CC BY
62
УДК 94(47).084.3 DOI: 10.23683/2500-3224-2017-2-8-24
ДОРОГИ КРАСНОГО КОЛЕСА
А.В. Посадский
Аннотация. Настоящая статья открывает номер журнала, в котором ведущей является революционная тема, обозначенная как «Красное колесо», и посвящена размышлениям о природе революции. Она представляет собой отклик на эту знаменитую метафору и содержит также рефлексию о природе социализма в целом. Автор размышляет о противоречивом опыте различных попыток построения общества, основанного на социалистических идеалах. Подчеркивается преобразующее значение революционного опыта, который рассматривается не только как слом старого, но и как точка сборки новых социальных отношений и политических институтов. Значительное внимание уделено способам революционной мобилизации масс. В этом отношении показательны такие фигуры, как Сталин и Троцкий. Они очень различны в личностном плане. Но оба оказались весьма эффективны в деле принуждения, мобилизации, воодушевления сторонников уже в годы Гражданской войны. События Гражданской войны в России представлены в историософской параллели с эпизодами Великой французской революции. Автор подробно останавливается на роли и месте крупных поволжских городов в российской постреволюционной смуте. В статье также кратко анонсированы материалы, публикуемые в данном номере журнала.
Ключевые слова: революция, Россия, Гражданская война, социализм, Сталин, Троцкий.
Посадский Антон Викторович, доктор исторических наук, доцент, профессор кафедры истории государства, права и международных отношений Поволжского института управления РАНХ и ГС имени П.А. Столыпина, 410012, г. Саратов, ул. Московская, д. 164, в/г № 2, posad1968@rambler.ru.
ROADS OF THE RED WHEEL
A.V. Posadsky
Abstract. The article is devoted to reflections on the nature of the revolution. It opens the journal issue, in which a revolutionary theme plays the leading role. The theme of the issue designated as "Red wheel". The article responds to this famous metaphor. It also contains reflections on the nature of socialism in general. The author reflects on the conflicting experiences of various attempts to build a society based on socialist ideals. It emphasizes the transformative value of a revolutionary experience that is regarded not only as the demolition of the old, but as a point of assembly of new social relations and political institutions. Considerable attention is paid to the methods of revolutionary mobilization of masses, and in this respect to such figures as Stalin and Trotsky. They are very different from a personality perspective. But both are proved to be very effective in coercion, mobilization, inspiration and support during the Civil War. Events of the Civil War in Russia are presented in historiosophical parallels with the episodes of the Great French Revolution. The author dwells on the role and place of the Volga-region major cities in the Russian post-revolutionary turmoil. The article also briefly presents the materials published in this journal issue.
Keywords: revolution, Russia, the Civil War, socialism, Stalin, Trotsky.
I Posadsky Anton V., Doctor of Science (History), Professor, Department of History of State, Law and International Relations, Saratov Branch of RANEPA, № 2 v/g, 164, Moskovskaya St., Saratov, 410012, Russia, posad1968@rambler.ru.
Очередной номер журнала «Новое прошлое / The New Past» предлагает, как обычно, главную тему и корпус исследований по широкому спектру общеисторических тем. Лейтмотивом является, - естественно для 2017 года - революция. Тема номера обозначена как «Красное колесо».
«Красное колесо» - широко известная метафора. Интересно, что по возвращении из эмиграции А.И. Солженицын продолжил сравнительный ряд. Он заявил, что теперь по России покатилось желтое колесо. Кровавая догма и денежный интерес, -эти образы рождались и до, и после грандиозного проекта А.И. Солженицына. О городе желтого дьявола написал М. Горький. Нью-Йорк воспринимался, да и до сих пор воспринимается, как средоточие агрессивной буржуазности, «акульего» капитализма. Красные сравнения также можно выстраивать в долгий ряд. Весь революционно-публицистический пафос мировой левой общественности сориентирован на красный цвет. Сегодня, с подачи В.П. Булдакова, определение «красной смуты» вошло и в научный обиход.
В перестроечные годы откровениями звучали новости о том, что капитализм -государственный капитализм - был «построен» в СССР, а многочисленные со-циализмы бытуют в США, Швеции и других развитых странах. Борьба «красного» и «желтого» пронизывает многие пласты культуры XIX-XX вв. Поколения интеллигенции или «интеллектуалов», если говорить о Западе, отдавали предпочтение красному, обличая «желтую» цивилизацию. Крупные интеллектуалы не боялись быть радикально левыми. Наверное, Камю и Сартр могут быть названы лицом этого устойчивого настроения. В то же время в ХХ в. многие страны - и Россия, увы, пионером зловещего процесса, - оказались во власти красного коммунизма. В отдельные моменты он вызывал неподдельный энтузиазм в определенных социальных стратах и возрастных генерациях. Но в тенденции надежно обеспечил повсюду нищету, казарменный порядок, принудительную общую идеологию. Десятилетиями сотни миллионов людей были обречены на мечтания о другой жизни, преувеличенные надежды, мифы о «загранице» и страхи по тому же адресу.
В ХХ в. стали появляться новые паттерны осмысления политических конструкций индустриальной, а позднее и постиндустриальной эпохи. С.Л. Франк написал о социализме, увидев в нем совмещение черт классического, идущего от времен Французской революции, левого и правого идеализма. Эсер Аргунов в годы русской Гражданской войны писал о красном и белом большевизме, подразумевая под таковыми антидемократические приемы борющихся между собой сил. После Второй мировой родилось понятие «тоталитаризма», ныне вышедшее в тираж. Демократия и открытое общество как естественные и органичные формы общежития и организации социума в ходу ныне. Однако и эти ценности подвергаются ожесточенным вызовам в современном мире.
Естественно, дружба-вражда капитализма и социализма в перипетиях последних десятилетий заставляет искать более высокий уровень обобщения. «Две дороги к одному обрыву» - назвал свою известную статью И.Р. Шафаревич. Сейчас нередко
пишут об апостасийной, отпадшей, забывшей Бога цивилизации, подразумевая ареал христианских стран и народов. Как совместить хозяйственную эффективность и социальную справедливость? Как согласовать свободу и общественный интерес? Эти грандиозные вопросы определяли сложный ландшафт духовных поисков, политической практики, военного противостояния. На «Черную книгу коммунизма» возникла ответная «Черная книга капитализма». В самом деле, к разным способам организации жизни можно уверенно предъявить внушительные счета. Однако они никоим образом не смогут поставить точку в вечном вопросе о том, как правильно, разумно и справедливо следует человеку устраиваться на земле. Не случайно в современной России активизировались сторонники не просто реабилитации от клейма тирана, но и церковной канонизации царя Ивана Грозного. Похоже, дело не столько в спорах вокруг личности и деяний царя Ивана, сколько в очередном обострении потребности в социальном идеале - суровом образце, в котором государство важнее личности, и все делают общее дело, а отступники караются.
В спорах последней четверти века выросли парадоксальные сочетания. Так, Сталин может рассматриваться как великий национальный деятель, в одном ряду с лидерами русского черносотенства, так как укротил неистовых революционеров-ленинцев. К такому взгляду пришел, например, О.А. Платонов. Вот уж, поистине, по ту сторону правого и левого!
И.Р. Шафаревич в своем труде «Социализм как явление мировой истории» очень осторожно, предположительно высказывает мысль, что социализм - инстинкт смерти человечества. Любой социализм покушается на основы жизни: претендует уничтожить религию, заняв ее место, семью и собственность. Данное представление хорошо согласуется с идеей Л.Н. Гумилева об «антисистемах». Сообщества с негативным мировоззрением - из того же списка социалистических учений и практик. Заметим, что в своих ярких лекциях тему развивал Владимир Махнач - тонкий культуролог, рано ушедший из жизни. Он стремился увидеть проявления антисистемы на уровне политической практики и общественной жизни. Думается, эта обширная проблематика еще ждет плодотворных междисциплинарных синтезов.
Однако и «дарвинистский» капитализм страшен, он попирает представления о справедливости и порождает активный протест. Когда-то это был социализм в своих многочисленных направлениях, рабочее и профсоюзное движения, сегодня - антиглобалистские, весьма боевые движения против транснациональных корпораций и варварского агробизнеса, такие как, например, Via campesina.
Историки сами имеют возможность почувствовать тяжесть разных «колес», оказываясь то под цензурой и в канве принудительной идеологии, то под прессингом коммерческих мотиваций.
Революция как раз и открывает двери новым способам организации жизни. Если ориентироваться на прекрасную работу П.А. Сорокина, революции, - а у Сорокина речь идет о самых разных революциях, включая социально-политические
потрясения древности, - это всегда раскрепощение, которое затем сменяется новым жестким каркасом, новым повиновением новым верхам. А.С. Панарин скажет жестче: революция - прежде всего, дезертирство, уход от обязанностей. Революции имеют большое обаяние, хотя каждая из них дает много оснований к разочарованиям.
Итак, кто же катит красное колесо, если едет оно в конечном итоге едва ли не по всем?
А.И. Солженицын именно «Красное колесо», а не всемирно известный «Архипелаг ГУЛаг», считал своим главным произведением. Широко задуманный проект мыслился как роман об Октябрьской революции. Однако стало ясно, что Октябрь не понять без Февраля, а Февраль - без Великой войны. Первым узлом стал «Август четырнадцатого». Ныне датировка 1914-1921 (1922) и для европейской, и для русской истории является вполне привычной. Грандиозная европейская драма запустила «красное колесо». Тяжелее всего оно проехало по России, и Солженицын неустанно говорил об этом. Идея «узлов» не просто метафорична, но и продуктивна методологически. Действительно, в стремительном развитии революционного процесса выделить базовые дни и недели, моменты исторических свершений оказывается чрезвычайно важно. «На обрыве повествования» предлагает конспект дальнейшего развития огромной темы революции в России. Автор выделяет «узлы», которые позволили бы верно увидеть и осмыслить ключевые, определяющие события.
Революции имеют общую логику, в том числе эмоциональную. «Черты двух революций» А.И. Солженицына показывают, что даже в деталях, переживаниях обнаруживается много повторений. Конечно, и сами революционеры непрестанно смотрятся в зеркало предшествовавших революций, меряют себя революционным аршином. Ленин осенью 1917 г., готовясь к захвату власти, неустанно напоминал однопар-тийцам о судьбе Парижской коммуны. Советские вожди не забывали и об обязательном в финале революции «Наполеоне». Революционеры разных стран и эпох попадали в пантеон новых героев. А смерть К. Либкнехта и Р. Люксембург послужила причиной очередной волны красного террора. История русской революции и Гражданской войны позволяет проводить самые разные сравнительные линии. Сопоставим события под Царицыном в 1918 - начале 1919 гг. и под Казанью в августе - сентябре 1918 г. Эти события позволяют, как нам представляется, увидеть некоторые варианты работы «красного колеса».
Два волжских города: губернская респектабельная университетская Казань и фабричный, брутальный Царицын - «русский Чикаго». Им суждено было стать ключевыми точками на карте русской Гражданской войны. Оба в красной версии событий заслужили почетную славу «русского Вальми» и «красного Вердена». Памятуя о том, что всякое сравнение хромает, сопоставим эти события.
Битва при Вальми, или, точнее, «канонада при Вальми» - один из ключевых сюжетов революционных войн Французской республики. Можно полагать, что в военном
отношении событие незначительно. Битвы как таковой, собственно, не было. Герцог Брауншвейгский сделал всё, чтобы не победить. Очевидно, разгадку странного поведения следует искать в сложной игре масонских структур в европейских верхах, поддержавших революцию во Франции [Толь, 1911, с. 81 -84]. Но для молодой нестойкой революционной армии это действительно стало переломным событием. Для революционной мифологии - одним из пафосных и красивых сюжетов.
Аналогия с Верденом также понятна. Французский Верден стал символом несокрушимой стойкости в тяжелейших боях Великой войны. В красной мифологии героизм защитников Царицына стал ориентиром и примером для Красной армии.
В междоусобных войнах все держится на импровизациях. Разрушенные структуры и дискредитированные традиции замещаются личностью, «пассионарностью», порывом. Это особенно заметно в сфере военного дела. В офицерских мемуарах, написанных после революции, нередка тоска по «роте старого времени», «настоящей казачьей сотне». Вот были бы они под рукой, - и порядок можно было бы навести. Нет опоры, не к чему прислониться, - подобные ощущения были очень остры у людей старого порядка. Недаром А.В. Туркул с таким подъемом напишет о «юнкерской» четкости в несении службы отрядом М.Г. Дроздовского. Боевые, заслуженные офицеры после развала 1917 г. с повышенной щепетильностью несли службу, как бы вновь постигая азы воинской дисциплины. В этих условиях распада, господства анархических или обывательских настроений волевым решением, случаем или сложной конфигурацией обстоятельств создавались новые центры силы, боевые формирования, росла новая воодушевляющая мифология. Из трех добровольческих бригад на Румынском фронте две подчинились приказу о расформировании, а одна, фактически встав на путь военного бунта, - не подчинилась. Ей суждено было дать жизнь мощному соединению и в целом - Дроздовской легенде. Отряд ударных частей Ставки в ноябре 1917 г. вполне сопоставим с юной Добровольческой армией. Но - раздавлен превосходящими силами красных под Белгородом, и самостоятельной роли не сыграл. Упорный рейд краснопартизанских частей под командованием В.К. Блюхера вдоль Урала создал мощную красную группировку, приобретшую вскоре регулярный характер. Так по-разному складывалась судьба военно-революционных импровизаций. Выжившие и сложившиеся становились новыми центрами силы в Гражданской войне. Достаточно вспомнить, какую роль сыграл гарнизон Майнца во Французской революции. Капитулировавший в июле 1793 г. перед пруссаками гарнизон был выпущен на условиях не поднимать оружия против союзников. Его разумно направили на внутренний фронт - в Вандею, и под командованием даровитого Клебера эти полки нанесли решающие удары по восставшим.
Летом - осенью 1918 г. в стране разгоралась масштабная гражданская война. Выступление Чехословацкого корпуса создало протяженную ось сопротивления красным, поднялись донские, уральские казаки, на Кубани росла Добровольческая армия. Декрет о комбедах раскалывал деревню. Большевики не боялись создавать врагов, понимая, что поляризация дает им и, пусть вынужденных, союзников.
Военным импровизациям сторон предстояло претвориться в военные структуры. В таких обстоятельствах и развернулись две упомянутые крупные военные эпопеи.
К началу августа 1918 г. донские части освободили область Войска Донского от красных. Немногочисленные красные казаки сконцентрировались в соединении (бригада, затем дивизия) колоритного Ф. Миронова, вытесненного с Дона. Донцы в это время заболели знаменитой «пограничной болезнью» - нежеланием выходить за пределы Области. Преодолеть «болезнь» командованию удалось с трудом, в основном дисциплинарными методами, и ее рецидивы не заставили себя ждать. Взятие Царицына стало для казаков большой «внешней» операцией, которая сулила стратегические последствия. Камнем преткновения для белой стратегии на Юге в 1918 г. был выбор главного направления. Атаман Краснов звал Добровольческую армию на Царицын, с перспективой наступления вдоль Волги и соединения с белыми в Самаре, Деникин же не решился покинуть Кубань и броситься к Волге, имея в тылу значительные неразбитые красные соединения. Этот вопрос обсуждался и позднее, в белой мемуаристике. Он был сопряжен с пресловутой проблемой «ориентаций» - германской или союзнической. После окончания Великой войны напряженные ожидания прихода союзников и разочарование их отсутствием (что активно использовалось красной пропагандой) на рубеже 1918-1919 гг. стали одним из главных факторов краха фронта донских армий.
Красный же Царицын аккумулировал разнородные буйные, анархически настроенные отряды. При этом казаки для них были ясным и беспощадным врагом. В Царицыне собрались, как выразился современный автор, «украинские уголовно-анархистские "армии" Киквидзе и Ворошилова; вырвавшиеся из-под казачьей шашки сборища иногородних Щаденко и Шевкоплясова; откровенные банды Черной Маруси; красные казаки-фронтовики Миронова и Булаткина; эсеровско-рабочие полки Царицынского Совета - всё это митинговало, дралось друг с другом с применением артиллерии и бронепоездов, периодически срывалось с фронта и, затопляя площадь перед зданием Военного Совета, с ревом и пальбой требовало "сей же секунд" военрука Снесарева и прочих штабных, чтобы прямо на площади судить их революционным судом и отправить в "штаб Духонина". Вот из всего этого и предстояло создать боеспособную группировку» [Морозов, 2000].
Потеря Царицына для красных означала и потерю Астрахани, и перспективу выстраивания Поволжского белого фронта. Отсюда столь значительное внимание к городу со стороны верхушки большевицкой партии, выразившееся в присылке Сталина. В плане операции по разгрому войск П.Н. Краснова, датированном 30 октября 1918 г., красное командование анализирует последствия возможного успеха противника и приходит к следующим выводам. Захват белыми Царицына вызовет сильный моральный подъем не только в войсках, но и «всего прифронтового населения, вообще говоря мало надежного, даст последнему уверенность в несомненной победе казачества и в слабости войск Советской власти» [Директивы командования фронтов ... 1971, с. 240]. Налицо четкое понимание роли твердости и успеха. При этом массовые настроения оцениваются отнюдь не радужно, скорее как враждебные большевикам.
Обратимся к роли Казани в 1918 г. По мнению известного белогвардейца-мемуариста Б.Б. Филимонова, белое командование не оценило важности Поволжского фронта в августе - сентябре 1918 г., между тем как красные считали его, безусловно, главным, и не смогло правильно распорядиться свободными силами. Освободившиеся войска были брошены под Екатеринбург, а не под Симбирск и Казань. Современный автор делает вывод: «Трудно не согласиться с мнением Б.Б. Филимонова, что линия Волги находилась в руках белых и чехов и ее удержание было вполне возможно. Пренебрежение Казанью, Симбирском, Хвалынском и Вольском обрекло на дезорганизацию и развал части Народной армии, поставило под удары большевиков Ижевск и Воткинск, затем земли уральских казаков и в конечном счете отбросило фронт на четыреста - шестьсот верст к востоку. Таким образом, на ближайшее время были похоронены планы освобождения Москвы и сокрушения большевизма в центре России» [Кручинин, 2005, с. 153-155, цит. с.155]. Комучевец Николаев постфактум рассуждал о необходимости занимать Саратов, показывая, что взятие Казани было неразумной инициативой военных руководителей: «Занятие Саратова было легко и выгодно. Население Саратовской губернии в огромной своей массе было настроено активно антибольшевицки, и в течение лета 1918 года было несколько восстаний как в губернии, так и в самом городе. Однако Фортунатов, Степанов и Лебедев кинулись на Казань» [Николаев, 1930, с. 150]. В.О. Каппель же, руководствуясь суворовским «порыв не терпит перерыва», предлагал после 6 августа двигаться дальше, вверх по Волге, на Нижний Новгород, развивая успех и не смущаясь ничтожностью сил. Однако отряд Каппеля буквально замотали на «пожарных» операциях, идея развития успеха ударом на север не была оценена военным и тем более политическим руководством Комуча (Комитета членов Учредительного собрания). Красные же, потеряв Казань, чутко уловили опасность закрепления врага на Волге и развили бешеную энергию по собиранию разрозненных и деморализованных поражениями сил и созданию ударного кулака.
Обе военные эпопеи обнаруживают черты сходства. Перечислим главные из них.
Царицын дал красным не только 10-ю армию Южного фронта, в которую превратились слабоуправляемые анархопартизанские отряды лета 1918 г., но и целую партийно-военную группировку, которая станет одной из опор сталинского режима: из знаковых фигур это Сталин, Ворошилов, Щаденко, Будённый, Кулик. Связка Сталин - Ворошилов, родившаяся в 1918-м, просуществует 35 лет. Под Казанью возникла 5-я красная армия - впоследствии ведущее оперативное объединение Восточного фронта. Военно-организаторскую деятельность развил Троцкий, начались карьеры Азина и Славена (командарм-5, вскоре командующий Южным фронтом). После победоносной Казанской операции, собственно, и структурировались красные армии Восточного фронта: на основе соединения Азина сформирована
2-я армия, воссоздана 1-я, на базе отрядов Блюхера, вышедших из рейда, возникла
3-я, в саратовском Заволжье окрепла, на базе краснопартизанских соединений Чапаева и Сапожкова, 4-я. Ленин чутко уловил «перелом в настроении нашей армии» именно после взятия красными Казани.
В обоих случаях происходит сосредоточение, насколько это тогда было возможным, технических средств. В Царицыне - знаменитые бронепоезда, действительно ставшие основой обороны, удачный опыт массирования артиллерии (данный эпизод развернуто отражен в красочной, хотя и исторически недостоверной, сцене романа А.Н. Толстого «Хождение по мукам»). В Казани - массированное применение авиации, бронепоездов, активное использование Волжской флотилии, усиленной боевыми кораблями с Балтики. Действия авиации под Казанью стали карьерным стартом для ряда красных военлетов на фронтах Гражданской войны. Отметим, что масштабно и сознательно бомбились жилые районы. Те, кто пошел на это, сдали своего рода экзамен на лояльность.
В обоих случаях прокламировался пафос успеха любой ценой с катастрофическими последствиями в обратном случае. Эта альтернатива активно использовалась в пропагандистской риторике.
В обоих случаях активно проводился красный террор, в Казани особо показательно. Из города был массовый исход, ушли с войсками белой армии десятки тысяч человек.
Успешная оборона Царицына имела следствием большое наступление красного Южного фронта. Взятие красными Казани означало перелом на Восточном фронте, через неполный месяц пала комучевская Самара, и Поволжский фронт белых рухнул. Обе военные кампании имели стратегическое значение. Царицын и Казань демонстрируют, как нестойкие, только что потерпевшие поражение, митингующие, разлагающиеся части превращаются в боевые и закаленные. В обоих случаях в этом процессе работают как военные обстоятельства, так и новые формы организации войны, примененные красными. В Царицыне это деятельность Сталина.
6 июня 1918 г. Сталин прибыл в Царицын с четырьмя сотнями красногвардейцев. Мандат новоприбывшего гласил: «Член Совета Народных Комиссаров, Народный Комиссар Иосиф Виссарионович Сталин назначается Советом Народных Комиссаров общим руководителем продовольственного дела на юге России, облеченным чрезвычайными правами. Местные и областные совнаркомы, совдепы, ревкомы, штабы и начальники отрядов, железнодорожные организации и начальники станций, организации торгового флота, речного и морского, почтово-телеграфные и продовольственные организации, все комиссары обязываются исполнять распоряжения тов. Сталина». «Чрезвычайные права» и наркомовский статус позволяли сколь угодно далеко выходить за пределы продовольственных полномочий. Уже в июне Сталин вводит твердые цены и карточную систему, начинается отправка хлебных маршрутов в центр. 7 июля Сталин пишет Ленину по поводу продовольственного положения: «Дайте кому-либо (или мне) специальные полномочия (военного характера) в районе южной России для принятия срочных мер пока не поздно. Ввиду плохих связей окраин с центром необходимо иметь человека с большими полномочиями на месте для своевременного принятия срочных мер». 10 июля Сталин направляет Ленину письмо с выражением протеста против
распоряжений Троцкого, ведущих к развалу Царицынского фронта и потере СевероКавказского края: «Если Троцкий будет не задумываясь раздавать направо и налево мандаты... то можно с уверенностью сказать, что через месяц у нас все развалится на Северном Кавказе и этот край окончательно потеряем... Вдолбите ему в голову, что без ведома местных людей назначений делать не следует, что иначе получится скандал для Советской власти». «Вопрос продовольственный естественно переплетается с вопросом военным. Для пользы дела мне необходимы военные полномочия. Я уже писал об этом, но ответа не получил. Очень хорошо. В таком случае я буду сам, без формальностей свергать тех командармов и комиссаров, которые губят дело. Так мне подсказывают интересы дела, и, конечно, отсутствие бумажки от Троцкого меня не остановит». В этих словах звучит понимание роли «местных людей» в период региональной обособленности.
Полковник Носович, военспец, начальник штаба округа, работал как белый подпольщик, был арестован, освобожден по распоряжению Троцкого, после чего перешел к белым и опубликовал, под псевдонимом, ряд очерков о красных вождях Царицынского фронта. Он высоко оценил организаторские способности Сталина: «Надо отдать справедливость ему, что его энергии может позавидовать любой из администраторов, а способности применяться к делу и обстоятельствам следовало бы поучиться многим. Постепенно... Сталин стал входить во все отделы управления городом, а главным образом в широкие задачи обороны Царицына, в частности, и всего кавказского, так называемого революционного фронта вообще». В июле Сталин объезжает фронт и просит Ленина убрать начальника Северо-Кавказского ВО А.Е. Снесарева, который «не в силах, не может, не способен или не хочет вести войну с контрреволюцией, со своими земляками-казаками. Может быть, он и хорош в войне с немцами, но в войне с контрреволюцией он -серьезный тормоз...». Ленин соглашается, и 19 июля военное руководство переходит из рук военного комиссариата в руки Военного совета Северо-Кавказского округа во главе со Сталиным. Ему поручается «навести порядок, объединить отряды в регулярные части, установить правильное командование, изгнать всех неповинующихся». Все войска в Царицыне объединялись в одну армию (командую-ший - К.Е. Ворошилов), вместо штаба округа создавался оперативный отдел при Военсовете. Искореняются самоуправство, разгильдяйство и прочие грехи импровизированных партизанских формирований. К концу июля почти весь штаб округа оказался под арестом.
4 августа 1918 г. Сталин направил письмо Ленину с оценкой обстановки в Царицыне: «Военсовет получил совершенно расстроенное наследство, расстроенное отчасти инертностью бывшего военрука, отчасти заговором привлеченных военруком лиц в разные отделы Военного округа. Пришлось начинать все сызнова, наладили дело снабжения, поставили оперативный отдел, связались со всеми участками фронта, отменили старые, я бы сказал, преступные приказы, и только после этого повели наступление на Калач и на юг, в сторону Тихорецкой». В августе Сталин вводит в городе осадное положение, реорганизует работу снабжения и Орудийного
завода, мобилизует «буржуазию» на окопные работы. 21 сентября 1918 г. Сталин отмечал на Царицынском фронте «два отрадных явления: первое - выделение в тылу фронта администраторов из рабочих, умеющих не только агитировать за Советскую власть, но и строить государство на новых, коммунистических началах, и второе - появление нового командного состава из офицеров, вышедших из солдат и получивших практику в империалистической войне, которому всецело доверяют солдаты Красной Армии». Сталин говорил о необходимости заиметь форму для красноармейцев, о награждении отличившихся частей революционными знаменами. По его мнению, это имело «громадное значение» [Сталин, 1947, с. 130-132]. 3 октября Сталин и К.Е. Ворошилов направляют телеграмму Ленину с требованием обсудить в ЦК вопрос о действиях Троцкого, грозящих развалом Южного фронта. Сталин 6 октября выезжает в Москву. Он докладывает Ленину о своих разногласиях с Троцким и его сторонниками, 8 октября назначается членом РВСР. 18 октября Сталин телеграфирует Ленину о разгроме красновских войск («не менее 40 полков») под Царицыном и 19-го окончательно покидает город.
Затем последовал ноябрьский кризис на красном Южном фронте. Вопрос о том, являлся ли он следствием сталинского руководства или же был преодолен благодаря ему, открывает поле для обсуждения ситуации о способах революционной мобилизации, о понимании специфики гражданской войны. Действительно, Сталин проявил нетерпимость к военспецам, которых вряд ли можно упрекнуть в сознательном саботаже, с большим подозрением отнесся к революционному казачеству -естественному, казалось бы, союзнику и проводнику красного влияния в казачьей массе. В то же время Сталин смог организовать твердый порядок, мобилизовать и сторонников, и противников, - всякого рода «буржуазию» на работы, увязать военную работу с продовольственной и агитационной. Комплименты Носовича следует воспринимать серьезно [Посадский, 2010, с. 85-91].
Падение красной Казани вызвало к жизни формирование через неполные двое суток, в ночь на 8 августа, знаменитого поезда Троцкого, в котором он и «прожил два с половиной года», как сам впоследствии напишет. Это своего рода штаб нового типа, в чем-то сродни тому механизму мобилизации ресурсов, который был запущен в Царицыне Сталиным. В поезде были агитаторы и пулеметчики, броневик и трибунал, оркестр и внушительный боевой отряд, телеграф, мощная радиостанция, секретариат. Быстрота, эффектность, надежный боевой кулак под рукой -как раз всё то, что способно было переламывать настроения в неустойчивых дезорганизованных воинских массах, впечатлять и устрашать. Троцкий приводит в порядок разбитые войска, используя броские и жестокие акции. Это митинги, -Троцкому удавалась публичность; он облачается в кожу - тогдашний комиссарский бренд, и много выступает. Это публичные расстрелы командиров бежавших с поля боя частей, показательный расстрел через десятого нестойкой части, столь же показательные награждения ценными подарками отличившихся (иных наград Красная армия еще не имеет; первый советский орден - Красного Знамени -появился именно после взятия Казани, 16 сентября 1918 г.). Чрезвычайными
усилиями концентрируются новые войска на важнейшем направлении с задачей во что бы то ни стало вернуть Казань. Город, как накануне Ярославль, подвергается немилосердным обстрелам.
Показательно, что в разных, но равно критических условиях невоенные «вожди», несходные характерами, нашли близкие и эффективные инструменты управления. Но были и отличия. Троцкий под Казанью явился тем жестоким мотором, который запустил концентрацию сил после разгрома и добился перелома. В царицынских же событиях, с точки зрения Сталина, Троцкий, напротив, прямо-таки злой гений фронта, а его ставленники - прямые саботажники. Этот мотив в сталинском официозе, в том числе художественном, будет активно эксплуатироваться в 1930-е годы. В чем здесь дело? Представляется, что Сталин и Троцкий изначально демонстрировали разные подходы к революционным способам ведения войны. Сталин менее склонен к публичным акциям. Он делал ставку на «правильную расстановку» людей, дисциплину местными силами революционного происхождения, террор, аккумулирование всех ресурсов (военных, продовольственных, транспортных) в одном кулаке. Троцкий проявлял большую склонность к манипулированию возможностями и ресурсами, отсюда и его готовность привлечь военспецов с комиссарской системой контроля. Данные различия будут проявляться потом в разных горизонтах взаимоотношения двух зловещих персон и их последователей. Это касается и ключевого понятия для большевиков - мировой революции, то есть представлений о том, как и когда ее ждать, готовить, «подталкивать».
Сталин и Троцкий продемонстрировали то большевицкое умение создавать устрашающий, но четко работающий механизм, неколеблемый никакими «издержками», который даст им победу в Гражданской войне и коллективизации. Именно жестокая настойчивость, готовность переломить безнадежную ситуацию характеризуют красных под Царицыном и Казанью. Это революционный способ действия, которому постфактум будут открыто завидовать участники белого движения, упорство которых было окрашено в иные, «более военные» тона, с мотивом долженствования, повиновения, дисциплины. А.А. фон Лампе напишет в эмиграции, что белые могли бы победить, если бы в своей деятельности. тоже стали красными. Это наблюдение, продублированное многими представителями белого лагеря, следует признать точным.
Таким образом, белые под Царицыном и Казанью не смогли согласовать политические и оперативные планы, что серьезно окрасило развитие событий. Красные же, напротив, задействовали революционный способ ведения войны. Казань дала начало мобильному штабу Троцкого, в Царицыне Сталин бесцеремонно забрал военные и прочие полномочия, которых изначально, отправляясь в Царицын, не имел. Недостаток военного авантюризма у белых и умение красных запускать механизм военно-политической мобилизации ресурсов привели к тому, что красные осенью 1918 г. стали организованнее и сильнее, а белые, возможно, похоронили перспективные стратегические решения.
Революционные и военные решения 1917-1922 гг. создали кадры, навыки, управленческие паттерны, которые работали и далее, в годы «социалистической реконструкции», в войну и после нее.
«Есть у революции начало, нет у революции конца», - пелось когда-то. Действительно, концы и начала в революциях - отдельная большая тема. Генезис революционного мышления, формирование первых организованных ячеек происходят задолго до массовых движений и взятия бастилий. Равно и завершение революции. А.И. Солженицын, скажем, полагал, что российская революция длилась по меньшей мере по коллективизацию: «Конец революции я вижу в 19301931 годах. В разгроме крестьянства и неповторимом изменении страны... Россия была сотрясена и изменена до неузнаваемости. С 30-х годов Россия была новая страна. Еще в 20-х все политические акции не затрагивали глубинных основ, шли по поверхности. Оборвать революцию раньше нельзя» [Солженицын, 2002, с. 16]. Конца революции никто не объявляет. Революции избывают себя. И создают при этом столь обширное пространство памяти, изучения, эмоционального освоения, что его хватает на несколько последующих поколений. История сейчас активно наполняется людьми. Люди, наконец, вытеснили «массы» и законы истории. В разных политических лагерях, в различных идеологических коридорах легко отыскать интересных, искренних и привлекательных персонажей. Биографический жанр, интеллектуальная история, история эмоций, история повседневности не случайно расцветают ныне в поле историографии революции. Эпопея А.И. Солженицына ярко показывает стремительную смену настроений, смену фигур во всё ускоряющемся революционном вихре. Человек в событиях эпохи, возможно, и может явиться тем звеном, которое позволит вытянуть когда-нибудь тяжелую цепь прошлого и избавит от бесплодного жонглирования «измами». Авторы статей настоящего выпуска журнала «Новое прошлое / The New Past» предлагают увидеть лица, поступки, побуждения в контексте революционной эпохи.
Традиционной для журнала является рубрика «Дискуссия». На этот раз темой стало военное лидерство в русских смутах и революциях. Идея дискуссии состояла в том, чтобы соединить в одном разговоре людей, изучающих различные русские смуты, мятежи и революции, и предложить им ответить на вопросы о природе и характере военного лидера междоусобной брани. Участниками дискуссии стали хорошо известные и активно работающие исследователи - В.Я. Мауль, В.И. Мильчев, Д.А. Сафонов, Д.В. Сень, В.П. Трут, О.Г. Усенко. Есть ли некий вневременной типаж, узнаваемый и в семнадцатом, и в двадцатом столетии? Или же лидеров выдвигает эпоха и среда? Какова роль казачьего типа в военном лидерстве? Вокруг этих сюжетов вращаются размышления приглашенных экспертов. В поле их зрения оказываются восстание К. Булавина, пугачёвщина, движения гайдамаков, Гражданская война 1917-1922 гг. Представляется интересным продолжить подобные сопоставления, которые можно отнести к широкой тематике «антропология междоусобицы».
Н.А. Заяц знакомит читателя с повседневной деятельностью Воронежской чрезвычайной комиссии в первый, наиболее бескомпромиссный период Гражданской
войны, в 1918 году. Интересно, что сугубо карательный аспект деятельности ЧК, в этой, по условиям существования РСФСР в этот период, приграничной, губернии, не преобладал. Вывод автора заставляет вспомнить недавно опубликованные воспоминания врача-психиатра Н. Краинского. Он рассказывает о киевской чрезвычайке, в которой творилось много страшного. И он же заявляет о том, что сотрудники ЧК отнюдь не были монструозны, что среди них не преобладало еврейство, о чем часто писали белые. Такие сопоставления позволяют задуматься о природе революционного насилия, соотношения в нем мотивов ненависти, мести, корысти - и государственной машинерии, которая заставляет людей выполнять те функции, которые требует власть.
К.А. Тарасов касается малоизвестного сюжета, характерного для 1917-го года. Солдат был героем первых революционных месяцев. В калейдоскопе стремительно сменявшихся на всех уровнях новой власти персон на видных ролях были те, кто смог на какой-то срок овладеть симпатиями солдат. Как раз такому персонажу - выборному командиру 1-го пулеметного запасного полка - и посвящено исследование петербургского историка. Интересно, что, несмотря на столь блистательное революционное начало, красная карьера у Семашко не состоялась, и умер он далеко от СССР.
Известный историк А.В. Ганин продолжает исследовать корпус офицеров Генерального штаба в годы Великой войны и революционных потрясений. Множество личных коллизий состоялось в этот период. Богатый материал на эту тему введен в оборот А.В. Ганиным в многочисленных предшествующих публикациях. На этот раз речь идет о резкой печатной стычке между сыном генерала
B.Н. Клембовского и писателем А.И. Куприным. Куприн нелицеприятно охарактеризовал поведение генерала, который, якобы, сменив вехи, устроился на большевистскую службу, и получил ни много ни мало как вызов на дуэль от Клембовского, недавнего белого офицера, вступившегося за честь отца. Автор показывает, как строилась аргументация, какие стереотипы и фобии о «смене веры», в частности, включались в аргументацию сторон. Показателен и финал: Клембовский-старший умер в советской тюрьме, Куприн - чествуемым возвращенцем в СССР. В эмиграции окончил свои дни сын генерала. Роли переменились. Так случалось не раз, и яркий эпизод с участием А.И. Куприна ложится в общую мозаику пореволюционных судеб.
Ю.А. Борко предложил вниманию очерк жизни Этель (Елены) Борко - большевистской подпольщицы Ростова-на-Дону, убитой в тюрьме в 1919 г. Эта фигура в советское время была причислена к пантеону революционных героев. Около десяти лет назад картину ростовского подполья и борьбы с ним донских и добровольческих властей развернул Ю.В. Селезнев [Селезнев, 2007]. Симпатии автора склонялись к «героям порядка», а отнюдь не к героям революции. Он подробно исследовал и вопрос о трагической кончине Э. Борко в белой тюрьме, а также механизмы героизации избранных персон в последующие десятилетия.
C.А. Экштут повествует о личности хотя и известной, но явно не относившейся
к тем, кто вращает колесо истории. Речь идет о М.Э. фон Дерфельден, урожденной
Пистолькорс. Она была дочерью от первого брака более известной персоны -княгини О.В. Палей, супруги великого князя Павла Александровича. Марианне Пистолькорс досталась долгая (1890-1976) жизнь, сотканная из очень разных отрезков. Обеспеченная и легкомысленная молодость, затем долгая жизнь в эмиграции, театральные подмостки в Советской России и затем кинокарьера в США, широкий круг знакомств, в том числе в самых верхах... Пожалуй, наиболее заметным этот отнюдь не политический человек стал в трагические последние месяцы существования императорской России. Марианна оказалась в центре драматичных демаршей в великосветских кругах после убийства Григория Распутина и была даже арестована на два дня личным распоряжением императрицы. Очень показательно для последних недель существования империи: побывав под арестом, конечно, домашним, героиня с удивлением приняла до шести десятков человек, явившихся засвидетельствовать сочувствие и поддержку. Для советского еще - «перестроечного» - читателя откровением было «Погружение во тьму» О.В. Волкова. Он вспоминал нечто подобное. Его семейство вынуждено было в эти же недели прятать свою дружбу с фрейлиной императрицы, ее провожали едва ли не по черной лестнице. Таково было отчуждение самых широких образованных кругов от императорской четы. Следует напомнить читателю, что Ростов-на-Дону является одним из центров изучения проблемы «человека второго плана в истории». Ряд содержательных сборников обозначил интерес к этой теме среди местных историков. Статья С.А. Экштута продолжает эту традицию.
К.Г. Малыхин предлагает взгляд на очередной этап большевистской революции социал-демократов-меньшевиков. Пример меньшевиков вообще весьма показателен при размышлении на тему о соотношении аналитичности и дееспособности в революционный период. Безнадежно проиграв большевикам в политической борьбе, социал-демократы-меньшевики, равно как и эсеры, заметим, уже после 1921 г. дали немало точных и интересных наблюдений о развитии красного эксперимента в России.
Сегодня, к сожалению, история вновь оказывается в центре повышенного внимания политически ангажированных людей. Как правило, многочисленные «глобальные» спекуляции гнездятся в истории древней. Скудость источников дает вдохновение непрофессиональным комментаторам. Поэтому важны исследования по широкому спектру тем. Так прошлое становится «новым» не по хотению интерпретаторов, а на базе повседневной исследовательской работы. В номере представлена работа А.В. Дедюлькина по военной археологии Закубанья. З. Сулаберидзе публикует труд по феодальным отношениям в Грузии в XVIII столетии, материал касается Имеретинского царства и Абхазского княжества. Надо сказать, что для широкого российского читателя Грузия представляет собой некое единое пространство, как в географическом, этническом, так и историческом измерениях. А это далеко не так по многим существенным параметрам. Например, для грузинского сознания весьма болезненным является упразднение епархий Грузинской церкви, этот факт рассматривается как прямое нарушение императором Александром I договора о вхождении Грузии в состав империи.
Выпуск журнала содержит традиционные рубрики: документальная публикация, обзоры и рецензии, новости научной жизни, сообщения о юбилеях, публикацию памяти ушедших коллег. Обратим внимание на рецензируемую книгу В.П. Макаренко «Русская власть и бюрократическое государство» (часть первая). Автор много лет назад одним из первых предложил концептуальный взгляд на систему «русской власти», отметив соединение в ней собственно власти и собственности. Ныне выходят в свет современные версии авторской концепции, о которых и идет речь в рецензии.
Столетний юбилей раската «красного колеса» заставляет вновь обращаться к неуходящей теме.
ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА
Директивы командования фронтов Красной армии (1917-1922 гг.). Сб. док-тов в 4-х томах. Т. 1. Ноябрь 1917 - март 1919 гг. М.: Воениздат, 1971. 787 с. Кручинин А.М. Падение красного Екатеринбурга. Военно-исторический очерк о событиях на Среднем Урале и в Зауралье с 13 июля по 12 августа 1918 года. Екатеринбург: Белая Россия, 2005. 200 с.
Морозов Е.Ф. А.Е. Снесарев - величайший русский геополитик. URL: http://www. whiteworld.ru/rubriki/000102/001/00122004.htm (дата обращения: 15.05.2017). Николаев С.Н. Политика «Комуча» (опыт характеристики) // Гражданская война на Волге в 1918 г. Сб. первый. Издание об-ва участников Волжского движения. Прага, 1930. C. 103-164.
ПосадскийА.В. От Царицына до Сызрани. Очерки Гражданской войны на Волге. М.: АИРО-XXI, 2010. 411 с.
Селезнев Ю.В. Кракелюр парсун (компаратив). К истории Всевеликого Войска Донского. Ростов н/Д: [б/и], 2007. 553 с.
Солженицын А.И. «Я не пропустил ни одного источника.» // Родина. 2002. № 6. С. 16-17.
Сталин И.В. Сочинения. Т. 4. М.: ОГИЗ, 1947. 487 с.
Толь С.Д. Ночные братья. Опыт исторического исследования о масонстве
в Германии. СПб., 1911. 92 с.
REFERENCES
Direktivy komandovanija frontov Krasnoj armii (1917-1922 gg.). Sb. dok-tov v 4-h tomah. T. 1. Nojabr' 1917 - mart 1919 gg. [Directives command of the fronts of the Red Army (1917-1922). Collection of documents in 4 volumes. Vol. 1. November 1917 - March 1919]. Moscow: Voenizdat, 1971. 787 p. (in Russian).
Kruchinin A.M. Padenie krasnogo Ekaterinburga. Voenno-istoricheskij ocherk o sobytijah na Srednem Urale i v Zaural'e s 13 ijulja po 12 avgusta 1918 goda [The fall of red Ekaterinburg.
A military historical account of the events in the Middle Urals and the Trans-Urals from July 13 to August 12, 1918]. Ekaterinburg: Belaja Rossija, 2005. 200 p. (in Russian). Morozov E.F. A.E. Snesarev - velichajshij russkij geopolitik [A.E. Snesarev - the greatest Russian geopolitician]. URL: http://www.whiteworld.ru/rubriki/000102/001/00122004.htm (available at: 15.05.2017) (in Russian).
Nikolaev S.N. Politika "Komucha" (opyt harakteristiki) [Politics of "Komuch" (experience characteristics)], in: Grazhdanskaja vojna na Volge v 1918 g. Sb. pervyj. Izdanie ob-va uchastnikov Volzhskogo dvizhenija [The Civil War on the Volga in 1918. Sat. first. Publication of the Society of members of the Volga Movement]. Praga, 1930. P. 103-164 (in Russian).
Posadskij A.V. Ot Caricyna do Syzrani. Ocherki Grazhdanskoj vojny na Volge [From Tsaritsyn to Syzran. Essays on the Civil War on the Volga]. Moscow: AIRO-XXI Publ., 2010. 411 p. (in Russian).
Seleznev Ju.V. Krakeljur parsun (komparativ). K istorii Vsevelikogo Vojska Donskogo [Craquelure parsun (comparative). To the history of the Great Don Army]. Rostov-on-Don, 2007. 553 p. (in Russian).
Solzhenicyn A.I. «Ja ne propustil ni odnogo istochnika...» ["I never missed a single source..."], in: Rodina. 2002. No. 6. P. 16-17 (in Russian). Stalin I.V. Sochinenija [Compositions]. Vol. 4. Moscow: OGIZ Publ., 1947. 487 p. (in Russian).
Tol' S.D. Nochnye brat'ja. Opyt istoricheskogo issledovanija o masonstve v Germanii [Night Brothers. The experience of the historical study of Freemasonry in Germany]. St. Petersburg, 1911. 92 p. (in Russian).
