Вестник ДВО РАН. 2006. № 3
В.В .ПОСТНИКОВ
Образ Александра Македонского в русской материальной культуре
Рассматриваются факты использования в XVII-XVIII вв. образа Александра Македонского в русской материальной культуре. Автор делает вывод о том, что этот образ воспринимался в синкретическом единстве - как имеющий сакральный авторитет, как оберег и как идеологический символ.
The image of Alexander Makedonsky (The Great) in the Russian traditional life. VVPOSTNIKOV (The Pacific Naval Institute after S.O.Makarov, Vladivostok).
This article considers facts of using the image of Alexander Makedonsky(The Great), which was popular in the Russian traditional culture, in the Russian traditional life of the XVII-XVIII centuries. The author comes to the conclusion about the syncretic character of this image, being a sacral image, Christian and ideological symbol. The author also gives the examples of using this image in the Russian Far East history and political symbology.
До появления Наполеона Александр Македонский был, пожалуй, единственным символом самого могущественного человека в мировой истории. В эллинской и римской культуре великий завоеватель воспринимался как сакральная фигура и символ власти, ему посвящено большое количество литературных произведений и мифов. В эпоху Средневековья образ Александра, широко известный в культуре народов Евразии [10], был мифологизирован и ассимилирован христианской и мусульманской традициями. От византийских книжников, начиная с XI-XII вв., сведения об Александре распространились на Руси. Для понимания образа Александра важно определить подоснову представлений об этом герое в русской материальной культуре.
Образ Александра Македонского как бытовой оберег. Образ Александра Македонского известен на Руси благодаря литературе, фольклору и произведениям декоративноприкладного искусства. Например, исследователь русского народного искусства С.К.Же-галова приводит изображение Александра на внутренней стороне крышки подголовка (разновидность сундука для хранения особо ценных предметов под головой во время сна), изготовленного в Великом Устюге, датирует его XVII в., идентифицируя образ на основании внешнего сходства с известными традиционными изображениями героя [5, с. 45-47]. Сочетание изображения Александра и функции сундука может показаться курьезным, но изучение таких фактов важно для понимания этого образа в контексте русской материальной культуры: «...домашний быт человека есть среда, в которой лежат... зародыши и зачатки его развития и всевозможных явлений его жизни, общественной и политической, или государственной» [6, с. 38].
Пример с сундуком не единственный: известно также использование образа Александра Македонского в сфере врачевальной магии, народного целительства. Исследователи Е.Э.Гранстрем и Т.Н.Чернышева приводят любопытное свидетельство о вере в магическую силу образа Александра как врачевателя, принадлежащее Симеону Полоцкому
ПОСТНИКОВ Валерий Валентинович (Тихоокеанский военно-морской институт им. С.О.Макарова, Владивосток).
(1629-1680 гг.), который, перечисляя разные суеверия, пишет: «Что же бы кому возгла-голати о тех, иже чародейств и вязаний употребляют, и обязующих златыми Александра Македонского цатами главы или ноги, рцы ми: сия ли наша чаяния бяху да по кресте и смерти Господней во образе языческого царя надежду спасения имамы не веси. Того убо ради молю вы, да от сея прелести чисти будете, и яко жезл божие слово имаете» [4, с. 67]. Из приведенной цитаты следует, что в XVII в. на Руси существовал обычай привязывать к больным членам (голова, ноги) «златые Александра Македонского цаты» в надежде облегчить страдания. В терминологии древнерусского изобразительного искусства слово «цата» означает нагрудное украшение [4, с. 67]. Каким образом чудо исцеления связывалось с именем греческого героя, неясно, возможно, связь ассоциативна: существует упоминание, что у Александра был «перстень египетской царицы, из камня андракса, имеющий такое свойство: если кто, тяжело заболев, на него посмотрит, то исцелится» [1, с. 59], а в средневековой литературе встречаем представление о том, что Александр владел сосудом с «живой водой», привезенной им из «райских земель», которая избавляла от смерти и которую, однако, самому Александру так и не привелось испробовать [1, с. 113; 18]. В «Александрии» - средневековой повести, которая была широко известна на Руси, главный герой представлен как мудрец, знающий тайну человеческого здоровья [1, с. 153]. Подобный смысл имеет и легенда об избавлении Александра от ядовитой девицы, известная на Руси с XVI в. [23, с. 555].
Об устойчивой вере в целительские свойства образа Александра свидетельствует и «Наука врача Моисея Египетского царю Александру Македонскому» из традиционного лечебника XVII в. «Прохладный вертоград» (см. [12, с. 67]) - подборка рекомендаций по сохранению здоровья: «Александр, дам я тебе советы и если исполнишь их - не нужны тебе будут врачи...» [8, с. 525]. Принято считать, что «Наука врача Моисея...» восходит к «Тайная тайных» (см. [12, с. 67]) - произведению переводной литературы, которое появилось на Руси на рубеже XV-XVI вв. Оно содержит наставления, которые якобы были даны Аристотелем своему воспитаннику Александру Македонскому, из различных областей жизни - от политики до алхимии [20, ч. 2, с. 427-430; 23], в том числе рассказывается «о камнях, и зельях, и животных, которые необходимы царю и без которых он не достигнет ничего хорошего, и не сохранит здоровья своего, и не усидит на троне своем» [23, с. 539]. Целебный эффект, связанный с образом Александра, был известен и в европейской средневековой культуре [4]. Нужно отметить, что целительство было одной из важнейших функций христианских святых. Использование образа Александра в магической враче-вальной практике свидетельствует о том, что в русской материальной культуре он понимался как средство магической защиты и бытовой оберег.
Известный исследователь славянского язычества Б.А.Рыбаков обратил внимание на распространенные в древнерусской культуре XII в. изображения Александра Македонского на стенах соборов, диадемах, вышивках. Анализируя иконографию этих изображений (небесный полет Александра Македонского на грифонах), исследователь делает вывод о том, что эта композиция является «проекцией» языческого божества на известный образ из византийского искусства и имеет «значение, связанное с языческой аграрно-заклина-тельной символикой» [17, с. 638]. Рыбаков соединяет с этим образом языческие верования в божество плодородия и праздник весенне-летнего цикла, он также отмечает, что использование образа Александра на диадемах имело охранительный смысл [17, с. 567-657]. Надо полагать, такое восприятие могло стать основой для представлений об Александре как о витальном символе в русской материальной культуре: «. Царь этот был из богатырей богатырь. Никакой силач в свете не мог победить его. Он любил воевать, и войско у него было все начисто богатыри. На кого ни пойдет войною царь Александр Македонский - все победит. И покорил он под свою власть все царства земные» [19]. В средневековой мифологии народов Европы и Ближнего Востока Александр представлен как победитель
величайших зол - змея Василиска, народов Гога и Магога. В «Александрии» главный герой Александр являет образец справедливости и великодушия, с образом этого божественного избранника, «избранного мужа» [1, с. 23] ассоциируются преодоление различных препятствий и небесное покровительство. Имя Александр древними лексикографами толкуется как «помощь мужем, помощь мужественная, пособитель мужем», этот оттенок значения есть и в греческом языке [4, с. 67]. В этом же значении «защитник людей» имя Александр понимается и в русской культуре [7, с. 276].
В этом контексте более понятным становится присутствие образа Александра в декоре сундука. Надо полагать, оно подразумевало защитные функции, например от воровства. Использование образа в ряду с такими фольклорными персонажами, как птица Сирин, кентавр Полкан, лев, грифон, также свидетельствует о том, что Александр понимался как витальный символ и оберег.
Сакральный характер образа. Наиболее известное деяние Александра в христианской мифологии - изгнание и заточение за каменной стеной «нечистых» народов Гога и Ма-гога, защита жителей «Вселенной» от опасных народов, с нашествия которых, согласно библейским преданиям, должен начаться Апокалипсис (см. [12, с. 652-703]). Этот сюжет присутствует в популярном в Средние века апокрифе «Откровение Мефодия Патарского», в котором наглядно и доступно рассказывалось о сотворении мира до предполагаемого конца света. Впоследствии миф перешел в русский фольклор: «Эти Гоги и Магоги до сих пор еще живы и трепещут Александра, а выйдут оттудова перед самою кончиною света» [19, с. 384]. Так образ Александра становится одним из общеизвестных символов защиты от «нечисти», принимая функции оберега.
Сакральный контекст образа Александра в христианской культуре Средневековья требует особого объяснения. Большое значение имеет тот факт, что свои мифические деяния герой совершает «во имя Господне»: «И он очень усердно начал молиться Богу. И велел Александр собрать всех мужчин, и женщин, и детей их, и погнал их в места отдаленные» [12, с. 698]. Устойчивая тенденция к христианизации образа Александра отмечается уже в ранних редакциях «Александрии» [10, с. 55]. В сербской редакции, распространившейся на Руси с XV в., Александр напрямую представлен как поборник единобожия и христианский подвижник. Так, он побеждает врага с молитвой: «Великий боже, почивающий на святых, помощником мне будь ныне против индийского царя Пора. Един свят господь Саваоф» [1, с. 127], а по поводу «нечистых народов», которых «Александр преследовал. до высоких гор» и велел их запереть «на Северных холмах» [1, с. 131-133], в другом списке указывается, что расправился Александр с ними «за идолопоклонство их» [2, с. 120]. Характер этих представлений свидетельствует о том, что Александр стал частью христианской картины мира, а его образ обладает сакральной защитной функцией: «О великий царь Александр, всем несчастным ты помогаешь; и за столь великую добродетель всего света царем бог тебя сделал.» [1, с. 135].
В русской материальной культуре функции помощи и защиты, как правило, были связаны с христианскими образами. В этом плане Александр представлен в «Заговоре от всякой лихорадки», приведенном М.Забылиным в его собрании русского фольклора из источников XVIII-XIX вв. Заговор представляет собой инсценировку прихода лихорадки в образе 12 дочерей Ирода и борьбы с ними Иоанна Крестителя с помощью божественных сил: «Господь, услыша его, молитву святого апостола, послал апостолу святой крест и жезл, ему на прогнание, грозного воеводу Михаила, архангела Гавриила. пророков Илию и царя Давида и Соломона, и четырех евангелистов: Луку, Марка, Матфея и Иоанна Богослова, и святых чудотворцев и целителей. Николая Чудотворца, Ивана Велика. и Александра Македонского.» (цит. по [7, с. 345-348]). Текст представляет Александра в ряду особо почитаемых христианских образов, «пророков и преподобных отцов всех». Этот факт наряду с «Откровением Мефодия Патарского» и «Александрией Сербской»
свидетельствует о христианизации образа Александра. Однако в дальнейшем Александр не был официально канонизирован и остался второстепенным персонажем различных преданий.
Наиболее полно сакральный характер образа Александра представляет притча из «Александрии»: «В тот же день пришли мужи многие ... и сказали Александру: “Царь Александр, в городе, который ты создал, в Александрии, никак не можем жить”. Александр спросил: “Отчего?” Они же ему ответили: “Огромный змей из египетской реки выходит и кусает людей, и они от яда умирают”. Александр сказал им: “ Идите в Иерусалим, и возьмите кости еврейского пророка Иеремии, и в городе своем их положите, ибо его молитва от змеиного яда исцеляет”. Они пошли и сделали это, и с того времени и доныне змей в Александрии людей не кусает» [1, с. 167]. Этот сюжет объединяет наиболее значимые аспекты исследуемого образа - целительский, религиозный, защитный - и представляет его как синкретический символ.
Существуют и другие факты. Например, известна серия печных изразцов, иллюстрирующих «Александрию»: изображение царя Александра и его войска, взятие «града Египта». Исследователь изразцового искусства Московской Руси Р.Л.Розенфельдт отмечает, что этот изобразительный ряд был наиболее популярным в российском печном декоре первой половины XVII в. [15, с. 235]. Образ Александра на таком значимом бытовом объекте, как печь, может послужить поводом для различных символических ассоциаций: огонь считается очистительным и сакральным символом в большинстве культур, с ним связана солярная символика в античной и древнерусской культурах [17, с. 568, 640-652].
Изразцами с изображением Александра Македонского украшали не только печи, но и фасады храмов [14] (рис. 1). Такие изразцы были широко распространены в центральной России XVII-XVIII вв., а самые ранние из них Р.Л.Розенфельдт датирует первой третью XVII в. [15, с. 229].
Также известны свидетельства о том, что образ Александра использовался при дворе царя Алексея Михайловича (1645-1676 гг.). Например, придворный художник Иван Салта-нов в 1669 г. написал для государя картину «Рождение Александра Македонского», а в ин-терьерной живописи Коломенского дворца (1667-1671 гг.) образ Александра присутствует наряду с православными (Спас, Богородица, ангелы) и другими персонажами христианской мифологии (Давид, Соломон) и мировой истории (цари «Июлий Римский» и «Дарий Перский»), двуглавым орлом и тому подобными элементами декоративного искусства [6, с. 236, 260]. Учитывая, что «царский московский дворец в XVII ст. уподоблялся во многом своим древнейшим идеалам - дворцам библейским и особенно константинопольскому», а «содержание картин подчинено было тому же господствующему церковно-назидательному характеру живописи» [6, с. 245, 258], придворные изображения Александра, вероятно, стоит понимать в контексте идеологии российского самодержавия XVII в.
Образ Александра Македонского был также связан с гаданием. Среди распространенных в России XVI-XVII вв. гадательных книг известны так называемые «Аристотелевы врата» (см. [9, с. 276]), большинство исследователей отождествляет эту книгу с «Тайная тайных». «Аристотелевы врата» были популярны, но считались книгой еретической. Стоглавый собор 1551 г. ее запретил, поскольку гадания осуждались церковью как занятие греховное. Например, в 1721 г. настоятелю Николаевской Пищеговской пустыни Симону инкриминировалось держание «гадательных тетрадок», одна из которых называлась «Врата Аристотель премудрый Александра, царя македонскаго» (см. [20, ч. 2, с. 429]). Использование образа Александра в гадательной практике свидетельствует, что он воспринимался как носитель сокровенных знаний, один из посредников связи с «высшими силами».
О популярности образа Александра в XVIII в. свидетельствует распространение «Александрии» в рукописных литературных сборниках. Изучение перечня 49 наиболее популяр-
иишезвниг
Рис. 1. Изразцы декоративного фриза церкви Троицы в Костроме (1650 г.), слева направо: осада города, Александр Македонский ведет войско, одиночное изображение царя Александра, мифическое животное (надпись «грив зверь лютый») [14]
Рис. 2. Изразцы из декоративной композиции владивостокского железнодорожного вокзала (1909-1911 гг.), слева направо: мифическое животное, «Царь Александр Македонский», два варианта, внизу - фрагмент декоративного фриза. Автор эскизов С.В.Филиппов (Москва, начало XX в.), реставрация была произведена в 1993-1994 гг. владивостокскими художниками-керамистами Т.Г.Лимоненко и Л.А.Смирновой
ных произведений старой традиции (Х1-ХУ11 вв.) из сборников XVIII в., приведенного М.Н.Сперанским [22, с. 157-159], позволяет нам сделать вывод, что «Александрия» по частоте включения ее в рукописные сборники находилась на 11-м месте. Эти цифры не могут точно отражать степень ее популярности, но тем не менее показывают, что повесть об Александре была в числе самых читаемых произведений (последние списки «Александрии» относятся к началу XIX в. [20, ч. 1, с. 24]).
К первой половине XVIII в. относятся и наиболее известные лубочные изображения Александра - его сражения с индийским царем Пором [16, с. 128-133, 224-225]. Присутствие образа Александра в лубочной литературе говорит о живом отношении к этому образу в народной культуре XVIII в., поскольку лубок - самый массовый и доступный народу вид изобразительного искусства и литературы, «соединение информации, искусства и игры» [21].
Образ Александра Македонского известен также и в истории российского Дальнего Востока: существует упоминание о посещении Александром земель нижнего Амура тобольского картографа С.Ремезова (1701 г.), а в декоративной композиции железнодорожного вокзала Владивостока (1909-1911 гг.) использованы изразцы с изображением «Царя Александра Македонского», которые подражают оригиналам XVII в. [11, 13] (рис. 1, 2). Это изображение имеет политическую подоплеку, чтобы ее понять, вспомним, что надпись С.Ремезова на карте амурских земель: «До сего места царь Алехандр
Македонский доходил трупье спрятал (похоронил павших) и колокол оставил лудмы (людям)» историками принято объяснять как «отголосок прений на Нерчинской конференции», где говорилось о праве России на обладание землями Приамурья [3, с. 169]. Использование на здании владивостокского железнодорожного вокзала изразцов с изображениями Георгия Победоносца и «Царя Александра», борющегося с драконом, также имеет политический смысл. Интересно, что образ Александра был востребован в самые острые моменты политической истории российского Дальнего Востока. Во второй половине XVII в. это были столкновения с Цинским Китаем на Амуре, на рубеже XIX-XX вв. - соперничество с Японией за влияние на Дальнем Востоке, вылившееся в печально известную войну. Каждое из этих событий остро переживалось в России, порождая новую волну фольклора и разнообразных художественных произведений. Общим оказался и результат известных событий: невыгодный для России, отказной договор (Нерчинск, Портсмут). Соответственно, мы можем предположить, что образ Александра был востребован как отзыв на поражение и один из традиционных идеологических и защитных символов.
Судя по количеству литературных и материальных фактов, образ Александра в России был наиболее популярен в XVII-XVIII вв. Зачем же понадобился он в XVII в., если существовали готовые, проработанные образы канонизированных христианских защитников-помощников (Николай Чудотворец, Георгий Победоносец)? Надо полагать, это явление связано с историческими изменениями в России XVII в., когда происходит «обмирщение» культуры, расцветает культура народная и возрастает потребность в оберегах, в том числе более «низкого», утилитарного свойства. Один из них и был найден «во образе языческого царя», с которым народная традиция связывала «положительные» ассоциации здоровья, силы, божественного покровительства.
Приведенные факты наглядно свидетельствуют, что в русской материальной культуре XVII-XVIII вв. Александр воспринимался в синкретическом единстве - как образ, имеющий сакральный авторитет, как оберег и как идеологический символ. При этом очевидно, что этот образ был второстепенным: его использование в России этого времени не может сравниться с почитанием, например, Николы-Угодника или популярностью широко известного оберега - «райской птицы» Сирин. Более того, зачастую оно даже порицалось как проявление язычества. И все же этот образ продолжал оставаться популярным не только в массах, но и в высших кругах российского общества XVII в. По нашему мнению, перечисленные свидетельства далеко не полны и со временем появятся новые факты и интерпретации использования образа Александра в русской материальной и духовной культуре.
ЛИТЕРАТУРА
1. Александрия // Памятники литературы Древней Руси (ПЛДР): вторая половина XV века. М.: Худ. лит., 1982.С. 22-173.
2. Александрия. Роман об Александре Македонском по русской рукописи XV в. М.; Л.: Наука, 1965. 269 с.
3. Артемьев А.Р. Города и остроги Забайкалья и Приамурья во второй половине XVII-XVШ в. Владивосток: ИИАЭ ДВО РАН, 1999. 336 с.
4. Гранстрем Е.Э., Чернышева Т.Н. Александр Македонский и врачевальные молитвы // Литература и искусство в системе культуры. М.: Наука, 1988. С. 64-69.
5. Жегалова С.К. Русская народная живопись. М.: Просвещение, 1975. 191 с.
6. Забелин И.Е. Государев двор, или дворец. М.: Книга, 1990. 416 с.
7. Забылин М. Русский народ: Его обычаи, предания, обряды и суеверия. М.: Эксмо, 2002. 608 с.
8. Из лечебников и травников // ПЛДР: конец XVI-начало XVII веков. М.: Худ. лит., 1987. С. 524-527.
9. Костомаров Н.И. Очерк домашней жизни и нравов великорусского народа в XVI и XVII столетиях. М.: Республика, 1992. 303 с.
10. Костюхин Е.А. Александр Македонский в литературной и фольклорной традиции. М.: Наука, 1972. 190 с.
11. Мизь Н.Г. Александр Македонский во Владивостоке? Новое прочтение сюжетов изразцов в декоре здания железнодорожного вокзала Владивостока // Вост. базар. 2002. № 5. С. 22.
12. Мильков В.В. Древнерусские апокрифы. СПб.: РХГИ, 1999. 896 с.
13. Постников В.В. Образ Александра Македонского в российской истории // Актуальные проблемы языков, истории, культуры и образования стран АТР. Владивосток: ДВГТУ, 2004. С. 128-136.
14. Розенфельдт Р. Л. Изразцовый фриз церкви Троицы в Костроме // Сов. арх. 1962. № 3. С. 252-259.
15. Розенфельдт Р.Л. Красные московские изразцы // Памятники культуры. Вып. 3. М.: АН СССР, 1961. С. 228-241.
16. Русские народные картинки. Собрал и описал Д.Ровинский. Т. 1. СПб.: Изд-во Голике, 1900. 286 с.
17. Рыбаков Б.А. Язычество Древней Руси. М.: Наука, 1987. 783 с.
18. Сказание о дочери Александра Македонского // ПЛДР: вторая половина XV века. М.: Худ. лит., 1982. С. 178-181.
19. Сказание об Александре Македонском // Афанасьев А.Н. Народные русские сказки. Т. 2, № 318. М.: Наука, 1985. С. 383-384.
20. Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. 2, ч. 1. Л.: Наука, 1988. 515 с.; ч. 2, 1989. 527 с.
21. Соколов Б.М. Русский лубок как литературный жанр // Новое литературное обозрение. -http://nlo.magazine.ru/scientist/26.html.
22. Сперанский М.Н. Рукописные сборники XVIII века. М.: АН СССР, 1963. 267 с. (Материалы для истории русской литературы XVIII века).
23. Тайная Тайных // ПЛДР: конец XV-первая половина XVI века. М.: Худ. лит., 1984. С. 534-591.