CC BY
22Еда как атрибут культурно-пространственных координат
Food as an Attribute of Cultural and Extensional Coordinates
ПАВЛОВСКИЙ, Игорь Владимирович
доктор исторических наук, профессор, профессор кафедры региональных исследований, Факультет иностранных языков и регионоведения, МГУ имени М. В. Ломоносова; тел.: (495) 783 02 60, e-mail: igorpavlovskyv@yandex.ru
Гуманитарные и естественные науки имеют гораздо больше точек пересечения, чем представляется на первый взгляд. Некоторые проблемы культурологии вполне могут помочь понять очень отвлечённые математические положения. Культурно-исторические типы, или цивилизации, вполне можно сравнить с параллельными пространствами по способу их взаимодействия между собой. Понять, почему пространства и цивилизации не совмещаются, помогает мысль об атрибутах культурно-пространственных координат. На примере еды как дискретном законченном сюжете в статье делается попытка прояснить идею о сверхзадаче Времени в каждой из цивилизаций..
The humanities and natural sciences have more points in common than it seems to be at the first sight. Some issues of Cultural Studies may help us to understand very abstract mathematical statements. Cultural and Historical types and civilizations can be compared with parallel extensions due to their way of communication. The thought about attributes of cultural and extensional coordinates helps us to find out why extensions and civilizations don't overlap. Analyzing the case study with food as a discrete terminated subject, the author of the present article attempts to reveal the grand purpose idea of Time in every civilization.
Ключевые слова: Пространство, Время, цивилизация, атрибут культурно-пространственных координат, еда, диетология, проблема взаимодействия культур, проблема перехода из одного пространства в другое
Key words: Extension, Time, civilization, an attribute of cultural-extensional coordinates, food, dietology, a cross-cultural communication issue, a transit problem from one extension to another
При разговоре о культуре иногда для более понятной аналогии приходится прибегать к терминологии наук точных, как принято называть — естественных. Вот и мы начнём наш разговор о проблемах гуманитарных с проведения параллели с некоторыми понятиями из теоретической физики, а скорее даже математики. Уже не первый век наука обсуждает возможность существования различных моделей пространства. В результате сегодня в научной литературе можно встретить расчёты моделей евклидова пространства и псевдоевклидова, векторного пространства, банахова пространства, гильбертова пространства, аффинного пространства, пространства
Минковского, трёхмерного и четырёхмерного пространства, изотропного пространства и анизотропного пространства. И это далеко не всё. Но хуже всего то, что физики и математики позволяют себе всерьёз обсуждать возможность реального существования параллельных пространств, да ещё и существующих одновременно в одной точке. Как можно существовать в одной точке и не пересекаться, понять, вероятно, легко может только человек с чисто математическим складом ума.
В культурологии также с XIX века обсуждаются в некотором роде похожие по механике своего взаимодействия модели мира. Н. Я. Данилевский, А.Дж. Тойнби, К. Ясперс, О. Шпенглер и многие их последователи ввели соответствующие понятия и обсуждали проблемы рождения и бытования культурно-исторических типов, или цивилизаций. Мы не станем сейчас останавливаться на отличительных особенностях каждого из таких учений. Отметим только то, что все они столкнулись с чрезвычайно интересной и практически неразрешимой проблемой. Проблемой взаимодействия цивилизаций, или культур.
Вероятно, полагая, что эта проблема решается легко или что она достойна просто констатации, все создатели учения о цивилизациях просто обратили внимание на то, что параллельные культурные пространства, если так можно будет назвать по аналогии с точными науками человеческие цивилизации, испытывают странные сложности в общении между собой. Они как бы общаются, но результаты этого общения настолько опосредованные, что всегда возникает сомнение, что это общение происходит. Цивилизации, общаясь, не общаются друг с другом. Они общаются как-то очень формально. Настолько формально, что от процесса взаимодействия культур внутренняя тенденция развития самой цивилизации никогда не меняется. И лишь только когда, например, древнеримская цивилизация начинает клониться к упадку, то есть её собственные внутренние процессы приобретают вектор угасания, начинается активное освоение соседних культурных пространств. Да и то, разве можно сравнить культ Матери Кибелы позднего императорского Рима с аналогичным культом Передней Азии? В древнем Риме он приобрёл типично средиземноморский неазиатский привкус.
Вспоминается по этому поводу недоумение нашего соотечественника П. Я. Чаадаева, который в своих знаменитых «Философических письмах», первое из которых было опубликовано в 1836 году, премного скорбит по поводу аналогичной проблемы у нас, видимо полагая, что это исключительно отечественная особенность развития культуры: «Дело в том, что мы никогда не шли вместе с другими народами, мы не принадлежали ни к одному из известных семейств человеческого рода, ни к Западу, ни к Востоку, и не имеем
традиций ни того, ни другого... Силлогизм Запада нам не знаком... Когда-то великий человек вздумал нас цивилизовать и для того, чтобы приохотить к просвещению, кинул нам плащ цивилизации; мы подняли плащ, но к просвещению не прикоснулись» [15, с. 323, 328, 330].
В словах П. Я. Чаадаева есть значительная доля преувеличения, но без увеличительного стекла иногда трудно увидеть проблему или осознать её значимость. В его защиту можно только сказать, что и великие учителя цивилизационного подхода мало что добавили к сказанному Чаадаевым. Только выразили это ещё менее художественно и более сумбурно. Есть общение? Вроде бы формально есть. А результаты? А результаты странные, вроде как бы и не общались вовсе. Или как можно сказать отечественной поговоркой о результатах такого приобщения к чужой культуре: «слышал звон, да не знаю, где он». И никакого чёткого и ясного решения этого вопроса от Данилевского до Шпенглера, не говоря уже об их последователях.
Такое ощущение, что мы сталкиваемся не с культурологической проблемой общения цивилизаций, а математической проблемой перехода из одного параллельного пространства в другое через кротовую нору или чёрную дыру. Вроде и есть переход, да визу на переход в параллельное пространство не знаем, где выписывают. Само по себе путешествие по незнакомой культуре может оказаться, так сказать, более виртуальным, чем реальным. Чаще всего путешествуют по тому, что готовы увидеть, а не по тому, что реально посещают. Для реального посещения необходима виза: нужно знать культурно-цивилизационные коды того региона, который ты посещаешь.
Переход из одного пространства в другое может оказаться куда более сложным, чем предполагают беспечные путешественники по мирам и культурам. Ведь если бы параллельные пространства имели длину, высоту, ширину и Время, наделённые одинаковыми атрибутами, то они, скорее всего, схлопнулись в единое пространство. Значит, атрибуты у их системы координат не одинаковые. Но может оказаться и ещё что похуже различных атрибутов. То, что в одной системе культурно-пространственных координат может быть высотой, в другой может оказаться протяжённостью во Времени. И вот тут-то и начинаются настоящие приключения Алисы в Зазеркалье. Когда читаешь воспоминания этих путешественников, так и хочется процитировать М. А. Булгакова с его Мастером и Маргаритой: «Вот тебе все и объяснилось! — подумал Берлиоз в смятении, — приехал сумасшедший немец или только что спятил на Патриарших. Вот так история!». Да и есть от чего спятить. Если попадаешь в иную систему культурно-пространственных координат, то нелегко понять, что длина это высота, а любое Протяжение — это
Время. Читаешь воспоминания вполне разумных иностранцев об их путешествиях в Россию и диву даёшься. Серьёзные люди городят нелепицу за небылицей. Хотя дома у себя отличаются умом взвешенным и рассудительным.
Одни напишут, что у нас на рынке коровы замёрзшие, как статуи, стоят на продажу и все, кто хочет купить себе ту или иную часть коровки, просто отпиливает себе нужную часть и уносит [1, 6]. Другой напишет, что стены московского Кремля выше горы Монблан, хотя ясно, что московский Кремль далеко не самое высокое крепостное сооружение Европы [7, с. 89-90]. Третьи напишут, что самый нежный каракуль, называемый баранец, в Росси растёт в виде цветка на стебле и кушает травку вокруг себя, а когда травка закончится, то он умирает, и его срезают на продажу [19; 4, с. 180; 11, с. 155].
Сказки Шахерезады и только, только в случае с любовницей царя Шахрияра никто не сомневался, что речь идёт о сказках, а в случае с воспоминаниями упомянутых иностранцев везде делается заявка на правдивость изложения. Что так влияет на ум иностранных наблюдателей? Думается — именно то обстоятельство, что там, где в Европе находится верх, у нас течёт Время, а то место, где у них протекает Время, у нас длина с атрибутами сужения и расширения. Тут есть от чего потерять голову.
При разборе проблемы взаимодействия культур и цивилизаций всегда надо помнить, что, у них, как и у математических параллельных миров, не просто разное местоположение в пространстве, но разные атрибуты их системы координат. Это элементарно. Только это позволяет разным системам координат не совмещаться друг с другом. Не поглощаться друг другом и представлять в конечном итоге в культурологическом смысле своё Лицо. Это Лицо культуры может существовать не просто в результате наличия у каждого из миров своей собственной системы координат, но и своих собственных атрибутов этих координат.
Вся проблема несоответствия Пространства и Времени как раз и заключается не в том, что у нас длина длинней, а ширина шире. Проблема как раз и заключается в неком расширенном варианте анизотропности пространства. Один и тот же отрезок длины в них проходится за разное время. И как было сказано выше, вполне возможно, что оси наших систем координат выполняют разные функции. И главное в этом культурологическом несоотве-ствии то, что атрибуты даже такой ясной на первый взгляд оси, как Время, различны, так как выполняют различную культурологическую функцию.
Казалось бы, Время, оно и в Африке Время. Включил секундомер и отмеряй. Но не тут-то было: Время является в культуре всегда цивилизационным кодом. Оно течёт по-разному, оно выполняет разные сверхзадачи, оно вдохновляет одних и оставляет совершенно равнодушными других, которых
называют «созерцательными» народами [16, с. 137-138]'. Оно в одной культуре привлекает той своей частью, которая ещё не сбылась, в другой той, что уже является давно прошедшим временем [12]. И понять эту разницу можно благодаря атрибутам этой оси измерения, которые разворачивают Время в матрицу, функционирующую только в определённой модели бытия.
Не берёмся решать, что в этой системе первично, а что вторично, но на примере еды, как одного из атрибутов Времени, мы попытаемся показать, как атрибут оси координат в корне модифицирует, казалось бы, незыблемое, как считал И. Ньютон, явление — Время. Время в наших культурных пространствах не является одним и тем же явлением. Время у европейцев — это прямая линия и атрибут её — цель. Европа прикована к колеснице Времени, они являются заложниками прогресса, как писал об этом ещё Карл Ясперс. Если, скажем, какое-то время назад человек европейской культуры считал Историю движением от сотворения мира и грехопадения до конца мира и Страшного суда, то теперь это же движение видит как движение от варварства к цивилизации, но суть прямолинейного движения в истории не отменяется [18, с. 29].
«Наша история совершается между истоками (которые мы не можем ни представить ни примыслить) и целью (конкретный образ которой мы не можем существенным образом обрисовать). Однако истоки и цель связаны друг с другом: в зависимости от того, каким я мыслю первые, я мыслю и второе» [18, с.54]".
Время для пространства Европы — движение из пункта А в пункт Б. Если пунктом А можно назвать дикость и варварство, то пунктом Б — Цивилизацию. С культурологической точки зрения такое Время — весьма уязвимое культурологическое явление. Если культура всё больше склоняется к тому, что состояние Цивилизации достигнуто, то возникает огромная проблема для всей системы европейского пространства — куда дальше стрела европейского полёта направит свой путь?
Не случайно уже в начала XX века О. Шпенглер написал книгу в двух томах под очень пессимистическим названием «Закат Европы». Европейская культура уже давно спешит приписать себе огромные достижения в деле воплощения идеалов Цивилизации. Тем самым она, сама того не понимая, забивает гвоздь в крышку своего гроба, потому что она лишает устойчивости всю систему своих координат, где Время играет важнейшую роль. Вопрос этот поднимался мыслителями Запада уже неоднократно. Но все эти суицидные попытки западноевропейского культурно-исторического пространства сегодня касаются не только одной Европы, ввиду того что она поставила себя во главе всей динамики мирового сообщества. Поэтому к этой проблеме, проблеме достижения Европой целей своего исторического развития,
не следует никому относиться легкомысленно. Слишком тяжёлые последствия она таит в себе для развития всего мирового сообщества.
Но у нас проблема со Временем состоит как раз совсем в другом. Важнейшая ось культурно-пространственных координат у нас — Время — не является линейным движением из точки А в точку Б. Наше Время не линейно. В своё время П. Я. Чаадаев, размышляя о путях развития России в своих «Философических письмах», затронул и эту проблему: «Мы стоим как бы вне Времени, всемирное воспитание человеческого рода на нас не распространилось» [15, с. 323]. Можно конечно не обращать внимания на Чаадаева, ведь для него преувеличить и сгустить краски дело обыкновенное. Он мог спокойно написать там же, что «Опыт Времени для нас не существует. Века и поколения протекли для нас бесплодно. Глядя на нас, можно сказать, что по отношению к нам всеобщий закон человечества сведён на нет. Одинокие в мире, мы миру ничего не дали, ничего у мира не взяли, мы не внесли в массу человеческих идей ни одной мысли, мы ни в чём не содействовали движению вперёд человеческого разума, а всё, что доставалось нам от этого движения, мы исказили» [15, с. 330].
По поводу исказили я не буду возражать, с той только оговоркой, что я найду слово не столь негативное в своей коннотации для определения этого крайне важного культурологического процесса. Но что касается того, что мы ничего у мира не взяли и ничего ему не дали, это, безусловно, во все времена несомненное искажение истины. Я не буду говорить о, например, многочисленных заимствованиях Голливуда у нашего отечественного кинематографа, также прочих современных технических изобретений. Укажу и на более древние времена, периода Древней Руси, когда нашими изделиями, нашими изобретениями и нашими словами пользовалась вся Европа [8, с. 9 - 14; 9, с. 31, 73 - 78, 91, 111 - 112, 132, 137, 140, 141, 151, 152; 5, с. 470 - 471; 10, с. 386 - 389].
Чаадаев, конечно, преувеличивает, конечно, сгущает краски, потому что Пётр Яковлевич слишком был влюблён в себя, чтобы ещё любить и Родину. Но проблему-то он подметил замечательно! Чаадаев был мужчина наблюдательный. Время для нас как бы не существует! Это супергениальная мысль. Это замечательная догадка. Она ничуть не является проблемой патриотизма или безнравственности Чаадаева. Она является проблемой огромного масштаба. Проблемой нашей системы культурно-пространственных координат.
Если для Времени Европы главным атрибутом является Цель, то для Времени Руси главным атрибутом является сюжет. Сюжет или сценарий является единственным и главным атрибутом Времени нашего культурно-исторического пространства. Культурные миры имеют свои атрибуты и тем и различаются,
например, наше Время имеет главным сюжетный атрибут. Одна из самых необъяснимых с точки зрения логики русских былин «О Ставре Годиновиче» начинается на пиру у князя Владимира, где князь предложил героям похвастаться каждому своей женой. Естественно, никто не вызвался, что опечалило князя. Тогда, видя, что сюжет не складывается, а это вещь недопустимая, боярин Ставр начал делать то, чего желал князь. Сам он этого не хотел, но заданные князем параметры пира того требовали. Сюжет того требовал, а это, что называется, святое. Разумеется, сам Ставр первый страдает от этого начинания и оказывается в тюрьме, откуда его вызволяет его замечательная и соответствующая словам похвалы жена. Сюжет — закон нашего Времени, его аморально не реализовать.
Смещение в Пространстве всегда является разрывом человека с материнской матрицей нашей культуры, что хорошо видно по «Путешествию за три моря» Афанасия Никитина. Смещение во Времени магической силы у нас не имеет, как это замечательно показал М. А. Булгаков в рассказе «Иван Васильевич» [3, с. 423 - 462]. Западная же культура, напротив, испытывает разрыв с материнской матрицей культуры при перемещении во Времени. Происходит это потому, что у них Время имеет целевой атрибут движения от точки исхода к цели движения. Европейцы привязаны к колеснице Времени. Они являются заложниками конечности временного цикла. Любая попытка выйти из заданной колеи Времени создаёт, согласно Тойнби, «пост цивилиза-ционный хаос» и ведёт к гибели цивилизации. Тойнби сравнивает попытки сдержать негативные тенденции развития цивилизации с евангельской притчей о вливании нового вина в ветхие мехи. Кроме того, попытки остановить прогресс и распад цивилизации называет «чудовищными извращениями» [14, с. 44- 126].
Мы эту колесницу Времени запрягаем, останавливаем, перепрягаем и меняем одну на другую. Мы вечно молодые. «Россия молодая», когда мы приняли христианство, когда выбрали Романовых на царство, когда провели реформы Петра I, когда совершили большевистский переворот и так далее. Мы не успели начать движение по Времени, мы ещё не познали разницу между добром и злом. «.Они (иностранцы. — И.П.) не заметили, что, то самое начало, которое делает нас подчас столь отважными, постоянно лишает нас глубины и настойчивости; они не заметили, что свойство, делающие нас столь безразличными к превратностям жизни, вызывает в нас равнодушие к добру и злу» [15, с. 328].
Я бы только поменял знак минус на знак плюс и причину со следствием. «Равнодушие» к добру и злу, а точнее то обстоятельство, что мы не вкушали ещё с древа познания Добра и Зла, является больше причиной, чем
следствием. Мы не начали ещё отсчёт своей истории, потому таких вещей мы, понятное дело, не знаем. «Спокойно зрит на правых и виновных, Добру и злу внимая равнодушно, Не ведая ни жалости, ни гнева» [13, с. 232], как сказал устами Гришки Отрепьева великий пиит. Это выражение более точно соответствует описанию проблемы. Это как раз то, о чём писал в вышеприведённой цитате Ясперс, что западный человек начинает отсчёт Времени с грехопадения. А мы отсчёта Времени не начинаем, да и грехопадения у нас пока не было.
Живя своей нелёгкой трудовой жизнью, наш человек ежечасно совершает магические подвиги, сам того не сознавая, перенося из пространства многомерного Времени в существующее всё, что ему оказывается по силам перенести. Время не является фатальным проклятием нашего человека. Русский живёт наивно, так, будто у него в запасе всегда вечность или, по крайней мере, девять жизней. Он знает, что всегда может начать жизнь сначала, даже если все оракулы уже пробили полночь этого мира. Вспомним афоризм нашего времени: «только в нашей стране мы имеем непредсказуемое Прошлое». Прошлое действительно с нами, как и в чаше причастия находятся частички просфоры за живых и умерших, так и Прошлое как бы существует в настоящем настолько, что мы его вполне можем менять по своему усмотрению. А изменив Прошлое, мы автоматически меняем направление вектора в Будущее. Но Время, хоть и не течёт в нашей системе координат, а одновременно существует в своём Настоящем, Прошлом и Будущем в одной точке, всё-таки существует.
Не протекая от точки А к точке Б в нашей культуре, Время всё-таки должно имитировать своё существование. И Оно это делает с помощью виртуального времени сюжета или выполненного сценария. И в этом Времени сюжет или сценарий является единственной возможностью ощутить существование движения по этой оси координат. Итак, корень отличия нашего Времени — сюжет. И еда является одним из самых ярких сюжетов нашего Времени, в его виртуальной модели существования.
На примере еды мы и рассмотрим, с культурологической точки зрения, различие атрибута Времени в нашей и не нашей системе координат.
Есть, разумеется, биологические особенности нашей еды, которые и достались нам от предков, и диктуются нам Матерью Природой в её конкретно нам данных климатических условиях. Так, у одних народов есть генетическая нерасположенность к восприятию лактозы, молочных продуктов. У других народов есть иные факторы непереносимости, например алкоголя. Есть также сам климат, который не позволяет в наших краях цвести круглогодично фруктам и вызревать некоторым сортам растений. Необходимость
организма в витаминах в этом случае у одних народов удовлетворяется за счёт вечнозелёных трав или фруктов, у других — в результате употребления ягод. Можно, конечно, пытаться заменить свежие огурцы с грядки парниковыми без вкуса и запаха геномодифицированными огурцами из Голландии, но нетрудно предположить, что получит наш организм с таким зимним огурцом.
Гораздо разумнее идти гораздо более опробованным путём. Так, известно, что витамина С в ягодах смородины в полторы тысячи раз больше, чем в обыкновенном лимоне. Понятно, что в нашей полосе некоторые виды витаминов организм будет получать не обычным цивилизованным способом, через поедание лимона, а иначе.
У более северных народов растут другие ягоды, которые также содержат большое количество необходимых для жизнедеятельности веществ. Но и они не спасут людей от цинги, если те, кто живёт или просто временно пребывает на Севере, не будут есть продукты брожения, сквашенные продукты. У кого-то это квашеная капуста, у кого-то — квашеная рыба, у кого-то квашеный соевый соус. У каждого климатического региона это будет свой набор традиционных продуктов, который позволяет народу пребывать в состоянии стабильного здоровья. Кроме того, конечно, и масла, употребляемые людьми в пищу, будут различные и не должны быть одинаковыми. Не надо стараться всем людям всего Земного Шара прививать любовь к оливковому маслу. Оно хорошо подходит людям средиземноморского региона, но вряд ли будет равноценной заменой животным жирам для людей нашего региона.
Конечно, всегда полезно помнить, что генетическая память наших организмов не знает не только никакого оливкового масла, но даже и с подсолнечным-то маслом познакомилось только в XIX веке. Тогда же русские люди, и прежде всего городское население, стало употреблять при готовке так называемое чухонское масло. Это то, что мы сегодня знаем как сливочное, вологодское и так далее. Большую часть нашей истории мы ели пищу, приготовленную на животных жирах. До нашего времени многие помнят, как наши бабушки жарили картошку не на сливочном масле и, не дай Бог не на оливковом, а на свином, говяжьем или бараньем жире. И воспоминания об этой картошечке «со шкварками» самые что ни на есть сладостные. Более того, оливковое масло известно было у нас как «деревянное» и употреблялось только для лампад. Так что наши здравомыслящие предки отказали ему в праве присутствовать на нашем обеденном столе.
Откроем фундаментальную работу трудолюбивой Мэри Бойс «Зоро-астрийцы». Тысячелетия население нашего региона, а Зороастр со своим учением появился на свет скорее всего на берегах Волги в XVII веке до нашей
эры, ели преимущественно растительную-злаковую пищу, кисло-молочные продукты и животные жиры, что сказалось даже на наборе продуктов для жертвы Воде, Огню и Богу Создателю [2, с. 10 - 12]. «Цивилизованная» борьба сегодняшних горе-диетологов, не отличающих один регион от другого, приводит к маниакальной борьбе с холестерином, а, по сути, с традиционным для нашей кухни животным жиром. По этому поводу хочется сказать, что попытка изгнать жир из рациона питания людей нашего российского региона заканчивается лечением нутряным жиром бронхиальных заболеваний или собачьим жиром раковых заболеваний. А также отмечены случаи взрывной выработки холестерина самим организмом, измученным заумными диетами.
В своих письмах «Из деревни», написанных в XIX веке, смоленский помещик А. Н. Энгельгардт описывает своё видение русской кухни и замечает, что даже мясу русский человек не придаёт такого значения, как жиру в еде. Также и про бобовые он пишет, как про немецкое явление, противопоставляя им отечественную привычную гречку. Но наиболее комичным выглядит его описание гуляния у одного его родственника, который страсть как любил заграничную еду и напитки. Гуляние у него в течение трёх дней привело Энгельгардта к совершенному расстройству желудка.
«Доктор случился, достали где-то Ттсшга орп, уж я её пил-пил — не помогает. Ну, думаю, — умирать, так уж лучше дома, и уехал на другой день домой. Приезжаю на постоялый двор, вхожу и вижу: сидит знакомый дворник Гаврила, толстый, румяный, и уписывает ботвинью с луком и селёдкой-ратником.
— Хлеб-соль!
— Милости просим.
— Благодарим.
— Садитесь! Петровна, принеси-ка водочки!
— Охотно бы поел, да боюсь.
— А что?
Я рассказал Гавриле о своей болезни.
— Это у вас от лёгкой пищи, у вашего родственника пища немецкая, лёгкая — вот и все. Выпейте-ка водочки, да поешьте нашей русской прочной пищи, и выздоровеете. Эй, Петровна! Неси барину водки, да ботвиньица подбавь, селёдочки подкроши.
Я выпил стакан водки, подъел ботвиньи, выпил ещё стакан, поел чего-то крутого, густого, прочного, кажется, каши, выспался отлично — и как рукой сняло. С тех пор вот уже четыре года у меня никогда не было расстройства желудка» [17, с. 325 - 329].
Но это всё случаи так называемой региональной или климато-географи-ческой карты размещения приоритетных продуктов питания. И для нас они
представляют только тот интерес, что они также отличают нашу еду от не нашей. Главное же отличие нашей еды состоит вовсе не в этих физических несоответствиях, которым мы не собираемся уделять наше основное внимание в этой статье, а в культурологических, или, как мы назвали их в самом начале статьи, — культурно-пространственных различиях. И главное в различиях этих культурно-пространственных координат — это атрибуты этих координат. Они не одинаковые.
Чисто в житейском плане еда всегда выполняла различные функции, и это было характерно в большей или меньшей степени для всех людей. Функция насыщения, сакральная функция, причастие, как символ единения с Создателем, функция социальная — общение. Еда — часто перебивка эмоционального состояния, физиологическая перебивка настроения. Это всё общее для всех людей, но всё это можно делать по-разному.
В Азиатской и европейской культурах всегда всему есть своё время и своё место. «Всякому овощу своё время». С той разницей, что азиатское культурно-историческое пространство обожает пространственные характеристики культуры, а Европа влюблена во временные характеристики и млеет перед ними, как влюблённая старушка перед молодым повесой. Но между ними зияет огромная Чёрная дыра, Зазеркалье, или Пространство неначав-шегося Времени, — Россия. Тут каждое явление всегда может приобрести совсем не свойственное ему в области здравого смысла формы и размеры. Кроме того, урожай культуры, который обычно поспевает по Осени во всех текущих культурах, тут может случиться в любое Время. Потому что Время в нашем пространстве европейского и азиатского Зазеркалья вариативно, Оно имеет своё начало в любой точке и свой конец в конце любого сценария, после чего рождается заново.
Некоторая склонность западной культуры к рационализму, а восточной к соблюдению традиций делает из еды средство чисто гастрономического характера. В еде всё больше на первый план выходит её функция насыщения, правильного и регулярного питания. Конечно, есть шикарные рестораны, где еда есть символ того, что обедающие принадлежат к определённой весовой категории в обществе. Для западной культуры это важно. Но это своего рода искусство, а западная культура делает вид, что интересуется искусством.
Еда у нас относится не к ширине французской цивилизации и не к глубине итальянской. Там еда имеет чисто гастрономические задачи. Насытить, поразить, быть поводом. Еда у нас имеет характер нашего Времени и обладает законченным сюжетно-приключенческим характером. Когда есть, сколько есть, зачем есть, что есть, а что не есть — всё это определяется
не соображениями диетологических потребностей, а нормами культуры, которые еда и должна зафиксировать и подтвердить своим ежедневным существованием.
Еда, как много в этом звуке для сердца русского сплелось, как много в нём отозвалось, — мы думаем, что такое перефразирование слов М. Ю. Лермонтова не искажает реальной картины мира. Какое событие в нашей жизни обходится без еды, или, в крайнем случае, — чаепития? Если в Европе еда — насыщение или искусство, то у нас скорее священнодействие, но в любом случае наша еда всегда носит сюжетно-приключенческий характер. До сих пор помню из детства наши путешествия на поездах. С собою брались специально сваренная для поездки курица, яйца. Как только поезд трогался, на стол доставались огурцы, помидоры, соль и вся остальная еда. Это всё означало, что путешествие началось.
Моя жена, будучи маленькой девочкой, со своим братиком совершали неоднократно «походы» по дачному участку. Поход только тогда был настоящим, когда в походе готовилась еда. С собою брались игрушечные кастрюльки, рвалась сныть и имитировалось приготовление супа. Есть еда — есть настоящее приключение.
Конечно, романтический ужин при свечах можно встретить везде, что косвенно подтверждает важную роль еды для всех людей на Земле, но разве можно сравнить романтический ужин у нас и у них? У них это просто символ серьёзности намерений, где возлюбленный может подарить своей даме сердца какой-нибудь важный подарок, например обручальное кольцо или что-то в этом роде. Скорее всего, они оплатят ужин пополам каждый из своего бумажника, или он, пригласивший свою даму, запишет потом в свою книжечку расходов: потратил на ужин с Дороти 17 долларов и 15 центов. Или хотя бы запомнит этот важный финансовый нюанс.
Романтический ужин одного нового русского состоял в том, что он купил самую дорогую в ресторане бутылку шампанского за совершенно сумасшедшие деньги, потом, решив со своей любимой, что это кислятина, они взяли вдогонку бутылку водки и душевно поговорили о любви. Дорогое шампанское символизировало, я так понимаю, вовсе не то, что оно должно было быть вкусным или желанным, а только то, что ему для неё ничего не жалко и что вместе с ним она просто царица Савская, которая может позволить себе всё. А скорее всего, романтический ужин будет организован руками любимой женщины, которая покажет своему любимому, как восхитительно она готовит и что её беляшики и эклерчики самые прекрасные в мире. Сравнить наш романтический ужин с их можно только как свадьбу по страсти, без размышления о последствиях, с западным брачным контрактом.
Веха на пути западной культуры и настоящее приключения поистине с непредсказуемыми последствиями, — вот и вся разница. Линейное Время и Сюжетное Время, где атрибутом сюжета является еда. А приём гостей? Тут ли не рождается легенда о русском гостеприимстве? Гостеприимство у нас ниже традиционного. Славная гостеприимная культура, где бытует ласковая поговорка: незваный гость хуже татарина. Но вот еда во время приёма гостей не может быть ординарной. Уважающий себя человек не может спустя рукава отнестись к накрыванию стола для гостей. Одна знатная английская герцогиня позвала в гости молодую тогда ещё С. Г. Тер-Минасову и в благодарность за тот немалый научный труд, который совершила для герцогини юная Тер-Минасова, накормила её ужином. За ужином ей подали нормальных размеров тарелку, где жалко ютился, стыдливо прикрывая листком салата свою незначительность, малюсенький кусочек мяса. Гарнир был примерно такой же. Сразу вспоминается баснописец Крылов, который, когда его пригласили в гости к подобным господам, сначала дома плотно пообедал.
Наши хозяева должны создать на столе полное ощущение изобилия. Вспоминаются самые тяжёлые годы застоя, когда в продовольственных магазинах полки были уставлены лишь пакетами лаврового листа или банками с морской капустой. Но столы для гостей ломились от изобилия в эти нелёгкие времена. Хозяева метали на стол всё, что было в их холодильнике и холодильнике соседа, а уж особенно непременно метали то, чего там нет и давно уже не было. Доставались совершенно немыслимыми путями дефициты и разносолы, но стол был предназначен для сценария: Пир!!! Поэтому на нём было всё, чтобы ещё задолго до горячего наесться так, что мысль о горячем была бы уже обременительной. Не тут ли родилась знаменитая фраза русских домохозяек: вы меня как хозяйку обижаете. Это произносится в том случае, если гость отказывается скушать или хотя бы попробовать десяток из приготовленных чудо-блюд.
Еда в вагоне-ресторане в поезде — совсем не утоление голода. Это тоже часть путешествия. Это приключение. Почему русские в Европе так часто дают чаевые и так плохо считают сдачу и не смотрят на цены заказываемых блюд? Потому, что это вовсе не планомерное гастрономическое утоление голода. Это — Путешествие! Это — Приключение. Это — действие, сюжет. Бабушки на железнодорожных станциях с огнедышащей варёной картошкой и пахнущими бочковым засолом солёными огурцами. Это приключение. Это не еда, это настоящее путешествие. По дороге из Москвы в Питер у посёлка Крестцы десятки грузовиков делают остановку и водители едят самые только что испечённые беляшики, пироги и прочие удовольствия. Неужели нельзя просто поесть в дороге по-европейски химический бутерброд и запить его
пепси-колой? Конечно, можно, но ведь беляши, пироги и горячий чай из самовара на углях — это же приключение. Это отдых, это действие, это сюжет. При чём же здесь пластиковый бутерброд? Какое приключение начинается со слова «бутерброд»? Это так же верно, как и анекдот — какое приключение начинается со слов: на днях мы с приятелями собрались втроём выпить пепси-колы. Смешно, не правда ли, смешно? Смешно.
Лет пять назад мы с женой остановились на перевале в горах Норвегии. Норвегия — культурная страна. Там почти все стоянки оборудованы лавочками, столами, мусорными баками, а часто даже тёплыми и чистыми туалетами. Около десяти машин под мелким дождиком также остановились на этом перевале и, поскольку время было обеденное, достали свои пластиковые бутерброды и стали в машинах их поглощать. Некоторые открыли окна, и их было хорошо видно. Мы достали примус, поставили его на деревянный стол, разожгли, налили в кастрюлю воды, порезали мелко куриное мясо и овощи и, быстро кинув все ингредиенты в кипящую воду, за пять минут приготовили вкуснейший горячий, вкусно пахнущий, освежающий, нехитрый суп.
Описать выражения лиц путешествующих норвежцев и культурных гостей Скандинавии было бы невозможно. Они перестали жевать свои бутерброды и застыли с выражениями крайне мистического ужаса и удивления. Даже те, кто до этого сидел в машинах с закрытыми стёклами, открыли окна и наблюдали за картиной приготовления супа из топора. Даю слово — они все перестали жевать, мне даже показалось, что они перестали дышать. Так могли бы выглядеть люди, которым вдруг среди суеты повседневности удалось воочию увидеть, как динозавр поедает свою жертву. Как люди каменного века добывают огонь трением палки в камне. Как древние люди забивают попавшего в яму мамонта камнями. Как отважные рыбаки Севера на маленькой лодчонке попали гарпуном в кита и пытаются вытащить его на берег, рискуя погибнуть под пенными волнами северного бурного океана.
Что и говорить, некультурные мы люди, цивилизация для нас недоступна, мы слишком зациклены на событиях и приключениях. Мы всегда дети, ждущие от жизни чуда и понимающие, что чудо всегда рядом с нами. Наше Время дискретно, оно состоит не из равномерных отрезков длительности по оси Времени, а из событий и приключений, из надежд и их удовлетворения, из надежд и их крушения. Наше Время всегда с нами, было бы желание накрыть стол и приготовить что-то своими руками такое, что ни в каком магазине достать невозможно. «Я приготовил такой самогон, что чище и вкуснее ты водки нигде не найдёшь». Я сам готовлю утку с яблоками, как никому из вас и не снилось! Даю слово, не верите? — а вы попробуйте, потом сами скажете.
Где в Европе можно найти рядового человека, который бы называл себя с гордостью — король шашлыка? В Европе такого звания нет ни официально, ни неофициально. Потому что там есть шеф-повара, это их прерогатива. А у нас накрывание стола и приготовление блюд — приключение и праздник. Поэтому каждый уважающий себя мужчина, который у себя на даче периодически делает шашлык, имеет свои личные, секретные для остальных способы засолки мяса перед приготовлением. Потому что еда, на которую соберутся скоро домочадцы, или соседи, или друзья, — это вовсе не гастрономическое времяпровождение. Это Чудо. Это как сделать из ничего Нечто. Это найти в наших магазинах с мясными обрезками достойный кусок мяса, немыслимым образом замариновать его и волшебным образом на только определённых углях пожарить так, чтобы каждый кусок таял во рту. Вот что такое «король шашлыка». При чём же здесь гастрономия? Это простое волшебство. Король шашлыка — это рядовой волшебник. Это Невозможное, которое становится былью.
Нам совершенно не надо объяснять, что такое Причастие в храме. Только через этот мистический акт поедания плоти Божьей и возможен мистический процесс единения с Богом. Опять еда и опять чудо. Мы даже выпить культурно не умеем. «Прозит»... и, приподняв бокалы, культурные европейцы отпивают культурно из них вкусное вино. Вино, вероятнее всего, будет правильным средством для стимулирования выделения желудочного сока перед едой.
Мы и в данном случае начинаем священнодействовать. У нас и просто рюмка водки является сакральной жертвой. Есть слово «хочу», а есть слово «надо». «Тостующий пьёт до дна». «После первой не закусывай». Пустую бутылку на стол не ставь. За здоровье до дна. Не допил — значит, несерьёзный ты человек или втайне недоброжелательно относишься к тостуемому. С плохим человеком за стол не садись и хлеба с ним не преломляй. Еда для нас всегда есть некое действие, имеющее сюжетно-магический характер.
Это же объясняет и тот факт, что фуршетные аперитивы в Европе нам не прививаются. Что это за странная перебивка еды? У нас всё серьёзно — сели за стол и ешь всё, что там есть. У них гастрономический ритуал. Аперитив, дижестив. У них атрибут удобства и наслаждения. У нас — событие и сюжет. У нас и каша из топора — сюжет. У них нет. Французские солдаты периода походов А. В. Суворова через Альпы ели полный рацион вкусной и здоровой пищи. Несколько блюд. Обязательно мясо. Русский солдат обходился сухарями или простой похлёбкой. Потому что наесться сухарями так, чтобы воевать, это Чудо, а это как раз и есть наша специальность. Для французского солдата необходим набор продуктов, чтобы он осознал, что еда состоялась, набор блюд. Это такой атрибут культуры. Еда есть еда, там должен быть свой
набор блюд. Даже если они минимальны по размеру. Для нас еда — сюжет для общения, поминания, пополнения сил для боя. Мы пытаемся получить от Бога максимум для совершения своих подвигов, они — максимум для комфорта и изящества.
Наши пития и наша еда — это всегда запойность, неразмеренность, отсутствие меры, где от нищеты до изобилия в один шаг. Как в Чёрной дыре, где от минус 5000 градусов до миллиона одновременно. Еда у нас всегда событие и приключение с непредсказуемым завершением. Это и средство для выживания, и пир во время чумы, и общение с друзьями, и Праздник Победы. У нас в стране не только вечная военно-полевая медицина, но и военно-полевая кухня, где как случай, как праздник вкуса вдруг солдат, которого в фильме «Они сражались за Родину» играл В. М. Шукшин, достаёт раков и варит их в ведре, которое он тоже достал чудом у крестьянки. Мы вечные воины-священники, как калики-перехожие. Военно-полевая кухня и одновременно молочные реки и кисельные берега, потому что всё это имеет сюжет, потому что это сценарий. А гастрономическая составляющая нашего стола будет всегда второстепенной, если не дальше.
Англия в своё время вела долгие дискуссии о том, что создало в природе так называемый английский национальный характер — ростбиф по воскресениям или какое другое блюдо английской кухни. Настолько большое значение они придают еде, как культуро-образующему фактору. Еда действительно имеет магическое свойство атрибута региональной системы координат. Наш атрибут в этом контексте всегда будет всё, что создаёт в нашем нелинейном Времени сюжет, сценарий. Наша еда — всегда приключение с непредсказуемым завершением.
Мы — культура, всегда завоёвывающая себе право на жизнь. И вечный бой, покой нам только снится. Они — культура, наслаждающаяся жизнью, и еда у них атрибут именно этой системы координат.
Список литературы
1. Барбаро и Контарини о России. К истории итало-российских связей XVI в./ Пер. Е.Ч. Скржинской. Л.: Наука, 1971.
2. Бойс М. Зороастрийцы. Верования и обычаи. М., 1988.
3. Булгаков М.А. Иван Васильевич., Собр. соч. в 5 т. Т. 3.
4. Герберштейн С. Записки о Московии. М., 1988.
5. Гердер И.Г. Идеи к философии истории человечества. М., 1977.
6. Иосафат Барбаро. Путешествие в Тану. С. 5., Иностранцы о древней Москве. Москва Х^ХШ1 веков. М., 1991.
7. Кюстин Астольф де. Россия в 1839 г. Т. 2. М., 2000.
В. Муравьёв А.В., Сахаров А.М. Очерки истории русской культуры IX-XVII вв. М., 1984.
9. Назаренко А.В. Древняя Русь на международных путях. М., 2001.
10. Нидерле Л. Славянские древности. М., 2000.
11. Олеарий А. Описание путешествия в Московию. Смоленск, 2003.
12. Павловский И.В. Время и пространство в европейской и русской картине мира., Вестник МГУ. Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2013 . № 2;
13. Пушкин А.С. Борис Годунов., ПСС в десяти томах. Т. V.
14. Тойнби А. Дж. Исследование истории. В 3 т., Т2. СПб., 2006.
15. Чаадаев П.Я. Полное собрание сочинений и избранные письма. Т. 1, М. 1991.
16. Шпенглер О. Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории. Т. 1., М., 1993.
17. Энгельгардт А.Н. Из деревни. 12 писем. 1872-1887. М., 1987. 1В. Ясперс К. Смысл и назначение истории. М., 1994.
19. Tradescant John. A Viag of Ambusad or John Tradescant's Journey to Russia, 1618. / England And Russia: Comprising The Voyages Of John Tradescant The Elder, Sir Hugh Willoughby, Richard Chancellor, Nelson, And Others, To The White Sea, Etc. Ву J. Hamel and J. Leigh. London, 1854.
Примечания
i Сначала Шпенглер с ужасом пишет о том, что древние греки не интересовались календарём, а по сути — Временем, до Аристотеля не знали понятия «час», определяя время дня по тени. А про древнеиндийскую культуру ещё более эмоционально: «Индийская культура ... является самым решительным выражением аисторической души, которое только может быть, никогда не обладала малейшим ощущением «когда» в каком бы то ни было смысле».
ii Там же, С. 54. Только перевод слова Ursprung внеказуальным термином «исток» мне представляется не совсем точным, я бы перевёл как «начало», причём в некотором значении этого слова проскальзывает некоторая причинность этого начала, как например Ursprung der Luftmassen — происхождение воздушной массы, где имеется в виду больше причина, чем место. Об этом, собственно, и пишет Ясперс на стр. 54.
