«Другая» чернолесская культура Среднего Днестра по Л. И. Крушельницкой Текст научной статьи по специальности «История и археология»

КРИТИКА

Кашуба М.Т.

«ДРУГАЯ» ЧЕРНОЛЕССКАЯ КУЛЬТУРА СРЕДНЕГО ДНЕСТРА ПО Л.И.КРУШЕЛЬНИЦКОЙ

Kashuba M.T. "Another" Chernolesskaya culture of the Middle Dniester according to L.I.Kruselnicka.

The work is dedicated to the criticism of the conception of L.I.Kruselnicka, who thinks that the culture of Saharna-Solonceni has appeared in the result of the expansion to the South-West of the bearers of the Chernolesskaya culture, group Neporotovo in particular. The author supports the idea of migration of the bearers of the culture of Saharna-Solonceni from the Low Danube regions in the second half - in the end of the X c. B.C. The work contains a quite full critical overview of the historiography on the problem up till now.

В истории исследования предскифского периода Северного Причерноморья безусловно дискуссионным в течение уже полувека остается вопрос о направленности культурных влияний (соответственно, происхождения культур) в лесостепной части междуречья Днепра-Днестра.

Еще в 40-50-е годы ХХ в. на уровне первоначального обобщения и культурно-исторической интерпретации предскифских памятников лесостепной Молдовы и Правобережной Украины складываются две противоположные гипотезы относительно их формирования. Ряд отечественных и зарубежных исследователей (в первую очередь, А.И.Мелюкова и С.Моринц) связывают происхождение культуры Сахарна-Солончень (далее — Сахарна) с миграцией южнофракийского населения из Добруджи в Пру-то-Днестровское междуречье. Впоследствии культура Сахарна повлияла на развитое Чернолесье (Чернолесье II) Правобережной Украины, в первую очередь, в области производства высококачественной орнаментированной столовой посуды (Мелюкова 1958: 5-102; она же 1960: 129-150; она же 1972:57-72; она же 1975: 54-68; она же 1979: 21-31; Покровська 1952: 36, 37; она же 1953; она же 1973: 169-188; Смирнова 1977: 94-107; она же 1980: 121-143; она же 1983: 6871; она же 1986: 23-25; Малеев 1987: 11-13; Кашуба 1986: 80; Morintz 1964: 101-118; он же 1974: 897-906; он же 1977: 1465-1488; он же 1978; Morintz, Roman 1969: 393-422; Laszlo 1969: 319326; он же 1972: 207-222; он же 1976: 57-75; Kossack 1980: 109-141 и др.). Согласно этой точке зрения, культурные воздействия в лесостепи Днепро-Поднестровья предскифского времени постулируются с запада (юго-запада) на восток (северо-восток).

На противоположных позициях оказалась другая часть ученых, отмечая культурные трансляции с востока на запад, со стороны Чернолесья на культуру Сахарна. А.И.Тереножкин акцентировал «неожиданное появление в совершенно готовом виде» в лесостепной Молдове богато орнаментированной посуды культуры Сахарна, а также более раннюю датировку (на тот момент) белогрудовских и чернолесских памятников (где такая керамика известна) по сравнению с культурой Сахарна. Соответственно, он пришел к заключению о проникновении такой керамики с востока на запад, с Правобережья Днепра на Днестр (Тереножкин 1961: 215-217). Несколько позднее оформляется концепция о «мощном продвижении населения из Среднего Поднепровья и Побужья в область Поднестро-вья», в результате чего и формируется культура Сахарна (Ильинская, Тереножкин 1983: 290303; Кшэе^юка 1979: 89-93). Согласно этой второй гипотезе, культура Сахарна имеет восточное «чернолесское» происхождение.

Благодаря особенностям расположения отдельное место и важное значение в этой дискуссии имеют предскифские памятники Юго-Западной Подолии и Левобережья Среднего Днестра (украинская часть). При открытии последних (тогда же, в 50-е годы) сразу был поставлен вопрос об их специфике и своеобразии в силу связующего положения между одновременными памятниками лесостепной Молдовы и Правобережной Украины (Шовкопляс 1952: 510; он же 1954: 98-105; он же 1956: 29-37; Шовкопляс, Максимов 1952: 89-108; Мелюкова 1953: 60-73; она же 1954: 59-68; она же 1958: 12-37; Артамонов 1948: 177-181; он же 1949: 257-262; он же 1955: 100-117; Смирнова 1954: 1-15). При этом предскифские древности Юго-Западной

© Кашуба М.Т., 1999.

Подолии были выделены в особую локальную группу (Смирнова 1954: 14, 15), а сама черно-лесская культура всей территории распространения была разделена на две локальные группы: среднеднепровскую и среднеднестровскую (или югозападноподольскую) (Мелюкова 1954: 68; она же 1958: 19; Смирнова 1954: 6-9, 14, 15).

В 70-90-е годы произошло существенное расширение источниковой базы предскифского периода Среднего Поднестровья: были открыты новые местонахождения (Гуцал 1979: 65-75; Довщник 1984: 3-171); проведены масштабные раскопки на Рудковецком городище (Гуцал 1987: 20, 21; Довщник 1984: 15, 26, 70, рис.6:3, 7, 9, 10, 13-18; 10); комплексе памятников Непоро-тово (Крушельницкая 1975: 28, 29; она же 1979: 73-96; она же 1985: 105-130; она же 1990: 135140), поселениях Днестровка-Лука (Смирнова 1982: 30-53; она же 1984: 43-60; она же 1985: 529; она же 1986: 8-26) и Комаров (Ковпаненко 1998: 33, 34), а также Бернашевском могильнике (Гуцал 1994: 54, 55; он же 1998: 34, 35). Новые открытия не только не принизили значения достижений 50-х годов (например, Смирнова 1987: 18-20), но совокупный анализ всего накопленного материала позволил более детально оконтурить культурно-историческую обстановку на Среднем Днестре в предскифское время. Так, была выявлена неоднородность позднечерно-лесской культуры (Чернолесья II) в пределах среднеднестровского ареала, что обусловлено разной степенью участия в ее формировании (при безусловном белогрудовском субстрате, наличие которого на Среднем Днестре уже не вызывает сомнений: Рыбалова 1999) соседствующих раннегальштатских культур Гава-Голигра-ды и Сахарна (Смирнова 1981: 52, 53; она же 1984: 55; она же 1985: 26; она же 1990: 34-37; Смирнова, Кашуба 1988: 18-28). В эти же годы к сторонникам южнофракийских влияний на украинскую лесостепь предскифского времени присоединилась и Л.И.Крушельницкая (Крушель-ницька 1985: 126, 127; она же 1990: 135-140). Таким образом, разрешение известной дискуссии стало склоняться в пользу приоритета са-харнянского воздействия на чернолесскую культуру (по крайней мере, в ее среднеднестровс-ком распространении).

Казалось, что в конце 80-х — 90-е годы обозначенная проблема утрачивает свой полемический характер и вследствие целого ряда других доказательств. Это и достижения в изучении раннего гальштата Балкано-Подунавья, где был четко обозначен родственный культуре Сахарна восточнобалканский круг памятников или орнаментированный гальштат (Hansel 1976: 122-164; Morintz 1974: 897-906; он же 1977: 14651488; он же 1987: 39-71; Laszlo 1985: 1-15; он же 1986а: 1-12; он же 1989: 111-129; Guma 1995: 99-137); и уточнение хронологии предскифского периода Северного Причерноморья, с датировкой культуры Сахарна, в том числе в преде-

лах конца Х-начала VIII вв. до н.э. (Смирнова 1985а: 33-53; она же 1990: 1-40; Кашуба, Голь -цева 1991: 197-209); и выявление нового ран-негальштатского горизонта Х1-Х вв. до н.э. с прочерченной керамикой типа Тэмэоань-Холер-кань-Балта, явившегося местным субстратом культуры Сахарна в Пруто-Днестровском междуречье (1_аэ21о 1986: 65-91; Левицкий 1990: 68; он же 1992: 120; он же 1994: 219-256; Ванчу-гов 1992: 36; он же 1993: 28-39; Кашуба 1992: 35, 36), а также важные и принципиально новые источники по культуре Сахарна как таковой (Кашуба 1989: 59, 60; она же 1996: 394-397; она же 1998: 29-31; Гольцева, Кашуба 1991: 150, 151; они же 1995: 7-37). Тем не менее гипотеза о восточном происхождении культуры Сахарна и, соответственно, приоритетных влияниях с востока на запад в лесостепи предскифского времени Днепро-Поднестровья была с некоторыми оговорками возрождена в последней монографии Л.И.Крушельницкой «Чернолесская культура Среднего Приднестровья», на рассмотрении которой остановимся подробнее (Кру-шельницька 1998).

Безусловным достоинством монографии Л.И.Крушельницкой является полноценная публикация археологических материалов чернолес-ской культуры Среднего Днестра, полученных ею при раскопках комплекса памятников возле с. Непоротово. В археологической литературе не раз поднимался вопрос о важности публикации самих вещей, когда необходимо присутствующая в описании объективность и конкретность (что наиболее полно соответствует самому миру вещей) не заменяется типологией, дающей вместо материалов результат их изучения в обработанном и обобщенном виде (Щапова 1994: 8192). В данной монографии присутствуют и описание конкретных вещей и комплексов, и типология этих вещей, и построенная автором концепция. И если публикация источников составляет большую и лучшую часть книги Л.И.Крушельницкой (Крушельницька 1998: 13-137), то результаты их изучения и особенно концепция автора (Крушельницька 1998: 138-178 и 179-208) вызывают закономерные вопросы и иные суждения.

В первую очередь, удивляет и весьма смущает ярко выраженный полемический задор этой монографии, который иногда выходит за принятые в научной среде академические рамки (например, Крушельницька 1998: 5, 6, 133, 189 прим.). Автор монографии увлекается пылом дискуссии, допуская порой неточности определенного смысла. Так, по Л.И.Крушельниц-кой, своеобразие днестровских памятников (с выделением их в локальную группу) в ряду пред-скифских древностей лесостепи Днепро-Подне-стровья было выявлено только после проведения первых сезонов возле с. Непоротово (Крушельницька 1998: 201). В действительности, как это тщательным образом показано выше, сред-

неднестровская локальная группа позднечерно-лесской культуры была обозначена еще в середине 50-х годов. Л.И.Крушельницкая противоречит здесь сама себе, что ясно вытекает из параграфа по истории исследований памятников предскифского периода в Среднем Поднестро-вье к началу раскопок возле с. Непоротово (Кру-шельницька 1998: 7-12). Такого рода примеров из указанной монографии можно привести еще несколько, но имеются и более серьезные расхождения.

В предложенной классификации керамики из памятников Непоротово Л.И.Крушельницкая применяет иные термины вместо принятых и широко употребляемых в отечественной археологической литературе, что расширяет и без того усложненный понятийный ряд: «амфоры» вместо «корчаг», «вазы» вместо «кубков» (Кру-шельницька 1998: 151-161). Добавим здесь, что не только А.И.Мелюкова называет вазы кубками (Крушельницька 1998: 157), но и большинство отечественных и зарубежных археологов. Кстати, среди сосудов, отнесенных Л.И.Крушельницкой к вазам (Крушельницька 1998: 160, рис.97), присутствуют также чаши (Крушельницька 1998: 160, рис.97: 3, 7, 11, 12), а несколько из них вообще могут являться и черпаками (Крушельницька 1998: 160, рис.97: 2, 6, 8, 9). В таком случае, утверждение автора этой работы, что на сегодняшний день на чернолесских памятниках нет такого разнообразия форм ваз (Крушельницька 1998: 157), не имеет под собой почвы. Что могут дать, например, основные формы ручек черпаков (Крушельницька 1998: 164, рис.100) без соотнесения их с архитектоникой сосудов? В таблицах с орнаментальными мотивами на керамике из Непоротово вообще не выделен средний горизонт (Крушельницька 1998: 158, 159, рис.95, 96), который, по утверждениям автора, является наиболее богато представленным в орнаментации посуды (Крушельницька 1998: 185). Три группы мисок оказываются составленными из сосудов разных типов (Крушельницька 1998: 167, рис.102). Классификация керамики дана ею для всех пяти памятников возле с. Непоротово в целом, при этом напрашивается вопрос об отличиях ( в массовом материале) между поселениями одного горизонта, учитывая некоторые особенности отдельных памятников (наличие культовых сооружений и прочее).

Как будто более ясны предложенные Л.И.Крушельницкой три хронологических горизонта X-VII вв. до н.э. Непоротово, из которых нижний (предкиммерийский) датируется Х в. до н.э., средний (киммерийский) — IX-VIII вв. до н.э. и верхний (раннескифский) — VII в. до н.э. (Крушельницька 1998: 179-189). При этом желательны отсутствующие в данной работе сводные таблицы этих горизонтов с маркирующими хро-ноиндикаторами и характерным массовым материалом, а датировка нижнего горизонта Не-

поротово Х в. до н.э. должна быть подкреплена более весомыми аргументами.

В целом же затронутые выше вопросы относятся к проделанному Л.И.Крушельницкой анализу источников. Как известно, «видение» материалов (даже неким образом формализованное) разными исследователями не бывает одинаковым, а зачастую и вовсе не совпадает. Поэтому не исключено, что высказанное здесь мнение может остаться не воспринятым и «параллельным» предложениям Л.И.Крушельницкой. Но вот в основу ряда суждений, на которых зиждется ее концепция, положены факты, далекие от уже существующих археологических реалий. В чем же заключается предложенная Л.И.Крушельницкой новая концепция относительно чернолесской культуры Среднего Днестра?

Чернолесская культура среднеднестровско-го ареала, по ее мнению, — это непоротовская группа памятников. Сам же памятник Непоротово (на основе присутствия скорченных погребений с западной ориентировкой, уникального комплекса из кургана Лоевцы и трех последовательных культурно-хронологических горизонтов) является эталонным и эпонимным для обозначения всей среднеднестровской группы в целом.

Население Среднего Днестра в предскифс-кое время, по мнению Л.И.Крушельницкой, приступило к активному натиску не только на соседние с ним на западе племена высоцкой и голиградской культур, но и начало продвигаться на юго-восток, вниз по течению Днестра, в лесостепные районы молдавского Поднестро-вья, где известны сахарнянские памятники. Основной же причиной такой подвижки населения явилось наличие в местной среднеднестровской среде полувоенного социоорганизма ранних кочевников, само развитие которого потребовало активных действий за пределами своей территории (Крушельницька 1998: 179-200; Бандр1вський, Крушельницька 1998: 201-208).

В свете обозначенной выше дискуссии оставим в стороне отдельные положения концепции Л.И.Крушельницкой, само провозглашение которых уже не бесспорно (например, выделение в лесостепном Буго-Днестровском междуречье позднебронзовой культуры типа Гордеев-ки; наличие на Среднем Днестре в предскифс-кое время полувоенного социоорганизма ранних кочевников; специфический раннекочевни-ческий налет здесь уже в черногоровское время и прочее). Но вывод о частичном оттоке населения из украинской лесостепи на юг означает, как отмечает сама Л.И.Крушельницкая, возврат к гипотезе В.А.Ильинской о происхождении группы Сахарна под влиянием чернолесско-жа-ботинских памятников с той лишь разницей, что на юг и юго-восток продвигалось не все население Правобережной лесостепи, а только из Среднего Поднестровья (Бандр1вський, Кру-

ис.1. Карта памятников раннегалыи татской культуры Козия-Сахарна

— курганные могильники, известные по разведкам

— грунтовые могильники

^ — раскопанные курганно-грунтовые могильники

случайные находки клады

шельницька 1998: 205).

В основе такой гипотезы находятся следующие положения. Во-первых, акцент на очень небольшую территорию (70 * 30 км), занимаемую группой Сахарна в лесостепной Молдове, которая в 20 раз меньше, чем среднеднестров-ская группа чернолесской культуры. Во-вторых, анализ известного сходства погребальной обрядности чернолесской культуры Среднего Днестра и группы Сахарна приводит к выводу об их одновременном происхождении из общего источника. Последний невозможно выделить из-за почти полного отсутствия на Среднем Днестре материалов На А1-А2. В-третьих, в дискуссии со сторонниками южнофракийского происхождения группы Сахарна абсолютизируется отсутствие в Нижнем Подунавье (на гипотетичной первоначальной территории) грунтовых и курганных могильников, аналогичных обнаруженным в лесостепных районах поречья Днестра. В-четвертых, при анализе массового материала из Непоротово подчеркивается его сходство именно с ранним памятником Цахнэуць группы Сахарна, а не с поздними (по А.И.Ме-

люковой) поселениями Солончень-Хлиная и Сахарна. При этом используются датировки родственной группы Козия (Запрутской Молдовы) в пределах Х-1Х вв. до н.э. и устаревшие даты группы Сахарна, когда даже ранние памятники последней датируются концом IX в. до н.э. (вместо реальной даты — вторая половина Х в. до н.э.). В действительности все перечисленные постулаты являются не столь абсолютными и не выдерживают критики, а археологические реалии конца 90-х годов дают принципиально иную картину культурно-исторической обстановки на Среднем Днестре в предскифский период.

Исходя из современного уровня исследований, необходимо отказаться не только от положения об ограниченности и компактности занимаемой группой Сахарна территории (Днестро-Реутское междуречье), но и от разделения родственных раннегальштатских памятников на две группы: типа Козия (в Запрутской Молдове) и типа Сахарна (в Молдове).

Границы ареалов групп Козия и Сахарна рассматривались румынскими и отечественными исследователями раздельно, без связи друг

с другом. Такое раздельное изучение памятников (в лесостепной части Пруто-Днестровского междуречья и лесостепи Запрутской Молдовы, а также запоздалое (через 20-25 лет) открытие последних) повлекло мнение о компактности занимаемой группой Сахарна территории, концентрации ее местонахождений в Резинском и Шолдэнештском районах Республики Молдова, а также отсутствию промежуточных памятников между Козией и Сахарной. При этом подчеркивалось, что западнее Реута не существует ни одного памятника типа Сахарна (Мелюкова 1972: 66-70; она же 1979: 31, 32; она же 1989: 20-23; Лапушнян и др. 1974: 8). Все это нашло полное отражение в своде памятников 1974 года группы Сахарна, в котором даже на момент его публикации присутствовал ряд неточностей (Лапушнян и др. 1974: 5-32).

Пересмотр сведений о разведках 50-60-х годов и данные новых разведок 80-90-х годов в северных и центральных районах Республики Молдова (Смирнов 1949: 189-202; Пассек 1949: 58, 59, 65-67; Маркевич 1955: 131-145; Федоров 1957: 247, 254, 294, 295, 302; Кетрару 1961: 115, 116; Бырня, Чеботаренко 1964: 276; Свод 1987: 465; Кашуба 1989: 59; она же 1990: 107-111; Levinschi, Borziak 1990: 50-54; Levitki 1994a: 155, 156, 254, fig.77; Гольцева, Кашуба 1995: 3-37; Niculitä 1996: 139-167; Haheu 1998: 111), а также широкое привлечение всего корпуса румынских источников (Cronica 1994-1995; Cercetäri arheologice 1995 и 1997; Laszlo 1989: 115, карта; он же 1994: 168-184, карты 2, 3) позволяют считать всю лесостепную часть Днестро-Сирет-ского междуречья территорией распространения одной культуры Козия-Сахарна. К последней на сегодняшний день относятся 123 памятника (рис.1).

Отметим, что памятникам типа Козия и типа Сахарна присущи все признаки, характеризующие археологическую культуру как таковую (Классификация 1990: 53-61). Это общность территории (с двумя областями наибольшей концентрации памятников — в Днестро-Реутс-ком междуречье и лесостепных районах бассейнов Бырлада и Жижии); устойчивое сочетание типов: жилых и хозяйственных сооружений, основных форм и орнаментации посуды (при фактически одинаковой субстратной кухонной керамике), вещевого инвентаря; единый раннегаль-штатский субстрат, которым явился горизонт с прочерченной керамикой Тэмэоань-Холеркань-Балта, а также миграционный характер происхождения (рис.2). Последний обозначился еще на момент открытия этих памятников (Мелюкова 1960: 145; она же 1961: 48; Laszlo 1972: 200222) и хорошо подтверждается применением, например, к сахарнянским древностям главных критериев, на основе которых по археологическим данным реконструируются миграции как таковые (Титов 1982: 92-139; Городенко 1990: 47, 48). Все вышеперечисленное, по нашему

мнению, позволяет уверенно объединить эти памятники в одну (единую) культуру Козия-Са-харна, отказавшись от обособленных групп — типа Козия и типа Сахарна.

В таком случае культурно-историческая обстановка начала I тыс. до н.э. в южной лесостепи Днестро-Сиретского междуречья реконструируется следующим образом. Во второй половине-конце Х в. до н.э. носители культуры Ко-зия-Сахарна мигрируют к северу — северо-востоку из Среднего и Нижнего Подунавья в лесостепную часть Днестро-Сиретского междуречья. Но в течение еще всего Х в. до н.э. этот регион оставался густо заселенным племенами культуры Кишинэу-Корлэтэнь (Laszlo 1989: 115; он же 1994: 105-141, карта 2; Левицкий 1990а: 2, 8, 9; он же 1994а: 51-53, fig. 1,2). Поэтому носители Козия-Сахарна «просачивались» на местности демографической разреженности и «пустоты» — мигранты разделились на два потока.

Один поток переселенцев обошел эту густо заселенную область с юго-запада и, таким образом, в лесостепных районах бассейнов Бырлада и Жижии оформилась «группа» Козия. Второй поток обходил эту территорию с юго-востока, сформировав в междуречье Днестра и Реута «группу» Сахарна (рис.1; 2).

Но дальнейшее продвижение населения не закончилось: часть переселенцев закрепилась в местах прибытия, основав, например, в южной лесостепи Пруто-Днестровского междуречья долговременные местонахождения, непрерывное функционирование некоторых из них (Хлижень II-Ла Шанц, Солончень-Хлиная) можно проследить от X до III вв. до н.э. (Гольцева, Кашуба 1995: 7-44, табл.У^ХОУШ; Kashuba, Haheu, Levitki 1999). Остальное население продолжило освоение новых земель и расселилось вверх по Днестру и Пруту, смыкаясь в северной части ареала культуры Кишинэу-Корлэтэнь — тем самым была сформирована отчетливо выделяемая территория одной культуры Козия-Са-харна (рис.1; 2).

Характер наблюдаемых передвижений культуры Козия-Сахарна, исходя из существующих разработок по типологии миграций (Клейн 1999: 66-68), свидетельствует, что с самого начала имело место переселение достаточно большой фракции народа, в данном случае южнофракийских групп на Дунае. Такое переселение фиксируется, например, ранними памятниками второй половины Х в. до н.э. Днестро-Реутского междуречья — поселениями Цахнэуць, Солончень-Хлиная и, отчасти, Матеуць-Ла Башнэ. Затем продолжилась «ползучая» экспансия («волна передвижения») на север и северо-восток (вверх по Днестру и Пруту), в ходе которой были возможны и дополнительные притоки населения из Добруджи еще в IX-VIII вв. до н.э.

Таким образом, тезис о небольшой территории группы Сахарна снимается как не соответствующий действительности. Но возникает дру-

Рис.2. Керамика единой культуры Козия-Сахарна: 1, 4, 5, 7, 9, 10 - поселения Ко-зия и Покреака-Четецуэ группы Козия (по АЛасло 1972 и К.Иконому 1996); 2, 3, 6, 8, 11 — поселения Главан V, Алчедар III и Бу-тучень (по М.Т.Кашуба и И. Т.Никулицэ 1996)

гой закономерный вопрос: почему миграция носителей группы Сахарна (даже не культуры Козия-Сахарна) может постулироваться из Нижнего Подунавья, а не с территории Среднего Поднестровья, как это предлагает Л.И.Крушель-ницкая?

В этом случае, как раз и работают основные критерии (территориальный, хронологический и лекальности), характеризующие миграции по археологическим данным (Титов 1982: 92-139). От этих трех критериев, в конечном итоге, не отказывается и Л.С.Клейн, предлагая вопрос об археологичесих критериях миграций на первых порах для каждого класса миграций решать отдельно. Так, комплексный (лекальный) критерий наиболее часто применяется наряду с критериями неподготовленности (внезапности) и стыка, а в последнем имеются два аспекта — хронологический и территориальный (Клейн 1999: 5271). И если территориальный критерий одинаково применим как для Нижнего Подунавья, так и для Среднего Днестра (культуры занимают соседние ареалы и соединены промежуточными памятниками), то хронологический критерий и критерий лекальности однозначно указывают на Нижнее Подунавье как первоначальную территорию, откуда мигрировали насельники Козия-

Сахарна.

Хроноиндикаторами второй половины Х в. до н.э. как момента появления «группы» Сахарна в лесостепной Молдове являются бронзовые пластинчатые рифленые браслеты и железные двухпетельчатые смычковые фибулы из курганов III и IV Сахарнянского могильника I (Цыглэу), бронзовые пластинчатые рифленые браслеты из кургана III (I по А.И.Мелюковой) Сахарнянского могильника II (Гура Хлубоака), а также фрагмент бронзовой пилки с поселения Матеуць-Ла Башнэ (рис.3).

Хронология бронзовых пластинчатых браслетов с рифлением, особенно финал их бытования в Пруто-Днестровском междуречье, детально была рассмотрена в работе Г.И.Смирновой. В целом, их бытование охватывает BrD-Ha A, конечные даты — На А2-В1, а для Северо-Западного Причерноморья — в пределах второй половины-конца Х в. до н.э. (Смирнова 1985а: 38, 39). Такая датировка (в пределах второй половины Х в. до н.э.) может быть принята и сегодня, несмотря на существующую тенденцию удревнения отдельных фаз европейской бронзы и раннего гальштата и особенно ограничение На В 3 IX — серединой VIII вв. до н.э. (Бочкарев 1992: 22).

Четыре из сахарнянских браслетов отличает от типичных пластинчатых с рифлением наличие перехвата посередине, из которых два имеют по две выпуклости (шишечки) на концах (рис.3: 8, 11, 12, 14). Точные аналогии им пока не известны. Можно упомянуть золотые рифленые браслеты с 10 выпуклостями на концах из клада Хинова в Юго-Западной Олтении (Davidescu 1981: 8, 11; fig.2: 2; 9:1; Guma 1995: 108, 109, pl.X.B: 9-35). Первоначально клад Хинова был датирован «концом бронзового века и началом раннего железного века» и отнесен к группе Инсула Банулуй (Davidescu 1981: 20; Guma 1993: 178). Затем датировка и культурная принадлежность клада пересматривались (Сhicideanu 1992: 52, note 14), и он был соотнесен с горизонтом кладов Михалков-Фокору-Дали (Terzan 1987: 10). В настоящее время клад Хи-нова относится к одноименной культурной группе и датируется На А2-В1 (вторая половина XI — первая половина Х вв. до н.э.) (Guma 1995: 108, 109). Несмотря на аргументированное мнение О.Г.Левицкого, что датировка этого клада несколько завышена и период На В1 может быть полностью исключен, для аналогии браслетам из Сахарнянского могильника I важен факт существования браслетов с выпуклостями уже в период раннего гальштата.

Двухпетельчатые фибулы аналогичны по схеме двум вариантам ранних смычковых фибул с дужкой, параллельной или непараллельной ножке — белозерским фибулам из Струмка и Лукьяновки. Несмотря на то, что фибула из Струмка оказалась несколько иной схемы, чем ранние фибулы XII в. до н.э. (Vancugov 1996: 300, abb. 10:3), весь массив дуговидных (-?) белозерских фибул Северного Причерноморья по аналогиям с Эгейских островов и Югославии датируется XI-X вв. до н.э. (Sapouna-Sakellarakis 1978: 41-45; taf.1: 1, 2, 15, 21; 3: 51A-69; Vinski-Gasparini 1973: 115, 116, 204; tabl.89: 4, 6; 90: 1; 91:6; Vasic 1982: 280, 281). Сахарнянские фибулы крупнее белозерских и изготовлены из железа, поэтому их можно поставить последними в ряду собственно белозерских фибул и датировать второй половиной Х в. до н.э. (рис.3: 10, 13). Отметим здесь еще одну железную фибулу (фрагмент), обнаруженную на городище Покре-ака-Четэцуэ группы Козия Запрутской Молдовы (Iconomu 1996: 28, 47; fig.14:3). Важным является и наличие фрагмента железной фибулы в погребении 55 белозерского могильника Казак-лия в Буджаке, которое датируется второй половиной Х в. до н.э. (Agulnikov 1996: 43, 65, 107; fig. 19:4). Наконец, датировка — вторая половина Х в. до н.э. — подтверждается и совместным

Рис.3. Хроноиндикаторы нижних хронологических границ развитого Чернолесья Среднего Днестра (1-4) и Сахарны (5-14): 1-Комаров, 2-4 — Днестровка-Лука, 5,7-Сахарнянский могильник II (Гура Хлубоака), 6-Матеуць-Ла Башнэ, 8-14 — Сахарнянский могильник I (Цыглэу)

нахождением в одном погребении кургана III Сахарнянского могильника I (Цыглэу) железной фибулы и бронзовых рифленых браслетов (рис.3: 8-12, 14).

Фрагмент пилки с поселения Матеуць-Ла Башнэ относится к типу изделий с узким плоским полотном в виде продолговатой пластины с утолщением в средней части, с покрытыми зубчатой насечкой краями (рис.3: 6). Ареал таких изделий довольно широк — они представлены, преимущественно, в кладах Венгрии, Югославии, Словакии и Трансильвании. На территории Днестро-Сиретского междуречья в ранне-гальштатской культуре с каннелированной керамикой Кишинэу-Корлэтэнь известно 6 экземпляров этого типа (Levitki 1994a: 126, 127, 235; fig.58: 15-20). Основное время их бытования приходится на период На А-В1. В отечествен-

Рис.4. Керамика раннего сахар-нянского поселения Солон-чень-Хлиная

ной археологической литературе хронология этих изделий достаточно широко обсуждалась, мы придерживаемся аргументированного мнения, что в Днестро-Реутское междуречье бронзовые пилки попадали в Х1-Х вв. до н.э. (Смирнова 1985: 47; 1_е^к 1994а: 126, 127). Что же касается фрагмента пилки с сахарнянского поселения Матеуць-Ла Башнэ, то она, возможно, одна из позднейших и должна датироваться конечным периодом времени бытования здесь таких изделий, то есть второй половиной — концом Х в. до н.э.

Все приведенные аналогии хроноиндикато-рам культуры Сахарна убедительно свидетельствуют в пользу датировки ее нижней хронологической границы в пределах второй половины Х в. до н.э. Массовый же материал ранних памятников культуры Сахарна также подтвержда-

Рис.5. Керамика бе-логрудовских поселений Субо-товка и Яруга-Фигура Среднего Днестра (по В.Д.Рыбаловой 1999)

ет такую дату (рис.4).

Последнее опровергает суждение Л.И.Крушельницкой о сходстве керамики из нижнего горизонта Непоротово с ранними памятниками группы Сахарна. В керамическом комплексе раннего сахарнянского поселения Цахнэуць (по А.И.Мелюковой) преобладает резной орнамент и выделяется пласт керамики с прочерченным и резным узором, аналогичный материалам раннего слоя Бабадага (Бабадаг I) XI в. до н.э. (Ме-люкова 1982: 3-12; Morintz 1964: 101-118; он же 1987: 39-71; Hansel 1976: 122-134).

К числу ранних композиций орнамента на столовой керамике культуры Сахарна в целом, по аналогиям с узором раннегальштатских комплексов с прочерченной керамикой Тэмэоань-Холеркань-Балта (Laszlo 1986: 65-91; Ванчугов 1983: 88-101; он же 1993: 28-39; Левицкий 1990: 6-8; он же 1994: 219-256), относятся группы па-

раллельных косых линий, чередующихся под углом друг к другу (одинарные и двойные ряды), горизонтальные и вертикальные зигзаги, а также простые косозаштрихованные горизонтальные ленты. К ранним мотивам ленточного построения сахарнянского орнамента относятся также полосы одинарных заштрихованных треугольников, прямоугольников или ромбов, сочетающихся в простейших комбинациях, иногда образующих сетки в средней части тулова сосудов (Гольцева, Кашуба 1995: 23). Все это хорошо прослеживается на столовой посуде еще одного раннего сахарнянского памятника — поселения Солончень-Хлиная (рис.4).

При анализе материалов поселения Солон-чень-Хлиная, исследованном в 1952-53 гг. А.И.Мелюковой, (Мелюкова 1954: 59-68; она же 1955: 51-64) мною выделяется культурно-хронологическая колонка раннего железного века,

охватывающая период второй половины Х-III вв. до н.э. Древности типа Холеркань на этом памятнике были зафиксированы исключительно в сахарнянском контексте. Это позволяет считать, что поселение Солончень-Хлиная было основано во второй половине Х в. до н.э. совместно носителями групп Холеркань и Сахарна, либо носители типа Сахарна появились в уже функционирующем поселении типа Холеркань, где продолжилось их совместное проживание с « растворением» последних в инокультурной среде. В любом случае, сам факт наличия древностей типа Холеркань позволяет нижнюю границу горизонта культуры Сахарна этого памятника отнести ко второй половине Х в. до н.э.

Анализ керамического комплекса Солон-чень-Хлиная показывает, что ведущими в кухонной посуде являются сосуды выраженных ран-негальштатских типов, а среди столовой посуды отсутствуют поздние типы черпаков с низкой чашечкой, и буквально несколькими фрагментами представлены и поздние мисковидные сосуды. Большой процент (39%) столовой посуды этого сахарнянского поселения украшен орнаментом, среди которого преобладают ранние мотивы резного узора (рис.4: 1-5, 9-11).

Керамика нижнего горизонта Непоротово (Х в. до н.э. по Л.И.Крушельницкой) существенно отличается от ранней сахарнянской посуды. Кухонная керамика Непоротово имеет субстратный белогрудовский облик — ведущим типом здесь выступает тюльпановидный горшок с проколами (рис.6: 15, 16). В орнаментации столовой посуды из нижнего горизонта Непоротово преобладает резной узор, но усложненных мотивов и комбинаций (рис.6: 1-4, 8, 11-14, 17).

При сравнении керамических комплексов Непоротово (даже не всей чернолесской культуры Среднего Днестра) и группы Сахарна на первый план выступает их различная субстратная основа: в первом случае — белогрудовско-раннечернолесская, во втором — раннегальш-татская Балкано-Подунавья. Даже если принимать во внимание, как считает Л.И.Крушельниц-кая, что вопрос о формах и орнаментации керамики сильно абсолютизируется и при помощи его пытаются решить большинство этнических проблем, а это всего лишь распространение стиля или творческие заимствования (Бандр1вський, Крушельницька 1998: 205), то последние и вовсе не могли быть восприняты от носителей чернолесской культуры Среднего Днестра. В том самом субстратном белогрудов-ском керамическом комплексе (рис.5) отсутствуют потенциальные возможности для творческого развития форм и орнаментации столовой посуды, которые мы наблюдаем здесь уже на чер-нолесском этапе (рис.6). В раннегальштатском же керамическом комплексе Балкано-Подуна-вья в целом, напротив, имеется мощная основа для дальнейшего развития уже бытующих наработок форм и орнаментации столовой посу-

ды (Hansel 1976: 122-164). Но и в последнем случае, а в чернолесско-сахарнянском симбиозе особенно, можно говорить не столько об отдельных формах и орнаментации столовой посуды, сколько о своеобразной раннегальштатской посудной триаде (корчага-черпак-миска), которая проявляется в устойчивом сочетании этих основных разновидностей.

Возвращаясь к абсолютным датам Чернолесья II Среднего Днестра, отметим, что датировка его в целом Х в. до н.э. проблематична. Даты: конец Х в. до н.э., рубеж Х-IX вв. до н.э., — фиксируются исключительно по керамике, имеющей аналогии в белогрудовско-раннечернолесских комплексах (например, Смирнова 1977: 97-99) или в поздней Белогрудовке, которая, по мнению В.Д.Рыбаловой, является фактически ранним Чернолесьем (Рыбалова 1999). Можно констатировать, что надежные хроноиндикаторы Х в. до н.э. для развитого Чернолесья Среднего Днестра отсутствуют.

В качестве границы между ранним и поздним Чернолесьем (на всей территории распространения этой культуры) А.И.Тереножкиным был предложен рубеж X-IX вв. до н.э. в свете общего удревнения синхронных между собой пред-скифских степных и лесостепных культур Северного Причерноморья (Тереножкин 1976: 208; Ильинская, Тереножкин 1983: 229). Такую датировку поддержала и Г.И.Смирнова, подчеркивая, что для развитого Чернолесья пока нет убедительных данных для отнесения нижнего хронологического рубежа к Х в. до н.э., все ранние материалы относятся исключительно к IX в. до н.э., либо дают широкие расплывчатые даты (Смирнова 1985а:41).

Для развитого Чернолесья Среднего Днестра хроноиндикаторами IX в. до н.э. выступают 4 бронзовые узелковые булавки (рис.3: 1-4). Одну из них с поселения Комаров — с плоской гвоз-девидной головкой и выступом на шейке — по аналогиям с моравскими и западновенгерски-ми экземплярами можно отнести к На В 2 (рис.3:1). Уникальными оказались 3 булавки из погребения и насыпи кургана Днестровка-Лука — они с посоховидной головкой (две — с гладкой, одна — с накольчатой) и кубическим расширением на стержне (рис.3: 2-4). Прямые аналогии им отсутствуют, но их можно связывать, как отмечает Г.И.Смирнова, с одним из вариантов узелковых булавок с посоховидной (пали-цевидной) головкой. Булавки из Днестровки-Луки вместе с другими вариантами узелковых булавок датируются На В1-В2, но не позднее конца IX в. до н.э. (Смирнова 1985а: 41, 42).

Остается один из самых сложных вопросов и главных «козырей» концепции Л.И.Крушельницкой — это близость погребального обряда чернолесской культуры Среднего Днестра и группы Сахарна, а также отсутствие раннегальштатских погребальных памятников в Нижнем Подунавье, на гипотетической первоначальной территории

Рис.6. Керамика нижнего горизонта черно-лесского комплекса Непоротово Среднего Днестра (по Л. И. Круш ельницкой 1998)

обитания последней. Но и в этом случае возможен другой путь решения проблемы.

При констатации общего сходства погребальной обрядности чернолесской культуры Среднего Днестра и культуры Сахарна необходимо, в первую очередь, отказаться от его абсолютизации. Так, все спорящие стороны провозглашают лишь общие черты этой близости (Мелюкова 1979: 87; Смирнова 1977: 100; она же 1984: 56, 57; Бандр1вський, Крушельницька 1998: 203), что вовсе не означает полной идентичности погребальных обычаев этих двух культур. Видимо, отсутствовал и общий источник происхождения этих погребальных обрядов. Поэтому вопрос о близости погребальных обрядов Чернолесья II Среднего Днестра и культуры Сахарна не должен решаться в пользу признания одного доминирующего вклада: исключительно чернолесского или сахарнянского. Погребальный обряд этих культур в равной степени являлся как чернолесским, так и сахарнян-

ским.

Как известно, свойственная культурному процессу конвергенция неизбежно ведет к общим явлениям в развитии одновременных археологических культур, к определенной нивелировке и близости материальной и духовной культуры различных групп населения одной эпохи (Мас-сон 1995: 5-7). Не исключено поэтому, что имело место параллельное, совпадающее в самых общих чертах, развитие погребальной обрядности в эпоху поздней бронзы — раннего гальш-тата на Среднем Днестре и Балкано-Подунавье (собственно, это единый Карпатский регион со свойственными ему ритмами культурогенеза). Итогами обозначенного развития явились «совпадающие» погребальные обряды Чернолесья II Среднего Днестра и Сахарны, контакты и взаимодействия между которыми только усилили и укрепили это совпадение. В таком случае, общими чертами в развитии погребальной обрядности отмеченных областей этого единого

региона являлись: ингумация, использование камня в надмогильных конструкциях (панцирь, обкладка погребенного или каменный ящик), скорченное положение погребенных и, может быть, специфика погребального инвентаря, для которого типичны посуда и украшения и полностью отсутствуют предметы вооружения. В какой степени эти общие черты можно проследить на Среднем Днестре и Балкано-Подунавье в эпоху поздней бронзы — раннего гальштата?

На Среднем Днестре ингумация, скорченная поза погребенных, специфический погребальный инвентарь и курганные насыпи являются местными признаками, восходящими к белогру-довско-раннечернолесской культуре. Здесь отметим курганы у с. Печоры на Южном Буге и ранний курган №2 у с. Мервинцы в Юго-Западной Подолии (Рыбалова 1961: 21-23; Смирнова 1977: 97-99; она же 1984: 57). Генезис же погребального обряда белогрудовской культуры этого региона может рассматриваться в русле вопроса происхождения этой культуры всей территории ее распространения, в том числе и Под-нестровья.

Публикуя материалы поселений Суботовка и Яруга-Фигура Левобережья Среднего Днестра и, тем самым, подтверждая территорию распространения белогрудовской культуры на запад вплоть до Днестра, В. Д. Рыбалова рассматривает и происхождение Белогрудовки этого региона. По ее мнению, белогрудовская культура Поднестровья сложилась на основе юго-восточного ответвления комаровско-тшинецкой культуры, которая проникла с Юго-Западной Волыни через притоки Припяти (Рыбалова 1999). Комаровско-тшинецкий (или комаровс-кий, с учетом выделения И.К.Свешниковым только комаровской культуры с 8 локальными группами — Свешников 1990: 86) субстрат бе-логрудовской культуры лесостепного Буго-Дне-стровского междуречья подтверждают и материалы Войцеховского (современного Колосов-ского) курганного могильника (Лагодовська 1948: 62-77; Лагодовська, Захарук 1956: 69-74), основные черты погребального обряда которого (невысокие насыпи, скорченное положение погребенных, ориентировка головой на запад) отчетливо проступают уже в последующих белогру-довских памятниках, например, в могильнике Печоры (Рыбалова 1961: 21).

Обычай употребления камня в надмогильных конструкциях известен в белопотоцкой группе комаровской культуры, которая локализуется в южной части Верхнего Днестра, преимущественно по его левому притоку Серету (Swiesznikow 1967: 46, 47; rys.1: 33-36, 41, 42). Отличительной чертой этой локальной группы является погребальный обряд, характеризующийся каменными ящиками со скорченным положением скелетов, ориентированных преимущественно головой на запад (Swiesznikow 1967: 53-55; rys. 3: III, IV; он же 1969: 42, 43).

Любопытны в связи с этим каменные конструкции раннего могильника Бедрэжий Векь (Старые Бедражи) культуры Ноуа бассейна Прута. Особенностью погребального обряда этого могильника является применение камня для засыпки могил и устройства могильных сооружений (такие захоронения в могильнике составляют 15%) (Смирнова 1969: 61). Такое же сравнительно широкое использование камня в погребениях (ящики, обкладка) зафиксировано и в курганно-грунтовом могильинке Бурлэнешть Пруто-Днестровского междуречья (Lev¡t к1, Оетсепко 1997: 117-120; %2; 3: 1, 6; 4: 8, 11, 12; 5: 1, 8, 9). Каменные обкладки погребений, но в меньшем количестве, в культуре Ноуа известны также в могильнике Островец в Прикарпатье (Балагури 1964: 7) и ряде могильников Румынии (Ногеэси 1991: 94, 133 и сл.). В поисках истоков обычая применения камня в могильнике Бедрэжей Векь Г.И.Смирнова предложила в качестве возможного варианта считать бело-потоцкую группу комаровской культуры (Смирнова 1969: 63, сн.40). Последующие разработки по культуре Ноуа подтверждают вклад кома-ровских древностей в ее формирование (Смирнова 1976: 118-135; она же 1993: 57-73), что не исключает и определенных заимствований в погребальном обряде.

В таком случае, обычай использования камня в надмогильных сооружениях (в том числе и каменные ящики) на Среднем Днестре в пред-скифское время может являться и своего рода постноуской традицией, что не должно исключаться по двум обстоятельствам. Во-первых, между культурой Ноуа и Белогрудовкой возможен хронологический стык. Последние принятые датировки культуры Ноуа показывают, что ее верхняя хронологическая граница приходится на конец XIII в. до н.э. или рубеж Х111-Х11 вв. до н.э. ^аэ21о 1993: 33; он же 1994: 125-130; Смирнова 1990: 26-28; Левицкий 1990а: 20-23; Крушель-ницкая 1991: 22-24 и др.). Что же касается хронологии Белогрудовки, то в своей посмертно опубликованной статье В.Д.Рыбалова подошла к этому весьма осторожно, определяя ее нижнюю хронологическую границу не ранее рубежа Х11-Х1 вв. до н.э. (Рыбалова 1999). В послесловии к ее статье Г.И.Смирнова справедливо отметила, что нижний хронологический рубеж развитых белогрудовских памятников должен уходить в Х11 в. до н.э., что вытекает даже из приводимых самой В.Д.Рыбаловой аргументов (Смирнова 1999). Во-вторых, необходимо учитывать особенности формирования белогрудовской культуры Среднего Днестра — отсутствие в этом процессе влияний степной культуры (хотя связи с балтской группой прослеживаются) и, соответственно, значительный вклад лесостепных культур, в частности, каннелированного гальштата типа Кишинэу-Корлэтэнь (Рыбалова 1999). Так, на Правобережье Среднего Днестра (в северных районах Республики Молдова) выделя-

ется ряд памятников типа Тринка, сочетающих элементы Кишинэу-Корлэтэнь и Белогрудовки-раннего Чернолесья (Lev¡tk¡ 1992: 120, 121). Такой акцент в сторону лесостепного компонента при формировании белогрудовской культуры поречья Среднего Днестра, возможно, способствовал стойкости известных традиций культуры Ноуа в этом регионе.

Подтверждается и существенный вклад культуры Ноуа в формирование белозерской культуры Северо-Западного Причерноморья. Такие признаки погребального обряда белозерской культуры, как южная ориентировка, появление грунтовых могильников, смешанные кур-ганно-грунтовые могильники и принципы их планировки, связывают с наследием культуры Ноуа (Ванчугов 1990: 129-131). Традиции культуры Ноуа в указанном регионе прослеживаются вплоть до эпохи среднего гальштата (до VIII в. до н.э.) — этим временем датируется могильник Стойкань в Запрутской Молдове, все 60 погребений которого представлены скорченными на боку труположениями с преимущественно южной ориентировкой (Ре^еэси-^тЬо^а 1953: 157-212; Ре^еэси-ОтЬо^а, □¡пи 1974: ' 71-97). А.И.Мелюкова предполагает, что стойканский могильник был оставлен потомками культуры Ноуа (Мелюкова 1979: 35).

Обычаи использования камня в надмогильных конструкциях, наряду с ингумацией, скорченной позой погребенных и, отчасти, ориентировкой, возможно, появились в белогрудовской культуре Среднего Днестра, с одной стороны, от субстратной для нее комаровской культуры (белопотоцкая группа), а с другой, в качестве и постноуских элементов.

Что касается ситуации в Нижнем и Среднем Подунавье, то и на сегодняшний день можно констатировать, что пока не обнаружены могильники раннегальштатских групп Бабадаг и Инсула Банулуй, родственных культуре Сахарна.

Пытаясь разрешить возникшую ситуацию, Г.Джуганару обращает внимание на целые и фрагментированные человеческие скелеты, обнаруженные на 5 поселениях культуры Бабадаг, в том числе и на эпонимном памятнике (рис. 7: 3). Целые человеческие скелеты (около 10 случаев) зафиксированы в скорченном положении на боку, в ямах округлой формы и колоколовид-ных в сечении (иидапаги 1997а: 99-110). При находке такого скелета в 1996 г. на поселении Бабадаг были прослежены все ритуальные признаки погребального характера: очищение ямы огнем, поломка сосуда над умершим, обкладка тела (нижней части) каменными плиточками и засыпка ямы стерильным грунтом. Г.Джуганару считает, что в эпоху раннего и среднего гальштата зафиксированные на поселениях ритуальные действия погребального характера заменяли собой отсутствие могильников. В качестве аналогий он приводит ритуальные скопления на сахарнянском культовом памятнике Хлижень II

и аналогичные находки на городище Телеак культуры Гава (Juganaru 1997: 18, 19).

Вполне продуктивным представляется суждение о замене (или компенсации) захоронений в могильниках определенными ритуалами, зафиксированными на поселениях и культовых памятниках. Но в данном случае важен сам факт наличия ингумации (в том числе и скорченной позы погребенных) на памятниках типа Бабадаг, что достоверно свидетельствует об обряде тру-поположения в этой культуре. Поэтому ингумация и скорченная поза погребенных культуры Сахарна являются не заимствованными чертами сахарнянского погребального обряда, а исконными и характерными его признаками.

Здесь можно напомнить и сложившееся мнение, что погребальным обрядом фракийцев является трупосожжение. Ко времени появления культуры Козия-Сахарна в Днестро-Сиретском междуречье эта территория оказалась занятой инородными памятниками, первоначально обозначенными как фракийский гальштат. По мере их изучения выяснилось, что они (Гава-Голиг-рады и Кишинэу-Корлэтэнь) представляют собой восточные ответвления культуры полей погребальных урн Карпатского бассейна. Но за фракийцами в качестве погребального обряда стали признавать исключительно кремацию. Между тем в последнее время относительно фракийства культур каннелированного гальштата высказываются сомнения (Смирнова 1990а: 28-30; она же 1993а: 94, 97; abb.2; 5; Alexianu 1996: 222, 223). А на точку зрения о фракийской принадлежности культуры Ноуа не оказывает давления и то обстоятельство, что ее западные группы (где «восточный вклад» менее ощутим) дают исключительно обряд трупоположения (Andritoiu, Vasiliev 1993: 101-123). Вполне правомерно в сложившейся ситуации в качестве погребального обряда фракийцев рассматривать в том числе и ингумацию. Тем более, когда речь идет о совершенно иной культуре — типа Сахарна, фракийство которой не вызывает сомнений — необходим и другой подход.

Последнее подтверждается и погребальным обрядом раннегальштатского горизонта (XI-X вв. до н.э.) с прочерченной керамикой типа Тэмэо-ань-Холеркань-Балта, который является местным субстратом культуры Козия-Сахарна (Laszlo 1986: 65-91; Левицкий 1990: 6-8; он же 1994: 219256; Ванчугов 1992: 36; он же 1993: 28-39; Кашуба 1992: 35, 36). Исследованные могильники и погребения этого горизонта: Фолтешть и Тэ-мэоань группы Тэмэоань (Laszlo 1986: 67), Хан-ска группы Холеркань (Левицкий 1985: 125-128; он же 1994: 222, 223), а также Шершенцы и Черкасов сад группы Балта (Ванчугов 1983: 94; он же 1990: 49), — демонстрируют наличие ингу-мации, скорченной позы погребенных в грунтовых ямах со вторичными захоронениями (или перезахоронениями), а также «специфический» погребальный инвентарь или вообще его отсут-

ствие (рис.7: 1, 2). Считается, что основой сложения, например, группы Тэмэоань Запрутской Молдовы явились древности типа Сихлеану (или « Пребабадаг» по С.Моринцу), посредством которых были переданы элементы эпохи бронзы и особенно культуры Монтеору (МоппЬ 1971: 22; он же 1978: 160; он же 1987: 52; НагШсИе

1972: 59-75; Hansel 1976: 144-146; Brudiu 1981: 529-536; Laszlo 1986: 70; он же 1997: 67-84). Отметим здесь, что и погребальный обряд группы Сихлеану — эта та же ингумация, что иллюстрирует Рымницеле (Anastasiu, Hartuche 1967: 19-21).

В южной Мунтении и северной Болгарии во

Рис. 7. Некоторые погребальные комплексы раннегальштатских групп Балкано-Подунавья: 1 — Фолтешть группы Тэмэоань (по А.Ласло 1986); 2 — Ханска группы Холеркань (по О.Г.Левицкому 1985); 3 — Гарвын-Млажитул Флорилор (по Г.Джуганару 1997); 4-8 — Сборяново (по Т.Стоянову 1997).

второй половине ХП-Х вв. до н.э. известна ран-негальштатская группа Зимнича-Новград, отличительным признаком которой являются могильники с ингумацией. Обряд трупоположения этой группы в основном связывают с местными культурами средней и поздней бронзы (Вазэа, Ма^Ийап 1967: 108; Ignat 1976: 103), или же предполагаются идущие с запада влияния, где наряду с ингумацией известна и кремация (А1ехапс1ге8си 1978: 124). Несмотря на свое положение на западной периферии позднейших групп культуры полей погребальных урн, группа Зимнича-Новград демонстрирует более тесные связи с горизонтом Тэмэоань-Холеркань-Балта и Бабадагом I Нижнего Подунавья (бита 1995: 109, 110).

Значительный пласт ингумационных погребений раннегальштатского времени выявлен в северной и северо-восточной Болгарии, среди которых особый интерес в русле рассматриваемых вопросов представляет могильник Сборя-ново-Нивата на певеца (Стоянов 1992: 82-96; он же 1992а: 93-114; он же 1997). В пяти небольших курганах этого могильника с каменными панцирями, закладами и кромлехами, нередко состоящими из двойных и тройных рядов, было обнаружено 24 погребения (20 — по обряду трупоположения). Одиночные, парные и коллективные захоронения совершены на уровне древнего горизонта в вытянутом положении на спине или с небольшим разворотом, ориентированы преимущественно на юг (рис.7: 4-8). На основе анализа погребального инвентаря (посуда, украшения, орудия труда) Т.Стоянов датировал могильник Х (концом Х!) — серединой !Х вв. до н.э. (Стоянов 1997: 80-85). Специфика полученных материалов на широком фоне раннего гальштата Балкано-Подунавья позволила автору раскопок поставить вопрос о выделении культурной группы Сборяново, синхронной, но не идентичной группам Чаталка и Пшеничево в Болгарии и Бабадаг в Добрудже (Стоянов 1997: 164-169).

Материалы могильника Сборяново дают убедительные аргументы в пользу присутствия ин-гумации и традиции использования камня в надмогильных сооружениях на Балканах в ранне-гальштатское время. Даже если датировка Сборяново несколько занижена и фибулы (особенно железные экземпляры) синхронны горизонту кладов Михалков-Фокору-Дали, важен сам факт наличия такого некрополя в северо-восточной Болгарии, синхронного могильникам культуры Сахарна.

Каменные панцири, захоронения на уровне древнего горизонта в каменных кромлехах, вторичные захоронения, а также ритуальные действия с покойниками (в том числе обряд очищения огнем), — все это известно в культурных группах раннего гальштата Балкано-Подунавья (Сихлеану, Тэмэоань-Холеркань-Балта, Сборя-ново). Все перечисленные признаки, зафикси-

рованные в погребальном обряде культуры Сахарна, являются, скорее всего, исконными ран-негальштатскими, а не привнесенными белогру-довско-раннечернолесскими заимствованиями.

Как дополнительный аргумент интересна еще одна цепочка аналогий, состоящая из нескольких предскифских погребений Х в. до н.э. Северо-Западного Причерноморья, которые не вписываются в рамки известных здесь культур и традиций. Речь идет о курганах с каменными насыпями Зализничное и Брэнешть (Субботин, Черняков 1973: 238-240; Левицкий 1989: 137149). Относительно комплекса Зализничное, видимо, более правомерна его раннегальштат-ская культурная принадлежность, чем отнесение к белозерской культуре (Ванчугов 1990: 4749). Как подчеркивает и сам В.П.Ванчугов, За-лизничное выпадает из погребальных комплексов белозерской культуры (Ванчугов 1990: 49). В данной ситуации предпочтительней лишь отнесение этого комплекса ко времени существования белозерской культуры, а не принадлежность его к последней. Именно в таком ключе И.В.Бруяко правомерно поставил в один ряд Зализничное и Брэнешть (Бруяко 1989: 36, 37).

В отношении комплекса Брэнешть установлена его принадлежность раннегальштатской культуре с каннелированной керамикой Киши-нэу-Корлэтэнь. Отмечая отсутствие в последней курганов с каменно-земляной насыпью, О.Г.Левицкий в качестве аналогий приводит захоронения локального варианта группы Ватина в Сербии (комплекс Белотич-Бела Црква-Добра-ча), который является родственным культуре Сурчин-Белегиш-Дубовац (Левицкий 1989: 143, 144). С продвижением на восток и Карпаты из югославского и румынского Баната носителей культуры Кручень-Белегиш (МоппЬ 1978: 305323; Laszlo 1989: 111-114; он же 1994: 125-130, 156-163) или Сурчин-Белегиш-Дубовац (Смирнова 1985: 47; она же 1990а: 20-33; Левицкий 1990: 20-23; он же 1994а: 152-156) связывают происхождение раннегальштатской культуры с каннелированной керамикой типа Кишинэу-Кор-лэтэнь. В этом продвижении на восток, возможно, принимали участие различные группы населения, в том числе и носители типа Белотич-Бела Црква-Добрача. Последние и могли оставить комплексы Зализничное и Брэнешть в Северо-Западном Причерноморье.

В нашем случае важен факт появления курганов с каменно-земляной насыпью и основным захоронением (или кенотафом) в период, предшествующий культуре Сахарна и независимо от нее. В русле этой «независимой» линии в Северо-Западном Причерноморье можно привести и два предскифских захоронения, совершенных в курганах с каменным панцирем: погребение № 16 кургана I близ Мокры (Яровой, Четвериков 1995) и основное погребение в кургане у с. Пет-родолино (Ванчугов, Островерхов 1984: 57-65).

В итоге можно констатировать, что в эпоху

поздней бронзы — раннего гальштата и на Среднем Днестре, и в Балкано-Подунавье (собственно в Карпатском басейне) присутствовали ингу-мация и скорченное положение погребенных, а также обычай использования камня в надмогильных конструкциях. Поэтому возможно независимое появление (сохранение традиций или субстратные основы) этих признаков в погребальных обрядах чернолесской культуры Среднего Днестра и культуры Сахарна лесостепной Молдовы.

Возвращаясь к рассматриваемой монографии Л.И.Крушельницкой, представляется необходимым ответить (как автору глав по древностям раннего железного века) на те несколько абзацев, которые она посвятила сахарнянскому памятнику Хлижень II (Крушельницька 1998: 208).

Не могу согласиться с Л.И.Крушельницкой, что материалы горизонта Сахарна Хлижень II подтверждают ее концепцию формирования культуры раннего железного века в Среднем Поднестровье. Хронологические реперы и анализ керамической коллекции Хлижень II позволили датировать этот памятник IX — первой половиной VIII вв. до н.э. и уверенно отнести к сравнительно поздним в культуре Сахарна (Гольцева, Кашуба 1995: 7-31; КаэИиЬа 1996: 396, 397). Поэтому те многочисленные аналогии чернолесской культуре Среднего Днестра, которые Л.И.Крушельницкая увидела в Хлижень II, как раз опровергают ее утверждения о наибольшей близости среднеднестровских черно-лесских материалов (и нижнего горизонта Не-поротово) именно ранним сахарнянским памятникам.

Что касается массовых (по определению Л.И.Крушельницкой) находок в сахарнянском слое Хлижень II чернолесских тюльпановидных горшков, то они там составляют порядка 18 %, тогда как горшки гальштатского облика — 82 % (Гольцева, Кашуба 1995: 20, 21). Но здесь необходимо уточнить, что столь значительный процент чернолесских горшков появляется уже на последних этапах развития культуры Сахарна как результат обратных контактов и связей между ней и развитым Чернолесьем Среднего Днестра. Например, на раннем сахарнянском поселении Солончень-Хлиная чернолесские тюльпа-новидные горшки составляют всего 7% (без учета того, что культура Сахарна на этом памятнике доживает до середины VIII в. до н.э.). Другой, не менее убедительный пример — это сахар-нянское поселение Алчедар III, где зафиксированы два периода бытования культуры Сахарна: первый связан с возникновением и существованием этого раннегальштатского поселения в IX в. до н.э.; второй — с ремонтом, расширением и дальнейшей эксплуатацией имеющихся жилых и хозяйственных построек, а также возведением новых помещений во второй половине IX — рубеже !Х^Ш вв. до н.э. Именно в заполнении закрытых комплексов второго перио-

да поселения Алчедар III обнаружена типичная позднечернолесская посуда, доля которой в кухонной керамике второго периода достигает 50% (а в целом на памятнике, в I и II периодах — около 30%). Не исключено, что произведенные на поселении Алчедар III строительные работы связаны с притоком сюда не позднее рубежа Ж^Ш вв. до н.э. носителей Чернолесья II из поречья Среднего Днестра.

Горизонт древностей VII-VI (V) вв. до н.э. в Хлижень II не представляется возможным датировать VIII в. до н.э. — не позднее начала VII в. до н.э., как это предлагает Л.И.Крушельницкая (Крушельницька 1998: 208). Это четко атрибутированные материалы «фракийско-раннес-кифского» контекста, в том числе происходящие из закрытых комплексов Хлижень II (Гольцева, Кашуба 1995: 38-40). Сопоставление таких материалов из Хлижень II с другими аналогичными древностями южной зоны Среднего Днестра (Солончень-Хлиная, Офатинць (Выхватинцы), Алчедар-Ла Кордон) позволяет поставить вопрос о генезисе на этой территории раннегетс-кой культуры. Особенностью последней является ее гибридный, смешанный характер, в котором органически сочетаются гальштатские (фракийские) и скифские (раннескифские лесостепные) элементы. Перекрестные аналогии: восточные (раннескифские памятники Подолии и Побужья) — для кухонной посуды и западные (поздняя Басарабь и Фериджеле) — для столовой, — подтверждают датировку выделенного керамического комплекса в пределах второй половины VII-V вв. до н.э. (КаэИиЬа, НаИеи, Ье^^к! 1999).

Если выделенный керамический комплекс VII-VI вв. до н.э. в Хлижень II, как подчеркивает Л.И.Крушельницкая, наиболее типичен для культуры, развивающейся в Западной Подолии и Верхнем Поднестровье в более раннее время, в VIII-начале VII вв. до н.э., то ситуация в лесостепи Пруто-Днестровского междуречья принципиально иная. Здесь речь идет о фракийском культурном контексте не только для VIII в. до н.э., но и всего VII в. до н.э. В южной зоне Среднего Днестра, на восточной периферии фракийского мира в лице носителей культуры Баса-рабь-Шолдэнешть при контактах и взаимосвязях (и, возможно, частичном слиянии) со скифи-зированным населением лесостепи Западной Подолии и Побужья произошел генезис ранне-гетской культуры во второй половине-конце VII в. до н.э., обусловленный и давлением кочевого скифского фактора (КаэИиЬа, НаИеи, Lev!tk! 1999). В более ранний период в южной зоне Среднего Днестра такие процессы не фиксируются.

В целом же возврат Л.И.Крушельницкой к гипотезе о восточном происхождении культуры Сахарна, по нашему мнению, не отвечает объективным археологическим реалиям. Также непродуктивным представляется ее отказ от призна-

ния двух локальных вариантов Чернолесья II Среднего Днестра (Крушельницкая 1991: 32-34). Единая (объединенная) культура развитого Чернолесья Среднего Днестра, которая, по Л.И.Крушельницкой, представлена непоротов-ской группой памятников, в конечном итоге лишена специфики и особенностей, выделяющих ее из «классической» чернолесской культуры лесостепного Правобережного Поднепровья. Культурно-историческая обстановка на Среднем Днестре в предскифское время, таким образом, теряет свою конкретику, мало чем отличаясь от ситуации на Днепровском Правобережье.

Отмеченные локальные варианты культуры развитого Чернолесья Среднего Днестра, нали-

ЛИТЕРАТУРА

Артамонов М.И. 1948. Археологические исследования в Южной Подолии (Винницкая область) в 1948 году. // Вестник ЛГУ, № 11. Л. 177-181. Артамонов M.I. 1949. П1вденнопод1льска експедиц1я.

// АП УССР. I. К. 257-262. Артамонов М.И. 1955. Археологические исследования в Южной Подолии в 1952-53 гг. // КСИИМК, вып. 59. 100-117.

Балагури Э.А. 1964. История племен позднебронзо-вого периода в Среднем Поднестровье (культура Ноа). // Автореферат дисс. ... канд. ист. наук. К. Бандр1вський М., Крушельницька Л. 1998. Поховаль-ный обряд непоротюько1 группи пам'яток. // Л.Крушельницька. Чорнолюька культура Середнього Приднютров'я. Льв1в. 201-208. Бочкарев В.С. 1992. Новые абсолютные даты для бронзового века Европы. // Северная Евразия от древности до средневековья. АИ, вып.2. СПб. 21-23. Бруяко И.В. 1989. Еще раз о погребении у с. Зализ-ничное. // История и археология Нижнего Подуна-вья (чтения памяти проф. А.И.Доватура). ТД. Рени. 36, 37.

Бырня П. П., Чеботаренко Г.Ф. 1964. Материалы к археологической карте Молдавии. // МИАЭМ. Кишинев. 248-254.

Ванчугов В.П. 1983. Балтская группа памятников эпохи поздней бронзы. // Материалы по археологии Северного Причерноморья. К. 88-101. Ванчугов В.П. 1990. Белозерские памятники в Северо-Западном Причерноморье. К. 168 с. Ванчугов В.П. 1992. Нижнедунайский горизонт с прочерченной керамикой и белозерская культура. // Северо-Западное Причерноморье. Ритмы культу-рогенеза. ТД. Одесса. 34-37. Ванчугов В.П. 1993. Керамика с прочерченным орнаментом из памятников поздней бронзы СевероЗападного Причерноморья. // Древности причерноморских степей. К. 28-39. Ванчугов В.П., Островерхов А.С. 1984. Позднекимме-рийский курган близ Одессы. // Новые археологические исследования на Одесчине. К. 57-65. Гольцева Н.В., Кашуба М.Т. 1991. Раннегальштатский горизонт типа Сахарна-Солончены на городище Глинжень II. // ДОЗССП-I. ТД. К. 150, 151. Гольцева Н.В., Кашуба М.Т. 1995. Глинжень II. Многослойный памятник Среднего Поднестровья. Тирасполь. 272 с.

Городенко А.П. 1990. Об источниках некоторых культурных традиций эпохи раннего железа. // АИМУМ.

чие которых подтверждено и применением статистического анализа, напротив, позволяют наиболее полно обрисовать всех участников контактов и взаимодействий, имевших здесь место в предскифское время. Такая полновесная картина, в конечном итоге, ведет к признанию Среднего Поднестровья первой половины I тыс. до н.э. в качестве культурогенетического центра, импульсы которого задавали тон культурному развитию лесостепи поречий Днепра, Днестра и Прута. Одним из первых ярких проявлений этого центра явилась трансформация Белогрудовки в культуру развитого Чернолесья, что знаменовало начало раннего железного века на Среднем Днестре.

Кишинев. 46-51.

Гуцал А.Ф. 1979. Нов1 пам'ятки раннього зал1зного вку в Середньому ПоднютровИ (розвщки 1968-1969 рр.). // Архелогия, № 31. К. 65-75.

Гуцал А.Ф. 1987. Рудковецкое городище в ряду пам'яток чорнолюько-жаботинського типу. // VII Под1льска юторико-краезнавча конференц1я (секц1я археологи). ТД. Кам'янець-Под1льский. 20, 21.

Гуцал А.Ф. 1994. Могильник предскифского времени на Среднем Днестре. // ПССАСП-II. Запорожье. 54, 55.

Гуцал А.Ф. 1998. Бернашевский могильник из Среднего Поднестровья в системе памятников раннего железного века. // Скифы. Хазары. Славяне. Древняя Русь. К 100-летию со дня рождения М.И.Артамонова. ТД. СПб. 34, 35.

Довщник з археологи Украши: Хмельницька, Чержвецбка, Закарпатська област1 / 1984. К. 222с.

Ильинская В.А. 1975. Раннескифские курганы бассейна р.Тясмин (VII-VI вв. до н.э.). К. 223 с.

Ильинская В.А., Тереножкин А.И. 1983. Скифия VII-IV вв. до н.э. К. 379 с.

Кашуба М.Т. 1986. Памятники типа Сахарна-Солон-чены и позднее Чернолесье на Среднем Днестре (к постановке вопроса). // Молодежь, наука, производство. ТД. Кишинев. 80.

Кашуба М.Т. 1989. Новое поселение типа Сахарна-Солончены в лесостепной Молдавии. // ПССАСП-I. ТД. Запорожье. 59, 60.

Кашуба М.Т. 1990. Погребение культурной группы Сахарна-Солончены у с.Пояна. // АИМУМ. Кишинев. 107-111.

Кашуба М.Т. 1992. Соотношение культур Сахарна и Чернолесье. // Киммерийцы и скифы — II. ТД. Мелитополь. 35, 36.

Кашуба М.Т. 1998. Начало раннего железного века на Среднем Днестре и культура Сахарна. // Скифы. Хазары. Славяне. Древняя Русь. К 100-летию со дня рождения М.И.Артамонова. ТД. СПб. 29-31.

Кашуба М.Т., Гольцева Н.В. 1991. Сахарнянский могильник I (Цыглэу). // СА, №1. 197-209.

Кетрару Н.А. 1961. Материалы к археологической карте Молдавии. // Труды ГИКМ. Т.Н. Кишинев. 113-128.

Классификация в археологии. Терминологический словарь-справочник. 1990.М. 156с.

Клейн Л.С. 1999. Миграция: археологические признаки. // Stratum plus, № 1.СПб-Кишинев-Одес-са. 52-71.

Ковпаненко Г.Т. 1998. Поселение предскифского вре-

мени у с.Комаров на Днестре. // Скифы. Хазары. Славяне. Древняя Русь. К 100-летию со дня рождения М.И.Артамонова. ТД. СПб. 33, 34.

Крушельницкая Л.И. 1975. Памятник раннежелезного времени на Среднем Днестре. // Новейшие откры -тия советских археологов. ТД. Ч. 2. К. 28, 29.

Крушельницька Л.1. 1985. Взаэмозв'зки населення При-карпаття i Волин1 з племенами Схщно1 i Центрально! Эвропи (руб!ж епох бронзи i зал!за). К.

Крушельницкая Л.И. 1990. Группа памятников Среднего Поднестровья: Чернолесская культура. // Археология Прикарпатья, Волыни и Закарпатья. К. 135-140.

Крушельницька Л. 1998. Чорнолюька культура Серед-нього Придшстров'я ( за матер!алами непорот!всько! групи пам'яток). Льв!в. 224с.

Лагодовська О. 1948. Войцех!вський могильник бронзово! доби на Волин!. // Археолог !я, 2. К. 62-77.

Лагодовська О.Ф., Захарук С.П. 1956. Нов! дослщження Войцех!вського могильника. // АП, VI. К. 69-74.

Лапушнян В.Л., Никулицэ И.Т., Романовская М.А. 1974. Памятники раннего железного века. // АКМ, вып. 4. Кишинев.

Левицкий О. Г. 1985. Погребение раннего железного века у с.Ганск. // АИМ в 1981 г. Кишинев. 125-128.

Левицкий О.Г. 1989. Курган у с.Бранешты и некоторые вопросы погребального обряда раннегальш-татской культуры лесостпной Молдавии. // АИМ в 1984 году. Кишинев. 137-149.

Левицкий О.Г. 1990. К вопросу о раннегальштатском горизонте с прочерченной керамикой в Днестровс-ко-Прутском междуречье. // Проблемы археологии Северного Причерноморья. ТД. Ч.II. Херсон. 6-8.

Левицкий О.Г. 1990а. Культура Днестровско-Сиретс-кого междуречья на рубеже II-I тыс. до н.э. (памятники каннелированного гальштата). // Автореферат дис. ... канд. ист. наук. Л. 23с.

Малеев Ю.Н. 1987. Чернолесская культура и гальш-тат. // Киммерийцы и скифы-I. ТД. Ч.И. Кировоград. 11-13.

Маркевич В. И. 1955. Археологические памятники в бассейне нижнего течения реки Чорна. // Изв. МФ АН СССР, № 5 (25). Кишинев. 131-145.

Массон В.М. 1995. Конвергенция и дивергенция в процессе разивтия древних культур. // Конвергенция и дивергенция в развитии культур эпохи энеолита-бронзы Срезней Азии и Восточной Европы. СПб. 5-7.

Мелюкова А.И. 1953. Памятники скифского времени на Среднем Днестре. // КСИИМК, вып. 54. 60-73.

Мелюкова А. И. 1954. Результаты раскопок на двух поселения скифского времени в Молдавии . // КСИИМК, вып. 56. 59-68.

Мелюкова А. И. 1955. Итоги изучения памятников скифского времени в Молдавии в 1952-1953 гг. // Изв. МФ АН СССР, № 5 (25). Кишинев. 51-70.

Мелюкова А.И. 1958. Памятники скифского времени лесостепного Среднего Поднестровья. // МИА, № 64. 5-102.

Мелюкова А.И. 1960. Исследование памятников пред-скифской и скифской эпох в лесостепной Молдавии. // МИА ЮЗ СССР и РНР. Кишинев. 129-150.

Мелюкова А.И. 1961. Культуры предскифского периода в лесостепной Молдавии. // МИА, № 96. 5-52.

Мелюкова А.И. 1972. О датировке и соотношении памятников начала железного века в лесостепной Молдавии. // СА, № 1. 57-72.

Мелюкова А.И. 1975. Итоги и задачи изучения взаи-

мосвязей киммерийских племен с фракийцами в советской науке. // Studia Thracica. Кн.1. София. 54-68.

Мелюкова А.И. 1979. Скифия и фракийский мир. М. 256 с.

Мелюкова А. И. 1982. Новые данные о керамике типа Сахарна-Солончены в Молдавии. // КСИА, вып. 1 70. 3-1 2.

Мелюкова А.И. 1989. Культуры предскифского периода в лесостепной зоне. // Степи европейской части СССР в скифо-сарматское время. Археология СССР. М. 16-29.

Пассек Т.С. 1949. Археологические разведки в Молдавии. // КСИИМК, вып. 26. 57-68.

Покровська Э.Ф. 1952. Поселення VIII-VII вв. до н.э. на Тясьмиж. // Археолопя, VII. К. 43-64.

Покровская Э.Ф. 1953. К вопросу о сложении культуры земледельческих племен Правобережного Под-непровья (бассейн р.Тясмин). // Автореферат дисс. ... канд.ист. наук. К. 15с.

Покровская Э.Ф. 1973. Предскифское поселение у с.Жаботин. // СА, № 4. 169-188.

Рыбалова В.Д. 1961. К вопросу о хронологии некоторых групп памятников эпохи бронзы и раннего железа на Украине. // АСГЭ, № 2. 9-25.

Рыбалова В.Д. 1966. Еще раз о начальной дате железного века на Днепре. // ВЛУ, № 2. Серия истории, языка и литературы, вып.2. Л. 74-82.

Рыбалова В.Д. 1999. Два поселения предскифского времени на Левобережье Среднего Днестра (по материалам разведки Юго-Подольской экспедиции в 1953-1954 гг.) и некоторые проблемы бело-грудовской культуры. // Археологические вести, № 6. СПб. — в печати.

Свешников И. К. 1969. К вопросу о племенном составе населения Прикарпатья и Волыни в конце II и в начале I тысячелетия до н.э. // I mi^dzynarodowy Kongres archeologii Slowianskiej. T. II. 42-64.

Свод памятников истории и культуры Молдавской ССР. 1987. Северная зона. Макет. Кишинев. 605с.

Смирнов Г.Д. 1949. Итоги археологических исследований в Молдавии в 1946 г. // Уч.зап. ИИЯиЛ МФ АН СССР T.II. Кишинев. 189-202.

Смирнова Г.И. 1954. Археологические культуры лесостепной Правобережной Украины и Молдавии в VII-VI вв. до н.э. // Автореферат дисс. ... канд.ист-.наук. Л. 15 с.

Смирнова Г.И. 1969. Новый могильник культуры Ноа у с.Старые Бедражи на Пруте. // АСГЭ, вып. 11. Л. 48-71.

Смирнова Г.И. 1976. Магала I и некоторые вопросы хронологии позднекомаровской культуры в Прикарпатье. // Энеолит и бронзовый век Украины. К. 118-135.

Смирнова Г.И. 1977. О хронологическом соотношении памятников типа Сахарна-Солончены и Жаботин (по материалам раскопок курганов у с.Мервинцы). // СА, № 4. 94-108.

Смирнова Г.И. 1980. Среднее Поднестровье и Нижнее Подунавье в предскифское время (контакты и хронологическое соотношение). // Thracia, V. София. 121-143.

Смирнова Г.И. 1981. Предскифский период на Буковине (контакты и взаимодействия). // Краткие тезисы докладов научной конференции Отдела истории первобытной культуры. Л. 52, 53.

Смирнова Г.И. 1982. Закрытые предскифские комплексы у с.Днестровка-Лука. // Древние памятники культуры на территории СССР Л. 30-53.

Смирнова Г.И. 1983. Материальная культура Григоров-ского городища (к вопросу о формировании чер-нолесско-жаботинских памятников). // АСГЭ, № 23. 60-71.

Смирнова Г.И. 1984. О формировании позднечерно-лесской культуры на Среднем Днестре (по материалам поселения Днестровка-Лука). // АСГЭ, № 25. 43-60.

Смирнова Г.И. 1985. Поселение у с.Днестровка — памятник чернолесской культуры на Днестре. // АСГЭ, вып. 26. Л. 5-29.

Смирнова Г.И. 1985а. Основы хронологии предскиф-ских памятников Юго-Запада СССР. // СА, № 4. 33-53.

Смирнова Г.И. 1986. Последний сезон работ на чер-нолесском поселении Днестровка-Лука и вопросы хронологии позднего Чернолесья. // АСГЭ, № 27. 8-26.

Смирнова П. 1987. Подтля у передсифський час (за наслщками робп- ^вденно-Подтьсюо експедици). // VII Подтьська юторико-краэзнавча конферен^я. ТД. Кам'янець-Подтьский. 18-20.

Смирнова Г.И. 1990. Культурно-исторические процессы в бассейне Среднего Днестра в конце II-пер-вой половине I тыс. до н.э. // Дисс. докт.ист.наук в форме научного доклада. К. 40с.

Смирнова Г.И. 1990а. Памятники типа Кишинев-Кор-латень в Днестро-Сиретском междуречье и группа Белегиш II в югославском Подунавье. // АСГЭ, вып. 30. Л. 20-33.

Смирнова Г.И. 1999. Послесловие к статье В.Д.Рыба-ловой «Два поселения предскифского времени на Левобережье Среднего Днестра и некоторые проблемы белогрудовской культуры». // Арехологичес-кие вести, № 6 . СПб. — в печати.

Смирнова Г.И., Кашуба М.Т. 1988. О двух локальных группах культуры позднего Чернолесья на Среднем Днестре. // АСГЭ, № 29. 18-28.

Стоянов Т. 1992. Погребальните обичаи в Североиз-точна Тракия през раножелязната епоха в светлина на новите проучвания. // Хелис I. София. 82-96.

Стоянов Т. 1997. Могилен некропол от ранножеляз-ната епоха. Сборяново I. София. 239с.

Субботин Л.В., Черняков И.Т. 1973. Фракийский кенотаф у с.Зализничное на Левобережье Нижнего Придунавья. // СА, № 2. 238-240.

Тереножкин А.И. 1961. Предскифский период на Днепровском Правобережье. К. 248с.

Тереножкин А. И. 1976. Киммерийцы. К. 223с.

Титов В.С. 1982. К изучению миграций бронзового века. // Археология Старого и Нового света. М. 92-139.

Федоров Г.Б. 1957. Древние славяне и их соседи в Молдавии (краткое описание памятников I-нача-ла II тыс. до н.э.). // Уч.зап. ИИЯиЛ МФ АН СССР. Т. VI (серия историческая). Кишинев. 237-311.

Шовкопляс IX. 1952. Курганний могильник передсифського часу на Середньому Днютрк // АП УССР, IV. К. 5-10.

Шовкопляс IX. 1954. Поселення ранньосифського часу на Середньому Днютрк // Археолопя, IX. К. 98-105.

Шовкопляс IX 1956. Середньоднютровська експеди^я 1949-1951 рр. // АП УССР, VI. К. 29-37.

Шовкопляс I.T, Максимов Э.В. 1952. Дослщження курганного могильника передшфського часу на Середньому Днютрк // Археолопя, VII. К. 89-108.

Щапова Ю.Л. 1994. Описание, классификация и эволюционные закономерности в развитии древних вещей. // РА, № 2. 81-92.

Яровой Е.В., Четвериков И.Ф. 1995. Полевой отчет о

работах Днестровской археологической экспедиции ПГКУ им.Т.Г.Шевченко в 1994 г. // Архив нио ПГУ. Тирасполь.

Agulnikov S. 1996. Necropola culturii Belozerka de la Cazaclia. // B.Tht., XIV. Bucureçti /.115p.

Alexandrescu A. 1978. Sepultures du premier âge du fer a Zimnicea (Dep. de Teleorman). // Dacia, XXII. 115124.

Alexianu M. 1996. La culture Corlâteni-Chiçinau — thrace ou illyriene? // The Thracian World at the Crossroads of Civilisations. Thr 7th internatoinal Congress of Thracology. Bucharest. 222, 223.

Anastasiu F., Hartuche N. 1967. Cercetâri çi descoperiri arheologice in raionul Brâila. // Danubius, I. 19-21.

Andritoiu I., Vasiliev V. 1993. Quelques considerations concernant la cultura Noua en Transylvanie. // Culture et civilisation au Bas Danube. X. 101-123.

Bassa B., Marqhitan I. 1967. Açezarea hallstattiana de la Sauleçti. // Apulum, VI.

Brudiu M. 1981. Contributii la cunoaçterea genezei Hallstattului in sud-estul României. // SCIVA, t.32, nr.4. 529-536.

Cercetâri arheologice in aria Nord-Traca. I. 1995. Bucureçti. 510p.

Cercetâri arheologice in aria Nord-Traca. II. 1997. Bucureçti. 536p.

Chicideanu I. 1992. O descoperire de la începutul primei epoci a fierului la Cirna. // SCIVA, t.43, nr.1. 49-54.

Cronica cercetârilor arheologice. Campania 1994. 1995. Cluj-Napoca. 136p.

Cronica cercetârilor arheologice. Campania 1995. 1996. Brâila. 163p.

Davidescu M. 1981. Un tezaur de podoabe tracice descoperit la Hinova-Mehedinti. // Thraco-Dacica, t.II. Bucureçti. 7-22.

Florescu A.C. 1991. Repertoriul culturii Noua-Coslogeni din România. Açezâri çi necropole. // Cultura çi civilizatia la Dunârea de Jos. IX. Câlâraçi. 414p.

Guma M. 1993. Civilizatia primei epoci a fierului in sud-vestul României. // B.Thr.IV. Bucureçti. 421p.

Guma M. 1995. The end of the Bronze Age and the beginning of the Early Iron Age in south-western Romania, western Serbia and north-western Bulgaria. A short review. // Thraco-Dacica, t. XVI, nr. 1-2. Bucureçti. 99-137.

Haheu V. 1998. Cercetâri arheologice la cetatea traco-geticâ Alcedar-La Cordon din raionul Çoldâneçti. // Revista Arheologicâ, 2. Chiçinâu. 111-135.

Hansel B. 1976. Beitrage zur regionalen und Gliederund der alteren Hallstattzeit an der unteren Donau. Bonn. T. 1, 2.

Hartuche A. 1972. Un nou aspect cultural de la sfîrçitul epocii bronzului la Dunârea de Jos. // Pontica, 5. 59-75.

Iconomu C. 1996. Cercetârile arheologice din cetatea hallstattianâ de la Pocreaca-Iaç i. // AM, XIX. Bucureçti. 21-56.

Ignat M. 1976. Decouvertes du Hallstatt thrace dans le département de Suceava. // Thraco-Dacica, I. Bucureçti. 99-108.

Juganaru G. 1 997. About question of the ritual-funaral customs of the eponimical settlement of Babadag. // Funeral practices in Europe 13th-4th centuries B.C. Tulcea. 18, 19.

Juganaru G. 1997a. Manifestâri timpurii ale primei epocii a fierului in Dobrogea (descoperirile de la Garvan-Mlajitul Florilor jud. Tulcea). // Prima epoca a fierului la Gurile Dunârii çi in zonele circumpontice. Tulcea. 99-110.

Kashuba M.T. 1996. Hligeni II — source historique pour l'étude de la culture hallstattienne de haute — epoque Saharna. // The Thracian World at the Crossroads of Civilisations. VII Congress of Thracology. Bucharest. 394-397.

Kashuba M., Haheu V., Levitki O. 1999. Vestigii thraco-

getice de la Nistru de Mijloc. // B.Thr.....Bucureçti —

in print.

Kossack G. 1980. «Kimmerische» Bronzen. Bemerkungen zur Zeitstellung in Ost- und Mitteleuropa. // Situla 20/21. Ljubljana. 109-141.

Kruselnicka L. 1979. Studien zur Besiedlung der ukrainischen Karpaten und des Karpatenvorlandes zu Beginn der Eisenzeit. // AAC, t. 19. 73-96.

Laszlo A. 1969. Cu privire la tehnica de ornamentare a ceramicii hallstattien de tip Babadag. // MA, I. PiatraNeamt. 319-326.

Laszlo A. 1972. O açezare hallstattiana la Cozia (jud. Iaçi). // AM, II. Iasi. 207-222.

Laszlo A. 1976. Începuturile primei vîrste a fierului pe teritoriul Moldovei. Unele rezultate çi probleme. // CI (SN), VII. Iasi. 57-75.

Laszlo A. 1985. Hallstatul timpuriu çi mijlocie pe teritoriul Moldovei. Rezumatul tezei de doctorat. Iaçi. 16p.

Laszlo A. 1986. Grupul Tamaoani. Asupra «orizontului» Hallstatian timpuriu cu ceramica incizata din sudul Moldovei. // MA, XII-XIV (1980-1982). Piatra-Niamt. 65-91.

Laszlo A. 1986a. Asupra legaturilor dintre spatiul Est-Carpatic çi zonele de stepa çi silvostepa Nord-Vest Pontice la începutui epocii fierului (sec.XII-VII î.e.n.). // Analele çtiintifice ale Universitate «Al. Cuza», din Iaçi (SM). T.xXxII, s.111 A.Istorie. Iaçi. 1-12.

Laszlo A. 1989. Les groupes regionaux anciens du Hallstatt a l'est des Carpates. La Moldavie aux XII-VII siècles av. n.e. // La civilisation de Hallstatt. Etudes et Recherches Arhéologiqus de l'Université de Liège, nr.36. Liège. 111-129.

Laszlo A. 1993. Dates radiocarbones et chronologie de la civilisation Noua-Sabatinovka-Coslogeni. // Culture et civilisation au Bas Danube. X. Calaraçi. 23-41.

Laszlo A. 1994. Începuturile epocii fierului la est de Carpati. Culturile Gava-Holihrady ç i Corlateni-Chiçinau pe teritoriul Moldovei. // B.Thr. VI. Bucureçti. 315 p.

Laszlo A. 1997. On the origin, development and chronology of the first Iron Age at the Lower Danube. // Prima epoca a fierului la Gurile Dunarii çi în zonele circumpontice. Tulcea. 67-84.

Levinschi A.N., Borziac I.A. 1990. Necropola plana de tip Saharna-Solonceni la Climauti de Jos. // Buletinul Academiei de Çtiinte a R.S.S. Moldova, q 3 (95). Chiçinau. 50-54.

Levitchi O. 1992. La situation culturelle et historique dans l'espace Carpato-Dniestrien a l'époque du Hallstatt. // Symposia Thracologica, 9. Bucureçti. 119-121.

Levitki O. 1994. Grupul Holercani-Hansca. Aspectul pruto-nistrean al complexului hallstattian timpuriu, cu ceramica incizata. // Relations Thraco-Ilyro-Hellenques. Bucureçti. 219-256.

Levitki O. 1994a. Cultura Hallstattului canelat la rasarit de Carpati. // B.Thr. VII. Bucureçti. 255p.

Levitki O., Demcenko T. 1997. Necropola tumulara-plana a culturii Noua de la Burlaneçti. // Angustia, 2. 103-122.

Morintz S. 1964. Quelques problemes concernat la periode ancienne du Hallstatt au Bas-Danube a la lumiene de fouilles de Babadag. // Dacia, VIII. 101-118.

Morintz S. 1971. Probleme ale hallstattului timpuriu in zona istro-pontica în lumina cercetarilor de Babadag. // Peuce, 2. 19-25.

Morintz S. 1974. Sfîrsitul epocii bronzului çi începutul epocii fierului în Carpato-Balcanic. // Revista de Istorie. T.27, № 6. Bucureçti. 897-906.

Morintz S. 1977. Probleme privind origine tracilor în lumina cercetarilor arheologice. // Revista de Istorie. T.30, № 8. Bucuresti. 1465-1488.

Morintz S. 1978. Contributii arheologice la istoria trakilor timpurii. I. Epoca bronzului in spatiul Carpato-Balcanic. Bucureçti. 216p.

Morintz S. 1987. Noi date çi probleme privind perioadele hallstattiana timpurie çi mijlocie in zona istro-pontica (cercetarile de la Babadag). // Thraco-Dacica, t.VIII, nr.1-2. Bucureçti. 39-71.

Morintz S., Roman P. 1969. Un nou grup hallstattian timpuriu in sud-vestul României — Insula Banului. // SCIV, t.20. 393-422.

Niculita I. 1996. Habitatul traco-getic de la Butuceni. // Thraco-Dacica, t.XVII, nr.1-2. Bucureçti. 139-167.

Petrescu-Dîmbovita M. 1953. Cimitirul hallstattian de la Stoicani. // mA, I. Bucureçti. 157-212.

Petrescu-Dîmbovita M., Dinu M. 1974. Noi cercetari arheologice la Stoicanu (jud.Galati). // SCIVA, t.25, nr. 1. 71-97.

Sapouna-Sakellarakis E. 1978. Die Fibeln der griechischen Inseln. // PBF XIV, 4. 208p.

Smirnova G. 1993. Die siedlung Mahala II a und II b — ein denkmal der Noua I und II kultur. // Culture et civilisation au Bas Danube. X. Calaraçi. 57-73.

Smirnova G. 1993a. Zur Frage der thrackischen und illyrischen Komponenten in der Frühhallstattkultur des Vorkarpatenraums. // Thraco-Dacica, t.XIV, nr.1-2. Bucureçti. 91-99.

Stoyanov T. 1992a. Early Iron Age tumular necropolis in the Sboryanovo reservation. // Xenwc II. Sofia. 93114.

Swiesznikow I.K. 1967. Kultura Komarowska (Na podstawie materialow z pln. Podkarpacia i zach. Wolynia). // AP, t.XII, z.1. 39-107.

Terzan B. 1987. The Early Iron Age Chronology of the Central Balkans. // Arch.Jug., 24. Belgrad. 7-27.

Vancugov V.P. 1996. Das Ender der Bronzezeit im nordlichen Schwarzmeergebiet. Die Belozerka-Kultur. // Eurasia antiqua, 2. 287-309.

Vasic R. 1982. Spätbronzezeitliche und alterhallstattzeitliche Hortfunds im ostlichen Jugoslawien. // Südosteuropa zwishcen 1600 und 1000 v.Chr. Berlin. 268-285.

Vinski-Gasparini K. 1973. Kultura polja sa zarama u sjevernoj Hrvatskoj. Zadar.