CC BY
37
2018.02.026. ХЛЕБНИКОВ Г.В. ДВЕ ПАРАДИГМЫ ПАТРИОТИЧЕСКОЙ ФИЛОСОФИИ. (Обзор).
Ключевые слова: тождество; различие; рациональность; патристика; философия; сущность; энергия; Бог; метафизика; экзегетика; Ориген; Августин; Василий Великий; Фома Аквинский; Григорий Палама; А. Плантинга.
В ряде исследований А.М. Гагинский показал, что в IV в. христианской культурой были созданы две фундаментальные теоретические парадигмы, которые в значительной степени определяют характер философской и богословской мысли на Востоке и на Западе. Во-первых, парадигма тождества, получившая широкое распространение на Западе после блаж. Августина, которая предполагает отождествление сущности и предикатов / свойств в Боге, и, во-вторых, парадигма различия, утвердившаяся на Востоке благодаря каппадокийцам, которая проводит различие между сущностью и предикатами / свойствами в Боге. Как показывает автор, данные подходы не являются лишь частными богословскими мнениями, но лежат в основании двух ветвей христианской метафизики, достигая кульминации у таких мыслителей, как Фома Аквин-ский, с одной стороны, и свт. Григорий Палама - с другой. Иными словами, Фома вслед за Августином отождествляет предикаты с Божественной сущностью, тогда как Григорий Палама, следуя кап-падокийцам, относит предикаты к уровню энергий, которые отличны от сущности, но при этом не нарушают ее простоту. Дело в том, что как для восточных, так и для западных мыслителей тезис о простоте Бога был аксиоматичным. А.М. Гагинский отмечает: «если Бог сложен, то Он составлен из предшествующих элементов, чего невозможно допустить в рамках христианского мировоззрения», при этом «на Востоке и на Западе из этой аксиомы были сделаны прямо противоположные выводы, причем в обоих случаях отправной точкой послужила полемика с арианством» (1, с. 22).
Однако, как показывает А.М. Гагинский в другой работе, здесь следует учитывать также влияние Оригена, который подготовил предпосылки для полемики между арианами и каппадокийцами (4, с. 68-71). В частности, относительно учения Оригена о Троице в научной литературе нет единого мнения, вероятно, его не было и в древности, поэтому ключевые моменты как арианской, так и ни-
кейской позиций можно возвести именно к Оригену. И несмотря на то что имеются основания сомневаться в субординатизме Оригена, А.М. Гагинский полагает, что некоторые свидетельства александрийского дидаскала все же позволяют рассматривать его в качестве предшественника Ария.
Автор показывает, что парадигма тождества уходит корнями в античную философию и зиждется главным образом на неоплатонической критике аристотелевского учения о категориях (3, с. 4851). В частности, эта критика прямым или косвенным образом повлияла на блаж. Августина, который создает учение о простоте Первоначала, в рамках которого невозможно помыслить какое-либо различие между свойствами и сущностью. Согласно Августину: что Бог имеет, то он и есть (quod habet hoc est), т.е. сущность и акциденции тождественны по причине абсолютной простоты Бога, для которого одно и то же - быть премудрым и быть вообще. То же самое относится к благости, истине, бытию, величию, жизни, знанию и всему прочему, что говорится о Боге. В конце концов Августин приходит к заключению, что в Боге нельзя помыслить ничего, что не было бы Его сущностью.
При этом следует отметить, что речь идет не только и не столько о теологии, сколько о концепции Первоначала в патристи-ческой и средневековой философии, которая важна для метафизики. Так, А.М. Гагинский пишет: «Пожалуй, не будет преувеличением сказать, что многие специфические черты средневековой философии напрямую связаны с парадигмой тождества. То, что сравнительно недавно Э. Жильсон назвал "метафизикой Исхода", с моей точки зрения, восходит не столько к хоривскому Откровению, сколько к тезису Плотина о тождестве сущего и сущности (конечно, опосредованным образом). Во всяком случае, знаменитое учение о совпадении бытия и сущности, которое является кульминацией "христианской философии" по мысли Э. Жильсона, оказывается прямым следствием парадигмы тождества, сквозь призму которой Исх. 3.14 осмыслялся в латинской патристике и средневековой философии после Августина» (3, с. 51). О том, какое место эта парадигма занимает в мысли Фомы Аквинского, можно судить по «Сумме теологии», в которой вопрос о простоте рассматривается сразу после обсуждения бытия Бога, как следующий по значимости. Таким образом, вопрос о простоте непосредственно связан с
пониманием того, что такое Бог, а это означает, что парадигма тождества задает структуру всей метафизической системы Фомы.
Кроме того, автор показывает, что на последующую метафизику и теологию оказала влияние не только концепция Первоначала, но и эпистемология Августина. Для того чтобы проиллюстрировать это, А.М. Гагинский рассматривает учение Августина о внутреннем слове. Вслед за античными философами Августин трактует мышление как внутреннюю речь, которая предшествует произнесению слова: «Языки различны и, по сути говоря, вторичны по отношению к праязыку мышления, т.е. довербальной внутренней речи, которая произносится в сердце и предшествует какому-либо словесному выражению (латинскому, еврейскому, греческому, пуническому и т.д.). Можно сказать, что внутренняя речь подобна совершенному языку Адама, поскольку она свободна от лингвистической (вавилонской) спецификации, благодаря чему и обеспечивает доступ разума к истинно сущему. Следовательно, все языки относительны, тогда как мышление - безусловно. Однако столь высокий статус мышление обретает лишь в сочетании с тем, что Августин называет "внутренним светом истины", т.е. божественным просвещением, когда разумная душа "совещается" с вечной Премудростью» (2, с. 36-37). По-видимому, Августин таким образом переосмысляет платоновское учение о припоминании, причем он не отказывается от теории иллюминации даже на позднем этапе своей деятельности. Слова - лишь некие приемы, посредством которых человек способен учиться, однако момент понимания обусловлен внутренним просвещением - восприятием истины непосредственно от Бога. С точки зрения А.М. Гагинского, такая эпистемология непосредственно связана с парадигмой тождества и во многом отличается от византийской эпистемологии и теологии.
Если в парадигме тождества из аксиомы простоты делается вывод о том, что сущность и акциденции т йттъ ав(вгт8 совпадают, вследствие чего все, что может быть помыслено в Боге, есть Его сущность, то согласно парадигме различия сущность принципиально отлична от акциденций и любого вида предикации, вследствие чего она, строго говоря, вообще не может быть помыс-лена. Истоки этой концепции восходят, с одной стороны, к Филону Александрийскому и его учению о божественных энергиях, с дру-
гой же - к полемике каппадокийцев с Евномием, поскольку она оказала существенное влияние на философию языка и метафизику византийских мыслителей.
А. М. Гагинский показывает, что если западные мыслители создавали свои философско-богословские концепции в полемике с ранней версией арианства, то восточные полемизировали уже с поздней. Поскольку арианство не представляло собой какого-то цельного направления, к середине IV в. аргументация представителей антиникейского движения претерпела некоторые изменения. По-видимому, неоариане (аномеи) 50-60-х годов приняли во внимание критику раннего арианства, что побудило их занять более изощренную позицию: «Если все предикаты относятся к сущности Бога, то когда мы говорим, что Отец нерожден, а Сын является рожденным, мы сталкиваемся с внутренним противоречием, потому что сущность Бога оказывается одновременно и рожденной, и нерожденной. Отождествляя сущность Бога с нерожденностью, Ев-номий наносил серьезный удар по аргументации свт. Афанасия Великого, в концептуальном аппарате которого еще не различались понятия "сущность" и "ипостась", а потому было трудно развести то, что относится к ипостасным свойствам, и то, что относится к сущностным. Евномий также не различал сущность и ипостась, а потому полагал, что все, что говорится о Боге, говорится по сущности. Именно эту концепцию решительно отвергли каппадокийцы» (2, с. 25). Имея в виду позицию Евномия, для которого все имена указывают на сущность Бога, каппадокийцы предложили различать сущность, ипостась и присущее, соответственно, различать а) то, что относится к сущности Бога, б) то, что относится к ипостасям, и в) то, что относится к присущему, или к действиям Бога, которые так же нетождественны сущности, как нетождественны ипостась и сущность между собой. Вместе с тем данная позиция противоположна тому, что утверждают блж. Августин и последующая западная традиция. Поэтому А.М. Гагинский считает, что если и можно говорить о каком-то нововведении Григория Паламы, то таковым было лишь то, что он расширил понятие энергии, именуя то, что сопутствует Богу, - энергиями. До XIV в. на Востоке повсеместно признавалось, что одно в Боге - сущность, другое - присущее и действие; Григорий Палама лишь расширяет значение энергии и все присущее Богу осмысляет как энергийное. Поэтому, строго го-
воря, никакого «паламизма» и не было, потому что позиция Григория была естественной для восточной традиции, однако она не совпадала с западной парадигмой тождества, что и проявилось в позд-невизантийских спорах. Именно здесь и следует искать точку расхождения византийских томистов и паламитов.
Итак, если в парадигме тождества предикаты включаются в божественную сущность, то согласно парадигме различия, они выносятся вовне, указывая на божественные действия. Причем нужно отметить, что для греческих мыслителей не было проблематичным совместить учение об энергиях с требованием простоты. Эта парадигма препятствует отождествлению Бога с каким бы то ни было понятием, все предикаты оказываются внешними по отношению к сущности, что сохраняет ее простоту и оставляет последнюю в ситуации онтологической неопределенности (3, с. 53-54). Согласно А.М. Гагинскому, общим местом в греческой патристике является тезис о бытии Бога, однако в парадигме различия бытие может указывать только на действия, т.е. оно не характеризует онтологический статус Бога (ноумен), а указывает на Его присутствие (феномен). В качестве примера такой онтологической неопределенности автор ссылается на Григория Богослова, который пишет о том, что о Боге можно говорить как о сущем, как о бытии или как о превышающем бытие, однако ничто из этого не относится к Нему в собственном смысле слова. Еще более ярко эта позиция представлена в Ареопагитском корпусе, где Бог именуется не-сущим.
А.М. Гагинский считает, что христианство восприняло учение о простоте как некую возвышенную аксиому, которую никто не ставил под сомнение, причем такое положение дел сохранялось до XX в. Одним из первых, кто привел серьезные аргументы против этого учения, является известный американский философ А. Плантинга: «Здесь имеются две трудности: одна существенная, другая воистину колоссальная. Во-первых, если Бог тождественен каждому из Своих свойств, то Бог обладает только одним свойством. А это, как кажется, решительно противоречит тому очевидному факту, что Бог обладает несколькими свойствами: Он обладает, скажем, могуществом и милосердием, каждое из которых друг другу не тождественно. Во-вторых, если Бог тождественен каждому из Своих свойств, то поскольку каждое свойство - это свойство, постольку и сам Он - свойство, самоэкземплифицирующееся свойст-
во. Соответственно, Бог обладает только одним свойством: самим собой. Эта точка зрения представляет как очевидную, так и исчерпывающую сложность. Никакое свойство не могло создать мир, никакое свойство не может быть всеведущим и вообще знать что-нибудь. Если Бог - свойство, то Он уже не является личностью, но скорее абстрактным объектом: Он не обладает знанием, сознанием, могуществом, любовью или жизнью. В этом аспекте учение о божественной простоте представляется совершенно ошибочным» (цит. по: 3, с. 55). Будучи человеком западной культуры, А. План-тинга критикует учение о простоте, представленное в форме парадигмы тождества. Нетрудно заметить, считает А.М. Гагинский, что к парадигме различия эта критика никакого отношения не имеет, потому что Бог в ней не отождествляется с акциденциями. При этом А. Плантинга обращает внимание на крайне важное обстоятельство: тезис о тождестве сущности и свойств приводит к тому, что Бог превращается в абстракцию. Если посмотреть на истоки парадигмы тождества, такой вывод едва ли покажется удивительным, поскольку она запечатлела в себе основную слабость платонизма - предельную степень абстрактности Первоначала. Тем не менее позиция А. Плантинги вызвала бурную реакцию, появилось довольно много работ, оспаривающих эту критику, как, впрочем, и тех, которые поддерживают ее. По мнению А.М. Гагинского, критика парадигмы тождества зачастую воспринимается как покушение на устои всей западной философско-богословской традиции, но на самом деле эта парадигма не является чем-то специфически христианским, а потому ее значение должно быть пересмотрено.
Список литературы
1. Гагинский А.М. Энергии простоты или простота энергии? Две парадигмы пат-ристической философии // Вестник ПСТГУ. Серия 2: История. История Русской православной церкви. - М., 2016. - Вып. 4 (71). - С. 21-28.
2. Гагинский А.М. Рациональность и ее пределы в патристической философии // Христианское чтение. - СПб., 2016. - №. 3. - С. 33-48.
3. Гагинский А.М. Исходы метафизики: Две парадигмы патристической философии // Философские науки. - М., 2016. - № 12. - С. 45-58.
4. Гагинский А.М. Влияние экзегетики Оригена на аргументацию Ария в контексте античной философской теологии // Христианское чтение. - СПб., 2017. -№ 4. - С. 67-84.
