CC BY
118
вом этапе семантического изменения заимствований. Второй -расширение значения, иными словами, охват словом большего круга понятий; проникновение слова из одной сферы значений в
Библиографический список
другую. Третий - перенос наименования, протекавший различно, в зависимости от ассоциативных связей, возникавших при осмыслении иноязычного слова.
1. Мартинек В.Ю. Лексико-семантическая ассимиляция английских заимствований в русском литературном языке советской эпохи. Днепропетровск, 1972.
2. Виноградов В.В. Основные типы лексических значений слов. Москва: 1977: 162 - 189.
3. Селимов А.А. Словарь ориентализмов лезгинского языка. Махачкала, 2001.
4. Гаджиев М.М. Русско-лезгинский словарь. Махачкала, 1950.
5. Пауль Г. Принципы истории языка. Москва: 1960.
6. Baldinger K. Die Semasiologie. Berlin, 1957.
7. Реформатский А.А. Введение в языкознание. Москва: 1955.
8. Будагов РА. Процессы развития в языке. Москва - Ленинград, 1965.
9. Биржакова Е.Э., Войнова Л.А., Кутина Л.Л. Очерки по исторической лексикологии русского языка XVIII века. Языковые контакты и заимствования. Ленинград, 1972.
10. Булаховский Л.А. Введение в языкознание. Москва, 1953; Ч. II.
References
1. Martinek V.Yu. Leksiko-semanticheskaya assimilyaciya anglijskih zaimstvovanij v russkom literaturnom yazyke sovetskoj 'epohi. Dnepropetrovsk, 1972.
2. Vinogradov V.V. Osnovnye tipy leksicheskih znachenij slov. Moskva: 1977: 162 - 189.
3. Selimov A.A. Slovar' orientalizmovlezginskogo yazyka. Mahachkala, 2001.
4. Gadzhiev M.M. Russko-lezginskijslovar'. Mahachkala, 1950.
5. Paul' G. Principy istoriiyazyka. Moskva: 1960.
6. Baldinger K. Die Semasiologie. Berlin, 1957.
7. Reformatskij A.A. Vvedenie vyazykoznanie. Moskva: 1955.
8. Budagov R.A. Processy razvitiya vyazyke. Moskva - Leningrad, 1965.
9. Birzhakova E.'E., Vojnova L.A., Kutina L.L. Ocherki po istoricheskoj leksikologii russkogo yazyka XVIII veka. Yazykovye kontakty i zaimstvovaniya. Leningrad, 1972.
10. Bulahovskij L.A. Vvedenie vyazykoznanie. Moskva, 1953; Ch. II.
Статья поступила в редакцию 20.04.16
УДК 82.0
Romashkina M.V., postgraduate, Moscow State University n.a. M.V. Lomonosov (Moscow, Russia),
E-mail: [email protected]
TWO DIARIES OF JEAN-PAUL SARTRE. The article is dedicated to stylistic and compositional features of the novel "Nausea" by J.-P. Sartre and his war diaries. These diaries, the private and the fiction one, were created almost at the same time (1938 and 1939) and are structured very in a very similar way. The article contains a detailed analysis of the common and the differences of the novel and private notes. There are formal diary features in both works, such as the ways of date recording. The chronotopos in both of the works include cut-in texts, descriptions of the events of the past, memories, mentioning of friends, episodes of their lives, dreams, as well as a detailed description of the books that had been read by the writer. Both texts represent a combination of an everyday journal and a draft. Thus, in "Nausea" the fiction diary is very close to a personal diary: it is both a draft and a therapeutic diary, which records the most serious, meaningful day-to-day experience.
Key words: literature science, diaries, biographies, memoirs, journals, J.-P. Sartre fiction.
М.В. Ромашкина, аспирант Московского Государственного Университета им. М.В. Ломоносова, г. Москва,
E-mail: [email protected]
ДВА ДНЕВНИКА ЖАНА-ПОЛЯ САРТРА
В данной работе выявляются стилистические и композиционные особенности произведений Ж.-П. Сартра, написанных в дневниковой форме. Созданные с разницей в один год, эти дневники, частный и художественный, или дневник Жана-Поля Сартра и Антуана Рокантена, во многом схожи. Данная статья посвящена детальному анализу общего и различий романа и частных записей. В обоих произведениях сохраняются формальные дневниковые признаки, в частности, датировка и её способы, сменяющиеся на протяжении произведений. Оба произведения представляют собой не только фиксацию повседневных событий - пространственные и временные границы повествования расширяются за счёт включения вставных текстов, событий прошлого, воспоминаний, изображения знакомых, эпизодов их жизней, сновидений, а также подробного описания прочитанных книг. Оба текста представляют собой совмещение бытового дневника и дневника-черновика. В романе Ж.-П. Сартра «Тошнота» художественный дневник функционально максимально приближен к личному дневнику: это и рабочая тетрадь, и повседневный терапевтический дневник, где фиксируются наиболее серьёзные, значимые переживания.
Ключевые слова: литературоведение, дневники, черновики, мемуары, мемуарная литература, творчество Ж.-П. Сартра.
Дневник в творчестве Жана-Поля Сартра - форма значимая и одновременно экспериментальная. В 1938 году писатель заканчивает написанный в дневниковой форме роман «Тошнота», а 2 сентября 1939 года он начинает первую дневниковую тетрадь, которая озаглавлена «Военный дневник». Создание личного дневника было также отчасти продиктовано написанием статьи о дневниках Андре Жида и в целом о данной литературной форме. В данной работе выявляются стилистические и композиционные особенности произведений Ж.-П. Сартра, написанных в дневниковой форме. Актуальность подобного исследования обусловлена всё возрастающим в последние годы
интересом к дневниковой форме как со стороны писателей, авторов дневников, так и со стороны литературоведов. В работах исследователей, однако, редкими являются сопоставления художественного и нехудожественного, частного дневника писателя, напротив, дневник рассматривается зачастую как своеобразный черновик к последующим произведениям автора, но не как самостоятельная значимая составляющая творчества. Такое сравнение, однако, представляется крайне значимым, так как позволяет говорить не только о характерных чертах того или иного автора в сопоставлении с другими, но и отметить композиционные и стилистические особенности, проявляющиеся в зависимости от
литературной формы. Компаративистский анализ «искреннего», как порой принято называть мемуарную литературу, и художественного жанров позволяют также выявить, какие стилистические черты присущи речи вымышленного персонажа, а какие -речи автора произведения. Роману Ж.-П. Сартра «Тошнота», как и личным записям, озаглавленным «Дневники странной войны», были посвящены многочисленные исследования как отечественных, так и западноевропейских литературоведов [1; 2; 3; 4; 5; 6; 7], однако подобное сопоставление на материале романа Ж.-П. Сартра «Тошнота» и его частных дневников, озаглавленных «Дневники странной войны», проводится впервые.
Написанные с разницей в один год, эти дневники, частный и художественный, или дневник Жана-Поля Сартра и Антуана Рокантена, во многом схожи. В данной статье присущие дневниковой форме черты, сближающие или, напротив, отличающие роман «Тошнота» и «Дневник странной войны», будут подробно проанализированы.
В обоих произведениях сохраняются формальные дневниковые признаки, в частности, датировка. В романе «Тошнота», однако, Рокантен не придерживается одного типа указания даты. Если в первых записях указывается день недели, дата и год (например, понедельник, 29 января 1932 года), а в некоторые дни, когда создаётся две и более записей, указывается время (например, 10 часов 30 минут), то затем год перестаёт указываться, остаются только день недели и дата, затем исчезают и даты, всё чаще в качестве датировки используются только обозначения времени суток. Зачастую даты «привязаны» к каким-либо внешним событиям (так, например, одна из записей обозначается как «канун поста») или, подчёркивается связь с предыдущей записью («час спустя»). Роман, таким образом, предстаёт не как механическая, шаблонная запись, но как текст, принадлежащий живому человеку; герой не придерживается каких-либо правил ведения дневника, как и его автор; дневник изменяется с каждой новой записью как по содержанию, так и структурно.
На «Дневники странной войны» накладывает значительный отпечаток военное время. При датировке Сартр часто указывает месторасположение, фиксирует перемещение из одного города в другой: дневник начинается в Мармутье, затем военную часть перемещают в Иттерхайм, затем в Брумат. Примечательно, что при датировке обычно не указывается месяц, только день недели и число. Как и в романе «Тошнота», Сартр не придерживается при датировке какой-либо единой схемы. Однако в «Дневниках странной войны» дата создания, благодаря тому, что дневник заполняется каждый день, легко вычисляется читателем.
Оба произведения представляют собой не только фиксацию повседневных событий - пространственные и временные границы повествования расширяются за счёт включения вставных текстов, событий прошлого, воспоминаний, изображения знакомых, эпизодов их жизней. Это позволяет получить об авторе записей более полное представление, в частности благодаря тому, что описания в обоих случаях скорее фактологические, нежели эмоциональные.
«Тошнота» открывается заметкой «от издателей», которая выполняет несколько функций. Во-первых, подобное вступление - это своеобразная отсылка к произведениям эпохи романтизма (к примеру, «Житейские воззрения кота Мурра» Э.Т.А. Гофмана или «Повести Белкина» А.С. Пушкина). Б. Клеман в статье «Мыслить, мыслить свою жизнь, свою жизнь описывать» отмечает, что этот приём, хотя и известный читателю ранее, оказывает определённое влияние на последующее восприятие текста вообще и записок от издателя в частности: «Сколь условными и воображаемыми они ни представлялись, решение опубликовать бумаги Рокантена диктуется, по всей видимости, мотивами поучения: анонимность гарантируется вымыслом» [3, с. 23]. Подобное вступление, таким образом, расширяет границы дневникового текста, так же как эпиграф из пьесы Селина «Церковь», написанной в 1933 году. Предуведомление издателей позволяет, кроме того, дать первые наброски образа Антуана Рокантена, читатель узнаёт, в частности, о его путешествии в Центральную Европу, Северную Африку и Дальний Восток. Здесь же встречается и первая датировка (январь 1932 года), а также обозначен труд о маркизе де Рольбоне. Об издателях напоминают также несколько примечаний к тексту, заканчивающихся, впрочем, на первых страницах романа и представляющих собой указания на пропуск или изменение некоторых слов, ссылки на труды, в которых упомянуты те или иные исторические деятели.
Вступление и примечания издателей - это не единственный вставной текст в романе. Во-первых, дневники, созданные
в январе - апреле 1932 года, дополняются отсылками к более ранним записям-размышлениям. Например, ещё в первых записях Рокантен замечает: «Я рад, что нашёл свои заметки. Я не перечитывал их десять лет. Мне кажется, мой почерк изменился: раньше он был более убористым. Как я любил в тот год маркиза де Рольбона!» [9, с. 16]. Таким образом, используется одна из функций дневника: возвращение к себе в прошлом, анализ изменений, произошедших в самом себе. Все вышеупомянутые дополнительные тексты расширяют временное и пространственное «полотно» романа, вносят дополнительные смыслы и, кроме того, добавляют в текст элемент «непредсказуемости», «незапланированности», свойственный дневниковому жанру. Рокантен замечает те или иные детали интерьера, вспоминает своих бывших знакомых и истории их жизней - таким образом, в романе намечены дополнительные сюжеты, а подобный приём сближает художественный и нехудожественный дневники.
В рамках личного дневника Сартр в попытке разобраться в себе нередко упоминает события прошлого, тем самым также расширяя временные границы дневника. Так, размышляя о своем психологическом состоянии, он вспоминает эпизод, относящийся к 1935 году, когда он был подавлен уверенностью в собственном безумии («нервное беспокойство, которое я принял за безумие в 1935 году»). Потом это проходит, но весь вечер я чувствую себя разбитым» [8, с. 664]. Однако применительно ко всему тексту дневника нельзя говорить о том, что описание собственного состояния Сартра превалирует или, по крайней мере, может сравниться по объёму с описаниями внешнего мира или философскими рассуждениями.
Ещё один способ расширения границ, использующийся в обоих текстах, - это включение в повествование описания сновидений. Как в художественном, так и в нехудожественном текстах, они проникнуты кафкианскими мотивами превращений, страдания, борьбы. Таким образом, расширение пространственных границ также доходит до области бессознательного.
Для Сартра сновидение - это крайне важная часть существования и самосознания. Так, помимо описания конкретных снов в «Дневниках странной войны» присутствует и весьма подробное рассуждение о проблеме воли и тяготах абсолютной свободы в сновидении: «...в сновидении то, что помыслено, в самом акте мысли наделяется сновидческим существованием. Захотеть пить во сне ничем не отличается от того, что тебе снится, будто ты пьешь» [8, с. 248]. Таким образом, отмечает Сартр, дух, становясь жертвой собственного всемогущества, в своих действиях не волен, он даже не волен проснуться: «.ему просто будет сниться, что он просыпается. Для того чтобы он пришёл в себя, необходимо, чтобы в сновидение так или иначе проникла реальность. Тем самым сновидец связан по рукам и ногам своей абсолютной властью» [8, с. 248]. Вопрос воли, свободы именно в этот период крайне важен автору для понимания не только себя, но и окружающего мира.
Включение в тексты упоминания книг - это также объединяющая оба дневника черта. Однако если в «Дневниках странной войны» Сартр перечисляет огромные списки прочитанных книг и размышления о них, то в «Тошноте» приводится всего несколько художественных произведений, которые Рокантен читает в библиотеке в рамках своего исследования или для того, чтобы отвлечься. К последним относится роман «Пармская обитель» Стендаля и «Евгения Гранде» О. Бальзака, о котором он замечает: «Почитаю-ка "Евгению Гранде". Не то чтобы это доставляло мне большое удовольствие - но надо же чем-то заняться» [9, с.59].
Введение в текст романа «Тошнота» информации о книгах, которые читает Рокантен, позволяет не только расширить литературные временные рамки романа (с точки зрения литературных пространственных рамок повествование так и остаётся во Франции), но и яснее обрисовать портрет главного героя - спектр его художественных интересов, как и исторических изысканий, остаётся в XIX веке. Обращает на себя внимание и то, что упомянутые книги выступают для героя своеобразным фоном, он не размышляет о персонажах, их поступках, создателях произведений.
В «Дневнике странной войны» упоминается множество различных произведений, как философских, так и художественных. Дневник для Сартра - это отчасти способ осуществления определённого литературного самоконтроля. Здесь он приводит списки всех произведений, которые были им прочитаны за некоторый период: «Начиная со 2 сентября я прочел или перечел: "Замок" Кафки, "Процесс" (его же), «Исправительная колония"
(его же), "Дневник" Даби, "Дневник" Жида, "Дневник" Грина, "Дети Лимона" Кено, "Суровая зима" Кено, "НРФ" за сентябрь - октябрь - ноябрь, "Марс, или Война под судом" Алена, "Прелюдия к Вердену" Ромена, "Верден" (его же), "48-й" Кассу, "Всадница Эльза" Мак Орлана, "Под холодным светом" (его же), "Полковник Джек" Дефо, второй том полного собрания сочинений Шекспира, "Планета людей" Сент-Экзюпери, "Испанское завещание" Кёстлера» [8, с.284].
Поскольку, как уже отмечалось ранее, в целом дневник Сартра - это определённый эксперимент, в записях довольно много размышлений о том, для чего создаётся подобный текст, какую роль играет в его жизни, какую функцию несёт. В тексте он называется и «дневником свидетеля» («Мой дневник — это дневник свидетеля. Чем дальше я продвигаюсь, тем вернее смотрю на него как на свидетельство» [8, с. 292]), и «опытом самосомнения» («Это языческий и горделивый дневник. С другой точки зрения и совершенно в ином духе, этот дневник является опытом самосомнения» [8, с. 294]). Сартр отмечает, что создание дневника отвлекает его от будничных мыслей: «Завтра напишу о Париже. Зачем? Да просто так, потому что меня это развлекает» [8, с. 518].
В романе «Тошнота» вопросу о том, зачем ведётся дневник, уделяется значительно меньше внимания. Рокантен отмечает, что смысл его записей - «докопаться до сути». Начатый вскоре после первого приступа «тошноты», дневник - попытка преодоления, излечения этого недуга.
Ещё одна черта, объединяющая художественный и нехудожественный дневники Ж.-П. Сартра, - особенность описания людей. Несмотря на то, что очень часто Сартр замечает, будто вербальной характеристике предшествовала неудачная попытка нарисовать описываемого, в его портретах значительно больше психологических характеристик, визуализация практически отсутствует. При этом если в романе «Тошнота» особую роль в описании персонажей играют руки (зачастую праздные, вялые (например, о Самоучке: «...его рука вяло повисла вдоль тела» [9, с. 6]), висящие, словно плети (о себе: «Надо набить трубку. Но сил у меня нет. Руки висят как плети.» [9 с. 39]); именно через руки герою передаётся это странное ощущение тошноты: «И исходило это ощущение от камня, я уверен, это передавалось от камня моим рукам. Вот именно, совершенно точно: руки словно бы тошнило» [9, с.14]), то в «Дневнике странной войны» они практически полностью утратили эту функцию (только однажды, описывая детство, Сартр упоминает аббата, который «был симпатичным, рыжим и бледным, очень молодым, у него были красивые руки» [8, с. 296]).
Оба текста представляют собой совмещение бытового дневника и дневника-черновика. На страницах романа «Тошнота» приводится не только описание ежедневных событий в жизни Рокантена, но и зарисовки к его будущему роману о Маркизе дэ Рольбоне. В «Дневниках Странной войны» также можно отметить целый ряд отсылок к уже написанным или только разрабатываемым произведениям.
Сам факт создания военного дневника предполагает привнесение исторического контекста, который предстаёт в тексте в нескольких аспектах. Во-первых, уже упомянутые выше бытовые зарисовки, взаимоотношения с сослуживцами, описания тех лишений, которые Сартр испытывает на войне; всё это отображает картину современной автору действительности.
Во-вторых, в дневнике присутствует множество любопытных размышлений о политических взаимоотношениях стран в данный период, о Гитлере, Сталине, разделе Польши, позиции Франции: «И если мы вступили в войну, чтобы защитить подвергшуюся нападению Польшу, то почему выходит так, что мы сражаемся против Германии, которая взяла себе половину Польши, а не против России, которая взяла себе другую половину?» [8, с. 169].
В-третьих, как и в романе «Тошнота», в дневниках Сартр приводит отрывки из современных ему газет. Однако если Ан-туан Рокантен цитирует подчеркнуто аполитичные статьи, то в дневниках Сартра приводятся весьма злободневные газетные
Библиографический список
колонки или описания шаржей: «Рисунок в сегодняшней «Ле Пти Паризьен». Здоровенный хулиган схватил за руку девушку, та вырывается, но тщетно. Сцену наблюдает, не делая ни единого движения, крохотный солдатик средних лет.» [8, с. 607].
В романе «Тошнота» исторический контекст отсутствует, что отражает авторскую задумку - произведение подчёркнуто аполитично. Элементы его, однако, проникают в текст благодаря маркизу де Рольбону, фигуре вымышленной. Читатель узнаёт о нём достаточно много: он длительное время жил в России, участвовал в организации покушения на императора Павла I («Он появляется вновь уже в России, где прилагает руку к убийству Павла I» [9, с.8]), затем, после путешествия в Индию и Китай, вернулся во Францию, и в 1820 году «он арестован, брошен в темницу, где умирает, пробыв в заключении пять лет и так и не дождавшись расследования своего дела» [9, с. 16]. С маркизом также связан эпизод, относящийся к 1923 году, когда Рокантен выкрал бумаги Рольбона из Государственной библиотеки Советов («племянник Рольбона в 1810 году погиб от руки царской полиции, бумаги его были конфискованы и взяты в Секретный архив, потом, сто десять лет спустя, переданы пришедшими к власти Советами в Государственную библиотеку, откуда я их выкрал в 1923 году» [9, с. 121]), - ещё одна подробность, расширяющая временные и пространственные границы романа.
Таким образом, в романе Ж.-П. Сартра «Тошнота» художественный дневник функционально максимально приближен к личному дневнику: это и рабочая тетрадь, черновик трудов о маркизе де Рольбоне, и повседневный терапевтический дневник, где фиксируются наиболее серьёзные, значимые переживания.
Говоря о различиях между «Дневником странной войны» и романом «Тошнота», отметим, что в последнем отсутствуют обращения к предполагаемому читателю: в борьбе с экзистенциальным недугом автор не размышляет о последующем прочтении посторонними своих записей. В «Дневнике странной войны» Сартр не раз возвращается к мысли об интимности жанра дневника, собственной откровенности при написании каждого следующего слова: «Предыдущий абзац написан не совсем откровенно. В нём нет никакой лжи, но всё приукрашено. Я чувствовал, что пишу» [8, с. 161]. При этом он уже с первых дней ведения дневника учитывает возможность последующей публикации («Ясно ведь, что я хочу его опубликовать» [8, с. 77]), одновременно опасаясь столкновения интересов литературной жизни (результата откровенности) и личной: «Здесь я без всяких обиняков говорю о Б. и Ванде, вследствие чего не могу даже представить себе, что эти заметки в настоящей своей форме выйдут в свет, а в моей «гражданской» жизни всё будет оставаться по-прежнему. Опять же они весьма дурно написаны» [8, с. 77]. Однако впоследствии Сартр, очевидно, смиряется с этой мыслью и всё чаще упоминает на страницах дневников, что они были прочитаны тем или иным из его друзей, возлюбленных или знакомых: «Мистлер входит, и я читаю ему только что написанное. Он находит слишком категоричной запись на предыдущей странице» [8, с. 263]; таким образом, дневник Сартра всё больше теряет интимность, основополагающую черту дневникового жанра.
Кроме того, нехудожественные дневники Сартра проникнуты авторской самоиронией, эта особенность отсутствует в романе, что также является дополнительной характеристикой персонажа и его психологического состояния. Помимо этого, «Дневники странной войны» отличает аккуратность ведения: подробные, распространенные записи ведутся изо дня в день в течение нескольких месяцев с крайне редкими перерывами. В романе «Тошнота» одну запись от другой может отделять как несколько часов, так и несколько дней, недели. Различается и наполненность записей - это как подробные описания, так и очень краткие (несколько слов) ремарки.
Таким образом, как формально (с точки зрения особенностей построения текста), так и функционально, два дневника несомненно обладают целым рядом схожих черт. Однако личный дневник Сартра отличает авторская самоирония и исторический колорит.
1. Андреев Л. Жан-Поль Сартр: Свободное сознание иXXвек. Москва: Московский рабочий, 1994.
2. Дмитриева Н.Ю. Проза Ж.-П. Сартра конца 30-х годов XX века и романтическая традиция. Диссертация ... кандидата филологических наук. Тверь, 2004.
3. Клеман Б. Мыслить, мыслить свою жизнь, свою жизнь описывать. Ж.-П. Сартр в настоящем времени. Автобиографизм в литературе, философии и политике. Санкт-Петербург: Издательство Санкт-Петербургского университета, 2006.
4. Крылов П. В. «Дневники странной войны» Сартра и «Странное поражение» Марка Блока. Ж.-П. Сартр в настоящем времени. Автобиографизм в литературе, философии и политике. Санкт-Петербург: Издательство Санкт-Петербургского университета, 2006.
5. Кузнецов В.Н. Жан-Поль Сартр и экзистенциализм. Москва: Издательство Московского университета, 1969.
6. Магун А.В. К проблеме Ничто у Хайдеггера и Сартра. Сартр в настоящем времени. Автобиографизм в литературе, философии и политике. Санкт-Петербург: Издательство Санкт-Петербургского университета, 2006: 124 - 133.
7. Gerassi J. Talking with Sartre. Conversations and debates. New Haven & London: Yale University press, 2009.
8. Сартр Ж.-П. Дневники странной войны: Сентябрь 1939 - март 1940. Санкт-Петербург: Владимир Даль, 2002.
9. Сартр Ж.-П. Тошнота. Рассказы. Пьесы. Слова. Москва: АСТ - Пушкинская библиотека, 2003.
References
1. Andreev L. Zhan-Pol' Sartr: Svobodnoe soznanie iXX vek. Moskva: Moskovskij rabochij, 1994.
2. Dmitrieva N.Yu. Proza Zh.-P. Sartra konca 30-h godovXX veka i romanticheskaya tradiciya. Dissertaciya ... kandidata filologicheskih nauk. Tver', 2004.
3. Kleman B. Myslit', myslit' svoyu zhizn', svoyu zhizn' opisyvat'. Zh.-P. Sartr v nastoyaschem vremeni. Avtobiografizm v literature, filosofii i politike. Sankt-Peterburg: Izdatel'stvo Sankt-Peterburgskogo universiteta, 2006.
4. Krylov P. V. «Dnevniki strannoj vojny» Sartra i «Strannoe porazhenie» Marka Bloka. Zh.-P. Sartr vnastoyaschem vremeni. Avtobiografizm v literature, filosofiiipolitike. Sankt-Peterburg: Izdatel'stvo Sankt-Peterburgskogo universiteta, 2006.
5. Kuznecov V.N. Zhan-Pol'Sartri'ekzistencializm. Moskva: Izdatel'stvo Moskovskogo universiteta, 1969.
6. Magun A.V. K probleme Nichto u Hajdeggera i Sartra. Sartr v nastoyaschem vremeni. Avtobiografizm v literature, filosofii i politike. Sankt-Peterburg: Izdatel'stvo Sankt-Peterburgskogo universiteta, 2006: 124 - 133.
7. Gerassi J. Talking with Sartre. Conversations and debates. New Haven & London: Yale University press, 2009.
8. Sartr Zh.-P. Dnevniki strannoj vojny: Sentyabr' 1939 - mart 1940. Sankt-Peterburg: Vladimir Dal', 2002.
9. Sartr Zh.-P. Toshnota. Rasskazy. P'esy. Slova. Moskva: AST - Pushkinskaya biblioteka, 2003.
Статья поступила в редакцию 17.05.16
УДК 811.111
Salimova G.N., senior teacher, Department of Germanic languages, Sterlitamak Branch of Bashkir State University (Sterlitamak,
Russia), E-mail: [email protected]
NONVERBAL TABOOS IN ENGLISH LANGUAGE CULTURE. The article presents the author's ideas on the most common nonverbal taboos in the English language culture, which serve to regulate the communicative behavior of interlocutors to fulfill the social norms accepted by the society. Communication is one of the basic demands of every person. It plays a sufficient role in the development of a personality. Communication serves a basis for not only upbringing and education, but also for different spheres of human activity connected with transmission and exchange of information. Therefore, all the issues concerning this problem are still topical nowadays.
The object of the investigation is nonverbal means of communication in the English language culture, to be more exact, nonverbal taboos. The term "nonverbal communication" alongside with paralinguistic phenomena (volume, tone, rhythm, speech speed, melody, phrase accentuation, pauses, syntagmatic division, laughing, crying, sighing, coughing, etc.) also includes kinesics, proxemics, tacesiks, olfaktics and others. Every language culture has its own nonverbal taboos. Stereotypically, Englishmen are considered to be tactful, reserved, polite and calm. Therefore, vivid gestures, abrupt movements, loud voice, crying, public scandals, strong smells are referred to nonverbal communicative taboos in England.
Key words: communication, English language culture, nonverbal taboos.
Г.Н. Салимова, ст. преп. каф. германских языков, Стерлитамакский филиал Башкирского государственного
университета, г. Стерлитамак, E-mail: [email protected]
НЕВЕРБАЛЬНЫЕ ТАБУ В АНГЛИЙСКОЙ ЛИНГВОКУЛЬТУРЕ
В данной статье рассматриваются наиболее распространённые виды невербальных табу в англоязычной среде, регламентирующие коммуникативное поведение участников с целью выполнения принятых в обществе социальных установок. Общение - одна из базовых потребностей человека. Оно играет существенную роль в формировании личности. Общение лежит в основе не только процессов воспитания и обучения человека, но и различных сфер человеческой деятельности, связанных с передачей и обменом информации.
Объект нашего исследования - невербальные средства общения в английской лингвокультуре, в частности, невербальные табу. Термин «невербальное общение» наряду с паралингвистическими явлениями (громкость, тембр, ритм, темп речи, мелодика, фразовая акцентуация, паузация, синтагматическое членение, смех, плач, вздохи, кашель и др.) включает также кинесику, проксемику, такесику, ольфактику и др. Каждая лингвокультура имеет свои невербальные табу. Существует стереотипное мнение, что англичане тактичны, сдержанны, вежливы и хладнокровны. Поэтому в Англии яркие жесты, резкие движения, громкий голос, плач, публичные скандалы, сильные запахи относятся к невербальным коммуникативным табу.
Ключевые слова: общение, английская лингвокультура, невербальные табу.
Как известно, одной из основных социальных потребностей человека является речевое общение. Человек не может существовать без коммуникативного взаимодействия друг с другом. Общение имеет огромное значение в формировании и становлении личности и её культурного поведения. Общение лежит не только в основе процессов воспитания и обучения, но и в основе различных сфер человеческой деятельности, связанных с передачей, усвоением и обменом информацией. Следовательно, все вопросы, касающиеся общения, до сих пор актуальны, и результаты исследований в данной области вносят вклад в дальнейшее развитие и более глубокое раскрытие анализируемого явления.
Многие лингвисты различают термины «общение» и «коммуникация». Существует утверждение, что базовой категорией является коммуникация. Такого мнения придерживаются В.В. Кулешов, М. Матлин, Э. Холл и др., которые считают, что
коммуникация между людьми протекает в форме общения как обмен знаковыми образованиями (сообщениями) [1, с. 9]. Согласно же приверженцам противоположного подхода (Г.М. Андреева, И.Н. Горелов, Г.Г. Грушевицкая и др.), базовой категорией выступает общение, в структуре которого можно выделить коммуникацию (обмен информацией), интеракцию (организация взаимодействия и воздействия), перцепцию (чувственное восприятие как основа взаимного понимания). Таким образом, отличие между этими двумя понятиями учёные сводят к разнице объёма их содержания. Однако вслед за Р.А. Газизовым, мы не разграничиваем данные понятия, «поскольку они составляют суть процесса коммуникативного взаимодействия, в ходе которого коммуниканты (или общающиеся) преследуют определённые цели, будь то информирование, побуждение к действию, фатиче-ское взаимодействие и т. д.» [2, с. 66].
