CC BY
38
© И.К. Джерелиевская, 2009
УДК 316.6:1 ББК 87.6
ДУХОВНО-КУЛЬТУРНОЕ ОСНОВАНИЕ ГУМАНИСТИЧЕСКОГО СОЦИАЛЬНОГО ПОРЯДКА
И.К. Джерелиевская
На основе отношения к социальному порядку как некоторому единству экзистенциальноличностной сферы и системно организованной реальности рассматривается роль духовной культуры как внутренней сферы социального порядка в раскрытии для социума тех форм нормативности и смысла, в которых человеческая субъективность оказывается максимально универсальной и адекватной собственной творческой природе.
Ключевые слова: социальный порядок, духовная культура, человеческая субъективность.
Сущность человеческого существования заключена в его самотрансценденции. Иными словами, быть человеком - значит выходить за пределы самого себя, быть направленным на что-то вне себя, занимать альтруистическую позицию по отношению к миру, ограничивать себя во имя любимого дела, другого человека или общего блага. Формирование человека или воспроизводство человечности понимается нами как целенаправленный процесс реализации в социуме способности человека к самотрансценденции.
Понятие «социальный порядок» выражает идею организации общественной жизни. Разговор о формировании социального порядка на «человеческой» основе предполагает внимание не к внешне выраженным инструментальным действиям (формирование тех или иных отношений, социальных институтов, организационных комплексов и технологий управления), но к «наполнению» общества человеческим содержанием, которое исторически выражает меру освоения людьми характеристик и законов развития самого общества.
Другими словами, формой социального существования личности выступает социальный порядок, в структурах которого происходит исторически поступательное «проявление» личности. Можно сказать, что социальный
порядок - это историческое «тело» личности, в котором на основе «объективации» определенных свойств личностного потенциала осуществляется и рост личностной свободы, внутренней духовности индивидов.
В том случае, когда в социальном порядке нарушается равновесие личностного и социального начал, возникает феномен отчуждения. Отчуждение - это выталкивание индивидов за рамки освоения и присвоения ими содержания общественной жизни по причине созданных здесь условий, враждебных самому человеку как носителю духовно-культурных и гуманистических аспектов своего существования. Отчуждение имеет множество аспектов своего проявления, поскольку «многослойной» оказывается сфера общественного бытия человека. Отчуждение охватывает бытие человека в различных сферах общественной системы (от экономической до культурной и социальной), межсубъ-ектные отношения, а также отношение индивида с самому себе (феномен «раздвоения личности» и т. п.).
Отчуждение - это обнаружение внутренней «нестыковки» личности (как субстанции) и общества, в котором развиваются отношения и тенденции, препятствующие реализации сущностных свойств личности. Отчуждение выступает как внутреннее препятствие для социального воспроизводства на основе качеств и свойств личности.
Личность (как индивидуальность) исторически возникает тогда, когда общество начинает проявлять в своем собственном устройстве такие свойства, которые оказываются как бы «продолжением» или аналогом собственных свойств личности.
Исторически наиболее ранним и непосредственным условием формирования социального порядка для древнего человека была природа. Именно ее собственные ритмы и свойства стали условием выживания людей, а потому личность оказывалась «закрытой» формой хозяйства, основанной на цикличности времен года. Циклическое время выражало идею «вечного возвращения», судьбы, фатума, а человек был всего лишь «проводником» внешних сил и процессов. Время, движущееся по кругу, означало вечный возврат былого. Повторение не оставляло надежд на наступление новой жизни.
Только в христианстве, которое впервые вводит идею конечного времени - от начала (грехопадения Адама и Евы) до страшного суда, человек также впервые получает возможность войти «внутрь» этого времени, соотнести его со своим собственным выбором. М.А. Барг пишет: «Утвердившиеся в христианстве представления о времени как прямой линии пришли на смену античным представлениям о времени как круговороте. Линия имеет начало и конец. Именно в признании линейности времени заключался большой важности культурно-исторический сдвиг... Если центральное звено (появление Христа. - И. Д.) в цепи времени открывало абстрактную возможность “спасения” и тем самым наполняло категорию времени столь же абстрактным содержанием, то понятие “конечного времени” превращало пассивную веру в спасение, в деятельную энергию, необходимую для достижения им этой цели» [3, с. 100].
Таким образом, общество на основе христианства смогло «разомкнуть круг времени и раскрыть тем самым для человека реальность пространства его внутреннего мира -его духовность как проявление личности. Иными словами, с началом христианства для личности «прорисовывается» новый контур ее объективированного (социального) бытия. Общество снимает цикличную форму времени, неадекватную человеческой сущности, и
вырабатывает «модель» линейного времени, в котором может реализоваться фундаментальное свойство человеческой субъективности - устремленность к будущему, трансцен-дирование, формирование нового как «никем не занятого» будущего.
Исторические эпохи, прежде всего культурные, выражают меру соответствия между социальным порядком и неким «пределом» выявления и социокультурного «оформления» качеств личности в данной конкретно-исторической социальной организации общества. Именно то обстоятельство, что общество различным образом присваивает и сохраняет на социальном уровне коренные свойства личности, объясняет и несовпадение между взлетами и упадками искусства, морали, экономики и других сфер и проявлений общественной жизни.
Так, расцвет русской культуры второй половины XIX в., подарившей миру таких выдающихся писателей, как Л.Н. Толстой и Ф.М. Достоевский, таких философов, как В.С. Соловьев и др., можно объяснить гигантским расширением пространства социальной востребованности духовного и нравственного начала в человеке. В этой связи русская литература стала мировым культурным явлением, так как поставила на онтологическом уровне проблему нравственного регулирования всех сторон общественной жизни на основе повышения уровня духовности и гуманизации личности. Причем это произошло в перспективе той «технизации» общественной системы, которая уже развернулась в тот период на основе достижений естествознания и развития капитализма, его утилитарной морали и вещизма.
Однако технико-технологическая среда, создаваемая как средство для достижения конкретных прагматических целей, во второй половине XX в. превратилась во «вторую природу» - среду обитания современного человека, имеющую собственные цели и направления развития. Круг времени вновь начинает смыкаться и вместе с этим минимизируется возможность реализации на социальном уровне фундаментального свойства человеческой субъективности - трансцендирования.
Общество меняет основания своего собственного порядка через изменение представ-
ления о человеке. Движение европейской цивилизации по техногенному пути развития было подготовлено происходившей в эпоху Возрождения сменой культурной парадигмы. Представление о человеке как «образе и подобии Божием», связанное с христианской традицией, уступило место идеалу человека - активного деятеля, преобразователя мира.
Как следствие этого постепенно начала наполняться новыми жизнесмыслами универсалия «деятельность, природа-храм все более превращалась в мастерскую, а деятельность-искусство - в деятельность-ремесло. «Человек преступал “основоположения” естественного хода развития природы, его деятельность представала как силовое изменение-преобразование объекта в соответствии с поставленными человеком целями. Насилие стало признаваться тем способом достижения цели, который обеспечивал не только преобразование природы, но и разрешение социальных конфликтов» [11, с. 37] .
Целевое прагматическое отношение к миру и деятельности разрушало целостность духовного мира человека. Функционировавший в единстве познавательного, нравственного, эстетического начал он стал «расщепляться» в направлении специализации. «Духовно-нравственные ориентации деятельности вытеснялись целерациональными, сциентистскими ориентациями, нравственные императивы поведения - рациональными, тем более, что общество развивалось как социо-центристское, видящее в человеке функцию, средство для достижения рациональных целей» [там же, с. 37].
Наиболее отчетливо это проявилось в сфере образования. Последним великим гуманистом, чья теоретическая мысль избежала «соблазна» низведения человека до его сословного облика, орудия национально-государственных и религиозных целей и интересов, а его воспитания - до подготовки человека к выполнению его социальных функций, был Ян Амос Коменский (1592-1670). Начиная с конца XVII в., в европейской системе образования все более утверждается функция приспособления индивида к социуму. Это характерно для воззрений Д. Локка, И.Г. Песталоцци, в некоторой степени для И.Ф. Гербарта и большинства последующих мыслителей.
Культура, оставаясь источником образовательного материала, все более оценивается с точки зрения полезности определенных знаний и навыков в последующей трудовой деятельности ученика. Изменился и социальный идеал как конечная цель социального процесса. Акцентируется внимание на обогащении индивида знаниями, духовнонравственные регуляторы поведения представляются неактуальными. Принцип эффективности приобрел характер абсолютной социальной ценности, а человек стал рассматриваться как один из ресурсов общественного производства.
Можно сказать, что к концу ХХ в. прагматическое, рациональное знание оттеснило мир духовных исканий человека в такой степени, что общество утратило способность формирования человека, созидания его духовно-нравственного облика.
Подобная ситуация крайне ослабила духовно-нравственный потенциал человека, атрофировала его способность к самоконтролю и самоограничению, что и обернулось стремительным ростом социальных девиаций.
Угроза видится в сокращении радиуса доверия в общественных отношениях как на микроуровне, так и на макроуровне - по отношению к институтам власти. Люди утрачивают способность к объединению и самоорганизации. Собственно говоря, наблюдается девальвация базовых ценностей, на которых зиждется здоровое гражданское общество -основа зрелой демократии.
Одновременно с уровнем снижения доверия в общественных отношениях наблюдается рост агрессии, которая понимается как поведение, направленное на причинение вреда или боли другому человеку. При этом возрастает как агрессия, являющаяся самоцелью, так и агрессия, которая выступает инструментом в достижении некоей цели [2, с. 259]. Речь идет не о том, что люди чаще испытывают гнев, а о том, что они все чаще и чаще выражают его в насильственной и деструктивной манере. Рост агрессии разрывает в обществе и без того слабеющие узы доверия. Одновременно он обозначает ущербность человеческой личности, теряющей способность к конструктивной деятельности.
Вследствие этого во всех странах индустриального мира нарастает социальная дезорганизация: рост преступности, демографический спад, разрушение семьи, наркомания, алкоголизм, уличные беспорядки, теракты.
Феномен разрушения социального порядка и резкого ухудшения социальных условий жизни при одновременном научно-техническом и технологическом успехе, получивший название «великий разрыв» (Ф. Фукуяма), стал предметом осмысления зарубежных и отечественных исследователей как в процессе анализа современного социума, так и в процессе конструирования нового социального состояния.
При всем многообразии, острой противоречивости и даже несопоставимости существующих по этому поводу мнений можно выделить три практически неоспариваемых тезиса.
Во-первых, перспективы социума связываются более с характеристиками его членов (интеллектуальным и нравственным развитием личности), чем с изменением отдельных параметров общества (Ф. Фукуяма, В. Иноземцев, А. Эт-циони, П. Бьюкенен и др.) [4; 5; 15; 17].
Во-вторых, обозначается потребность в иной личности (В. Иноземцев, В. Степин, Р. Эммонс и др.) [12; 16].
В-третьих, обозначается потребность в иных ценностных регуляторах поведения людей, актуализируется значение нравственных ценностей. Крепнет убежденность в том, что «общий язык добра и зла» может соединять людей более сильным клеем, чем то, что основано только на общем интересе (Ф. Фукуяма, А. Этциони, П. Бьюкенен, В. Иноземцев и др.).
Можно сказать, что нарастающая в мире социальная дезорганизация не только актуализирует проблему социального порядка, но и активизирует поиск иных подходов к организации общественной жизни, в первую очередь с опорой на сущностные свойства личности.
Тем более что в общественном сознании происходят следующие изменения. На макроуровне общественной жизни доминировавшие ранее социально-экономические структуры начинают «тесниться» культурноисторическими структурами. Возрастает роль культуры в качестве принципов, способов и
результатов многосторонней деятельности человека в противоречивом и чрезвычайно сложном современном обществе. На микроуровне общественной жизни индивид, постепенно преодолевая роль объекта воздействий государства и других социальных институтов, стремится обустроить свою жизнь так, как считает нужным. И хотя институциональная среда продолжает «теснить» индивида, все более настойчиво его стремление к свободе самореализации и приобретению «индивидуализированной многомерности».
Подобные социально-культурные перемены - это результат изменений в отношении к человеку, происходящих в общественном сознании. Все более утверждается представление о человеке как высшей ценности, осознается его суверенность, свобода, творчество. Общество стремится к изменению основания собственного порядка. Растет убежденность в том, что уровень социальности и культурности общества определяется уровнем социальности и индивидуальной культуры его членов.
Действительно, культура выступает тем «входом» в социум, благодаря которому личность как на уровне индивида, так и в формах коллективных образований (этносы, социальные группы, слои и т. д.) приобретает свою социально-историческую конкретность и определенность.
Культура, соединяя воедино внешний и внутренний миры людей, образует некую единую структуру, включающую знания, ценности, нормы, социальные образцы и идеи социальных изменений. Она имеет двуединую основу, формирующуюся и во внутреннем мире человека и развивающуюся в то же время во внешнем мире в виде артефактов культуры. «Передаточным механизмом» между ними служит мир знаков и символов, мир образов и звуков, мир человеческих действий. Этим механизмом обеспечиваются процессы опредмечивания и распредмечивания знаний, ценностей, норм и образцов в человеческом поведении, деятельности и взаимодействии людей. «Поскольку эти элементы культуры имеют возможность (в виде своих инфраструктур) для таких взаимопереходов и могут фиксироваться во внешнем и внутреннем мирах человека в виде ценностно-нормативных отношений человека (группы) к миру в
целом, к природе, к обществу и его законам, к “делу, к людям, к себе”, постольку они являются показателями культурного процесса» [7, с. 11-12].
Итак, культура связывает внутреннее и внешнее в человеке. Но подобным образом она выступает и в отношении личности и общества. Эти процессы обозначаются терминами «ин-культурация» и «социализация».
Если социализация понимается как процесс становления личности в социуме (усвоение индивидом определенной системы ценностей, норм, образцов поведения, присущих данному обществу в целях успешного функционирования в нем), то инкультурация трактуется как процесс вхождения в культуру данного социума. Акцентируется внимание на индивидуальной культуре как системе личностных образований (ум, характер, мотивация, самосознание) и способов деятельности индивида. При этом индивидуальная культура рассматривается как основа его субъектнос-ти. Можно сказать, социализация и инкульту-рация - разные грани одного целостного процесса - становления человека, жизнедеятельность которого развертывается как «вхождение» в социум и культуру.
Успех этого процесса определяется, во-первых, эффективностью системы подвода социализирующих ресурсов (культурных институтов) - убеждений, верований, нравов, социальных ценностей, норм и т. д. - к членам общества; во-вторых, релевантностью ценностно-смысловой системы культуры потребностям человека в целом, то есть ее связью как с чувственными, психофизическими потребностями, так и с духовными, трансцендентными потребностями человека, обращенными к вопросам о смысле жизни, жизни и смерти, добре и зле, о человеческой душе и силе духа т. д.; в-третьих, характером интенций, формируемых культурой: направляет ли она индивида на самоограничение во имя объединения с другими людьми, то есть на жизнеутверждение, или делает возможным жизнеотрицание, утверждая ориентации на эгоцентризм и единоборство? Иными словами, несет ли культура в себе нравственные смыслы?
Нравственность придает человеческому общежитию изначально самоценный смысл.
Для того чтобы оно могло состояться как способ человеческого существования, необходимо принять его в качестве изначальной и безусловной ценности.
Процесс развития способности человека к самотрансценденции во многом зависит от того, актуализирован ли в обществе объективный смысл, носителем которого являются нравственные ценности и идеалы. Актуализация ценностей и идеалов нравственного содержания способствует, во-первых, преодолению функционального отношения к человеку и утверждению его безусловной ценности; во-вторых, увеличению вероятности деятельности человека, направленной внутрь на преодоление поведенческих проявлений (агрессия, нетерпимость, зависть, безразличие и др.), восходящих к эгоцентрическим ориентациям и разрушающих общежитие людей. Наконец, актуализация нравственных ценностей в общественной жизни повышает вероятность обретения человеком альтруистической позиции.
В процессе социализации существует несколько социокультурных «порогов», прохождение через которые может деформировать человеческую личность, превратив ее в «жертву социализации».
Используя понятие «жертва социализации», А.В. Мудрик убедительно доказывает, что социальная система современной России, подобно советской системе, воспроизводит жертву-конформиста. В частности, он приводит данные исследования самопрезентации ныне живущих поколений российского общества: околовоенного (от 60 до 70 лет), доперестроечного (40-60 лет), переходного периода (30-40 лет), послеперестоечного (18-30 лет). Сходство поколений содержательно выразилось в том, что каждое из них позиционировало свое положение в обществе как «состояние жертвы социальных процессов». Это состояние пассивного страдания (ощущения себя жертвой социализации) выражается представителями каждого поколения разными понятиями. Старшее поколение называет себя «жертвами войны», «брошенными и забытыми», «выброшенными на помойку», «втоптанными в грязь». Среднее - «жертвами перестройки», «жертвами времени», «обманутыми и брошенными». И даже молодые говорят
о себе - «изгои», «брошенные на произвол судьбы», «забытые своей страной». Эти данные позволяют предположить, что в российском обществе в большей мере представлен тип жертвы-конформиста [8, с. 278].
Конформизм понимается как изменение поведения или убеждений в результате реального или воображаемого давления социума. В результате этого давления человек обретает уверенность в себе и в своем будущем только тогда, когда ведет себя в соответствии с ожиданиями других людей. При этом расплачиваться ему приходится полным отказом от своей индивидуальности и, что страшнее всего, свободы. Если образ мысли или образ жизни какого-либо человека не вписывается в рамки общепринятых понятий, то он рискует не только вызвать всеобщее осуждение и оказаться в невыносимом одиночестве, но тем самым поставить под угрозу, как указывает Э. Фромм, свое психическое здоровье.
Однако конформизируя людей, поддерживая тем самым социальный порядок, общество подтачивает собственные устои. Общественная опасность конформизма состоит прежде всего в снижении уровня персональной ответственности. Возможно, поэтому в современном мире, при том, что выросло чувство общей ответственности за все происходящее, необычайно возросла и опасность абсолютно безответственных массовых акций.
«Там, где нет индивидуального сознания и ответственности, - замечает В. Одайник, -архетипы работают сами по себе, используя группы и индивидов в качестве своих слепых орудий... они действуют подобно всякой природной силе, то есть безотносительно к человеческим запросам и морали» [9, с. 74-75].
Не будучи ответственным за социальный порядок, индивид заключает в себе угрозу этому порядку. В такой ситуации в целях обеспечения социального порядка общество, с одной стороны, усиливает зависимость индивидов, с другой - совершенствует механизм принуждения.
Так каковы социокультурные факторы, могущие заблокировать процесс становления человека?
Во-первых, это представление о человеке как результат философской рефлексии, соединенный с хаотическими бессознательны-
ми структурами, составляющими внутреннюю ментальную сторону культуры, доминирующей в обществе. Именно это представление задает направленность всем социальным процессам и определяет характер отношения к человеку в обществе - самоценное или инструментальное.
Культура, доминирующая в современном обществе, ориентирована в большей степени на чувственные потребности и материальные интересы человека. Цели общественного развития не содержат личностно-ориентированной идеи. Социальный прогресс связывается с ростом производства материальных благ и материального благосостояния граждан. Если культура отвергает развитие человеческой личности в качестве цели общественного развития, то тем самым она низводит человеческую личность до роли инструмента, функции общественного развития. Иными словами, культура замыкает человека в границах социума, минимизируя его возможность само-трансценденции. Отрицание самотрансцен-денции закрывает двери для нравственных смыслов и ценностей. Субъективные основания и мотивы замещаются процессами обусловливания и становятся инструментом манипуляции человеком. Он делается зависимым, он конформизируется.
Вторым социокультурным фактором, способным воспрепятствовать реализации способности к самотрансценденции, выступает отношение к внутренней иерархичности и гетерогенности индивида, содержащееся в доминантной культуре. Имеется в виду, выражает ли культура отношение к человеку как к существу одномерному и непротиворечивому или она признает за человеком и способность стать выше самого себя, его причастность к трансцендентной реальности. Именно последнее определяет возможность обретения индивидом заложенной в него сущности (как программы развития). Речь идет о тех атрибутах совершенной личности, которые издавна связывались с Богом: милосердие, справедливость, стремление к добру, истине, творчеству, красоте, свободе и т. д.
«В индивиде заложены возможности движения по пути нравственного и умственного развития по направлению к Богу, к воплощению его качеств. Стремясь к этому,
человек обретает ценностный ориентир жизни. Однако реализация заложенной в человеке программы имеет обязательным условием долженствование. Без воли, без целеустремленности на человечное и разумное индивид не может стать человеком по своей сущности» [1, с. 206].
Между тем, как замечает В. Франкл, «массовый панический страх того, что смысл и цель могут быть нам навязаны, вылился в идиосинкразию по отношению к нравственным ценностям и идеалам. Таким образом, ребенок оказался выплеснутым вместе с водой, и нравственные идеалы и ценности были в целом изгнаны» [13, с. 66]. Освобождение человека от нравственных ценностей - это освобождение его от напряжения нравственных выборов, обернувшееся утратой смысла жизни и ответственности, а если точнее, ценности жизни, потому что жизнь, по мнению В. Франкла, должна иметь смысл, чтобы быть благом и ценностью.
Наконец, доминантная в обществе культура может нести в себе жизнеотрицающие смыслы, формируя у индивида эгоцентрические ценностные ориентации, понуждающие его к борьбе за материальные блага и к проявлению отношения к другим людям как к соперникам, врагам или инструментам для реализации собственных целей.
Так, в «вещных» отношениях, преобладающих в потребительском обществе, видит большую опасность для истинной любви и солидарности упоминаемый уже нами
В. Франкл. Любовь понимается им как взаимоотношение на уровне духовного, смыслового измерения, как постижение неповторимости и своеобразия другого человека. Между тем, по мысли ученого, столь распространенное в настоящее время стремление «иметь» глубоко деформирует и отношения между мужчиной и женщиной. Люди бегут от обязательств настоящей любви, от любых истинных уз, потому что такие узы влекут за собой ответственность. Они хотят иметь друг друга, владеть друг другом как вещью среди других вещей, имеющих определенное функциональное назначение.
Возможно ли противостоять этим негативным факторам? Этот вопрос, в частности, волновал и А. Маслоу, и Э. Фромма.
Известно, что в сфере научных интересов А. Маслоу занимал важное место процесс самоактуализации как полного использования талантов, способностей и возможностей индивида. Ученый изучал жизнь, ценности и отношения людей, которые казались ему духовно здоровыми, гармоничными и творческими, кто был в высшей степени самоактуализиро-ванным, то есть достиг более оптимального, эффективного и здорового уровня жизнефунк-ционирования, чем средние люди.
Интересно отметить в связи с этим, что А. Маслоу называл в качестве важнейшей особенности самоактуализирующейся личности «устойчивость к влиянию массовой культуры, трансцендентность по отношению к ней» [6, с. 410]. По его убеждению, среди самоак-туализирующихся личностей нет преступников. В этом смысле можно считать их людьми социализированными. Они, как правило, терпимо относятся к актуальной культуре, однако внутренне отстранены от нее. Они принимают эту культуру, как и многое другое, только потому, что это все не имеет для них «действительного значения». В то же время они готовы всегда подняться на защиту справедливости и борьбу со злом. Таким образом, А. Маслоу полагает, что для здоровой личности характерны, с одной стороны, терпимость, проистекающая из внутренней отстраненности от массовой культуры как утратившей для нее смысл и роль непосредственного регулятора поведения, и, с другой стороны, горячее стремление находиться в гармонии с высокими, духовными ценностями, в соответствии с которыми, очевидно, и происходит согласование реального поведения. В то же время он признает, что «сложное сочетание внутренней автономии и внешнего принятия, которого они (самоактуализирующиеся личности. -И. Д.) сумели достичь, возможно только до тех пор, пока культура терпима к такого рода отстраненности и отвержению полной идентификации с ней... Их спонтанность ограничена и некоторые из их потенциалов не актуализированы до той степени, до какой они вынуждены хранить себя в тайне от своего общества» [6, с. 411].
Э. Фромм придерживается более радикального взгляда, неоднократно подчеркивая, что культура больного общества, к таковому
он относит потребительское общество, не способна сформировать духовно здоровую и творческую личность [14].
П. Сорокин настаивает на том, что в рамках разлагающейся современной чувственной культуры никакие средства, сколь рациональными они ни казались, - дальнейший рост грамотности, школ, университетов, средств массовой информации и других «образовательных» инструментов, еще более быстрый рост числа научных открытий, технологий; замена монархий республиками, всех автократий демократиями; разоружение и расчленение побежденных; больший и лучший «баланс сил» и разных «Союзов» в форме двойных, тройных, четверных альянсов вплоть до ООН, подкрепленной сокрушительной военно-полицейской мощью; более высокий уровень жизни, по меньшей мере для развитых стран; более справедливое распределение ресурсов и т. д. - не смогут искоренить терроризм, экстремизм, фашизм, преступность, бунты и войны, то есть всякого рода девиации, ибо если рациональные средства используются во имя иррациональных целей, то действия будут всегда иррациональны [10].
Он видит основной ориентир упрочения организации общественной жизни в ее одухотворении. Оздоровление общества, по его мнению, возможно в контексте интегральной культуры, к сущностным характеристикам которой он относит: представление о человеке как самоценности, высокий уровень доверия в общественных отношениях, абсолютный и универсальный характер общезначимых моральных норм, интегральную систему истины, соединяющую в себе правду чувств, правду разума и истину веры, а также конструктивную активность человека.
Иными словами, речь идет о глубоких культурных и социальных трансформациях, в результате которых расширяется возможность для духовно-нравственного развития личности. Если игнорировать или хотя бы недооценивать роль культуры в формировании и судьбах современного человека (и общества), то обязательно возникает так называемый «технократический перекос», в котором теряется гуманистическая перспектива человека и общества.
Указывая на значение культуры как основания социального порядка, необходимо подчеркнуть, что условием гуманистического социального порядка может быть только доминантное положение в обществе духовной культуры. Именно духовная культура способна оптимальным образом сбалансировать личное и социальное начала и тем самым обеспечить высокую социальную востребованность духовного и нравственного начала в человеке и стать надежной основой для его формирования.
На наш взгляд, духовная культура может иметь следующую внутреннюю конфигурацию. Во-первых, она должна обладать иерархической структурой, обеспечивающей процесс формирования ценностно-смысловой вертикали личности. Во-вторых, она должна обладать нравственно-ценностным ядром, обеспечивающим универсальный характер общезначимых ценностей. В-третьих, ей должно быть свойственно многообразие и разнообразие культурных вариаций, способствующих реализации разнообразных человеческих интересов и потребностей. Но поскольку предполагается преобладание духовно-нравственного начала и в личности, и в социуме, постольку культурные вариации, при всем своем многообразии, остаются соединенными в той или иной мере с нравственно-ценностным ядром культуры, а не абсолютно оторванными от него. Только в этом случае расширяется пространство самотран-сценденции человека.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Алексеев, П. В. Социальная философия / П. В. Алексеев. - М. : ТК «Велби» : Изд-во «Проспект», 2005. - 256 с.
2. Аронсон, Э. Общественное животное. Введение в социальную психологию / Э. Аронсон. -М. : Аспект Пресс, 1999. - 517 с.
3. Барг, М. А. Эпохи и идеи / М. А. Барг. - М. : Мысль, 1987. - 348 с.
4. Бьюкенен, П. Смерть Запада / П. Бьюкенен. - М. : АСТ, 2007. - 444 с.
5. Иноземцев, В. Л. Современное постиндустриальное общество / В. Л. Иноземцев. - М. : Логос, 2000. - 302 с.
6. Маслоу, А. Мотивация и личность / А. Мас-лоу // Психология личности : хрестоматия. В 2. Т. 1. -Самара : Изд. дом «Бахрах», 1999. - 512 с.
7. Минюшев, Ф. И. Социология культуры / Ф. И. Минюшев. - М. : Акад. проект, 2004. - 272 с.
8. Мудрик, А. В. Социализация человека / А. В. Мудрик. - М. : Изд. центр «Академия»,
2006. - 304 с.
9. Одайник, В. Психология политики / В. Одай-ник. - СПб. : ЮВЕНТА, 1999. - 381с.
10. Сорокин, П. А. Условия и перспективы мира без войны / П. А. Сорокин // Социологические исследования. - 1999. - N° 5. - С. 3-19.
11. Степашко, Л. А. Философия и история образования / Л. А. Степашко. - М. : Моск. психол.-соц. ин-т. : Флинта, 2003. - 314 с.
12. Степин, В. С. Россия в глобализирующемся мире: мировоззренческие и социокуль-
турные аспекты / В. С. Степин. - М. : Наука,
2007. - 638 с.
13. Франкл, В. Человек в поисках смысла / В. Франкл. - М. : Прогресс, 1990. - 368 с.
14. Фромм, Э. Здоровое общество / Э. Фромм // Психоанализ и культура: Избранные труды Карен Хорни и Эрика Фромма. - М. : Юрист, 1995. -
С. 273-596.
15. Фукуяма, Ф. Великий разрыв / Ф. Фукуяма. - М. : АСТ, 2008. - 476 с.
16. Эммонс, Р. Психология высших устремлений: Мотивация и духовность личности / Р. Эммонс. - М. : Смысл, 2004. - 416 с.
17. Этциони, А. От империи к сообществу / А. Этциони. - М. : Ладомир, 2004. - 342 с.
SPIRITUAL AND CULTURAL BASIS OF HUMANISTIC SOCIAL ORDER
I.K. Dzherelievskaya
On the basis of social order treatment both as a unity of existential and personal spheres and a system of organized reality it seems possible to bring to light the role of spiritual culture in terms of an internal sphere of social order. The author reveals some forms of order and sense in which human subjectivity appears to be universal and adequate to its own creative nature.
Key words: social order, spiritual culture, human subjectivity.
