CC BY-NC-ND
17
Г.А. Элиасберг ДРАМАТУРГИЯ Д. БЕНАРЬЕ (1900-1910-е гг.)
Цель работы - рассмотрение драматургии Д. Бенарье в контексте проблематики русско-еврейской литературы рубежа Х1Х-ХХ вв. Материалами служили пьесы, опубликованные в петербургских и московских изданиях, а также рукописи из фонда «Драматическая цензура» Государственной театральной библиотеки (СПб.). Проведенное исследование позволяет утверждать, что в драматургии Д. Бенарье нашли отражение идейные искания еврейской интеллигенции начала ХХ в. и важнейшие исторические события эпохи.
Ключевые слова: Бенарье, драматургия, русско-еврейская литература, еврейский театр.
Имя Давида Бенарье связано с историей русско-еврейской драматургии первых дореволюционных десятилетий ХХ в. Под этим псевдонимом в петербургских и московских изданиях выступал Давид Львович Маневич, драматург, прозаик, педагог и журналист, писавший на русском языке и идише.
Родился Д.Л. Маневич 1 ноября 1878 г. в еврейском местечке в Белоруссии; преподавал в Минске в реальном училище, публиковался в петербургских русско-еврейских изданиях - в журнале «Еврейская жизнь» и газете «Рассвет». Пьесы Д. Бенарье издавались лучшим столичным журналом «Театр и искусство». Примечательно, что в 1911 г. здесь был помещен его отклик на лекцию И.-Л. Переца о еврейском театре, прочитанную знаменитым писателем в Петербурге1. Соглашаясь с его критическим взглядом на состояние национального театрального дела, Д. Бенарье, тем не менее, полемически заострял внимание на позитивных ожиданиях еврейской интеллигенции, подчеркивая необходимость создания нового еврейского Художественного театра.
© Элиасберг Г.А., 2010
Д. Бенарье состоял в переписке с литературным критиком
A.Г. Горнфельдом, о чем свидетельствует письмо, датированное январем 1915 г., в котором он писал: «На этот раз я осмелюсь побеспокоить Вас не драмой, как в былое время, а "Историей одной любви в письмах"... Вы мне окажете большую любезность, если просмотрите мою повесть и выскажете свое мнение, каково бы оно ни было - благоприятное или нет...»2. Судя по второму письму Д. Бенарье, А.Г. Горнфельд высказал критическое суждение об этом произведении3. Каких-либо других сведений об упомянутой «Истории...» найти не удалось, однако это были уже военные годы, когда российская пресса и многие издательства испытывали существенные трудности.
После революции и гражданской войны писатель эмигрировал в США, продолжал печататься в еврейской прессе. Сведений о дате смерти Д.Л. Маневича обнаружить не удалось, информации о нем нет в наиболее авторитетных справочных изданиях. Тем не менее драмы Д. Бенарье, созданные в 1906-1913 гг., оставили заметный след в истории русско-еврейской драматургии4.
Первые два десятилетия ХХ в. - наиболее яркий период в развитии русско-еврейской драматургии, связанный с творчеством еврейских литераторов, писавших на национальные темы на русском языке, и, прежде всего, с именами Д. Айзмана, О. Дымова, С. Юшкевича, чьи пьесы не только ставились на сценах русских театров, но нередко вызывали большой общественный резонанс5. Все они были участниками известных сборников «Знание», выходивших под редакцией М. Горького. Среди русско-еврейских литераторов, обратившихся в этот период к драматургическому творчеству, можно назвать также имена С. Ан-ского, Вл. Жаботинского и Д. Бенарье6. Пьесы еврейских и русско-еврейских драматургов ставили лучшие режиссеры: В.И. Немирович-Данченко,
B.Э. Мейерхольд, К.А. Марджанов, Н.Н. Синельников; в них играли ведущие актеры: В. Комиссаржевская, Л. Яворская, П. Орленев, А. Борисов; были сезоны, когда в московском театре Ф.А. Корша они составляли значительную часть репертуара.
Одной из важных проблем, характерных для произведений еврейской и русско-еврейской драматургии того времени, была проблема взаимоотношений «отцов» и «детей», то есть представителей традиционного еврейства и молодежи, уходящей в революционное движение (например, драмы «Страдания» (1899) Д. Пинского, «Интеллигент» (1907) П. Гиршбейна, а также пьесы
C. Ан-ского «На конспиративной квартире» (1906), «Семидесятник» (1907), «Отец и сын» (1906)). Подобный конфликт характерен и для одного из ранних произведений Д. Бенарье «Семейство
Шпигельман: сцены из еврейской жизни»7. Глава семьи Лейб Шпигельман ностальгически вспоминает, как когда-то хлебопашествовал на юге России, однако обстоятельства заставили его перебраться в город и заняться ненавистной ему мелкой торговлей. Его сын Нохем окончил учительские курсы, и теперь его ждут в одной из провинциальных еврейских школ. «Школа народная -полезная деятельность. Будете сеять разумное, доброе, вечное», -говорит ему русский гимназист Валерианов, участвующий в революционном движении. «Так-то оно так, - соглашается Нохем. -Да трудно, понимаете, оторваться от живой... работы среди рабо-чих»8. Все представители молодого поколения этой семьи, а также жильцы, снимающие комнаты в их доме, увлечены революционной деятельностью, ведут разговоры о социалистах, бундистах, сионистах, сообщают тревожные известия об арестах своих товарищей и готовящейся забастовке рабочих. В финале в доме появляются жандармы, обнаруживают гектограф и запрещенную литературу. Пьеса была опубликована в январе 1906 г., а в апреле представлена в Главное управление по делам печати для получения разрешения на театральную постановку, однако признана «неудобной». Позднее, в феврале 1909 г., в цензуру был подан перевод этой пьесы на идиш под названием «Das Jüdische Leben», и разрешение было получено9.
Появление драмы Е. Чирикова «Евреи», написанной русским драматургом под впечатлением от кишиневского погрома 1903 г., а также целого ряда пьес, отражавших настроения периода первой русской революции 1905-1907 гг., во многом актуализировали еврейскую тематику10. Среди заметных произведений, созданных русско-еврейскими драматургами, в которых отразилась трагедия погромов, можно назвать пьесы «Слушай, Израиль!» О. Дымова, «Дора» Ан. Абрамовой, под названием «Погромные дни» в 1906 г. был опубликован перевод с идиша драмы Д. Пинского «Семейство Цви».
Трагедии погромов посвящена вторая пьеса Д. Бенарье «Пасынки жизни», вошедшая в сборник «Новые веяния» (1907). Это издание, призванное представить русским читателям новые произведения еврейских бытописателей, открывала статья известного публициста И. Тривуса, в которой рассматривался вопрос об участии евреев в революционном движении. «Еврей всегда изображался таким трусливым, низкопоклонным, а революция ежедневно выдвигает сотни дивных героев из этой среды, - писал он в сентябре 1906 г. - Я думаю, что одной из причин еврейского увлечения русской революцией следует признать еврейскую экзальтацию, экзальтацию идеей справедливости. Другая отличительная
особенность еврейской массы... - это ее интеллектуальность»11. В современных условиях она выразилась в стремлении к светскому образованию, но именно на этом пути правительство десятилетиями выстраивало целый ряд ограничений. «Евреи связали свою судьбу с судьбою русского освободительного движения. Сколько еще еврейской крови прольется, кто может предсказать? Несомненно только одно: евреи сейчас уже заплатили огромным количеством жертв за те лучшие условия жизни», - писал И. Тривус, вспоминая жертвы погромов в Белостоке и Седлеце12.
Драма «Пасынки жизни» во многом созвучна этим размышлениям. Так, о горячем стремлении еврейских родителей дать детям образование рассуждает хозяин съемной квартиры, где живет семья старьевщика Берла Лейбмана. Его дочь Мирл учится в гимназии, а сын Израиль сдает экзамен на капельмейстера. Мирл и ее двоюродный брат Беньемин вступают на путь революционной борьбы. «Мошиах - это свободный человек! - говорит Беньемин старому мастеру Велвелу. - Каждый из нас должен и может быть Мошиахом... Мы все должны стать гордыми, свободными людьми!» «Погромы они приведут, а не Мошиаха», - возражает его старая тетка Бейлэ. - Вы в голусе? <...> Не лезьте, куда вас не просят!»13
Однако молодежь не слушает подобных предостережений. Мирл и Беньемин мечтают поступить в университет, они надеются, что их старший кузен Израиль, получив место капельмейстера в одном из полков, будет помогать в пропагандистской работе среди солдат. Однако тот принадлежит к иному идейному лагерю и смеется над теорией классовой борьбы. Получив офицерскую должность, он с особой жестокостью обращается с солдатами-евреями, которые служат под его началом в музыкантской роте. Но в его родном городке им гордятся, а родители уже подыскивают достойную невесту. Однако неожиданное известие о том, что Израиль принял крещение и женился на дочери отставного полковника, убивает отца.
В тот же самый день происходит трагедия в доме стариков Лейбманов: товарищи приносят раненую Мирл, вступившую в вооруженный рабочий отряд. Обезумевшая от горя мать восклицает: «...Кровь! ... Это солнце. Красное солнце. Восходит... Не будите ее. Она приведет Мошиаха. Дайте ей отдохнуть...». Эти слова финальной сцены тонут в приближающемся гуле диких призывов погромщиков.
Евреи - «пасынки жизни», говорил старьевщик Гершл, это же с горечью повторял капельмейстер Израиль. Мирл и Беньемин не захотели быть «пассивными жертвами», выбрав путь вооруженной
борьбы, однако вековая ненависть к еврейству, вспыхнувшая с новой силой в революционное время, грозит им гибелью. В феврале 1907 г. пьеса была разрешена к постановке14. На еврейском языке она ставилась в 1909 г. актерами труппы Сэма Адлера15.
В 1911 г. в приложении к петербургскому журналу «Театр и искусство» были напечатаны драматические картины Д. Бенарье под названием «"Богом избранные" (В тисках)». Пьеса была удостоена почетного отзыва на конкурсе имени А.Н. Островского, учрежденного Петербургским союзом драматических и музыкальных писателей в 1904 г. Ежегодно в жюри поступало от 60 до 100 пьес, и хотя Д. Бенарье заслужил не премию, а почетный отзыв, но и это, несомненно, значимо для молодого драматурга16. Многие детали повторяли драмы «Семейство Шпигельман» и «Пасынки жизни», но можно отметить, что здесь внимание автора было сосредоточено не столько на приметах революционной деятельности молодежи, сколько на психологических портретах героев. Более выразительными оказались образы представителей старшего поколения: старика Генеха и его жены Иты, в доме которых всегда много молодежи, одни снимают комнату, другие, как жених их дочери Фридман, приходят столоваться. «Вот экстерники, - говорит Генех. - Бросают ешиботы, изучение святого Талмуда - и что они делают? Учат сказки и басни в "их" книжках. Тоже работа. Зато люди. Душу отдадут за бедных. Только богатых не любят. Совсем другие евреи»17.
По репликам героев можно догадаться, что в этой семье не все благополучно. Однажды старший сын Шоуль, участвующий в сионистском движении, сообщает, что уезжает в другой город, где ему обещали место учителя, однако это лишь попытка объяснить свой спешный отъезд. Ничего не подозревающие родители искренне радуются этому известию. Глядя на их воодушевление, Фридман произносит высокопарную речь, в которой представляет Генеха символом «многомиллионной страдающей массы» - «Богом избранного Израиля... в тисках безжалостной судьбы», скорбный лик которого впервые озарил луч надежды на «новую, более сносную, более человеческую жизнь» детей18. Однако в момент субботнего торжества выясняется, что дом оцеплен полицией. Молодежь арестована, из участка выпускают только Фридмана, и теперь Лиза подозревает, что ее жених выдал брата и его товарищей. «Нет милосердия, нет сострадания. Пустыня кругом. Как камни все, как камни», -восклицает потрясенный Генех. В заключительной сцене автор вводит некоего Странника, который призывает впервые усомнившегося в своей вере старика «сомкнуть уста», ибо «испытует вас Господь»19. Во многом повторяя проблематику «Пасынков жизни», эта пьеса заметно отличается от нее своим символическим фина-
лом, в котором проповеднический голос возносящего молитвы Странника сменяется рыданиями толпы. На рукописном экземпляре этой драмы в переводе на идиш, поданной в цензуру под названием «Di Glikliche familie» («Счастливая семья, или перед Судным днем») стоит резолюция от 9 сентября 1908 г.: «К представлению неудобна», но на другой рукописи этой же пьесы в переводе М. Вайнрайха с названием «Am Sgulo» стоит разрешительная резолюция от 3 мая 1911 г.20
В послереволюционную эпоху внимание русско-еврейских драматургов занимала проблема кризисного сознания молодого поколения. Это характерно, например, для драмы «Miserere» С. Юшкевича, которая привлекла внимание Вл.И. Немировича-Данченко, поскольку поднимала вопрос об «эпидемии» самоубийств среди молодежи. Пьеса Юшкевича была поставлена в МХТ в 1910 г. и широко обсуждалась критиками21. Подобным настроениям во многом созвучны мистико-символические мотивы драмы Д. Бенарье «Дети земли», рукописный экземпляр которой сохранился в фонде «Драматической цензуры» ГТБ (СПб.)22. В отличие от рассмотренных выше социально-политических драм, она демонстрирует интерес автора к новым веяниям как в мировом, так и в русском театре, а также несомненную перекличку с символическими и неоромантическими произведениями еврейских драматургов И.-Л. Переца, П. Гиршбейна, Д. Пинского.
Согласно авторской ремарке действие происходит «в наши дни в еврейской земледельческой колонии Юга России». Создавая пьесу о стихии человеческих чувств, Д. Бенарье обращается к библейским цитатам и их толкованиям, а также к еврейским и славянским фольклорным мотивам. Трагический исход событий предрекает песня юродивого Алтера, в которой он предупреждает добрую Циреле, жену колониста Волфа, о ненависти к ней злой Гинды, считающей, что та отняла у нее ее сводного брата, за которого она сама мечтала выйти замуж. Гинда и ее мать настраивают Волфа против Циреле. Молодая женщина не в силах бороться с завистью и злобой, она признает, что в ее душе нет большой любви к Волфу: Циреле росла сиротой и чувствует, что не пара сыну старосты, она привыкла жить простой трудовой жизнью, работать на земле, а теперь прежняя радость и легкость, царившие в ее душе, исчезли. Циреле спрашивает старушку Добреш, может ли человек сам решиться на то, чтобы расстаться с жизнью, ведь если приходят в голову такие мысли, то это значит, что их посылает Бог. «Человек не хозяин над своей душой. И сколько положено ей от Бога страдать, столько и будет мучиться. А прежде времени - грех умирать», - предостерегает ее Добреш, но в это время звучит песенка
юродивого: «...Человек из земли взят - и в землю пойдет... Мы с тобой, Циреле, брат и сестра... И матушка наша - Земля. Мы дети земли...»23 Сновидения Циреле, как и песенки Алтера, полны трагических символов и предчувствий, которые вскоре сбываются: под утро поселяне находят повесившуюся Циреле. В эпилоге, согласно авторской ремарке, над объятыми ужасом людьми, столпившимися на поляне вокруг ее тела, зловеще царит фигура юродивого Алтера, стоящего на холме с факелом в руках - пророчества безумца сбылись. Пьеса была подана в Главное управление по делам печати 24 декабря 1910 г. и дозволена к представлению 3 января 1911 г. Отметим, что именно в этот период в журнале «Театр и искусство» была напечатана уже упоминавшаяся выше статья «Еврейский художественный театр», и можно предположить, что эта пьеса Д. Бенарье была адресована новому театру.
Тема кризисного сознания послереволюционной эпохи звучит и в драме Д. Бенарье «Разбитые скрижали», которая была опубликована как приложение к журналу «Театр и искусство» в 1913 г., в том же году она ставилась в Троицком народном доме в Киеве и в Русском театре в Одессе24. Действие пьесы разворачивается в университетском городе на юге России, ее время автор обозначил как «наши дни», но при этом особую значимость приобретают воспоминания о революции 1905-1907 гг.
Главный герой - преподаватель словесности Рафаил Вольш-тейн - увлечен работой в гимназии. Он с радостью ожидает приезда матери и сестры Дины, с которыми не виделся семь лет. Дина была «большой величиной» в политическом движении, но потом оказалась в тюрьме. «Да, много теперь таких в России», - говорит о ней брат, мечтая, чтобы она обрела покой в его доме. Жена Рафаила Сима, прежде считавшая себя убежденной социал-демократкой, признается мужу, что хочет жить чувствами, а не забавляться «игрой в общественные деятели», ведь она молода, когда-то мечтала о сцене и «красивой жизни». Одна из главных тем пьесы - трагедия идейного учителя, отстаивающего общественное значение еврейской гимназии, однако развязка этой сюжетной линии разрешается не в его пользу: коллеги, испугавшись давления директора, отказываются поддержать его, и вскоре он получает уведомление об увольнении.
Вторая сюжетная линия - это история любви Дины и Моисея Лермана, которого читающая публика знает как писателя Таубина. С его приездом начинаются разговоры о русско-еврейской литературе, еврейской интеллигенции и еврействе в целом. В этой пьесе Д. Бенарье удалось воспроизвести атмосферу идейных споров 1910-х годов, и реплики его героев передают аргументацию, звучав-
шую в полемике о национальной культуре и языках, которая велась на страницах еврейской и русско-еврейской печати того времени.
«Какие мы евреи, - говорит Рафаил своему коллеге. - <...> Как дядя охарактеризовал нас в своих писаниях, изломанные, искалеченные, сшитые из разноцветных лоскутков. Не евреи, не русские - а так ... нечто вненациональное, беспочвенное и больное... Вы читали его "Вечный странник"?»25 Однако сионистски настроенный учитель Вигдорчик, сочиняющий стихи на иврите, с восхищением отвечает, что любит писателя Таубина и переводит эту книгу на древнееврейский язык. Вслед за Вигдорчиком, обвиняющим ассимилированную еврейскую интеллигенцию в пренебрежении к национальной культуре, Таубин восклицает: «Еврейская интеллигенция - это разбитые скрижали! ... Кто я - типичный осколок некогда разбитых скрижалей Моисея <...> писатель Таубин, написавший пять томов еврейских рассказов на русском языке <...> этот "хваленый писатель" стоит ниже неизвестного, но самобытного поэта Вигдорчика... талант ваш небольшой, но вы, Вигдорчик, с вашим скромным талантом все же составляете естественное звено в длинной цепи представителей еврейского национального творчества... А мы... пишущие на всевозможных языках и наречиях о еврейской жизни? <... > К какой литературе можно отнести мои писания, если они достойны внимания? К русской? К еврейской? Ни к той ни к другой... Мы типичнейшие осколки разбитых скрижалей... Впрочем мы просто дети голуса (изгнания. - Г. Э.)»26.
Таубин легко признает слабость своей позиции, однако его слушатели не соглашаются с подобным самобичеванием, причем возражают ему представители неассимилированного еврейства: старая мать Рафаила, воплощающая мир традиционной культуры, и учитель Вигдорчик - приверженец современных национально-ориентированных течений. «В ваших книгах есть большая еврейская душа», - утверждает он. Это определение «еврейская душа» несколько раз звучит в драме Бенарье и передает отношение самого автора к проблеме русско-еврейской литературы.
Главную сюжетную линию пьесы составляет история ссоры Рафаила и его жены, влюбившейся в русского артиста Романова. Своей тайной Сима делится с сестрой мужа, которая советует ей «идти вслед за чувствами», признаваясь, что и ее любовь к Таубину «зачахла». Близится семейный скандал. Сима уходит, однако вскоре возвращается: ее возлюбленный разорен и не может взять на себя ответственность за ее судьбу. Дина уговаривает Симу вернуться к мужу, но есть и еще один выход - пузырек с ядом, который она давно хранит как возможное решение всех проблем. Эти слова
пугают Симу, она бросается к Рафаилу с просьбой о помощи, но тот принимает ее смятение за дешевую мелодраматическую сцену, и, хотя затем он прощает жену, происходит непоправимое: Сима и Дина выпивают яд.
Следует отметить, что пьеса Д. Бенарье развивала несколько важных для драматургии того времени проблем, включая вопрос о современных семьях, женской эмансипации, послереволюционных разочарованиях и «эпидемии» самоубийств, в то же время наиболее ярко в ней отразились вопросы, связанные с пониманием еврейской культуры, проблем национального языка и образования. «Что-то надорвалось в душе нашего поколения, - писал в рецензии ведущий литературный критик петербургского «Рассвета» А. Гольдштейн. - <... > Непременный налет тенденциозности определяет характер современной еврейской драмы... Трещина в душе нашей интеллигенции, превратившейся в "разбитые скрижали" -таков идейный фундамент пьесы <... > Сравнительно со своими прежними пьесами, г. Бенарье сделал заметный шаг вперед. Но стремление включить как можно больше современных настроений и вопросов в круг своей пьесы приводит г. Бенарье к невольной эпизодичности... пьеса превращается в ряд отрывочных сцен. Или, быть может, иначе пока нельзя? Быть может, и жизнь наших дней, со всеми ее ужасами и надеждами... лишь пестрая мозаика разрозненных механически связанных сцен? Быть может, в таком случае, не в тусклости нашего дня, а в лоне завтрашнего дня и слияние этих осколков в одно гармоничное, органическое целое, и рождение внутренне единой еврейской драмы на смену эпизодическим сце-нам-отрывкам?»27 Читая эти строки, нельзя не вспомнить о восприятии чеховской драматургии. На наш взгляд, именно эта пьеса Д. Бенарье позволяет говорить о влиянии Чехова на его творчество.
В заключение можно отметить, что в драматургии Д. Бенарье при заметном преобладании семейно-бытовых и социальных по своей проблематике пьес нашли отражение идейные искания русско-еврейской интеллигенции рубежа Х1Х-ХХ вв. и важнейшие исторические события эпохи. Именно этим они и привлекают внимание современного читателя.
Примечания
1 Бенарье Д. Еврейский художественный театр // Театр и искусство. СПб., 1911. № 15. С. 310-311.
2 Бенарье Д. Письмо к А.Г. Горнфельду от января 1915 // РГАЛИ. Ф. 155. Оп. 1. Е.Х. 225.
3 Бенарье Д. Письмо к А.Г. Горнфельду от 05.03.1915 // РО РНБ. Ф. 211. Оп. 1. Е.Х. 64.
4 Левитина В. «...И евреи моя кровь» (еврейская драма - русская сцена). М., 1991. С. 206-207, 230-231; Вальдман Б. Русско-еврейская журналистика (1860-1914): Литература и литературная критика. Рига, 2008. С. 279-280.
5 Левитина В. Указ. соч.
6 ЭлиасбергГ.А. «Разбросаны и рассеяны»: русско-еврейская драматургия 19001910-х годов // Русско-еврейская культура: Сб. статей / Отв. ред. О.В. Буд-ницкий. М., 2006. С. 216-248.
7 Бенарье Д. Семейство Шпигельман // Еврейская жизнь. СПб., 1906. № 1. С. 1-50.
8 Бенарье Д. Указ. соч. С. 27.
9 ОР и РК ГТБ СПб. Ф. «Драматическая цензура». Е.Х. 468.
10 Левитина В. Указ. соч. С. 196; Элиасберг Г. А. Еврейский театр и драматургия эпохи первой русской революции // Национальный театр в контексте многонациональной культуры: Архивы, библиотеки, информация / Сост. А.А. Кол-ганова. М., 2006. С. 33-50.
11 Шми [И. Тривус]. Предисловие // Новые веяния: Первый еврейский сборник. М., 1907. С. VII.
12 Там же.
13 Бенарье Д. Пасынки жизни // Новые веяния. С. 318.
14 ОР и РК ГТБ СПб. Ф. «Драматическая цензура». Е.Х. 32430.
15 Файль И. Жизнь еврейского актера. М., 1938. С. 43.
16 Рейнблат А.И. Премии за драматургию в дореволюционной России // Театр в книжной и электронной среде. М., 2005. С. 23-24.
17 Бенарье Д. «Богом избранные» (В тисках): драматические картины в 4-х действиях. СПб., 1911. С. 25.
18 Там же. С. 38-39.
19 Там же. С. 42.
20 ОР и РК ГТБ СПб. Ф. «Драматическая цензура». Е.Х. 155; 247.
21 Балашова Н.Р. Смысл и значение постановки «Miserere» С.С. Юшкевича в репертуаре Художественного театра 1910 года // Национальный театр в контексте национальной культуры: Архивы, библиотеки, информация / Сост. А.А. Кол-ганова. М., 2004. С. 104-115. Об эпидемии самоубийств в 1906-1914 гг. см.: Паперно И. Самоубийство как культурный институт. М., 1999. С. 120-139.
22 Бенарье Д. Дети земли // ОР и РК ГТБ СПб. Ф. «Драматическая цензура». Е.Х. 40101.
23 Там же.
24 Левитина В. Указ. соч. С. 231.
25 Бенарье Д. Разбитые скрижали. СПб., 1913. С. 24.
26 Там же. С. 36.
27 Гольдштейн А. «Разбитые скрижали» Д. Бенарье // Рассвет. № 14-15. СПб., 1913. Стлб. 28-30.
