CC BY
111
Н. А. Федоровская
РИТОРИЧЕСКИЕ ФИГУРЫ В ДУХОВНОМ СТИХЕ «СУДАЦ ГДНЕВАН» И ЛАТИНСКОЙ СЕКВЕНЦИИ «DIES IRAE»
В статье на основе анализа риторических фигур рассматриваются признаки сходства южнославянского духовного стиха «Судац гдневан» и латинской секвенции «Dies irae». Показано, что тексты имеют тематическое и структурное сходство. Однако содержание латинского стиха передается более рациональными средствами, а духовного стиха - более эмоциональными. Ключевые слова: искусствознание, риторическая фигура, «Dies irae», духовный стих, Дивкович.
In the article on the basis of analysis of rhetorical figures the features of similarity of spiritual verse "Sudats gdnevan" of Southern Slavs and Latin sequence "Dies irae" are considered. It is shown that these texts have thematic and structural similarity. However, content of the Latin verse is conveyed by means that are more rational then in the case of spiritual verse. Keywords: a rhetorical figure, "Dies irae", a spiritual verse, Divkovic.
Среди духовных стихов, помещенных в коллекцию П.А. Бессонова «Кали ки перехожие», южнославянский стих «Судац гдневан» занимает особое место (1). Бессонов включает его в раздел, в котором собраны тексты о Страшном суде, и отмечает, что этот стих является древней переделкой знаменитого латинского стиха «Dies irae». Значительный интерес представляет исследование признаков сходства этих произведений на основе анализа особых конструкций в тексте, получивших название «риторические фигуры», которые являются важной составляющей теории риторики и представляют собой устойчивые обороты, выделенные из общего потока слов, путем отклонения от естественной, обычной речи. Они направлены на усиление эмоциональной выразительности текста и способствуют его структурной организации. Изучение этих конструкций позволяет раскрывать особенности воплощения общей покаянной темы в духовном стихе и латинской секвенции.
Образно-тематическая связь между текстамиочевидна. «Dies irae» и «Судац гдневан», которые в дальнейшем мы будем называть соответственно латинский и славянский стих, основаны на общем библейском сюжете, ярко изложенном различными авторами, в частности - в «Откровении» Иоанна Богослова. В этом сюжете повествуется о том, что настанет особенный день -Судный день и на Землю придет Господь,
чтобы судить человечество за неблаговидные деяния и покарать виновных, принести этому миру разорение. Никто не сможет избежать этого суда. Человек, размышляя о неизбежности этого события, в страхе обращается к Богу с мольбой простить его за грехи и не отправлять с грешниками в ад, а поместить с праведниками в рай.
«Dies irae» относится к жанру «секвенция» (от лат. sequentia, sequor - «иду в след», «следую»), состоит из стихов на латинском языке и музыки, сохраняющей традиции григорианского хорала. Авторство текста приписывается жившему в тринадцатом веке францисканскому монаху Томмазо да Челано (Tommaso da Celano). Свое название произведение получило по первым словам стиха: «Dies irae, dies illa» («День гнева, день этот»). Начиная с четырнадцатого века судьба секвенции тесно связана с католической заупокойной службой «Реквиемом» (3).
Авторство боснийского стиха «Судац гдневан» приписывается Матии Дивковичу (1563-1631) - выдающемуся славянскому просветителю, который, будучи активным деятелем церкви, выполнил много переводов и переработок латинских произведений, в том числе и духовных стихов, на южнославянские языки (4).
Наиболее известной работой Матия Дивковича является «Христианская наука со многими старыми духовными
темами» («Nauk krstjanski s mnoziemi stvari duhovniemi»), которая была издана в 1616 году в Венеции и стала учебником по основам христианства, предназначенным для широкого круга читателей. В нее включались духовные стихи — поэтические произведения на религиозные сюжеты. Среди них «Плач блаженной Девы Марии» («Р1аи blahene Divice Marije»), написанный как вариация на слезно-покаянную тему, стих на тему ветхозаветного библейского сюжета об Аврааме и Исааке («Жертвоприношение Авраама»). В основу текстов легли как канонические, так и апокрифические источники. Стихи, как и другие произведения Дивковича, насыщены образами ада, мук и страданий грешников, которые противопоставлены описанию райского блаженства праведников. Эти противопоставления были близки славянским народам, воспитанным на традициях песнопений, сказаний и легенд, в которых тесно переплелись добро и зло, воплощенные в язычестве и христианстве.
Очевидно, что Дивкович очень хорошо знал секвенцию «Dies irae» - не только как часть церковной службы, но и как духовный францисканский стих, который изначально предназначался для исполнения вне церкви. Поэтому вполне естественно создание по его мотивам славянского духовного произведения, нацеленного на нецерковное существование.
М. Дивкович в своем произведении по аналогии с латинским стихом сформировал два раздела. В первом разделе повествуется о «конце света» и пришествии Господа, во втором сосредоточены мольбы и просьбы к Богу.
Первая поэтическая строфа обоих текстов состоит из трех рифмующихся строк (см. пример 1). В славянском стихе она представлена строками с окончанием «ти» (прити, попалити, скрити), в латинском стихе — с окончанием «la» (illa, favilla, Sibylla). Строки следующей строфы имеют окончание «де» (буде, сбуде, пробуде), в латинском стихе строфа оканчивается на «us» (futurus,
venturus, discussurus). Схематично структуру строфы текста можно обозначить как aaa-bbb.
Несмотря на общность сюжета и сходство структуры стихов, в них имеются существенные различия. Во-первых, славянский стих превышает по размеру латинский. Так, «Dies irae» представлен 57 строками, «Судац гдне-ван» содержит 61 поэтическую строку. Это говорит о том, что М. Дивковичу потребовалось больше места для изложения той же самой темы.
Во-вторых, наблюдаются расхождения в понимании библейского сюжета. Как отмечалось выше, в начале первого раздела развивается идея о «конце света», которая изложена в стихах по-разному. В латинском стихе отмечается, что в этот день (День гнева) весь мир будет уничтожен, иными словами, будет обращен в прах. Стих Дивковича же повествует прежде всего о намерении прийти и попалить Мир (свет) огнем (см. пример 1). Таким образом, речь идет не о завершенном возмездии, а о пророчестве, в котором указано, что для уничтожения мира будет использован огонь. Причем мир будет «попален», а не сожжен, то есть уничтожен полностью и обращен в пепел. Именно эта концепция развивается у Иоанна Богослова и в других произведениях Библии.
В-третьих, в текстах по-разному описывается время, когда произойдет Страшный суд. В латинском стихе есть только одно указание на будущее время - futurus (будет) (см. пример 1). В славянском стихе будущее время упоминается три раза и показано с большим эмоциональным подтекстом. Особую выразительность придает стиху риторическая фигура «эпифора», связанная с использованием в окончании строк одних и тех же слов. Строки второй строфы заканчиваются словами: буде, збуде и пробуде. Все они имеют общую основу буде (будет) - момент будущего времени. Использование риторической фигуры привлекает слушателей к излагаемым в стихе событиям и усиливает их потаенные страхи за свое будущее.
Славянский стих
Судац гдневан хоте прити Вас свет огднием попалити, Не моти се нитко прид дним скрити. Колик трепет тада буде, Кад се Свето писмо збуде, А мартви се сви пробуде.
(Перевод строк латинского стиха: «День гнева, день этот, Рассеет мир в прах, По свидетельству Давида и Сивиллы. Сколь великий трепет будет, Когда судия придет, Все сурово испытующий») (2).
В примере 2 приведен фрагмент стихов, повествующий о звуке Трубы, которая воскресит мертвых и соберет
Славянский стих
Трубдлиа Божиа мартве буди:
- Устаните, мартви длудй,
- Подте к Богу да васъ суди!
(Перевод строк латинского стиха: «Труба, чудный сея звук, По могилам всех стран, Соберет всех перед престолом».)
Второй раздел, фрагмент которого показан в примере 3, в обоих стихах насыщен обращениями к Богу с просьбами о прощении грехов и помещении молящегося в рай с праведниками. В латинском стихе он открывается риторическими вопросами о том, что следует сделать грешнику, чтобы избежать наказания. Вопросы совершенно конкретны и лишены какой бы то ни было эмоциональной окраски. Далее следует простое обращение к Богу с просьбой о спасении. При этом в двух последних строках фрагмента вводится риторическая фигура «метафора», в которой происходит перенос значения одного понятия на другое: праведники обозначаются как salvandos (спасаемые), а Бог - это тот, кто salvandos salvas (спасаемых спасает), а также fons pietatis
Пример 1
Латинский стих
Dies irae, dies illa, Solvet saeclum in favilla, Teste David cum Sibylla. Quantus tremor est futurus, Quando judex est venturus Cuncta stricte discussurus!
всех перед троном Господа. Здесь также видны разные подходы к изложению сюжета. В латинском стихе применен стиль рассказа, а в славянском риторический прием, вводящий прямую речь, которую можно обозначить как «зов Трубы». Прямая речь делает текст более выразительным и эмоционально насыщенным.
Пример 2
Латинский стих
Tuba mirum spargtns sonum Per sepulcra regionum, Coget omnes ante thronum.
(источник милости) (см. пример 3).
В стихе Дивковича этот раздел начинается с эмоционального обращения молящегося к Богу, который сообщает, что от страха у него стынет душа, и просит помиловать его, не дать сгинуть. После этого следует риторический вопрос, в котором вопрошается: «На что же я, грешник, могу рассчитывать, если даже праведники едва избегнут наказания?». В этом контексте риторический вопрос дополняет и усиливает предварительно прозвучавшую просьбу, подтверждает страх верующего за свое будущее. Повышенная эмоциональность и сосредоточение внимания на просящем человеке достигаются включением целого ряда просьб: услиши ме, не згуби ме, помилуи ме, ме умиести и т.д. (см. пример 3), в которых указывается, что спасти надо конкретно «меня» — молящегося, а не какого-то другого человека. Такого рода просьбы отсутствуют в латинском стихе.
Славянский стих
Милостиви Господине! Отъ страха ми душа стине, Помилуй, да не изгине! Що ту грешник тада рети, Коиу л милост-у сам стети, Гди те добри иедва утети? Боже крепки, услиши ме, Злиеми врази не згуби ме, Помилуи ме за твоие име! С праведними ти ме умиести, Гришници су сви нечисти, Из огдна им ние излиести.
Пример 3
Латинский стих
Quid sum miser tunc dicturus? Quem patronum rogaturus? Cum vix justus sit securus. Rex tremendae majestatis, Qui salvandos salvas gratis, Salva me fons pietatis.
(Перевод строк латинского стиха: «Что мне, несчастному, тогда сказать? Какого покровителя призвать? Когда и праведник едва спасется. Царь грозного величия, Кто спасаемых спасать волен, Спаси меня, источник милости».)
Особое место во втором разделе обоих стихов занимают характеристика грешников и праведников, а также определение места молящегося среди них (пример 4). В латинском тексте используется следующая метафора: праведники обозначаются как oves - овцы («агнцы»), а грешники как haedis - козлы («козлища»). Затем грешники называются maledictis (отверженные), а
Славянский стих
Гди проклети у муке поду, Да з добрие ми страхе проду, Даи милост, да у раи доду! Моиои молби недостоинои Обрати твое очи милосардни, Да не изгори у виечдни огдни! Мед добрием миесто даи ми, Ода зла ме ти обрани, Постави ме на десну с вами!
(Перевод строк латинского стиха: «Мольбы мои недостойны, Но Ты, благой, сотвори благостно, Среди агнцев место представь. И от козлищ меня отдели, Поставив одесную. Уличив отверженных, Обреченных жгучему
праведники - benedictis (благословенные).
В славянском стихе также применены метафоры: праведники обозначаются здесь как «добрые». Молящийся говорит, что он пойдет «с добрыми» в страхе, и просит дать ему место среди «добрых». Грешники характеризуются как «злые» и «проклятые». Верующий же просит со злыми его не губить, уберечь от зла, чтобы не оказаться там, где проклятые в муку пойдут. Он отмечает, что грешники все нечисты (то есть греховны), поэтому им не избежать огня. При этом подразумевает себя человеком, не относящимся к грешникам.
Пример 4
Латинский стих
Preces meae non sunt dignae: Sed tu, bonus, fac benigne, Ne perenni cremer igne. Inter oves locum praesta, Et ab haedis me sequestra, Statuens in parte dextra. Confutatis maledictis, Flammis acribus ad dictis: Voca me cum benedictis.
пламени: Призови меня с благословенными».)
Следует обратить внимание на то, что метафоры, использованные в латинском стихе, связаны со сложными ассоциациями, требующими предвари-
тельного знакомства читателей с христианской символикой и образностью. Благодаря этим риторическим фигурам в стих привносятся черты «высокого» стиля, который характеризуется более сложной разработкой художественных образов, рассчитанных в первую очередь на образованную аудиторию. Несмотря на свои эстетические достоинства, изощренные метафоры существенно усложняют понимание текста «непосвященными» слушателями, в результате чего стих становится эмоционально выхолощенным.
В славянском стихе та же фигура реализуется простым, даже бытовым языком. Метафора основывается на народных обозначениях, характеризующих грешников и праведников. Особо подчеркивается негативная оценка грешников: злые, нечистые, в муку пойдут, из огня не вылезут. Доступность текста, основанного на простых ассоциациях, делает его эмоционально выразительным для любой аудитории.
Как в латинском, так и в славянском стихе широко используется риторическая фигура «антитеза», связанная с противопоставлением человека с грешниками, праведниками и Богом. Антитеза появляется в риторических вопросах, например в звучащем в латинском стихе вопросе противопоставляются miser (несчастный), в котором подразумевается молящийся грешник, patronum (покровитель), в качестве которого могли выступить Иисус, Дева Мария, святые, и Justus (праведники) (см. пример З).
Далее развивается антитеза «Бог -я»: Rex (Царь) - salva me (спаси меня) (см. пример З), preces meae (мольбы мои) - sed tu (но Ты) (см. пример 4). Введено тройное противопоставление «праведники — грешники — я»: inter oves (среди овец) - ab haedis (от козлов) - statuens (поставив) (меня. - Н. Ф.) и confutatis maledictis (уличив отверженных) - me (меня) - cum benedictis (с благословенными) (см. пример 4).
В славянском стихе внимание концентрируется преимущественно на взаимоотношениях Бога и просящего. Этим
Дивкович подчеркивает главное смысловое противопоставление в стихе. Появляется антитеза «Бог - я (моя душа)»: Господине (Господь) - ми душа (моя душа) (см. пример 3), и далее верующий просит услышать его мольбы и обратить на него внимание: Моиои молби (Мои мольбы) - Обрати твое очи (Обрати твои очи) (см. пример 4). В текст активно вводится противопоставление грешников и праведников: с праведними ...умести (с праведниками ... помести) — гришници...нечисти (грешные ... нечисты), а также антитеза: грешник.рети (грешник .просит) - добри.утети (добрые .избегнут), в которой речь идет о молящемся, который изначально воспринимает себя грешником, что делает эту антитезу родственной предыдущей (см. пример 3).
Особый интерес представляют тройные антитезы «Бог - грешник - я» или «праведник - грешник - я», в которых человек определяет свое место на Страшном суде: Боже крепкий (Бог крепкий) - Злиеми врази (Злыми врагами) - Помилуй ме (Помилуй меня) (см. пример 3); Гди проклети (Где проклятые) - Да з добрие (Да с добыми) - у раи доду (в Рай войду) (см. пример 4); Мед добрием (Меж добрыми) - Ода зла об-рани (От зла ... оборони) - Постави ме (Поставь меня) (см. пример 4).
Таким образом, в латинском тексте равноправно представлены и противопоставляются все стороны: верующий, грешники, праведники и Бог. Смысловой акцент на каком-то конкретном персонаже отсутствует, поэтому выразительность текста выровнена, в ней отсутствуют эмоциональные всплески. Антитеза в славянском стихе почти всегда связана с упоминанием человека молящегося, который противопоставляется Богу, а также грешникам и праведникам. Появляется ярко выраженный смысловой акцент, направленный на привлечение внимания к переживаниям молящегося человека.
В целом исследование риторических фигур в текстах показывает, что латинский стих передает содержание рацио-
нальными средствами, без эмоциональной детализации. В нем активно используются обобщения, констатация фактов, пафосные риторические вопросы, сложные метафоры, которые направлены на восприятие текста образованными слушателями. В славянском стихе смысловой акцент падает на человеческие переживания и простоту
передачи содержания. Повышенная эмоциональность создается с помощью персонификации, введения большого числа личных просьб, риторических фигур (прямой речи, восклицания, риторического вопроса, метафоры, антитезы и др.), реализованных с помощью бытовых выражений, образов и ассоциаций, которые адресованы широкой аудитории.
Примечания
1. См.: Бессонов П. Калики перехожие: [сборник стихов и исследование П. Бессонова] / П. Бессонов. - М., 1863. - Вып. 5. - С. 104-107.
2. Текст «Dies irae» цит. по: Graduale Romano Seraphico, Ordinis Fratrum Minorum, typis Societatis S. Joannis Evangelistae. - Paris, 1932.
3. См.: Julian J. Dies Irae / J.Julian //A Dictionary of Hymnology: Setting Forth the Origin and History of Christian Hymns of all Ages and Nations. - New York, 1957; Foley J. L. A Study of the Dies Irae: Its Backgrounds in Literature and Art, Its Imagery and Origin, and Its Usage in Liturgy, Music, and Literature. M.A. thesis / J. L. Foley. - University of Kansas, 1972.
4. См.: GeorgijeviM Kr. Hrvatska knjihevnost od 16. do 18. stolje>Ka u Sjevernoj Hrvatskoj i Bosni / Kr. Georgijevi>K. - Zagreb, 1969; Zbornik radova o Matiji Divkovi>Ku. - Sarajevo, 1982; Gavran I. Fra Matija Divkovi>K (1564-1631) / I. Gavran // Putovi i putokazi. I. - Sarajevo, 1988. - Str. 14-17.
Т. Б. Бадмаева
ФУНКЦИОНАЛЬНАЯ РОЛЬ ТАНЦЕВАЛЬНОЙ ПЛАСТИКИ В РИТУАЛЬНО-ОБРЯДОВОЙ КУЛЬТУРЕ БУДДИЗМА
Статья посвящена буддийской мистерии Цам, что по-тибетски означает танец, главными персонажами религиозного представления выступают докшиты, защитники веры, одетые в богатые красочные костюмы и страшные маски головного типа, как на буддийской иконе. Цамы проводятся для верующих один раз в году в буддийских монастырях Евразии. Ключевые слова: искусствознание, буддизм, Цам, религиозные пляски, докшиты.
The article says about the buddhist mysteries "Tsam" (dance). The main characters are the Docshits — the protectors of the Buddhist faith. They wear luxurious costumes and scary masks. The religious ceremony for layman's happens once a year. Keywords: the Buddhism, Tsam, mystery religious dancing, dokshits.
Происхождение танцев, согласно догматам индуизма, считалось божественным, поскольку создателем и первым исполнителем танцев был сам бог Шива. Во время своего космического танца он сотворил Вселенную.
В период становления буддизма (65 века до н.э.) танцевально-театральные приемы стали неотъемлемой частью богослужений. В первом дошедшем до нас санскритском трактате «Натьяшастра» (1-2 века н.э.), который приписывается
мудрецу Бхарата-Муни, излагаются проблемы происхождения театра и танца. Особое внимание отводится каноническим правилам исполнения ритуальных танцев, их основное содержание передавалось с помощью поз — асан, положений и жестов рук — хаста и комбинаций пальцев рук — мудра. Определенные комбинации этих пластических символов в древнеиндийских трактатах назывались 108 позами Шивы.
В условиях полиэтнической Индии с
