CC BY
81
УДК 821.111
Макарова Л.Ю.
Дж. Свифт и его письма в новелле С. Беккета «Фингал»
В статье рассматриваются связи между письмами Дж. Свифта и новеллой С. Беккета «Фингал» из романа «Больше замахов, чем ударов». В художественном мире новеллы жизнь и письма Дж. Свифта осмысляются в контексте легендарного ирландского пространства Фингала. Внутренний мир героя Белаквы Шуа раскрывается по-новому в связи с историей Дж. Свифта.
The article considers the contact between letters by Jonathan Swift and Samuel Beckett’s novella «Fingal», the second part of the novel «More Pricks than Kicks». The life end correspondences by Jonathan Swift are interpreted in the context of a legend Irish region of Fingal. The inner world of the hero of Belaqua Shuah is revealed in a new way due to the history by Jonathan Swift.
Ключевые слова: С. Беккет, Дж. Свифт, Данте Алигьери, Рене Декарт, модернизм, «Дневник для Стеллы» Дж. Свифта, новелла, литературные аллюзии, хронотоп.
Key words: Samuel Beckett, Jonathan Swift, Dante Alighieri, Rene Descartes, modernism, ’’Journal to Stella” by Jonathan Swift, novella, literary allusions, chronotope.
Влияния и культурные традиции в прозе и драматургии С. Беккета достаточно серьезно изучены, и наиболее основательно в зарубежной науке. Вопросы формирования эстетических взглядов и преломления широкого спектра традиций особенно актуальны в связи с ранними произведениями писателя 1930-х годов. Художественный поиск молодого С. Беккета осуществлялся одновременно в литературных исследованиях, работах общеэстетического характера и первых литературных опытах 1930-х годов. В названии программного эссе «Данте... Бруно. Вико... Джойс» (1929), а также эссе «Пруст» (1931) выделена линия значимых для автора писателей и мыслителей, чье влияние определило новаторство эксперимента С.Беккета в раннем творчестве и подготовило художественные открытия в прозе и драматургии зрелого периода. Тем не менее, глубина и многомерность беккетовского наследия открывают возможности нового видения уже сложившихся представлений, в том числе и о ранней прозе писателя. В последнее десятилетие англоязычное литературоведение все чаще предлагает исследовать уникальность С. Беккета в контексте произведений британских писателей XVIII века. В течение жизни С. Беккет неоднократно обращался к эпохе XVIII века. Изучение британских просветителей началось в рамках курса английской литературы в Тринити Колледж в Дублине с 1923 по 1927 годы. В январе 1933 года в корреспонденции к близкому другу Томасу Макгриви Беккет сообщил, что «с большим удовольствием читает Д. Свифта, А. Поупа, С. Джонсона, Л. Стерна»
© Макарова Л.Ю., 2014
[Цит. по.: 17, с. 4]. Как сообщает беккетовед Фредерик Н. Смит, цитаты из произведений этих авторов часто встречаются в ранней прозе С. Беккета, а также в работах 1940-1950 годов [17, с. 4]. Во французский период жизни и творчества, в своей библиотеке писатель хранил самые разные издания книг английских просветителей, в том числе и раритетные издания далекой эпохи. Эти факты свидетельствуют о большом внимании писателя-модерниста к британской литературной традиции XVIII века.
В самых первых рецензиях критики отметили близость ранней бекке-товской прозы к романам эпохи Просвещения. Так в 1934 году Эдвин Мьюир оценил роман «Больше замахов, чем ударов» (1934) как произведение, в котором чувствуется «влияние мистера Д. Джойса», но «интеллектуальная фантазия» связывает книгу С. Беккета с романами Л. Стерна [15, с. 42-43]. Позднее, в начале 1970-х годов и в последующие десятилетия, беккетоведы сходятся в характеристиках, связывающих ранние романы С. Беккета с традициями гротеска, пародии, бурлескной хроники [9; 11]; плутовского романа, комических или иронических романов Л. Стерна, повестей Вольтера [12]. Произведения 1940-50 годов и позднее творчество С. Беккета литературоведы также изучают в русле влияния британских писателей XVIII века [8; 14]. Итоговой на данный момент книгой явилась монография Фредерика Н. Смита «Беккетовский XVIII век» [17]. Исследуя беккетовский диалог с британскими писателями XVIII столетия, Смит особенно выделяет этап ранней прозы в связи с интересом С. Беккета к жизни и творчеству Дж. Свифта.
В начале 1933 года молодой писатель был увлечен биографией и произведениями Д. Свифта, читая «Дневник для Стеллы», «Путешествие Гулливера», «Сказку бочки». В то же самое время С. Беккет продолжал работу над романом «Больше замахов, чем ударов». Созданию «Больше замахов, чем ударов» предшествовала работа над романом «Мечты о женщинах средних и так себе», который остался незаконченным. Роман был известен только узкому кругу специалистов вплоть до первого издания в 1991 году.
В романе «Мечты о женщинах» присутствуют аллюзии на произведения Д. Свифта, но в силу незавершенности произведения мы оставляем его за рамками нашего исследования. Центральное произведение 1930-х годов «Больше замахов, чем ударов» отличает экспериментальная структура, соединяющая романное и новеллистическое начало, и оригинальная концепция главного героя Белаквы Шуа, имя которого свидетельствует о связи с литературным предшественником - образом Белаквы из «Божественной комедии» Данте («Чистилище», 4 песнь). В соответствии со своим архетипом беккетовский Белаква склонен к апатии и лени, но периодически герой постигает художественное пространство «Божественной комедии» или дублинских улиц и окрестностей. Образ Белаквы регулируется широким слоем аллюзий - дантевскими, философскими, библейскими, - которые образуют бесконечную вселенную внутренних странствий героя.
Связи между главами раннего романа С. Беккета и произведениями Дж. Свифта во многих аспектах рассматриваются в литературоведении. Не является исключением вторая глава «Фингал». Преломление ирландской культурной традиции в художественном мире этой новеллы исследуется с разных позиций в работах известных ученых Д. Харрингтона [10] и Д. Пиллинга [16].
Новелла «Фингал» привлекает и наше внимание. Мы предлагаем проанализировать эту романную главу сквозь призму писем Дж. Свифта, написанных в разные периоды жизни писателя, в том числе и вошедших в «Дневник для Стеллы». Выбор главы «Фингал» объясняется тем, что новелла создавалась непосредственно в период беккетовского увлечения творчеством и жизнью Свифта, а именно, в январе 1933 года. Такое временное «совпадение», на наш взгляд, может свидетельствовать о более глубоких связях, обусловленных особенностями как новеллы «Фингал», так и корреспонденции Д. Свифта.
«Дневник для Стеллы» (“Journal to Stella”) содержит письма Д. Свифта периода его жизни в Англии с сентября 1710 по июнь 1713 года. Письма были адресованы к Эстер Джонсон, женщине, с которой писателя связывали особые близкие отношения на протяжении нескольких десятилетий. Имя «Стелла» явилось поэтическим обращением к Эстер Джонсон, введенным в названии «Дневника» первым издателем писем, Дином Свифтом. Важной особенностью писем Свифта к Эстер Джонсон является авторская откровенность, основанная на глубочайшем доверии к собеседнику. Эстер Джонсон, по признанию Д. Свифта, знала его лучше, ближе, чем остальные окружающие люди. Как писал автор, эта женщина была «самым верным, достойным и бесценным другом, коим [он. - Л. М.] ... был когда-то благословен» («На смерть миссис Джонсон») [6, с. 408]. На страницах писем внутренний облик писателя предстает во всей его непосредственности, естественности, непринужденности, как это бывает в письмах к другу, и как это бывает в дневнике, адресатом которого является сам автор.
В 1712 году, в письме LII, Дж. Свифт интересовался поездкой Стеллы к родственной ему семье Суонтон, жившей в небольшом поселении Порт-рейн, в графстве Фингал. А в следующем письме писатель удивляется, как однодневный визит Стеллы растянулся почти на месяц, называет поездку «увеселительной», подробно расспрашивая о нравах Суонтонов [6, с. 327]. Спустя два столетия поездка Эстер Джонсон привлекла внимание С. Бек-кета, серьезно изучавшего обстоятельства жизни Дж. Свифта. В письме к Т. Макгриви от 5 января 1933 года писатель «упомянул о дождливой велосипедной прогулке к Портрейнскому приюту для умалишенных севернее Дублина и о своем разговоре с местным жителем о руинах старинного замка, расположенного вблизи» [17, с. 29]. Портрейнский житель рассказал С. Беккету о том, что Свифт приходил в замок, в башне которого жила Стелла, «мотылек». В услышанном рассказе очень много приближенного, но именно легенда о Стелле и Дж. Свифте, лечебница для умалишенных,
круглая башня, построенная в год Великого голода, - все эти образы впоследствии получили художественное воплощение в новелле «Фингал» [17, с. 29].
Общность в названии местности, в которой побывала Эстер Джонсон, и названии главы из романа «Больше замахов, чем ударов» позволяет нам предположить пространственные и событийные созвучия между «Дневником» Дж. Свифта и новеллой С. Беккета.
В качестве заглавия новеллы выступает топоним «Фингал», лаконично определяющий место развития действия. Фингал - это дублинский пригород, границы которого обозначаются и объясняются в экспозиции: прибрежная территория к северу от Дублина, охватывающая холмы Фелтрима, дорогу из Дублина в Мэлахайд, Замковые леса, Волчий холм, остров Лэм-бей. Название графства, известного с древнейших времен, скрывает под собой сложное переплетение исторических, географических, мифологических, литературных параллелей, максимально задействованных С. Бекке-том. В связи с названием новеллы актуализируется также дантевское «чистилищное» пространство, как его понимал С. Беккет: аллюзии переплетаются и сами создают некий замкнутый круг, притягивающий палитрой смыслов, понятных, однако, только посвященным (как постоянно находящийся хотя бы какой-то частью своей души в «Чистилище» Белак-ва) [см.: 5].
Историей, наряду со многими определяющей своеобразие литературного Фингала, является приезд Эстер Джонсон в Портрейн. Интересно, что в самом начале LII письма Дж. Свифт указал верное и неверное названия поселения, где гостила Стелла, процитировав ее письмо: “Addressed to “Mrs Dingley”, etc., as before. Endorsed: “Okt.1st. At Portraune [Portraine]” [18, с. 382]. В письме LVI писатель уточняет название Портрейна и, вообразив диалог со Стеллой, комментирует снисходительно и с мягкой иронией: «Ай-ай-ай, теперь я ясно вижу, что в начале вашего письма написано «Портрон». Я прежде не обратил на это внимания» [6, с. 336]. В ответе к Стелле Свифт достигает ясности, принципиально важной для него: писатель всегда тщательно исправлял ошибки Стеллы, ведь в прошлом он был ее наставником, и в письмах поучительный тон Свифта нередко присутствует в обращении к «ученице». Видимо, С. Беккет заметил недоразумение с портрейнским адресом в LII письме, и загадочный образ Портрейна вплетается в широкую канву значений литературного образа Фингала. Подобно Стелле, совершившей «увеселительную» поездку в Портрейн, свое движение по дублинским окрестностям совершает беккетовский Белаква с одной из романных героинь - Винни Коутс. Прогулка по Фингалу с визитом в Портрейн составляет сюжетное «ядро» новеллы. Думаем, что идея движения также позволяет сблизить «Дневник» Д. Свифта и новеллу С.Беккета. Здесь, однако, требуется обращение собственно к философским идеям времени Свифта, весьма интересовавшим и С. Беккета уже в ХХ веке.
Джонатан Свифт жил в эпоху рационализма, его мировоззрение во многом определялось идеями картезианства, которые были развиты еще в философских трудах Рене Декарта. В соответствии с картезианской идеей разделения тела и разума Д. Свифт придавал больше значение живительному движению, гармонизирующему как физическое, так и душевное состояние человека. Почти в каждом письме «Дневника для Стеллы» Свифт описывает свой путь, часто длительный, который проходил, чтобы добраться на службу в Лондон. Кроме того, писатель часто рассказывает о прогулках, которые совершал, чтобы избавиться от «приступов головокружения». Например, в письме XXXIV, писатель отмечает, что он «прекрасно прогулялся [сегодня. - Л.М.] пешком в Сити и постарался извлечь из этой прогулки все, что она могла дать для [его. - Л.М.] здоровья» [6, с. 235]. Свифт постоянно напоминает и Стелле о благотворном движении, о «любой возможности для прогулок» [6, с. 201], являющихся необходимой частью жизненного цикла человека.
Идея движения своеобразно преломляется в сознании Белаквы как раннего беккетовского героя. По убеждению Белаквы, все цели, кроме небытия, теряют свое значение, и бесполезным является движение в любом направлении. Герой отвергает в окружающем мире все, что может потревожить его покой. Но в главе «Фингал» конфликт между телом и душой решен парадоксальным образом. Белаква все время находится в движении по пространству Фингала, преодолевая большое расстояние по дороге из Дублина в Мэлэхайд, а затем и в Портрейн. Однако, границы странствий героя значительно шире, так как, взбираясь на холмы Фингала, пересекая дороги графства, Белаква все глубже погружается внутрь себя, в пространства своей души.
Глубокие процессы душевной жизни раскрываются в «Дневнике для Стеллы» Дж. Свифта. Писатель никогда не вносил изменения в тексты своих писем, не предавал их литературной обработке. В письме XXXIV автор признавался, что «настолько привык писать на манер дневника, что <...> едва ли сумел бы теперь сочинить <...> обычное длинное письмо» [6, с. 233]. Таким образом, для писателя представляли ценность те мысли и чувства, которые он фиксировал на бумаге в процессе, «здесь и сейчас», подобно дневниковым записям, «непосредственно отражающим настроения и даже физическое состояние автора» [3, с. 515]. Внутренний мир Д. Свифта, каким он предстает в письмах, характеризуют «неожиданные переходы, эмоциональные переключения, противоречивость» души [3, с. 517]. Примером являются записи в письме XXXIV. Д. Свифт начинает писать это письмо, едва запечатав предыдущее письмо, настолько важна для писателя возможность общаться свободно, изливать свои мысли и чувства собеседнику откровенно и полно, без каких-либо рамок и ограничений, что эта потребность стала привычной. Желание полно передать процесс смены настроений, выразить гамму чувств, переживаемых в течение нескольких дней, резкие переходы в событийном изложении - все это
создает впечатление попытки избежать какого-либо итогового, благодушного или, напротив, негативного взгляда на мир.
Стремление показать героя раннего романа в его контрастности было близко и С.Беккету. В «Божественной комедии» писателем-модернистом акцентируется внимание на цикличности, проявленной в повороте Белаквы к Данте и его возвращении в исходную позу, в тень валуна. В коротком движении героя заложены возможности для новых смыслов, неожиданно показывающих Белакву в разных ракурсах и в разных системах координат. В новелле «Фингал» парадоксальность Белаквы проявляется в импульсивных переходах от состояния апатии к внутреннему озарению и воодушевлению, которое внезапно сменяется эмоциональным взрывом. К сожалению, русский перевод беккетовского романа совсем не того высокого уровня, как переводы писем Д. Свифта. За неимением лучшей версии мы обращаемся к изданию романа с переводом А. Панасьева [1]. (О проблеме качества переводов беккетовских произведений см.: [2]). В самом первом предложении новеллистической экспозиции Белаква описывается как противоречивый и непредсказуемый, а также антагонистичный по отношению к спутнице Винни Коутс: «Девушка, с которой встречался Бела-ква - последняя в ряду других, - была хорошенькой, заводной и весьма остроумной. Потом, правда, несколько позже тех событий, о которых повествуется в этой главе, после того как с Белаквой в самый неподходящий момент случился приснопамятный приступ беспричинного смеха, всякое ухаживание и встречи пришлось на некоторое время прекратить» [1, с. 32]. В нарочито длинных фразах соединены и уточнение о «последней девушке», и сообщение о приступе смеха, на время прервавшем галантные отношения, и портрет героини, запечатлевший черты внешности, темперамента и свойства ума. Винни предстает привлекательной, но все же излишне «правильной» и тривиальной, с обывательским умом. На фоне Винни образ подверженного «приступам» Белаквы выглядит ярко, гротескно. Несходство героев становится своего рода предвестием двух линий -внешней (т.е. действенной, событийной) и внутренней (связанной со скрытым душевным движением героев) - в рамках одного новеллистического сюжета. История, развивающаяся в двух планах «Фингала», передается сквозь призму сознания героев, и каждый из них «представляет» одну из линий.
Лейтмотивом первых эпизодов проходит тоска. В памяти Белаквы пробуждаются образы из далекой «прошлой» жизни, подъемы в гору, застывшие руины мельницы воскрешают в его сознании атмосферу серого, бесцветного мира на подступах к «Чистилищу». Окруженный запущенными зарослями кустарника, руинами, Белаква впадает в уныние и «чувствует, что ему становится грустно, он ощущает себя одиноким, неприкаянным» [1, с. 33]. Печаль завладевает всем его существом и отдаляет от Винни. И в то же время герой во власти своих чувств к девушке, он «был, как воск в ее руках, она крутила им, как хотела» [1, с. 37]. В одной из
старинных башен и облик, и настроение Белаквы преображаются: в образе беккетовского героя просвечивают черты Свифта-Декана Дублинского собора, а в годы написания «Дневника для Стеллы» - настоятеля Ларакорско-го прихода. Д. Свифт никогда не забывал свое «сельское пристанище, где <...> есть клочок земли», одиночество и молитва [7, с. 274]. В пространстве своего «прихода», в ритуальной башне, где, справлялись тризны и устраивались свадебные обеды, Белаква движется по кругу, подобно священнику, совершающему обряд, и эти кружения наполняются особым смыслом. Серьезный в этот важный момент, Белаква испытывает просветление и счастье, переживая заветное состояние “эигэит со^а” [1, с. 43]. В душе волнами сменяются печаль и радость, тоска исчезает, наступает на мгновение приподнятое настроение: Белаква хочет подчиниться внезапно нахлынувшему желанию сбежать в поле и приблизиться к землепашцу. Но подвластный апатии герой погружается в воспоминания - сначала о детстве, затем о времени до своего рождения и, наконец, - на уровне литературного архетипа - о своей «дороманной» жизни. С точки зрения Винни, действия Белаквы бессмысленны, а его комментарий увиденного вокруг -это бредовые видения которые смешны девушке и, даже больше, раздражают ее. Конфликт между героями осложняется темой безумия, оправданной образом лечебницы для душевнобольных в Портрейне и всем, что с ней связано.
Тема безумия в новелле «Фингал» - еще одна тема, созвучная творчеству и жизни Дж. Свифта. На протяжении долгих лет писатель мучился головокружениями и головной болью и жил в предчувствии мрачного времени, когда болезнь повергнет во мрак беспамятства, одиночества и боли. Страдая от мысли о своем мрачном будущем, Дж. Свифт никогда не забывал о несчастных, которые окружают его в настоящем, и жертвовал для них средства. Также Свифт завещал часть своего состояния для госпиталя для душевнобольных, который и был построен в 1757 году в Дублине. Портрейнский приют для умалишенных основан в 1903 году, и не имеет отношения к Дж. Свифту, но тема безумия ассоциативно связывает это здание с именем писателя подобно тому, как образ Стеллы соотносится с многовековым Портрейнским замком. Для Белаквы Портрейнская обитель умалишенных - это пристанище душ, свободных от условностей «нормального» мира, от страданий, приносимых обществом, место обретения душевной и умственной свободы, а не свободы от души или ума. По признанию героя, «именно там», в Портрейне, живет его собственная душа, самостоятельно, вне телесного обиталища. Винни вспоминает о своем знакомстве с доктором из этого приюта и уверенно собирается посетить лечебницу. Так, красные башни приюта становятся целью пути странников, местом встречи всех - и Винни с доктором, и Белаквы с его душой.
Само пространство выступает в новелле как сюжетообразующий фактор: к Портрейну стягиваются все линии сюжета, чтобы разделиться вновь. Парадоксально, но герои словно влекутся к приюту и расстаются именно в
этой точке фингалианского пространства. Приют, по определению, дает убежище, а не единение или возможность общаться. И, «забрав из приюта свое сердце», Белаква выбирает свободу и одиночество. Оставив Винни с доктором Шолто, Белаква совершенно неожиданно предается свободному ускоренному движению.
Преодолением внутренних противоречий Белаквы, кульминацией «его» «Фингала» становится сумасшедшая поездка на велосипеде - его способ «бегства из сумасшедшего дома». Первоначально образ велосипеда возникает в новелле как случайная деталь, которая оказывается более чем значимой, и не только в связи с велосипедной прогулкой самого С. Бекке-та. Для Белаквы замечательная машина с первого же появления обладает невероятным притяжением и так же, как и пешая прогулка, соотносится с картезианской живительной идеей движения. Снова увидев брошенную в траве никелированную машину, Белаква захватывает ее, и прогулка с Винни сменяется одиночным, гораздо более скоростным и уже совсем не печальным странствием героя: «печаль слетела с Белаквы, как рубашка, сорванная ветром» [1, с. 49]. Велопробег по Фингалу, как это ни странно, становится кульминацией в развитии именно внутреннего, психологического конфликта. Г лубокое органичное восприятие героем Фингала словно выплескивается наружу и находит выражение в движении Белаквы, его единении с машиной, активном и осмысленном перемещении по району. В одиночестве Винни вынуждена постигать тайну, оставленную ей Белаквой. Ирония заключается в том, что, собравшись вместе - Белаква и его душа, Винни и доктор Шолто, - совершенно не находят общих интересов, им остается лишь расстаться, разойтись, чтобы не быть поглощенными «душевным» хаосом приюта. В приюте вместо доктора Шолто или Белаквы рядом с Винни оказывается пожилой обитатель лечебницы. Напоминающая загадочную беседу во время велосипедной прогулки С. Беккета, сцена общения Винни со стариком исполнена многозначности и подводит итог общей чужести девушки пространству Фингала. Старик невнятно и путано рассказывает историю о некой женщине, которая выстроила башню в поле в знак скорби по своему мужу. Непонимание, возникшее по языковой причине и сглаженное в конце разговора, усугубляется в финале новеллы. Винни слышит вместо ответа легенду об отношениях некоего Датчанина Быстроного и его пупочки, по имени Стелла.
«- Вы имеет в виду, что этот ваш Датчанин жил в этой башне с какой-то женщиной? - высказала предположение Винни.
- Не жил, просто держал ее там, - пояснил старик. Когда-то давно он вычитал эту историю в газете и при пересказе всегда держался того, что запомнил. - Ну, и заявлялся сюда с самого Дублина» [1, с. 52-53].
История, рассказанная стариком, возвращает нас к теме отношений Д. Свифта с Эстер Джонсон и с еще одной Эстер - Эстер Ваномри, или Ванессой. Отношения писателя со Стеллой и Ванессой развивались фактически одновременно и сохранялись в строгой тайне. В английской литера-
туре сформировалась традиция обращения к сюжету двух интимных линий в жизни Свифта. В новелле С. Беккет представил свой вариант литературной игры, основанной отчасти на реальных событиях (вспомним ошибку Стеллы в названии Портрейна), отчасти на услышанной легенде. В путаной речи (и сознании рассказчика) происходит комическая трансформация и образа Свифта, и слияние или смешение возлюбленных писателя: Декан Свифт предстает «Датчанином Быстроногим», Эстер Джонсон - Эстер Ва-номри - «какой-то женщиной», «пупочкой», «звездочкой». И Винни не в состоянии уловить, что имел в виду старик: она слышит слово «стелла» и воспринимает буквально, как «звездочка», не связывая с именем, а некий «Датчанин Быстроногий», посещавший свою возлюбленную в башне, отождествляется с Белаквой. Но образ Датчанина Быстроного, или Свифта, действительно становится параллелью к образу Белаквы. Рассказ старика завершается ироничным и внезапным комментарием повествователя о «маленьком толстеньком Престо», который «пешком топал к этой башне» из Дублина [1, с. 53]. Именно этими эпитетами характеризовал себя Дж. Свифт в ХХ письме от 2 мая 1711 года: «Славный денек, хотя становится жарковато, и от этого у вашего маленького толстяка Престо на лбу выступает пот» [6, с. 143]. В том же 1711 году Графиня Шрусбери назвала писателя итальянским именем Престо, которое, как и английское слово «свифт», означает «быстро, скоро, стремительно». Таким образом, дословная цитата из «Дневника для Стеллы» подчеркивает парадоксальную внутреннюю перемену Белаквы, со стремительной скоростью пересекающего просторы Фингала на велосипеде, а потом пешком следующего в Свордс, в паб мистера Тейлора.
Перевод с итальянского (и это могло быть понятным Белакве) помогает раскрыть и смысл истории, изложенной финагалианцем. С итальянского многозначное слово «Стелла» переводится как «звезда», «восходящая звезда», «светило», «очи». В контексте новеллы, а именно «внутренней» линии, “Стелла” может пониматься как светящаяся, воздушная, порхающая, словно мотылек, душа, на встречу с которой стремился Свифт. Так же и Белаква, преобразившийся в «маленького, толстенького Престо», идет в Портрейн к хранилищу своей души, к ритуальной башне, к месту, где герою открывается тайный смысл мира, происходит самопознание и обретается свобода и покой своей вселенной.
Мы увидели, что между новеллой «Фингал» и письмами Дж. Свифта есть много созвучий. Частное событие в жизни Свифта - поездка Эстер Джонсон в Портрейн - становится точкой, порождающей новые смыслы в художественном мире новеллы С. Беккета. Ошибка в написании Портрей-на воспринимается модернистским писателем как некая двусмысленность, парадоксальность, позволившая иначе расставить акценты в образе апатичного героя Белаквы. На наш взгляд, многогранная, импульсивная, противоречивая личность Свифта, запечатленная в письмах, привлекла беккетовское внимание свободой самовыражения. Модернистский автор
облек в сюжет прогулки процесс странствия души героя, раскрывающейся свободной и многомерной в пространстве Фингала. Многоуровневость эпизодических настроений прогулки Белаквы втягивает в себя историю Дж. Свифта, которая оказывается сопряженной с легендарным ирландским пространством. Таким образом, свифтовские традиции, преломленные в новелле «Фингал», расширяют наше представление о литературных основах творчества С. Беккета.
Список литературы
1. Беккет С. Больше замахов, чем ударов / пер. с англ. А. Панасьева. - Киев: Ни-ка-Центр, 1998.
2. Доценко Е.Г. Интерпретируя С.Беккета: проблемы переводы классики «абсурда» // Политическая лингвистика. - 2012. - № 1. - [Электронный ресурс]: http://cyberleninka.rU/article/n/interpretiruya-s-bekketa-problemy-perevoda-klassiki-absurda
3. Ингер А.Г. Джонатан Свифт и его «Дневник для Стеллы» // Свифт Д. Дневник для Стеллы. - М.: Наука, 1981.
4. Ливергант А. Джонатан Свифт. Письма. Комментарии // Ливергант А. Факт или вымысел. Антология. - М.: БГС. ПРЕСС, 2008. - С. 1059.
5. Макарова Л.Ю. Странствие героя по «магической стране» в новелле С. Беккета «Фингал» // Филологический класс. - 2013. - № 4. - С. 111-115.
6. Свифт Д. Дневник для Стеллы / пер. с англ. А. Г. Ингера. - М.: Наука, 1981.
7. Свифт Дж. Письма // Вопросы литературы. - 1999. - № 1. - С. 236-290.
8. Atlas James. ‘The Prose of Samuel Beckett: Notes from the Terminal Ward’ // Two Decades of Irish Writing / ed. by D. Dunn. - Manchester: Carcanet, 1975. - Pp. 186 - 196.
9. Cohn R. Back to Beckett. - New Jersey: The University of Princeton Press, 1973.
10. Harrington J.P. The Irish Beckett. - Syracuse: The University of Syracuse Press,
1991.
11. Federman R. Journey to Chaos: Samuel Beckett's Early Fiction. - Los Angeles; Berkeley: The University of California Press, 1965.
12. Fletcher J. Samuel Beckett’s Art. - London: Chatto & Windus, 1967.
13. Fletcher J. Beckett and Swift. - [Электронный ресурс]: http://www.themodernword.com/beckett/paper_fletcher.html (дата обращения: 8.03.2014).
14. Kenner H. Samuel Beckett: A Reader's Guide. - London: Thames & Hudson,
1973.
15. Muir E. “More Pricks than Kicks” (Listener, 4 July 1934) // Samuel Beckett. The Critical Heritage / eds. L. Graver and R. Federman. - London: Routledge, 1979. - P. 42.
16. Pilling J. Beckett’s English Fiction // Cambridge Companion to Beckett / ed. by J.Pilling.-Cambridge: The University Cambridge Press, 1984.
17. Smith Frederik N. Beckett's Eighteenth Century. - N.Y.: Palgrave Macmillan,
2002.
18. Swift Johnatan. The Journal to Stella. - [Электронный ресурс]: Journal to Stella, A.D. 1710-17130n openlibrary.org (дата обращения: 8.03.2014).
