CC BY
100
УДК 801.81
Л. Х. Давлетшина
Древнетюркская мифология и фольклорная традиция татар: истоки и полисемантизм образов
Институт языка, литературы и искусства им. Г. Ибрагимова Академии наук Республики Татарстан,
г. Казань, Россия
Аннотация. Статья посвящена изучению древнетюркской религиозно-мифологической традиции, нашедшей свое отражение в духовной культуре татар, в диахроническом аспекте. Актуальность исследования заключается в том, что впервые древнетюркская мифология рассматривается как система представлений, послужившая основой для формирования сюжетов и образов в более поздней фольклорной традиции татар. Целью данного исследования является, во-первых, анализ письменных источников, содержащих информацию о древнетюркской религиозно-мифологической традиции в аспекте выявления источников формирования фольклорных образов и сюжетов; во-вторых, обобщение полученной информации, характеристика основного древнетюркского пантеона богов в его отношении к мифологическим сюжетам более поздних эпох. Для достижения цели исследования нами были выбраны историко-генетический и сравнительно-сопоставительный методы филологических исследований, т. к. истоки древнетюркских мифологических представлений являются общими, а не типологическими. В статье рассматриваются мифологические системы центральноазиатских хунну, кавказских гуннов и древних тюркских народов, населявших земли Алтая, Западной Сибири и Северной Монголии в эпоху тюркских каганатов У[-УП веков, которые описаны в китайских, армянских, рунических и древнеуйгурских письменных памятниках. На основе привлеченного для анализа материала выявляется основной древнетюркский пантеон и характеристики высших божеств, входящих в его состав, проводится их сравнительный анализ, определяются мифологические и эпические сюжеты, свидетельствующие о начале формирования эпической традиции тюркских народов в древнетюркскую эпоху. Автор обращает внимание на то, что письменные источники этого времени составляют основу древнетюркского героического эпоса, получившего развитие в период Золотой Орды (1243-1502) и тюркской письменной литературы средних веков и определяют дальнейшие пути развития эпического фольклора тюркских народов. Древнетюркская мифология рассматривается автором как система религиозно-мифологических представлений, послужившая источником для формирования общетюркского пласта мифологических воззрений, вместе с тем в статье уделяется внимание особенностям трансляции и трансформации общетюркской мифологической традиции в фольклоре татар.
Ключевые слова: древнетюркская мифология, религиозно-мифологическая традиция, древнетюркский пантеон, мифологические сюжеты, эпические сюжеты, актуальная мифология, эпос, фольклор, сюжет, образ.
DOI 10.25587/а5136-7223-9216^
ДАВЛЕТшИНА Лейла Хасановна - к. филол. н., ученый секретарь Института языка, литературы и искусства им. Г. Ибрагимова Академии наук Республики Татарстан. E-mail: leyla.davletshina@yandex.ru
DAVLETSHINA Leila Khasanovna - Candidate of Philological Sciences, scientific secretary of the G. Ibragimov Institute of Language, Literature and Art, Tatarstan Academy of Sciences.
L. Kh. Davletshina
Ancient turkic mythology and folklore tradition of tatars: origins and polysemantism of images
G. Ibragimov Institute of Language, Literature and Art, Tatarstan Academy of Sciences, Kazan, Russia
Abstract. The article is devoted to the study of the ancient Turkic religious-mythological tradition, which was reflected in the spiritual culture of the Tatars, in the diachronic aspect. The relevance of the study is that for the first time ancient Turkic mythology is considered as a system of representations that served as the basis for the formation of plots and images in the later folklore epic tradition. The purpose of this study is, firstly, to analyze written sources containing information about the ancient Turkic religious-mythological tradition, to identify the sources of the formation of folklore images and plots; secondly, a generalization of the received information, a characterization of the main ancient Turkic pantheon of gods by its attitude to mythological and epic plots of later eras, a determination of the origins of epic plots laid down in epic folklore. To achieve the goal of the study, we chose historical-genetic and comparative methods of philological research, since the origins of ancient Turkic mythological ideas are common, and not typological. The article considers the mythological systems of the Central Asian Huns, Caucasian Huns and ancient Turkic peoples who inhabited the lands of Altai, Western Siberia and Northern Mongolia during the era of the Turkic Khaganates of the VI-VII centuries, which are described in Chinese, Armenian, runic and ancient Uygur written monuments. On the basis of the material involved for analysis, the main ancient Turkic pantheon and the characteristics of the higher deities included in its composition are revealed, their comparative analysis is carried out, mythological and epic plots are determined, indicating the beginning of the formation of the epic tradition of Turkic peoples in the ancient Turkic era. The author draws attention to the fact that the written sources of this time form the basis of the ancient Turkic heroic epic, developed during the Golden Horde (1243-1502) and Turkic written literature of the Middle Ages and determine further ways of developing epic folklore of the Turkic peoples. Ancient Turkic mythology is considered by the author as a system of religious-mythological ideas, which served as a source for the formation of the general Turkic layer of mythological views, while the article pays attention to the features of the translation and transformation of the general Turkic mythological tradition in the folklore tradition of the Tatars.
Keywords: ancient Turkic mythology, religious-mythological tradition, ancient Turkic pantheon, mythological plots, epic plots, actual mythology, epic, folklore, plot, image.
Введение
Древнейший пласт народного творчества татар, истоки образов и сюжетов, мифологических символов и ассоциаций восходят к древнетюркской мифологии. На основе древних мифологических воззрений в более поздние эпохи развились такие жанры, как архаический эпос, сказка, легенда, предание; сюжеты, образы, рождавшиеся в ходе мифологического повествования, находили свое продолжение в произведениях фольклора, при этом система мифологических взглядов на протяжении веков «рассеивалась» в произведениях устного народного творчества и принимала форму верований о вселенной, мире, человеке, мифологических персонажах и др.
Целью данного исследования является, во-первых, анализ письменных источников, содержащих информацию о древнетюркской религиозно-мифологической традиции в аспекте выявления источников формирования фольклорных образов и сюжетов; во-вторых, обобщение полученной информации, характеристика основного древнетюркского пантеона богов в его отношении к мифологическим и эпическим сюжетам, определение истоков фольклорной традиции более поздних эпох.
Об истоках древнетюркской религиозно-мифологической традиции
Истоки древнетюркской мифологии восходят к азиатским хунну и европейским гуннам [1]. Этнонимом хунну называют кочевой народ, населявший территорию Центральной Монголии и Забайкальских степей до II в. до н. э. Гунны же представляют собой новый этнос, сформировавшийся на территории Прикаспийского Дагестана в результате смешения тюркоязычных племен с местными кочевыми и полукочевыми племенами ирано- и тюркоязычного мира (угоры, сарматы, аланы, савиры и др.) в эпоху Великого переселения народов [2]. Источники, отражающие историю, культуру, мифологические взгляды гуннов, в основном принадлежат китайским, греческим, армянским авторам. В XIX в. китайские хроники, которые не теряют своей актуальности и по сей день, были переведены на русский язык Н. Я. Бичуриным (Иакинф) [3]. Если в них содержатся генеалогические легенды о происхождении тюркских племен, информация о государственном устройстве, обычаях, то армянские источники (Лазарь Парбский, Малала, Феофан Исповедник, Мовсес Каланкатуаци, армянская географическая литература VII века и др.) раскрывают историю и культуру «страны гуннов», существовавшей в V-VII вв. на территории Северного Кавказа и Прикаспия. Среди трудов, отображающих мифологические представления «страны гуннов», самым богатым является труд армянского историка Мовсеса Каланкатуаци «История страны агван». Данные, записанные историком, который прибыл в 682 году на территорию Прикаспийского Дагестана с христианской миссией, дают возможность реконструировать древнетюркский пантеон богов, систему религиозно-мифологических воззрений тюрков
[4].
О религии и мифологических воззрениях хунну и тюрков Центральной Азии написано немало [5-9]. Для них было характерно почитание неба как верховного божества. В источниках этого времени теоним Тенгри не упоминается, но уже есть указания на зарождение тенгрианства, которое получит широкое распространение на территории Тюркского каганата. У хунну существовал ритуал встречи восходящего солнца, они встречали восход солнца поклоном [10]. Возвеличивание солнца повлияло и на обряд возведения правителя на престол. При возведении государя на престол его сажали на войлок и обносили в направлении движения солнца девять раз [3]. Как показано в китайских источниках («Хань-шу»), хунну совершали обряд жертвоприношения в честь неба, земли и своих духов по обычаю три раза в год в храме Лун-цы (лун - дракон) в первый, пятый и девятый месяцы в день Сюй. Самый большой праздник хунну приходился на пятый месяц по китайскому календарю, примерно на конец мая и начало июня [11-12].
Религиозно-мифологические воззрения азиатских хунну нашли свое продолжение и в верованиях тюркоязычных племён, появившихся в VI в. на территории Прикаспийского Дагестана и известных истории как европейские гунны. «История страны агван», повествующая о путешествии албанского епископа Исраэля с целью распространения христианства, знакомит с системой мифологических верований «страны гуннов». Повествующий представляет достаточно полную информацию об основных персонажах (Тенгри-хан, бог грозы Гуар / Куар, женское божество, боги земли и воды) гуннского пантеона. Как показывают исторические источники, являясь одним из основных культов в «стране гуннов», культ Тенгри-хана, с одной стороны, восходит к Тенгри древних тюрков, проживавших на землях Центральной Азии и Сибири, с другой стороны, к верховному богу прабулгар - Тангра [13].
В «стране гуннов» обряд жертвоприношения в честь Тенгри-хана проводился в святилищах-дубравах, где самые высокие деревья олицетворяли его самого. Здесь закалывали лощадей, затем их кровью окропляли землю, головы и шкуры вешали на ветви, туши сжигали на огне [14]. Со священных деревьев нельзя было брать ни веток, ни плодов, они были освящены и доведены до уровня культа. Жертву самому старому, самому сильному дереву приносил предводитель страны гуннов Алп-Илитвер и представители высших сословий, при этом у каждой семьи и племени было свое священное дерево. Человека, который нанёс вред священному дереву, кроме болезней и смерти, ждала опасность развала дома и искоренения рода. Подобные верования зафиксированы и у некоторых тюркоязычных народов Сибири [15].
В жизни народов Поволжья дерево издревле занимало центральную позицию. Понимая, какой мощью обладают деревья, булгары, сувары и берсулы обожествляли их, возле них совершались жертвоприношения. Запрещалось дотрагиваться до священного дуба, который являлся источником жизни и залогом благополучия [16]. Среди народов Поволжья была распространена вера в «древо жизни». «По представлению мордвы «мировое дерево» находилось посреди поля и на его ветвях помещались божества. Татары же верили в то, что на каждой ветке священного дерева - киремети имеется по божеству. Возле него забивали жертвенного барашка» [2]. Подобные верования, пройдя через тысячелетия, продолжили свое существование в сознании человека XXI в. в форме универсального культурного кода.
В духовной культуре татарского народа дуб представлен как родовое дерево, его корни символизируют отцов и дедов, а листья и ветки - молодое поколение, эти верования нашли отражение в татарских народных пословицах и песнях (Ата-бабалы кеше - тамырлы имэн 'Человек, имеющий отца и деда - дуб с корнями' [пер. наш]); обычай сажать дуб перед домом при рождении ребёнка и на сегодняшний день не теряет своей актуальности, люди верят в то, что только что посаженный дуб сохраняет прочность семьи, продолжительность рода, в пожеланиях при первом купании ребёнка в бане образ дуба занимает основное место (Атац кискэн утын тYгел / Анац яккан мунча тYгел. / Имэн кебек нык булсын, / Каен кебек ак булсын. / Тенлэ йокласын, кендез уйнасын 'Дрова нарублены не твоим отцом, Баня затоплена не твоей матерью. Пусть будет сильным, как дуб. Белым, как берёза. Ночью спит, днём играет' [пер. наш - Л. Д.]). Кроме того, в татарских деревнях, расположенных на Правобережье Волги и в районах Северного Закамья (как известно, эта территория в Х-Х11 веках являлась центром Волжской Булгарии [17]), и по сей день дубрава почитается как священное место, называемое в народе «изге руша» («изге руша») 'священная роща' (Спасский район), специально оставленные после вырубки леса несколько дубов продолжают называть «урман энкэлэре» («урман энкэлэре») 'матушки леса' (Апастовский район) и т. д.
Если вернуться к пантеону гуннов Северного Кавказа, известно, что помимо Тенгри-хана вторым по рангу был громовержец бог Гуар / Куар. Тюркские племена, жившие на территории Прикаспийского Дагестана, думали, что бог Куар производит
искры громоносных молний и эфирные огни. Человека или животное, которых ударила молния, считали его жертвой и обожествляли их. В традиционных представлениях местных племен солнце, луна, огонь и вода также были доведены до уровня культа, и господствовало мнение, что у каждой стихии есть свой хозяин [15].
Древнетюркские мифологические верования: основной пантеон и структура мироздания
Пантеон, нашедший отражение в мифологических воззрениях азиатских хунну и кавказских гуннов, совпадает с системой религиозно-мифологических воззрений древних тюркских народов, населявших земли Алтая, Западной Сибири и Северной Монголии в эпоху тюркских каганатов У1-УП вв. Основные каноны древнетюркской религии - тенгрианства раскрываются в камнеписных памятниках древних тюрков Центральной Азии середины VI в. В мифологических верованиях древних тюрков, описанных в рунических памятниках, трехчастная структура макрокосма состоит из Верхнего, Среднего и Нижнего миров. Властитель Верхнего мира и верховный бог древнетюркского пантеона - Тенгри мыслился как божество, олицетворяющее Небо, он распоряжался судьбами людей, «определял образ жизни голубых тюрков», даровал каганам мудрость и власть. В унаследованных от тюркских государств письменных памятниках, особенно в Малой и Большой надписях, посвящённых Культегину, и в надписи, посвященной Тоньюкуку, практически полностью раскрываются обязанности Тенгри. Культ Тенгри получил распространение на обширной территории, населённой тюркскими и тюрко-монгольскими народами. Учёный XI в. М. Кашгари отметил, что тюрки, еще не принявшие ислам, называли «высокие горы», «великие деревья» именем «Тенгри» [2, с. 76]. Древнетюркские воззрения об обожествленном Небе и Тенгри нашли продолжение и у волжских булгар. Его имя встречается в поэме Кул Гали «Кыйссаи йусуф», написанной до монгольских завоеваний и в булгарских надгробных надписях XIV в. [18]. «Обряды поклонения Тенгри у булгар мало чем отличались от обрядов других тюркских племен, среди булгарских археологических материалов были найдены и амулеты-обереги, напоминающие миниатюрное изображение Тенгри. В стране Булгар место, в которое ударила молния, превратилось в священное и в этом месте булгары совершили жертвоприношение», - пишет Г. Давлетшин [2, с. 80]. Это явление, наблюдаемое и у кавказских гуннов, указывает на преемственность функционала верховного бога Тенгри.
В 1Х-Х вв. после официального принятия ислама и распространения его среди тюркских народов, теоним Тенгри был заменен именем Аллах. По мнению исламоведов, «Тенгри в тюркских языках начинает употребляться в том же значении, что и слово Аллах» [19, с. 151]. С этим явлением сталкиваемся и в словаре М. Кашгари «Диван лугатет-тюрк»: при переводе теонима Тенгре с тюркского на арабский язык, автор расположил его рядом с именем Аллах [20]. Известно, что даже в начале XX в. теоним Тенгри применялся среди татар по отношению к божественной силе, сотворившей мир. «Вот как рассказывают о том, как Алла-Бабай производит гром. Когда ему нужно бывает испугать шайтана, он запрягает отличных рысаков в огромную телегу и, сев в центр телеги, гоняет по небу шайтана, держа в одной руке вожжи, а в другой длинный кнут; от быстрой езды огромной телеги небо сотрясается, и нам слышится грохот грома. От свиста кнута сверкает молния, виднеются огни. Есть и другие толкования: Алла-Бабай, привязав арканами к своей огромной телеге тяжелые круглые предметы, похожие на гири, ездит по небу. Прикреплённые к телеге гири, подпрыгивая, производят гром, о чем татары думают, что гром производит Алла-Бабай. В такой момент они говорят своим детям: «Вон, ходит Тенгри-Бабай! Или: «Тенгри-Бабай гремит! Он посылает дождь и произращает для тебя хлеб, чтобы ты рос большим» [21, с. 30-32]. Изгнание Аллахом шайтана с помощью молнии на сегодняшний день остается одним из наиболее активных мотивов, участвующих в
формировании сюжетов, и встречается в мифологических рассказах, записанных у татар, проживающих в разных регионах.
Если Тенгри олицетворяет мужское начало, то второе божество верхнего мира Умай олицетворяет женское начало и является супругой верховного бога Тенгри. Умай -божество, ведающее «рождением сынов человеческих», покровительница новорожденных, воинов. Связанные с ней верования дошли у большинства тюркских народов до наших дней. По данным Л. П. Потапова, Умай у сагайцев, шорцев и бельтиров - это душа ребенка от рождения до трех лет [22]. В татарской народной культуре сохранилось лишь несколько фрагментов верований, связанных с Умай: у казанских татар умай называют матку, место расположения плода или женский детородный орган [23], у сибирских татар так называют пуповину [24].
По верованиям древних тюрков, если Средним миром правила Святая Земля-Вода («Ыдук Йер-Суб»), то Подземный мир подчинялся Эрлик-хану, который «разлучал людей» и «посылал им вестников смерти» [25, с. 91-95]. Главный бог Среднего мира Земля-Вода, будучи связанным с культом земли и воды, рассматривался как покровитель тюрков, наказывающий за грехи. В надписи Кюль-Тегину он упоминается следующим образом: «весь тюркский народ вырождался, остался без потомков» - и якобы народ стал исчезать. Тогда Тенгри, священная Земля-Вода сказали: «Да не исчезнет весь тюркский народ, да будет он народом». Культ святой Земли-Воды занимал большое место в мифологических верованиях тюркских народов и, продолжая существовать на протяжении веков, дошел до наших дней в форме обожествления земли и воды и верований о духах-хозяевах природных локусов.
Пласт верований, непосредственно связанный с культом земли и воды у татар, не теряет своей актуальности и на сегодняшний день. Обычно рассматриваемые в рамках заговорной традиции такие явления, как «су тоту» («су тоту») 'наказание от воды', «джир тию» («щир тию») 'наказание от земли' и связанные с ними сюжеты рассматриваются как результат воздействия духов-хозяев земли и воды в ответ на неподобающие действия человека по отношению к природной стихии, которой они управляют. На сегодняшний день мотивировка этих понятий значительно упрощена и сохраняется лишь в форме запрета на причинение вреда водным источникам, загрязнение земли и воды или же регламента определенных действий, совершаемых рядом с водными источниками (оставление небольшой жертвы при пересечении водных источников или же заборе воды, чтение заговоров-обращений к «су иясе» («су иясе») 'дух-хозяин воды', «джир иясе» («щир иясе») 'дух-хозяин земли'). Те, кто совершает запрещенные традицией действия, в качестве наказания получают болезни, насланные на них духами-хозяевами, лечение которых проводится в нескольких вариантах в зависимости от локальной традиции татар.
Если Средним миром правила Земля-Вода, то Нижний мир у древних тюрков и монголов представлялся миром мертвых и подчинялся Эрклиг-хану. Самое раннее упоминание имени владыки преисподней Эрклига учёные связывают с эпитафией кыргызского хана Ынанчу Али Бильге (711-712), написанной на стеле Алтын-кёля («Нас было четверо высокородных - повествует от имени покойного автор эпитафии, -Эрклиг разлучил нас. Увы!») [5, с. 248]. Имя Эрклиг восходит к древнеуйгурскому слову Эрклиг каган (могучий государь). Согласно буддийским преданиям, в прошлом Эрклиг был святым монахом, обретшим сверхъестественное могущество. Однако он был убит по ложному обвинению и превратился в страшного вредоносного духа. Обезглавленный, но оставшийся в живых Эрклиг приставил себе бычью голову, начал губить невинные души. Позже, укротив, его низвергли в подземный мир, где он стал владыкой загробного царства [26-27]. Хотя в древнетюркских письменных памятниках действия Эрклига раскрыты недостаточно, в мифологических легендах, сохранившихся у саяно-алтайских тюрков и монголов, Эрклигу дается достаточно полная характеристика, он как демиург находит воплощение в качестве главного персонажа в текстах о сотворении земли.
Помимо четырёх главных божеств, упоминающихся в орхоно-енисейских надписях, китайских и армянских источниках, в древнетюркский пантеон входили божества-помощники. Эти данные содержатся в древнеуйгурских письменных памятниках. В книге «Ырк битиг» древнетюркский Тенгри претерпевает ряд изменений, его персонаж усложняется, возникают новые сюжеты, рядом с ним появляются второстепенные божества и божества-помощники. Именно в этой книге упоминаются божества «второго плана»: «бог путей на пегом коне» и «бог путей на вороном коне», именуемые йол-тенгри [28, с. 311-312]. Один из них привносит в жизнь народа благодать, а другой занимается наведением порядка в государстве, оба действуют по поручению Тенгри, осуществляют его желания и, всегда находясь в пути, связывают между собой Верхний и Средний миры.
Таким образом, представления о божествах древнетюркского пантеона образуют систему мифологических верований, общую для тюрков Центральной Азии и гуннов Северного Кавказа, о чём свидетельствуют орхонские стелы, надписи енисейских киргизов, древнеуйгурские памятники, данные мусульманских авторов, китайские источники. По мнению С. Г. Кляшторного, учитывая несомненное тождество гунно-булгарского и древнетюркского пантеонов и время миграции прабулгарских племен (племенного суперсоюза теле), оставивших свою центрально-азиатскую прародину не позднее V в., следует считать, что та сложная религиозно-мифологическая система, которую мы именуем «древнетюркским пантеоном», сформировалась в окончательном виде еще до середины I тыс. н. э. [29].
Древнетюркская мифологическая традиция как основа формирования эпического фольклора тюркских народов
Относительно жанра рунических надписей, рассмотренных выше, в науке существуют разные точки зрения, однако, по мнению В. М. Жирмунского и Е. М. Мелетинского, орхоно-енисейские надписи по праву могут быть оценены как образец письменного жанра, сформировавшегося в рамках духовной культуры древних тюрков. Именно в этих надписях начинает формироваться тюркский героический эпос, в эту эпоху складываются сюжеты, которые в более поздний период составят основу эпических произведений [30-31]. Как известно, «в героическом эпосе мы всегда имеем дело с вымышленными, то есть созданными народной фантазией по определенным законам эпического творчества, сюжетами и образами» [32, с. 233], его основу составляют сложные сюжеты и образы, переплетённые с мировоззрением народа. Между тем эпитафии древних тюрков повествуют о реальных событиях - войнах, народных восстаниях, смене правителей, подтвержденных другими историческими источниками и сохранивших связь с двенадцатилетним «животным» циклом. «В этих памятниках, - пишет Х. Куроглу, - все передано в стиле эпоса... Повествование основано на историческом материале, но события переданы в эпическом плане: торжественность во время победы, оплакивание гибели героев, преувеличение их действий, повторения, эпитеты, сравнения - всё говорит об эпосе больше, чем об исторической хронике» [33, с. 43]. Обращает на себя внимание стилистическая близость использованных в древнетюркских письменных памятниках литературных приемов к повествовательным формам, характерным для тюркского героического эпоса. В особенности это проявляется в сходстве устойчивых традиционных формул при описании боевых подвигов героев эпоса и героев надписей, но в отличие от эпоса в последних отсутствует излишняя гиперболизация. Описание грандиозной битвы, когда один богатырь побеждает врага, превосходящего его во много раз по силе и численности, нередко определяемой как десятки тысяч противников, прослеживается во многих образцах тюркского героического эпоса. С похожей ситуацией мы сталкиваемся и в описании исторических сражений в древнетюркских письменных памятниках.
«В этом сражении Кюль-Тегин был тридцати лет; сев верхом на своего белого (коня) героя Шалчы, он бросился в атаку, двух мужей он заколол (копьём) одного за другим; мы убили (многих) карлуков и (оставшихся) покорили их. <.. .>
Кюль-Тегин, сев на белого (коня) Азмана, бросился в атаку, шесть мужей он заколол, в свалке он порубил мечом седьмого. Во второй раз мы сразились с эдизами при Кушлагаке. Кюль-Тегин, сев на своего бурого азского (коня) и бросившись в атаку, заколол одного мужа; девять человек он убил при преследовании; народ эдизов тогда погиб.
В третий раз ... мы сразились с огузами. Кюль-Тегин, сев на белого (коня) Азмана, произвёл атаку и переколол (нескольких врагов); их войско мы перекололи, их племенной союз покорили.
Враждебные (нам) огузы напали на орду. Кюль-Тегин, сев на белого Огсиза, заколол девять мужей (и) не отдал орды! <...> Если бы не было Кюль-Тегина, все бы вы погибли» [34, с. 47-50].
Как видно из описания сражений и подвигов Кюль-Тегина, его образ и боевые успехи явно гиперболизируются. Повествователь прибегает к традиционному в сказаниях тюркских народов приему - описанию битвы одного богатыря против всего вражеского войска, состоящего из десятков тысяч воинов. При этом важной особенностью является акцент на том, что богатырь побеждает врага не магией и волшебством, а своей собственной богатырской силой. Характерной чертой памятников в их связи с тюркским героическим эпосом является воспроизведение эпической биографии исторической личности, раскрываемой повествователем сквозь черты эпического богатыря, описание богатыря, его коня и оружия, воспроизведение самой битвы и гибели героя, явившейся предвестником распада могущественного государства. Хотя орхоно-енисейские надписи непосредственно нельзя назвать эпическими произведениями, С. Н. Кляшторный расценивает их как начало эпической традиции, которая получит развитие у тюркских народов в последующие эпохи [35].
Наряду с вышеуказанными источниками науке известен памятник тюркской руники «Ырк битиг» («Книга предсказаний»), относимый ко времени Уйгурского каганата. «Ырк битиг» состоит из 65 коротких рассказов, в которых представлены фрагментарные и схематичные микросюжеты из жизни людей, фольклора, мифологии [11]. В качестве пролога к повествованию используется мифологический сюжет о космической катастрофе и восстановлении миропорядка. Наверху была мгла, внизу был прах, Птицы летели и сбивались с пути, Звери бежали и сбивались с пути, Сыны человеческие шли и сбивались с пути. На третий год, по милости Неба, Снова увидели друг друга В здравии и благополучии.
Все радовались и веселились! [35, с. 281; 36, с. 50].
Повествование, начавшееся с мифологического сюжета о сотворении мира, далее описывает историю героя: детство и юность, встреча с богом судеб вскоре после появления на свет, богатырское детство, противоречие с родителями, поиск невесты, военный поход, битва, подвиг, чудесное возвращение, подготовка юрты к свадьбе, обращение к подземному и небесному богу, разгром ставки хана в результате набега, помощь бога судеб и возведение князя на ханский престол, достижение успеха. Как известно, сюжетная основа тюркского героического эпоса, получившего развитие в более поздние эпохи, основана на изображении доблестной победы героя, его похода, приключений и участия в чрезвычайных событиях [37]. Несмотря на условность связи некоторых сюжетных мотивов между собой, рунические памятники дают возможность для реконструкции фрагментов эпического повествования. Эпические сказания,
возникшие в более поздние века, так или иначе соотносятся с памятниками древнетюркской письменности и художественно преломляют в себе мифологические сюжеты и мотивы, распространенные в духовной культуре тюркских племен, живших в древнетюркскую эпоху.
Заключение
Как видно из вышесказанного, система мифологических представлений и верований, взявших своё начало со времён хунну / гуннов, пройдя древнетюркский период, соединившись с исламским мировоззрением, дошла до сегодняшнего дня, легла в основу сюжетных жанров, которые в дальнейшем получили своё развитие в устном народном творчестве, определила фонд мотивов многовековых сюжетов и нашла свое место в афористических видах творчества в виде лексических единиц, фрагментов верований, послужила формированию эпического фольклора тюркских народов. Несмотря на обширную географию происхождения и распространения древнетюркских памятников, они написаны на общем для всех тюркских племен, в т. ч. и для наших предков булгар и кыпчаков, литературном языке и транслируют общий культурный пласт, легший в основу традиционных мифологических представлений и эпической традиции тюркских народов.
Древнетюркские рунические памятники, характеризуемые как первые исторические художественные произведения в истории тюркских литератур, в то же время обладают чертами раннего тюркского героического эпоса. Повествование в них основано на исторических событиях, но переданы они в эпическом плане: эпический характер описания битвы героя, его богатырской силы, особое внимание к описанию самого богатыря, коня и оружия, использование традиционных формул, гиперболизация подвигов героя, повторения, эпитеты - все это указывает на зарождение эпической традиции тюркских народов. Возможность реконструкции сюжета эпического героя, заложенного в основу древнеуйгурского письменного памятника «Ырк битиг», позволяет говорить о становлении героического эпоса уже в эпоху древнетюркских государств. Письменные источники этого времени составляют основу древнетюркского героического эпоса, получившего развитие в период Золотой Орды (1243-1502) и тюркской письменной литературы средних веков и определяют дальнейшие пути развития эпического фольклора тюркских народов.
Следует отметить, что на сегодняшний день наряду с вышеуказанными памятниками для реконструкции мифологической системы татар роль информативного источника, отражающего преломление древних мифологических верований и актуальную «живую» традицию, выполняет «низшая мифология», т. е. информация мифологического содержания, связанная с духами-хозяевами, не имеющими божественного статуса, персонажами народной демонологии, обрядовой культурой и верованиями. Мифологические тексты о персонажах низшей мифологии функционируют в многообразных локальных вариантах в различных этнических традициях татар. Следует иметь в виду, что речь здесь не о зеркальном отражении древнетюркской традиции, а о системе мифологических представлений, восходящих к древнетюркским мифологическим верованиям, которые претерпели изменения на протяжении тысячелетий в процессе формирования татарского народа, вобрав в себя иноэтничные и религиозные элементы, но сохранив при этом единую общетюркскую основу, которая находит отражение в духовной культуре татар.
Л и т е р а т у р а
1. Гумилев, Л. Н. История народа хунну / Л. Н. Гумилев. - Москва : Институт Ди-Дик, 1998. Кн. 2. - 496 с.
2. ДэYлэтшин, Г. М. Терки-татар рухи мэдэнияте /. Г. М. ДэYлэтшин. - Казан : Татарстан китап нэшрияты, 1999. - 512 б.
3. Бичурин, Н. Я. [Иакинф]. Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена / Н. Я. Бичурин [Иакинф]. - Москва-Ленинград : АН СССР, Институт этнографии им. Миклухо-Маклая. 1952. - Т. I. - 362 с.
4. Гмыря, Л. Б. Религиозные представления населения Прикаспийского Дагестана в 1У-УП вв. (По данным письменных источников) / Л. Б. Гмыря. - Махачкала : Наука ДНЦ, 2009. - 538 с.
5. Кляшторный, С. Г. Мифологические сюжеты в древнетюркских памятниках / С. Г. Кляшторный // Тюркологический сборник, 1977. - Москва : Наука, ГРВЛ, 1981. - С. 117-138.
6. Кляшторный, С. Г. Древнетюркские рунические памятники как источник по Средней Азии / С. Г. Кляшторный. - Москва : Наука, 1964. - 214 с.
7. Гумилев, Л. Н. Древние тюрки / Л. Н. Гумилев. - Москва : Клышников-Комаров и Ко, 1993.
- 513 с.
8. Потапов, Л. П. Алтайский шаманизм / Л. П. Потапов. - Ленинград : Наука : Ленинградское отделение, 1991. - 319 с.
9. Стеблева, И. В. К реконструкции древнетюркской религиозно-мифологической системы / И. В. Стеблева // Тюркологический сборник 1971. - Москва : Наука, ГРВЛ, 1972. - С. 213-226.
10. Гумилев, Л. Н. Хунну. Степная трилогия / Л. Н. Гумилев. - Санкт-Петербург : Таймаут, 1993.
- 224 с.
11. Татар эдэбияты тарихы. I том. - Казан: Татарстан китап нэшрияты, 2014. - 413 б.
12. Алексеев, Н. А. Общие в ранних формах религии якутов и тувинцев / Н. А. Алексеев // Этнография народов Алтая и Западной Сибири / Отв. ред. А. П. Окладников. - Новосибирск : Наука : Сибирское отделение, 1978. - С. 199-215.
13. Кляшторный, С. Г. Степные империи древней Евразии / С. Г. Кляшторный, Д. Г. Саввинов. -Санкт-Петербург: филол. фак. С.-Петерб. гос. ун-та, 2005. - 346 с.
14. Мовсес Каланкатуаци. История агван Мойсея Каганкатваци, пис. X в. / Пер. К. Патканьян. -Санкт-Петербург : тип. Акад. наук, 1861. - 376 с.
15. Гмыря, Л. Б. Страна гуннов у Каспийских ворот / Л. Б. Гмыря. - Махачкала : Даг. кн. изд-во, 1995. - 288 с.
16. Саберова, Г. Г. Названия растений в татарском литературном языке / Г. Г. Саберова. - Казань : ИЯЛИ, 1996. - 186 с.
17. Татары Среднего Поволжья и Приуралья / Отв. ред. Н. И. Воробьев и Г. М. Хисамутдинов. -Москва : Наука, 1967. - 538 с.
18. Урманчеев, Ф. И. Татар халык и^аты / Ф. И. Урманчеев. - Казан : Мэгариф, 2002. - 335 б.
19. Ислам. Белешмэ^злек / Тез. З. Шэфигый. - Казан : Татарстан китап нэшрияты, 1993. - 190 б.
20. Махмуд, ал-Кашгари. Диван Лугат ат-Турк / Перевод, предисловие и комментарии З.-А. М. Ауэзовой. Индексы составлены Р. Эрмерсом. - Алматы : Дайк-Пресс, 2005. - 1288 с.
21. Исхаков, Р. Р. Религиозный синкретизм и традиционная обрядность татар-кряшен Волго-Уралья (XIX- начало XX в.). Сборник материалов и документов / Авторы-сост.: Х. З. Багаутдинова, Р. Р. Исхаков. - Казань : Институт истории им. Ш. Марджани АН РТ; ЯЗ, 2015. - 324 с.
22. Потапов, Л. П. Умай - божество древних тюрков в свете этнографических данных / Л. П. Потапов // Тюркологический сборник 1972. - Москва : Наука, ГРВЛ, 1973. - С. 265-286.
23. Брусько, З. М. В круге жизни / З. М. Брусько. - Казань : Ихлас, 2014. - 223 с.
24. Кляшторный, С. Г. Древнетюркская мифология: к постановке проблемы / С. Г. Кляшторный // Письменные памятники и проблемы истории культуры народов Востока. XIV годичная научная сессия ЛО ИВ АН СССР (доклады и сообщения). Декабрь 1978 г. Часть 1. - Москва : Наука, ГРВЛ, 1979. - С. 91-96.
25. Кляшторный, С. Г. Мифологические сюжеты в дренетюркских памятниках / С. Г. Кляшторный // Памятники древнетюркской письменности и этнокультурная история Центральной Азии. - Санкт-Петербург : Наука, 2006. - С. 241-265.
26. Мифы народов мира. Энциклопедия / Глав. ред. С. А. Токарев. - Москва : Советская энциклопедия, 1992. - Том 2. - 671 с.
27. Закирова, И. Г. Эувэл башлап ни бетте / И. Г. Закирова. - Казан : ТЭЬСИ, 2017. - 152 с.
28. Кляшторный, С. Г. Древнетюркская религия: проблемы реконструкции и генезиса / С. Г. Кляшторный // Памятники древнетюркской письменности и этнокультурная история Центральной Азии. - Санкт-Петербург : Наука, 2006. - 309-319 с.
29. Кляшторный, С. Г. Древнетюркская цивилизация: диахронические связи и синхронические аспекты / С. Г. Кляшторный // Советская тюркология. - 1987. - №3. - С. 58-62.
30. Жирмунский, В. М. О некоторых проблемах теории тюркского народного стиха / В. М. Жирмунский // Тюркологический сборник, 1970. - Москва : Наука, ГРВЛ, 1970. - С. 29-68.
31. Мелетинский, Е. М. Происхождение героического эпоса / Е. М. Мелетинский. - Москва : Изд-во восточной литературы, 1963. - 462 с.
32. Путилов, Б. Н. Методология сравнительно-исторического изучения фольклора. - Ленинград : Наука : Ленинградское отделение, 1976. - 244 с.
33. Куроглы, Х. Г. Борынгы терки язмачылык / Х. Г. Куроглы // Татар эдэбияты тарихы. Алты томда. Т. 1. - Казан : Татарстан китап нэшрияты, 1984. - С. 40-83.
34. Малов, С. Е. Памятники древнетюркской письменности: Тексты и исследования / С. Е. Малов.
- Москва ; Ленинград : Издательство Академии наук СССР, 1951. - 452 с.
35. Кляшторный, С. Г. Эпические сюжеты в древнетюркских рунических памятниках / С. Г. Кляшторный // Памятники древнетюркской письменности и этнокультурная история Центральной Азии. - Санкт-Петербург : Наука, 2006. - С. 269-290.
36. Мэхмутов, Х. Ш. Борынгылар эйткэн CYзлэр (VIII - XVII йез терки-татар ядкярлэрендэ афорзмнар) / Х. Ш. Мэхмутов. - Казан : Фикер, 2002. - 255 б.
37. Мехэммэт^анова, Л. Х. Денья цивилизациясендэ татар дастаннары / Л. Х. Мехэммэт^анова.
- Казан : ТЭЫСИ, 2018. - 278 б.
R e f e r e n c e s
1. Gumilev, L. N. Istoriya naroda hunnu / L. N. Gumilev. - Moskva : Institut Di-Dik, 1998. Kn. 2. - 496 s.
2. DэYlэtshin, G. M. Тегкь1д1ж ruhi mэdэniyate /. G. M. DэYlэtshin. - Kazan : Tatarstan kitap Mshriyaty, 1999. - 512 b.
3. Bichurin, N. Ya. [Iakinf]. Sobranie svedenij o narodah, obitavshih v Srednej Azii v drevnie vremena / N. Ya. Bichurin [Iakinf]. - Moskva-Leningrad : AN SSSR, Institut etnografii im. Mikluho-Maklaya. 1952.
- T. I. - 362 s.
4. Gmyrya, L. B. Religioznye predstavleniya naseleniya Prikaspijskogo Dagestana v IV-VII vv. (Po dannym pis'mennyh istochnikov) / L. B. Gmyrya. - Mahachkala : Nauka DNC, 2009. - 538 s.
5. Klyashtornyj, S. G. Mifologicheskie syuzhety v drevnetyurkskih pamyatnikah / S. G. Klyashtornyj // Tyurkologicheskij sbornik, 1977. - Moskva : Nauka, GRVL, 1981. - S. 117-138.
6. Klyashtornyj, S. G. Drevnetyurkskie runicheskie pamyatniki kak istochnik po Srednej Azii / S. G. Klyashtornyj. - Moskva : Nauka, 1964. - 214 s.
7. Gumilev, L. N. Drevnie tyurki / L. N. Gumilev. - Moskva : Klyshnikov-Komarov i Ko, 1993. - 513 s.
8. Potapov, L. P. Altajskij shamanizm / L. P. Potapov. - Leningrad : Nauka : Leningradskoe otdelenie, 1991. - 319 s.
9. Stebleva, I. V. K rekonstrukcii drevnetyurkskoj religiozno-mifologicheskoj sistemy / I. V. Stebleva // Tyurkologicheskij sbornik 1971. - Moskva : Nauka, GRVL, 1972. - S. 213-226.
10. Gumilev, L. N. Hunnu. Stepnaya trilogiya / L. N. Gumilev. - Sankt-Peterburg : Tajmaut, 1993. - 224 s.
11. Tatar эdэbiyaty tarihy. I tom. - Kazan: Tatarstan kitap Mshriyaty, 2014. - 413 b.
12. Alekseev, N. A. Obshchie v rannih formah religii yakutov i tuvincev / N. A. Alekseev // Etnografiya narodov Altaya i Zapadnoj Sibiri / Otv. red. A. P. Okladnikov. - Novosibirsk : Nauka : Sibirskoe otdelenie, 1978. - S. 199-215.
13. Klyashtornyj, S. G. Stepnye imperii drevnej Evrazii / S. G. Klyashtornyj, D. G. Savvinov.
- Sankt-Peterburg: filol. fak. S.-Peterb. gos. un-ta, 2005. - 346 s.
14. Movses Kalankatuaci. Istoriya agvan Mojseya Kagankatvaci, pis. X v. / Per. K. Patkan'yan.
- Sankt-Peterburg : tip. Akad. nauk, 1861. - 376 s.
15. Gmyrya, L. B. Strana gunnov u Kaspijskih vorot / L. B. Gmyrya. - Mahachkala : Dag. kn. izd-vo, 1995. - 288 s.
16. Saberova, G. G. Nazvaniya rastenij v tatarskom literaturnom yazyke / G. G. Saberova. - Kazan' : IYALI, 1996. - 186 s.
17. Tatary Srednego Povolzh'ya i Priural'ya / Otv. red. N. I. Vorob'ev i G. M. Hisamutdinov. - Moskva : Nauka, 1967. - 538 s.
18. Urmancheev, F. I. Tatar halyk i^aty / F. I. Urmancheev. - Kazan : Msgarif, 2002. - 335 b.
19. Islam. Beleshms-syzlek / Tez. Z. Shsfigyj. - Kazan : Tatarstan kitap nsshriyaty, 1993. - 190 b.
20. Mahmud, al-Kashgari. Divan Lugat at-Turk / Perevod, predislovie i kommentarii Z.-A. M. Auezovoj. Indeksy sostavleny R. Ermersom. - Almaty : Dajk-Press, 2005. - 1288 s.
21. Iskhakov, R. R. Religioznyj sinkretizm i tradicionnaya obryadnost' tatar-kryashen Volgo-Ural'ya (XIX- nachalo XX v.). Sbornik materialov i dokumentov / Avtory-sost.: H. Z. Bagautdinova, R. R. Iskhakov.
- Kazan' : Institut istorii im. SH. Mardzhani AN RT; YAZ, 2015. - 324 s.
22. Potapov, L. P. Umaj - bozhestvo drevnih tyurkov v svete etnograficheskih dannyh / L. P. Potapov // Tyurkologicheskij sbornik 1972. - Moskva : Nauka, GRVL, 1973. - S. 265-286.
23. Brus'ko, Z. M. V kruge zhizni / Z. M. Brus'ko. - Kazan' : Ihlas, 2014. - 223 s.
24. Klyashtornyj, S. G. Drevnetyurkskaya mifologiya: k postanovke problemy / S. G. Klyashtornyj // Pis'mennye pamyatniki i problemy istorii kul'tury narodov Vostoka. XIV godichnaya nauchnaya sessiya LO IV AN SSSR (doklady i soobshcheniya). Dekabr' 1978 g. Chast' 1. - Moskva : Nauka, GRVL, 1979.
- S. 91-96.
25. Klyashtornyj, S. G. Mifologicheskie syuzhety v drenetyurkskih pamyatnikah / S. G. Klyashtornyj // Pamyatniki drevnetyurkskoj pis'mennosti i etnokul'turnaya istoriya Central'noj Azii. - Sankt-Peterburg : Nauka, 2006. - S. 241-265.
26. Mify narodov mira. Enciklopediya / Glav. red. S. A. Tokarev. - Moskva : Sovetskaya enciklopediya, 1992. - Tom 2. - 671 s.
27. Zakirova, I. G. Oyvsl bashlap ni bette / I. G. Zakirova. - Kazan : TQhSI, 2017. - 152 s.
28. Klyashtornyj, S. G. Drevnetyurkskaya religiya: problemy rekonstrukcii i genezisa / S. G. Klyashtornyj // Pamyatniki drevnetyurkskoj pis'mennosti i etnokul'turnaya istoriya Central'noj Azii. - Sankt-Peterburg : Nauka, 2006. - 309-319 s.
29. Klyashtornyj, S. G. Drevnetyurkskaya civilizaciya: diahronicheskie svyazi i sinhronicheskie aspekty / S. G. Klyashtornyj // Sovetskaya tyurkologiya. - 1987. - №3. - S. 58-62.
30. Zhirmunskij, V. M. O nekotoryh problemah teorii tyurkskogo narodnogo stiha / V. M. Zhirmunskij // Tyurkologicheskij sbornik, 1970. - Moskva : Nauka, GRVL, 1970. - S. 29-68.
31. Meletinskij, E. M. Proiskhozhdenie geroicheskogo eposa / E. M. Meletinskij. - Moskva : Izd-vo vostochnoj literatury, 1963. - 462 s.
32. Putilov, B. N. Metodologiya sravnitel'no-istoricheskogo izucheniya fol'klora. - Leningrad : Nauka : Leningradskoe otdelenie, 1976. - 244 s.
33. Kyrogly, H. G. Boryngy terki yazmachylyk / H. G. Kyrogly // Tatar sdsbiyaty tarihy. Alty tomda. T. 1. - Kazan : Tatarstan kitap nsshriyaty, 1984. - S. 40-83.
34. Malov, S. E. Pamyatniki drevnetyurkskoj pis'mennosti: Teksty i issledovaniya / S. E. Malov. -Moskva ; Leningrad : Izdatel'stvo Akademii nauk SSSR, 1951. - 452 s.
35. Klyashtornyj, S. G. Epicheskie syuzhety v drevnetyurkskih runicheskih pamyatnikah / S. G. Klyashtornyj // Pamyatniki drevnetyurkskoj pis'mennosti i etnokul'turnaya istoriya Central'noj Azii. -Sankt-Peterburg : Nauka, 2006. - S. 269-290.
36. Mshmytov, H. Sh. Boryngylar sjtksn syzlsr (VIII - XVII jez terki-tatar yadkyarlsrends aforzmnar) / H. Sh. Mshmytov. - Kazan : Fiker, 2002. - 255 b.
37. Mehsmmst^anova, L. H. Den'ya civilizaciyasends tatar dastannary / L. H. Mehsmmst^anova.
- Kazan : TQhSI, 2018. - 278 b.
