CC BY
134
УДК 321
Севастьянов С. В.1
Дуализм интеграционных проектов как определяющая черта формирующегося региона восточной Азии и перспективы российского участия
Статья посвящена анализу конкурирующих моделей регионализма Восточной Азии, на основе которого автор даёт прогноз его развития и предлагает варианты российского участия.
В качестве определяющего тренда современного мирового развития сохраняется воздействие глобализации, что ярко продемонстрировал азиатский финансовый кризис 1997 г., а в 2008 г. ещё более масштабно подтвердил мировой экономический кризис. Актуальность темы предложенной статьи заключается в том, что она находится в рамках изучения именно этой коллизии — нарастания тенденций к глобализации, с одной стороны, и к регионализму и регионализации — с другой.
Действие последних вызывает значительное повышение роли регионов, когда идея полной унификации не работает, мир становится полицентричным, а на ход его развития всё больше влияют новые, в том числе азиатские, игроки. При этом государства, входящие в межправительственный форум АСЕАН Плюс Три (АПТ — страны АСЕАН, Китай, Япония и РК), становятся костяком для восточноазиатской экономической интеграции с более широким участием стран из примыкающих регионов. Прошедший в 2005 г. первый Саммит Восточной Азии подтвердил намерения участников постепенно продвигаться по пути создания «Восточноазиатского сообщества» (ВАС), однако подходы региональных лидеров (КНР и Японии) к его построению существенно разнятся. Пекин в качестве приоритетного избрал закрытый вариант, опираясь на АСЕАН Плюс Три, в то время как Токио стремится к созданию расширенного варианта сообщества.
Тема статьи важна для выработки «азиатского вектора» российской внешней политики, так как тенденции развития закрытых форм регионализма не отвечают интересам РФ в Восточной Азии, и требуется выработка её приоритетов в подходах к участию в многосторонних механизмах сотрудничества. С окончанием «холодной войны» Москва успешно подключилась к межправительственному сотрудничеству на трансрегиональном уровне, став партнёром по диалогу Регионального Форума АСЕАН (АРФ) и членом Форума Азиатско-тихоокеанского экономического сотрудничества (АТЭС), и в субрегионе Северо-Восточней Азии (СВА) — в рамках проекта «Туманган» и Шестисторонних переговоров по проблеме безопасности Корейского полуострова. Однако, когда в 2005 г. Россия проявила интерес к участию в ВАС, то встретилась с существенными трудностями. Учитывая, что расширение Россией взаимодействия со странами Восточной Азии, в том числе с ближайшими соседями по СВА, остаётся одним из ключевых средств для включения Дальнего Востока РФ в процессы регионального экономического сотрудничества, исследование особенностей моделей восточноазиатского регионализма является исключительно актуальной задачей.
Замысел статьи определён рядом факторов, в том числе тем, что государства реализуют свои политические устремления во многом через создание и поддержку межправительственных организаций, которые, выступая в качестве транснациональных акторов, имеют свои интересы и цели. Автор учитывал также, что безопасность и экономика являются наиболее важными сферами в плане формирования и воздействия на мировую политику.2
1 Севастьянов Сергей Витальевич, профессор кафедры мировой экономики и экономической теории ВГУЭС, кандидат политических наук.
2 Лебедева М.М. Действующие лица или исполнители? Проблема акторности в мировой политике / / «Приватизация» мировой политики: локальные действия - глобальные результаты / Отв. ред. Лебедева М.М. — М.: Голден — Би, 2008. С. 5-6.
При раскрытии темы статьи не обойтись без концепции регионализма, который обычно понимается как целенаправленная политика государств (их отдельных регионов) и других участников по осуществлению преимущественно политического процесса сотрудничества в регионе и приданию ему системного характера. В этой связи процессы регионализма Восточной Азии рассмотрены преимущественно через призму деятельности МПО в области безопасности и экономики. При этом основное внимание в исследовании уделено политико-экономическим аспектам регионализма и регионализации, получившим в Восточной Азии наибольшее развитие.
За последние 20 лет возобновился интерес к исследованию регионов, что отразилось в появлении в середине 90-х годов научного направления, получившего название "нового регионализма", во многом вызванного неспособностью классической теории интеграции объяснить процессы сотрудничества за пределами Европы. Считается, что первым этот термин ввёл в научный оборот Эндрю Харрелл1 в отличие от так называемого регионализма «старого», сформированного протекционизмом начального этапа европейской интеграции конца 50-х — середины 70-х годов.
В научной литературе модель европейской интеграции часто выдаётся за образец, и ожидается, что остальные регионы пойдут тем же универсальным путём. Однако не существует концепции, устанавливающей определённую планку по уровню институционализации, для того, чтобы считаться истинным регионом. Более того, характерная для ЕС высокая степень институционализации международных институтов, скорее, является аномалией, а не ведущей тенденцией их формирования в других регионах мира. Тем не менее, сторонники «нового регионализма» не стремятся создать универсальную теорию, называя её рамочной концепцией, основная «новизна» которой заключается в рассмотрении опыта регионализма в других регионах мира. В своём исследовании автор широко опирался на современные наработки этой концепции, подробное рассмотрение которых остаётся за рамками данной статьи в силу ограниченности её объёма.
Полноценное исследование институтов восточноазиатского регионализма невозможно без изучения и сравнения с более ранним опытом Ассоциации государств ЮгоВосточной Азии (АСЕАН) и институтов азиатско-тихоокеанского регионализма (АТЭС и АРФ).
АСЕАН как фокус многостороннего сотрудничества Восточной Азии
Созданная в 1967 г. (АСЕАН) интересна, в первую очередь, тем, что позволяет рассмотреть выработанный за долгие годы набор её институциональных норм, получивший название "путь АСЕАН" ("the ASEAN Way"), и который стал основополагающим для большинства региональных МПО, включая АТЭС, АРФ, АПТ и др. А. Ачара характеризует «путь АСЕАН» как процесс региональных взаимодействий и сотрудничества, базирующийся на постепенности, неформальности, консенсусе, личных политических связях, неконфронтационной манере ведения переговоров.2 Основополагающим для «пути АСЕАН» является принцип невмешательства во внутренние дела членов организации, однако с середины 90-х годов они ведут дебаты по поводу целесообразности изменения подходов к этому принципу. Особенно остро этот вопрос стал в 1999 г., когда всплеск насилия в Восточном Тиморе поставил вопрос: могут ли члены МПО напрямую включиться в решение проблемы? Однако прецедент (возможная интервенция государств АСЕАН на территорию Индонезии) не был создан, а возглавить усилия по подавлению насилия пришлось ООН. Этот же принцип не позволил АСЕАН повлиять на недемократическое поведение одного из новых членов - Мьянмы.
Для повышения эффективности организации, на саммите 2007 г. в Сингапуре были согласованы шаги по её институциональному укреплению. Они выразились в решениях о назначении членами АСЕАН постоянных представителей в секретариат организации, более регулярном проведении саммитов (каждые полгода вместо ежегодных) и укрепле-
1 Hurrell A. Explaining the Resurgence of Regionalism in World Politics / / Review of International Studies. 1995. Vol. 21, № 4. P. 332.
2 Acharya A. Culture, Security, Multilateralism: The "ASEAN Way" and Regional Order. Eds. K. Krause Culture and Security: Multilateralism, Arms Control, and Security Building. L., 1999. P. 55-84.
нии механизма разрешения споров по выполнению принятых решений. Другим важным достижением саммита, способным повысить эффективность и значимость МПО, стало утверждение Устава АСЕАН, а также постановка амбициозных целей формирования к 2015 г. зоны свободной торговли и сообщества АСЕАН в политической, экономической и социально-культурной сферах.
С приходом на пост президента РФ Владимира Путина в 2000 г. была принята новая концепция внешней политики РФ, в которой подчёркивалась важность построения многополярного мира, а также приоритетность интеграции России в АТР, для чего обосновывалась необходимость активного участия в работе АТЭС и АРФ.1 В целом, достижения политики Путина в ЮВА состоят в том, что уровень отношений России со странами АСЕАН поднялся до уровня, позволяющего обсуждать возможности официального участия Москвы в регионализме Восточной Азии.
АТЭС и АРФ как модели открытого регионализма АТР
Международное сотрудничество в экономической сфере на Азиатско-тихоокеанском уровне оформлено в виде созданного в 1989 г. Форума АТЭС, членом которого в 1998 г. стала Россия, что стало прорывом для её внешней политики в регионе. АТЭС руководствуется принципом открытого регионализма, суть которого заключается в том, что развитие экономического сотрудничества и снятие ограничений на движение товаров, денежных и людских потоков внутри АТР сочетается с соблюдением принципов ВТО. При этом организация действует по принципу «согласованных односторонних мер», выполнение которых юридически не обязательно для участников. Пик в деятельности МПО пришёлся на 1994 г., когда были определены задачи формирования региональной системы свободной торговли. Тем не менее, перспективы формирования на базе АТЭС экономической интеграционной группировки представляются неопределенными, что во многом связано с несовпадением приоритетов в деятельности МПО, которых придерживаются развитые англо-саксонские и развивающиеся азиатские государства.
На саммите в Куала-Лумпур в 1998 г. прозвучали идеи придать экономической интеграции в рамках АТЭС более обязывающий характер, однако они не получили развития. Тематика «ранней добровольной секторной либерализации» была передана на рассмотрение ВТО, на работу в которой перенесли основные усилия США. По мнению Э. Линкольна, эти события зафиксировали кризис идентичности АТЭС, и он призвал администрацию США усилить внимание к деятельности этого Форума, как средству для противодействия восточноазиатскому регионализму.2 Однако Вашингтон предпочёл другие механизмы для устранения последствий финансового кризиса и реализации внешнеполитических целей в регионе. Тем не менее, роль АТЭС для Вашингтона как инструмента поддержания диалога со странами АТР в перспективе может возрасти, так как в новых интеграционных структурах Восточной Азии США пока не находится места.
Главная проблема для России в АТЭС - низкий уровень вовлечённости в экономическую жизнь региона. Так, доля ВЭС РФ находится в районе одного процента внешнеторгового оборота АТР, а её инвестиции в эти страны незначительны. В результате у них нет большого интереса для обсуждения с представителями России в рабочих группах АТЭС конкретных положений, регулирующих торговые и других направления сотрудничества. Активизация использования этих механизмов — приоритетная задача для Дальнего Востока РФ, так как позволяет координировать деятельность со странами АТР в области торговли, рыболовства, транспорта, энергетики и др.
Высшее руководство страны считает участие в работе этой МПО приоритетной задачей, о чём свидетельствует регулярное участие президента РФ в саммитах, утверждение им Концепции участия РФ в АТЭС и создание Комиссии правительства по вопросам участия России в этой организации, а также активизация проведения мероприятий АТЭС на своей территории. Эти усилия позволили довести до стран региона российские приоритеты в АТР, прежде всего это увеличение вклада РФ в региональное сотрудничество в
1 «Концепция внешней политики Российской Федерации». Независимая газета. 11.07. 2000.
2 Lincoln E. East Asian Economic Regionalism. Washington, DC, 2004. P. 130.
области энергетики, транспорта, наукоёмких технологий и т.д.1 Важным подтверждением внимания к АТЭС стало решение руководства России провести в 2012 г. его саммит во Владивостоке.
Становление многосторонних подходов к безопасности в духе открытого регионализма стало отличительной чертой АТР в 90-е годы,2 и нашло своё выражение в создании в 1994 г. Регионального Форума АСЕАН. Идею создания новых механизмов безопасности высказывали представители России3 и других государств, однако практически реализовать её смогли страны АСЕАН, предложив новый формат регионализма, основанный на взаимодействии с внешними акторами, получившими статус партнёров по диалогу.
За свою 15-летнюю историю АРФ остался консультативным Форумом, не став организацией, «решающей проблемы», и оценки его эффективности разнятся в зависимости от ожиданий участников. Так, к позитивным результатам можно отнести тот факт, что его участники выработали и реализуют комплекс мер доверия в военной области. С другой стороны, такие важнейшие вопросы, как Тайваньская проблема или безопасность Корейского полуострова на нём не обсуждаются. После 11 сентября 2001г. администрация Буша попыталась сделать проблематику борьбы с международным терроризмом главным фокусом в деятельности АТЭС и АРФ. В то же время, как Китай, так и Россия, имеющие в АРФ статус партнёров по диалогу, активно участвуют в выработке мер доверия и превентивной дипломатии.
По мнению Винода Аггарвала, чтобы выяснить, заинтересовано ли государство в создании нового института, надо понять, как оно оценивает деятельность действующей организации4. Вот почему признание низкой неэффективности АТЭС и АСЕАН (первая оказалась слишком велика, а вторая, наоборот, мала) стало одной из причин образования АПТ, размер и состав которой, по замыслу создателей, является оптимальным.
АСЕМ и АПТ как модели закрытого регионализма Восточной Азии
У истоков идеи закрытых форм межправительственного регионализма Восточной Азии стоял бывший премьер-министр Малайзии Махатир Мохамад. С официальным предложением создания Экономического Совета Восточной Азии (ЭСВА) он впервые выступил в 1991 г. на встрече министров экономики стран АСЕАН. Однако США, оказав политический нажим на Японию, заблокировали это предложение. Тем не менее, идея интеграции Восточной Азии возродилась, когда был налажен диалог между Европой и Азией. В 1994 г. бывший в то время премьер-министром Сингапура Го Хок Тон предложил проведение регулярных встреч «Азия-Европа» (АСЕМ) на уровне руководителей государств, и было решено, что на инагурационном саммите в Таиланде в 1996 г. Азию представят шесть стран-членов АСЕАН, Вьетнам (его приём в АСЕАН планировался на 1995 г.), Китай, Япония и РК. В результате состав участников от Азии в АСЕМ оказался исключительно восточноазиатским и практически совпал с заблокированным ЭСВА.
Формат АСЕМ предполагает встречи на уровне саммитов — раз в два года поочерёдно в столицах азиатских и европейских государств. В целом, за более чем десятилетнюю историю этот межправительственный институт выстроил развёрнутую сеть консультационных и диалоговых механизмов для реализации своей миссии, направленной на укрепление сотрудничества в трёх основных сферах (политической, социальноэкономической и культурной). Прошедшие саммиты АСЕМ показали, что у азиатских
1 Севастьянов С.В. Время соответствовать новым вызовам / / «Дальневосточный ученый». Владивосток, 2001. №23.
2 Открытый регионализм в сфере безопасности подразумевает предоставление государствам и другим акторам, находящимся за пределами данного региона, возможность присоединяться к заключённым членами МПО соглашениям, и становиться участниками региональных режимов безопасности.
3 В 1986 г. президент СССР М. Горбачёв выдвинул идею Тихоокеанской конференции по безопасности, что вызвало появление схожих региональных инициатив, предложенных правительствами Австралии, Канады и др.
4 Aggarwal V. Reconciling Multiple Institutions: Bargaining, Linkages, and Nesting. Eds. V. Aggarwal. Institutional Designs for a Complex World: Bargaining, Linkages and Nesting. Ithaca, 1998. P. 18-21.
участников нет развитого чувства региональной солидарности, характерного для их европейских коллег. На саммитах Восточная Азия предстала как территория, одновременно входящая в АСЕМ и АТЭС, но не всегда способная выразить общие интересы. Для исправления ситуация «группа мудрецов» в докладе от 1999 г. рекомендовала азиатским членам организации усилить диалог между собой.1 В 2004 г. АСЕМ расширила состав организации за счёт включения 10 новых членов ЕС и трёх оставшихся стран АСЕАН (Лаос, Камбоджа и Мьянма).
Что касается РФ, то она также демонстрировала желание вступить в эту организацию, однако столкнулась с извечной проблемой российской идентичности. Москва планировала вступить в эту трансрегиональную МПО в качестве азиатского государства, для чего было необходимо получить поддержку стран АСЕАН, однако последние отказали России в приёме, так как не смогли придти к консенсусу о том, кого же она будет представлять в АСЕМ: Азию или Европу.2 Этот факт свидетельствует о том, что более естественным для Москвы делать основной упор на организациях, где она входит в число основателей и является одним из лидеров, как, например, в ШОС, а также формировать интеграционные группы со стремящимися к повышению уровня сотрудничества с РФ странами СНГ (Казахстаном, Белоруссией и др.).
Основным катализатором возрождения идеи интеграции Восточной Азии стал финансовый кризис 1997 г., важнейшими последствиями которого стали:
- проявление неспособности ведущих региональных организаций АТР (АТЭС и АСЕАН) предотвратить начало и смягчить последствия кризиса;
- негативная оценка деятельности МВФ и США, предоставивших помощь странам ЮВА с опозданием и в ограниченных объемах, и, напротив, рост авторитета Японии, оказавшей им значительную финансовую помощь, и Китая, воздержавшегося от девальвации юаня, что могло еще больше ухудшить финансовое положение стран АСЕАН;
- выдвижение странами региона инициатив по укреплению сотрудничества в Восточной Азии, часть из которых уже вступили в фазу реализации.
Первый саммит АПТ прошёл в 1997 г. в Куала-Лумпур, при этом необходимость объединения усилий для преодоления финансового кризиса обеспечила быструю регуляризацию последующих саммитов, которые было решено проводить ежегодно совместно с саммитами АСЕАН. Уже в 2000 г. в ходе встречи министров финансов стран АПТ в Таиланде для дополнения действующих международных институтов было достигнуто региональное финансовое соглашение, получившее название Чиангмайская Инициатива, о мерах по совместному противодействию финансовым кризисам.
На саммите АПТ в 2001 г. так называемая "группа мудрецов" представила рекомендации, основным лейтмотивом которых стало постепенное формирование восточноазиатского сообщества мира, процветания и прогресса населяющих его народов. При этом, начиная с 2000-2001 гг., инициатива в продвижении восточноазиатского регионализма перешла к Пекину. Знаковым шагом на экономическом направлении стало сделанное в 2000 г. премьер-министром Китая Чжу Жунцзи предложение создать ЗСТ между КНР и странами АСЕАН. С 2003 г. Китай развивает ещё более чувствительное направление регионализма - в области безопасности, первым из партнёров по диалогу АСЕАН подписав базовый для этой МПО Договор о дружбе и сотрудничестве. Стараясь не отставать от Пекина, на саммите АПТ в 2003 г. Япония заключила с АСЕАН "рамочное соглашение о комплексном экономическом партнёрстве" и начала переговоры о заключении ЗСТ с РК. По мере наполнения конкретным содержанием выше упомянутых договорённостей, на повестку дня встанет вопрос переговоров по заключению ЗСТ Восточной Азии. Однако это станет возможным, только если Пекин и Токио смогут постепенно разрешить серьёзные двусторонние проблемы, в том числе исторического характера. Исходя из выше из-
1 For a Better Tomorrow: Asia-Europe Partnership in the Twenty-first Century. Asia-Europe Vision Group Report. 1999. P. 39.
2 Sato Koichi The ASEAN Regime: Development and Challenges of the ASEAN Foreign Policies. Tokyo, 2003. P. 194.
ложенного, можно сформулировать несколько выводов о причинах появления АПТ и оценить первые итоги её развития.
Во-первых, появление АПТ стало отражением геополитических тенденций развития региона. Странам АСЕАН было важно через экономическое сотрудничество «втянуть» усиливающийся Китай в диалог в области безопасности, одновременно поддерживая высокий уровень финансово-экономического сотрудничества с Японией. Пекин и Токио, столкнувшись с серьёзными проблемами двусторонних отношений, препятствующими регионализации СВА, в свою очередь, рассматривали страны ЮВА как ресурс укрепления влияния в Восточной Азии.
Во-вторых, появление АПТ стало результатом проявления воли и настойчивости рядом политических лидеров ЮВА, в первую очередь, премьер-министрами Малайзии и Сингапура Махатиром Мохамадом и Го Хок Тоном соответственно. По мере развития института и наполнения сотрудничества реальным содержанием, лидерство в АПТ постепенно переходит к странам "северной тройки", в первую очередь, КНР.
Роль АПТ как ведущего института регионализма Восточной Азии оспаривается, в первую очередь, Японией. На саммите АПТ в 2004 г. во Вьентьяне премьер-министр Малайзии Абдалла Бадави предложил провести в 2005 г. в Куала-Лумпур первый саммит Восточной Азии, что получило одобрение премьер-министра Китая Вэнь Цзябао. Предполагалось, что новый саммит заменит встречи в формате АПТ и проложит путь для широкой азиатской интеграции, однако возникла дискуссия по составу участников. На её противоположных полюсах оказались Пекин и Токио, предлагавшие сделать её максимально закрытой и открытой соответственно.
Опасения усиления Китая определило политику ряда государств, добившихся в ходе первого саммита Восточной Азии в декабре 2005 г. включения в его состав, помимо 13 государств АПТ, ещё Индии, Австралии и Новой Зеландии. Смирившись с этим решением, накануне саммита МИД КНР выступил с предложением о том, что АПТ, а не вновь образуемый саммит, будет играть главную роль в формировании сообщества Восточной Азии, что и было зафиксировано в Декларации саммита АПТ 2005 г.1
В ходе подготовки к первому саммиту Восточной Азии в качестве кандидата на вступление рассматривалась и Россия. Президенту Путину было предоставлено право выступить перед его участниками, и он декларировал желание России вступить в состав новой организации, однако их мнения разделились. "За" высказывались Китай, Малайзия, Филиппины и РК. В то же время Сингапур и Индонезия выпустили совместное заявление против намерения Малайзии поддержать российское членство.
По мнению Сингапура, Россия не соответствует одному из критериев членства в саммите ("наличие развитых отношений с АСЕАН"), так как её экономические отношения со странами МПО находятся на минимальном уровне. Если же оценить объёмы товарооборота России и Новой Зеландии со странами АСЕАН, то на момент рассмотрения вопроса о членстве в 2004 г. они были вполне сравнимы (3,1 и 3,5 млрд. долларов США соответственно), то есть нежелание ряда стран принять РФ в состав саммита было вызвано не только экономическими причинами. В результате Бадави отказался от выдвижения кандидатуры России, и решение по этому вопросу было отложено на неопределённый срок. За отказом Москве в приёме скрывается более глубокий раскол между участниками по поводу направления развития восточноазиатского регионализма. В условиях роста влияния Китая в регионе, ряд стран (Сингапур, Австралия, Япония, Индонезия) опасаются, что включение в новую организацию России усугубит эту тенденцию, в то время, как они хотели бы получить от Вашингтона подтверждение его неослабного интереса к Восточной Азии.
Характеристика региона и прогнозы развития восточноазиатского регионализма
Характер моделей азиатских МПО отражает реакцию региона на процессы глобализации. Они призваны либо способствовать ей (формирование АТЭС и АРФ по принципу
1 Kuala-Lumpur Declaration on the ASEAN Plus Three Summit, Kuala-Lumpur, 12.12. 2005. Available at: http://www.aseansec.org/1629.html
открытого регионализма в рамках первой волны теории глобализации), либо противодействовать её негативным последствиям (создание АСЕМ и АПТ по принципу закрытого регионализма в рамках скептической волны теории глобализации). При этом формирование Саммита Восточной Азии соответствует принципам трансформаторского подхода в теории глобализации. В целом, возникающие модели азиатских институтов многостороннего сотрудничества соответствовали теоретическим постулатам каждой из трёх волн глобализации, что подтверждает тезис о жёсткой связанности современного мира и, напротив, опровергает положение об абсолютной уникальности АТР.
В подтверждение концепции «нового регионализма» следует отметить, что для азиатско-тихоокеанских и восточноазиатских институтов характерны уходящие корнями в "путь АСЕАН" общие особенности, отражающие их фокус на процессе, а не на результате. При этом, столкнувшись с трудно разрешимыми проблемами социализации новых членов, например, Мьянмы, участники АСЕАН предприняли меры по повышению институционализации своей базовой МПО, в то время как в более разнообразных по составу организациях (АТЭС, АРФ, АПТ), страны ЮВА, опасаясь доминирования великих держав, блокируют возможности формализации сотрудничества.
Наивысшую оценку в качестве инструмента для укрепления чувства региональной общности в последние годы получили АСЕАН и АПТ. При этом, с точки зрения эффективности как механизма для практического сотрудничества, впервые за многие годы улучшились показатели АСЕАН, разделившей лидерство по этому признаку с АПТ и Шестисторонними переговорами по проблемам безопасности Корейского полуострова. Гораздо более низкие оценки по этим двум параметрам оказались у АРФ, Саммита Восточной Азии и АТЭС (расположены по мере снижения показателей).1
Китай постепенно вышел на лидерские позиции в развитии восточноазиатского регионализма, отдавая приоритет закрытой модели АПТ. Токио предложил собственную открытую модель регионализма, отличную от предлагаемой Пекином, и в этом заложена интрига будущих столкновений по их реализации.
Странам ЮВА удаётся сохранять, по крайней мере, видимость лидерства в региональных организациях, сформированных на базе АСЕАН. Ими предприняты успешные попытки сдержать чрезмерное, с их точки зрения, усиление Японии и Китая в 1997 г. и 2005 г. соответственно, что подтверждает верность известной концепции А. Богатурова о становлении в Восточной Азии преимущественно пространственной структуры отношений, высокая плотность которого позволяет средним и малым странам АСЕАН сдерживать региональных лидеров.2
Что касается США, то они прибегают к многосторонним подходам только тогда, когда это напрямую отвечает их интересам. Так, не уделяя особого внимания АТЭС и АРФ, они активно участвуют в Шестисторонних переговорах по проблемам безопасности Корейского полуострова, а также прорабатывают возможности трансформации "расширенных" двусторонних отношений с Японией и Австралией в трехстороннюю региональную систему безопасности. Спад в деятельности АТЭС и не очень эффективная работа АРФ ведут к постепенной деконструкции "тихоокеанского" региона, а финансовый кризис дал сильный импульс становлению закрытого восточноазиатского регионализма. Однако влияние этого фактора имело ограниченный по времени характер, и, таким образом, его развитие будет характеризоваться продолжением соперничества конкурирующих моделей. Результаты проведённого автором исследования свидетельствуют о том, что, хотя и с некоторыми допущениями, Восточную Азию следует признать в качестве самостоятельного международно-политического региона. Он имеет подвижную границу, устанавливаемую операционной зоной заключённых и обсуждаемых соглашений о сотрудничестве, в первую очередь, в финансовой и торгово-экономической сферах. Определение ключевого региона как включающего 13 государств АПТ является доминирующим, хотя и ос-
1 Baker R., Fox G. Asia Pacific Security Survey 2008 Report. Honolulu, 2008. P. 28.
2 Богатуров А.Д. Глава 14. Среда - против лидеров. «Пространственная структура» самоорганизации международных отношений в Восточной Азии. Под ред. А. Богатурова, Н. Косолапова, М. Хрусталёва. Очерки теории и политического анализа международных отношений. М., 2002. С. 273.
паривается рядом концепций более широкой географической трактовки. Для региона характерна полиядерная структура, в которой двумя основными ядрами выступают Китай и Япония. Важную роль играет ещё один, хотя и до некоторой степени формальный, центр влияния, состоящий из нескольких ведущих стран ЮВА (Индонезия, Сингапур, Малайзия, Таиланд), которые активно продвигают интеграционные процессы в рамках АСЕАН и других институтов, балансируя противоречия, возникающие между лидерами. К внутренней периферии Восточной Азии следует отнести экономически отсталые бывшие социалистические страны (Лаос, Камбоджа, Мьянма), а к внешней — Индию, Австралию, Новую Зеландию, Пакистан, Монголию, Россию, КНДР, Восточный Тимор и, возможно, другие государства. Влиятельным внешним актором являются США, оказывающие через военные союзы доминирующее воздействие на региональную систему безопасности.
В Восточной Азии действуют два конкурирующих межправительственных форума (АРТ и Саммит Восточной Азии), принципиально отличающихся видением региона. Первый предлагает закрытый регионализм и «азиатские ценности», а второй - открытый регионализм и универсальные демократические ценности. В результате приоритетное развитие в регионе получила экономическая интеграция, характеризующаяся низкой степенью институционализации сотрудничества, а интеграция в политической и культурной сферах практически отсутствует.
Основными направлениями экономической интеграции являются торговоэкономическое и финансовое. Последнее, в силу большей актуальности для региона, вышло на лидирующие позиции и получило развитие, не дожидаясь создания даже зоны свободной торговли. В 2009 г. на фоне углубляющегося мирового экономического кризиса страны Восточной Азии достигли соглашения о создании крупнейшего в мире регионального валютного фонда объёмом $120 млрд. для оказания экстренной помощи странам региона, которые смогут оперативно получать её, не обращаясь к МВФ. 80% объёма формирующегося фонда составят средства, вносимые Китаем, Японией и РК, что позволит странам странам «северной тройки» играть в нём ключевую роль. Важным этапом на пути к институционально-правовому оформлению торгово-экономической интеграции (хотя и не в масштабе всего региона) будут 2010-2012 гг., когда вступят в силу соглашения о ЗСТ между странами АСЕАН, в большинстве форматов «АСЕАН плюс», а также обязательства развитых стран - членов АТЭС по либерализации торговли.
Остающиеся неразрешёнными межкорейская и территориальные проблемы, противоречия между Японией и Китаем чреваты обострениями политической обстановки и тормозят интеграционные процессы. В силу этих ограничений, а также наличия американских двусторонних союзов, создание межправительственного института и, тем более, регионального сообщества безопасности в масштабе Восточной Азии в настоящее время не возможно. В то же время существенно выросли роль и активность в многосторонних механизмах безопасности (АРФ, ШОС, Шестисторонние переговоры) Китая, без учёта интересов которого не может быть решена ни одна региональная проблема. В этой связи в перспективе следует ожидать усиления влияния действующих региональных институтов (АРФ) и, возможно, появления новых (например, на основе механизма Шестисторонних переговоров).
Ситуация в сфере морально-политических и культурных ценностей в регионе остаётся противоречивой. С одной стороны, по-прежнему сильны приверженность принципам конфуционизма и предрасположенность к авторитарной форме государственного управления. С другой - исключительно «азиатские ценности» разделяются не всеми странами. То есть впереди поиск компромиссной модели, и в этом должны помочь уже действующие в регионе разнообразные сети сотрудничества. Его формализация не велика, но постепенно этот уровень повышается, и региональная архитектура будет становиться всё более комплексной. Уже сегодня государства региона способны выступать на международной арене сплоченной группой, и едины в стремлении строить ВАС на основе экономической интеграции.
Будущая модель региона ближе к НАФТА, чем к ЕС, и нет оснований ожидать создания в Восточной Азии наднациональных институтов даже в отдалённой перспективе. В
ближайшие 10-15 лет продолжится формирование интеграционной модели, базирующейся на развитии экономического сотрудничества. На этот период теория «гибридного» регионализма («концерта» с элементами противоборства между США, Японией и Китаем) является одним из самых вероятных сценариев развития событий, при котором институты открытого регионализма (АТЭС и/или Саммит Восточной Азии) и закрытого формата (АПТ) могут развиваться параллельными курсами. В более отдалённой перспективе следует ожидать некоторого снижения роли США в системе безопасности региона и перехода к доминированию Китая в экономической сфере. Возможность всеобщего признания Пекина в качестве регионального лидера во многом будет обусловлена тем, сможет ли следующее поколение руководителей страны начать реформу политической системы и построение демократии «с китайской спецификой».
Рекомендации по российскому участию в регионализме Восточной Азии
В интересах подъёма дальневосточных территорий, РФ следует конструктивно взаимодействовать с партнёрами на всех уровнях регионализма АТР, в том числе продолжать системную работу в структурах АРФ и АТЭС. Что касается саммита АТЭС во Владивостоке, то его подготовка и проведение дадут возможность россиянам больше узнать о процессах сотрудничества в АТР, и главное - должны создать предпосылки для активного вовлечения Восточной Сибири и Дальнего Востока России в интеграционное пространство Северо-Восточной Азии.
Шансы России на получение членства в Саммите Восточной Азии не вполне очевидны. С одной стороны, участие в межправительственных институтах, сформированных на базе АСЕАН, предоставляет Москве отличные возможности для усиления влияния в регионе. С другой стороны, одних позитивных подвижек в развитии экономических связей со странами АСЕАН может оказаться недостаточно. В условиях поляризации стран Восточной Азии по вопросу их отношения к роли США в регионе, приём РФ может быть отложен и осуществлён одновременно с предоставлением статуса наблюдателя в этой организации США, как, например, предлагает Япония. Однако в этом случае Саммит Восточной Азии по составу будет почти не отличаться от АТЭС и, таким образом, утратит и так не вполне ясную региональную идентичность.
В сложившейся ситуации России необходимо наращивать экономическое и политическое сотрудничество в более близком регионе СВА. При образовании АПТ в 1997 г. СВА была разрезана на две части, когда по одну сторону оказались быстро развивающиеся Япония, РК и Китай, а по другую - отсталые экономически Дальний Восток России, КНДР и Монголия, то есть последние не вошли в ядро формирующегося региона. В 2005 г. образование нового Саммита ещё больше закрепило эту негативную тенденцию, когда уже периферия Восточной Азии стала наращиваться не за счёт оставшихся стран СВА, а путём включения англосаксонских государств (Австралия и Новая Зеландия), которые ни географически, ни цивилизационно не являются её частью.
В российском случае, определённо, присутствует политическая составляющая, тем не менее, это не конфликт цивилизаций по Хангтинтону, а более прозаический конфликт модернизаций, когда РФ осталась за бортом вместе с вполне азиатскими государствами (КНДР и Монголией). Эти примеры свидетельствуют о том, что Москва не сможет стать полноправным игроком в Восточной Азии, не добившись существенного повышения уровня экономического и политического сотрудничества со странами СВА, и поиск возможностей для этого должен стать приоритетом для России.
В силу объективных причин в обозримой перспективе Китай сохранит за собой роль ведущего партнёра РФ в регионе, для чего обеими сторонами уже заложена солидная политическая и экономическая база. Однако принципиальной проблемой для Москвы является то, что при покупке российских природных ресурсов Пекин настаивает на предоставлении существенных скидок. При этом ради интересов России он не проявлял готовности рисковать своим стратегическим приоритетом - поддержанием стабильных отношений сотрудничества с США, и в вопросах предоставления РФ членства в новых азиатских институтах готов лишь на присоединение к мнению большинства. В развитии
региональных отношений с Москвой Пекин вполне устраивает двусторонний формат, а в СВА он делает упор на развитие многосторонних связей со странами «северной тройки».
Таким образом, хотя возросший уровень двусторонних отношений с Китаем в области экономики и безопасности является одним из ключевых факторов, формирующих российский регионализм в АТР, безальтернативная опора на этот фундамент имеет ограничения. России необходимо существенно разнообразить политику на этом направлении, более активно взаимодействуя с Японией, РК, Индией, странами ЮВА в интересах диверсификация маршрутов энергетических поставок и привлечения внешних ресурсов для решения насущных проблем Дальнего Востока страны.
Если же говорить о действующих в СВА многосторонних институтах, то для реализации российских интересов вполне подходят Шестисторонние переговоры по проблемам безопасности Корейского полуострова и Инициатива Большого Тумангана.1 Для повышения вклада в их работу требуется более эффективная координация российских позиций в этих организациях, и их постепенная трансформация от реактивных к активным, но учитывающих интересы других участников. Недавние решения о проведении саммита АТЭС во Владивостоке и о взятии на себя в рамках Шестисторонних переговоров финансовых и других обязательств по поддержке КНДР свидетельствуют о том, что экономическое направление регионализма начинает постепенно сокращать разрыв с долгое время превалировавшей в российских подходах проблематикой обеспечения стратегического баланса силы и региональной безопасности.
Без выхода на лидирующую роль правительства РФ, неправительственные участники, включая внутригосударственные регионы, не способны обеспечить подключение страны к процессам регионального сотрудничества. Нужна комплексная долговременная Азиатская стратегия России, в которой в качестве одного из ключевых компонентов необходимо предусмотреть расширение взаимовыгодного взаимодействия Восточной Сибири и Дальнего Востока с быстро формирующимся восточноазиатским экономическим пространством. Это позволит постепенно снять две важнейшие для нашего государства угрозы в регионе: продолжающийся отток населения и недополученная выгода от неучастия в интеграционных процессах.2
1 В 2005 г. после переименования такое название получила Программа развития района реки Туманной ("Туманган"). Оно отражает долго лоббировавшееся Россией изменение концептуального видения программы в сторону его географического расширения и даёт Москве отличную возможность выдвинуть новые инициативы по активизации работы этой МПО.
2 Севастьянов С.В. Межправительственные организации Восточной Азии: эволюция, эффективность, российское участие. - Владивосток: Дальнаука, 2008. С. 277.
