CC BY
62
ВЕСТНИК МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА. СЕР. 9. ФИЛОЛОГИЯ. 2013. № 1
Е.И. Кислова
ДРЕВНЕЕВРЕЙСКИЙ ЯЗЫК В ПРАВОСЛАВНЫХ УЧЕБНЫХ ЗАВЕДЕНИЯХ В РОССИИ XVIII в.
(к истории лингвистической компетенции
церковной среды)1
В статье реконструируется история преподавания древнееврейского языка в православных учебных заведениях в России XVIII в. (Московской духовной академии и семинарии Троице-Сергиевой лавры). В рамках тенденций, характерных для христианской гебраистики эпохи Просвещения, прослеживаются факторы, влиявшие на изучение этого языка, анализируется его значение в лингвистической подготовке будущих священно- и церковнослужителей.
Ключевые слова: XVIII в., история духовного образования, древнееврейский язык, библеистика, христианская гебраистика.
The article reconstructs the history of teaching classical Hebrew in Orthodox educational establishments in the XVIII century Russia (Moscow Theological Academy and the Seminary of the Holy Trinity-St.Sergius Lavra). Within the framework of tendencies characteristic of the Christian studies of Hebrew in the Enlightenment period the author traces the factors influencing the study of this language and analyzes its significance for the linguistic training of future clergymen and ministers of the church.
Key words: XVIII century, the history of theological education, classical Hebrew, biblical studies, Christian studies of Hebrew.
1. Христианская гебраистика в Европе и России в Средние века. Изучение древнееврейского языка в рамках христианского богословия имеет давнюю традицию в Европе и восходит еще к XII-XIII вв. — к миссионерской деятельности доминиканцев и францисканцев (см. подробнее: [Гебраистика]). С конца XV в. интерес к древнееврейскому языку и еврейским источникам Библии связан с развитием европейского гуманизма, и особенно — с Реформацией и Контрреформацией: «Привлечение же древнееврейского и арамейского языков в круг "оригинальных библейских"... имело в качестве основания еще и реформационную идеологию с ее sola Scriptura и
1 Исследование выполнено при поддержке Совета по грантам Президента РФ для поддержки молодых российских ученых (номер гранта МК-1573.2013.6). Автор благодарит за обсуждение представленной работы участников конференции "Christian Hebraism in Eastern Central Europe from the Renaissance to the Enlightenment" (Виттенберг, 18-21 марта 2011 г.).
изначальным антикатолическим ("антивульгатовским") пафосом возвращения к альтернативным первоисточникам в виде масорет-ского текста. Так что в постреформационный период и эпоху Нового времени не только греческий или латинский языки, но и древнееврейский, и арамейский становились актуальными для христианской (прежде всего протестантской) библеистики» [Головащенко, 2004]. Древнееврейский мыслится как основа для богословской учености, а возможность обращаться к еврейскому оригиналу Библии расценивается как важнейшее умение и протестантского, и католического богослова (см. [Burnett, 2008; 2009]), поэтому в ряде университетов Европы возникает систематическое преподавание этого языка.
На территории восточных славян в Средние века древнееврейский был менее актуален для богословия2. Знакомство восточнославянских книжников с этим языком проходило преимущественно через ономастиконы — списки библейских имен и топонимов. Три сохранившихся восточнославянских ономастикона известны в рукописях начиная с XIII в. («Речь жидовьскаго языка», «О именех глаголемых жидовьскым языком», «А се имена жидовьская русьскы тълкована»). Несмотря на название, эти словари были разнородными: они содержали толкование и перевод библейских топонимов и личных имен (onomastica sacra), причем не только еврейских, но и греческих, латинских, арабских, эфиопских и др. [История русской лексикографии, 2001: 41]. Имена либо переводились этимологически, либо раскрывались символически: «Главная цель таких толкований — обосновать причину присвоения имени, связав ее с одним из библейских эпизодов... Составители древних словарей черпали свои толкования библейских имен из самой Библии. В тех случаях, когда в Библии не дано объяснения имени, его изыскивали позднейшие толкователи, исходя из нарицательного значения слова или подменяя его словом, близким по звучанию» [История русской лексикографии, 2001: 42]. Источником подобных словарей частично или полностью были греческие тексты (см. [История русской лексикографии, 2001: 41-42]), на протяжении веков они дополнялись сведениями из других, часто неизвестных текстов.
Некоторая часть славянских книжников была знакома с древнееврейским настолько хорошо, что в результате появлялись славянские переводы с этого языка, которые датируются домонгольским периодом (см. [Мещерский, 1978], [Алексеев, 1999]). В круг подобных текстов входит, предположительно, Книга Есфирь, сохранившаяся в списках начиная с XIV в. ([Алексеев, 1999: 180; Пичхадзе]). Известен также список Песни песней, переведенный в конце XV в. Целый ряд
2 Отдельно необходимо рассматривать историю еврейско-христианских отношений на территории западных славян, в частности, в Польше — см. [Шпирт, 2011; Pietkiewicz, 2011] и др.
переводов Пятикнижия был сделан в XV в. на западной территории восточных славян (в частности, Виленский сборник XVI в., который содержит переводы целого ряда книг Ветхого Завета [там же]). Возникновение подобных переводов традиционно связывают с ересью жидовствующих, однако А.А. Алексеев предполагает объяснять их появление религиозной активностью иудейской общины: «Потребность евреев в переводах библейских текстов на славянский язык объясняется тем, что чтение Библии в синагоге на языке оригинала должно было сопровождаться переводом на общепонятный обиходный язык, а со времени вавилонского плена евреи, рассеянные среди окружавших их народов, использовали в быту языки своих соседей и лишь в XV-XVI вв. образовали форму национального языка на базе немецкого диалекта (идиш)» ([Алексеев, 1999: 180-185; 2002: 140-141]). Кроме библейских книг, переводами с еврейских оригиналов, выполненными в разное время, являются «Иосиппон», «Житие Моисея», «Соломон и Китоврас», «Суды Соломона», «Слово блаженного Зоровавеля», «Логика» Моисея Маймонида, «Аристотелевы врата», «Шестокрыл», несколько гадательных и астрологических сочинений (см. [Алексеев, 2002: 143; Соболевский, 1903: 396-428; Перетц, 1926: 268-269]).
Однако обращение к древнееврейскому оригиналу библейских текстов — явление, в целом редкое среди восточных славян. Преимущественным источником библейской образованности для православного духовенства служили греческие переводы библейских текстов, в некоторых случаях — латинские, немецкие, польские переводы ([Пичхадзе; Алексеев, 1999]). Знание древнееврейского стало относительно распространенным среди российского духовенства только в XVIII в.3
Несмотря на важность понимания того, какой была лингвистическая компетенция представителей духовного сословия в XVIII в., мы крайне мало знаем о том, как и каким образом изучался и преподавался в духовных учебных заведениях такой важный для церковного образования язык, как древнееврейский. Отдельные свидетельства можно найти в документах и указах Синода, в учебных планах семинарий, в реестрах и ведомостях семинарий, в списках учителей и студентов. Необходимыми представляются тексты, демонстрирующие знание древнееврейского в среде студентов и учителей — поздравительные тексты, включавшие фрагменты на иностранных языках, преподававшихся в духовных учебных заведениях. Наиболее
3 В кругу украинских богословов знание древнееврейского распространяется раньше; уже в XVII в. появляются интеллектуалы, хорошо знавшие древнееврейский язык и имевшие возможность обращаться к еврейским священным текстам и комментариям (см. [Головащенко, 2004; Ничик, 2002: 14-18]). Однако даже в Киеве преподавание этого языка становится регулярным только в XVIII в.
значимыми до сих пор остаются обобщающие исторические работы, созданные в XIX в. и посвященные истории отдельных учебных заведений — Московской духовной академии, Киевской духовной академии и т.д. (см. [Веселовский, 1879-1880; Смирнов, 1855; Х., 1873] и др.). Настоящая статья является попыткой реконструкции фрагмента церковного дискурса, связанного с христианской гебраистикой в России XVIII в. Истории изучения древнееврейского языка в Киевской академии в XVIII-XIX вв. посвящена работа [Голова-щенко, 2004], поэтому мы будем привлекать эти данные только для сопоставления, сосредоточив основное внимание на великорусской культурно-языковой ситуации.
2. Христианская гебраистика в России в XVIII в. Регулярное преподавание и изучение древнееврейского языка в России начинается только в XVIII в. и связано с развитием системы духовного образования.
Духовное образование в России становится системным при Петре I: открываются семинарии, появляются учебные программы [Смолич, 1996: 389-398]. Огромную роль здесь играет Киевская академия, почти до конца века служившая образцом для всех учебных заведений и поставлявшая преподавателей разных дисциплин и языков в учебные заведения России [Харлампович, 1914: 480-488]. С середины XVIII в. представление об эталонном духовном образовании стало включать в себя наличие у выпускника определенных знаний о древнееврейских оригиналах библейских книг. Очевидно, основным источником этих представлений стала Киевская академия и в целом украинская традиция духовного образования, активно переносившаяся на великорусские территории в XVIII в. ([Харлампович, 1914; Смолич, 1996]). Развитие преподавания древнееврейского, вероятно, стимулировалось более тесным контактом с территориями Прибалтики, в которых изучение этого языка уже было укоренено как элемент подготовки богословов протестантского вероисповедания [Веселовский, 1879-1880: 19, 114-115, 122-123], а также начавшейся в Москве подготовкой исправленного издания Библии — Елизаветинской библии 1751 г. [Смолич, 1997: 6-8]. При этом активные диспуты со старообрядцами проходили в рамках православного дискурса, ориентированного на традицию Септуагинты как эталонного библейского текста; обращение к древнееврейскому для этой традиции не было актуально.
На протяжении XVIII в. преподавание древнееврейского концентрировалось преимущественно в духовных учебных заведениях. В светских учебных заведениях, например, в Московском университете и Академии наук, отдельные профессора могли преподавать древнееврейский наряду с другими языками, однако даже в XIX в. этот курс оставался скорее факультативным и связанным с научны-
ми интересами конкретных профессоров [Веселовский, 1989-1880: 9-10, 18]. Например, в Московском университете еврейский преподавал в 1811 г. профессор А.В. Болдырев («по собственному усердию»), в середине XIX в. — профессор П.Я.Петров (наряду с арабским, персидским и санскритом). В Харьковском университете уставом 1804 г. официально было введено преподавание арабского и персидского, но реально преподавался еврейский, хоть и краткое время [там же: 19]; в наиболее выигрышном положении находился Санкт-Петербургский университет, в котором в XIX в. был открыт факультет восточных языков с отдельной кафедрой еврейского [там же: 20-23]. Отдельные ученые XVIII в., знавшие древнееврейский, редко его преподавали студентам; во всяком случае, сведений о регулярных курсах древнееврейского в светских учебных заведениях XVIII в. практически нет.
Таким образом, преподавание древнееврейского вне духовных учебных заведений имело факультативный характер и мыслилось в рамках курса восточных языков; в обществе древнееврейский осознавался как язык, необходимый в первую очередь лицам духовного звания для лучшего понимания библейских текстов.
При этом преподавание еврейского4 в духовных учебных заведениях с начала XVIII в. постоянно находилось в фокусе внимания властей и даже регламентировалось законодательно: текст «Духовного регламента» 1721 г. рекомендовал преподавание еврейского наряду с греческим «между иными учении» и с оговоркой «если будут учители» [Духовный регламент]. На протяжении XVIII в. существовал также ряд частных указов, направленных на введение или усиление преподавания еврейского в отдельных духовных учебных заведениях. Следующим общероссийским законодательным актом был устав 1797 г., обязательный для всех духовных академий. В нем преподавание еврейского языка вводилось в высших 6-х и 7-х классах (философии и богословия) как обязательное. В 1798 г. появился указ «О порядке учения в духовных Академиях и семинариях» [ПСЗРИ 25, 1830: 426], в котором введение ряда предметов как раз было призвано разграничить учебные программы академий и семинарий (до этого момента программа семинарии в общих чертах копировала
4 В многочисленных документах XVIII в. преподаваемый и изучаемый язык называется просто «еврейским», однако под ним всегда подразумевается только древнееврейский — язык Библии. Живой язык евреев, идиш, не изучался в духовных учебных заведениях; очевидно, он был настолько неактуален для христианской гебраистики, что не требовал отдельного обозначения. Однако в то же время оба варианта греческого языка — и классический греческий, и новогреческий — описывались и преподавались как отдельные языки, пусть и в рамках одного греческого класса (см. [Смирнов, 1855: 341-345]), что объясняется необходимостью обоих языков в духовном образовании. Далее мы будем называть изучаемый язык «еврейским», следуя традиции наших источников.
программу духовных академий — см. [Смолич, 1996: 411]). Такими специальными предметами были полная система философии и богословия, высшее красноречие, физика, а также языки: еврейский, греческий, немецкий и французский [ПСЗРИ 25, 1830: 427]. При этом еврейский был поставлен в особое положение; фактически, знание этого языка было провозглашено почти столь же важным, как и знание греческого — «эталонного» сакрального языка православной церкви: «Языкам еврейскому, а наипаче греческому, яко нужным для уразумения священного писания, обучаться всем, как присылаемым из семинарий, так и прочим академий студентам; немецкому же, французскому по склонности ученика, и по надобности для епархии, чтоб по крайней мере одному из сих всякий студент обучался непременно» [там же: 428]. Основным языком духовного образования в это время по-прежнему остается латынь5, таким образом, лингвистическая подготовка выпускников духовных академий включала русский и церковнославянский (которые ученики должны были знать «по умолчанию»), три важнейших языка богословия — латынь, греческий и еврейский, а также французский или немецкий — наиболее значимые в это время иностранные языки, актуальные для светского общества.
Возникает вопрос, насколько эти указы закрепляли уже сложившуюся в духовном образовании практику и воплощались в реальности; в частности, насколько в действительности знание еврейского было характерно для церковных иерархов XVIII в.?
В Киевской академии систематическое преподавание еврейского началось с 1738 г., когда в Киев из Галле вернулся Симон Тодорский, изучавший восточные языки под руководством Михаэлиса ([Словарь русских писателей XVIII века, 2010: 248-252; Веселовский, 1879-1880: 41, 115; Ме^е1, ЗсИогсИ, 2011]); на протяжении XVIII в. в ней преподавали как ее собственные выпускники, так и лица духовного звания, получившие образование за границей6, что приближало киевскую традицию духовного образования к системам, принятым в европейских университетах.
В Московской академии преподавание еврейского началось с 1743 г., когда для преподавания греческого туда был вызван из Лубнен-
5 Только при Платоне Левшине курс богословия в Московской академии начинает читаться на русском языке [Смирнов, 1855: 291], преподавание русского языка как учебного предмета было введено по «Уставу народным училищам» в 1786 г. [Смирнов, 1855: 314], а в качестве языка преподавания русский вытеснил латынь только с 1840 г. [Смолич, 1996: 431].
6 Например, Константин Крижановский (преподававший в Киевской академии в 1752-1758 гг.) получил образование в Прессбурге (совр. Братислава, Словакия) и затем в Галле (Германия). Автор благодарит профессора Золтана Чепреги ^оМп Csepregi) за сведения об этом преподавателе.
ского Мгарского монастыря иеромонах Иаков Блонницкий, который в том числе начал преподавание еврейского по руководству Пфейера для учеников классов риторики и философии (РГАДА, ф. 1189, оп. 1, д. 332, л. 124 об.).
В семинарии Троице-Сергиевой лавры преподавание еврейского начинается в 1744 г. и связано с деятельностью Иннокентия Паскевича, известного проповедника и с 1753 г. — келаря Лавры. С некоторыми перерывами преподавание еврейского в этих учебных заведениях можно проследить на протяжении всего XVIII в.7:
Московская академия: Иаков Блонницкий (с 1743 г.), иеромонах Моисей из Киева (1758-1761), учитель Василий Никитин (до 1765 г.), Иван Наумов (1772-1776), Василий Антонский (1776-1777), Афанасий Иванов (до 1788), Моисей Гумилевский (до 1791), Семен Протасов (1785-1792), Федор Платонов (1797), Александр Птицын (с 1800).
Семинария Троице-Сергиевой лавры: Иннокентий Паскевич (с 1744), Парфений Постников (с 1758), Поликарп Тенетев (1763-1767), Амвросий Подобедов (с 1767), Епифаний Чижевский (1770-1776), Гедеон Замыцкий (1776-1782), Мефодий Смирнов (1783-1792), Яков Никольский (1792-1795), Моисей Близнецов-Платонов (1795-1796), Мельхиседек Минервин (1796-1800), Самуил Запольский-Платонов (1800-1807), Филарет Дроздов (1803-1806), Николай Клементьевский (1809-1812); Иван Клементьевский-Платонов (1812).
Киевская академия: Симон Тодорский (1738-1743), Варлаам Лящевский (1743-1747), Иакинф Павинский (1751-1752), Константин Крижановский (1752-1758), Константин Павлович (1758-1761), Рувим Петолинский (1761-1765), Антон Злотковский, Адам Кот-ловский, Дмитрий Иванишев (1783-1796), Григорий Шехновский, Сильвестр Гогоцкий.
В 1797 г. в Казани и Санкт-Петербурге были открыты духовные академии; однако преподавание еврейского в Казанской академии было заменено другими языками, более актуальными для миссионерской деятельности среди мусульман Поволжья (преимущественно татарским [Веселовский, 1879-1880: 44]). То же самое происходило почти во всех духовных учебных заведениях: в их задачи входила в первую очередь подготовка рядовых священников, для которых знание еврейского было избыточным [там же: 44, 47-53]. Даже положение еврейского в учебном плане — высшие классы, 6-е и 7-е — показывает его ориентацию на «ученое монашество». Священнику достаточно было окончить класс риторики [Смолич, 1996: 409]. Поэтому в духовных семинариях и училищах еврейский, прописанный в
7 Список составлен на основании [Веселовский, 1879-1880; Смирнов, 1885], а также архивных дел (РГАДА, ф. 1204, оп. 1 ч. 1, д. 180; ф. 1189, оп.1, д. 332).
программах, был заменен на языки местного населения: монгольский в Иркутске, татарский в Казани и т. д. В Минской (открыта в 1785 г.) и Подольской семинариях (открыта в 1797 г.) еврейский преподавался в обязательном порядке, но только с 1860 г. и именно в миссионерских целях — для обращения евреев, проживавших в этих регионах, в христианство [Веселовский, 1879-1880: 47].
Таким образом, на протяжении XVIII в. наиболее значимыми были три центра преподавания еврейского: Киевская духовная академия, Московская духовная академия и семинария Троице-Сергиевой лавры.
2.1. Преподаватели еврейского. Нехватка преподавателей еврейского была характерной проблемой духовных учебных заведений середины XVIII в. Многие церковные иерархи могли знать этот язык и ссылаться в своих произведениях на «еврейские переводы» библейских книг, как это делает, например, Арсений Мацеевич в проповеди на день восшествия на престол Елизаветы Петровны 1743 г. Однако гораздо меньше людей могли преподавать этот язык.
Знание еврейского почти всегда сопутствовало знанию греческого языка и осмыслялось как вторичное по отношению к нему. Например, ученик Симона Тодорского Варлаам Лащевский наследовал после него должность преподавателя еврейского и греческого, но преподавал преимущественно греческий и в 1747 г. был вызван в Петербург для исправления Библии — в первую очередь как знаток греческого, а не еврейского языка8. Эта же традиция сохраняется на протяжении всего XVIII в.: одновременно греческий и еврейский преподавали в Троице-Сергиевой семинарии Поликарп Тенетев (1763-1767) и Гедеон Замыцкий (1777-1782); одновременно оба этих языка изучали в 1765 г. 8 из 20 учеников класса философии и 4 из 24 учеников класса богословия семинарии Троице-Сергиевой лавры (РГАДА, ф.1204, оп. 1 ч. 1, д. 180, лл. 4-8 об.).
В Москве в 1740-х годах учителями выступают приглашенные из Киева ученые монахи, но в семинарии Троице-Сергиевой Лавры с 1758 г. начинают преподавать ее собственные выпускники и выпускники Московской академии. В Московской академии к 1780-м годам также заметно увеличение среди преподавателей еврейского собственных выпускников, что свидетельствует о повышении уровня преподавания этого языка в Московской академии после того, как ее возглавил митрополит Платон (Левшин). В частности, он требовал, чтобы «ученики [еврейского] не токмо надлежащий успех имели, но чтоб из них и учительское место могли заступать» [Смирнов, 1855: 310].
Еврейский могли преподавать перешедшие из иудаизма в православие евреи, однако для этого им требовалось пройти обучение в
8 В 1753-1754 гг. Варлаам Лящевский был ректором Московской академии.
российских или западных учебных заведениях. Иудейская традиция изучения древнееврейского языка не всегда предполагала изучение его грамматики9, поэтому без специального обучения они владели языком скорее как его носители (т. е. люди, умеющие читать и переводить тексты), нежели как преподаватели, знающие грамматику, лексику и умеющие обучить языку. Следовательно, такие учителя могли быть задействованы только на начальном или на финальном этапе. Например, в 1769 г. Амвросию Подобедову, преподававшему еврейский в семинарии Троице-Сергиевой лавры, помогал игумен Варлаам, иудей, перешедший в православие: он занимался по два или три дня в неделю с наиболее успешными учениками переводами из Библии с объяснением трудных слов. Обучать студентов начального и среднего уровня игумен Варлаам не мог, так как «недовольно обучившихся оный игумен обучать за незнанием резолюции по грамматике признается неспособным» [Веселовский, 1879-1880: 121], т. е. он не мог объяснить грамматику еврейского. Такую же ситуацию мы наблюдаем в 1792-1795 гг., когда в помощь Якову Никольскому, выпускнику Троицкой Семинарии, был принят крещеный еврей Яков Матвеев. Он также не знал грамматики, поэтому обучал учеников только чтению и письму. Базовую грамматику еврейского преподавали исключительно лица, освоившие этот язык в семинариях или академиях в рамках грамматической традиции идущего из Европы христианского гебраизма10. Показательно, что префект Московской академии Владимир Каллиграф, еврей по происхождению, преподавал в 1755 г. богословие, хотя, скорее всего, владел и древнееврейским, в то время как Константин Крижановский, прошедший обучение в Прессбурге и Галле, преподавал еврейский в Киевской академии.
Важным этапом в подготовке специалистов по древнееврейскому языку и библейскому богословию стал так называемый проект богословского факультета при Московском университете (см. [Веселовский, 1879-1880: 113-114; Х., 1873: 300-317]). 6 мая 1765 г. Екатерина II повелела отобрать из учеников семинарий несколько человек для обучения в университетах Англии и Германии восточным языкам — и в том числе еврейскому.
9 См. о традиционной методике изучения иврита: «Дети изучали Тору в хедере с трех- или четырехлетнего возраста в форме дословного перевода, чтения вслух и запоминания: за ивритским словом следовало идишское слово, за следующим ивритским словом — следующее идишское слово и т. д.» ([Харшав, 2008: 229]); «Даже изучение ивритской грамматики считалось ересью, которая могла привести человека к секулярной культуре и атеизму, рассказывает в своей автобиографии Бен-Иегуда» ([там же: 239]).
10 Не случайно первые российские пособия по древнееврейскому появляются только в ХК в. — см. [Веселовский, 1879-1880: 124-125].
В Оксфорде и Кембридже еврейский изучали семинаристы Быков и Суворов; с 1766 г. в Лейдене у профессора Шультенса этот язык изучали 4 семинариста (Клевецкий, Наумов, Багрянский и Антон-ский), а также их инспектор Мина Исаев; в Геттингене у Михаэлиса обучались семинаристы Розанов, Новиков, Смирнов и их инспектор Димитрий Семенов-Руднев. Михаил Быков, Иван Наумов и Дмитрий Новиков до отправки за границу являлись студентами класса богословия Троице-Сергиевой семинарии, поэтому есть вероятность, что они начали изучать этот язык еще в стенах семинарии и только продолжили свое образование за границей (см. РГАДА, ф. 1204, оп. 1, ч. 1, д. 180, л. 7).
Однако проект богословского факультета не был воплощен, поэтому после возвращения в Россию в 1772 г. студенты получили различные назначения, в том числе не связанные с полученным образованием. Так, из вернувшихся студентов еврейский преподавали только Иван Наумов (в Московской академии с 1772 по 1776 г.) и Василий Антонский (там же, с 1776 по 1777 г.). Остальные студенты, хотя и овладели этим языком, однако не преподавали его, даже работая в сфере образования: Розанов преподавал в Александронев-ской семинарии французский, немецкий и математику; Суворов — в Морском корпусе математику, географию, английский и словесность; Багрянский — философию в Новгородской семинарии. Возможно, в 1770-е годы еще не существовало потребности в таком количестве преподавателей еврейского; нетрудно заметить, что обычно в каждом учебном заведении один язык преподает только один учитель — независимо от числа студентов. Существовали также помощники из числа студентов старших классов, получавшие даже особое жалование. Известно о нескольких учителях еврейского, работавших одновременно в Московской духовной академии в 1780-е годы: это Семен Протасов (1785-1792), Афанасий Иванов (до 1788 г.) и Моисей Гумилевский (до 1791 г.). Однако класс еврейского был обычно один (тогда как классы греческого, немецкого и французского могли разделяться на два в зависимости от уровня учеников).
2.2. Студенты. Кто и почему изучал еврейский в духовных академиях, насколько востребованным было его преподавание студентам? Документы показывают, что сложный и не имеющий практического применения язык не пользовался популярностью. Например, в 1763 г. Киевская академия указывала митрополиту Арсению на недостаточную заинтересованность студентов в изучении еврейского: во-первых, он оказывался слишком сложным для изучения; во-вторых, как было написано в рассуждении, изучающих его студентов «не приглашают господа к себе на кондиции, тогда как знающих французский и немецкий языки непрестанно приглашают» [Веселовский, 1879-1880: 41]. 44
Несмотря на указ Синода, в котором требовалось, чтобы еврейский и греческий изучали все студенты академии [ПСЗРИ 25, 1830: 18726], желающих изучать этот язык в Киевской академии даже в начале XIX в. оказывалось немного: 1803 — 13 студентов; 1811 — 30 студентов; 1814 — 11 студентов [Веселовский, 1879-1880: 42]. К сожалению, неизвестно, какова была доля всех студентов высших классов, которые могли бы изучать еврейский, и соответственно насколько популярным на самом деле он был. Сохранились также отдельные данные по числу студентов Троице-Сергиевой семинарии, изучавших еврейский в 1765 г. В это время этот язык преподавался только в двух высших классах семинарии — философском и богословском. Из 24 студентов класса богословия еврейский изучали 13, из 20 студентов класса философии — 11, т.е. примерно половина учащихся (РГАДА, ф. 1204, оп. 1 ч. 1, д. 180, л. 15). Для сравнения: греческий в этих же классах изучали 4 и 16 студентов соответственно, а также 13 учеников класса риторики, в котором еврейский не преподавался. Немецкий и французский в 1765 г. преподавался в трех старших классах семинарии, однако эти языки оставались менее популярными, нежели классические «богословские».
Год Студенты, изучающие еврейский, из общего числа студентов Троице-Сергиевой семинарии Студенты 6-х и 7-х классов, из них изучают еврейский Студенты 6-х и 7-х классов, изучающие греческий Студенты 6-х и 7-х классов, изучающие французский Студенты 6-х и 7-х классов, изучающие немецкий
1765 24 из 169 (14%) 24 из 44 (55%) 20 из 44 (45%) 12 из 44 (27%) 13 из 44 (30%)
Таким образом, в двух старших классах Троице-Сергиевой семинарии в старших классах еврейский оказывался наиболее популярным языком (за исключением латыни, которая являлась обязательным предметом и языком обучения во всех классах семинарии); возможно, это происходило из-за того, что греческий, французский и немецкий студенты начинали изучать на год раньше — в классе риторики. Греческий изучали в трех старших классах 33 человека, немецкий — 18, французский — 22.
В Московской академии преподавание еврейского активизировалось с 1775 г., когда ее ректором был назначен митрополит Платон (Левшин), усиливший лингвистическую подготовку ее выпускников, причем не только живыми европейскими языками (преимущественно французским и немецким), но и классическими богословскими — греческим и еврейским. Данные Смирнова [Смирнов, 1855: 341] свидетельствуют, что в последней четверти XVIII в. классы еврейского в Московской академии были в целом менее популярными, чем и в семинарии Троице-Сергиевой лавры.
Имея данные о числе учеников в 6-х и 7-х классах, можно хотя бы приблизительно понять популярность еврейского среди учеников старших классов Московской академии на рубеже ХУШ-ХТХ вв.
Год Студенты, изучающие еврейский,и общее число студентов Академии Студенты 6-х и 7-х классов, изучающие еврейский Студенты, изучающие греческий Студенты, изучающие французский Студенты, изучающие немецкий
1785 19 из 449 (4%) 19 из 90 (21%) 90 93 28
1790 26 из 992 (3%) 26 из 117 (22%) 104 162 54
1792 23 из 910 (3%) 23 из 104 (22%) 65 100 41
1794 21 из 908 (2%) 21 из 97 (22%) 94 011 77
1798 99 из 1118 (9%) 99 из 118 (84%) 144 0 140
1801 185 из 879 (21%) 185 из 206 (90%) 150 109 109
1804 194 из 877 (22%) 194 из 233 (83%) 260 136 107
1805 236 из 1161 (20%) 236 из 257 (92%) 350 201 221
1807 327 из 1559 (21%) 28612 391 160 152
Несмотря на приблизительность данных и неравномерное изменение числа студентов в классах разного уровня, все-таки можно сделать вывод, что до нового устава, введенного в 1797 г., в Московской академии еврейский стабильно изучала примерно пятая часть студентов. После нового устава изучение этого языка стало обязательным и почти полностью охватывает учеников 6-х и 7-х классов.
Данные по студентам, изучавшим в эти же годы греческий, а также французский и немецкий языки, показывают, что на рубеже веков число учеников в классе еврейского было сопоставимо с числом изучающих греческий и в некоторые годы превышало число студентов, изучающих живые языки — французский и немецкий (что характерно и для Троице-Сергиевой семинарии в 1765 г.).
Таким образом, несмотря на введение в учебный цикл актуальных европейских языков, классические языки богословия — греческий и еврейский — во второй половине XVIII в. остаются в духовном дискурсе более значимыми.
Конечно, остается открытым вопрос, насколько подробно и тщательно изучался еврейский; основная масса, как и в случае с греческим, получала лишь общие сведения о языке; судя по сохранившимся свидетельствам, в основном обучали чтению и переводу библейских текстов. Так, в 1768 г. в Московской академии преподавание еврейского сводилось в основном к чтению книги Бытия [Смирнов, 1855: 114]; там же с 1786 г. при изучении со студентами канонического
11 Преподавание французского в Московской академии было запрещено с 1794 по 1800 г. в связи с событиями Великой Французской революции [Смирнов, 1855: 311].
12 В этом году, вероятно, класс еврейского посещали также ученики младших классов (риторики и поэзии), так как число студентов класса еврейского превышает число студентов классов философии и богословия.
права ректор Афанасий обращался к еврейским подлинникам Ветхого Завета [Смирнов, 1855: 294]. Однако лучшие студенты овладевали языком на таком уровне, что могли составлять на этом языке речи и поздравительные стихотворения.
Стихотворные и прозаические тексты, написанные на еврейском, встречаются как в рукописных, так и в печатных поздравительных сборниках, подготовленных студентами и учителями Московской академии по различным знаменательным поводам (например, именины митрополита Платона или визит императрицы Екатерины II в Московскую академию). В подобных сборниках тексты на этом языке входили в особый «поздравительный комплекс», который включал стихотворения (оды и канты), речи и рассуждения на русском языке, стихотворения на латыни и греческом (оды, эпиграммы), а также речи (реже — стихи) на французском и немецком. Например, рукописный поздравительный «Сборник стихотворных приветствий в честь посещения Троице-Сергиевой лавры императрицей Екатериной II в 1787 г.» (РГБ, ф. 173. III., д. 183) содержит оду на русском языке; оду на латыни; канты на русском; прозаическое приветствие на французском (было прочитано учителем французского, иностранцем Антонием Ореновым), двустишия и прозаическую речь на немецком (прочитаны им же), стихи на греческом, стихи на еврейском (прочитаны самим ректором митрополитом Платоном (Левшиным)), эпиграммы на русском и на латыни, разговоры на русском об учебных предметах (о языке, географии, философии, богословии), благодарственную речь на русском языке. Подобный набор стихотворных и прозаических текстов имели и другие сборники подобного типа — как рукописные, так и печатные (например, небольшое стихотворение на еврейском напечатано в сборнике «Святейшаго правительствующаго синода члену... Платону митрополиту Московскому и Калужскому... в день тезоименитства... усерднейшее поздравление приносит Московская академия. 1787 года, ноября 18 дня». М., 1787). Если возможности напечатать текст не было, его просто упоминали; так, «Разныя сочинения Тверской семинарии на прибытие ея императорскаго величества в Вышний Волочек и в Тверь. 1785 года», изданные в Москве в 1787 г., содержат пометку в конце: «Притом говорены речи и стихи на разных языках, Латинском, Французском, Немецком, Греческом, Еврейском и Корельском учениками Тверской семинарии» (с. 12))13.
Создание собственного художественного текста на иностранном языке демонстрировало адресатам поздравления высокий уровень преподавания иностранных языков в учебном заведении и остается распространенным приемом до сих пор — независимо от того, понимает ли адресат поздравления приведенный текст или нет.
13 Тверская семинария была тесно связана с семинарией Троице-Сергиевой лавры, в ней нередко преподавали студенты и выпускники последней.
3. Исправление Библии. Важным фактором, стимулировавшим бы изучение еврейского в России, могло стать исправление Библии в 1740-1750-е годы. Официально при исправлении текстов справщики обращались к греческим текстам [Елеонский, 1902: 675-684; 841-852]: об этом свидетельствуют указы Синода и сохранившиеся протоколы книжного исправления (см. [ПСПиР 11, 1912]). При этом некоторые справщики наряду с греческим владели еврейским, хотя обращение к этому языку для исправления текста славянской Библии не афишировалось. Так, для исправления Библии как специалист по греческому языку был вызван из Киева Варлаам Лящевский, который преподавал после Симона Тодорского древнееврейский в Киевской академии. При этом в 1747 г. специалистов по греческому языку в Москве и Петербурге было намного больше, чем специалистов по еврейскому (в частности, это был сам Симон Тодорский, который в это время был придворным законоучителем наследника престола и его супруги и членом Синода; Иаков Блонницкий, преподававший наряду с еврейским греческий в Московской академии, и Иннокентий Паскевич, преподававший еврейский в Троицкой семинарии).
Материалы исправления содержат отдельные свидетельства об обращении к еврейским текстам, например, в Книге Бытия: «В главе 10-й стих 21-й положить против правленной, понеже во всех греческих кодексах тако имеется, то ж и в еврейской, яко Иафет Симу брат есть старейший, и для того против онаго 21-го стиха на брезе положить отметку сицевым образом: «во всех греческих Библиях Иафет показан брат Симу старейший»» [ПСПиР 11, 1912: 114-115]. Показательно, что подтверждение, полученное из еврейского текста, сохраняется в документах, однако убирается в финальной отметке на полях, предназначенной для публикации.
Наиболее сложным для исправления текстом была Псалтырь, и обращение к ее еврейскому оригиналу представлялось справщикам целесообразным, однако и здесь декларируется исправление только по греческим кодексам и славянским переводам, причем отказ от обращения к еврейскому оригиналу никак не объясняется: «хотя де многия во оной славенской Псалтири усмотрены места таковыя, в которых разум пророческий весьма затемнен, равно как и во всех кодексах седьмидесяти толкователей, которые де толкователи, по свидетельству Евсевия, епископа Кесарийскаго, на псалом 86, истинный о Мессии разум пророческий на переводе еллинском нарочно утаили, однако ж де понеже оных мест лучше исправить невозможно, разве из еврейскаго, за тем де они и оставили» [ПСПиР 11, 1912: 324].
Таким образом, в 1740-е годы еврейский текст Библии представляется справщикам эталонным, но при исправлении славянского текста библии обращение к нему, по-видимому, не приветствуется, поэтому не афишируется — даже в тех случаях, когда происходит.
При этом ситуация коренным образом меняется в конце века, когда преподавание еврейского получает государственную поддержку, а знание этого языка становится практически обязательным компонентом высшего духовного образования.
В чем может быть причина такого отношения к еврейскому в 1740-е годы? Вероятно, это открыто антиеврейская позиция Елизаветы Петровны. Как известно, Елизавета Петровна 13 декабря 1742 г. издала указ, в котором велела выслать из Российской империи «всех мужского и женского пола жидов, какого бы кто звания и достоинства ни был, со всем их имением» [ПСПиР 11, 1912: 727-728]. Пропуском в Россию для иудеев становилось только принятие православия. При этом преподавание еврейского в духовных учебных заведениях начинает развиваться как раз в царствование Елизаветы Петровны, однако наиболее активно он внедряется в богословскую подготовку уже в правление Екатерины II.
4. Выводы. Таким образом, XVIII в. был значимым этапом в развитии православной гебраистики: именно в это время преподавание древнееврейского в духовных ученых заведениях становится системным, в Московской академии и Троице-Сергиевой семинарии складывается собственная традиция преподавания, еврейский начинают преподавать выпускники этих же учебных заведений. Знание древнееврейского осмысляется обществом как обязательный компонент полного богословского образования. Все эти процессы заложили расцвет христианской гебраистики в России в XIX в.
Список литературы
Алексеев А.А. Песнь песней в древней славяно-русской письменности. СПб., 2002.
Алексеев А.А. Текстология славянской библии. СПб., 1999. Веселовский Н.И. Сведения об официальном преподавании восточных языков в России // Труды 3-го Международного съезда ориенталистов. Т. I. СПб., 1879-1880. Вишневский Д. Киевская академия в первой половине XVIII столетия. Киев, 1903.
Гебраистика // Электронная еврейская энциклопедия. URL: http://www.
eleven.co.il/article/11093 Головащенко C.I. Викладання й вивчення бiблiйних мов у Кшвськш Духовнш Академи: культурно-конфесшш та щеолопчш обставини // МАПСТЕРГУМ. кторико-фшософсью студи. Вип. 13. Киев, 2004. Елеонский П. Примеры сделанных елизаветинскими справщиками исправлений текста первопечатной Библии, не служащих к его усовершению // Христианское чтение. Ч. 1. 1902. История русской лексикографии. СПб., 2001.
Мещерский Н. А. Источники и состав древней славяно-русской переводной письменности IX-XV веков. Л., 1978.
4 ВМУ, филология, № 4
Нчик В.М. Симон Тодорський i гебраютика в Киево-Могилянськш академи. Киев, 2002.
Перетц В.Н. К вопросу о еврейско-русском литературном общении // Slavia. 1926. Vol. 5.
Пичхадзе А.А. Библия. IV. Переводы. Церковнославянский // Православная энциклопедия. URL: http://www.pravenc.ru/text/209473.html
ПСЗРИ 11, 1830 — Полное собрание законов Российской империи. Т. 11. СПб., 1830.
ПСЗРИ 25, 1830 — Полное собрание законов Российской империи. Т. 25. СПб., 1830.
ПСПиР 11, 1912 — Полное собрание постановлений и распоряжений по ведомству православного исповедания Российской Империи. Т. III. 1746-1752. СПб., 1912.
Духовный регламент — Регламент или устав Духовной коллегии. СПб., 1721.
Словарь русских писателей XVIII века. Вып. 3. СПб., 2010.
Смирнов С. История Московской славяно-греко-латинской академии. М., 1855.
Смолич И.К. История русской церкви. 1700-1917. Т. 8. Ч. 1. М., 1996.
Смолич И.К. История русской церкви. 1700-1917. Т. 8. Ч. 2. М., 1997.
Х. Проект богословского факультета при Екатерине II. 1773 год // Вестник Европы. Т. 6. 1873. № 11.
Харлампович К.В. Малороссийское влияние на великорусскую церковную жизнь. Т. 1. Казань, 1914.
Харшав Б. Язык в революционное время. М., 2008.
Шпирт А. Еврейско-христианские отношения в Речи Посполитой в XVI-XVIII в. в современной историографии: основные методы и направления // Религиозные традиции Европы и современность. Изучение и преподавание в российских и зарубежных университетах. Иваново, 2011.
Burnett Stephen. Judische Vermittler des Hebräischen und ihrer christlichen Schuler im Spämittelalter // Wechselseitige Wahrnehmung der Religionen in Spätmittelalter und in der Fruhen Neuzeit / Ed. Ludger Grenzmann, Thomas Haye, Nikolaus Henkel and Thomas Kaufmann. Berlin, 2009.
Burnett Stephen. Later Christian Hebraists // Hebrew Bible / Old Testament: The History of its Interpretation. Vol. 2: From the Renaissance to the Enlightment / Ed. Magne Saebo and Michael Fishbane. Berlin, 2008.
Mengel S., Schorch S. Die Harmonia vocum hebraerum cum Slavonicis rutenicis et polonicis von Simon Todorskij. Ein neuer Archivfund zu vergleichenden Sprach- und Bibelstudien an der Universität Halle im frühen 18. Jahrhundert // Logos im Dialogos. Auf der Suche nach der Orthodoxie. Gedenkschrift für Hermann Goltz (1946-2010). Münster, 2011.
Pietkiewicz R. W poszukiwaniu «szczerego slowa Bozego». Recepcja zachod-nioeuropejskiej hebraistyki w studiach chrzescijanskich doby renesansu. Wroclaw, 2011.
Источники
Российский государственный архив древних актов, ф. 1189, оп. 1., д. 332.
Российский государственный архив древних актов, ф. 1204, оп. 1 ч. 1, д. 180.
Сведения об авторе: Кислова Екатерина Игоревна, канд. филол. наук, старший
преподаватель кафедры русского языка филол. ф-та МГУ имени М.В. Ломоносова.
E-mail: [email protected]
