Доверие и риск-коммуникация в публичном пространстве: нормативное измерение Текст научной статьи по специальности «СМИ (медиа) и массовые коммуникации»

ДОВЕРИЕ И РИСК-КОММУНИКАЦИЯ В ПУБЛИЧНОМ ПРОСТРАНСТВЕ: НОРМАТИВНОЕ ИЗМЕРЕНИЕ1

© Иванов А.В.*

Саратовский государственный университет имени Н.Г. Чернышевского,

г. Саратов

В публикации рассматриваются теоретико-методологические вопросы взаимосвязи доверия и коммуникации риска в контексте теории общества риска. Рассматриваются наиболее распространённые подходы к осмыслению риск-коммуникации (нормативный, инструментали-стский, реалистический), обсуждается их потенциал и ограничения в процессе практического использования. Основное внимание уделяется нормативным и инструментальным аспектам формирования доверия в процессе риск-коммуникации. Делается вывод о том, что с позиций достижения социального консенсуса и решения инструментальных задач наиболее приемлемым является реалистический подход, сочетающий в себе нормативную ориентацию и практическую реализуемость первых двух подходов.

Ключевые слова: социальная теория, общество риска, коммуникация, доверие, риск, управление, социальное пространство.

Целью настоящей статьи является обсуждение некоторых проблем взаимосвязи социального доверия и нормативно-ценностных механизмов коммуникации риска в научном и политическом сообществах. В современных социальных науках проблема коммуникации риска всё чаще становится темой научных исследований [3, р. 232]. Однако, несмотря на явную популяризацию формальных подходов к коммуникации риска, можно сказать, что мнение разделилось в отношении их целей и применимости. С одной стороны, может показаться, что исследователи подчёркивают определённую привлекательность проблематики коммуникации риска и видят возрастающие возможности её развития в решении конкретных прикладных проблем. Например, в одном из первых докладов, подготовленном Национальным научно-исследовательским комитетом США в 1989 году, говорится, что на рост правительственного интереса к коммуникации риска повлияли такие разнообразные мотивы, как необходимость и желание предоставлять информацию и искать альтернативы прямому нормативному регулированию [9, р. 4]. С другой стороны, практическая реализация концепции коммуникации риска связана с некоторыми сомнениями в возможности её использования, а также с тем, что риск-коммуникация нередко может становиться инструментом латентного политического манипулирования общественным мнением. Как

1 Публикация выполнена при финансовой поддержке гранта Президента РФ № МК-84.2014.6.

* Доцент кафедры Теоретической и социальной философии, кандидат философских наук.

отмечает Д. Нелькин, специалисты по коммуникации риска часто предъявляли чрезмерные претензии к сторонникам новых и нередко рискованных технологий, не принимая во внимание негативные последствия отказа от таковых, фактически используя свои аргументы как стратегические уловку, чтобы помочь разрешить конфликты, касающиеся рисков [7, р. 462]. Так что в таких спорах интересы общества и заинтересованных сторон часто сокращаются до технических вопросов, на которые необходимо ответить, лишь прибегнув к «лучшей теории»; если все же какие-либо опасения остаются, то найти решение можно только с помощью информации, получаемой в ходе коммуникации о рисках.

В свете существующих разногласий о природе коммуникации риска кажется разумным задаться вопросом о том, насколько в действительности практическое использование теорий влияет на социально значимое коммуникативное действие, формирующее социальное доверие, способно ли общество достигнуть консенсуса относительно регулирования социальных рисков. Эти замечания о нормативно-ценностных основаниях на практике ставят фундаментальные проблемы, подводят к вопросу о взаимосвязи доверия с механизмами восприятия, трансляции и передачи информации о рисках. В различных социологических и психологических исследованиях было уже предпринято немало попыток для того, чтобы из разрозненных представлений извлечь интегральное сущностное начало и представить их в концептуально-теоретической форме. Однако и в настоящее время можно констатировать лишь наличие определённых подходов, не в полной мере совместимых друг с другом. По мнению К. МакКомаса, хотя современные исследования в области коммуникации риска по своей природе слишком раз-носторонни и многоплановы, основываются на широком спектре знаний и опыта, эта область страдает от недостаточной выраженности теоретических основ, что осложняет сосредоточение и эффективное использование данных знаний на практике [6, р. 75]. К тому же эти предпосылки редко полностью излагаются в рамках существующих социальных и психологических теорий коммуникации. Из этого следует необходимость критического исследования того, как устройство коммуникации риска можно теоретизировать в свете данных опасений. Всё это усугубляет задачу исследования. Как замечает Ричардсон, использование подобных теорий позволяет специалистам, аналитикам и политикам «осуществлять свой выбор из огромного количества концепций, не всегда осознавая, что приёмы, которые они используют, несут на себе отпечатки более широкой, политической, экономической и социальной теории [или что] <.. .> они пронизаны соотношениями между силой и знанием» [8, р. 289]. В развитии современной науки можно выделить некоторые рискологические дискурсы или такие подходы, которые повсеместно применяются в практике коммуникации риска, а именно «нормативного», «инструментального» и «реалистического» подхода. При этом практическая реализация каждого из них

обусловлена набором определённых ценностных регулятивов, ориентиров и правил, а также предполагает различное понимание того, каким образом эти методы будут реализованы в коллективном действии. Как представляется, разграничение интерпретаций коммуникации риска в рамках комплексного теоретического описания поможет внести некоторую концептуальную ясность в научные дискуссии и эмпирические исследования.

Согласно Д. Фиорино, нормативный подход исходит из процессуально ориентированного этического учения, согласно которому коммуникация риска осуществляется на основе некоторых общезначимых этических критериев и ценностей, которые могут использоваться вне зависимости от результатов, получаемых в итоге [1, р. 293]. Данная точка зрения основывается на убеждении, что существует объективные нормативно-ценностные критерии приемлемости риска и что граждане - это самостоятельные субъекты реализации своих интересов и лучшие эксперты в вопросах общего блага, при этом коммуникация риска должна повысить осведомлённость людей о риске, дать возможность вовлечённым субъектам участвовать в принятии решений относительно тех рисков, которые угрожают лично им и сообществу, к которому они принадлежат. В той степени, в какой коммуникация риска считается значимой целью, «нормативный» подход можно рассматривать как ценность, связанную с основополагающими демократическими идеалами. Участники и субъекты гражданского общества, частные лица, группы, общественные организации признаются в качестве главных субъектов принимаемых решений, ориентированных на достижение доверия в процессе риск-коммуникации. Коммуникация риска в этом случае ориентирована на обеспечение фундаментальных прав гражданского общества, таких как право на жизнь, свобода, право на информацию, свобода слова, право на раскрытие информации о рисках до или во время чрезвычайных ситуаций.

Другая особенность нормативного подхода заключается в признании необходимости вовлечения граждан в коммуникацию о риске, а также в убеждении, что все граждане должны иметь равные возможности для представительства и участия в дискуссиях об управлении рисками. С «нормативной» точки зрения коммуникацию риска можно рассматривать как процесс, связанный с достижением информированного доверия и консенсуса через совместное обсуждение. Однако последние западные исследования о коммуникации риска обозначили опасную тенденцию упрощения системы общественного представительства участия граждан в диалоге с экспертном сообществом и правительственными структурами [4]. В этом отношении не только наблюдается минимизация степени гражданского участия в обсуждении вопросов, связанных с риском, но и осуществляется переход к принципиально иной логике принятия коллективных решений.

В отличие от нормативного, инструментальный дискурс рассматривает коммуникацию риска как определённую технологию, к которой может при-

бегнуть отдельный человек, группа или организация для достижения преимуществ в достижении тех или иных целей. В этом отношении под коммуникацией риска часто ошибочно понимается механизм кризисной адаптации промышленных корпоративных структур в условиях техногенных происшествий и катастроф, например, в Бхопале, Чернобыле, кризиса во время эпидемии «коровьего бешенства», аварии на нефтяных платформах британской компании ВР в Мексиканском заливе. Ценность доверия в данном подходе рассматривается исключительно в инструментальном плане, то есть с позиций того, насколько его достижение может повлиять на реализацию стратегических задач организации на фоне агрессивной конкурентной среды и общественного неприятия, где каждый соревнуется со всеми в реализации своих эгоистических интересов и амбиций. В этой ситуации специалисты по «борьбе за сердца и умы» целевой аудитории под огнём критики средств массовой информации, опасаясь перспектив гражданских исков и правительственных расследований, могут и не ставить перед собой задачу достижения полного консенсуса по вопросам приемлемости риска, а стремятся лишь реализовать своих стратегические задачи в условиях ограниченных ресурсов. В этом случае организации могут осуществлять политику ограниченного информирования путём вовлечения заинтересованных лиц в процесс принятия решений, например, занимаясь продвижением потенциально рискованного продукта. Главная задача в этом случае - это снижение градуса общественного недоверия общества до приемлемого уровня, при котором в обозримой перспективе отсутствовали бы риски для дальнейшей экспансии этого продукта на открытых рынках. В этом случае такая организация получает несомненную выгоду от коммуникации риска, и по большому счёту, именно ориентация на достижение сугубо инструментальных целей в ущерб нормативному консенсусу является главным ограничением использования инструментального подхода, особенно если эти цели достигаются за счёт других. Однако, хотя коммуникация риска и может считаться средством манипуляции и искажения фактов, она может использоваться разными частными лицами, группами и организациями для достижения в том числе общезначимых целей. Успехи таких организаций, как «Гринпис Интернэшнл» в деле повышения осведомлённости общественности о последствиях глобального потепления климата и оказания информационного давления на национальные правительства ряда стран по вопросам коммерческого развития генетически модифицированных сортов сельскохозяйственных культур подтверждают этот факт.

Наконец, реалистический подход рекомендует использование коммуникации риска для улучшения качества знаний, имеющихся в распоряжении при принятии решений, касающихся риска. Сторонники этой позиции утверждают, что можно добиться лучших результатов принятых решений, если получать информацию из разных источников с учётом ангажированности потенциаль-

ных участников дискуссий о риске, которые в противном случае могли бы быть не учтены при использовании только технократического или нормативного подхода. Реалистический аргумент, следовательно, идёт рука об руку с идеалами коммуникативной рациональности и отражает уверенность в том, что коммуникация риска может играть ключевую роль в попытке избавиться от критических брешей между тем, что известно разным заинтересованным лицам о риске, и тем, что нужно знать. Реалистический императив может быть связан с прагматическими мотивами, но в отличие от инструментального подхода, он ориентирован на достижение такого результата, который совместим с общими интересами и ценностями. Одной из заявленных целей сторонников реалистического подхода является оказание содействия в принятии правильных решений через распространение достоверной информации об источниках риска. Нюансы реалистической позиции играют особую роль в урегулировании конфликтов, связанных с риском. Например, согласно Б. Фишхоффу, организационная коммуникация риска направлена на содействие тому, чтобы общество концентрировалось на «меньших, но лучших» противоречиях, связанных с риском, которые учитывают как общественные интересы, так и научные принципы [2, с. 137]. Из этого следует, что коммуникация риска может быть эффективным средством повышения доверия, так как именно информированное обсуждение помогает всем заинтересованным осознать наиболее значимые общие интересы. Однако с позиций данного подхода целью коммуникации риска является не окончательное разрешение конфликта, а достижение консенсуса. По утверждению Краусса и Морселлы, при условии наличия истинного желания разрешить конфликт, хорошая коммуникация может помочь людям достичь цели посредством облечения понимания, но она не может гарантировать, что конфликт будет разрешён или хотя бы направлен в цивилизованное русло. Даже если люди, вовлечённые в конфликт, понимают сложившуюся ситуацию наряду с перспективами, намерениями и мотивациями другой стороны, все же могут существовать фундаментальные законные причины для разногласий [5, p. 131]. По словам Махатмы Ганди, «честное разногласие -это часто признак прогресса», то плохая коммуникация может привести к неправильному пониманию, что, в свою очередь, может усилить вероятность того, что конфликт будет обострён или неправильно определён.

Список литературы:

1. Fiorino, D. J. (1989). Technical and Democratic Values in Risk Analysis. Risk Analysis 9(3), pp. 293-299.

2. Fischhoff, B. (1995) Risk Perception and Communication Unplugged: Twenty Years of Process, Risk Analysis. 15 (2), pp. 137-145.

3. Gurabardhi, Z., Gutteling, J. M., & Kuttschreuter, M. (2004). The Development of Risk Communication: An Empirical Analysis of the Literature in the Field, Science Communication, 25 (4), pp. 323-349.

4. Klinke, A. & Renn, O. (2002). A new approach to risk evaluation and management: Risk-based, precaution-based and discourse-based strategies. Risk Analysis, 22(6), pp. 1071-1094.

5. Krauss, R. M. & Morsella, E. (2000) Communication and Conflict. In M. Deutsch & P. Coleman, (Eds.), The handbook of constructive conflict resolution: Theory and practice, pp. 131-143.

6. McComas, K. A. (2006). Defining moments in risk communication research: 1996-2005. Journal of Health Communication, 11(1), pp. 75-91.

7. Nelkin, D. (2002). Communicating Risk: Once Again, Political Communication, 19(4), pp. 461-463.

8. Richardson, J. G. (1986) (ed.), Handbook of Theory and Research for the Sociology of Education. New York: Greewood Press.

9. US Government National Research Council (1989) Improving Risk Communication, National Academy Press.

ЭПИСТЕМОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ ТЕОРИИ

РИСКА В КОНТЕКСТЕ ФОРМИРОВАНИЯ НАУЧНО-ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИХ ПРОГРАММ СОЦИАЛЬНОЙ РИСКОЛОГИИ

© Иванов А.В.*

Саратовский государственный университет имени Н.Г. Чернышевского,

г. Саратов

Публикация посвящена рассмотрению эпистемологических проблем современной теории социального риска. Рассматриваются основные этапы становления представлений о риске в контексте развития классической и неклассической науки. Отмечается, что развитие классической и неклассической рискологии является закономерным процессом, связанным с развитием общества, прогрессом в области наук и технологий. При этом формирование первоначальных представлений о риске, ставшее возможным благодаря статистике и теории вероятности, также является культурно и социально обусловленным феноменом. Подчёркивается, что переход к неклассической рискологии связан с осознанием конститутивной роли сознания, культуры и общества в генезисе риска. Рассматриваются конструктивистские и реалистические трактовки, указывается, что, несмотря на различия данных подходов, эти концепции обладают целым рядом общих предпосылок, в результате чего эти концепции могут использовать в комплексе для исследования различных сторон и измерений феномена риска.

Ключевые слова социальная теория, философия науки, риск, научно-исследовательская программа, рискология, конструктивистский подход, реализм, общество риска, У. Бек, Н. Луман.

* Доцент кафедры Теоретической и социальной философии, кандидат философских наук.