CC BY
215
Агаев Гюльоглан Алиевич,
кандидат юридических наук, доцент, г Санкт-Петербург, докторант Санкт-Петербургского университета МВД России
ДОРЕВОЛЮЦИОННЫЕ НАУЧНЫЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ О ПРИЧИНАХ ПРЕСТУПНОСТИ В РОССИИ
ПЕРВЫЕ попытки научного объяснения преступности и ее причин, связанные с пониманием преступности как статистической совокупности всей массы отдельных преступлений, восходят еще ко второй половине ХУ1П столетия, когда А.Н. Радищев разработал целую систему статистических таблиц (или «ведомостей», как он их сам называл), которые в своей совокупности давали для того времени удивительно полную картину этого общественного явления. В них должны были быть зафиксированы как единицы статистического анализа не только сами преступления, но и побуждения преступника, причины, заставившие его преступить закон, средства совершения преступного деяния, как оно было раскрыто, закон, которым судьи руководствовались при решении дела, назначенное осужденному наказание и др.1 Более того, А.Н. Радищев попытался найти и социальные корни преступности. В своем труде «О законоположении», изданном в 1801 г. он писал: «И мало размышляющему уже может быть понят-
но, сколь много законы гражданские соизмерять должны законы уголовные, и что в них лежит предупреждение преступлений или оным повод»2. Поскольку, как известно, гражданские законы регулируют имущественные отношения, постольку выдающийся российский мыслитель по существу указал на экономические факторы, связанные с порождением преступлений и с их предупреждением. «Имея перед собой судопроисшествия разных годов и разных областей обширной России, видно и ясно будет: какие были побуждения к содеянному преступлению или к начатой тяжбе - недостаток ли в учении, худое ли воспитание или невежество ... - дополнял А.Н. Радищев список установленных им причин преступных актов. -Видя источники тяжбы и преступления тому и другому, найти иногда возможно будет преграду»3.
Однако реализовать свои замыслы и дать статистическую картину преступности в России А.Н. Радищеву не удалось. Первым, кто проанализировал официальные статистические данные для изучения преступности и ее причин в России, был академик К.Ф. Герман, трудившийся в стенах Санкт-Петербургского университета. Именно он сделал в 1823 г. док-
1 См. об этом: Остроумов С.С. Очерки по истории уголовной статистики дореволюционной России. М., 1961. С. 47-65.
2 Радищев А.Н. Избранные философские и общественно-политические произведения. М., 1952. С. 46.
3 Радищев А.Н. Указ. соч. С. 460-461.
83
лад в Академии наук «Изыскание о числе смертоубийств и самоубийств в России в течение 1819 и 1820 гг.»1. При этом для него, как и для А.Н. Радищева, статистические данные отнюдь не представлялись самоцелью. К.Ф. Герман пытался доискаться до социальных корней тех явлений, которые выражались в различных статистических совокупностях. В частности, «важность научных изысканий о насильственной смертности заключается в том, что она до некоторой степени определяет нравственное и политическое состояние народа, ибо главными причинами преступлений обычно являются крайности: дикость нравов или их эгоистическая утонченность, неверие или фанатизм, анархия или гнет, крайняя бедность или чрезмерная роскошь»2, - писал российский ученый. Он отмечал «К. Герман проводит изучение преступности по отдельным губерниям, стремясь объяснить ее различными обстоятельствами: материальным положением, пьянством, влиянием местных условии и т.п.»3, т.е. не ограничивается теоретическими изысканиями, но старается внедрить их в жизнь.
Если учесть, что доклад К.Ф. Германа «Изыскание о числе смертоубийств и самоубийств» был сделан за 13 лет до издания работ А. Кетле, в которых он статистически обосновывал наличие в обществе закономерностей, можно утверждать, что российская наука о преступности начала складываться независимо от европейской и причем даже ранее последней.
Реакционный режим Николая I поставил публикации статистических материалов и их анализов под жесткий надзор цензуры, что резко сузило рамки исследований. Однако, несмотря на цензуру, статистические данные все-таки продолжали публиковаться, хотя иногда даже без комментариев. В периодической печати появился ряд анонимных публикаций о преступности в отдельных странах Западной Европы 4
Уже в 60-е годы среди тех, кто изучал статистические закономерности в России, выделились такие известные исследователи, как П.Н. Ткачев5, М.А. Филиппов6, Е. Анучин и др. При этом все они продолжали выполнять завет А.Н. Радищева, стремясь увидеть за статистическими данными социальные причины, порождающие изменения объекта статистического изучения. Так, П.И. Ткачев писал: «Статистика, давая нам возможность анализировать причины, производящие преступления, научает нас, что все преступления зависят от невыгодных соци-
альных условий, неравномерного распределения богатств, бедности, отсутствия работы... от неблагоприятных общественных отношений, делающих из одного человека раба, из другого - тирана»7. Ему вторил М.А. Филиппов, когда писал, что «материальное благосостояние и гражданская полноправность должны идти рука об руку с народным образованием, и только при их если не полной, то в возможной гармонии можно ожидать улучшения общественной нравственности, а вместе с тем уменьшения числа преступлений»8.
Одновременно в российской науке о преступности существовал и другой подход, который не стремился установить криминогенное значение именно социальных явлений. Его сторонники (И. Орлов, А. Хвостов, И. Вильсон) огромное значение придавали географическим, климатическим, этнографическим, возрастным, половым и другим факторам преступности, не выделяя среди них ни социальных, ни тем более экономических. При этом отмечалась важность охвата при изучении возможно большего числа переменных, ибо «большее или меньшее совершение преступлений в тех или других губерниях происходит от разных причин, и ни одна из них не может служить единственным объяснением»9.
Разрабатывалось в России и направление, искавшее причины преступности в биологических особенностях преступников, в специфике отдельных народностей. Так, И. Вильсон отмечал большую «распространенность преступности отдельных народностей, как то: цыган, калмыков и др., хотя, естественно, и среди них встречаются честные люди»10. Справедливости ради следует отметить, что И. Вильсон указывал на значение не только биологических переменных. И. Вильсону принадлежит также заслуга разработки и совершенствования техники статистических исследований.
Более последовательного взгляда на природу человека как конечную причину преступлений придерживались такие ученые, как профессор уголовного права Н.А. Неклюдов, видевший главный фактор преступного поведения в возрасте индивида11; юрист Д.А. Дриль, полагавший, что «преступность возникает обыкновенно на почве болезненной порочности и исцеляется или медицинским лечением или благоприятным изменением жизненной обстановки», и что «эта болезненно-порочная природа передается даже путем унаследования различных дефектов»12; профессор психиатрии З.Ф. Чиж, утвер-
1 См.: Остроумов С.С. Указ. соч. С. 9.
2 Там же.
3 Там же. С. 107.
4 См. подробнее: Остроумов С.С. Преступность и ее причины в дореволюционной России. М., 1980. С. 107-109.
5 См.: Ткачев П.Н. Статистические этюды (опыт разработки русской уголовной статистики) / Библиотека для чтения. 1863, № 10.
6 См.: Филиппов М.А. О судебной статистике в России / Русское слово. 1864. Июнь.
7 Ткачев П.Н. Указ. соч. С. 8.
8 См.: Филиппов М.А. О судебной статистике в России / Русское слово. 1864. Июнь.
9 Орлов И., Хвостов А. Материалы для уголовной статистики России. // Журнал министерства юстиции. 1860, № 10. С. 58.
10 Вильсон И. Уголовная статистика государственных крестьян по данным за десятилетие 1847-1856 гг. СПб., 1871. С. 4.
11 См.: Неклюдов Н.А. Уголовно-статистические этюды. СПб., 1865.
12 Дриль Д.А. Преступный человек / Юридический вестник, 1882. Т. 11. С. 101. Справедливости ради следует отметить, что в дальнейшем Д.А. Дриль существенно расширил свои взгляды на причинный комплекс преступности и даже согласился со многими положениями экономического материализма.
84
ждавший, что корни преступного поведения таятся в самой природе человека и что социальная среда не оказывает никакого влияния на преступность1; врач П.Н. Тарновская, заявлявшая в своем докладе «О женской преступности» на ^ Международном конгрессе уголовной антропологии (Женева, 1896), что «преступница представляет анатомические и функциональные особенности, отличающие ее от женщины нормальной ...», и что «особенности эти и ненормальности несравненно резче выступают везде у проституток, чем у преступниц, несмотря на дальнее расстояние... независимо от совершенно различных бытовых условий, климата, расы, различного строя жизни ...»2, и др.
Имелись и ученые, которые отрицали значение статистики для юридической науки вообще и для науки уголовного права, в частности. Так, крупный российский криминалист Н.С. Таганцев полагал, что «социолог пользуется законами больших чисел, приложением теории вероятности, т.е. приемом, излишнем для юридической разработки вопроса»3. Однако в целом в российской криминологии все более и более укреплялось направление, стремящееся вовлечь в свои исследования возможно большее число различных факторов с выделением среди них социальных и экономических в качестве самых важных. Вряд ли можно говорить о полной победе социологической школы, но то, что она выделилась и стала наиболее влиятельной, представляется бесспорным.
В числе представителей этого направления следует прежде всего назвать М.В. Духовского, который в своей лекции «Задачи науки уголовного права» в 1872 г. призвал выводить научные определения не из «абстрактного разума, а из действительной жизни». С этой точки зрения, преступление -«не акт свободной воли, а зависит от известных постоянных причин». Анализируя преступность, он пришел к выводу, что «главная причина преступлений - общественный строй. Дурное политическое устройство страны, дурное экономическое устройство общества, дурное воспитание и целая масса других условий - вот те причины, благодаря которым совершается большинство преступлений»4. Особо им подчеркивалось значение экономических факторов5.
Конкретизируя эти общие установки социологической школы, последователи М.В. Духовского стремились упорядочить накопившиеся знания о различных переменных, влияющих на уровень и
структуру преступности. В результате в трудах И.Я. Фойницкого, Е.Н. Тарновского и других, была обоснована классификация факторов преступности, включавшая в себя три их основных группы: 1) социально-экономические (безработица, уровень цен на хлеб, уровень образования и т.д.); 2) физические (время года, климат, географические особенности и т.д.) и 3) индивидуальные (пол, возраст, темперамент и пр.)6. По этой схеме и начало строиться преобладающее большинство исследований преступности, поскольку именно она была положена в основу статистических группировок факторов преступности.
Знаменательно, что эти труды появились ранее аналогичных трудов криминологов Запада. Однако вершиной развития дореволюционной социологической школы стал труд Х.М. Чарыхова «Учение о факторах преступности»7. Критикуя антропологические воззрения, он указывает, что вылечить преступника «современному буржуазному обществу ... совершенно не под силу, ибо в обществе, где добрая доля государственного бюджета поглощается милитаризмом, где выдвигаются вперед интересы не широких народных масс, а наоборот, обеспеченной группы привилегированных собственников, слишком рискованно искать столько человечности, которая смогла бы заставить общество перекроить свой буржуазный бюджет в интересах врачебного дела для широких народных масс»8.
Х.М. Чарыхов - и в этом его большая заслуга -отказался от деления всех факторов на «плохие», порождающие преступления, и «хорошие», преступных деяний не порождающие. Он исходил из диалектического характера взаимоотношений между переменными, справедливо полагая, что преступность порождается не столько самим по себе низким уровнем жизни, недостаточным образованием и т.д., сколько противоречиями общества и связанными с этим разрушительными воздействиями на гармоническое сочетание различных факторов9. Отсюда и важный практический вывод, сделанный М.П. Чубинским: «необходимо, чтобы правительство и общество энергично принялись, руководствуясь данными, собранными наукой, за трудную и долгую работу, направленную к ослаблению огромного социального зла, именуемого преступностью. Великая задача борьбы с преступностью не может быть решена с надеждой на успех без целого ряда социальных реформ»10.
1 Чиж З.Ф. Преступный человек перед судом врачебной науки. СПб., 1894. С. 4, 5-6, 13 и др.
2 Тарновская П.Н. Новые работы по криминальной антропологии. СПБ., 1892. С. 13; см. также: Тарновская П.Н. Женщины-убийцы / Антропологические исследования. СПб., 1909.
3 Таганцев Н.С. Русское уголовное право. Т. 1, СПб., 1909. С. 16, 10.
4 См.: Духовской М.В. Временник Демидовского юридического лицея. Кн. 4, Ярославль. С. 223, 225, 233.
5 Там же. С. 233.
6 См.: Фойницкий И. Влияние времени года на распределение преступлений / Судебный журнал. 1873. № 1-2; Тарновский Е. Изменение преступности в различных общественных группах / Юридический вестник. 1898.
7 См.: Чарыхов Х.М. Учение о факторах преступности. Социологическая школа в науке уголовного права. М., 1910.
8 Там же. С. 103.
9 Там же. С.14.
10 Чубинский М.П. Курс уголовной политики. СПб., 1909. С. 364.
85
Была заметна и та ветвь социологического направления, которая опиралась на марксизм. Придавая особое значение экономическим факторам, марксисты связывали успех борьбы с преступностью с уничтожением капитализма в результате пролетарской революции1.
Оценивая в целом дореволюционную россий-
скую криминологию, есть все основания утверждать, что она развивалась теми же путями, что и криминология Запада, и даже временами опережала ее. В результате ей удалось обосновать взгляд на преступность как социальное явление, выявить наиболее существенные факторы ее генезиса и дать им самую общую классификацию.
См., например: Сурский М. Преступность и экономические факторы // В кн.: Проблемы преступности. Харьков, 1924. С. 186.
