CC BY
85
УДК 78
О. А. Гумерова
канд. искусствоведения Челябинский государственный институт культуры, E-mail: [email protected]
ДУХОВНЫЙ СТИХ «О РАССТАВАНИИ ДУШИ С ТЕЛОМ» И СЕКВЕНЦИЯ «DIES IRAE» В РЕЦЕПЦИИ Н. Я. МЯСКОВСКОГО
Старообрядческий русский духовный стих «О расставании души с телом» и средневековую католическую секвенцию «Dies irae» («День гнева») разделяют пространство, время и конфессиональные различия. Но оба песнопения сближает их содержание, проистекающее из учения о конце света, загробной жизни и посмертном существовании души. Н. Я. Мясковский использовал их в Шестой симфонии (1921-1923) для передачи эсхатологических настроений, царящих в стране в годы революции и гражданской войны.
Данная статья посвящена выявлению смыслового контекста симфонии, возникающего на основе цитирования поминального духовного стиха и секвенции «Dies irae». Предпринятый анализ интра- и интертекстовых связей музыкального тематизма, а также вербального ряда дал возможность глубже раскрыть суть идейно-драматургической концепции сочинения Н. Я. Мясковского. Выявление семантики цитат позволяет получить представление о взглядах композитора на исторические события и их авторской оценке.
Особенности воплощения конфликта раскрываются посредством сравнительного анализа интонационных, ритмических, тембровых и жанровых особенностей цитированных напевов. Выявляются точки соприкосновения духовного стиха и «Dies irae» на семантическом, интонационном и функциональном уровнях. Их включение в симфонию раздвигает ее жанровые границы, сближает с православной заупокойной литургией и мессой по усопшим.
В ходе исследования обосновывается универсализм и объективность замысла симфонии Н. Я. Мясковского, в противоположность прежней трактовке, связанной с раскрытием трагедии индивидуалистического сознания, доминирующей в музыковедческих исследованиях советского периода. Проблематика статьи отвечает наметившейся в последние десятилетия тенденции пересмотра идейных основ творчества композитора и его характеристики сквозь призму духовной парадигмы.
Ключевые слова: Н. Я. Мясковский, духовный стих, секвенция Dies irae, Карманьола, Ça ira, симфония, цитата, семантика, контекст, внетекстовые связи
Для цитирования: Гумерова, О. А. Духовный стих «О расставании души с телом» и секвенция «Dies irae» в рецепции Н. Я. Мясковского / О. А. Гумерова //Вестник культуры и искусств. - 2017. - № 4 (52). -С. 159-166.
Духовная музыка не образует у Н. Я. Мясковского самостоятельной сферы творчества, но размышления о жизни и смерти, грядущей перспективе и смысле человеческого существования уже изначально предопределили его обращение к религиозной тематике. В музыкознании последних лет отчетливо обозначилась тенденция к пересмотру идейных принципов наследия Н. Я. Мясковского. Догматическая трактовка их преимущественно с позиций соцреализма сменяется осмыслением метафизической глубины и духовных констант его творчества. В новейших исследованиях укореняется представление
о композиторе как «проповеднике евангельской чистоты» [11, с. 5], отмечается присущая ему «духовная созерцательность, основанная <...> на глубинной внутренней религиозности» [9, с. 512]; в свете религии и веры раскрывается семантика его вокальных сочинений [4], а некоторые симфонии Н. Я. Мясковского трактуются как «духовные произведения в светском жанре» [8, с. 58], звучащие «в согласии с христианской верой» [2, с. 44].
Рожденный еще в дореволюционной России и воспитанный в религиозных традициях, Н. Я. Мясковский не мог не испытывать инте-
159
реса к жанрам, устойчиво связанным с важнейшими нравственными архетипами. Среди них старообрядческие духовные стихи, цитируемые в Шестой и Двадцать шестой симфониях, и средневековая католическая секвенция «Dies irae», определившая идейную сущность Второй фортепианной сонаты и Шестой симфонии. Эти песнопения, уходящие корнями вглубь истории, запечатлели трагический опыт и эсхатологические предчувствия человечества разных эпох и стран.
Шестая симфония, написанная в 19211923 гг., посвящена осмыслению событий Октябрьской революции и гражданской войны. Ее анализ с современных позиций заставляет нас глубже понять суть заключенных в ней пророческих посланий композитора. Упоминая симфонию в Автобиографических заметках 1936 г., Мясковский намеренно уводит читателя от подлинного понимания ее смысла, называя концепцию «странной» и объясняя «несколько сумбурным» состоянием своего мировоззрения и «интеллигентски-неврастеническим» восприятием революции [5, с. 15-16]. Подобная самооценка становится вполне понятной, если принять во внимание идеологическую атмосферу 1930-х, требующую от композитора, как пишет Н. Я. Мясковский, «теоретически подкрепленного и обоснованного мировоззрения» [Там же, с. 16].
Погребальный духовный стих «О расставании души с телом» и «Dies irae» введены в симфонию с целью отражения глобальной социальной катастрофы и кровавого хаоса, повлекшего за собой внутренний раскол России. Песнопения заставляют вспомнить о грядущем возмездии в тот исторический момент, когда страна охвачена лихорадкой революционных преобразований и гражданской войны, а политическое господство утверждается ценой многочисленных человеческих жертв.
Воплощение покаянно-назидательной темы нашло отражение в многочисленных духовных стихах русского народа, повествующих о расставании души с телом. Их исполняли на отпеваниях, когда церковное поминовение было невозможно, и потому в народной памяти и запи-
сях этнографов они сохранились в большом количестве и разных вариантах. Мясковский позаимствовал стих в записи М. Е. Пятницкого, сделанной в Воронежской губернии, сохранив при этом исходный вариант текста, что подчеркивает своеобразие народной речи и неразрывную связь отживших и будущих поколений:
Что мы видели? Диву дивыную,
Диву дивную - телу мёртвую.
Как душа-та с телом расставалася,
Расставалася да прощалася.
Как тебе-та, душа, на суд Божий идить;
А тебе-та, тело, - во сыру мать-землю.
Содержание цитируемого источника свидетельствует о его принадлежности к кругу стихов так называемой малой эсхатологии, повествующих о грядущем суде над греховной душой человека после ее прощания и расставания с телом. Но в рамках идейно-драматургического замысла Шестой симфонии эта тема приобретает всеохватное звучание: здесь судьба не отдельно взятой души, а всей России, вековая душа которой отделяется от «плоти» нового государства. Смысловой подтекст станет еще более явным, если вспомнить события, сопутствующие созданию симфонии, - революционный террор, начало кампании по осквернению святынь, возникновение обновленческой церкви, нарушение акта 1906 г. о Государстве Российском как едином и нераздельном и расчленение его на несколько республик, объединяющихся на основе новой идеологии. Слова «Как тебе-та, душа, на суд Божий идить...» знаменуют неизбежность Страшного суда и необходимость ответа за земные деяния. Само включение духовного стиха в симфонию обновляет и обогащает ее жанровую природу. «Использование духовного стиха, несомненно, определяет литургический характер симфонии, - утверждает И. Урюпин, - причем, литургия в данном случае заупокойная» [10, с. 141].
Стихи большой эсхатологии, рисующие Страшный суд, второе пришествие Христа и посмертную участь грешников и праведников, в симфонии отсутствуют, их роль выполняет
160
секвенция «Dies irae», текст которой дает зримое представление об ужасах Судного дня. Таким образом, духовный стих и «Dies irae» образуют в симфонии единое семантическое пространство, некий «сверх-сюжет», рисующий ожидание Страшного суда и картину самого Судного дня:
Как тебе-та, душа, на суд Божий идить1. О, каков будет трепет, / когда придёт Судия, который всё строго рассудит.
<...>
Будет вынесена написанная книга, в которой содержится всё, / по ней мир будет судим. Итак, когда Судия воссядет, / всё сокрытое станет явным: ничто не избегнет наказания.
<...>
Плачевен тот день, / когда восстанет из праха Для суда грешный человек.
Средневековый католический напев «Dies irae», к этому времени вполне «обрусевший» благодаря его неоднократному использованию отечественными композиторами - П. И. Чайковским, А. К. Глазуновым, С. В. Рахманиновым и самим Н. Я. Мясковским, не воспринимается в симфонии как некий чужеродный тематический компонент. Напротив, композитор намеренно подчеркивает его близость с духовным стихом не только в содержательном, но и в интонационном аспектах.
Двустишия цитированного напева духовного стиха обрамляются секундо-терцовыми мотивами «стенаний», вызывающими ассоциации с плачем Юродивого из «Бориса Годунова» М. П. Мусоргского (см. пример 1).
Они же становятся средством интонационного сопряжения духовного стиха с «Dies irae». Мелодия секвенции предваряется интонациями «рыданий», а в партии контрабасов звучат осколки напева секвенции, подчиняясь общей плачевой артикуляции (см. пример 2).
Но впервые семантика плача пробивается в «Dies irae» еще в 3-й части, заставляя вспомнить строки «плачевен тот день, когда восстанет из праха для суда грешный человек».
Здесь его интонации облекаются в тембры кларнетов, флейт и челесты, имитирующих звучание пастушеских рожков и свирелей, что еще больше сближает секвенцию с русской народно-песенной стихией.
Смысл духовного стиха и «Dies irae» раскрывается глубже, если принять во внимание интертекстуальные связи других цитат в финале симфонии. Французские песни «Carmagnole» («Карманьола») и «Ah! Çа ira» («Ах, Са-ир4!) символизируют здесь свободу раскрепощенного народа, но это не та свобода, которую принимает Н. Я. Мясковский. Еще в юности ему было привито совсем иное ее понимание. В одном из писем отец композитора Яков Константинович пишет, что не признает свободы политической, видя в ней лишь средство порабощения других. «Те светлые умы, которые в первый раз принесли слово "свобода", <...> не указали на ее суть <...>. Один только Христос ясно указал, в чем заключается свобода - это во владении человеком самим собой, в победе над собой» [Цит. по: 8, с. 55]. Таким образом, свобода для Мясковского - это в первую очередь личный нравственный выбор, ориентирующийся на христианские ценности. Цитируемые песни - отголосок Французской революции, закончившейся жестоким террором. Трудно не заметить параллель, проводимую Мясковским. Разгул революционной стихии разрушителен. Новой правящей силой движет жажда расправы:
Ah! ça ira, ça ira, ça ira, Les aristocrates à la lantern
<...>
Si on n' les pend pas On les rompra Si on n' les rompt pas On les brûlera.
Эй, вперед, вперед, вперед Аристократов - на фонарь
<...>
А если не повесим, Так разорвем, Не разорвем, Так их сожжем
1 Фрагмент из Духовного стиха, со второй строки «Dies
(здесь и далее подстрочный перевод О. Гумеровой)
Примечательно, что именно услышанные Н. Я. Мясковским революционные французские песни «Ah! Çа ira» и «Carmagnole» побудили его к началу работы над симфонией: «Запись, сделанная мной тогда, оказалась несходной ни с одним известным текстом этих песен», - пишет композитор [5, с. 17]. Расхождение с ранее из-
161
вестными текстами1 позволяет предположить, что Мясковский слышал новейшую версию, появившуюся во Франции в 1917 г.:
Vive la Commune de Russie Ses mitrailleuses et ses fusils Après s'être battue La Commune a vaincu.
Elle a eu sa revanche Vive le son
Elle a eu sa revanche Vive le son du canon!
Ah! ça ira, ça ira, ça ira Les aristocrat's à la lanterne Ah! ça ira, ça ira, ça ira Les aristocrat's on les pendra [12]
Да здравствует Российская Коммуна, Пушки ее и винтовки, В битве той
Ах! Все вперед, все вперед, все вперед! Аристократов - на фонарь. Ах! Все вперед, все вперед, все вперед! Будем вешать аристократов.
Коммуна победила.
Она отомстила, Хвала ей! Она отомстила, Хвала ее пушкам!
В новом варианте обращает на себя внимание синтез текстов обеих песен - «Carmagnole» и «Ah! Çа ira». Причем из последней как раз заимствован припев с призывом к расправе над аристократами.
Оба напева, звучащие энергично и ликующе, поначалу воспринимаются как знак народного единения, но в первом произведении «Ah! Çа ira» сразу настораживает суровый колорит низкого регистра и g-moll взамен мажора, а в оркестровке «Carmagnole» нарочито подчеркивается раскатисто «рычащие» затактовые crescendo медных. В дальнейшем темы приобретают инфернальный оттенок. Их стремительное развитие образует поток неудержимой силы, нечто вроде пляски смерти, в которой сливаются зловещие возгласы, крики разъяренной толпы, спорадическое дыхание, остинатный ритм, рисующий видение всадников апокалипсиса. Эти картины «ада на земле» Н. Я. Мясковскому хорошо знакомы. Такой же разъяренной толпой красноармейцев был убит его отец - потомственный военный инженер, принятый за белогвардейца из-за офицерской формы.
Песни «Carmagnole» и «Ah! Çа ira», несмотря на их иностранное происхождение, в 1920-1930 гг. воспринимались как символы русской революции. Появившиеся многочисленные обработки свидетельствуют о прочном укоренении их в народном сознании. Их упругие «мускульные» ритмы, проистекающие из
1 Известно четыре варианта текста «Карманьолы» - 1769, 1792, 1871, 1917 гг.
жанров коллективного танца и марша, органично отвечали идее революционного «бодрствования», пробуждения и активности народных масс. При этом песни не обладают национальным русским колоритом и воспринимаются как нечто интонационно чуждое, инородное, привнесенное извне, образуя резкий контраст лирическим темам симфонии, воплощающим образ России.
Драматургический рельеф финала формируют две большие волны. Революционные песни, звучащие поочередно, вовлекаются в стремительный поток развития, приводящий к двум ярким кульминациям, и оба раза движение мощной стихии останавливает императивный мотив tutti - «трубный глас», напоминающий о грядущей расплате за злодеяния. Вслед за ним появляются интонации вздохов и мотив «Dies irae». Мясковский использует его в исключительно инструментальном звучании, но идеальный симбиоз музыки и текста в оригинальном напеве настолько силен, что и в «бессловесном» варианте он не теряет своего изначального смысла и воспринимается как грозное предзнаменование Страшного суда. Необычная оркестровка придает этой теме мистический колорит. Напев «Dies irae» поручен арфе, виолончелям и контрабасам, глухо звучащим в низком регистре. Жуткую атмосферу сгущают тремоло альтов и педали валторн с сурдинами (см. пример 3).
Таким образом, «Dies irae» приобретает в симфонии разные оттенки - то сближаясь с плачем, то превращаясь в метафору апокалипсиса.
Интонационная природа духовного стиха «О расставании души с телом» восходит к русским народным жанрам причета и колыбельной, а заключенная в нем символика сна и плача противопоставляется идее бодрствования и ликования (см. пример 4).
Первоначально стих звучит в оркестровом изложении. Текст появляется только во втором его проведении2.
2 Н. Я. Мясковский допускал использование партии хора ad libitum, что объясняет сосуществование в настоящее время двух исполнительских версий - чисто инструментальной и инструментально-вокальной.
162
Два интонационных и жанровых полюса -«Carmagnole» и «Ah! Çа ira», с одной стороны, и духовный стих - с другой - являются средством обрисовки народной массы, разнородной и одновременно единой. «Разбойник и юродивый, - пишет М. Раку, - образуют двуединую характеристику бунтующего русского народа в музыке послереволюционных десятилетий. <.. .> Разбуженный русский народ оказывается в такой трактовке заложником "вихря истории" и собственной неделимой роли разрушителя и жертвы разрушений» [6, с. 434].
Крайне необычно завершение симфонии. Взамен картины единения и всеобщего ликования - тихое соборное пение, оплакивание уходящей Руси. «Мало кому, - отмечает Р. Леденев, - удавалось с такой силой проникновения отразить самое сокровенное в душе русского народа. Его многовековые страдания, переносимые им, вобравшим в себя Христа, как свой крестный путь. Только вера, одна, могла помочь этому, очищая и возвышая его душу» [7, с. 37].
Кода с лирической темой из третьей части рисует картину блаженной обители и «апофеоз мирного жития», вызывая в памяти молитвы о благоденственном и мирном житии «богохра-нимей стране нашей» или заключительные строки «Dies irae»: «Милосердный Господи Иисусе, даруй им покой». Подобный финал резко противоречит канонизированной в то время идее homo communis, и для советской симфонии 1920-1950 гг. - вне закона. Не случайно в оценках музыкальной критики советского периода нередко выражается недоумение относительно Пример 1
идейной концепции Шестой симфонии, и даже ее неприятие. «Привлечение тем французских революционных песен <...> наряду со средневековой секвенцией "Dies irae" и русским духовным стихом "О расставании души с телом" (народный напев), сейчас для нас попросту мало понятно», - пишет в 1953 г. Т. Н. Ливанова [3, с. 95]. И далее: «К концу финала наступает просветление, и кода его развивается на основе лирической темы из третьей части симфонии, как на теме успокоения, примирения с неизбежным. <...> Очень смутная, очень неясная концепция!» [Там же, с. 97]. Подобные «недочеты» списываются на неумение «понять великую истинную сущность Октября» и противоречивость индивидуалистического сознания.
Как показал анализ, включение духовного стиха и латинской католической секвенции «Dies irae» придает содержанию симфонии общечеловеческое звучание. Оба песнопения служат воплощению в ней вечной темы искусства о посмертной участи души и проблеме нравственного выбора. Это произведение «не есть только эхо этой эпохи и ее зеркало», - как писал В. Кандинский о духовном искусстве, -оно «носит в себе будящую пророческую силу, изливающуюся в дали и в глубине» [1, с. 9]. Имплицитное и эксплицитное выражение содержания посредством введенных цитат существенно расширяет смысловой объем Шестой симфонии. Духовный стих и «Dies irae» образуют в ней абсолютную систему координат, с высоты которой оценивается настоящее и предрекается будущее.
163
Пример 2
Пример 3
Пример 4
164
1. Кандинский, В. О духовном в искусстве: Живопись [Проспект к выставке «Советское искусство 20-х -30-х гг.»] / В. Кандинский. - Ленинград : Тип. ЛОСПС, 1989. - 68 с. - (Из архива русского авангарда).
2. Келле, В. Об отдельных фактах творческой биографии Н. Мясковского / В. Келле // Неизвестный Николай Мясковский. Взгляд из XXI века : сб. ст. / ред. Е. Долинская. - Москва : Композитор, 2006. - С. 41-50.
3. Ливанова, Т. Н. Я. Мясковский: творческий путь / Т. Ливанова. - Москва : Госмузиздат, 1953. - 407 с.
4. Лобанова, Е. В. Тема религии и веры в романсовом творчестве Н. Мясковского: по материалам неизданных сочинений / Е. В. Лобанова // Мир науки, культуры, образования. - 2015. - № 4 (53), авг. - С. 351-355.
5. Н. Я. Мясковский: собрание материалов : в 2 т. / ред., сост. и примеч. С. Шлифштейна ; предисл. Д. Шостаковича. - 2-е изд., доп. - Москва : Музыка, 1964. - Т. 2. Литературное наследие, письма. - 612 с.
6. Раку, М. «Музыка революции» в поисках языка / М. Раку // Антропология революции : сб. ст. по материалам XVI Банных чтений журнала «Новое литературное обозрение» (Москва, 27-29 марта 2008 г.) / сост. и ред. И. Прохорова и др. - Вып. LXXVI. - Москва : Новое литературное обозрение, 2009. - С. 400-435.
7. Санько, А. Н. Я. Мясковский в воспоминаниях Е. К. Голубева / А. Санько // Неизвестный Николай Мясковский. Взгляд из XXI века : сб. ст. / ред. Е. Долинская. - Москва : Композитор, 2006. - С. 34-40.
8. Сегельман, М. «Плач странствующего» (очерк о Двадцатой шестой симфонии Н. Мясковского) / М. Се-гельман // Музыкальная академия. - 1998. - № 3-4. - С. 55-63.
9. Серебрякова, Л. В поисках обретаемого смысла. Русская музыка в движении времени / Л. Серебрякова. -Москва : Аграф, 2017. - 560 с.
10. Урюпин, И. Семантика хора в финале Шестой симфонии Мясковского / И. Урюпин // Неизвестный Николай Мясковский. Взгляд из XXI века : сб. ст. / ред. Е. Долинская. - Москва : Композитор, 2006. - С. 138-141.
11. Успенский, В. Духовный аспект в музыке Мясковского Н. Я. и других русских советских композиторов [Электронный ресурс] / В. Успенский. - Режим доступа : http://www.myaskovsky.ru/files/iiles/The_spiritual_aspect2.pdf.
12. L'Eveil de la classe ouvrière: La Carmagnole. Les chants révolutionnaires du mouvement ouvrier avec paroles et musique [Electronic resource]. Available from : http://drapeaurouge.free.fr/carmagnole.html.
Получено 30.11.2017
O. Goumerova
Candidate of Art Criticism, Chelyabinsk State Institute of Culture and Arts E-mail: [email protected]
THE SPIRITUAL VERSE "AT PARTING OF THE SOUL WITH THE BODY" AND SEQUENCES "DIES IRAE" AT THE RECEPTION OF N. MIASKOVSKII
Abstract. The Old Believer Russian spiritual verse "On the parting of the soul with the body" and the medieval Catholic sequence "Dies irae" (Day of Wrath) share space, time, and confessional differences. But both hymns bring together the content that results from the doctrine of the end of the world, the afterlife, and the posthumous existence of the soul. N. Miaskovskii, used them in the Sixth Symphony (1921-1923) to convey the eschatological moods prevailing in the country during the years of the revolution and the civil war.
This article is devoted to revealing the semantic content of the symphony, arising from the citation of the spiritual verse and Dies irae. The analysis of intra and intertextual connections of musical themes, as well as of the verbal series, made it possible to reveal more deeply the essence of the ideological-dramaturgic conception of the work of Miaskovskii's. Revealing the semantics of quotation allows you to get an idea of the composer's views on historical events and their author's assessment.
Features of the implementation of the conflict are revealed through a comparative analysis of intonational, rhythmic, timbre, and genre features of quoted tunes. There are points of contact between spiritual verse and "Dies
165
irae" at the semantic, intonational, and functional levels. Their inclusion in the symphony extends its genre boundaries, brings together the Orthodox funeral liturgy and mass for the deceased.
In the course of the study, universalism and objectivity of Miaskovskii's symphony are justified, in contrast to the previous interpretation connected with the disclosure of the tragedy of individualistic consciousness dominating music studies of the Soviet period. The problematic aspects of the article correspond to the tendencies of revision of the ideological foundations of Miaskovskii's creative work and its characteristics through the prism of the spiritual paradigm that has appeared in recent decades.
Keywords: Miaskovskii N., spiritual verse, sequence Dies irae, La Carmagnole, Ça ira, symphony, citation, semantics, context, extratexual relations
For citing: Goumerova O. 2017. The spiritual verse "At parting of the soul with the body" and sequences "Dies irae" at the reception of N. Miaskovskii. Culture and Arts Herald. No 4 (52) : 159-166.
References
1. Kandinsky V. 1989. O duchovnom v iskusstve : Zhivopis' [On the spiritual in art: Painting]. Avenue for the exhibition of "Soviet Art of the 20-30s". Leningrad : LOSPS. 68 p. (In Russ.).
2. Kelle V. 2006. About the selected facts of the creative biography of N. Miaskovskii. Neizvestnyy Nikolay Myaskovskiy. Vzglyad iz XXI veka [Unknown Nikolai Miaskovskii. View from 21st century]. Dolinskaya E., ed. Moscow : Composer. P. 41-50. (In Russ.).
3. Livanova T. 1953. N. Y. Myaskovskiy: tvorcheskiy put' [N. Miaskovskii: the creative path]. Мoscow : State musical publishing house. 407 p. (In Russ.).
4. Lobanova Е. 2015. The theme of religion and faith in Miaskovskii's romantic creativity: based on unpublished works. Mir nauki, kul'tury, obrazovaniya [The world of culture, science and education]. No 4 (53). August : 351355 (In Russ.).
5. Miaskovskii N. Sobranie materialov : v 2 t. [Miaskovskii N. The Collection of materials : in 2 vol.]. 1964. Shlifstein S., ed. Moscow : Muzyka. Vol. 2. 612 p. (In Russ.).
6. Raku M. 2009. «Musyka revolutsii» v poiskakh muzykalnogo yazyka ["The music of revolution" in search of musical language]. Anthropology of the revolution, based on XVI Bath readings based on the magazine "New Literary Observations". Moscow, 2008, March 27-29. Vol. LXXVI. Prokhorova I., ed. P. 400-435. (In Russ.).
7. Sanko A. 2006. N. Y. Myaskovskiy v vospominaniyakh E. K. Golubeva [N. Miaskovskii in Golubyev's memories]. Dolinskaya E., ed. [Unknown Nikolai Miaskovskii. View from 21st century]. Moscow : Composer. P. 34-40. (In Russ.).
8. Segelman M. 1998. "The Wanderer's Cry" (The essay of Miaskovskii's twenty-sixth symphony)]. Music academy. No 3-4 : 55-63 (In Russ.).
9. Serebriakova L. 2017. V poiskakh obretaemogo smysla. Russkaya muzyka v dvizhenii vremeni [In search of the acquired meaning. The Russian music in the movement of time]. Moscow : Agraf. 560 p. (In Russ.).
10. Uriupin I. 2006. Semantics of the choir in the finale of the Miaskovskii's Six symphony. Neizvestnyy Nikolay Myaskovskiy. Vzglyad iz XXI veka [Unknown Nikolai Miaskovskii. View from 21st century]. Dolinskaya E., ed. Moscow : Composer. P. 138-141. (In Russ.).
11. Uspenskii V. Dukhovnyy aspekt v muzyke N. Myaskovskogo i drugikh russkikh sovetskikh kompozitorov [The spiritual aspect of Miaskovskii's music and the other Russian soviet composers] [Electronic resource]. Available from : http://www.myaskovsky.ru/files/files/The_spiritual_aspect2.pdf. (In Russ.).
12. L'Eveil de la classe ouvrière: La Carmagnole. Les chants révolutionnaires du mouvement ouvrier avec paroles et musique. [Electronic resource]. Available from : http://drapeaurouge.free.fr/carmagnole.html. (In Fr.).
Received 30.11.2017
166
