CC BY
55
«Пессимисты утверждают, - говорит С. Спер, - что демократия никогда не сможет возникнуть в арабских обществах, поскольку демократическая практика несовместима с арабскими верованиями и ценностями».
«Мусульманское пространство по периметру границ Кавказа и Центральной Азии», М., 2012 г., с. 128-134.
Александр Аксененок, кандидат юридических наук ЕГИПЕТ: ОСОБЕННОСТИ ПЕРЕХОДНОГО ПЕРИОДА
Беспрецедентные по своему размаху и численности народные выступления в Египте в январе-феврале 2011 г. создали ту критическую массу, которая смела казавшийся незыблемым режим Хосни Мубарака. С отрешением египетского президента от власти Египет, как это было не раз в его истории, совершил «прыжок в неизвестность». Полный обвал политической конструкции авторитарного государства, каким Египет по сути оставался после свержения монархии в 1952 г., знаменовал собой, при отсутствии созревшей альтернативы, начало качественно новой, во многом непредсказуемой эпохи в современном развитии этой ключевой страны Ближнего Востока. На протяжении всей современной истории Каир был лидером арабского мира, центром, от которого расходились круги политических перемен. От того, какая модель развития возобладает в Египте, во многом будет зависеть ход трансформационных процессов и в других арабских странах.
Уличные демонстрации, митинги и другие проявления массового протеста сотрясали арабский мир и раньше. Особенно часто в период четырех арабо-израильских войн, непрерывной смены режимов и внутренних потрясений 50-70-х годов прошлого столетия. Отдельные протестные выступления носили экономический характер. Теперь старый режим был свергнут не в результате военного переворота, внешнего или внутреннего «дворцового заговора». Впервые верховная власть, освященная в Египте веками ореолом если не божественности, как при фараонах, то во всяком случае непререкаемости, пала в одночасье под давлением снизу. В этом главное отличие «арабской весны» в Египте от предыдущих верхушечных перемен.
Начиная с 50-х годов, в период националистического подъема, энергия внутреннего протеста была направлена вовне, против, по арабской терминологии тех лет, «англоамериканского империализма» и «сионистского образования» - Израиля. Такая психологическая атмосфера создавалась самими властями вначале под влиянием иллюзий о возможности военной победы над Израилем, а затем искусственно, для создания образа внешнего врага, отвлекающего общество от проблем национального развития. Квинтэссенцией такого подхода был лозунг, часто повторявшийся еще Садатом: «Нет голоса выше голоса битвы». За более чем три десятилетия после заключения мирного договора с Израилем и установления тесных отношений с Соединенными Штатами «голос битвы» значительно угас, а внутренние проблемы Египта все более обострялись, особенно по мере быстрого роста народонаселения.
Режим Мубарака оставил после себя политический вакуум, который стал быстро заполняться политическими силами в самом широком диапазоне - от радикальных исламистов до интеллектуалов либерального толка, левых националистов и даже анархистов. Страна была в шаге от послереволюционного хаоса, если бы египетская армия, воздержавшаяся от силовых действий против народа, не взяла на себя роль стабилизатора. Другой сколько-нибудь влиятельной силы на эту роль в Египте к тому времени не было. Традиции обновления сверху при консолидирующей роли армии были заложены еще в правление мамлюков (ХШ-ХУ1 вв.), получили свое развитие при основателе последней египетской династии Мухаммеде Али, а затем закрепились во время Г. А. Насера и при его преемнике А. Садате, когда военные находились в «ореоле славы» после октябрьской войны 1973 г. На эти традиции опирался и X. Мубарак, занимавший в то время пост командующего ВВС Египта и считавшийся одним из героев войны.
Армия, являвшаяся в Египте не только военной организацией, но и политической корпорацией, источником верховной власти, пользовалась авторитетом в народе как гарант и охранитель национального суверенитета. При этом, внешне не подменяя собой гражданские институты, она всегда в решающие моменты сохраняла за кулисами решающее слово. Многие генералы в отставке возглавляют государственные и частные компании, правительственные агентства, местные органы власти, образуя как бы «внутренний круг» политического влияния.
Выход армии на авансцену был вынужденным, предопределенным самим ходом обвальных событий января-февраля 2011 г. В тех особых условиях логика действий в конечном итоге свелась к необходимости принести «крупную фигуру» в жертву разгневанной толпе ради сохранения основ государственной управляемости в качестве спасения от анархии и хаоса. После отставки Х. Мубарака 11 февраля верховная власть в стране перешла к Высшему военному совету (ВВС), состоящему из 24 военных чинов во главе с министром обороны, маршалом Х. Тантауи. Первым шагом армии, взявшей на себя ответственность за судьбы страны, было объявление о приостановке действия Конституции и о роспуске парламента. Наряду с этим по договоренности с ведущими политическими силами Совет обязался передать бразды правления (первоначально в течение полугода) демократически сформированным законодательным и исполнительным органам власти после всенародного одобрения новой Конституции и проведения президентских выборов.
Таким образом, было положено начало переходному периоду к становлению послемубараковской государственности и соответствующей ей новой политической системы. То есть начало «четвертой республике», если вести отсчет от свергнувшего монархию военного переворота 1952 г. С тех пор в Египте сменилось три президента - Г. А. Насер, А. Садат и Х. Мубарак1. При этом характер политической власти и государственного устройства, несмотря на различие в идеологической терминологии, по существу не менялся. Египет продолжал оставаться государством с сильной президентской властью и авторитарными методами правления.
1 В короткий период после революции 23 июля 1952 г. на первый план была выдвинута фигура генерала М. Нагиба, который 8 сентября 1952 г. возглавил правительство, а 18 июля 1954 г. в связи с провозглашением республики занял пост президента. Насер и его ближайшие сподвижники рассчитывали направлять действия этого офицера, известного своей храбростью и патриотизмом, но не имевшего политического опыта. Однако этим расчетам не суждено было осуществиться. В разгоревшейся внутренней борьбе среди революционного офицерства вокруг дальнейших шагов - сохранять власть в руках армии или переходить к гражданскому правлению - М. Нагиб стал претендовать на самостоятельную роль. Пользуясь поддержкой политических партий, в том числе «Братьев-мусульман», он открыто выступил за проведение парламентских выборов и созыв Учредительного собрания. В феврале 1954 г. кризис в верхах достиг высшей точки. Верх взяло большинство военных, возглавляемых Насером. В двадцатых числах февраля Нагиб подал в отставку, которая была принята Советом революционного командования 24 февраля.
При А. Садате вначале была декларирована концепция «контролируемой демократии». В 1970-1980-е годы началась некоторая либерализация политической жизни. В рамках созданной при Насере аморфной политической организации Арабский социалистический союз (АСС) было разрешено создавать «трибуны». Затем был принят закон, легализовавший многопартийность, поставленную в строго регламентированные рамки. Насеровский АСС был заменен на образованную Садатом Национально-демократическую партию (НДП). Ей «противостояла» ручная оппозиция в лице Социалистической партии труда. Введение многопартийной системы лишь украсило режим демократическим фасадом, не придав, однако, гибкости всей политической системе. Партии не были допущены к механизму принятия государственных решений, а реальная власть все больше сосредотачивалась в руках президента. В сентябре 1981 г. по его личному указанию в тюрьмы были брошены видные представители практически всех политических течений египетского общества - левых сил, патриотически настроенной интеллигенции, либералов правого толка, мусульманских экстремистов. Это была, по выражению известного египетского журналиста М.Х. Хейкала, настоящая «осень гнева», которая вылилась в драматические события на военном параде 6 октября 1981 г. (в этот день Садат был убит мусульманскими экстремистами).
«Третья республика» Мубарака в этом смысле не претерпела серьезных новаций. Вначале Мубарак вернулся к политике ограниченной либерализации. Объявлена амнистия политическим заключенным и разрешено создание новых партий, кроме религиозной направленности. Вместе с тем регистрация партий обставлялась такими формальностями, которые давали властям широкие возможности для отказа. Новые партии все же постепенно воссоздавались, в том числе распущенная ранее правая партия Вафд, Арабская демократическая (насеровская) партия и левая «Тагам-муа» («Объединение»). «Братья-мусульмане» получили негласное разрешение баллотироваться на выборах под флагом легальных партий. Но на результатах парламентских выборов такая жестко управляемая сверху многопартийность не отражалась. Правящая партия долгое время получала от 80 до 98% голосов избирателей. Продолжало оставаться в силе и чрезвычайное положение, введенное с 1967 г.
Насеровский Арабский социалистический союз и правящая Национально-демократическая партия Садата и Мубарака не вы-
держали испытания временем. Это были созданные сверху громоздкие политические образования, представлявшие интересы узкого слоя коррумпированной государственной бюрократии и связанного с ней крупного капитала. Революционный взрыв 25 января соединил все его движущие социальные слои одной целью - свержение Мубарака. Именно на фигуре египетского президента и его окружения фокусировалось в тот момент острие народного негодования. С этим символом связывались все пороки власти: огромная пропасть между богатством меньшинства и нищетой подавляющего большинства населения, коррупция, безработица среди молодежи, подавление гражданских прав и свобод в государстве, называемом в народе «государством спецслужб». С течением времени единство цели, как это не раз было в истории мировых революций, сменилось размежеванием среди самих революционеров. Переход к гражданскому правлению был в общих чертах согласован военными с ведущими политическими силами. «Дорожная карта» предусматривала вначале как бы четыре этапа: проведение свободных и демократичных парламентских выборов; формирование органа по выработке проекта новой конституции; принятие конституции всенародным референдумом; проведение всеобщих президентских выборов.
Одна из особенностей египетской революции состояла в том, что это был мощный всплеск массовых протестов без явного политического лидерства. Хотя социальная почва для народных выступлений зрела давно, события развивались подобно снежному кому, но вначале во многом спонтанно. Костяк протестующих составляли: безработная молодежь, преимущественно образованная и либерально настроенная, мелкие торговцы, материальное положение которых сильно ухудшилось вследствие мирового финансового кризиса, представители профессий среднего класса, недовольные коррупцией в верхах, непотизмом власти и авторитарными методами правления. Главным мобилизующим началом выступили новые молодежные группировки, такие как «Движение 6 апреля», «Кифая» («Довольно») и «Коалиция революционной молодежи». Сила и размах народного гнева застигли врасплох не только правящую партию, но и оппозицию. Хотя сегодня много написано о так называемых «сетевых революциях», все же главным мобили-
зующим инструментом, на наш взгляд, по-прежнему оставалась мечеть1.
После отставки Мубарака и достижения договоренностей о параметрах переходного периода политический вакуум стал быстро заполняться старыми и новыми политическими партиями светской и религиозной направленности. Началась перегруппировка политических сил в преддверии парламентских выборов.
Другой особенностью революции 25 января было разрозненное состояние самой оппозиции. Ее широкий многоцветный спектр простирался от старейшей правой буржуазной партии «Вафд» до радикального крыла находившейся вне закона организации «Братья-мусульмане». Действовавшие легально при Муба-раке светские оппозиционные партии, скомпрометированные сотрудничеством с прошлым режимом, не представляли из себя реальной силы в борьбе за власть. Они были немногочисленны и к концу правления Мубарака воспринимались в народе скорее как демократический фасад, прикрывавший диктаторскую власть. В атмосфере послереволюционных свобод на арену политической жизни вышли десятки новых партий либерального, социально-демократического и националистического толка («Свободные египтяне», Демократическая социальная партия, Народная социалистическая коалиция и др.). Однако эти образования, находящиеся на стадии становления, имели недостаточно времени, чтобы подготовиться к избирательной кампании организационно и идеологически.
Проведению парламентских выборов, разделенных по времени на три этапа (с ноября 2011 по январь 2012 г.), предшествовала ожесточенная политическая борьба. События не раз выплескивались на улицы, что грозило хаосом и неконтролируемыми последствиями уже для самого переходного периода. Главными действующими факторами на политическом поле Египта, столь неожиданно открывшимися для всех игроков, стали три центра силы - армия, набирающие силу исламистские течения и светские партии, в том числе молодежное движение, переживающее сложный этап самоорганизации и идеологической самоидентификации.
1 Конечно, такие социальные сети, как ГаееЪоок, мобильная связь и другие средства современных информационных технологий, играли определенную роль, особенно в координации действий восставших. Однако новый импульс массовые уличные выступления получали, как правило, после пятничных проповедей.
При этом и исламисты, и младореволюционеры каждый раз в поддержку своих требований прибегали к тактике давления на военных, выводя на улицы многочисленные толпы своих сторонников.
В этих условиях Высший военный совет избрал тактику маневрирования. С одной стороны, данные народу обещания в целом выполнялись, что несколько разрядило обстановку: отменено чрезвычайное положение, распущена правящая партия НДП, проведен референдум по изменению антидемократических статей Конституции, начаты коррупционные процессы над бывшими министрами и бизнесменами, приближенными к прошлому режиму. К суду были привлечены также Мубарак и его сыновья. В то же время армия строго давала понять, что больше не может допустить «диктата улицы» ввиду нависающей угрозы экономического хаоса, роста преступности и конфессиональных междоусобиц.
За время, прошедшее после крушения «третьей республики», площадь Тахрир, ставшая символом революции, заставляла военных действовать осмотрительно, идти на дозированные уступки то одной, то другой стороне. Можно полагать, что их главная задача на переходном этапе состояла в том, чтобы создать условия для реформ и изменения характера политической системы без коренного слома вековых устоев национальной государственности. Такая тактика «балансирования на грани» позволяла путем дозированного применения силы гасить вспыхивающие волнения и переводить их в плоскость диалога и компромиссов. Вместе с тем авторитет армии не раз подвергался серьезным испытаниям.
Если в январе 2011 г. демократы скандировали: «Народ и армия - одна рука», то по мере обострения политической борьбы вокруг ключевых вопросов будущего Египта настроение улицы начинало меняться. С июля 2011 г. все чаще стали звучать лозунги: «Долой военное правление», «Армию в казармы», выдвигались требования передать власть правительству национального единства или какому-то гражданскому переходному органу. Отношения ВВС с исламистами, с одной стороны, и младореволюционерами -с другой, развивались от кризиса к кризису. Военные как бы получали сигналы: «Народ не забыл дорогу на площадь Тахрир».
В ходе жарких политических баталий, сопровождавшихся непрекращавшимися всплесками массовых волнений, стали вырисовываться и ведущие фигуры на многоцветном политическом ландшафте послереволюционного Египта. По мере того как в практическую плоскость вставали ключевые вопросы конституционно-политической трансформации (сроки проведения парламент-
ских и президентских выборов, выработка новой конституции, определяющей основы государственного строя), становилось понятным: на первый план в заполняющемся политическом вакууме выходят исламистские течения.
Движения, использовавшие ислам в политических целях, имеют в Египте давнюю историю. Ассоциация «Аль-Ихван аль-Муслимум» («Братья-мусульмане») ведет свое начало с 1927 г., когда ее основатель и лидер Хасан аль-Банна начал проповедовать необходимость широких реформ в стране на основе возрождения «чистого ислама». Традиционные проповедники того времени лишь провозглашали общие религиозные постулаты и призывали вернуться к «подлинному» исламу времен Пророка Мухаммеда. В отличие от них новое учение требовало проведения серии религиозных, социальных, экономических и политических реформ, которые превратили бы страну в мусульманское теократическое государство. Расширению влияния «Братьев-мусульман» в массах способствовала также социальная деятельность среди египетской бедноты: открытие школ, больниц, кооперативов для своих последователей; распределение благотворительной помощи. Уже к началу Второй мировой войны «Братья-мусульмане» превратились в массовую политическую организацию, отличавшуюся фанатичностью, сплоченностью и дисциплинированностью членов. В 1940 г. ими была создана тайная военная организация, призванная проводить террористические акты против своих противников. С тех пор от рук террористов - членов этой организации или ее последующих многочисленных ответвлений погибли многие видные египетские государственные деятели и иностранные граждане. В их числе премьер-министр Египта Ан-Нукраши, объявивший 8 декабря 1948 г. о роспуске «Братьев-мусульман», и президент Египта А. Садат, заключивший в 1979 г. мирный договор с Израилем.
Несмотря на то что до революции 1952 г. организация «Братья-мусульмане» была под запретом, она оставалась наиболее массовой и дисциплинированной политической силой. «Свободные офицеры» во главе с Г. А. Насером, придя к власти, не случайно в первый период революции стремились привлечь «Братьев» к сотрудничеству. У многих в то время даже сложилось впечатление, что революция - дело рук «Братьев-мусульман». Однако тогда они явно переоценили свои возможности, посчитав, что могут повести за своими лозунгами неискушенных в политике молодых офицеров. Обострившиеся отношения с новой военной властью быстро переросли в конфликт, завершившийся в пользу
Г. А. Насера. Организация «Братья-мусульмане» вновь была запрещена, а после неудавшегося покушения на Насера 26 октября 1954 г. были произведены массовые аресты ее членов, захвачены большие тайные склады оружия, шестеро обвиняемых по приговору суда были повешены. «Братьям-мусульманам» был нанесен сокрушительный удар, от которого эта организация смогла оправиться только в 80-е годы.
В правление президента Садата и при Мубараке исламисты умело пользовались относительными политическими свободами при «управляемой» многопартийной системе, хотя запрет на регистрацию политических партий по религиозному признаку по-прежнему сохранялся. Наряду с восстановлением нелегальной организационной структуры, они продвигали в парламент близких к ним политических деятелей под флагом легальных партий или в качестве «независимых» кандидатов. Так, на парламентских выборах 2005 г. «Братья-мусульмане», выступавшие по одномандатным округам как «независимые», получили 20% депутатских мест.
Вместе с тем следует отметить, что на начальном этапе массовых выступлений в январе 2011 г. исламистские лозунги полностью отсутствовали. Исламисты, как и другие, в том числе легальные политические силы, были застигнуты врасплох силой и размахом народного гнева. Сама организация в то время переживала внутренние трудности, пытаясь преодолеть раскол по линии «поколенческого разрыва» между традиционалистами и молодыми современными исламистами, выступавшими за приоритет политических методов борьбы с использованием всех доступных легальных каналов.
Поначалу руководство движения «Братьев-мусульман» предпочло действовать совместно со светскими партиями, присоединившись к спонтанно образованной, но потом развалившейся коалиции оппозиционных сил, возглавить которую пытался бывший Генеральный секретарь МАГАТЭ М. Аль-Барадеи. Далее, в обстановке победной эйфории исламисты сумели поймать революционную волну и быстро выдвинуться на ведущую роль в трансформационном процессе. Само движение быстро преобразовалось в политическую партию «Свобода и справедливость», представляющую его более или менее умеренное крыло. Наиболее консервативные исламисты, относящиеся к салафитам, сумели объединиться в свою легальную партию под названием «Ан-Нур». К ней примкнули и члены ранее действовавших в Египте террористических организаций, таких как «Аль-Джихад Аль-Ислямий»,
«Ат-Такфир валь-Хиджра» и др. В целом на парламентские выборы исламистское движение вышло несколькими партиями с религиозной окраской, но разной степенью радикализма выдвигавшихся требований.
На другом фланге политического спектра предпринимались усилия по объединению левых и либеральных сил в отдельные партии и партийные коалиции на блоковой основе. Однако светские партии, традиционные и новые, в итоге не смогли найти привлекательную альтернативу лозунгам исламского обновления и социальной справедливости.
С отстранением от власти «диктаторского» режима революционные активисты, особенно в среде египетской молодежи, связывали надежду на лучшую жизнь. Одержанная победа на площади Тахрир вернула египтянам попранное национальное достоинство, придало им уверенности в способности определять собственную судьбу. Чувство гордости вызывало и то, что египетская революция, поднявшая демократические лозунги, получила поддержку ведущих мировых держав и вновь вывела Египет в центр международного внимания.
Однако вскоре все больше стали давать о себе знать противоречия между ожиданиями, порой завышенными, и отсутствием возможностей для их быстрой реализации. Послереволюционный экономический спад сопровождался значительным ухудшением материального положения большинства населения (цены на продовольствие выросли на 50%). Участившиеся забастовки рабочих госсектора только усугубили надвигающийся кризис. Развал правоохранительной системы (полиция скомпрометировала себя, применив чрезмерную силу против демонстрантов в начале январских событий 2011 г.) привел к беспрецедентному для Египта разгулу преступности. Начались столкновения на конфессиональной почве, в то время как отношения между мусульманами и христианами-коптами традиционно отличались миролюбием и взаимной терпимостью.
В этих условиях эйфория от одержанной победы постепенно стала уступать место разочарованию и политической апатии. Молодежные движения, не сумев нацелиться на перспективу, пытались поддержать протестную энергию требованиями решительного разрыва с «прошлым». Отношения активистов молодежных движений и правозащитников с военным руководством складывались крайне сложно. Революционная молодежь в ответ на жесткие действия по восстановлению порядка обвиняла военных в попыт-
ках «украсть революцию» и восстановить прежний режим в новом обличье. Военные подвергались критике за попытки восстановить действие некоторых чрезвычайных законов, введение практики военных судов над гражданскими лицами, за преследования журналистов, хотя в целом со времени смены режима египетские средства массовых коммуникаций стали пользоваться беспрецедентной свободой. Выдвигались требования провести реформирование полицейского аппарата и всей системы МВД, не ограничиваясь преданием суду бывшего министра внутренних дел и увольнением ряда высших офицеров по обвинению в превышении полномочий в период январских народных выступлений 2011 г.
Особенно острый кризис между обеими сторонами, военными и молодежными организациями, возник в ноябре-декабре 2011 г., когда властям для нейтрализации очередной волны массовых протестов пришлось применить силу. ВВС даже обвинил организаторов уличных выступлений в попытках «разрушить страну» при подстрекательстве извне (Financial Times, December. 20.2011).
В отличие от младореволюционеров, исламисты в отношениях с военными властями вели себя более осмотрительно. Конфликт с Насером после революции 1952 г. и последовавшее за этим поражение «Братьев-мусульман», видимо, не были забыты. Сразу был взят курс на победу в ходе парламентских выборов и выработана действенная тактика. Исламистское движение сумело использовать богатый организационный опыт, открытость информационного пространства и, конечно же, мечеть, чтобы привлечь к себе симпатии населения, разочаровавшегося в традиционных политиках. Важную роль при этом играли такие формы работы в массах, как участие в благотворительной, культурно-просветительской деятельности, в программах социального обеспечения египетской бедноты (около 40% населения), в финансовой поддержке малого бизнеса через неправительственные организации и профессиональные ассоциации.
Вместе с тем по принципиальным вопросам исламисты последовательно вели свою линию на постепенный захват властных рычагов, доходя порой до грани конфликта в отношениях с военными. Это касалось в первую очередь ключевых положений новой Конституции.
Вначале казалось, что генералы настроены примирительно по отношению к умеренному исламизму, рассматривая «Братьев-мусульман» как реальную силу, способную нейтрализовать улич-
ные страсти. ВВС не прислушался к мнению светских партий отсрочить проведение парламентских выборов и одобрил выгодную для исламистов схему - вначале парламентские выборы, а затем формирование на этой основе Конституционного собрания по выработке проекта конституции. Но к лету стало понятно, что, получив большинство мест в парламенте, исламисты смогут взять под контроль весь конституционный процесс. Тогда военными был подготовлен проект базовых конституционных принципов, допускающих уход армии из-под парламентского контроля и ее право как «гаранта конституционной законности» вмешиваться в законотворчество путем отмены тех законодательных актов, которые, по ее оценке, противоречат Конституции. В ответ исламисты прибегли к уличным протестам и угрозам «второй революции», достигшим своего пика в июле-августе. Военные в тот момент вынуждены были отступить.
Таким образом, накануне парламентских выборов, первый этап которых начался 29 ноября 2011 г., большинство египетских экспертов и политологов с уверенностью прогнозировали успех обновленному исламистскому течению в египетской политике. Весь вопрос был в том, каков окажется масштаб этого успеха. Сами «Братья-мусульмане» скромно заявляли, что не претендуют более чем на 30% мест в нижней палате парламента. В ходе избирательной кампании обстановка была настолько накалена, что рассматривался даже такой сценарий, как отсрочка выборов по соображениям безопасности. В конце концов военными было принято решение не менять своих обязательств во избежание дальнейшей эскалации напряженности. Против претензий армии на продление переходного периода решительно восставали как светские партии, так и исламисты, и армия чутко улавливала настроение египетского общества.
Три тура выборов в нижнюю палату парламента, проведенные в период с 29 ноября 2011 г. по 11 января 2012 г., принесли «ожидаемую неожиданность». Уже в первом туре партия «Свобода и справедливость» («Братья-мусульмане») получила 36,6% голосов избирателей. Однако поистине ошеломляющими, даже для самих египетских политиков, стали результаты голосования по кандидатам от партии «Ан-Нур». Эта партия, представляющая крайне жесткое направление в исламском политическом течении, так называемых салафитов, получила 24,4% электоральной поддержки. Если к этому прибавить голоса, собранные другой сравнительно умеренной исламской партией «Аль-Васат», то по итогам уже пер-
вого тура египетские исламисты набрали в целом около 65% голосов. Блок светских партий сумел заручиться поддержкой только 15% избирателей, а объединения «революционной молодежи» провели в законодательный орган лишь менее десятка своих представителей. Серьезное поражение потерпели также «независимые» кандидаты, известные своей принадлежностью к распущенной бывшей правящей партии или близостью к прежней власти. Во втором и третьем турах исламисты упрочили свои лидирующие позиции, получив в общей сложности более двух третей мест в нижней палате египетского парламента (46% - партия «Свобода и справедливость» и 25% - партия «Ан-Нур»). Остальные 29% были поделены между «независимыми» депутатами и партиями-аутсайдерами, представляющими светские демократические течения.
Итоги первых послереволюционных выборов показали, что большинство избирателей высказалось в пользу религиозного традиционализма, связывая именно с этой идеологией своего рода нового национализма понятия социальной справедливости, национального достоинства, а также надежды на лучшую жизнь. С другой стороны, это было безусловным выражением вотума недоверия в адрес тех политиков, которые выступали как с либерально демократических, так и с левых или традиционно националистических позиций. Триумф исламистов на выборах, позволивший им поставить под свой контроль законодательную власть, хотя и явился индикатором послереволюционных настроений простого египтянина, мало что изменил в общей расстановке политических сил. Реальные рычаги власти по-прежнему оставались в руках армии, которая начала принимать меры к тому, чтобы адаптироваться к новой ситуации. Тем более что временные рамки переходного периода и последовательность демократических процедур четко определены не были. Главные болевые точки, вокруг которых развернулась острая борьба после парламентских выборов, сводились к достижению договоренностей о порядке выработки новой конституции и о сроках проведения президентских выборов.
Получив по сути дела квалифицированное большинство в парламенте, исламистские партии вопреки их предвыборным заявлениям об уважении многопартийности и прав меньшинства с самого начала нацелились на формирование практически в том же соотношении и Конституционного собрания - так называемого Комитета-100. Это позволило бы им решить в свою пользу такие ключевые вопросы будущего государственного строя, как форма правления и роль ислама в общественной жизни. Однако все по-
пытки исламистов монополизировать конституционный процесс встретили сопротивление военных, поддержанных в этом случае большинством светских партий и коптским меньшинством. Конституция как Основной закон государства, говорили они, - документ длительного действия. Поэтому она должна отражать не буквальные итоги выборов, а неизменные политические принципы и механизмы осуществления государственной власти, являясь плодом усилии всего общества, символом общенационального согласия. Союзником ВВС в этих дискуссиях выступала и такая авторитетная сила, как выступающий с позиций умеренности исламский университет «Аль-Азхар», традиционно считающийся в Египте толкователем исламских канонов.
По итогам выборов сложилось такое положение, при котором поле внутриполитической борьбы пролегало не только между военными, светской частью общества и исламистами. Неожиданный успех египетских салафитов изменил ситуацию. Многие египетские политологи прогнозируют усиление внутренней борьбы в самом исламистском политическом движении.
Программы «Братьев-мусульман» и салафитов далеко не совпадают. Лидеры салафитских группировок, действовавшие до революции в глубоком подполье, в своих проповедях вообще отвергали демократию представительного типа. Сами люди, утверждали они, не могут принимать законы, подменяющие законы Аллаха. Приняв участие в парламентских выборах через спешно созданную партию «Ан-Нур», салафиты несколько смягчили эти акценты. Но суть их программных требований осталась прежней: добиваться принятия такой конституции, которая гарантирует «исламскую идентичность» Египта, исламизацию, хотя и постепенную, всех сторон общественной жизни. В этом смысле египетский салафизм берет за основу саудовскую модель государства и общественного устройства. По данным официальной египетской печати, благотворительные организации этого толка получили в прошлом году более 65 млн. долл. США финансовой помощи от доноров из арабских государств Персидского залива.
Руководство более умеренных «Братьев» опасается, что ультраконсервативное крыло исламистов будет теснить их на религиозном фронте, вынуждая занимать излишне жесткие позиции. В этом случае они окажутся перед дилеммой: либо рисковать потерей влияния среди своей социальной базы, либо поставить под угрозу отношения с Западом, в первую очередь с США, в финансовой помощи которых Египет сильно нуждается. В первую
очередь это касается таких вопросов, как пределы и скорость введения в общественную жизнь строгих шариатских норм, регулирующих положение женщин, употребление алкоголя, судопроизводство, личные свободы граждан. «Братья-мусульмане», программа которых строится на принципах социально ориентированной рыночной экономики, видят в жесткой исламизации серьезные преграды для иностранных инвестиций и угрозу для туристического сектора Египта, одного из главных источников валютных поступлений. Умеренные исламисты не одобряют участившиеся провокации мусульманских фанатиков против египетских коптов, исходя из того, что межконфессиональная рознь подрывает усилия по выводу страны из экономического кризиса.
Разногласия среди египетских исламистов имеют также серьезный внешнеполитический аспект, причем не только в региональном, но и в глобальном масштабе. На Египте, этой первой арабской стране, заключившей мирный договор с Израилем, покоится вся, пока еще шаткая, система региональной стабильности. Велика была и его роль в сдерживании исламского экстремизма и великодержавных амбиций Ирана. Теперь, когда исламисты становятся доминирующей силой в египетской политике, возникают вопросы, какова будет судьба мирного договора, как будут складываться отношения Египта с палестинцами, особенно с близким к «Братьям-мусульманам» по идеологии радикальным крылом «Аль-Хамас», какие корректировки в целом претерпит египетская дипломатия в Ближневосточном регионе. Конечно, быстрое возвращение Египта в мировую политику в качестве влиятельного игрока в скором времени вряд ли возможно. Слишком тяжел груз внутренних проблем.
Вместе с тем уже сейчас прослеживаются признаки, позволяющие прогнозировать более самостоятельную и нюансированную внешнеполитическую линию Египта, особенно на региональном направлении. При любом внутриполитическом раскладе новая власть не может не считаться с тем сигналом, который дала египетская революция. Хотя ее причины имели преимущественно внутреннее происхождение, все же свою роль сыграли такие общественные настроения, как недовольство слишком большой зависимостью от США и Израиля и принижением ведущей роли Египта на Ближнем Востоке. Исламисты пока не определились, как дальше выстраивать отношения с Израилем. На этапе, когда переход к гражданскому правлению не завершен, они поспешили успокоить Запад заверениями о намерении соблюдать мирный до-
говор. В то же время они дают понять, что речь может идти о пересмотре его некоторых, невыгодных для Египта положений. Так, например, в программе «Братьев-мусульман» говорится о необходимости начать переговоры об изменении условий газовых контрактов с Израилем: «Унизительное падение статуса Египта и его роли на международной арене зашло настолько далеко, что Египет продавал газ и нефть сионистским оккупантам Палестины и Иерусалима по самым дешевым (ниже рыночных) ценам, в то время как сами египтяне остро нуждались в топливе» (The new Egypt, Financial Times, special report, Thursday December, 22, 2011, p. 4).
После парламентских выборов противостояние двух ведущих центров силы - армии и набиравших политический вес исламистов - проходило на фоне массовых выступлений с требованиями ускорить переход к гражданскому правлению и не допустить реставрации прежнего режима. Между тем к маю 2012 г. стало понятно, что конституционный процесс зашел в тупик и дискуссии вокруг состава Конституционного собрания раскололи египетское общество. В этих условиях ВВС обратился к судебным рычагам, переведя политическую борьбу в юридическое поле. 10 апреля Административный суд Каира принял решение о роспуске «Коми-тета-100» на том основании, что его состав не отражает социально-политическое разнообразие египетского общества.
Вопрос о сроке президентских выборов приходилось решать в обстановке периодических всплесков уличной активности с нарастающими требованиями к военным не затягивать с передачей власти. Изначально ВВС планировал их проведение на осень 2012 г. Но быстро меняющаяся ситуация заставила военных пойти навстречу политикам, объединившимся на платформе «армия, уходи в казармы». Давление снизу было настолько сильным, что обстановка в любой момент могла выйти из-под контроля. В то же время военные старались не допустить такого усиления исламистского движения, которое могло бы радикально изменить баланс сил и поставить под угрозу корпоративные интересы самого армейского истеблишмента. Подозрения в отношении реальных планов «Братьев-мусульман» усилились после того, как в нарушение их прежних обязательств не участвовать в президентских выборах генеральный секретарь движения М. Хусейн 20 марта объявил о решении руководства «Братьев» выставить своего кандидата. Это решение мотивировалось изменением обстоятельств в связи с тем, что ВВС отказался предоставить парламенту полномочия формировать правительство. Представители партий радикальных исла-
мистов приветствовали эту инициативу и заявили о готовности начать консультации о выдвижении единого кандидата. Таким образом, возникала опасность, что к моменту перехода к гражданскому правлению вся полнота законодательной и исполнительной власти сосредоточится в руках исламистов.
К президентским выборам, назначенным на 23-24 мая, Египет подошел в обстановке политической неопределенности и бурлящих уличных страстей. Если первоначально президентские выборы планировались как заключительная фаза переходного периода, то после принятого под давлением решения о переносе выборов на более ранний срок возник своеобразный юридический казус: страна получала президента без конституционных полномочий.
По мере приближения президентских выборов, когда недоверие между военными и исламистами быстро нарастало, достижение договоренности о поддержке компромиссного кандидата стало практически невозможным. Вместе с тем ни одна из сторон не прибегала к вооруженному насилию. Борьба за властные рычаги по-прежнему велась юридическими средствами, через судебные инстанции и Центральную избирательную комиссию, состав которых со времени падения режима Мубарака не претерпел изменений.
Уже в разгар избирательной кампании ЦИК дисквалифицировал десять кандидатур на президентский пост. Среди них был кандидат от «Братьев-мусульман» мультимиллионер Хейрат Шатер и его соперники: бывший шеф египетской разведки Омар Су-лейман и консервативный исламист, пользующийся поддержкой салафитов, Хазель Абу Исмаил. Предвидя возможность отстранения X. Шатера от участия в выборах (при Мубараке он был приговорен к тюремному заключению на четыре года и был освобожден после февральских событий 2011 г. без формального снятия с него обвинения), «Братья-мусульмане» задействовали запасной вариант. На пост президента была выдвинута кандидатура другого видного исламистского деятеля, лидера партии «Свобода и справедливость» и бывшего парламентария М. Мурси. Главными фаворитами на выборах от военных считались бывший премьер-министр (был при Мубараке также командующим ВВС) Ахмед Шафик и, в качестве второго номера, бывший министр иностранных дел и генсек ЛАГ Омар Муса.
Это решение по формальным юридическим мотивам продемонстрировало как бы политическую беспристрастность ЦИК и
позволило выбить из «игры» самых одиозных кандидатов (О. Су-лейман являлся «правой рукой» Мубарака, а X. Абу Исмаил - наиболее консервативным исламским деятелем, ратовавшим за исла-мизацию).
Первый тур президентских выборов не выявил победителя. Сложилась ситуация, когда избиратели оказались перед трудным выбором. Во второй тур вышли кандидаты, представляющие две полярные части египетского общества - находящуюся под влиянием политического ислама и светскую, для которой исламизация означает подрыв традиционных египетских традиций веротерпимости, социальной свободы и открытости перед внешним миром. Между этими двумя полюсами опросы общественного мнения показывали большое количество (до 40%) не определившихся избирателей, колеблющихся между страстным желанием перемен и боязнью дальнейшей дестабилизации обстановки. Для многих египтян обе альтернативы - возврат к прежнему режиму и неопределенность будущего в случае монополизации власти исламистами - представлялись одинаково неприемлемыми.
За время, прошедшее после парламентских выборов, психологическая атмосфера в египетском обществе во многом изменилась. Прежний революционный энтузиазм, несмотря на продолжавшиеся уличные выступления, значительно угас, уступив место усталости от политики и разочарованию. В условиях ухудшения материального положения большинства населения на первый план вышли насущные проблемы жизнеобеспечения. Быстро нарастала безработица, ползла вверх инфляция, что вынудило переходное правительство истратить 2/3 валютных резервов на поддержание египетского фунта (Financial Times, June 20, 2012). Отток капитала в условиях сохраняющейся неопределенности, резкого повышения уровня преступности и межрелигиозной розни привел к замораживанию деловой активности, а получение внешних кредитов ставилось в зависимость от политической стабилизации.
Помимо вышеуказанных факторов военные рассчитывали, что успех своему кандидату, хотя он и был частью прежнего режима, может быть обеспечен и за счет ошибок, допущенных исламистами. Получив большинство в парламенте, «Братья-мусульмане» не воспользовались этой возможностью, чтобы поставить на повестку дня жизненно важные для всех египтян проблемы экономики, безопасности, межконфессиональных отношений. Вместо этого, вопреки предвыборным заявлениям о готовности сотрудничать с другими политическими силами, исламист-
ское течение встало на путь монополизации власти. Тем самым исламисты оттолкнули от себя те социальные слои, преимущественно часть среднего класса, которые «делали революцию».
16 июня, накануне второго тура президентских выборов, ВВС издал указ о роспуске нижней палаты египетского парламента в соответствии с принятым двумя днями раньше решением Конституционного суда о том, что выборы прошли с нарушениями избирательного законодательства. Через два дня было объявлено о принятии Советом дополнений к конституционной декларации, наделяющих ВВС такими полномочиями, как контроль над военным бюджетом, право вето на те или иные положения в проекте будущей Конституции, а также прерогативы президента по вопросам войны и мира. Согласно этим положениям ВВС получил также право формировать состав будущего Конституционного собрания. Таким образом, вплоть до выборов нового парламента в отведенный для этого Конституционным судом двухмесячный срок военные намеревались оставить за собой и законодательную власть.
Решительные и довольно неожиданные действия военных вызвали новый всплеск массовых протестов с обвинениями армии в «мягком перевороте» против «революции», в попытках затянуть переходный период и ползучим путем реставрировать прежний режим. Площадь Тахрир вновь начала набирать ту критическую массу, которую невозможно контролировать мирным путем. С этим армия не могла не считаться. Сами «Братья-мусульмане», впрочем, воздерживались от агрессивных призывов, стараясь не провоцировать ее. Со своей стороны ВВС принял превентивные меры путем усиления мер безопасности. На улицы в крупных городах страны была введена военная техника. В обращении ВВС к народу было заявлено, что армия «твердо» ответит на любые попытки «нанести ущерб общественным и частным интересам».
Второй тур президентских выборов, состоявшийся 1617 июля, принес победу кандидату от «Братьев-мусульман» М. Мурси1. С минимальным отрывом (51,7% против 48,3%) он
1 Мурси родился 20 августа 1951 г. в семье зажиточного крестьянина. В 1978 г. закончил инженерный факультет Каирского университета и продолжил учебу в США. В 1982 г. получил степень доктора наук в университете Южной Калифорнии и три года проработал в Калифорнийском университете в Нотбрид-же. В 1985 г. вернулся в Египет, хотя перед ним открывалась успешная научная карьера в США. С 2000 по 2005 г. был депутатом египетского парламента. За участие в политической деятельности запрещенного движения «Братья-мусульмане» дважды подвергался тюремному заключению.
опередил бывшего премьер-министра - генерала А. Шафика. Высший военный совет признал победу исламистского кандидата, который в отсутствие парламента был приведен к присяге перед Конституционным судом. Избрание М. Мурси президентом Египта (первый с 1952 г. президент - выходец не из военной среды) по первоначальным договоренностям не должно было стать заключительным актом переходного периода. Окончательная передача власти от военных гражданским институтам планировалась после разработки проекта новой Конституции Египта и проведения новых парламентских выборов в отведенный для этого двухмесячный срок.
Однако двоевластие в Египте, сопровождавшееся тягучим противоборством в политико-правовом поле, продолжалось не более двух месяцев после президентских выборов. 12 августа президент Египта, считавшийся недостаточно сильной фигурой даже в руководстве «Братьев-мусульман» и урезанный военными в своих властных прерогативах, сделал неожиданно сильный ход. Логика внутриполитического развития на протяжении переходного периода не предвещала такого развития событий.
М. Мурси издал президентские указы об отставке главы ВВС, министра обороны М. Х. Тантауи и начальника Генерального штаба С. Аннана. Теми же указами была отменена принятая ранее военными конституционная декларация, предоставлявшая армии расширенные полномочия. Кроме того, в отставку были отправлены командующие ВВС, ПВО и ВМС и произведен ряд новых назначений среди генералитета. Маршал Тантауи и генерал Аннан представлены к высшей награде Египта - ордену Нила и назначены советниками президента. Объясняя свои решения, М. Мурси заверил, что действует «во благо народа и страны» и призвал армию сосредоточиться на выполнении своей главной задачи -«священной миссии по защите родины». Тем самым в отсутствие парламента, распущенного военными накануне президентских выборов, к президенту перешли все рычаги законодательной и исполнительной власти, а египетские исламисты получили практически неограниченные возможности держать под своим контролем выработку проекта новой Конституции.
Возникают вопросы: в чем причины такого ускоренного развития событий, хотя передача власти новой правящей элите - победившему исламистскому течению - была по сути дела предрешена; почему армия, взявшая на себя роль хранителя светских
устоев государства и гаранта упорядоченного течения переходного периода, так быстро сдала свои позиции?
В основе решения президента взять на себя всю полноту верховной власти лежал, по нашим оценкам, целый ряд факторов внутреннего и внешнего порядка. Безусловно, это, казалось бы, смелое и в то же время драматическое по своим возможным последствиям решение не было спонтанным. Президентские указы от 12 августа не могли быть приняты без достижения предварительных закулисных договоренностей о взаимных обязательствах. Как сообщало агентство Рейтер со ссылкой на заместителя министра обороны Мухаммеда аль-Асара, этому предшествовали консультации с Высшим военным советом, в том числе по вопросу гарантий со стороны новой власти от уголовного преследования военных в будущем и сохранения за ними ряда прежних позиций в органах исполнительной власти и бизнесе. Опасения в египетских политических кругах относительно вероятности военного путча по подобию событий в Алжире января 1992 г., приведших к кровавой десятилетней гражданской войне, оказались напрасными. Армия не могла не считаться с той массовой поддержкой, которую получил демократически избранный президент, обратившийся напрямую к народу на площади Тахрир. Немедленный переход к гражданскому правлению стал с тех пор лозунгом дня среди широкого круга политических сил. Свою роль сыграло и то, что итоги выборов получили всеобщее признание, а движение «Братья-мусульмане» приобрело международную легитимность, особенно со стороны США и Евросоюза, в финансовой помощи которых Египет на этом этапе сильно нуждается.
Реформаторы, составляющие ядро «Братьев-мусульман», заверили внешний мир в своей готовности «играть» по демократическим правилам и проводить линию на интеграцию в мировую экономику. Сразу после избрания на пост президента М. Мурси заявил о своем выходе из партии, чтобы стать «президентом всех египтян». В своем первом обращении к нации он призвал сограждан к национальному единству «вне зависимости от партийной принадлежности», подчеркнув, что Египет является правовым государством, и подтвердил намерение соблюдать все взятые им на себя международные обязательства. Позднее пресс-секретарь главы государства со всей определенностью заявил, что Египет не намерен пересматривать мирный договор с Израилем.
На руку новому президенту пришлась также резкая эскалация напряженности на Синайском полуострове после того, как
исламистские боевики нанесли удар по египетским военнослужащим на КПП между Египтом и сектором Газа и прорвались на территорию Израиля. Это явилось удобным поводом для президента продемонстрировать свою власть, отдав приказ о начале антитеррористической операции на Синае против тех исламистов джи-хадистского толка, с которыми «Братья-мусульмане» ранее поддерживали контакты. Положив конец двоевластию и неопределенности в порядке принятия политических решений, августовские события де-факто подвели черту под затянувшимся переходным периодом, негативные последствия которого все сильнее сказывались, особенно на экономическом положении страны. Завершающая фаза этого периода была проведена в чисто египетских традициях. Военным дали возможность «сохранить лицо», а новая власть, не отказавшись полностью от ранее согласованных «кондиций», возможно, и не без участия внешних посредников, получила возможность консолидировать свои позиции. Вместе с тем следует иметь в виду, что по итогам президентских выборов исламистский кандидат победил с небольшим перевесом голосов. Другая довольно значительная часть египетского общества с большим подозрением относится к новой монополизации власти и имеет возможности для самоорганизации. Какую бы форму ни приобрело гражданское правление в Египте, в течение длительного времени новая власть будет находиться под постоянным давлением снизу. Народ хочет быстрее получить материальные дивиденды от «революции», в то время как финансовые средства и резервы для популистских мер исчерпаны. В любом случае риски для пришедших к власти исламистов настолько велики, что нельзя исключать тех или иных поворотов в соотношении политических сил, в том числе в ходе готовящихся новых парламентских выборов. Кроме того, списывать со счетов такой фактор, как влияние армии, представляется преждевременным.
В перспективе можно ожидать теократизации демократически избранных институтов, хотя возможность исламской, но демократической по своей сути модели остается. Причем не иранского образца радикального исламского государства и даже, возможно, не турецкого.
Жесткая президентская форма правления, по-видимому, себя исчерпала. Свержение режима Мубарака показало, что эта модель отвергается обществом, как ассоциирующаяся с диктатурой. В то же время с учетом многовековых исторических традиций Египет трудно представить себе и парламентской республикой европей-
ского типа. Политические традиции и склад ментальности в арабском обществе отличаются крайней живучестью. Итоги президентских выборов показали, что М. Мурси не располагает подавляющей поддержкой среди избирателей. Это делает вероятным формирование со временем влиятельной оппозиционной силы в составе коалиции либеральных и умеренных националистических партий социал-демократической направленности, пользующейся негласной поддержкой неисламизированной части египетского генералитета.
Новая египетская власть оказывается перед серьезным вызовом. Ей предстоит найти баланс между своими религиозными принципами, с одной стороны, и прагматизмом во внутренней и внешней политике - с другой. Если такой баланс будет найден, Египет, можно полагать, со временем вернет себе самостоятельную инициативу и немалую часть авторитета в арабском и исламском мире.
«Ближний Восток, арабское пробуждение и Россия: Что дальше?», М, 2012 г., с. 204-220.
Сергей Хенкин,
доктор исторических наук, профессор МГИМО (У) МИД РФ, ведущий научный сотрудник ИНИОН РАН МУСУЛЬМАНЕ В ИСПАНИИ: МЕТАМОРФОЗЫ ИСТОРИЧЕСКОГО БЫТИЯ
Резко возросшее присутствие мусульман в европейских странах остро ставит вопрос об их социально-политической роли и порождает широкую общественную дискуссию. Способны ли мусульмане интегрироваться в западные общества или останутся их своеобразной «непереваренной» частью? Что ожидает Европу -мирное сосуществование христиан и мусульман или конфликт цивилизаций? В этом свете крайне интересен опыт Испании - единственной европейской страны, часть территории которой расположена в Африке. Пограничные города Испании - портовые города-анклавы Сеута и Мелилья, Канарские острова - одновременно южная граница Евросоюза. В Испании проживает значительная по масштабам мусульманская община, ее взаимодействие с государством и коренными жителями порождает немало проблем.
Примечательно, что история отношений мусульман и христиан в этой стране отнюдь не исчерпывается современностью.
