CC BY
346
УДК 175
Н. В. Бутонова Досуговые практики в современной культуре
В статье рассматриваются особенности, характерные для современных досуговых практик. В результате индустриальной революции происходит демократизация досуга, который превращается в «социальную обязанность». В информационном обществе соотношение досуг/труд становится более гибким, что приводит к появлению такого феномена, как дауншифтинг.
The article deals with peculiarities of the modem leisure practices. The results of the industrial revolution cause the democratization of leisure, which turns into "social responsibility". In the Information Society the ratio of leisure / labor becomes more flexible, which leads to the appearance of such a phenomenon as Downshifting.
Ключевые слова: досуг, свободное время, рекреация, дауншифтинг, массовое общество, социальная обязанность, труд.
Key words: leisure, free time, recreation, downshifting, mass society, social duty, labour.
В современной гуманитарной науке существуют различные подходы к интерпретации феномена досуга, среди которых можно выделить, по крайней мере, два основных направления, акцентирующих различные существенные черты данного явления. Во-первых, это аспект деятельностного «высокого» досуга, восходящего к греческой традиции и, во-вторых, это аспект «праздности», имеющий отношение, в первую очередь, к римско-латинскому пониманию otium. Примечательно, что в своем первоначальном виде греческий досуг лишен жесткой противопоставленности, существующей между деятельностью и праздностью, столь характерной для более позднего времени. Так, досуг для Аристотеля означает не право на безделье, а свободное время для занятий политической жизнью, т. е. отправления своих гражданских обязанностей и времени для занятия философией, для созерцания. В «Политике» Аристотель, рассуждая о возможности наслаждаться досугом, приводит пословицу: «Нет досуга для рабов» [1, с. 619], подтверждая, что досуг возможен только для тех, кто ведет свободный образ жизни, не ограниченный никаким принуждением. Поэтому наряду с рабами досуга лишены и ремесленники. Ведь ремесленники живут в ограниченном рабстве, так как вынуждены жить за счет занятий, выполняемых за плату. При этом для свободного гражданина досуг не-
© Бутонова Н. В., 2012
обходим как образ жизни, свободный от тяготы труда и заботы о насущном. При напряженной полисной жизни, которая требовала постоянного участия, такая свобода была необходима как раз для того, чтобы иметь возможность заниматься делами полиса. С другой стороны, Аристотель требует досуга и для философа, но уже досуга как свободы от всепоглощающей политической деятельности. При этом здесь досуг представляется уже не только и столько как свободное время, а как созерцание, т.е. как покой, лишенный, как говорил Платон, «хлопотливости». Таким образом, для греков, по крайней мере, в лице Аристотеля, нет никаких противоречий: досуг - это и образ жизни, дающий возможность заниматься деятельностью, достойной свободного гражданина, и покой, который является конечной целью всякой деятельности: «война существует ради мира, занятия - ради досуга».
Но уже в период поздней Античности можно наблюдать начало постепенной инверсии досуга. Весьма показателен в этом смысле судебный процесс, описанный Я. Межерицким, который имел место в 66 г. н. э. [8]. Суть дела состояла в том, что в римском сенате сенатору Тразею Пету было предъявлено обвинение в уклонении от общественных обязанностей и предпочтении досуга. Необходимо сразу отметить, что дело это было сфабриковано и инициировано Нероном для устранения влиятельного и активного политического деятеля, каковым, собственно говоря, и являлся Тразей Пет. Его неучастие в политической жизни было вынужденным, здесь можно, скорее, говорить об «отставке», чем о добровольном уходе в досуг. В данном случае нам важен сам факт обсуждения досуга именно в политическом дискурсе. Еще Цицерон в своем трактате «Об обязанностях» [10, с. 124-125], рассматривая соотношение политической деятельности и досуга, допускает последний лишь в качестве его полезности государству, и речь, конечно же, идет о занятии науками.
Новая мораль, мораль частной жизни, основанной на досуге, вошла в противоречие с общепринятыми нормами общественной жизни, которые регламентировали подчиненность всех сфер существования индивида служению государству. По всей видимости, с этого времени, с поздней Античности, и начинает складываться то амбивалентное отношение к досугу, которое мы можем наблюдать на протяжении всего Средневековья и которое в своих основных формах дошло до наших дней. Но необходимо оговориться, что пока противоречие касается только лишь области политического дискурса как противопоставленность частной и общественной жизни, тогда как в эпоху Средневековья акцент переносится в область морали.
Для средневековой христианской морали досуг, прежде всего, представляется праздностью, низведенной до тягчайшего греха, ведь в стратифицированном обществе Средневековья каждому была предназначена определенная деятельность в зависимости от места, занимаемого в социальной иерархии. И если для Бл. Августина желание покоя и досуга для
занятий философией и созерцания еще вполне вписывается в идеальную модель христианской жизни, т. е. в монашество, то уже у Св. Бенедикта эти важнейшие черты монашеской жизни рассматриваются как опасность, избегать которой следовало с помощью физического труда и чтения Писания. При этом для представителей других сословий обнаруживаются санкционированные формы досуга в его праздничноигровом инварианте - карнавалы и рыцарские турниры, которые, по утверждению Ле Г оффа, «выражали самую суть жизни рыцарей» [7, с. 439]. Ритуально-символический аспект жизни рыцарства, в наиболее полной форме нашедший свое отражение в турнирах, может быть положен в основу понимания дальнейшей трансформации досуговых практик в европейской культуре. Рыцарские турниры, появившись первоначально из вполне практических нужд как способ «заработать на пленнике», получив за него выкуп, постепенно превращаются в занятие для благородного сословия, строго подчиненное определенным регламентам и правилам. К середине XIII в. происходит замена боевого оружия специальным «оружием мира», появляется более строгий турнирный кодекс, преследующий цели безопасности участников, и постепенно, к моменту своего расцвета в XV в., турниры становятся, в первую очередь, зрелищем сродни карнавальному, служащим презентацией статуса и демонстрацией сословной чести. «Все перегружено роскошью и украшательством, исполненным красочности и фантазии» [9, с. 88]. Уже лишенные какой-либо прагматики, вошедшие в противоречия с военными реалиями своего времени, неоднократно запрещаемые церковниками и королями, приводящие к бесполезным жертвам, рыцарские турниры продолжали жить вопреки всему как подтверждение привилегий самого сословия, породившего их, как установление индивидуальной свободы, проявленной в риске, в мире, где каждый был связан сложными иерархическими путами.
К XVII в. древние аристократические идеалы вместе с понятием чести привнесут с собой в изменившуюся европейскую культуру и представление о досуге как уделе избранных, знаке привилегированности. Спустя два века Т. Веблен, описывая ситуацию своего времени, писал, что воздержание от труда стало признанным знаком статуса и репутации: «Воздержание от труда теперь является не только почетным или похвальным делом, но становится тем, что необходимо для благопристойности... Воздержание от труда традиционно свидетельствует о состоятельности и, следовательно, является общепризнанным показателем положения в обществе» [3, с. 87]. Но с началом массовизации досуга, происшедшей в результате индустриальной революции в связи с введением 8-часового рабочего дня и двух выходных, происходит «демократизация» досуговых практик, за которой скрывается хорошо нам известная социальная дифференциация.
Возрастающее количество свободного времени за пределами «праздного класса» требовало не только тщательного изучения, но и неустанной заботы со стороны властных структур, которая получила свое выражение в концепте «организованного досуга». Так, Ж. Дюмазедье в труде «К цивилизации досуга» определил досуг как совокупность занятий, служащих для того, чтобы «отдыхать, развлекаться, развивать свою информацию или образование, свое добровольное социальное участие -после выполнения профессиональных, семейных и общественных обязанностей» [6, с. 87].
И если досуг в своей рекреационной функции относится, в первую очередь, к компетенции индивида, то что касается остального - развлечения, образования, социального участия - несомненно, именно на них и направлены различные способы контроля, причем как идеологического, так и экономического характера, начиная от популяризации массового спорта и спортивных зрелищ в Советском Союзе и Германии 30-х гг. XX в. и заканчивая современной индустрией досуга, существующей на основе идеологии консьюмеризма. Эта идеология манифестирует, что общество потребления предоставляет условия для «выравнивания возможностей и удовлетворения всех видов вкуса, спроса и амбиций» [5, с. 56]. Эта иллюзия равных возможностей, реализуемая именно в досуговых практиках, которая еще в 70 году была описана Бодрийяром в работе «Общество потребления» [2], в полной мере соответствует требованиям и чаяниям массового общества. Современная трактовка, точнее, презентация досуга как времени осуществления нашей индивидуальной свободы, времени, когда мы не трудимся и не участвуем в процессе производства, времени-привилегии, дарованного нам индустриальным развитием, представляет собой хорошо сконструированный идеологический миф, призванный скрыть от нас отсутствие свободного времени и досуга как неутилитарной и самоценной сферы нашего существования, которой мы можем распоряжаться по своему усмотрению. Для создания и поддержания этой иллюзии свободного эгалитарного досуга широко используются различные мифопродуцирующие технологии, задействованные, в первую очередь, в сфере рекламы. Образ жизни, который предлагается рекламой, за своей иллюзорностью скрывает императив потребления, распространяющийся на все области человеческого бытия. За яркими картинками экранных образов стоит обещание подлинности и безопасности существования при условии следования предписанной стратегии потребления. Экспансия подобного рода идей привела к реорганизации городского ландшафта и насыщению его различными местами для проведения досуга: ночными клубами, игровыми залами, компьютерными клубами, торгово-развлекательными/досуговыми комплексами и т. д. Причем на примере последних отчетливо видно, каким образом происходит внедрение мифа о безопасном насыщенном досуге в массовое соз-
нание. Построенные по принципам «город в городе» и «all inclusive», торговые комплексы симулируют идею реальности, создавая замкнутое пространственно-временное поле, в котором индивид может реализовать свои потребности, которые, в свою очередь, инициированы все той же идеологией потребления. Сама организация внутреннего пространства создает атмосферу праздничности (музыка, представления), «райского места», перенасыщенного всевозможными услугами и товарами на любой вкус и кошелек. Базовая потребность в безопасности реализуется благодаря яркому, но мягкому освещению, имитирующему солнечный свет, прямыми, хорошо просматриваемыми «улицами» - проходами или, в случае цилиндрической формы, - паноптикума, концентрированности пространства на одной точке - наблюдателе, он же - потенциальный покупатель. Потребность в индивидуации и самоутверждении реализуется с помощью возможности выбора как способа проведения времени внутри этого «города-солнца»: шопинг, к которому относится и более интеллектуальный вид времяпровождения - посещение книжных магазинов; оздоровление - бассейн и аквапарк, тренажерный зал; развлечения - кинотеатр, бильярд и т. д.
Подобные технологии в области досуга призваны скрыть обусловленность и отсутствие самостоятельной ценности свободного времени. На наш взгляд, досуг обусловлен двояко. Во-первых, и это наиболее очевидно, временная регламентированность, которая заключает досуг в определенные временные рамки - отпуска, каникулы, уикенды и т. д. И во-вторых, это обусловленность внутреннего содержания. Время, которое не отдано непосредственно процессу труда, принадлежит второму вектору существования современной цивилизации - потреблению. Такая бинарная структура социального времени демонстрирует то, что именно потребление становится принудительным фактором, организующим и контролирующим наше жизненное пространство. Мы не можем распоряжаться временем досуга по своему усмотрению, получить удовольствие от его бесцельной и бездумной растраты (надо заметить, что за редким исключением получение удовольствия вообще не входит в область досуговой деятельности). Ангажированные представлениями о статусе, социальных ролях, здоровьи, образовании и т. д. нам приходится экономно распределять свое время досуга между здоровым образом жизни, престижным потреблением, потреблением культуры и т. д.
Фитнес-клубы и йога, курорты и «интеллектуальные» туры, курсы изучения языка и флордизайна - это и многое-многое другое в конечном счете оказывается потреблением символических образов, которые служат целям социальной стратификации. Вся сфера досуга оказывается маркированной принадлежностью к определенной группе, сообществу, классу индивидов. «Скажи мне, как ты проводишь свое свободное время,
и я скажу, кто ты» - перефразирование старой поговорки как нельзя лучше описывает проблему дифференциации общества в области досуга.
Различные роли, который играет индивид в «обществе спектакля», детерминируют способы проведения досуга, трансформирующиеся в системы самопрезентации. Одним из таких способов представляется культурный туризм, превратившийся, по меткому замечанию Х. Гумбрехта, в «социальную обязанность» [4, с. 26]. Потребность в посещении культурно-исторических объектов, на протяжении долгого времени считавшаяся признаком «образованности» и позволявшая маркировать принадлежность к привилегированному обществу, в связи с социальными последствиями индустриальной революции (нормированием рабочего времени, введением всеобщего образования и т. д.) приобрела массовый характер и стала неотъемлемой частью мотивационной сферы досуговой деятельности. Широкое распространение массового культурного туризма привело к его превращению в ритуализированную досуговую практику, участие в которой обусловлено системой самопрезентации, востребованной в обществе потребления. Внедрение посредством массовой культуры образа преуспевающего представителя среднего класса, посвящающего свой досуг разнообразной деятельности, смысл которой можно свести к понятию «забота о себе», служит своеобразной дисциплинарной практикой, призванной если не контролировать, то организовывать то время, которое в социологии принято называть свободным - но свободным от труда, а не от тотального контроля общества, пусть даже и посредством «социальной обязанности». Именно позиция «социальной обязанности» формирует в системе общественных взаимодействий новую сферу досуга или «досуговой деятельности», которая вытесняет представление о праздной свободе на периферию жизненных установок. Это происходит в связи с изменившейся ключевой ценностной установкой на личностную творческую активность, что не допускает в качестве положительных жизненных стратегий стратегию праздности. Данная переоценка ценностей становится возможной прежде всего благодаря появлению нового социального субъекта, чье воление направлено на преобразование действительности и чья деятельность служит созданию нового модуса бытия. Homo economicus, будучи вначале лишь теоретическим конструктом неолиберальной экономики, в эпоху массового потребления превращается в реально действующего и волящего субъекта не только в экономической, но также в политической и культурной сферах. Этот новый массовый человек оказывается «виновным» в разрушении «трансцендентного» (Ю. Хабермас) и «социального» (Ж. Бодрийяр), устанавливая новый порядок в отношении той традиции, в русле которой как раз и сформировались понятия «социального», «трансцендентного», «культурного», «исторического» и т. д.
Изменения в системе культурно-исторических традиционных смыслов коснулись всей области человеческого существования, в том числе
и повседневных практик, в особенности тех, что непосредственно формировались вокруг «отживающих» либеральных культурных констант -труда, истории, свободы, личности, нации и т. д. Для нового деятельного субъекта социальной практики оказывается необходимым переосмыслить всю систему жизненных установок в связи с тем полем неопределенности, которое с необходимостью возникает при смене культурных детерминант. Неоднозначность интерпретаций историко-культурного прошлого, множественность которых поставила под сомнение само наличие единого пространства исторического опыта, актуализировала весь комплекс проблем, относящийся к самоидентификации индивида и группы, который концептуализировался в социогуманитарном дискурсе в «поиски идентичности». Концепт идентичности, выстраиваемый исходя из определенной культурно-исторической, этнической, религиозной и т. д. принадлежности, конструируется на основе неких опорных точек, в которых материализуются базовые ценности.
Одной из таких ценностей во второй половине ХХ в. становится отношение к труду, который из непрерывной длительности, сопровождающей человека на протяжении всей жизни, постепенно начинает обретать дискретность, распадаясь на сферы строгой заданности и возможной вариативности. Анализируя специфические особенности информационного, сетевого общества, Кастельс отмечает, что одной из главных черт информационно-технологической парадигмы, которая и лежит в его основе и проявляется во всех его аспектах, является гибкость. Причем гибкость относится как к системе производства и общества в целом, так и к системе труда и рабочего времени. Исследования, проведенные в индустриально развитых странах, показали, что в последние десятилетия прошлого века появилась тенденция к сокращению рабочего времени совместно с возрастающим разнообразием рабочих графиков. Постепенно происходит дифференциация продолжительности рабочего времени среди различных рабочих групп. Наряду с существованием стандартизированных, жестко фиксированных графиков работы все более возрастает доля гибких временных графиков. В новых условиях меняющихся производственных отношений можно прогнозировать, что рабочее время в своем традиционном понимании будет постепенно терять центральное положение во времени жизни индивида. Но при этом необходимо отметить, что речь идет в первую очередь о времени, связанном с нормированным рабочим днем. Переход к гибким графикам приведет к увеличению трудовой нагрузки, что особенно заметно уже для топовых управленческих позиций. И в этом случае наблюдается совершенно обратная ситуация, когда ненормированный рабочий день полностью подменяет собой время жизни.
Подобное положение дел не является абсолютно новым, но то отношение к труду и трудовому времени, которое прежде было распространено в интеллектуальной и творческих сферах труда, теперь
востребовано повсеместно. Превращение досуга в труд для тех, кто не мечтал с детства стать менеджером высшего звена на предприятии, оборачивается парадоксальной ситуацией, когда не труд становится наказанием, а вся жизнь превращается в него. Неудивительно, что именно в сложившейся ситуации начинает складываться традиция нового отношения к труду и досугу, носителем которой стало движение «дауншифтинга».
Дауншифтинг, буквально - «движение вниз», представляет собой сознательный добровольный отказ от движения по карьерной лестнице, зачастую связанный с понижением социального статуса и ухудшением материального положения, для освобождения времени досуга и посвящения его другим, не связанным с работой видам деятельности. Одной из отличительных черт дауншифтинга является не просто движение вниз, а «скатывание» с уже завоеванных, достаточно высоких позиций. Как явление дауншифтинг не представляется абсолютно новым в культуре. Мы можем обнаружить достаточное количество частных примеров, когда некто отказывается от заоблачных карьерных перспектив ради жизни, в которой есть место для личной свободы и личного досуга. Достаточно вспомнить историю, рассказанную Д. Коуплендом в романе «Поколение Х», где социальный протест личности против навязываемых ценностей общества потребления приводит героев к самоизоляции в узком кругу единомышленников. Но ситуация 70-х, а именно она описывается в романе, несколько отличается от того, что мы можем наблюдать в наши дни. В последнее время широко распространяются идеи поиска своего истинного Я, вокруг которых объединяются люди совершенно различного социального статуса и профессиональной деятельности. Так, согласно исследованиям, проведенным в 2003 г. Australia institute, 23 процента австралийцев в возрасте от 30 до 59 лет сознательно пошли на понижение своего материального уровня жизни [11]. Причем, как утверждают сами респонденты, главным мотивом для дауншифтинга стало стремление получения удовлетворения от жизни, которое заключает в себя и большее количество времени для общения с семьей, и заботу о здоровье, и гармонизацию всех сторон жизни в целом. Подобная ситуация складывается и в остальных развитых странах. Движения дауншиф-теров существуют в Соединенном Королевстве, Франции, США, а в России не так давно появилось одноименное интернет-сообщество. Во многих странах дауншифтинг рассматривается учеными как быстро набирающий силу социальный фактор, способный влиять на атмосферу общества, который, по прогнозам западных специалистов, в скором времени сможет обрести и политический вес.
Связано ли широкое распространение данного явления с наступлением эры изобилия, или это естественная реакция на все более усугубляющуюся материалистичность современного общества? Думается, что правомерно признание обоих факторов. Классический дауншифтинг как определенная тенденция в отношении к трудовой деятельности и досугу
появляется и распространяется в первую очередь в странах со стабильными экономиками. И дело не в том, что, как считают некоторые авторы, для «движения вниз» необходимы накопления, которые позволят обеспечить существование во время пребывания на Гоа («гоашифтинг»). Ведь последний, скорее, относится к ситуации рантье, в которой приоритет принадлежит не отказу от беспрестанной гонки в обществе потребления, а стремлению обеспечить себе нишу в этом обществе вне зависимости от сложившейся конъюнктуры. «Истинный» дауншифтинг в первую очередь мотивирован поиском своего истинного Я и наиболее полной реализацией творческого потенциала личности. Различие здесь, скорее, в расстановке акцентов мотивации, а не во внешних проявлениях. Вообще, степень удовлетворенности от предпринятых решительных изменений в собственной жизни зависит, как представляется, в немалой степени от поставленных целей и системы ценностей. Не секрет, что около трети из тех, кто все-таки решился на дауншифтинг, остались недовольны понижением доходов, а часть вообще пожалели о предпринятых действиях. Можно предположить, что те дауншифтеры, которые достигли желаемого, имели ясное представление о том, ради чего, собственно, они предпринимают «движение вниз». Более того, многие из тех, кто изменил свою жизнь, само направление движения интерпретируют иначе: «Они часто говорят, что не воспринимают себя двигающимися “вниз” в каком-либо ином смысле, кроме как денежного. Для них финансовый аспект стал менее важным... В любом случае, они не ощущают снижения, наоборот, для них типично ощущение собственной успешности, движения к новому стилю существования, в котором проявляются ранее подавляемые аспекты их личности и их жизни» [11]. То есть, более правомерно было бы говорить об «upshifting», если исходить из самой сущности явления, а не его восприятия социумом. Если появившийся досуг посвящен открывшимся возможностям в творчестве, общении с близкими и природой, в конечном итоге всему тому, на что не хватало времени из-за напряженного рабочего графика, то дауншифтинг приносит ощущение наполненности жизни и открывает перспективы самореализации. В противном же случае, при отсутствии явных целей и представлений о том, что именно хотелось бы изменить, появляется чувство неудовлетворенности и сожаления.
В целом проблема соотношения роли трудовой деятельности и досуговой представляется одной из наиболее актуальных при рассмотрении современного социокультурного процесса. В ходе этого процесса, во-первых, трансформируется само представление о труде, который теряет свое главенствующее и структурообразующее положение в жизни человека, вытесняясь в область долженствования. Теперь трудовая деятельность все чаще востребована индивидом лишь в целях поддержания жизненного оптимума. Иначе говоря, человек должен трудиться, так как представляет собой существо биологическое, для функционирования ко-
торого необходима пища. В то время как успешность, самореализация и другие жизненные ценности переносятся в сферу досуговой деятельности. И, во-вторых, как следствие происходит реструктуризация самого досуга, в область которого помещается сама экзистенция. В досуговом пространстве акцент переносится с отдохновения и праздности на активную деятельность, связанную с постижением смысла своего существования, различными практиками самореализации и насыщенной интеллектуальной деятельностью. Целью такой деятельности становится гармонизация как внтуриличностного аспекта, так и всего контекста существования человека, включая природу и общество. В данном случае мы имеем дело с явлением, которое условно можно было бы обозначить как «экологический досуг». Перефразируя Маклюэна, можно сказать, что современное общество, освобождаясь от специалистского рабства, обретает свои точки опоры в досуге, означающем жизнь, полную человеческого достоинства, в которую человек вовлекается целиком.
Список литературы
1. Аристотель. Собрание сочинений: в 4 т. Т. 4. - М., 1983.
2. Бодрийяр Ж. Общество потребления. - М.: Республика, Культурная революция, 2006.
3. Веблен Т. Теория праздного класса. - М., 1984.
4. Гумбрехт Х.У. В 1926: на острие времени. - М., 1995.
5. Долгин А. Манифест новой экономики. Невидимая рука рынка. - М.: Аст, 2010.
6. Дюмазедье Ж. На пути к цивилизации досуга // Вестн. МГУ. Сер. 12. Соц.-полит. исслед. - 1993. - №1.
7. Ле Гофф Ж. Цивилизация Средневекового Запада. - Екатеринбург,
2005.
8. Межерицкий Я.Ю. Iners otium // Быт и история в античности. - М.: Наука, 1988. - С. 41-68.
9. Хейзинга Й. Осень Средневековья. - М., 1988.
10. Цицерон. О старости. О дружбе. Об обязанностях. - М., 1993.
11. Christie Breakspear and Clive Hamilton. Getting a Life. Understanding the downshifting phenomenon in Australia // Discussion Paper. № 62. February-. 2004. URL: www.tai.org.au
