вид активности, которой были заняты, а также степень выраженности указанных в анкете показателей по одиннадцатибалльной шкале (0 - 10 баллов). Полученные данные подверглись статистической обработке.
Главной неожиданностью проведенных исследований явилось наличие положительных корреляционных взаимосвязей между шкалами «эгоизма» и «альтруизма» у всех испытуемых, причем большинство корреляций имели статистически значимый характер [3; 6; 25]. Таким образом, нами были получены результаты, кардинально меняющие традиционные представления, согласно которым эгоизм и альтруизм противоположны друг другу. Ведь между «противоположностями» не может существовать стабильно-положительная взаимосвязь.
По количественным значениям шкала «эгоизма» превосходит шкалу «альтруизма» во всех случаях кроме одного. Полученный факт является дополнительным подтверждением идей о врожденной (эгоистической) предрасположенности индивида «в свою пользу» с целью увеличения шансов на собственное выживание. Единственная испытуемая, у которой показатели альтруизма оказались выше (всего на одну десятую балла), призналась после проведенного исследования, что в указанный период ежедневно ухаживала за своей тяжело больной (вскоре умершей) матерью, что воспринималось как достаточно тяжелая, но временная и вынужденная мера, повлиявшая на оценки.
Обнаружение позитивных взаимосвязей между эгоизмом и альтруизмом наносит удар по идеологии, предпочитающей рассматривать данные понятия в качестве противоположностей, имеющих при этом разные импликации и разную ценность с моральной точки зрения. Многие виды помогающего поведения, так или иначе, усиливают и самого актора, а не только тех, кому он оказывает помощь. И наоборот, действия человека по «усилению себя», особенно, если речь идет о продуктивной самореализации, обычно приносят пользу и другим людям (немедленно или в перспективе).
Обсуждение и дискурс. Две выявленных закономерности (положительная взаимосвязь между эгоистическими и альтруистическими компонентами в активности человека, равно как и количественное преобладание эгоизма над альтруизмом) позволяют приблизиться к непротиворечивому ответу (пока - в виде предположения) на вопрос о природе первичной мотивации.
Проделанная нами работа по теоретическому и экспериментальному изучению соотношения эгоистической и альтруистической мотивации и поступков позволяет обобщить результаты в новой гипотезе, требующей дальнейшего осмысления и проверки. Суть ее в следующем. К области первичной (конечной) мотивации (ultimate motives) относится эгоистическая, цель которой заключается в благополучии индивида. Первичная мотивация порождает множество инструментальных (промежуточных) мотивов, целью которых может быть как собственное благополучие, так и благо других (ведущее в конечном итоге к собственной пользе).
Существование инструментальных альтруистических мотивов (как и определяемых ими альтруистических действий) диктуется жизнью индивида в условиях социума и необходимостью отыскания разных способов достижения целей конечной (эгоистической) мотивации. По этой же причине часть инструментальных мотивов имеет смешанный характер, хотя в целом эгоистическая мотивация, непосредственно обслуживающая инстинкт выживания индивида, преобладает над альтруистической. В то же время конечная цель альтруистической мотивации (подобно эгоистической) по-прежнему заключается в принесении пользы своему носителю (по принципу «отойти, чтобы быстрее попасть»). Делается это с помощью иных средств - альтруистических поступков, «немедленную» и явную выгоду от которых получает общество, членом которого данный индивид является. Как пишет в похожей связи Д. Кребс, альтруизм и эгоизм могут быть интегрированы в рамках адаптивных (направленных на решение проблем) стратегий индивида [23].
Указанные разновидности инструментальной мотивации «на поверхности» воплощаются в действиях соответствующей им природы, охватывающих как непосредственные интересы индивида, так и (в большей или меньшей степени) интересы других людей. Предпринятые действия имеют разного рода последствия, «конечным» среди которых опять-таки является благополучие актора. Диапазон инструментальных мотивов и соответствующих им действий может быть представлен в виде континуума, крайними точками которого являются «эгоизм» (польза, выгода для себя) и «альтруизм» (польза, выгода для других).
Приведенная последовательность («первичный» мотивационный эгоизм - «инструментальные» мотивационные эгоизм и альтруизм - эгоистические и альтруистические действия - последствия действий) позволяет в полной мере объяснить полученные экспериментальные результаты: положительные корреляции между шкалами эгоизма и альтруизма, а также количественное преобладание первого над вторым. Оно также объясняет отсутствие «базального» конфликта между внешне противоположными разновидностями мотивации (эгоистической и альтруистической). В этом случае для описания взаимоотношений эгоизма и альтруизма хорошо подходит метафора «отца» и «сына».
Говоря об эгоистической мотивации, мы нередко используем определения «первичная» и «конечная». Обе указанных дефиниции обозначают по сути одно и то же. Единственное различие в их упоминании связано с временным контекстом: о «первичности» мотивации более уместно говорить в связи с целью планируемого (или начинающегося) действия, в то время как о «конечности» -в связи с анализом наступивших и возможных в будущем последствий.
Введенная нами конструкция поддерживается несколькими теориями: концепцией альтруистического эгоизма Г. Селье [12], теорией преобладающего эгоизма Г. Кавки [22], представлениями о тотально эгоистической природе бессознательного З. Фрейда [14], идеями А. Маслоу о неразрывной связи эгоизма и альтруизма в активности психически здорового человека [7] и, самое главное, широко известной за рубежом доктриной психологического эгоизма [28]. Согласно последней, единственная конечная цель (или «первоначальная основа», что в большинстве случаев одно и то же), к которой стремится человек, является его собственный интерес.
Как отмечает Г.Дж. Джейсон, концепция психологического эгоизма представляет, по сути, теорию человеческого поведения, делая эмпирическое заявление о его причине. Вся активность индивида (в частности), как и любого живого существа (в целом), направлена на достижение максимально хороших для него результатов. При этом под наилучшими результатами подразумевается наибольшее и максимально полное преобладание позитивных последствий над негативными в долгосрочной перспективе [21, р. 108].
Доктрина психологического эгоизма является не нормативной, а дескриптивной: она лишь описывает то, что происходит «на самом деле» и не пропагандирует этические идеалы. С точки зрения данной теории, люди такие, какие есть - они не способны к чему-либо другому, кроме как ставить собственные интересы во главу угла и поступать соответственно. Из понятия «эгоизм» вытекают все психологические законы, человеческие действия, а также их последствия. Поэтому данный вид эгоизма и называется в зарубежной науке психологическим.
Хотим еще раз подчеркнуть, что «конечным» эгоистическим результатом (последствием) любой (в том числе, сугубо альтруистической) активности выступает улучшение (или, как минимум, отсутствие ухудшения) внутреннего состояния актора. Наиболее сильной атаке данное положение подверглось в серии экспериментов С.Д. Батсона, стремившегося обнаружить качественные различия в природе (и вытекающую из этого несовместимость) эгоистической и альтруистической мотивации [18]. Так, ученый обнаружил, что некоторые из испытуемых, видящих человеческие страдания (изображаемые актером) и стремящиеся действием помочь человеку в беде, отказываются использовать иные, более легкие для себя пути облегчения своего внутреннего состояния (например, покинув комнату для экспериментов). На основе проведенных экспериментов С.Д. Батсон сделал вывод о том, что улучшение внутреннего состояния не являлось конечной целью данных испытуемых, а, значит, их «конечная» мотивация была в этом случае альтруистической.
Несмотря на то, что С.Д. Батсон действительно зашел дальше других исследователей в попытках доказать конечную природу альтруизма, его методика и интерпретации полученных данных уязвимы с самых разных сторон. Приведем наше собственное возражение. Если некоторые испытуемые предпочли помочь страдальцу действием вместо пассивного ухода, это всего лишь может свидетельствовать об их вере в способность активного (и альтруистического) поступка лучше помочь в восстановлении собственного душевного равновесия. Как известно, негативный стресс покидает тело гораздо быстрее вследствие предпринимаемой физической активности. Испытуемые обоснованно предполагали, что их пассивный выход из сложившейся ситуации не позволит им легко забыть сцену страдания, свидетелями которой они являлись. В случае ухода остаются неприятные воспоминания и укоры совести, способные надолго омрачить настроение в будущем. Поэтому, чтобы самим впоследствии не «мучиться», надо быстрее помочь другому человеку и отправиться домой с гордо поднятой головой. Как видим, и в данном случае альтруистический поступок находится на службе эгоистической мотивации.
Глобальная претензия, лежащая в основе представления о единой природе базовых мотивов человека, ставит теорию психологического эгоизма в потенциально уязвимое положение: одно-единственное исключение, которое невозможно будет оспорить, способно обрушить всю конструкцию. Тем не менее, до настоящего времени все (теоретические и основанные на экспериментах) аргументы противников конечной эгоистической мотивации опровергаются. Последнее, с нашей точки зрения, наилучшим образом доказывает силу доктрины психологического эгоизма. Если за много лет ни один выпущенный «снаряд» не смог уничтожить (или хотя бы повредить) неподвижную цель, значит, сама цель обладает удивительной «прочностью».
При другой, (этически привлекательной, однако до сих пор недоказанной) «мультимотивационной» трактовке альтруизм все же занимает часть первичной мотивации, хотя и меньшую. Здесь уместной является метафора «двух братьев» - старшего (эгоизм) и младшего (альтруизм). Правда, сторонникам данного подхода теперь предстоит ответить на неудобный вопрос: насколько разумно пытаться приписать альтруистической мотивации отдельный, самостоятельный характер, если налицо ее положительная связь с эгоизмом? Гораздо логичнее считать альтруизм специфической разновидностью эгоизма, приносящей пользу своему носителю через помощь другим людям и «гладкие» отношения с ними.
Имеется и другое возражение. Можно ли представить, чтобы у истоков мотивации человека располагались два конфликтующих «антагониста»,
один из которых (эгоизм) был бы связан с удовлетворением базовых потребностей индивида (стремления к выживанию и собственному благополучию), в то время как другой (альтруизм) ставил бы во главу угла помощь другим людям и тем самым постоянно мешал первому? Индивид с подобной мотивационной диспозицией имел бы сниженную способность к выживанию и вместо душевной гармонии был бы обречен на тяжелый внутренний конфликт (расщепление). Для человека (как и другого живого существа) было бы странным иметь первичную мотивацию, часть которой не способствовала, а, наоборот, противоречила удовлетворению его фундаментальных потребностей, физическому здоровью и душевной гармонии.
Также становится очевидным, что преимущественно синергическое взаимодействие эгоизма и альтруизма в повседневной жизни активного, интеллигентного и психически здорового индивида делает вопрос о природе первичной мотивации в целом менее актуальным с практической точки зрения. На смену идее столкновения двух мотиваций в духе «или-или» приходит более гармоничный принцип «и-и»: сделать лучше себе, а также, по возможности, другим людям. Как отмечает Р. Райт, человек тем ближе подходит к нравственной истине (благополучию всего человечества), чем успешнее он действует в собственных интересах [11, с. 447].
Можно констатировать, что идея Г. Спенсера об универсальной формуле нравственности, которая соответствовала бы интересам как индивида, так и сообщества [13], обретает ясные очертания. Результаты проведенных исследований показывают, что для наших испытуемых характерно ее практическое воплощение, заключающееся в некотором (разумно-необходимом) превосходстве эгоизма над альтруизмом. Активный деятель приносит пользу себе и другим людям, избегая тем самым внутренних противоречий и конфликтов. Собственная выгода немного выше просто потому, что взрослому человеку самому следует заботиться о поддержании в надлежащем состоянии своего тела и духа, и это требует некоторых дополнительных ресурсов. Работа «на себя» эффективнее еще и потому, что сам индивид лучше всего понимает собственные нужды.
Разумеется, вышесказанное не отменяет самой возможности противоречия между двумя видами мотивации, которое способно обостриться в нетипичных (экстремальных) ситуациях. Также необходимы исследования специфического контингента лиц, у которых та или иная мотивация могут практически полностью отсутствовать.
Иллюстрирующий пример-1. Современная наука, в том числе психология, приводит аргументы в пользу существования у человека и других видов мотивации помимо чисто эгоистической [31], однако эмпирически установить «первичность» неэгои-
стических мотивов пока не удается. Многие альтруистические акты могут быть объяснены с позиций эгоистической мотивации, поскольку в конечном итоге способствуют выживанию или, по крайней мере, повышают настроение (улучшают внутреннее состояние) осуществляющего их индивида.
В качестве доказательства заново рассмотрим пример, используемый многими авторами в качестве доказательства «первичного» альтруизма. Известно, что младенцы в родильных домах сами начинают кричать, если слышат крики других детей [31 и др.]. Стандартное альтруистическое объяснение («врожденная бескорыстная забота о другом человеке, попавшем в беду») парируется нами с помощью четырех эгоистических интерпретаций. Во-первых, младенец стремится своим плачем «заглушить конкурента», чтобы сохранить (не утратить) необходимое внимание и ресурсы заботящихся взрослых. Во-вторых, полезно выразить собственное «возмущение» тем фактом, что рядом оказался крикливый соперник, мешающий питанию и отдыху. В-третьих, плач другого новорожденного способен быть сигналом общей для младенцев опасности, о которой надо срочно предупредить заботящихся взрослых, усилив общий шум. В-четвертых, крики соседа могут оказаться свидетельством «ослабления внимания» кормильцев ко всем младенцам в помещении, поэтому полезно сообща выразить взрослым собственное недовольство в профилактических целях. В последних двух случаях речь идет о групповом эгоизме.
Приведенные объяснения демонстрируют возможную эгоистическую природу мотивации, лежащей в основе «эмпатийного» плача новорожденных. В ситуации выбора эгоистическая (монистическая) интерпретация поведения новорожденных имеет преимущество перед альтруистической как более простая (принцип Оккама).
Иллюстрирующий пример-2. В рамках обсуждаемой темы чрезвычайно интересным представляется анализ ключевого поступка и связанной с ним мотивации Альберта Швейцера, ставшего легендой еще при жизни. Прежде всего, напомним читателям личность этого талантливого человека и основные моменты его биографии. А. Швейцер, будучи успешным музыкантом, известным философом и теологом, в тридцатилетнем возрасте внезапно поступил на учебу в медицинский университет и стал врачом, после чего уехал лечить людей в отсталый регион Африки. Там он с небольшими перерывами работал в тяжелейших условиях до конца своих дней [9]. Поступок А. Швейцера нередко трактуется как пример глубоко альтруистического, бескорыстного служения больным и нуждающимся.
Если заново проанализируем мотивы, побудившие нашего героя в корне изменить свою жизнь, то увидим весьма неоднозначную картину, далекую от «чистого» альтруизма. Еще раз подчеркнем, что
А. Швейцер был успешным музыкантом, гастролировавшим в Европе, а также известным, исключительно неординарным философом и теологом. Его отъезд в Африку лишил многие тысячи европейцев возможности наслаждаться великолепной органной музыкой, изучать его новые научные труды. Очевидно, что, останься А. Швейцер дома, он принес бы больше пользы в музыке и философии, поскольку к тридцати пяти годам уже достиг немалой известности в обеих областях. Врачом же он был начинающим. Неужели «альтруист» Швейцер не учитывал подобное в своих расчетах? Наконец, он мог остаться работать врачом и в Европе, в то время как поездка в Африку привела к многолетнему отрыву от жены, оставшейся с грудным ребенком на руках.
Теперь приведем ключевое высказывание самого А. Швейцера: «Вместо того, чтобы провозглашать свою веру в существование бога внутри нас, я попытаюсь сделать так, чтобы сама моя жизнь и моя работа говорили то, во что я верю» [9, с. 113]. Как можно понять, А. Швейцер выбирает роль милостивого «бога» для больных и безграмотных африканцев. Ясно, что подобная позиция не могла бы демонстрироваться в работе с европейскими пациентами, требующими от врача исключительно профессионализма.
Уподобление себя исцеляющему «богу», ежедневно наблюдаемое благодарными пациентами, способно поднять мнение человека о самом себе на недосягаемую для других высоту, принести чувство собственной исключительности. Ведь выше «бога» нет никого. Похоже, что стремление А. Швейцера к так называемому «изолирующему превосходству» представляло сугубо эгоистическую мотивацию.
Вот еще одна характерная для А. Швейцера цитата: «Те, кому посчастливилось вступить на путь свободной индивидуальной деятельности, должны со смирением принять эту удачу» [9, с. 118]. Никто не спорит, «бог» творит свободно и в одиночестве, проявляя тем самым свою высшую сущность. И в данном случае видны указания на индивидуализм - родной, хотя и более «благородный» брат эгоизма.
Таким образом, для внешне альтруистической деятельности А. Швейцера важна позиция собственной исключительности, единственности, нахождение «над» теми, кому оказывается помощь. Направленность на себя, на упоение своей «божественной» ролью (в которую входит и «чудо исцеления»), определяют мотивацию как эгоистическую.
Советская педагогика против эгоизма: война с человеческой природой. Если принять за основу для дальнейшего дискурса экспериментально выявленное соотношение эгоизма и альтруизма, то следует отдать должное мудрости природы. Альтруизм на службе «первичного» («конечного») эгоизма позволяет индивиду достигать желаемых для себя целей весьма разнообразными действия-
ми - как эгоистическими, так и альтруистическими. Увеличение количества последних неизбежно повысит симпатию окружающих к актору и тем самым улучшит его социальный статус. Единая первичная мотивация, группирующаяся вокруг нескольких фундаментальных потребностей, обеспечивает согласованность выбираемых стратегий, отсутствие «базовых» внутренних конфликтов и «раздвоенности».
В советской системе воспитания, увы, многое было наоборот. Во-первых, «хороший» альтруизм (самопожертвование на благо общего дела) противопоставлялся «плохому» эгоизму. Типичным выражением такого подхода служил лозунг: «Прежде думай о Родине, а потом о себе». Во-вторых, предполагалось, что альтруизма у индивида должно быть больше, чем эгоизма. Причем последний трактовался исключительно в морально презираемом «обывательском» смысле, ассоциируясь с погоней за материальными благами и жизненными удобствами.
В советской литературе имело место прославление героических поступков, совершаемых «на благо общества». Удивительно, как в самих подвигах подчеркивалась эмоциональная составляющая, в то время как роль разума практически не учитывалась. Прекрасное высказывание американского военного инструктора «вам не надо героически отдавать жизнь за свою родину; вам надо, чтобы ваши враги героически отдали жизнь за свою» расценивалось как западная пропаганда.
Типичным подтверждением сказанному может служить поступок литературного героя Данко, поджегшего собственное сердце и благодаря этому выведшего свое племя из леса в хорошие земли. При этом никто из советских читателей не пытался разобраться, насколько неоправданным и непродуманным (по сути - глупым) был сей «героический» акт. В лесу во время ночного перехода под дождем людям на самом деле ничего серьезного не угрожало: воды имелось в избытке, а молнии отлично освещали дорогу. «Плодородные земли», куда племя вышло к утру, не могли оказаться совсем уж незаселенными. Однако теперь люди лишились единственного лидера, совершившего бессмысленное самоубийство в порыве альтруистического самопожертвования и даже не задумавшегося о ближайшем будущем своего покинутого народа.
Борьба с «классово чуждым» эгоизмом в советской педагогике, трактовавшимся как следствие неправильного воспитания (а не в качестве врожденного свойства любого живого существа) являлась частью людоедской модели социализма, стремившегося психологически разоружить отдельную личность, получить право распоряжаться самой ее жизнью.
Все громкие альтруистические деяния должны были совершаться публично («на миру и смерть красна»), с максимальными эмоциями и минималь-
ным обдумыванием (в идеале - по приказу командира или «политрука»). Таким образом, наиболее резонансной могла оказаться не просто смерть «на благо общества», а смерть глупая, нелепая, демонстрирующая собственной природой беспрекословную готовность «настоящего советского человека» пожертвовать собой.
«Клин» между эгоизмом и альтруизмом, вбиваемый в сознание индивидов, порождал двоемыслие и лицемерие в реальной жизни. Подавление любых, в том числе, «высших» форм эгоизма, связанных с индивидуальным саморазвитием и самореализацией, вело к умалению роли творческой интеллигенции, гегемонии «идеологически подкованной» посредственности и общему застою.
Вдвойне неприятно, что вместе с «плохим» эгоизмом подавлялся, как мы теперь понимаем, связанный с ним естественный альтруизм - в пользу выдуманного, насильственно прививаемого «военно-коммунистического» альтруизма, исполняемого по приказу. Такой альтруизм не является служебным, инструментальным подобно своему природному тезке - наоборот, он объявляется конечной и высшей ценностью, монополией на которую обладает государство. Разумеется, искусственно насаждаемый «военный» альтруизм не выступал ни «сыном», ни «братом», ни даже «отцом» природного эгоизма, а лишь беспощадным врагом последнего.
Крах социалистической системы означает для нас, помимо прочего, крах попыток внедрения альтруистической идеи, доминирующей над природным эгоизмом.
Первичная эгоистическая мотивация: некоторые моральные следствия. Если эгоистическая мотивация так или иначе лежит в основе всех альтруистических поступков, значит, от приписываемой эгоизму негативной моральной ценности в общем и целом следует отказаться. Таким образом, «...альтруистические действия становятся разновидностью эгоистических. Если считать эгоистическими все действия, значит, подобное поведение нельзя расценивать как порок» [24, р. 266].
С нашей точки зрения и в рамках нашей теоретической концепции [1], люди не могут избежать собственного эгоизма. Однако индивиды способны научиться совершать выбор в пользу развития высшей формы эгоизма (зрелого индивидуализма), предполагающего уникальную самореализацию и достижение счастья [3].
Хотя эгоизм в своих низших, грубо материальных разновидностях ассоциируется с понятием первородного греха, однако и в рамках религии имеются аргументы в пользу эгоизма. Как пишет Б. Медлин, если бог наделил каждого из нас эгоизмом, значит, именно эгоистическое поведение означает почитание бога [26, р. 113]. «Нет ничего нелепей, - пишет К. Хитченс, - представления о создателе, который запрещает инстинкты соб-
ственного изготовления» [15, с. 271]. Как утверждал Мартин Лютер, святым можно называть лишь того человека, который замечает эгоизм в каждом своем побуждении [20].
Выявленная в наших исследованиях закономерность имеет самое непосредственное отношение к морально-нравственному воспитанию. Отныне, вместо огульного отрицания эгоизма и пропаганды утопических фантазий относительно «бескорыстного служения человечеству» подготовленный специалист может учить воспитанников видеть и собственную выгоду при оказании помощи другим людям, либо осознавать пользу, приносимую обществу в более широком контексте при реализации собственных интересов. Так или иначе, педагогическая ситуация теряет черно-белую окраску и становится гораздо более интересной для применения творческих инноваций [4]. Указанные положения могли бы послужить фундаментом для новой, разумной системы воспитания, открыто ставящей энергию врожденных инстинктов на пользу развития индивида - в том числе, как члена общества.
Для тех же, кто лицемерно называют себя альтруистами, наступают трудные времена. Мало того, что на самом деле (в конечной инстанции) данный человек является эгоистом: теперь он еще и лжет окружающим относительно собственной альтруистической природы. Таким образом, индивид, говорящий о своем «альтруизме», оказывается в еще худшем положении, чем открытый эгоист. Последний, по крайней мере, не обманывает ни окружающих, ни себя самого.
Как указывал Д. Ван Инген, индивиду не следует говорить о своем эгоизме, чтобы не прослыть аморальным [29]. Теперь же может оказаться, что человек не должен говорить о своем альтруизме, поскольку в основе последнего всегда лежит эгоистическая мотивация. Даже если индивид не лжет о совершенном альтруистическом деянии, он (возможно) лжет о конечных альтруистических мотивах своего поведения. А ложь по-прежнему аморальна - в отличие от признаваемого эгоизма, которым, как теперь выясняется, наделены все люди. По крайней мере, в своей глубине, на уровне первичной мотивации.
Что же касается «безусловного» альтруизма, готовности к самопожертвованию, то указанные экстраординарные качества должны целенаправленно формироваться лишь у представителей некоторых профессий: работников МЧС и силовых ведомств.
Полученные экспериментальные данные, равно как и проведенный теоретический дискурс, усиливают значение теории, признающей тотально эгоистическую природу первичных человеческих мотивов. Разработанная на этой основе концепция первичной и инструментальной мотивации также получает весомые подтверждения со стороны других теорий. Выводимые следствия
имеют значение для психологии, педагогики и моральной философии.
Библиографический список
1. Левит Л.З. Индивидуальный потенциал и его реализация: двусистемная концепция (в двух частях). - Минск: РИВШ, 2014. - Ч. 1. - 420 с.
2. Левит Л.З. Индивидуальный потенциал и его реализация: двусистемная концепция (в двух частях). - Минск: РИВШ, 2014. - Ч. 2. - 272 с.
3. Левит Л.З. Использование методов выборки переживаний (ESM) в исследованиях счастья. -Минск: РИВШ, 2014. - 148 с.
4. Левит Л.З. Эгоизм и альтруизм: еще раз о нравственном // Педагогическое наследие академика И.Ф. Харламова и современные проблемы теории и практики нравственного становления личности (материалы конференции). Часть 1. - Гомель: ГГУ им. Ф. Скорины, 2015. - С. 145-148.
5. Левит Л.З. Психологический эгоизм и мотивация // Психология мотивации: прошлое, настоящее, будущее: Материалы Междунар. науч.-практ. конф. - Новосибирск: Изд-во НГПУ, 2015. -С. 192-195.
6. Левит Л.З., Шевалдышева Е.З. Эгоизм и альтруизм: «антагонисты» или «братья»? // Вестник Челябинского государственного университета. -2014. - № 4. - С. 62-78.
7. Маслоу А. Мотивация и личность. - СПб.: Питер, 2009. - 352 с.
8. Мечников И.И. Этюды оптимизма. - М.: Наука, 1988. - 327 с.
9. Носик Б.М. Швейцер. - М.: Молодая гвардия, 1971. - 416 с.
10. Прехт Р.Д. Я - это я? И если да, то насколько? - М.: АСТ, 2013. - 352 с.
11. Райт Р. Эволюция бога. - М.: Эксмо, 2012. -608 с.
12. Селье Г. Стресс без дистресса. - М.: Прогресс, 1982. - 128 с.
13. Спенсер Г. Научные основания нравственности: Данные науки о нравственности. - М.: ЛКИ, 2008. - 336 с.
14. Фрейд З. По ту сторону принципа наслаждения // Труды разных лет. - Тбилиси: Мерани, 1991. - С. 139-192.
15. Хитченс К. Бог не любовь. - М.: АНФ, 2011. - 365 с.
16. Шадриков В.Д. Мир внутренней жизни человека. - М.: Логос, 2010. - 392 с.
17. Badhwar N.K. Well-Being: Happiness in a Worthwhile Life. - Oxford: Oxford University Press, 2012.
18. Batson C.D. The Altruism Question. - Hillsdale, N.J.: Lawrence Erlbaum Associates, Part III, 1991.
19. Egoism [Electronic resource] - Mode of access: http://plato.stanford.edu/ - Date of access: 20.03.2011.
20. Hartung J. So be good for goodness' sake // Behavioral and Brain Sciences. - 2002. - V. 25. - Pp. 261-263.
21. Jason G.J. Portraits of Egoism in Classic Cinema I: Sympathetic Portrayals // Reason Papers. -July 2014. - Iss. 36. - № 1. - Pp. 107-121.
22. Kavka G. Hobbesian Moral and Political Theory. Part II. - Princeton: Princeton University Press, 1986. - 461 p.
23. Krebs D. Adaptive altruistic strategies // Behavioral and Brain Sciences. - 2002. - V 25. - Pp. 265-266.
24. Lacey H. Teleological behaviorism and altruism // Behavioral and Brain Sciences. - 2002. -V. 25. - Pp. 266-267.
25. Levit L.Z. Egoism and Altruism: the «Antagonists» or the «Brothers»? // Journal of Studies in Social Sciences. - 2014. - V 7. - № 2. - Pp. 164 - 188.
26. Medlin B. Ultimate principles and ethical egoism // Australasian Journal of Philosophy. - 2012. -V. 35-2. - Pp. 111-118.
27. MookD.G. Why Can't Altruism Be Selfish? //
Psychological Inquiry: An International Journal for the Advancement of Psychological Theory. [Electronic resource] - Mode of access: http://dx.doi.org/10.1207/ s15327965pli0202_9 (Date of acceess: 07.02.2013). -Pp. 139-141.
28. Psychological Egoism [Electronic resource] -Mode of access: http://www.iep.utm.edu/ - Date of access: 03.02.2010.
29. Van Ingen J. Why Be Moral? - New York: Peter Lang Publishing, 1994. - 194 p.
30. Walker J.I. The Philosophy of Egoism [Electronic resource] - Mode of access: http://dwardmac. pitzer.edu/anarchist_archives/coldoffthepresses/walk-er/ egoism.html - Date of access: 07.01.2010.
31. Wallach M.A., Wallach L. Psychology's Sanction for Selfishness: The Error of Egoism in Theory and Therapy. - San Francisco: Freeman, 1983. - 307 p.
УДК 159.922 ; 159.923
Кузнецова Юлия Вячеславовна
кандидат психологических наук Астраханский государственный университет
АНАЛИЗ ИССЛЕДОВАНИЙ КОГНИТИВНЫХ МЕХАНИЗМОВ ФОРМИРОВАНИЯ УСПЕШНОСТИ СОВРЕМЕННОГО ЧЕЛОВЕКА
Данная статья посвящена проблеме особенностей когнитивных механизмов формирования успешности современного человека. Выявлены основные когнитивные механизмы формирования успешности современного человека, представлен анализ различных исследований данного вопроса. Процесс достижения успеха рассматривается через призму самомотивации, самоконтроля и планирования.
Ключевые слова: успешность, самосознание, самооценка, самореализация, самоутверждение, самодиагностика, самоанализ.
Тема формирования жизненно успешной личности приобрела в последнее время в нашей стране особую актуальность и остроту. Переход к новой системе социально-экономических отношений вызвал кризисные, сопровождающиеся стрессами изменения в условиях жизни людей, в их ценностных ориентациях и в целом привел к ухудшению социального здоровья общества. Эти изменения оказали негативное влияние, прежде всего, на молодое поколение и привели к тому, что большое количество юношей и девушек, вступающих в жизнь, испытывают трудности в процессе социализации, которые проявляются в виде личной неуспешности, отсутствии способности к профессиональной ориентации и переориентации, невыраженной ответственности перед самим собой, своей семьей.
Исследования многих авторов посвящены проблемам изучения успешности субъекта деятельности (К.А. Абульханова-Славская, Э. Берн,
A.Ф. Бондаренко, Д.А. Леонтьев, А. Маслоу,
B.А. Петровский, К. Роджерс, В. Франкл, Э. Эрик-сон). Здесь успешность связывается с рассмотрением проблемы личностного роста, развития профессиональной и личностной идентичности,
адаптированности к внешним условиям жизнедеятельности, как проблема, связанная с формированием у личности стиля деятельности и, в целом, индивидуальной стратегии жизни. Фундаментальные работы этих авторов позволили рассматривать индивидуальность человека с точки зрения реализации ею своих «жизненных стратегий» как «субъекта деятельности», имеющего систему «индивидуальных значений», «личностных смыслов», создающей в процессе развития специфическое семантическое пространство индивидуального сознания. То есть позволили наметить и сформулировать подходы к изучению субъективной составляющей эффективности, успешности деятельности. В понимании указанных авторов критерием её служит выполнение задач субъектом в условиях непрерывного возрастания их сложности [7].
В работах Р. Бернса, Н.А. Гульяновой, А.А. Деркача, О.И. Ефремовой, Г.И. Тульчинского, Я.С. Хаммера и др. успех связывается с социальной природой человека, с проявлением его сущностного начала.
Проблема успешности часто изучалась по отношению к объективному результату деятельности. Так, Б.Г. Ананьевым, О.В. Гринько, А.Н. Леонтье-
