CC BY
57
[взаимосвязь литературы и языка]
Б. В. Аверин
ДВА КАМЕРТОНА К «КОРМЧИМ ЗВЕЗДАМ» ВЯЧ. ИВАНОВА
BORIS V. AVERIN TWO TONE-GIVING DEVICES FOR THE "LODESTARS" POETIC COLLECTION BY VYACHESLAV IVANOV
Эпиграф к книге стихов Вяч. Иванова «Кормчие звезды» и стихотворение, открывающее сборник, рассмотрены в статье как два камертона, позволяющие настроить читательское восприятие книги. Эпиграф, взятый из «Чистилища» Данте, задает идею восхождения, предвосхищая позднейшее учение Иванова о восхождении и нисхождении. Стихотворение подтверждает верность Иванова идее Вл. Соловьева о необходимой и продуктивной связи хтонического и небесного.
Ключевые слова: Вячеслав Иванов, Кормчие звезды, Данте.
The author considers the epigraph and the first poem of the “Lodestars” poetic collection by Vyacheslav Ivanov as two tone-giving devices, tuning the reader’s perception of the whole book. The epigraph, taken from Dante’s “Purgatory”, offers the idea of ascending, which anticipates the later Ivanov’s doctrine of ascent and descent. The poem affirms Ivanov’s allegiance to the idea of Vladimir Solovyov about the necessary and productive connection between chthonic and celestial.
Keywords: Vyacheslav Ivanov, “Lodestars”, Dante.
Борис Валентинович Аверин
Доктор филологических наук, профессор кафедры истории русской литературы Санкт-Петербургского государственного университета ► [email protected]
Первая книга стихов Вячеслава Иванова — «Кормчие звезды» — вышла в 1902 году. Четыре года спустя он записал в дневнике: «Перелистывал „Кормчие звезды“, и мне казалось, что равной им книги лирики, быть может, никогда мне не написать»1. В названии книги ярко проявилось отношение Иванова к слову: умение извлечь из него сразу многие смыслы и любовь к архаике, к устаревшим значениям. Кормчий — тот, кто правит ходом судна. Но в этом значении слово является существительным. Как прилагательное оно использовано в заглавии «Кормчая книга» — свод церковных правил, который, как и корабельный кормчий, служил своего рода вожатым — вожатым христианина по жизни. Иванов переадресует это определение звездам — не только потому, что путь можно прокладывать по здвездам, но и потому, что сами звезды, символ небесного, божественного начала мира, могут служить кормчими для того, кто желает прокладывать свой путь, ориентируясь на божественные смыслы и законы. Это законы, которые нужно прозревать и угадывать, ибо писаны они не буквами, а звездами на небе. Между двумя словами заглавия сборника возникает такое многозначное отношение, что это образует вокруг них целое семантическое поле, в котором тоже можно прокладывать путь от значения к значению, и в этом смысле читатель стихов Иванова должен быть постоянно инициативен. Проявляя такую инициативу, можно в заглавии книги увидеть и еще один смысл. Если слово кормчие отсылает нас к христианской, и даже более конкретно — к православной культуре, то слово звезды резко расширяет контекст. Оно отсылает к космосу, единому на все времена, на-
68
[мир русского слова № 3 / 2015]
чиная со времен архаики. А сопряжение русского, православного, христианского начала с древними мифами действительно легло в основу смыслопорождения ивановских стихов, вошедших в эту книгу, — как и тема космоса, понимаемого в самом широком смысле.
Космическая тема, тема метафизического устройства вселенной стала центральной в «Кормчих звездах». Старшие символисты усвоили идею Артура Шопенгауэра о непроходимой пропасти, разделяющей мир: по одну сторону — его подлинное начало, единая воля, по другую — мнимая множественность мира-представления. Иванов, как и другие младшие символисты, вслед за Владимиром Соловьевым исповедовал единство мира. По Иванову, миру равно необходимы Дионис и Аполлон, хаос и космос, разрушение и созидание, нет и да. Это начала взаимодпол-нительные, оба полюса необходимо участвуют в космогоническом процессе — то есть в процессе порождения мира.
Следуя как древним, так и некоторым христианским учениям, Иванов считал, что этот процесс представляет собой не единичный акт, не единократное событие, не творческий акт Бога-Отца, каким оно описано в Библии. Акт творения мира, по Иванову, непрерывен, мир постоянно созидается заново, и в его сотворении участвуют самые разные мировые стихии. Средневековый мистик Майстер Экхарт в проповеди «О вечном рождении» говорил след за Августином, что рождение мира, сотворение мира словом совершается всегда. По Иванову, подобную же природу может иметь слово поэта-теурга. Но в равной мере, на тех же правах в перманентном процессе творения мира участвуют те космические стихии, к которым обращены архаические мифы. Это стихии земных и подземных сил, стихии мрака и хаоса — и стихии небесные. У них есть множество имен, и эти имена постоянно звучат в стихах Иванова.
Эпиграф к «Кормчим звездам», взятый из «Чистилища» Данте, в переводе гласит: «Немногое извне (пещеры) доступно было взору; но чрез то звезды я видел ясными и крупными необычно»2. Это взгляд из пещеры, из каменной теснины, из чрева земли — на небо, к звездам.
[Б. В. Аверин]
Но в «Чистилище» герои совершают восхождение, ущелье, откуда устремлен взгляд на небо, расположено на пути ввысь. Более того: в XXVII песни, из которой Иванов взял строки эпиграфа, они уже почти достигли Рая, — и все-таки еще не вступили в него. Учение Иванова о восхождении и нисхождении возникнет лишь десятилетие спустя, но уже здесь, в «Кормчих звездах», оно предчувствуется. В статье «О границах искусства» (1913) Иванов подчеркивал различие между человеком и художником. Человек, совершающий духовный путь, движется путем восхождения к высшей реальности, то есть приумножения, накопления духовных и душевных сил. Художник же совершает обратное движение. Он должен пройти путем нисхождения, на котором будет отдано то, что добывалось при восхождении. Путь вниз — это расточение, излучение, жертва, отдача силы. И существует лишь один вид творчества, для которого творческий акт, совершенный в момент восхождения, является законным. Это — лирика, которая по своей природе есть не что иное, как свидетельство непосредственного духовного переживания. Эпиграф — первая отправная точка книги лирики Иванова — указывает, что поэт совершает восхождение.
Но как бы само по себе ни было важно движение ввысь, еще, может быть, важнее, что это движение, — связующее нижний мир и мир вышний. Если эпиграф служит первым камертоном для восприятия книги, то вторым камертоном служит вводное стихотворение, предваряющее объединенные в книге циклы. Оно начинается так:
Вчера во мгле неслись титаны На приступ молнийных бойниц,
И широко сшибались станы Раскатом громких колесниц...3
Титаны — боги первого поколения, архаические божества, низринутые олимпийскими богами в тартар, туда, где залегают корни земли и моря. Первая строфа — о борьбе олимпийцев с титанами. Во второй строфе небо уже спокойно, титаны повержены, заключены в тартар, и взгляд поэта продолжает движение ввысь, к небесам:
А ныне, сил избыток знойный Пролив на тризне летних бурь,
[мир русского слова № 3 / 2015]
69
[взаимосвязь литературы и языка]
I
Улыбкой Осени спокойной Яснеет хладная лазурь.
Как поясняют комментаторы4, «Сил избыток знойный» — цитата из Тютчева («Некий жизни преизбыток / В знойном воздухе разлит!»5), который, в свою очереь, перефразирует слова Христа из Евангелия от Иоанна (10: 10): «Я пришел для того, чтобы имели жизнь, и имели с избытком». Избыток жизни и жизненных сил — он божественного, небесного происхождения. Это то, что противоположно титанам, тартару, хтонике. Но кроме того, в платоновско-плоти-новской космогонии есть представление об избытке и недостатке как мужском и женском началах мира, от которых рождается Эрос. Эрос же, по Платону, соединяет земное и небесное. И это представление тоже очень важно для Иванова. Осень — пора собирания плодов:
Она пришла с своей кошницей,
Пора свершительных отрад,
И златотканой багряницей Наш убирает виноград.
«Кормчие звезды» — первый сборник стихов Иванова, это первые собранные плоды. Виноградом они названы не случайно. Христос, Бог-Слово говорит о себе: «Я есмь истинная виноградная лоза, а Отец Мой — Виноградарь» (Ин. 15: 1). Мандельштам в стихотворении «Батюшков» скажет позже от имени своего любимого поэта: «Только стихов виноградное мясо / Мне освежило случайно язык...»6 Дальше в стихотворении Иванова речь идет о той прекрасной поре, когда зима, старость еще далеко, а пламень юности еще не растрачен:
И долго Север снежной тучей Благих небес не омрачит,
И пламень юности летучей Земля, сокрыв, не расточит.
Здесь снова открываются Небеса, которым соположен подземный, хтонический мир — тот, что скрывается в Земле. И далее — благословение зрелости:
И дней незрелых цвет увядший На пире пурпурном забвен;
И первый лист любезен падший,
И первый плод благословен.
Благословенно все: и смерть (падший лист), и рождение (первый плод).
Первое стихотворение «Кормчих звезд» откликается Владимиру Соловьеву — так же, как откликается ему вся философская эстетика Вячеслава Иванова. Сопряжение подземного и небесного — тема знаменитых стихов Соловьева: Свет из тьмы. Над черной глыбой Вознестися не могли бы Лики роз твоих,
Если б в сумрачное лоно Не впивался погруженный Темный корень их7.
Это заключительная строфа стихотворения, в котором лирический герой пробивается к возлюбленной сквозь пожар, сквозь «пламенные муки», сквозь «бездну мрака огневую»8. Но так же пробивается к Беатриче герой Данте в той самой XXVII песни «Чистилища», откуда взят эпиграф к книге стихов Иванова: он должен пройти сквозь стену огня, и это последнее препятствие, которое отделяет его от возлюбленной.
Дважды вслушавшийся в звучание камертона читатель может настроить свой слух на восприятие не только описанных, но и иных смыслов — Иванов ждет от него иницативы, необходимой для странствия по кормчим звездам. Переходя от одного стихотворного текста к другому, читатель станет и свидетелем, и соучастником того, как мир каждый раз заново творится поэтическим словом.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Иванов Вяч. Собр. соч. Bruxelles, 1974. Т. 2. С. 747.
2 Иванов Вяч. Стихотворения. Поэмы. Трагедия. СПб., 1995. Кн. 1. С. 63 (Серия «Новая Библиотека поэта»).
3 Там же. С. 65. — Далее стихотворение «Вчера во мгле неслись титаны...» цитируется по этому изданию.
4 См.: Иванов Вяч. Стихотворения. Поэмы. Трагедия. Кн. 2. С. 270; примеч. Р. Е. Помирчего.
5 Тютчев Ф. И. «В душном воздуха молчанье...» // Тютчев Ф. И. Полн. собр. стихотворений. 3-е изд. Л., 1987. С. 124. («Библиотека поэта». Большая сер.).
6 Мандельштам О. Э. Полн. собр. стихотворений. СПб., 1997. С. 218. (Серия «Новая Библиотека поэта»).
7 Соловьев В. С. «Мы сошлись с тобой недаром...» // Соловьев Вл. Стихотворения и шуточные пьесы. 2-е изд. Л., 1974. С. 92 («Библиотека поэта». Большая сер.).
8 Там же.
70
[мир русского слова № 3 / 2015]
